Текст книги "Избранные произведения в 5 томах. Книга 4. Рассказы"

Автор книги: Дэвид Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Верно, – засмеялся Джек, – ты мой первый товарищ.

– Так оно и есть, старина.

Джек показал Монике кусочек металла и поведал ей о перспективности руды. Силы Моники, чуть было не отнятые крепышами-близнецами, понемногу восстанавливались. Джек проявлял к ней большую заботливость. Прежде всего, нужно было ее хорошенько поправить. И со свойственной ей невероятной жизнеспособностью она снова стала расцветать. Дети поглощали все ее время. Старшие никогда не доставляли ей особой радости. Но с этими она возилась, как кошка с котятами. Она почти забывала ради них Джека. Он мог часами пропадать с Томом и Ленни. Даже золото не особенно прельщало ее. Но у нее было еще другого рода развлечение. Она могла снова важничать перед Томом и Ленни. Девушкой она держала себя в Вандоу, как королева. И чувствовать себя перед ними униженной было бы ей нестерпимо.

Теперь этого больше не требовалось. Муж ее был генерал и от него она имела близнецов. В его руде было золото. Разве, после всего этого, она не имела права снова держать себя с ними как королева? У нее скоро вошло в привычку, говоря о муже, называть его генералом.

– Где генерал? Он не пришел с вами?

– Он делает парад своим войскам, – насмешливо отвечал ей Ленни. Вслед за его словами появлялся Джек в своих старых лохмотьях, которые чинил ему вернопреданный Ленни. Моника так и не приучила себя к этим ничтожным, повседневным работам.

ГЛАВА XXIV
Предложение

Уже месяцы они работали на руднике, а жила все еще не была выработана. Они старались говорить о ней как можно меньше, но слух о золоте все-таки распространился.

Все трое должны были разбогатеть, а Джеку доставалось прямо-таки огромное состояние. Ореол удачи окончательно закрепил за ним прозвище «генерал». Среди всего этого благополучия пришел еще один довольно комичный подарок капризной Фортуны. Передаточной инстанцией снова явился мистер Джордж. Официальным тоном сообщая приятную новость, он одновременно пересылал полученное им письмо следующего содержания:

«Уважаемый сударь!

В первых строках своего письма шлю я вам свой почтительный привет и благодарение богу ваш дядюшка в субботу ночью изволил тихо скончаться. И хотя не мне надлежит вашей милости это сообщить, но я как ваш преданный слуга берусь за перо и что они скончались безо всяких страданий. И без сквозняков, хотя нам разрешили снять балдахин и читать вслух святое писание. А именно 24 псалом и приготовил также чернила и бумагу, чтобы написать вам и они еще долго были больны. Доктор написал красивое свидетельство о смерти, только, с позволения сказать, мы не поняли его, потому там все написано по-латыни и так что еще, с позволения сказать, наш барин был не в своем уме, упокой господи его душу. Но мы похоронили его честью и городской писарь был здесь насчет завещания, которое они написали, когда ваша милость была здесь. И все у нас в полной сохранности до вашего приезда, чему почтительнейше радуются ваши покорные слуги.

Эмма и Амос Лэвис».

Джек и Том покатывались со смеху над этим посланием, так живо напомнившим им их путешествие.

– Ура, генерал! Теперь у тебя ко всему прочему прибавилось имение, – воскликнул Том.

В своем письме мистер Джордж извещал, что Джон Грант был сыном старшей сестры матери Джека, что он всю свою жизнь страдал припадками сумасшествия, но что в один из моментов просветления он подписал составленное Ракеттом завещание, что документ этот признан действительным и что Джеку надлежит приехать в качестве законного наследника и вступить во владение.

– Не надо мне этого унылого гнезда, – сказал Джек. – Пускай поступает в казну.

– Не валяй дурака! – возразил Том. – Ты был там в темную ночь, взгляни теперь как оно выглядит при дневном свете. А если и тогда не понравится, то продай или сдай в аренду, но не уступай казне.

