Текст книги "В зоне сотрясения"

Автор книги: Дэвид Джерролд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Чистые простыни, горячая ванна и симпатичные картинки на стенах создадут впечатление роскошного отеля.

О'кей, все так. Но зачем? Часть этой бессмыслицы крылась в объяснении, которое Икинс мне так и не предоставил. Почему он отобрал у меня работу? Почему выдернул из моего времени? Почему он не хочет спасти этих мальчиков?

И что это был за испытательный срок? При чем тут отправка за границу?

Внезапно меня осенило…

Я сел в кровати, пораженный мелькнувшей мыслью. Теперь я уже в любом случае не засну. Так происходило всегда, когда я понимал, что близок к разгадке…

– Компьютер? – сказал я в пространство, чувствуя себя при этом чрезвычайно глупо. Но что мне оставалось?

– Да? – откликнулась голосом Брауни пустота.

– Брауни?

– Я – интерфейс системы персонального обслуживания. Чем могу вам помочь?

– Гм… О'кей. – С этим еще предстоит разобраться. – Эта стена с картиной – это ведь не телевизор, да? Это что-то вроде большого информационного экрана, как в «Стар Треке»? Экран компьютера?

– Это многофункциональное устройство для вывода данных. Что вы желаете узнать?

– У вас есть банки данных – например, материалы старых газет? Или какая-нибудь библиотека? Можешь показать мне кое-что из истории?

– У меня есть девять внутренних каналов подключения ко всем общедоступным уровням Интернета, а также к различным частным сетям.

– Я не понимаю, что это означает.

– Скажите, что именно вы желаете знать?

– Дело, над которым я работал. Ты можешь показать мне материалы?

– Я могу только ознакомить вас с информацией шестидесятилетней давности. Мне не разрешается предоставлять вам доступ к материалу, в связи с которым может возникнуть фактор риска и измениться обстановка на местах.

– Гм… О'кей… отлично. У тебя есть информация о деле, которое я вел, когда меня вытащили из моего времени?

– Да.

Изображение луга пошло рябью, и стена стала белой. На ней возникли фотографии пропавших мальчиков, расположенные в два ряда, под каждой приведена дата исчезновения. Двенадцать юношей. Мэтти среди них не было. Почему его нет? Потому что он не относится к делу? Почему? Почему, черт возьми, не относится?

– У тебя есть их школьные дела? Или документы из колледжа?

На экране появилось отображение множества документов; экран изменил их размеры.

– Что вы ищете? – спросил Брауни.

– Нечто одинаковое для всех. Связующее звено. Взаимосвязь между ними. Общие условия. Я знаю, что их исчезновение имеет какое-то отношение к клубу геев-подростков, но подлинная ли это связь? Что, если есть еще что-то? Какие-то их интересы? Таланты? Какой у них «ай-кью»?

Брауни, казалось, испытывал колебания. Может ли компьютер колебаться? Человеческие существа – да, конечно, но компьютер вроде не должен. Если он не обладает способностью чувствовать. Или не притворяется не способным. Или не думает, что способен. Или не питает иллюзий… Черт, теперь» на этом зациклился. Брауни так все запутал!

– Уровень интеллекта у всех выше среднего, – наконец сказал он. – Уровень одаренности начинается со ста тридцати одного. Ваш «ай-кью» – сто тридцать семь, поэтому вас выбрали. У других юношей «ай-кью» от ста одиннадцати до ста сорока трех.

– Спасибо! Что еще?

– Двое из них бисексуалы, с легким предпочтением связей с тождественным полом. Пятеро – преимущественно гомосексуалисты с редкими гетеросексуальными связями. Трое – исключительно гомосексуалисты. Еще двое – латентные транссексуалы.

– Продолжай.

– У них есть круг общих интересов, который включает классическую музыку, анимацию, программирование на компьютере, научную фантастику, полеты в космос, фэнтези, ролевые игры, и далее уже второстепенные увлечения.

– Рассказывай остальное.

