Текст книги "Рыцари темного леса"
Автор книги: Дэвид Геммел
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
11
Нуада пришел в бешенство, когда Решето запретил ему идти со спасательным отрядом. Атаман собрал для этой цели тридцать человек, и каждый нес провизию – муку, вяленое мясо и сушеные фрукты.
– Я должен показать вам дорогу, – настаивал Нуада. – Без меня вы их не найдете.
– Чтобы я да не нашел Королевскую дорогу? Погляди на себя – ты же еле стоишь. Ты не выдержишь перехода.
– Я доведу его туда, и обратно тоже, – сказал Лло Гифс. Снег повалил снова, и Лло, как и все остальные, надел на себя теплый тулуп и высокие сапоги на волчьем меху. На голову он нахлобучил капюшон, шею обмотал толстым шарфом.
Решето положил руку на плечо Нуаде.
– Каждый раз, как мы остановимся из-за тебя, будет означать еще чью-то смерть на Королевской дороге. Ты понял меня?
– Я не задержу вас, обещаю.
Лло дал Нуаде глотнуть из своей фляжки. Тот выпил и поперхнулся.
– Боги хаоса! – отплевываясь, просипел он. – Что это такое?
– Водка, которую гонят из зерна. Ну как, теплее стало?
– У меня в животе костер.
– Вот и хорошо. Пошли.
Решето шагал впереди с посохом, щупая снег, остальные молча поспевали за ним. Большинство разбойников явно не понимало, в чем смысл этой вылазки.
– Зачем ты пошел? – спросил Лло, шедший с Нуадой в самом хвосте.
– Я обещал этим людям, что приду – кроме того, они боятся Решета.
– Правильно боятся. Ты ведешь волка в овечью кошару: не удивляйся, если он будет вести себя по-волчьи.
– Меня уже ничто не удивит, Лло. Ну а ты почему пошел с нами?
Лло только хмыкнул, помогая Нуаде преодолеть обледеневший сугроб. Ветер швырял снег им в лицо, и дальнейший разговор стал невозможен. Путь, занявший у Нуады около полутора суток, отряд преодолел меньше чем за четыре часа.
Вскоре они наткнулись на первые трупы, лежащие у погасшего костра. Две женщины, старик и ребенок промерзли насквозь.
Решето сплюнул. Его косматые брови и борода обросли льдом.
– Экое дурачье! Разведи они костер на двадцать шагов дальше, вон у тех камней, все были бы живехоньки. Тоже удумали – согреться на голом месте!
Оставив тела там, где они лежали, спасатели пошли дальше и к середине дня добрались до пещеры. Там стеснилось около сорока человек; четверо были мертвы. Решето стал делить между ними еду. Два костра почти догорели, и Лло отправился в лес за дровами. Нуада, оглядев изможденные лица, увидел позади знакомую девушку. Она сидела на корточках рядом с пожилой женщиной. Нуада протолкался к ней и сказал просто:
– Я вернулся.
– Она мертва, – ответила девушка. – Умерла час назад.
Нуада взглянул на умиротворенное лицо покойницы. Ей было, должно быть, под семьдесят, и черты говорили о благородном происхождении.
– Значит, ей уже ничего не страшно, – сказал он. – Идем, мы принесли еду.
– Я не голодна.
Нуада обнял ее за тонкие плечи и привлек к себе.
– Хочешь умереть, как она? Идем со мной. – И он привел ее к Решету, который дал ей сухарей и воды в кружке.