Таким образом Джек через две недели нехотя покинул рудник и отправился в Перт. Он считался уже богатым и известным в колонии человеком. Он горделиво ехал на красивом коне, в хорошо сшитых верховых брюках, заткнув за пояс пару пистолетов, повязав шею шелковым платком. На голове красовалась мягкая, фетровая шляпа с широкими полями, которая, в довершение к остальному костюму, делала его одновременно похожим и на золотоискателя, и на джентльмена, и на поселенца, и на разбойничьего атамана. Возможно, что в нем и была частица от каждого из них.

Мистер Джордж принял его с распростертыми объятиями, да и Джек был рад повидать старика. Он поселился у него в своей прежней комнате; та же старая кухарка готовила и подавала им. К чаю пришли, сильно пополневшая и еще более морщинистая тетя Матильда, Мери и мисс Блессингтон. Мери так и не вышла замуж за Блессингтона, но с дочерью его, превратившуюся в худенькую, благовоспитанную, застенчивую барышню, осталась в дружеских отношениях. Мистер Блессингтон остался вдовцом и, по мнению тети Матильды, все еще дожидается Мери. Мери отклонила робкое и несколько неуверенное предложение Тома. Том все еще опасался последствий своего злополучного брака.

Пожимая руки Мери, Джек почувствовал, что сердце его учащенно забилось. Говорят, что у сердца короткая память. Но когда, при виде Мери, горячая волна охватила его, он понял, что не забыл ее.

С тех пор, как Моника принадлежала ему, родились близнецы и он был занят рудником, женщины не существовали для него. Но теперь в нем пробудилась смутная мысль: «Хочу Мери второй женой». Он вовсе не хотел бросить Монику. Моника оставалась Моникой. Но и эта была ему нужна.

Тетя Матильда совсем по-старому приветствовала «милого мальчика». Но он себя вовсе не чувствовал «мальчиком» и тетка не знала как ей быть.

– Милый мальчик, как переносит Моника ваш нездоровый климат?

– Спасибо, она совсем поправилась.

– Бедное дитя, я надеюсь, что вы перевезете ее в Перт в уютную обстановку, где дети смогут получить хорошее воспитание. Какое счастье для вас, что руда оказалась такой доходной. Теперь вы сможете выстроить себе здесь дом и радовать нас своим обществом, как это сделал в свое время ваш очаровательный отец.

– Нет, сударыня, – весело ответил Джек, – я не перееду в Перт.

– Но почему же нет, мой милый? Неужели вы лишите нас своего милого общества и уедете в Англию?

– Нет, в Англию я тоже не поеду, – улыбнулся Джек.

– Что же вы собираетесь делать?

– Остаться пока на руднике.

– Ах, но ведь рудник не на вечность. Не растрачивайте, милый мальчик, в пустыне все ваши способности и обаяние, если это не вызывается необходимостью. Приезжайте и привозите в Перт всю вашу семью. Мери жаждет увидеть близнецов и милую Монику. И мы все также…

Джек продолжал улыбаться.

Нет, он ни на йоту не уступит больше эти жалким светским людишкам.

– Сколько у вас детей? – вдруг бестактно спросила тетя Матильда.

– Моих – только близнецы, но есть, разумеется, еще Джейн.

– Джейн? Джейн? Кто это Джейн?

– Джейн – это дочь Казу. Первенец Моники. – Все содрогнулись, как будто в комнате разорвалась бомба. Мисс Блессингтон покраснела до корней волос, Мери принялась разглядывать собственные ногти, а тетя Матильда возмущенно застыла в позе идола.

– Какая она? – тихо спросила Мери.

– Кто? Джейн? Она – презабавный маленький человечек. Я очень люблю ее. И мне кажется, что она на всю жизнь привязалась ко мне.

– Неужели ты судишь людей по тому, привязаны они к тебе, или нет?