– Большинство из них склонны к застенчивости и уединенному чтению. Они до некоторой степени чужие среди сверстников, не обладают физической силой и практически не вовлечены в жизнь своих сообществ. Я мог бы оперировать терминами «программер» или «ботаник», но боюсь, что в ваше время эти слова еще не вошли в употребление.

– Да, я понял. Депрессии? Склонность к суициду?

– Смотря с каких позиций оценивать. Такие данные вычленить не просто. Говоря беспристрастно, большинство из этих молодых людей наделены такими свойствами личности, что окружающие люди держались от них на определенной дистанции. Но не из-за умственных отклонений или депрессии, нет. Дело в другом.

– Как бы ты это охарактеризовал?

– Каждый из них, в той или иной степени, обладает ярко выраженным стремлением к творчеству. Но в их время не существовало соответствующих способов и механизмов дли реализации их желаний. Они мечтают о том, что невозможно создать.

– Они все такие?

– В целом да. Вот этот, – яркая линия очертила одну из фотографий, – ему нравится писать фантастические рассказы. А вот этот – Брэд Бойд – хорошо разбирается в технике. Пристрастился чинить двигатели. Еще один любит фотографировать. У этого интерес к электронике. У всех хороший потенциал; большое разнообразие способностей, которые при соответствующей учебе и практике могут отлично развиваться.

– Так-так… А что ты можешь сказать про их семьи?

– Только трое из них поддерживают связь со своими семьями; на момент исчезновения эти трое жили одни или с соседями. Двое проживают совершенно отдельно от родителей. Двое живут с мужчинами-партнерами, но в отношениях, близких к разрыву. Еще двое находятся в воспитательных домах. Один – в доме реабилитации для наркоманов. Один – в коммуне. Последний вообще бездомный.

– А учебу в колледже они могли себе позволить?

– Только трое из них посещали полный курс обучения. Четверо учились в вечернее время. Остальные целый день работали, чтобы иметь деньги на жизнь.

– Давай вернемся к их семьям. Они – как это называется?.. Дисфункциональные? Неблагополучные?

– Только у двух объектов прочные семейные связи. У троих – оба родителя умерли или уехали из штата. Четверо объектов из дисфункционального окружения. О трех последних информация неполная. Но это все вы уже знаете. Это было в тех досье, которые вы читали.

– Но это не вяжется с тем, что ты говорил раньше. – Какой там термин использовал Икинс? Нечеткая логика? – Это нечеткая логика.

– Нечеткая логика тут ни при чем. Сейчас этот термин не используется. Но я понял, что вы имеете в виду. У вас нет способа измерить информацию. Вы можете опираться на чувства, интуицию, ощущения, но у вас нет базиса для оценки данных, поскольку ни такой информации, ни инструментов для ее исследования в ваше время не существовало.

– Отлично. Спасибо. – Я помолчал, размышляя. – Я ничего не упустил? Есть что-нибудь еще, что мне необходимо знать об этих парнях?

– Есть несколько интересных деталей и наблюдений. Но вы сможете найти их в выборке данных.

– Спасибо, Брауни.

Я вернулся в кровать. Подушка сама подползла мне под голову. Ну-ну, как в фильме ужасов. Я уставился в потолок, размышляя. Я был слишком взволнован, чтобы заснуть. Кровать начала колебаться мягкими, волнообразными движениями. Почти как утроба матери. Приятно. Завораживающе. Я почувствовал, что расслабляюсь…

Утром экран показывал оранжевые дюны, ослепительной голубизны небо и первые лучи света, расползающиеся в стороны по безжизненным пескам. Веселенькое изображение, очень подходит для пробуждения. Хотелось бы мне знать, кто или что подбирает такие картинки и чем при этом руководствуется.

Моей собственной одежды в шкафу не оказалось. Я попытался подобрать что-то из висящего на вешалках, потом бросил это занятие.

– Брауни? Что мне надеть?

Несколько предметов немедленно выскользнуло из шкафа, предлагая свои кандидатуры. Я забраковал юбки и килты. И цветастые рубашки тоже. Выбрал одежду, которая выглядела наиболее нормальной – на мой вкус, – из того, что обнаружилось. Нижнее белье… О господи… Я вытаращил глаза и взмолился, чтобы мне никогда больше не видать такого. Хотя едва ли это возможно. Вероятно, я не скоро выберусь отсюда. Много у них еще подобных фокусов?

