Текст книги "Бог войны"

Автор книги: Дэвид Гилман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Я собирался употребить его, дабы отчистить ржавчину со своего старого меча, сэр Гилберт.

– Сие не ржавчина, старый ты подслеповатый ублюдок, это засохшая французская кровь, – возразил тот.

– Ну надо же, должно быть, я перебил их больше, нежели думал. А теперь крепкого вам сна на постели, сэр Гилберт, и держите свой клинок покрепче, – откликнулся Николас, и этот грубый намек вызвал дружный взрыв смеха.

– Помоги Бог шлюхам, когда ты и Уилл Лонгдон кладете монету в их ладонь, – парировал сэр Гилберт.

– В их ладонь ляжет не только это, – подхватил Уилл Лонгдон.

– Беда в том, Уилл, – дружелюбно пнул его сэр Гилберт, – что шлюхи будут давать тебе сдачу с твоей монеты.

– Это потому, что им стыдно брать деньги с человека, который доставляет им столько удовольствия.

Окружающие загоготали, позволив сэру Гилберту вернуться к своим латникам.

– Найтингейл, довольно пить, – нацелил палец Николас Брей. Незачем лишаться сна ветерану. – Приготовься заступить в караул.

* * *

Всех сморил тяжелый сон. Путешествие по морю, трудная поездка верхом и засада взяли свою дань – как и забродивший сидр, способный дочиста объесть до самых костей крысу, свалившуюся в чан.

Найтингейл чувствовал себя несправедливо обиженным за то, что караульным поставили его, но треволнения дневной резни еще бурлили в крови, и он понимал, что вряд ли уснул бы, даже если бы остался среди спящих. Когда они вернутся к необстрелянным лучникам, дожидающимся на берегу, он уж порасскажет об атаке. За эль в таверне заплатят те, кто еще не сталкивался с опасностью. Молодым парням нужны советы лучников-ветеранов – и теперь он в их числе. Ветеран-лучник.

Распахнув камзол, он выудил украдкой вынесенный глиняный кувшин.

В ранний предрассветный час к амбару подкралась группа людей – не солдат, а вилланов[9]9
  Зависимые крестьяне.


[Закрыть], возмущенных предательством некоторых из нормандских баронов. Оружия для сражения с англичанами у них не было, но они не желали уступать, не попытавшись убить хотя бы нескольких захватчиков. Они следили, спрятавшись в саду неподалеку, как всадники и лучники обшаривают и захватывают их дома. Они не думали, что англичане так напьются, но к исходу ночи эта догадка наконец снизошла на них. Ветерок им способствовал, и они оказались с подветренной стороны от лошадей. Крестьяне не осмеливались пробраться слишком далеко в деревню из страха поднять на ноги лучше вооруженных кавалеристов, спавших поближе к своим коням во дворе усадьбы.

Селяне увидели, что двери амбара уже закрыты, на посту стоит лишь один человек и англичане внутри пребывают в неколебимой уверенности, что маловероятное вооруженное нападение могут запросто отразить кавалеристы и лучники, размещение которых в деревне превращалось в естественную западню для любых атакующих сил. Но эти селяне были вооружены только своей ненавистью к англичанам и предателю Готфриду д’Аркуру. Они помялись на месте. Кому из них достанет отваги подкрасться к часовому и заставить его умолкнуть? И застряли на этом вопросе – ввязаться в стычку не осмеливался ни один. А потом ответ пришел сам собой. Караульный поднялся на ноги с места, где сидел, прислонившись спиной к доскам амбара, и сделал несколько неуверенных шагов вперед, оставив лук у стены. Крестьяне переглянулись. Лучник был юн. И пьян.

Через несколько ярдов юноша остановился, и послышалось ровное журчание струи мочи, разбивающейся о землю. Один из крестьян, прихвативший в качестве оружия мотыгу, набравшись храбрости, шагнул из тьмы и с широким замахом ударил древком с металлическим наконечником лучника по голове. Юноша рухнул.

Ободренные этим успехом, вилланы тихонько подкатили к дверям амбара воз с сеном, чтобы никто из находящихся внутри не смог выбраться, и навалили сухое до хруста сено по всей его длине. Остальное доделают высокие сухие кусты и трава вокруг старого здания. Без единого звука они разлили сало перед главной дверью. Чиркнули огнивом, и ко времени, когда они скрылись под сенью леса, летняя трава и сухая, как порох, древесина уже полыхали вовсю.