– Возможно, что так. Первое качество в жизни – это храбрость, а верность – второе.

– Верность? – спросила Мери.

– Ах, я ведь не говорю о необдуманной верности на словах, я хочу сказать: верность своему внутреннему чувству.

– Я думаю, что верность – очень трудно разрешимый вопрос.

– То есть почему? – вмешалась тетка. – Даешь слово и держишь его.

– Да ведь речь идет не о верности слову, – сказал Джек. Он думал о Мери.

– Тогда мне это непонятно.

– Что тебе непонятно, Матильда? – спросил входящий с деловыми бумагами мистер Джордж.

– Молодой человек учит меня житейской мудрости. Храбрость – это самая большая добродетель. Не угодно ли вам!

– Что же, – любезно возразил Джордж, – храбрость вещь неплохая.

Он принес все бумаги, касающиеся нового владения. Джек начал довольно рассеянно просматривать их. Среди бумаг находилась чековая книжка Западно-Австралийского банка на сумму в четыреста фунтов девятнадцать шиллингов и шесть пенсов.

Джек рассказал о своем визите на ферму и о дядюшке под зеленым балдахином. Все смеялись.

– Вначале у бедняги была тяжелая болезнь. Но, несмотря на неё, он стал хорошим фермером, а в периоды выздоровления даже смышленым дельцом.

– Бабушка Эллис рассказывала мне о нем. Она говорила мне также о старшей сестре моей матери и об отце этого безумца, но…

Мистер Джордж холодно и сурово взглянул на него:

– Отец этого человека был англичанином, который много важничал, что не помешало ему, однако, соблазнить девушку, бросить ее и жениться на другой.

Джек вспомнил. Это ведь был отец Мери, седьмой сын лорда Хавордса. Какая путаница!

– Какая кутерьма царила, должно быть, здесь пятьдесят лет назад! – мягко заметил он.

– Как тогда, так и теперь.

– Мне часто вспоминается бабушка Эллис, – сказал Джек. – Она была мудрой женщиной.

– Знаете, кому я верен? – обратился он вдруг к обеим женщинам. – Я верен только самому себе. Мое внутреннее «я» указывает мне мой путь, заставляет страшиться только его, а не людей. И если бы я действительно почувствовал, что мне нужны две жены, то я и взял бы их.

– Да вы просто-напросто описываете дьявола, который толкает вас на такие вещи, – сказала тетка. – Такие мерзости нельзя произносить даже в шутку.

– Вас еще в тюрьму засадят за многоженство, – заметил мистер Джордж.

Джек рассмеялся. Ему доставляло удовольствие переполошить их всех. Он сам удивлялся своей откровенности. Сначала вид Мери привел его в смятение, теперь же глупое самодовольство и самоуверенность тети Матильды и всех этих светских людей еще больше подзадорили его.

Старик Джордж немного побаивался Джека, который беспокоил его. Но одновременно он наслаждался его присутствием. Когда речи Джека, звучали слишком дерзко, он смущенно снимал очки и, точно ослепленный, протирал глаза.

– Не глядите на меня так сурово, мистер Джордж! Я все-таки знаю жизнь лучше, чем вы!

* * *

Джек уговорил Мери поехать с мистером Джорджем и с ним на новую ферму. Она и старый адвокат ехали в экипаже, а Джек верхом. Было приятно снова очутиться в лесу. Погода стояла дождливая, пахло землей и чудный аромат опьянял Джека.

Он решил бросить рудник. Руда все равно истощалась. Он мог предоставить ее Тому. Но в таком случае надо было выбрать что-нибудь другое. Например, устроиться на новой ферме. Она была расположена в горах, недалеко от Перта и Вандоу; климат по своей мягкости напоминал английский, лесу было сколько угодно. Джек наслаждался поездкой и обилием зеленых деревьев. Про себя он думал, что хорошо бы построить новый дом, а старый предоставить Мери. Да, это была блестящая мысль!