Ни рубашки, ни штаны не имели пуговиц и молний или других приспособлений, которые я мог бы классифицировать как застежки. Вещи мягко застегнулись сами, без моего вмешательства. Магниты, может быть. Хотя магниты не регулируются автоматически. Я немного поэкспериментировал с рубашкой, запахивая и распахивая ее, но так и не понял принцип действия.

Я вышел на балкон и посмотрел вниз на улицы. В поисках новых чудес. Ни понять, ни описать их было невозможно. Некоторые вещи даже не слишком изменились. В других было что-то неправильное – например, в том, как они отражали свет… Или я просто не понимал, что именно я вижу. Помимо всего прочего, внизу плавало множество трехмерных иллюзорных предметов. Некоторые походили на движущийся транспорт и казались небезопасными.

– Если вы собираетесь прыгнуть вниз, то у вас ничего не получится. Все балконы имеют предохранительные сетки.

– Спасибо, Брауни. Я и не думал прыгать.

– Мистер Икинс ждет вас в столовой. Завтрак на столе.

В столовой находилась стойка, заставленная подносами. Я обнаружил там яичницу, сосиски, желе, томатный сок, свежие фрукты в ассортименте, включая некоторые разновидности, которые я не распознал, и нечто, что могло бы называться ветчиной, – если бы не было такого кричаще-розового цвета. Брауни наполнил для меня тарелку. Я сел напротив Икинса, наблюдая, как Брауни наливает нам сок и кофе.

– Как тебе нравится еда? – спросил Икинс.

– Очень нравится, – покивал я. – Но что это? – Я ткнул вилкой в розовое.

– Ветчина, – пояснил Икинс. – Клетки ветчины пластами нарастают на коллагеновой основе. При ее производстве не страдает ни одно животное. И это намного полезнее, чем мясо, которое употребляли в твое время. Ты знаешь, что одной из причин возникновения рака было случайное встраивание ДНК – генетического материала – из поглощаемой пищи? А в этом продукте содержатся только протеины, от генов он очищен. Здорово, правда?

– Почему она такая розовая?

– Потому что некоторые люди любят этот цвет. Ты можешь заказать зеленую, если захочешь. Детям нравится. Фрукты – это банан, папайя, манго, киви, ананас, клубника, личи и китайская дыня. Брауни выбрал плоды попроще. Вообще я предлагал нечто более экзотическое. Насчет простоты – это его идея.

– Перестаньте. Вы просто пускаете мне пыль в глаза. Икинс положил вилку на стол.

– О'кей. Ты меня подловил. Я просто пускаю пыль в глаза.

– Я все-таки расколол это дело.

– Правда? – Он аккуратно отхлебнул кофе из чашечки. – Сегодня утром ты весьма самоуверен.

– Те молодые люди – они не слишком соответствовали своему времени, так?

– Кто знает? – фыркнул Икинс. – Ты вот, например, никогда не соответствовал никакому времени, куда тебя ни отправляй.

– И более того, они – отщепенцы, мечтатели, «ботаники» и парни, изнеженные, как девчонки. У них огромный потенциал, но нет места, где они могли бы реализовать его. Нет в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. Варварское время, не так ли?

– Хуже некуда, – согласился Икинс, держа кофейную чашечку обеими ладонями и словно согревая их. – Огромные надежды и такой же огромный идеализм. Все это быстро растоптали. Если угодно, дерьмовый год. Ожидание шестьдесят восьмого, или шестьдесят девятого, или семидесятого. В шестьдесят девятом было три подъема и пять спадов, чертовы американские горки. Семьдесят четвертый оказался намного хуже, но там сплошной спад и в конечном счете все же подъем. Но не такой, как хотелось бы. Семьдесят девятый – просто дерьмо. И восьмидесятый я тоже никогда особенно не любил. Две тысячи первый был слишком мрачный. Но две тысячи одиннадцатый еще хуже. Две тысячи четырнадцатый… Думаю, мы могли бы поспорить, что…

Я пропустил мимо ушей словесный поток относительно истории будущего. Икинс явно старался сбить меня с толку. Заставить сомневаться.