– В пещере все не поместились, и много людей осталось под открытым небом, – сказала девушка. Решето послал своих парней прочесать лес. Лло пошел с ними. Какая-то женщина упала к ногам Решета, с тихим плачем обнимая его колени. Сконфуженный, он высвободился. Мужчины толпились вокруг, чтобы пожать ему руку. Решето, не привыкший к изъявлениям благодарности, снова вышел в метель. Его люди бороздили снег, находя повсюду мертвых…
Собравшись уже вернуться в пещеру, он услышал тонкий плач и огляделся, но рядом никого не было. Он пошарил посохом в кустах, но и там ничего не нашел и стал прислушиваться. Вой ветра заглушал все прочие звуки. Он нагнулся к земле – опять ничего. Ветер сдул снег с бугорка слева от него, и показался клочок ткани. Решето разрыл сугроб. Там лежали, крепко обнявшись, мужчина и женщина, прикрывшие своими застывшими телами завернутое в одеяльце дитя. Перед смертью, уже бессознательно, они прикрыли дитя от холода и снега. Ребенок зашевелился и сморщил личико. Решето подхватил его на руки и побежал в пещеру. Пробившись к костру, он развернул обледенелое одеяло и стал растирать маленькое тельце. У девочки, ужасно худенькой, были золотистые кудряшки.
– Акис! – гаркнул атаман. – Куда ты подевался? Ты молоко-то взял?
– Да оно почти все вышло, барон. – После того как Нуада сочинил сагу о звере, разбойники стали перенимать его манеру обращения к атаману.
– Тащи сюда, что осталось. Быстро! И подогрей.
– Да, барон.
Головка девочки приникла к плечу Решета.
– Ты что это, умирать собралась? – вскричал он. – Посмей только! – Он встряхнул девочку, растер ей спинку, и она залилась плачем. – То-то же. Плачь и живи!
– Давайте я возьму ее, – предложила одна из женщин.
– Прочь! – рявкнул Решето. Акис тем временем вернулся с теплым молоком в деревянной чашке. Решето стал поить девочку, но она не желала открывать рот. – Зажми ей нос, – велел Решето женщине. Та повиновалась, и девочка раскрыла ротик. Сперва она давилась молоком, потом стала пить. Выпив всю чашку, она снова припала головой к плечу Решета. Он хотел потрясти ее, но женщина сказала:
– Она спит. Все хорошо. Заверните ее в теплое одеяльце и дайте мне, я позабочусь о ней.
Решето не хотел отдавать ребенка, но все-таки отдал, поправив кудряшки у нее на лбу.
– Она красивая, – сказал он, – и крепкая. Люблю крепких ребят. Сколько ей? Я плохо смыслю в малых детях.
– Годика два, а может, и больше – просто она очень маленькая и худенькая.
– Смотри за ней как следует, – приказал Решето.
– Да, барон.
– Я не барон! Смотри за ней.
Лло Гифс ввел в пещеру, и без того уже переполненную, молодую пару.
– Экая жуть, – сказал он. – Повсюду трупы – их там около сотни.
– А живых сколько? – спросил Решето.
– Человек тридцать. Здесь для них нет места, и если мы не найдем какого-нибудь убежища, они тоже умрут.
– Милях в трех отсюда есть другие пещеры, побольше, – сказал Решето, – но в них живут медведи.
– Медведя можно убить, а с холодом нам не сладить. – Оставшиеся в живых толпились у входа в пещеру, громко прося впустить их и оттесняя прежних хозяев к самым кострам. Решето встал на камень и прокричал:
– Тихо! Пусть самые сильные из вас построятся и приготовятся к часовому переходу, остальные могут остаться здесь. Я дам им людей, еду и вернусь за ними, когда метель уляжется.
Некоторые из беглецов заспорили, не желая покидать пещеру.
– Делайте, что вам говорят, не то всех оставлю подыхать с голоду! – загремел Решето. – В часе ходьбы отсюда есть большие пещеры. Там можно развести костры и согреться. Все, кто в силах проделать этот путь, отойдите налево, кто хочет остаться – направо.
Толпа медленно пришла в движение. Решето слез с камня, и пожилой мужчина сказал ему:
– Спасибо за помощь, сударь. Вы и есть герой Лло Гифс?
– Нет, я злодей Решето.
Человек испуганно раскрыл глаза и попятился.
– Кто на левой стороне, выходите из пещеры, – скомандовал Лло.
Решето нашел женщину, нянчившую спасенную им девочку, и взял у нее спящего ребенка.
– Вы понесете ее по морозу? Разумно ли это?