Блэкстоун был погружен в глубокий сон. Он вытесал и уложил краеугольный камень для большой залы лорда Марлдона. Церемонию укладки посетили король и его сын, Эдуард Вудсток. Хвалебные речи превозносили мастерство камнетеса, суля ему богатство и вступление в гильдию каменщиков. Потом последовали большой пир и турнир. На вертеле жарился целый бык, скворча и истекая жиром. Дым ел глаза.

Он забарахтался, пробуждаясь. Густой удушающий дым заполнял амбар, и огонь жадно лизал стены. Где-то вдали за треском горящего дерева слышались людские крики и ржание лошадей. Он почти ослеп от едких слез, каждый вздох обжигал горло и легкие, повергнув его на четвереньки в корчах кашля. Натянув куртку на голову, он принялся шарить вслепую в поисках брата, но вместо того наткнулся на собственный лук в чехле. И принялся тыкать им в сено вокруг, как слепой нищий, пока не нащупал тело. Протянув руку, ощупал лицо. Заросший щетиной подбородок поведал, что это не Ричард, но он все равно пинал человека снова и снова, пока тот не проснулся. Страх быстро протрезвил его, и он поднялся, цепляясь за Томаса.

– Остальные! – крикнул ему Блэкстоун из-под своего подобия клобука. – Остальные!

Второй опустился на колени, натянув куртку на голову, как Блэкстоун, и начал шарить ладонями вокруг себя. Занявшийся пожар громадным рывком устремился к крыше. Жар скоро погубит их, если только постройка не рухнет прежде. Пробираясь на карачках, Томас нащупал кривое лицо брата и попытался поднять его, но отрок был чересчур массивен даже для Блэкстоуна. Его ладонь наткнулась на глиняный кувшин, и Томас плеснул жидкость брату в рот. Захлебнувшись, тот сел, пытаясь отдышаться. Блэкстоун тряхнул его, и отрок протянул руки, цепляясь за палочку-выручалочку, которой стал его брат.

Три человека сослепу набрели на них. На миг скучились, ища пути к спасению. В углу амбара стояла сельская телега, скрытая дымом. Огонь уже разбегался по ней, жадно набросившись на сало, которым были смазаны ее оси. Блэкстоун молча указал – заговорить значило вдохнуть раздирающий легкие дым. Телега казалась их единственным шансом. Если удастся толкнуть ее с достаточной силой сквозь пылающие деревянные стены, они смогут вырваться. Тлеющая солома кружила в воздухе, тяга огня засасывала ее с пола искрами, а с крыши, готовой вот-вот рухнуть, сыпались горящие щепки. Врата пекла уже разверзлись.

Они навалились на телегу всем своим весом, но, несмотря на силу лучников, телега даже не тронулась с места. Они отступили под укрытие ее широких дубовых досок. Блэкстоун прикрыл рот ладонью, пытаясь набрать воздуха в грудь.

– Там! – крикнул он, перекрывая рев пламени. – Тот угол! – и указал. Огонь полыхал повсюду, но один угол горел медленнее. – Его чинили! Это свежая древесина. Самое слабое место!

Времени у них не осталось. Он подбежал к обшивке угла, чувствуя, как шкворчат волосы и жар опаляет лицо, и врезался в нее плечом. Свежеспиленная, медленнее горящая древесина подалась на дюйм-другой. Повторил попытку, и на сей раз и брат врезался в доски своей массой. Древесина почти треснула. Двое других принялись пинками отшибать доски, и когда Ричард навалился плечом на самую разболтанную, та подалась.

Они сквозь пламя вылетели в ночь. Спотыкаясь и взахлеб ловя воздух ртами, тащили друг друга вперед, но потом вдруг, лишившись сил, снова повалились, сотрясаемые рвотными спазмами от дыма, с застланными слезами взорами. К ним бросились люди; сэр Гилберт схватил Блэкстоуна за одну руку, конник за другую, солдаты поступили так же с остальными уцелевшими и потащили их под защиту деревьев. Двое солдат прибежали от желоба с ведрами, окатив задыхающихся, дымящихся людей водой. Амбар рухнул, послав высоко во тьму огненный шар искр.