– Их не убивали, – продолжил я. – И убийцы никакого не было. Вы забрали их оттуда. Это охота за талантами.

Икинс поставил чашку на стол.

– Ты потратил чертовски много времени, чтобы выяснить это.

– Вы их похитили.

– Мы собрали урожай. Между прочим, по их доброй воле. Они для этого созрели. Мы просто показали им открывающиеся возможности и предложили шагнуть во времени.

– Но вы выбирали только тех, кто согласится?.. Икинс кивнул:

– Наши психометристы хорошо работают. Мы не беремся за дело, если на девяносто процентов не уверены в его исходе. Мы не желаем положить начало городским легендам о загадочных «людях в черном».

– Думаю, такие истории уже в ходу. Что-то ведь привело к появлению НЛО.

– Да, мы знаем об этом.

– О'кей. Итак, вы рекрутировали этих парней. И что дальше?

– Мы понемногу их продвигаем. Не слишком быстро. И не так далеко, как тебя. Мы не хотим вызвать у них травмы от темпоральных перемещений. Мы перенесли их туда, где им будет предоставлено намного больше возможностей для развития. Кстати, ты хочешь встретиться с Джереми Вейсом? Его квартира здесь. Ему как раз исполнилось пятьдесят семь, на этой неделе он и Стив празднуют двадцать вторую годовщину совместной жизни. Они поженились в Бостоне, в мае две тысячи четвертого, в первую же неделю легализации однополых браков. Вейс там работал… конечно, я не могу тебе сказать, над чем. Но дело было серьезное. – Икинс вытер рот салфеткой. – Итак? Все? С этим делом покончено?

– Нет. Еще кое-что.

– Я слушаю.

– Все это не объясняет, почему вы вывели меня из игры. Вы сказали, что я на испытательном сроке. Ладно, хорошо, это тест. Это мой последний экзамен, да?

Икинс приподнял брови:

– Интересное соображение. Почему ты думаешь, что это тест?

– Потому что если вы хотели просто отобрать у меня это дело, если все, что вы хотели, – это удержать меня от вмешательства, то вы должны были забросить меня в тысяча девятьсот семьдесят пятый год и оставить там.

– Ты мог бы вернуться назад при откатах времетрясения.

– Мог бы. Но это нелегко. Без хорошей карты. Ну ладно, задвинули бы меня в тысяча девятьсот восьмидесятый год или восемьдесят пятый. По вашим собственным расчетам, на каждые три года прыжка вниз расходуется год субъективного времени. Я потрачу двадцать лет, чтобы выбраться из вашей тюрьмы, но это не выведет меня из строя. Однако, перенеся меня так далеко вперед – как вы сделали прошлой ночью, – вы добились другого эффекта. Я настолько далеко от своего времени, что являюсь социальным инвалидом, нуждающимся в постоянном уходе. Вы выбили меня из колеи. И сделали это преднамеренно. Отсюда вопрос: в чем ваша цель? Очевидно, во мне самом – другой выгоды для вас здесь нет. Значит, это должен быть тест.

Икинс снисходительно кивнул:

– Что ж, звучит логично. Можешь задать мне следующий вопрос. Раз ты такой хороший детектив.

– Вы не ответили на предыдущий.

– Скажем так: тест еще не закончен.

– Много осталось?

– О, все еще впереди. Мы только разогреваемся.

– Хорошо. Поехали дальше. Здесь я вам не нужен. Мы оба это знаем. Но я могу вернуться и принести там намного больше пользы.

– Какой именно пользы?

– Какой-нибудь. В том, что для вас наиболее необходимо.

– И что, по-твоему, нам необходимо?

– Задания. Вы знаете, что я имею в виду. То, для чего вы меня нанимали. Заказы, которые не обсуждаются.

– И ты думаешь, что мы хотим поручить тебе такого рода работу?..