– Я ее сберегу, – пообещал он, запахнув девочку в свой овчинный тулуп.
Метель немного утихла, и снег валил не так густо. Решето возглавил тощую колонну беженцев. Акис, Нуада и еще четверо остались в пещере, чтобы раздавать пищу и поддерживать костры. Теперь здесь находились только старые да малые, и места стало куда больше. Нуада устал, как никогда в жизни, но чувствовал подъем и какую-то тихую радость. Он сел у стены, глядя на спящих у костров людей. Это был его народ, как по крови, так и по духу. Черноволосая девушка села рядом с ним. Тело ее матери лежало в глубине пещеры, покрытое холстом.
– Меня зову Картия, – сказала она. Ей все еще было холодно. Нуада снял со своих плеч одеяло и закутал ее, а после снова прислонился головой к скале, и камень показался ему мягкой подушкой.
Он заснул глубоко, без сновидений.
Путешествие к пещерам заняло больше четырех часов, но снег почти перестал, и немного потеплело. Тем не менее многие из ослабевших беженцев нуждались в помощи, и Лло еще с двумя людьми шел в хвосте колонны, следя, чтобы никто не отстал. Тем, кто садился на снег, он давал глотнуть своей водки и поднимал их на ноги. Во время перехода умер только один человек: у него сдало сердце на последнем подъеме.
У пещер спасатели сразу развели огромные костры, и беженцы собрались вокруг них. Девочка, которую нес Решето, проснулась, и он скормил ей остаток молока. Лло наблюдал за ним с бесстрастным выражением лица. Заметив, что на него смотрят, Решето передал ребенка женщине средних лет и сел у входа в пещеру напротив бывшего кузнеца.
– Я люблю детей, – заявил он, с вызовом глядя на Лло.
– Я тоже. Метель, кажется, прошла – худшее уже позади.
– Да, небо ясное. Мороз теперь станет еще крепче.
– Что ты будешь делать с ними со всеми? Чем будешь их кормить? Не понимаю, как Нуада умудрился втравить тебя в это дело.
– Мои амбары полны, – пожал плечами Решето. – А за пропитание они мне отработают. Лес будут валить, дрова таскать. Бабенки помоложе могут жить с моими ребятами – женщин у нас недостает. Недавно троих парней убили в драке из-за бабы.
– Ладно, тогда последний вопрос. На кой это тебе?
– Отвечать я не намерен, Лло Гифс – ни тебе, ни кому бы то ни было. Я делаю то, что считаю нужным. Вот захочу, и перебью их всех завтра. А ты-то зачем пошел с нами?
– Поразмяться захотелось. Засиделся, как пес на цепи. Как твоя спина?
– На мне все быстро заживает.
– Смотри, чтобы зараза какая не пристала. Царапины от звериных когтей – скверная штука.
– Только не здесь. Здешний воздух хорошо заживляет раны. Сколько живу в лесу, ни разу гангрены не видел. – Решето помолчал, припоминая боль и страх от когтей чудовища. – Здоровый был зверюга. Правда?
– Чуть топор мне не сломал. Ох и дураки мы были, когда уселись на голом месте!
– Тут ты прав, – признался Решето. – Мои охотники нашли в снегу еще шестерых таких – все дохлые. Откуда они взялись, неведомо. Никто о них сроду не слыхивал. Я даже послал людей к Дагде. За советом.
– Ты знаешь, где он живет?
– Нет, но мои ребята будут заходить во все деревни и расспрашивать о нем. Дагда услышит об этом, где бы он ни был.
– Самое главное – это узнать, кто послал зверей в лес и зачем.
– Послал? – повторил Решето. – Это не охотничья свора, и поводков на них я не видал. Да и натаскать их никому из людей не под силу.
– А помнишь, мальчик говорил, что зверь появился из воздуха со вспышкой молнии? И все следы, которые находили наши охотники, обрываются на холмах. Кто-то хочет наслать смерть на этот лес, и мы должны знать кто.
– Может, оно и так, но я не уверен. В лесу есть места, где еще не ступала нога человека – горные долины, ущелья. Звери могли спуститься вниз в поисках пищи или, скажем, из любопытства.