Блэкстоун лежал ничком. Когда взор его прояснился, перед глазами появились красные звезды, вкрапленные в небесную твердь и, мерцая, засасывающие души погибших. К груди он прижимал, как бесценный военный трофей, отцовский боевой лук. Кожаный чехол был опален, но оружие не пострадало. Чтобы остаться в живых, ему нужно везение, и в его душе глубоко укоренилось суеверное убеждение, что пока боевой лук останется в его распоряжении, удача будет оберегать его. Когда занялся рассвет, закопченные люди уставились на дымящийся амбар. Останки их товарищей невозможно было отличить от обугленной древесины. Уцелевшие жадно пили, пытаясь унять саднящую боль в горле.

– Сэр Гилберт! – позвал один из хобиларов.

Все обернулись туда, куда он указал. Джон Найтингейл на четвереньках выползал из кустов. Его волосы слиплись от засохшей крови, и он облевал землю и свой камзол. Усевшись на корточки, он тупо уставился на могильник, где совсем недавно его товарищи смеялись, чувствуя себя в полной безопасности.

Сэр Гилберт стремительно зашагал к нему, пока двое из его людей вздернули Найтингейла на ноги. Юноша сморщился.

– Воды, сэр Гилберт, воды. Если можно, – прохрипел он пересохшим ртом, чувствуя кислый привкус.

Сэр Гилберт схватил юношу за подбородок. Вонь блевоты и затхлого сидра подтвердили то, что он и так уже знал. Один из хобиларов, подняв глиняную бутыль, перевернул ее кверху дном. Изнутри не выкатилось ни капли.

– Дайте ему воды! – распорядился сэр Гилберт и повернулся к выжившим. – Этого человека поставили часовым?

Все, кроме брата Блэкстоуна, не способного услышать вопроса, отвели глаза.

Сэра Гилберта такой ответ не устроил.

– Брей выставил этого человека? – сграбастав Уилла Лонгдона за грудки, настоятельно вопросил он. Выбора у Лонгдона не было. Он кивнул.

Оттолкнув его, сэр Гилберт обернулся к Найтингейлу, отчаянно хлебавшему воду из бурдюка. Сэр Гилберт выхватил его.

– Где твой лук и колчан? Где твой окаянный меч, говно свинячье? И твой нож? – От грозного тона рыцаря кровь стыла в жилах. Блэкстоун чувствовал, что вот-вот случится что-то ужасное, наверно, даже ужаснее, чем уничтожение амбара.

– Найди веревку, – приказал Томас одному из своих людей. Сердце Блэкстоуна грохотало от собственного бессилия.

Найтингейл замямлил. Его одурманенный мозг до сих пор не мог постичь случившегося.

– Сэр Гилберт, не знаю. Я отошел поссать. Виноват, – пролепетал Найтингейл.

– Четырнадцать лучников мертвы, и господин Брей в их числе. Король ценит своих стрелков. Они – золото его короны. И они погибли, потому что ты никак не мог насосаться, будто подсосный поросенок у маткиной титьки. Люди пришли и забрали твое оружие. Люди пришли и перебили моих лучников! Из-за твоего небрежения!

Один из хобиларов завязал веревку и перекинул ее через толстый сук каштана. Двое других поволокли Найтингейла к ней. Юноша отбивался.

– Сэр Гилберт! Я вас молю! – Он почти вырвался. Страх протрезвил его рассудок, умножив силу его мышц лучника. Один из хобиларов двинул его по затылку, и так же внезапно, как начал отбиваться, он смирился с неизбежным.

– Я сожалею, – крикнул он пятерым лучникам, не тронувшимся с места. – Я сожалею, парни. Простите меня.

Ему быстро связали руки. Не было никакой церемонии. Просто двое хобиларов потянули за веревку, вздернув лягающегося, задыхающегося юношу в воздух.

Сэр Гилберт отвернулся.

– Ведите лошадей!

Блэкстоун не мог отвести взгляда от распухающего лица. Вздувшийся язык Найтингейла побагровел до синевы, из глаз потекла кровь, ноги отчаянно лягались, хоть и не так сильно, как мгновения назад.