Эмма и Амос радостно вышли им навстречу. Это тоже были верные люди. Джек помог Мери выйти из экипажа.

Они пошли осматривать имение. Новое место, новая ферма всегда вызывали в ней живой интерес, как будто бы она сама собиралась приняться за новое дело.

– Тебе не кажется, что это место подошло бы для нового дома? – спросил он ее. – Вон там, у той группы деревьев. В южной части сада.

Она внимательно осмотрела место и высказала свое компетентное мнение.

– Ты должна мне во всем помочь, – сказал он. – Моника слишком равнодушна. Не хочешь ли тоже построить здесь дом и заведовать всем? Если предпочитаешь – можешь поселиться в старом.

– Это было бы чудесно, чудесно! Иметь свой собственный дом и кусочек земли!

– В таком случае нет ничего проще.

– Как хорошо! – воскликнула она.

Он видел, что Мери мечтает исключительно о доме, о земле, и о своей роли «тетушки» для Моники и детей. Она храбро и решительно собиралась начать свою стародевичью жизнь. Но это совершенно не входило в его расчеты. Такая «тетушка» ему вовсе не была нужна.

Они направились к дому и осмотрели его. Дом Мери понравился. Все слегка обветшало, но содержалось в чистоте и аккуратности. Эмма пекла пирожки и по комнатам разносился тонкий запах подгорелого теста. Мери зажгла лампу в маленькой гостиной, пододвинула стул и уселась за стол разглядывать альбом с фотографиями. Взглянув на первую фотографию, Джек невольно вздрогнул: он увидел читающую старую даму в кружевном чепце и пышном шелковом платье; старый господин в белых брюках, старомодном сюртуке и бакенбардах стоял, небрежно облокотившись на ее стул. Такая же фотография красовалась на почетном месте в альбоме его матери: ее родители.

– Взгляни-ка! Это мой дед и бабушка. Тот самый, который отрезал ногу бабушке Эллис!

Мери внимательно посмотрела на фотографию.

– Какой он, по-видимому, был властный человек. Надеюсь, что ты не такой.

Мери перевернула страницу и увидела портрет двух молодых дам. Кто-то крестообразно перечеркнул лицо одной из них. Это, вероятно, были тетки Джека.

– Не его ли это мать? – спросила Мери. – Как она хороша!

Джек взглянул на портрет молодой женщины. В своем пышном платье и изящных локонах она совсем не выглядела чьей-либо матерью.

Подняв голову, Мери увидела в зеркале лицо Джека, строго сжатый, но слегка насмешливый рот, раздувшиеся ноздри и пристальный, самоуверенный взгляд. Это властное лицо было новым и почти испугало ее. Ее бросило в жар при мысли о том, как близко он стоит от нее.

Перевернув еще одну страницу, она слегка вскрикнула. Там была фотография молодого франта с опущенными черными усами, с черными бакенбардами и с большими черными, томными глазами. Он был снят с тросточкой в изысканно-сентиментальной позе. Над карточкой было написано каким-то странным почерком:

Досточтимый Джордж Рат

Проклятый отец.

– Ах! – воскликнула Мери и закрыла лицо руками. Она, очевидно, узнала в молодом франте своего отца.

– Ты уже видела когда-нибудь эту фотографию?

Но Мери, закрыв лицо руками, была не в силах выговорить ни слова.

– Не мучься понапрасну, – сказал он ей. – Все мы более или менее одинаковы. Совершенных людей нет.

Мери встала и вышла из комнаты. Через несколько минут пришел мистер Джордж.

– Что случилось с Мери? – недоуменно и с досадой спросил он.

Джек пожал плечами и показал фотографию. Старик нагнулся, взглянул на нее и рассмеялся. Затем положил ее к себе в карман.

– Да, надо признаться, все женщины бегали за ним по пятам. Мать Мери была безумно влюблена в него, когда ему было далеко за пятьдесят. А женился на ней потому, что она считалась богатой невестой. Но бедняжка умерла слишком рано и он ничего не получил, равно как Мери, потому что была его дочерью.