– Все может быть, но ты ведь видел этого волка. Он не весь покрыт шерстью: на груди и брюхе у него голая темная кожа. Вряд ли такой зверь способен жить высоко в горах, где всегда холодно. А тот, которого нашли мертвым в сугробе? Его убил холод. Слыхано ли, чтобы лесные звери не могли выдержать зимние морозы?
– Да, это резонно, но к чему ты ведешь? Что какой-то колдун взял и выпустил в лес кучу зверья? Допустим, но где этого колдуна искать и как узнать его, когда найдем?
– Мы с тобой его, ясное дело, не найдем, а вот другой колдун может.
– Ну давай выкладывай, что у тебя на уме. Можно подумать, у нас тут колдуны кишмя кишат.
– В моей деревне есть парень, и он уверяет, что был подмастерьем у чародея по имени Руад Ро-фесса. Когда снег растает, я пойду его искать.
– Не побоишься покинуть лес? Опасное это дело. С твоей рыжей бородой и светлыми волосами тебя всякий узнает. И что будет с нами, бедными лесными жителями, если нашего героя отнимут у нас, пока он еще не собрал свое войско?
– Ты сам соберешь его, барон Решето, победитель чудовищ и спаситель младенцев.
Лло встал, и Решето улыбнулся ему, но только губами, не глазами.
– А ты мне нравишься, Лло, честное слово, нравишься.
– Это хорошо, и очень утешительно.
– Не обольщайся. Мне уже приходилось убивать людей, которые мне нравились.
– Добро, я запомню.
Пять вечеров подряд Руад открывал черные врата и час держал их открытыми. Однажды в них сунулся гигантский зубастый ящер с той стороны, но чародей отбросил его назад разрядом белого пламени. На шестой вечер Руад слишком ослабел для магического действа и устало побрел обратно в деревню.
Гвидион ничего не сказал, когда его друг вошел в хижину, отданную в их полное распоряжение, он только положил руку на плечо Руада. Но тот стряхнул ее прочь.
– Я потерял его, – рухнув на стул, сказал Оружейник. Гвидион сел рядом, глядя ему в лицо и видя свое отражение в бронзовой глазной нашлепке. – Я послал его на смерть, как и всех прочих, – выругавшись, добавил Руад.
– Он мужчина и сам решал, как ему поступить. И клянусь богами, Руад, дело того стоило. Если бы рыцари Габалы снова собрались вместе, мы подняли бы восстание и очистили эту землю от зла.
– Они мертвы, Гвидион. Дай мне отдохнуть. – И Руад растянулся на соломенном тюфяке у стены.
– Усни. – Гвидион коснулся пальцем лба чародея. Руад закрыл глаза, и его дыхание стало ровным. Гвидион без усилий вошел в Цвета, восторгаясь мощью Зеленого и черпая силу от мириадов деревьев, птиц и животных. Когда он вернулся в хижину, свеча почти догорела, и он зажег от огарка новую.
Легкий стук в дверь нарушил его думы. Гвидион открыл и увидел юношу со светлыми, блестящими при луне волосами. За ним стоял мужчина повыше, темноволосый и темноглазый.
– Заболел кто-нибудь? – спросил Гвидион.
– Нет, сударь, – ответил юноша. – Я ищу Руада Ро-фессу. Я Лемфада. Его ученик.
Гвидион тронул юношу за плечо и не нашел в нем зла.
– Входите, – сказал целитель, – но говорите тихо, ибо Руад нуждается в отдыхе и теперь спит.
Гвидион раздул огонь и поставил на угли котелок.
– Хотите травяного чаю? Он сладок и навевает приятные сны.
– Я вижу, вы меня не узнали? – сказал мужчина и протянул вперед обрубок правой руки в кожаной оплетке.
– Элодан! Я слышал, будто ты умер, и рад, что известие оказалось ложным. Ты уж прости меня – с годами я стал забывчив. В последний раз я видел тебя в серебристых доспехах и шлеме с темным плюмажем.