Когда кавалькада проехала мимо него через пару минут, первая ворона уже села.

* * *

Никаких молитв по усопшим не произносили, да они и не требовались. За ушедших могут помолиться армейские священники, для того их и держат. Профессиональные солдаты лишь сплюнут, проклиная дьявола, поклянутся отомстить врагу и вознесут собственные молитвы благодарности, что еще живы, – а после поделят добычу погибшего товарища между собой. Чтобы выследить селян, ушло все утро. Те бежали на фоне горизонта по гребню, соединяющему два угла леса, и их силуэты видны были на целые мили.

Всадники, пустившиеся в погоню, окружили их. Крестьянин, прихвативший лук и колчан Найтингейла, попытался выстрелить, но смог натянуть лук лишь до половины, и от полетевшей стрелы было нехитро увернуться. Крестьян охватили страх и паника. Они залепетали по-французски, залившись слезами. Сэр Гилберт и двое его латников, спешившись, извлекли мечи из ножен. Никто не проронил ни слова. Гнев и месть подняли их мечи, и Блэкстоун увидел, как рыцарь и его люди крошат тела французов своими боевыми мечами.

Остался один. Он в мольбе преклонил колени перед сэром Гилбертом. Блэкстоун увидел, как его командир указал герб на своей накидке, назвал крестьянину свое имя – и велел ему бежать. Поначалу тот замешкался, но стоило сэру Гилберту поднять меч, как он исполнил приказание.

Предостережение побежит, как пламя в амбаре.

Англичане идут, и кровопролитие возглавляет сэр Гилберт Киллбер.

4

Сэр Гилберт и его люди вернулись в авангард армии Эдуарда, неуклонно наступавшей по полуострову Котантен, оставляя за собой выжженную полосу шириной в семь миль. Блэкстоун смотрел, как лавина движется через холмы, будто прожорливая гусеница, поглощая все на своем пути.

Как только авангард встал лагерем на ночлег, сэр Гилберт доложился Готфриду д’Аркуру и сэру Реджинальду Кобэму. Старый рыцарь с коротко остриженными седыми волосами был солдатом, спавшим в доспехах и делившим лишения с простым людом. Когда грянет бой, Кобэм возглавит нападение, а маршал армии – драчливый Уильям де Богун, граф Нортгемптон – будет криками ободрять рыцаря, бившегося с ним бок о бок уже не один год. Как раз упоение схватки и поражения врага и двигало такими людьми, как они и сэр Гилберт Киллбер.

– Сопротивления не будет, – отрапортовал сэр Гилберт. – Мы не ждем ничего, кроме единичных атак вроде той засады.

– Мы уже покинули полуостров. Надо ударить на восток и атаковать Кан, – сказал сэр Реджинальд. – Сей град торчит, как чирей на заднице. Его нужно вскрыть.

Граф Нортгемптон процарапал кинжалом две черты на земле.

– Это главное препятствие на нашем пути к Парижу; король это знает. Там надо сойтись для битвы, прежде чем можно будет двинуться дальше. Надо переправиться через Сену, а потом Сомму, и там дьявол возьмет нас в оборот. Оставлять у себя тысячи Бертрана за спиной мы не можем. Скорее на Кан, пока он не укрепил город еще больше.

– Сначала Сен-Ло, – вставил д’Аркур.

– Готфрид, нет смысла. Все мы знаем о твоей вражде с Бертраном, но у него довольно разума, чтобы сообразить, что город не удержать против нас, – возразил Нортгемптон.

– Если он там, я хочу насадить башку ублюдка на кол. Там зарезали троих моих друзей. Их черепа на воротах. Они были нормандскими рыцарями, присягнувшими на верность Эдуарду. Он жаждет мести ничуть не меньше меня. Сен-Ло, говорю я, а уж потом Кан, – упорствовал д’Аркур.

– Что ж, град богатый, – поглядел на графа сэр Реджинальд. – Там можно поживиться вином и тканями.

– Но это замедлит наступление! – не уступал Нортгемптон. – Этого-то Бертрану и надобно – задержать нас. Зубы Господни! С юго-запада подступает французская армия, а Филипп направляется, чтобы отрезать нас в Руане. Этот крюк в сторону отнимет у нас больше, чем принесет.

