Текст книги "Людской зверинец"

Автор книги: Десмонд Моррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Но действительно серьёзно настроенный борец за повышение своего статуса восставать не будет. Дешёвые подделки для него не значат ровным счётом ничего, его ими не обманешь. Он прекрасно осознаёт, что это ловкий обман, иллюзия, имитация превосходства. Для него превосходство выражается в обладании предметами по-настоящему ценными, и, для того, чтобы создать впечатление чуть большего социального превосходства, чем то, которым он на самом деле обладает, он всегда должен иметь чуть больше, чем может себе позволить. Только в этом случае его обман могут принять за чистую монету.

Для безопасности он старается сконцентрировать своё внимание на тех сферах, где подделок просто не существует. Если он может позволить себе покупку маленького автомобиля, он покупает средний; если может купить средний – покупает большой; если же может приобрести один большой автомобиль – покупает второй небольшой для ежедневного пользования; если большие машины становятся слишком распространёнными, он покупает маленькую, но жутко дорогую спортивную машину иностранного производства; если в моду входят большие задние фары, он покупает самый современный автомобиль с ещё большими, для того чтобы тот, кто находится сзади, знал, кто впереди него. Но вот чего он никогда не станет делать, так это покупать картонные модели «роллс-ройсов» в натуральную величину и выставлять их рядом с гаражом. Мир фанатика, борющегося за повышение статуса, поддельныхбриллиантов не приемлет.

Автомобили – это только единичный пример, но довольно показательный, так как встречается на каждом шагу. Впрочем, страстному борцу за статус этого недостаточно. Если он собирается создать убедительную картину для своих конкурентов, обладающих высоким статусом, он, а также его банковский счёт, должны участвовать во всём. Вся система покупок в рассрочку, ипотека и превышение банковского кредита обязаны своим существованием именно подобному желанию увеличить свою власть в рамках имитациипревосходства.

К несчастью, нелепые внешние атрибуты упорного охотника за статусом приобретают такую значимость, что, кажется, становятся чем-то большим, чем они есть на самом деле. В конечном счете, они лишь имитируют превосходство, не имея при этом ничего общего с превосходством истинным. Истинное превосходство, истинный социальный статус связаны с влиянием и властью над подчинёнными членами суперплемени, а не с обладанием двумя цветными телевизорами. Разумеется, то, что вы можете легко купить второй цветной телевизор, является естественным отражением вашего положения и играет роль истинного символа статуса. Совсем другое дело – покупка второго цветного телевизора в то время, когда вы можете позволить себе лишь один. Это может показать тем, чей статус выше, вашу готовность присоединиться к ним, но вовсе не даёт гарантии, что вам это действительно удастся. Ваши соперники, находящиеся на одном с вами уровне и движимые тем же желанием, тоже займутся приобретением вторых цветных телевизоров, но основной закон иерархии заключается в том, что добиться своего и подняться на один уровень выше удастся лишь немногим. Эти счастливчики могут вполне оправданно украсить лентой победителя свои вторые цветные телевизоры: их имитатор превосходства сделал своё дело. Всем же остальным, потерпевшим неудачу, приходится оставаться на своём месте в окружении многочисленных дорогостоящих имитаторов превосходства, которые в один момент стали тем, чем и являются на самом деле, – иллюзией величия. Проигравшие проглатывают горькую пилюлю, когда осознают, что всё это вовсе не даёт никаких гарантий, хотя и может быть крайне полезно для успешного продвижения вверх.

Чрезмерное стремление к имитации превосходства может нанести серьёзный ущерб. Оно не только заставляет менее успешных охотников за статусом пережить тяжёлое разочарование, но ещё и требует от члена суперплемени так много усилий, что у него практически не остаётся времени ни на чтодругое.