– Это было давно, Гвидион. В прошлой жизни. Мир с тех пор изменился, и не в лучшую сторону.
Гвидион налил кипятка в медный горшок. Добавил сушеных листьев и размешал все деревянной ложкой. Дав чаю немного настояться, он разлил его в три кружки.
– Что привело тебя сюда? – спросил он Элодана.
– Я надеюсь, что чародей отрастит мне новую руку. Лемфада говорит, он всемогущ.
– Как вы нашли нас?
– Я немного знаком с Цветами, – усмехнулся Лемфада. – Главные мне пока не даются, но в Желтом я двигаюсь свободно. Я чувствовал, что Руад в лесу, но не знал, где – знал только, что это к востоку от того места, где жил я. Потом мы услышали о целителе, чародее и трех золотых собаках. Я видел, как Руад трудился над ними, и понял, что это он. Вы думаете, он рассердится за то, что я его отыскал?
– Нет, не думаю, но он перенес тяжкую утрату. И ты, возможно, найдешь, что он… изменился. Будь терпелив, Лемфада, а ты, Элодан, не жди слишком многого. Руад – чародей великой силы, но есть вещи, недоступные человеку.
– Я не очень-то и надеялся, Гвидион. Но поживем – увидим.
– Желтый, – сказал Гвидион, обращаясь к Лемфаде, – удивительный цвет. Я постигал свою науку таким же образом. Это цвет мечты.
– Но у него нет власти, – заметил Лемфада.
– Ошибаешься. Желтый указывает нам дорогу ко всем прочим цветам. Без него не было бы ни целителей, ни чародеев, ни провидцев. Когда ты в Желтом, какой цвет открывается тебе на его краю?
– Я не вижу никакого, сударь.
– Со временем, этот другой цвет сам поманит тебя, когда будешь находиться в Желтом. У меня это был Зеленый, и я стал целителем; у таких, как Руад, это Черный, у некоторых, как ни печально, Красный. Но к цвету твоей жизни, будь он во благо или во зло, тебя приводит Желтый.
– Значит, Цвета управляют всеми людьми, даже если те не чародеи?
– Конечно. Цвета – это жизнь. Посмотри на Элодана. В какой цвет одета его душа?
Элодан промолчал. А Лемфада сказал:
– Не знаю. Как это можно угадать?
– Тут волшебства не требуется, мой мальчик. Крестьянин – это человек, любящий землю и ее плоды. Его цвет – Зеленый, цвет роста и жизни. Ну а воин? Какой цвет может сопутствовать человеку, который рубит своих ближних острым мечом, бьет их палицей и пронзает копьем? Цвет Элодана – Красный, и он это знает. Всегда знал. Прав ли я, первый боец короля?
– Воины всегда нужны, – пожал плечами Элодан. – Я не стыжусь, что… был таким.
– Но ведь ты стал воином не потому, что они всегда нужны. Ты стал им потому, что любил драться.
– Верно. Значит, я дурной человек?
– Нет, но и не святой. – Гвидион густо покраснел. – Прости, Элодан. Я не имел права читать тебе мораль, но ведь почти всю свою жизнь я лечу раны, нанесенные мечами, топорами и стрелами, всю жизнь имею дело с последствиями ненависти, похоти и алчности. Я знаю, что ты не злой человек, но мне противны все люди с мечами. Однако уже поздно. Отдыхайте, а с Руадом потолкуете утром.
Через несколько мгновений Эррин пришел в себя и сел. Убадай помог ему подняться, сказав с ухмылкой:
– Челюсть сильно плохая.
Эррина шатнуло.
– Извините, – сказала Шира. – Я думала, вы успеете заслониться. Вы так быстро двигались, когда сражались со зверем. Вам больно?
– Серьезно пострадала только моя гордость. Можно я присяду?
– Не здесь. – Убадай кивнул на трупы. – Кровь привлечет других зверей – волков, львов, кто знает? Садись на моего коня.
– Твой конь убежал, как только ты спешился, – заметила Шира.