– Когда король узнает о его богатствах и участи верных ему людей, он захочет разграбить и сжечь Сен-Ло, – стоял на своем барон.

Сэр Гилберт хранил молчание, не располагая решительными доказательствами, что французские войска, изводящие их набегами, отправились оборонять богатый город. Граф Нортгемптон поглядел на своего рыцаря.

– Спорить тут почти не о чем, Гилберт, но у тебя, несомненно, есть свое мнение. У тебя оно всегда есть.

– Будь я Бертраном, я бы бросил Сен-Ло. Сэр Реджинальд прав, город богатый, и устоять перед искушением трудно, но Бертран побежит, как лис, которым он и прослыл. Он не оставит там войск, сразу занявшись укреплением Кана. Сен-Ло – наживка, чтобы заставить нас трепыхаться подольше.

– Но это жирный червячок, – уступил граф Нортгемптон.

Все повернулись, но Готфрид д’Аркур схватил сэра Гилберта за руку.

– Если мы будем атаковать Сен-Ло, для вас и ваших людей все обернется совсем иначе.

Все лучники, кроме Блэкстоуна, получили взамен своего оружия новые древки луков, покрашенные в белый цвет, из набитых ими обозных фургонов. Они испытывали луки, натягивая пеньковые тетивы, отвергая одно древко и беря другое, пока каждый не подобрал для себя самый подходящий лук. Те по большей части были изготовлены из английского ясеня и вяза – отличное оружие для любого лучника, но тисовому луку Блэкстоуна они и в подметки не годились.

Каждый взял еще две дюжины стрел в колчане и приготовился снова отправиться в разъезд с людьми, отобранными Элфредом, которого сэр Гилберт поставил сотником. Пережившие пожар пребывали в сумрачном расположении духа. Их товарищи погибли в амбаре, а друг Блэкстоуна стал гниющим трупом, болтающимся на широколистном каштане. Битва хотя бы сулит человеку шанс погибнуть, сражаясь с врагом, но умереть в западне, как крыса, сгорев заживо, – извращенные происки дьявола, попирающего волю Господа. Так что Бог не поможет никаким селянам, отданным на милость лучников – ее не будет.

Томас сидел вместе с братом и Элфредом, пока Уилл Лонгдон костерил трусливых французских ублюдков перед теми, кого взяли погибшим на смену.

– Блэкстоун! – гаркнул сэр Гилберт.

Томас подскочил на ноги, жестом велев брату остаться, и быстро зашагал к капитану, на пятке развернувшемуся к знаменам их командиров. Хромой д’Аркур пристально смотрел на поклонившегося юного лучника, но взор Блэкстоуна был устремлен мимо нормандца. В двадцати шагах далее, беседуя с сэром Ричардом Кобэмом и графом Нортгемптоном, стоял молодой принц Уэльский. Его шатер уже возвели, и слуги хлопотали, пока кашевары занимались стряпней. У Томаса побежали слюнки. Он уж и забыл, когда отведал мяса в последний раз. Дюжина рыцарей держалась на почтительном отдалении от принца, но было ясно, что они там для защиты наследника трона. Теперь, находясь к нему гораздо ближе, чем в церкви, Блэкстоун смог разглядеть тонкие черты юноши куда яснее.

– Твой капитан говорит, что ты искусен; что твой отец был лучником, женившимся на француженке, и что она была не шлюхой, и что ты говоришь по-французски. И что у тебя есть голова на плечах, – сказал д’Аркур.

Блэкстоун не мог не задуматься, какие жизненные перипетии предрешили их участь. Быть может, у Бога все-таки есть свои любимчики. Юноша выглядел сильным, но сумеет ли он часами подряд размахивать мечом, как Блэкстоун махал молотом камнетеса? Быть может, ждать подобного от юного принца, которому только предстоит показать себя в бою, это уже чересчур. Быть может.

Сэр Гилберт наотмашь влепил ему подзатыльник.

– Очнись! Господин к тебе обращается. – Поморщившись, сэр Гилберт поглядел на д’Аркура. – Прощения прошу, мой господин, быть может, я сделал неверный выбор. Возможно, было лучше взять его тупого быка братца. Оный строптив лишь по скудоумию.

Готфрид д’Аркур пропустил его слова мимо ушей, глядя на Блэкстоуна, покаянно преклонившего колено.