Старик насмешливо улыбнулся.

– Он умер в Сиднее несколько лет назад. Бедняжка Мери вне себя. Мы всегда скрывали от нее это.

– Пусть привыкает! – сказал Джек, которому не понравилась сентиментальная легенда старика.

– К чему привыкает?

– Надо же ей когда-нибудь пожить собственной жизнью.

– Что вы хотите сказать? Такого рода жизни она, пока я жив, вести не будет.

– Что же, ей в таком случае оставаться старой девой?

– Вот еще! Старой девой! Она выйдет замуж, если захочет!

Они пошли в кухню, где был накрыт вечерний чай. Мери поджидала их. Она вполне овладела собой, только была грустнее обычного.

Джек подсмеивался над ней и поддразнивал.

Как только кончили ужинать, Джек встал и пошел посмотреть свою лошадь. Мери взглянула на него, когда он брал шляпу и фонарь; ей не хотелось, чтобы он уходил.

– Ты не надолго?

– Разумеется, нет! – Но в сущности он рад был уйти. Ему не сиделось с Мери и стариком. Он бродил взад и вперед по конюшне, намереваясь устроиться в ней на ночь. Хижина на руднике была ему больше по вкусу. От убранства буржуазных квартир его просто тошнило. Он никогда не сможет жить на этой ферме. Вся атмосфера не нравилась ему. Он задыхался в ней. Его тянуло опять либо на Север, либо на Запад.

Внезапно он услышал чьи-то шаги; к нему пробиралась Мери:

– Случилось что-нибудь с лошадью?

Она заметила разложенное на соломе одеяло.

– Кто здесь спит?

– Я.

– Позволь принести тебе, по крайней мере, простыни! – воскликнула она. – Дай хоть прилично постелить тебе.

Он рассмеялся.

– Что это значит «приличная постель»? Разве эта – неприличная?

– Неудобная, – с достоинством ответила Мери.

– Для меня удобно. Я ведь не приглашал тебя спать здесь.

– Ты больше не придешь? – спросила она, направляясь к двери.

– Разве здесь не лучше? В доме как-то душно. Послушай, Мери, я не думаю, что смогу жить здесь когда-нибудь.

– Что ты собираешься в таком случае делать?

– Право, не знаю. Это я выясню, когда вернусь на рудник. Но не хочешь ли ты получить это имение? Я отдам тебе его, если хочешь. Ты, в сущности, самая близкая родственница покойного.

– Почему ты хлопочешь обо мне?

– Я вернулся ради тебя. Я же говорил тебе, что приду за тобой. Вот я и пришел.

– Ты теперь женат на Монике.

– Конечно. Но леопард ведь не меняет шкуры, когда уходит со своей самкой в логовище, Я сказал, что приду и пришел.

– А Моника? – насмешливо спросила Мери.

– Моника? Да, она, как тебе известно, моя жена. Но не единственная. Почему нет? Она ничего от этого не потеряет!

Они молча пошли обратно в гостиную, где мистер Джордж читал какие-то бумаги.

– Я все обдумал, мистер Джордж, – сказал Джек, – и решил, что я здесь жить не буду. Я отправлюсь на северо-запад и займусь там скотоводством. Это мне больше по вкусу, нежели хлебопашество и молочное хозяйство. Поэтому это имение я предлагаю Мери. Пусть она им распорядится по своему усмотрению. У меня такое чувство, что эта ферма по праву принадлежит ей.

Мистер Джордж давно уже втайне лелеял эту мысль и испытывал досаду, когда Джек так спокойно вступил во владение.

– Разве можно раздаривать такое имущество?

– Почему же нет? Денег у меня достаточно. Я гораздо охотнее подарю ферму Мери. Но если Мери не пожелает принять от меня это имение, то прошу вас кому-нибудь продать его.