– Час от часу не легче. – Убадай, оглядевшись, указал на ближний холм. – Там должны быть пещеры и много зверья. Нам везет на зверей. – Он снял поклажу с убитого коня Эррина, а Шира достала свою тощую котомку из убежища под поваленным деревом. Эррин, опираясь на номада, медленно двинулся в гору, но свежий воздух вскоре оживил его. На холме, как и обещал Убадай, оказалось много мелких пещер. Номад заглянул в одну, с южной стороны, и тут же попятился, сказав: – Медведь. – Вторая пещера была свободна, и Убадай, набрав дров, развел в ней костер.
Шира, отогревшись, сказала Эррину:
– Мне. Право же, очень жаль.
– Не стоит, – пожал плечами он. – Я никогда не умел защищаться. Мой учитель фехтования говорил, что запястья у меня, как сырой лук-порей.
– Со зверем вы управились очень умело – ваш меч едва не выпотрошил его.
– Зверь все равно подыхал, – вмешался Убадай, – ты могла бы убить его своей веткой.
– Что ты хочешь этим сказать? – вознегодовал Эррин.
– Больной был, наверное. Когда убивал коня, он не нападал. Просто споткнулся.
– Хорошее дело, – вздохнул Эррин. – Отважный рыцарь убивает полудохлого зверя. Песню об этом, пожалуй, не сочинишь, однако мне он больным не показался.
– Нет, это правда, – сказала Шира. – Грудь у него была совсем синяя, и он валился с ног.
– Шкура тонкая, – подтвердил Убадай. – Не годится для холодов.
– Может быть, хватит его жалеть? – сказал Эррин. – Нашли тоже бедного больного зайчика.
– Сидите тут, я поищу коня.
Убадай вышел, а Шира подбросила дров в огонь.
– Это ничего, что зверь был слаб, Эррин. Вы храбро вступили с ним в бой и выхватили меня из-под его когтей с невероятной быстротой.
– Мне самому понравилось, – улыбнулся Эррин и хотел рассказать ей о волшебном поясе, но воздержался: ведь так приятно побыть немного в героях. Сходство Ширы с сестрой поражало его: те же большие глаза и полные губы, тот же проницательный взгляд. Шира выше ростом, волосы у нее короче и больше вьются, но в их родстве никто бы не усомнился.
– Что случилось? – спросила Шира, заметив, как он переменился в лице.
– Ничего. Может быть, вы хотели бы поесть?
– Не сейчас. Я еще не пришла в себя после битвы.
– Вы поступили очень смело, выйдя против такого чудища с головней. Незабываемое было зрелище.
– Я не успела воспользоваться луком, да и расстояние не позволяло. Вы очень ловко бросили зверю своего коня.
– Я тут ни при чем. Бедная животина просто хотела осадить и не устояла. – Эррин отвел глаза, и между ними воцарилось молчание. – Знаете… что касается Дианы…
– Не будем говорить об этом, – с посуровевшим лицом прервала она.
– Есть вещи, о которых нельзя умалчивать. Я был глупцом и сознаю это; сколько ни бей себя в грудь, этого не поправишь, но я не знал, в какой она опасности, не знал, что в вас есть номадская кровь.
– Вы убили ее, Эррин, ваша стрела пронзила ей сердце.
Он зажмурился и снова открыл глаза, устремив их в огонь.
– Да. Моя… но вы не знаете, как это было. Я, со сломанной ногой, только что бежал из города. Я хотел спасти ее, но не мог даже слезть с коня. Когда я въехал на холм, ее уже привязывали к столбу на вершине костра…
– Я не хочу этого слышать!
– Если бы я даже добрался до нее, то спасти бы не смог, – продолжал Эррин. – Она сгорела бы на медленном огне или задохнулась от дыма. Как поступили бы вы на моем месте, Шира?
– Все эти люди вокруг, – прошептала девушка, – ведь она многих из них знала. Она раздавала бедным в Макте еду и деньги, а они веселились, когда ее вели на костер – мы слышали об этом в Пертии. И они взревели от ярости, когда вы лишили их такого удовольствия. Что делает людей такими? Как могут они быть так жестоки, так злы?