– Простите меня, мой господин.

– Простолюдины редко подходят к королевскому сыну настолько близко. Встань, – приказал д’Аркур. Томас повиновался, но не поднял глаз из страха показаться дерзким.

– Ты будешь служить своему принцу? – спросил д’Аркур Блэкстоуна. – Погляди на меня, отрок.

Блэкстоун взглянул в темно-карие глаза человека, которого большинство во Франции, кроме остальных феодальных владык Нормандии, считали предателем.

– Буду, мой господин. Всем, чем располагаю.

– А располагаешь ты, по словам сэра Гилберта, способностью пользоваться тем, что у тебя между ушами. И знаниями, как устроены крепости.

Томас всего-то тесал камни для имения лорда Марлдона, ничего больше, но умел читать планы и понимал строительную геометрию. Идет ли это в зачет? Очевидно, сэр Гилберт считал, что да, и, отрицая это, юноша наверняка выставил бы сэра Гилберта в дурном свете.

– Располагаю, мой господин.

– Тогда ты знаешь, где могут быть слабые места. И как проломить такое место.

Блэкстоун толком не понял, утверждение это или вопрос, и просто кивнул.

– Тогда поедешь с сэром Гилбертом в Кан. Мы завтра зададим трепку Сен-Ло, но Бертран поджидает нас с четырьмя тысячами латников вкупе с генуэзскими арбалетчиками, а миряне готовы постоять за Кан. Если они решат оборонять город, мы не можем себе позволить там задерживаться. Я не видел его с той поры, как был изгнан в Англию. Нам нужен твой взор, чтобы отыскать самые слабые места в обороне. Штурм возглавит принц. Мы должны захватить город, но крепость неприступна. Ты посмотришь, что можно захватить.

– Так точно, сэр Готфрид.

Еще раз посмотрев на него долгим взглядом, д’Аркур извлек из мошны серебряный пенни.

– Сегодня день святого Христофора[10]10
  24 июля.


[Закрыть]. Святого, который был силен, прост, добр и предан одному делу – служению Господу через служение ближним. Ты спас жизни в засаде и в амбаре, юный Блэкстоун, потому что пустил в ход свои инстинкты. Или свой разум? Поглядим. Вот твоя награда. – Он подбросил монету, и Блэкстоун поймал ее.

Кивнул сэру Гилберту и повернулся прочь.

– Благий мученик Иисусе, ты получил награду, даже задницы не почесав. Ступай назад к Элфреду, вели ему запасти пропитание и свежих лошадей. У нас впереди три десятка миль, – раздраженно проворчал сэр Гилберт, беззвучно чертыхнувшись, что его лишают возможности принять участие в разграблении. Сен-Ло действительно богатая добыча. Менее заслуживающие того люди, даже простые солдаты, будут грузить в обозные телеги ткани и богатства горожан.

– Спасибо вам, сэр Гилберт.

– За что? – нахмурился рыцарь.

– Должно быть, вы рассказали маршалу о засаде.

* * *

Брат Томаса сидел с четырьмя людьми, которых Блэкстоун прежде не видел, пришедшими на смену погибшим лучникам. Те играли в кости, и один из них – мужчина с изъеденным от разврата и пьянства лицом, исковерканным шрамами от кабацких драк и военных сражений, осклабив черные пеньки зубов, похлопал брата Блэкстоуна по плечу.

– Ты опять выиграл, осел, – сказал он, бросая кости в кожаный стаканчик и тряся его перед носом отрока. – Слышишь ты это, немой ублюдок, косточки тебя ждут. Валяй, малый, – и потер указательным пальцем о большой, подзуживая Ричарда сделать ставку.

Подойдя к группке, Томас коснулся головы брата. Подняв голову, отрок ухмыльнулся, мычанием выражая радостное волнение от того, что находится с другими и что перед ним лежат две серебряные монетки.

– Пошли, – тихонько промолвили Блэкстоун, делая брату знак рукой.

Ричард издал новый невнятный звук и приподнял два сребреника. Он выигрывает, так зачем же уходить?

– Надо, – настаивал Томас, легонько потянув брата за рукав, но отрок непокорно отдернул руку.

Новички уставились на Блэкстоуна.