– Этот ответ сам собой напрашивается, не так ли?

– Нет. Не все ответы очевидны.

– Я хороший детектив. Я это доказал. С некоторыми из этих ваших штук я буду самым лучшим. Вы могли бы дать мне микрокамеры, объективы для съемки с увеличением, приборы ночного видения… все, что, на ваш взгляд, необходимо. Я не стану просить у вас компьютер или что-то из ряда вон выходящее. Каких размеров сейчас компьютеры? Они занимают целую комнату или как?

– Вот наглядный пример непонимания глобальных перемен в обществе, – засмеялся Икинс.

– Что вы имеете в виду?

– Мы можем снабдить тебя компьютером, умещающимся в спичечном коробке.

– Вы шутите…

– Отнюдь нет. Мы действительно можем производить маленькие микросхемы. Их гравируют на алмазных платах с помощью гамма-лучей.

– Они, должно быть, дорого стоят…

– Дорого стоит ланч в «Макдоналдсе». Компьютеры дешевы. Мы штампуем их, как фотографии. Три доллара за штуку.

– Черт возьми… – Я не сразу опомнился от потрясения. Повернулся, чтобы посмотреть на Брауни. – Это то, что у тебя в голове?

– В голове у меня основные сенсорные устройства. Логические процессоры в груди. Мгновенная реакция за счет оптических связей. Мои зарядные устройства – в тазобедренной области для выравнивания баланса центра тяжести. Я могу показать вам схемы…

– Благодарю покорно. – Я вскинул руки. Повернулся к Икинсу. – О'кей, я вам верю. Но это не меняет сути. Есть вещи, которые вы не можете сделать в шестьдесят седьмом, а я могу это сделать за вас. Поэтому мой вопрос: что я должен сделать, чтобы вернуться? В чем на самом деле заключается мой испытательный срок?

– А как ты отнесешься к лоботомии? – ухмыльнулся Икинс.

– Что?

– Ну, не в прямом смысле. «Лоботомия» – это сленговый термин, употребляемый для обозначения принципиальной переориентации устойчивой склонности к агрессии. С отцом Мэтти, например, ты поступил не слишком умно. Совершенно непродуктивные действия.

– Он не имел права бить мальчишку…

– Не имел. Но ты думаешь, что, разбив ему нос и доведя до микроинфаркта, ты чего-нибудь добился?

– Впредь он не будет распускать руки.

– Есть другие способы. И намного лучше. Ты хочешь их изучить?

Я взвесил обстоятельства и кивнул.

– Ты меня не убедил, – покачал головой Икинс.

– Чего вы от меня добиваетесь? Что именно я сказал не так?

– Я не могу тебе подсказывать. Эту часть задачи ты должен решить сам.

– Вы все еще меня проверяете?

– Я все еще не обнаружил того, что ищу. Ты хочешь продолжить?

Я откинулся на спинку стула. Пока итоги не радуют. Тупик. Огляделся вокруг. Почесал нос. Вновь посмотрел на Икинса, сидящего с бесстрастным выражением лица. От него помощи не дождешься.

– Ненавижу такого рода беседы. Я рассказывал вам, как я однажды избил психиатра?

– Нет. Но мы это знали.

Сосредоточив внимание на тарелке, я стал ковыряться во фруктах. Отложил те, которые не распознал. Все чересчур, слишком много еды, слишком много питья, слишком много надо усвоить. Это подавляет.

Все, чего я хочу, – попасть домой.

– О'кей, – сказал я. – Расскажите мне о Мэтти. Почему он не относится к делу? Почему он не в списке?

– Потому что не подходит по профилю. Это одна из причин, почему ты раньше не уловил характер дела. Ты упорно пытался включить его туда.

– Но он же исчез.

– Он не исчезал.

– Нет, он…

– Он совершил самоубийство.

– Он что?!. – Я в ярости вскочил со стула. Озноб прошиб меня до костей.

– Через три недели после того, как мы тебя забрали. Ты не вернулся. Срок аренды квартиры истек. Ему некуда было идти. Он запаниковал. Он был уверен, что ты бросил его. Он впал в непоправимое отчаяние.