– Не могу вам на это ответить. Несколько недель назад от меня сбежал мальчишка-раб, купленный мною в дар герцогу. Я снарядил погоню, а когда ему почти уже удалось уйти, послал стрелу ему в спину. Зачем? Кто знает? Он был моим и ослушался меня. Я не хотел, чтобы он ушел в лес, и обрек его на одинокую смерть. С тех пор я не переставал думать об этом. Я не могу объяснить своего поведения – и ни один человек, присутствовавший при казни Дианы, не может объяснить своего.
– Вы уверены, что тот юноша умер?
– Нет, но стрела вошла глубоко.
Они помолчали, и Шира заговорила снова:
– Просто не верится, как быстро способен измениться мир. Я четыре года училась в Фурболге, где бывала на балах и празднествах. Даже с королем встречалась. Он высок и еще не стар, но глаза у него странные, холодные. Мне не понравился ни он, ни его новые рыцари, о них ходят самые разные слухи. Одни говорят, что это демоны из потустороннего мира, другие – что это чародеи, приносящие человеческие жертвы на своем тайном алтаре. А потом начался этот ужас – аресты, казни, вопящие на улицах толпы. Прежде я без страха гуляла ночью по Душистой Аллее, помните ее?
– Да. Приют влюбленных, она обсажена розами и другими цветами до самого Королевского парка.
– В последний год моего пребывания в Фурболге по ней никто уже не гулял. Там исчезли бесследно четыре женщины, а еще две подверглись насилию. Аллея стала опасным местом. А убийства, а грабежи? Дня не проходило без известий о новых бесчинствах, но дворянское сословие и тут ничуть не обеспокоилось. Затем начались перемены во дворце. Король созвал всех на пир; мы пришли с опозданием и увидели, что весь чертог уставлен ложами, на которых предавалось любви множество пар. Раб у дверей сказал моему дяде, что с женами оставаться никому не позволяют: надо найти себе другую даму.
Мы незаметно ушли. После этого дядя отправил меня к Диане, и мы с ней задумали бежать из страны.
– Король превратил свой дворец в публичный дом? – воскликнул Эррин. – И знать покорилась этому?
– Четверых, кто выступил против этого разврата, позднее обвинили в измене. Тогда-то королевский боец Элодан отказался от своей службы и бросил вызов красному рыцарю Карбри. Мы тогда уже были в дороге, но слышали об этом поединке.
– Да, Карбри мне рассказывал. Мир отказался от рассудка в пользу безумия.
– Не мир, Эррин. Только Габала.
– Быть может, Картан сумеет собрать достаточно сильную армию.
– Нет, не сумеет, – с жаром возразила Шира. – Цитаэрон далеко, и к чему это, если у нас уже есть своя армия? Вы ведь слышали о Лло Гифсе. Действовать надо сейчас, Эррин. Не через год и не через десять лет – сейчас!
– Этот человек – простолюдин. Не может быть, чтобы вы говорили серьезно.
– Простолюдин? Лучше уж подчиняться честному простолюдину, чем безумному королю. И его армия будет расти еще быстрее, если к нему придут такие люди, как вы.
– Я много слышал об этом легендарном убийце своей жены, но никакой армии в глаза не видел. Из кого она может состоять? Из воров, разбойников, злодеев? Если они даже покончат с ужасами правления Ахака, не будет ли их царство еще ужаснее?
– Когда я была маленькая, в нашем поместье случился пожар, и лесники пустили ему навстречу другой, спаливший все на своем пути. Первый пожар, не получив пищи, угас, и угроза миновала. Через несколько лет никому бы в голову не пришло, что здесь прокатились две огненные стены.
– Без толку, – сказал вошедший в пещеру Убадай, – конь убежал, и я видел волчьи следы. Уходим.
– Обратно в Пертию? – грустно спросила Шира.
– Нет, – ответил Эррин. – К Лло Гифсу.
– Час от часу не легче, – проворчал Убадай.