– У него наши деньги, – изрек обладатель черных обломков зубов, на сей раз без улыбки. – Нам нужен шанс вернуть их.

– Вам известно, что он не слышит и не говорит. Вы дали ему выиграть, и кроме этого, у него ничего нет.

– Оставь его. Все промышляют. И у него чего-нибудь да есть, – прорычал тот.

– Нет, нету.

Наклонившись, Блэкстоун схватил монеты и швырнул их заводиле на колени. Но прежде чем тот успел встать, Ричард дернул Томаса за руку, и тот, не удержавшись на ногах, упал наземь. Все бросились врассыпную, предвкушая драку, и обступили двух лучников кольцом.

Блэкстоуна это застало врасплох. Вес Ричарда на груди вышиб из него дух. Брат редко выказывал норов. Когда он был куда моложе, отец часами укрощал бешенство и негодование мальчика. Ричард еще ни разу не набрасывался на него.

Ричард сильнее, тут уж сомневаться не приходится. И впервые в жизни Томас увидел во взоре брата нечто такое, что его напугало. Гнев помрачил мысли отрока. Оковы сдержанности были сброшены. Блэкстоун не мог свалить бремя со своей груди и плеч. Брат кивал и склабился. С его уродливой челюсти капали слюни. Он сильнейший. Может, лучший. Отрок оглянулся на окружающих и из своего беззвучного узилища увидел, что они шевелят губами и орут с искаженными лицами, стискивая кулаки, подзуживая его избить поверженного.

Блэкстоун не шевелился, намеренно не оказывая сопротивления. И взор брата прояснился, как только осознание смыло ярость. Он откатился прочь, замахнувшись на глумящуюся толпу, как цепной пес, бросающийся на мучителей. Лучники попятились. Томас поднялся на ноги. Брат встал перед ним, и Блэкстоун бережно отстранил его.

– Заберите свои деньги. Оставьте его в покое, – бросил он игрокам.

Когда братья направились к лошадям, привязанным на опушке, Элфред, видевший стычку, подошел к пополнению.

– Приготовьтесь. Возьмите соленую треску из обоза. На два дня. Как тебя зовут? – указал он на изъеденного.

– Скиннер из Лестера.

– Лучше оставь глухонемого в покое. Отроки – братья. Присяжники сэра Гилберта.

Подняв свой колчан и сунув монеты в кошель, Скиннер сплюнул.

– И что с того?

* * *

Ричард смаргивал слезы, переполнявшие глаза. Блэкстоун держался поодаль, оставаясь в нескольких шагах, пока его брат зачехлял новый лук и проверял свою котомку, а потом хлопотал с седлом. Сколько же раз Томасу хотелось услышать болтовню из уст брата на манер Джона Найтингейла, который мог рассказывать байки и беззаботно смеяться? Впрочем, теперь уж о нем речи нет. Подойдя к Ричарду, дожидавшемуся в тени дерева, Томас протянул руку и положил ладонь на сердце брата. Несколькими простыми жестами изобразил мать, баюкающую дитя. Трижды открыл ладонь. Трижды по пять пальцев. Вынул пенни из своего кошеля и отдал ему. Сегодня пятнадцатый день рождения Ричарда Блэкстоуна. Наклонился и поцеловал брата в уста. Большего знака любви он выказать не мог. Теперь его брат достиг законного возраста, чтобы идти на войну.

Элфред ехал во главе лучников. Роджера Окли назначили вентенаром – командиром двух десятков человек, – и Томас с Ричардом попали в его роту. Сэр Гилберт возглавил хобиларов. Небольшой разведывательный отряд стал королевскими глазами. Хотя сэр Гилберт предпочел бы послужить королевской десницей, сжимающей меч. От горящих и брошенных деревень и сел на пути особого удовольствия не жди. Как только война минует, эти саманные и плетеные хижины легко отстроить, и жители вернутся к своему жалкому существованию. Крестьяне угнали скотину прочь от наступающей армии, чтобы не дать орде прокормиться от земли. Где пшеницу и ячмень уже убрали и накосили сено для скота, их либо увезли, либо сожгли, прежде чем их успеют захватить солдаты. Уничтожили очередную деревню. Всадники пустились вскачь. Скиннер ехал рядом с Ричардом, с хохотом крутя факел и подуськивая отрока швырнуть свой. Это длилось лишь мгновение, но Блэкстоун перехватил его взгляд, прежде чем Скиннер, дернув поводья, развернул лошадь и галопом понесся мимо пылающих домишек. Томас понимал, что попытка игрока сдружиться – сплошное притворство; он пытался подбить Ричарда присоединиться к нему только ради забавы, ничего более. Блэкстоун обещал отцу, что Ричард всегда будет рядом, что будет отвечать за брата. И держит обещание. Война свела вместе людей самого разного толка, а многие из их родного края погибли. Эти новые лучники не любят посмеяться в дружеской компании. Они другие – как волки.