– Нет! Минуточку… Он не делал этого! Не мог. Иначе как бы он попал в досье, которое дала мне Джорджия?

– Джорджия не знала. Никто не знал. Его тело не было опознано вплоть до тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Идентифицировать его смогли только двадцать лет спустя, проведя сравнительный генетический анализ с ДНК матери.

Я направился к двери, притормозил и круто развернулся.

– Я должен вернуться домой. Я должен…

– Иди-ка сюда, Майк. Садись. И заканчивай завтрак. У нас много времени. Если мы придем к соглашению, то вернем тебя назад точно в тот же момент времени, откуда взяли. Минус «мустанг», разумеется. Необходимо покрыть затраты на операцию.

– Это хорошо. Я смогу достать другую машину. Только отошлите меня назад. Пожалуйста.

– Ты еще не прошел тест.

– Послушайте, я сделаю все, что вы скажете…

– Все?

– Да.

– Почему?

– Потому что мне необходимо спасти жизнь этому парню.

– Почему? Почему этот мальчик так важен для тебя?

– Потому что он – живой человек. И способен страдать. И если я могу сделать что-нибудь, чтобы прекратить эти страдания…

– Это недостаточная причина, Майк. Это почти недостаточная причина.

– …он мне дорог, черт вас побери! – Это был первый человек, про которого я мог так сказать, после того как шагнул на минное поле во Вьетнаме.

– Он тебе нравится?

– Да!

– Сильно? Сильно ли он тебе нравится?

– Так сильно, что мне необходимо его спасти! В какие игры вы со мной играете?!

– Это не игра, Майк. Это последняя часть теста. Я сел. Казалось, что молчание длится бесконечно.

– И она связана с тем, как сильно мне нравится?.. Икинс кивнул.

– …нравится Мэтти?

– Мэтти, да. Ну и… кое-что еще. Но давай сосредоточимся на Мэтти. Он – ключевая фигура.

– О'кей. Послушайте. Забудьте обо мне. Делайте со мной что хотите, что вам вздумается. Но этот парень тоже заслуживает шанса. Я не знаю, какой у него «ай-кью». Может быть, он не гений. Но он многое перенес. Возможно, будет страдать еще. И если вы можете что-нибудь сделать…

– Мы не можем спасать всех…

– Вы можете спасти этого парня. Я могу спасти его.

– Ты его любишь?

– Что значит «любовь» в отношениях с?..

– Все.

– Я не понимаю… в каком смысле…

– В каком смысле? Ты даже не смог выговорить это слово.

– С гомосексуалистом. Пожалуйста. Счастливы?

– Ты стал бы гомосексуалистом, если б смог?

– Что?!

Теперь пришла очередь Икинса наградить меня раздраженным взглядом.

– Помнишь тот длинный список, который я отбарабанил тебе вчера вечером?

– Да. Нет. Кое-что.

– Там было одно слово, которое я пропустил. Трансчеловек.

– Трансчеловек?

– Точно.

– Что это означает?

– Это означает – в настоящий момент – переходную стадию между человеком и тем, кем он станет в следующей фазе развития.

– А кем он станет?

– Мы не знаем. Мы создаем его. Впоследствии узнаем.

– И гомосексуалисты – часть этой задачи?

– Да. Так же как чернокожие. И женщины. И модельеры тела. И все остальное. – Икинс резко наклонился ко мне. – Твое тело сейчас здесь, в две тысячи тридцать втором году, но твоя голова застряла в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом. Если мы хотим как-то использовать тебя, мы должны встряхнуть твои мозги. Послушай меня. В нынешнюю эпоху проектирования полов, текучей ориентации, моделирования тела и других экспериментов над человеческим существом, всем плевать с высокой колокольни на то, кто что делает, и с кем, и почему. Самая идиотская вещь на свете – беспокоиться о том, что происходит в чьей-то спальне, особенно если в твоей не происходит ничего. Прошлое было варварским, и будущее не должно быть таким. Хочешь понять суть? Вот она, суть. Жизнь слишком коротка, чтобы заниматься ерундой. Жизнь состоит в том, что происходит между двумя людьми, в том, как много радости вы можете принести друг другу. Дошло? Отлично. Проповедь окончена.