– Я во всяком случае отказываюсь, – заявила Мери.

– Это еще почему? Что за глупости, если молодой миллионер желает тебе преподнести владение!

– Не хочу, не хочу! – раздраженно повторяла Мери.

– Мери, – сказал Джек, – пойдем на воздух, послушаем, как поет соловей.

– Пойди ненадолго, если хочешь, – согласился старик.

Она нехотя пошла за Джеком по двору в сторону конюшни. У двери она остановилась в нерешительности.

– Приходи ночевать ко мне в конюшню! – сказал он ей необычайно низким, грудным голосом и с замирающим сердцем.

– Ах, Джек! – жалобно воскликнула она. – Ты женат на Монике – я не могу – ты принадлежишь Монике. Зачем ты мучаешь меня?

– Я вовсе не мучаю тебя. Приходи ко мне. Я тебя тоже люблю.

– Но ты любишь и Монику?

– Я буду любить ее в свое время. Теперь я люблю тебя. Я не разбрасываюсь. Сперва у меня одна, потом другая. Приходи в конюшню ко мне и к лошадям.

– Перестань мучить меня! Я ненавижу себя. Ты хочешь сделать из меня рабыню!

– Почему рабыню? А кто ты теперь? Рабыня предрассудков.

– Я сама это знаю. Покойной ночи! – Она повернулась и убежала в дом.

Он был поражен! Он не ожидал, что Мери сбежит от него. Может ли он теперь добиться своего другим путем? Почему же нет? Даже если весь мир восстанет против него – почему нет?

ГЛАВА XXV
Обратный путь

Но на обратном пути в Перт, когда Мери молча и чопорно сидела в коляске, а мистер Джордж был погружен в собственные мысли, когда они проезжали мимо чужих ферм и люди раскланивались с ними, когда синее море распласталось перед глазами, Джек думал: «Следовало быть осмотрительнее. Впредь буду хитрее. Мир холоден и осторожен и кровь у него холодна, как у муравьев и тысяченожек. Все люди готовы убить меня, потому что я не похож, как они, на муравья. Мери тоже была бы этому рада… Она считала бы себя отомщенной. А старина Джордж подумал бы: так ему и надо! Все были бы довольны, кроме Тома и Ленни… Даже Моника, хотя она мне и жена. Она тоже считает меня достойным всяческой кары, потому что я не таков, как ей хочется… Поэтому одним уголком своей души она ненавидит меня и если бы я протянул руку, она ужалила бы смертельно, как скорпион. Так было всегда. Таковы были тетки, отец. Мать не убила бы меня, но даже и она не помешала бы сделать это другим… Мне кажется, что на всем свете только Джейн, дочка Казу, любит меня таким, каков я есть… Странно, все близкие готовы душу за меня отдать, когда им кажется, что я солидарен с ними. Если бы я умолял Мери отдаться мне, сознавая, что это грех и так не должно быть, но на коленях молил бы ее об этом, она немедленно прибежала бы ко мне. И Моника торжественно простила бы меня, если бы я в раскаянии пришел молить ее о прощении. Но оттого, что я презираю все эти россказни о грехе, не умею валяться в ногах, заявляю, что прав, и нахожу, что для обеих женщин – честь жить открыто в моем доме, они готовы убить меня.

А я-то, дурак, хотел создать свой собственный мирок! Я вспомнил Авраама и других ветхозаветных праотцов. Я мечтал приобрести в северной части страны землю, большое пространство необработанной земли, построить дом и обзавестись хозяйством. Я хотел, как Авраам, жить там с моими женами и детьми моих жен, с Томом, с Ленни и их семьями… Жить честно, просто, бесстрашно… В конце года делить прибыль поровну между всеми. Мечтал, что дети мои явятся новой расой, с новой, полной отваги верой в новое человечество… Свой собственный мирок… Да разве он был бы возможен с этими людьми? Нет, нет, мне суждено быть одному, всегда одному»…