Завизжала свинья, выскочив из укрытия. Один из хобиларов, опустив пику, пронзил извивающееся тело; свинья, пусть и мелкая, все равно трофей и накормит хобиларов, пока другим придется довольствоваться соленой рыбой.

Блэкстоун швырнул горящий факел на соломенную кровлю одной из хижин, ничуть не отличавшейся от домов его родной деревни. И чувство сожаления в нем сменилось замешательством. «Неужто дело в уверенности, вселяемой ролью лучника, – или в чем-то другом?» – гадал он. Что бы то ни было, он знал, что, будь это его деревня, его лук был бы натянут и к этому моменту половина из этих двадцати человек были бы уже мертвы. Он бы сражался за свой дом. И свою свинью.

* * *

Плюмажи дыма закоптили горизонт. Каждое здание на пути наступающей армии сгорело. Английский король хотел, чтобы его враги знали: все и вся, что встанет у него на пути, будет уничтожено. Местность была превращена в пустыню, люди вынуждены были бежать в города, умножая проблемы обороняющихся французов. Авангард принца прокатился через Сен-Ло и достиг Кана вскоре после рассвета на следующий день. Сэр Гилберт хотел, чтобы его люди поели и были готовы к бою. Разжигать костры в ту ночь запретили, чтобы не выдавать позиции. Пусть хобилары и обзавелись свининой, зато стрела с широким наконечником, какими лучники убивают в бою лошадей, завалила овцу, которую разделал Скиннер, будучи по ремеслу мясником. Свежая баранина вместо соленой рыбы куда лучше наполнила желудки для предстоящего сражения.

Сэр Гилберт взял Блэкстоуна, чтобы подъехать к городу. Они остановились где-то в миле от стен на юго-востоке, чтобы посмотреть, где ожидать наиболее ожесточенного сопротивления обороняющихся.

– У нас не хватит войск, – произнес Томас, увидев городские стены, скалами возносящиеся из заболоченной местности с вьющимися по ней Орном и Одоном. Стены с могучими контрфорсами[11]11
  Вертикальные ребра, усиливающие стены.


[Закрыть] и башнями щетинились вооруженными людьми; бастионы с коническими крышами позволят французам осыпать английские войска арбалетными болтами. Англичан ждет бойня. Знакомые с городом лучники поведали ему, что Кан – величайший город Нормандии после Руана; там живут десять тысяч, а вместе с армией Бертрана и генуэзскими арбалетчиками он может превратиться в смертельную ловушку для вторгшейся английской армии. На башнях, шпилях и крепости Вильгельма Завоевателя в северной части города развевались знамена. Несколько речных каналов и прилегающие топи защищали и город, и южные пригороды, по виду домов и садов которых Блэкстоун счел их богатейшей частью города. Он обшаривал стены города взглядом в поисках слабых мест, но даже там, где они были, защитники города выкопали рвы и поставили частоколы. Могучий замок на северном конце города приковал к себе его взгляд. Блэкстоун понял, что над ним трудилось не одно поколение каменщиков.

– Без осадных машин эту крепость не взять, – сказал он сэру Гилберту, не отводя глаз от широко раскинувшегося города.

– Осаду король устраивать не станет, попросту нет времени, но оставлять французские войска в тылу тоже нельзя. Мы должны двинуться на север и переправиться через Сену к Парижу. Уж будь покоен, французы будут оборонять каждый мост или сломают его. Они хотят задержать нас там, чтобы с юга подоспела армия Филиппа. – Он выковырял кусочек мяса, застрявший между зубами. – И тогда, юный Блэкстоун, нас поджарят, как мы ту свинью.