– Это и есть трансчеловек?..

– Это один из побочных эффектов. Жизнь состоит не в том, чтобы те пути, которые мы прокладываем, отделяли нас друг от друга, а в том, чтобы они, наоборот, связывали нас. Самое большое социальное изменение, происшедшее за последние пятьдесят лет, заключается в том, что, хотя мы не выяснили, как приходить к единому мнению, мы научились ценить и уважать чужую индивидуальность. Поэтому у нас есть общие интересы, дающие нам возможность жить как цивилизованное общество.

– Для меня это звучит как абсурд. Жвачка от психиатра.

– Я не спрашивал твоего мнения. Я всего лишь информировал о том, что может быть для тебя полезно. Ты хочешь вернуться и спасти Мэтти. Я рассказываю тебе, как именно.

– И это часть того, что…

– Могло бы быть. Именно такой частью. Психометрическое соответствие у вас хорошее. Если ты захочешь жениться на нем, мы заберем его сюда прямо сейчас.

– Не понял… Я что-то упустил?

– Ты упустил все. Начнем с этого. Наши права ограничивают наши действия. Да, у нас есть права. Официальная миссия. Обязательства по сохранению ценностей.

– Кто вы в таком случае? Что-то вроде полиции времени?

– Тебе следовало спросить меня об этом с самого начала. Нет, не полиция. Мы независимые агенты.

– «Комитет бдительности» во времени?

– Времепутаники. Настоящие путаники, не та житейская мелочовка, которой ты занимаешься. То, что мы делаем, слишком важно, чтобы довериться какому-либо правительству или политической партии. Поэтому у нас есть обязательства. Ну ладно, это часть теста. Угадай, в чем состоят наши обязательства. Когда ты с этим разберешься, остальное станет очевидным.

– О'кей. Итак, давайте договоримся прямо сейчас. Я взял обязательство спасти Мэтти. Ваше слово?..

– Мы можем это сделать – в рамках программы содействия членам семьи. Мы защищаем супругов наших детективов. Но мы не распространяем сферу действия программы на одноразовых партнеров.

– Мэтти не одноразовый партнер. Он…

– Он кто?

– Он подросток, который заслуживает, чтобы ему дали шанс.

– Так дай ему шанс! – Икинс подтолкнул ко мне лежащую на столе коробочку с лекарствами.

До этого момента я не замечал.

Я взял ее и открыл. Две голубые пилюли.

– Как они действуют?

– Тебя поджарят в гриле.

– Издеваетесь?

– Они сдвинут твою сексуальную ориентацию. Это займет несколько недель. Реорганизуют химию мозга, перенаправят комплексную сеть траекторий и значительно расширят твой репертуар сексуальных откликов, так что влечение к тождественному полу сможет подавить запрограммированные и жестко зафиксированные запреты. Ты примешь одну таблетку и обнаружишь новые территории на своем эмоциональном горизонте. Другую дашь Мэтти, и это создаст индивидуальную феромонную связь; вы оба окажетесь на одних и тех же позициях. Повернетесь лицом друг к другу. Ты будешь с ним связан. Крепкими узами.

– Вы меня разыгрываете!

– Нет, не разыгрываю. Принципиальной разницы ты не почувствуешь, но диапазон твоих сексуальных пристрастий станет намного шире, ты получишь новые возможности.

– Вы пытаетесь мне сказать, что любовь есть всего лишь химический процесс?

– Жизнь – всего лишь химический процесс. Вспомни, что сказал Брауни? Она пуста и бессмысленна, за исключением тех моментов, когда мы создаем этот смысл, чтобы заполнить пустоту. Ты хочешь наполнить свою жизнь? Это придаст ей значительную долю смысла. И счастья тоже. Какого рода смысл хочешь изобрести ты лично? Не желаешь ли ты сказать мне, что в твоей жизни до сего момента все было замечательно? Я положил коробочку на стол.

– Нельзя отыскать счастье в таблетках. Икинс выглядел опечаленным.

– Я провалил тест, да?

– Часть его. Ты сказал, что должен спасти Мэтти. Ты сказал, что сделаешь все, что угодно… – Он многозначительно посмотрел на коробку с таблетками.

– Я должен подумать об этом.

– Минуту назад ты говорил, что сделаешь все. Я полагал, ты отдаешь себе отчет в своих словах.

– Да, отдаю, но…

– То есть «да», но «нет»?.. Я в упор посмотрел на него:

– А вам самому когда-нибудь приходилось?..

– Да, я принял голубую таблетку. И розовую принял тоже. И все остальные. Я познакомился с этим всесторонне, если ты об этом спрашиваешь. Здесь много забавного, если ты хочешь знать. Если ты собираешься быть полезным для нас в своем времени, в нашем времени и когда бы то ни было, ты должен выкарабкаться из плена собственных предрассудков.

Я встал. Подошел к балкону. Я посмотрел в небо, где невероятно огромный самолет изящно двигался на запад к аэропорту. Я повернулся и взглянул на Брауни – невозмутимого и снисходительного. Посмотрел на Икинса. На дверь. И на коробочку с таблетками на столе. Часть меня колебалась. Я могу взять таблетку. Это будет не слишком трудно. Возможно, это легкий выход – путь, предложенный Икинсом. Я не мог придумать веских причин, по которым не могу это делать.

Но это не весь тест. Это только одна часть. Только надводная часть айсберга.

– О'кей. – Я повернулся к нему. – Я догадался.

– Валяй.

– Джорджия дала мне задание. Четыре задания. Я должен был доказать свое желание работать в системе. Это был первый тест на способность выполнять обязанности. Но когда я сказал, что не хочу больше работать на систему, это была следующая часть теста. Не из-за принципиального нежелания убивать – всякий может нанять киллеров. На мой взгляд, важнее преодолеть побудительные причины к убийству. Все подталкивало меня к тому, чтобы стать киллером, но сегодня я сделал выбор – не убивать.

– Хорошо, – сказал Икинс. – Продолжай.

– Вы искали не убийц. Вы искали телохранителей. И не просто обычных телохранителей, которые умеют драться и присматривать за детьми, – вам нужны были профессионалы, которые спасают жизни не потому, что умеют, а потому, что хотят это делать. И весь этот тест, все это дело с Мэтти, – это поиск такого типа охранников, как я. Точно?

– Это только один из способов взглянуть на проблему, – сказал Икинс. – И это неправильно. Вспомни, что тебе говорили, – что Мэтти не часть этого дела. Он совсем другое дело. Твое дело.

– Думаю, что я понял. Икинс кивнул:

– Итак, послушай – дело в следующем. Честно говоря, мне наплевать, примешь ты таблетки или нет. В этом нет необходимости. Мы пошлем тебя назад, и ты сможешь спасти своего парня. Все, что нам действительно нужно знать о тебе, – принял бы ты эти таблетки, если бы тебя попросили… или тебе приказали, или потребовали, или если бы это было абсолютно необходимо для успеха твоей миссии. Мы знаем, что ты взял на себя обязательства спасать жизни. И нам нужно знать, как далеко ты можешь зайти.

Я кивнул. И не ответил. Я отвечу, но не сейчас. Снова повернулся к окну и посмотрел в небо, где сейчас не было ни аэропланов, ни шпилей, ни грандиозных всполохов света. Я подумал о поцелуе. Мэтти поцеловал меня в щеку. И этот момент… ладно, назовем это страстью. Я подумал о том, что мог бы чувствовать, если бы принял таблетку. С помощью этой штуки я мог бы действительно начать чувствовать по-новому. Черт возьми! Безобразных щенков тоже надо любить. Это не может быть хуже, чем то, что я чувствую теперь.

Я обернулся и посмотрел на Икинса:

– Это ведь будет больше чем прекрасная дружба, правда?

– Мои поздравления, – ухмыльнулся он. – С этого момента ты – наш новый сборщик урожая.