Очень часто случается, что охотник, чересчур озабоченный погоней за статусом, вынужден забросить свою семью. Это приводит к тому, что женщина в доме берёт на себя роль мужчины. Такое положение вещей создаёт психологически вредную атмосферу для детей, которая может изменить их понимание роли каждого пола. Ребёнок видит, что в семье отец лишился роли лидера. Тот факт, что он принес её в жертву борьбе за власть в гораздо более обширном масштабе суперплемени, для ребёнка ровным счётом ничего не значит, поэтому будет удивительно, если он вырастет человеком, психически уравновешенным. Даже подростку, осознающему гонку за статусом в суперплемени и хвастающемуся достижениями отца в этой сфере, отсутствия активного отеческого влияния эти достижения не заменят. Несмотря на его статус, растущий во внешнем мире, отец может запростостать в семье "пустым местом".

Такое положение вещей приводит нашего борца за статус в крайнее замешательство: он соблюдает все правила, и всё же что-то идёт не так. Требования суперстатуса в "людском зверинце" поистине жестоки: либо человек проигрывает и разочаровывается, либо он добивается успеха и теряет контроль над семьёй. Бывает и того хуже: он может так усердно трудиться, что и потеряет место в семье, ипотерпит неудачу в борьбе за статус.

Всё это даёт нам повод говорить о другой реакции некоторых членов суперплемени на крушение надежд, связанных с борьбой за превосходство, – более агрессивной. Исследователи, изучающие поведение животных, считают такую реакцию перенаправлением агрессии. В лучшие моменты это лишь неприятный феномен, в худшие же он становится в буквальном смысле смертельным. Он отчётливо проявляется при встрече двух соперничающих животных: каждое хочет напасть на соперника и каждое боится это сделать. Если проснувшуюся агрессию не выплеснуть на вызвавшего её грозного противника, она обязательно найдёт себе другую жертву. Козлом отпущения станет более спокойный, менее устрашающий индивид, на которого сдерживаемая до сих пор злость и изольётся. Он не сделал ничего, чтобы её вызвать; его «вина» заключается лишь в том, что он слабее настоящего противника и не столь страшен, как он.

Во время погони за статусом часто случается, что подчинённый не осмеливается открыто показать свою злость на лидера (слишком многое поставлено на карту), поэтому ему приходится искать себе другую жертву, которой могут стать его несчастные дети, жена или собака. Когда-то приходилось страдать бокам его лошади – сегодня страдает коробка передач его автомобиля. Если у него большой штат подчинённых, он может отыграться на них при помощислов.

Если же у него нет ни одной из этих возможностей, остаётся лишь один человек – он сам, и, следовательно, ему приходится «уесть» самого себя. В крайних случаях, когда всё кажется совершенно безнадёжным, он может довести направленную на себя агрессию до максимальной степени, то есть покончить с собой. (Известны случаи, когда животные в зоопарке наносили себе тяжёлые травмы, кусая собственную плоть до кости, если не могли достать врага через решётку, но вот совершение самоубийства характерно, пожалуй, только для людей.) Существует множество точек зрения, касающихся основных причин самоубийства, но вряд ли кто станет отрицать, что основным фактором является перенаправленная агрессия. Один авторитетный исследователь дошёл даже до того, что заявил следующее: "Никто не убивает себя, если не хочет убить и других или, по крайней мере, не желает смерти другому". Возможно, это слегка преувеличено. Вряд ли в эту категорию попадает человек, убивающий себя из-за боли, вызванной неизлечимой болезнью. Было бы странно предполагать и то, что он хочет убить доктора, которому не удалось его вылечить. Чего он действительно хочет, так это избавиться от боли. Но всё же множество других случаев объясняется именно перенаправлением агрессии. Вот, несколько фактов, подтверждающих это.

Уровень самоубийств в больших городах гораздо выше, чем в сельской местности. Мужчины гораздо чаще совершают самоубийства, чем женщины (впрочем, последние начинают их в этом деле стремительно догонять). Другими словами, уровень самоубийств выше у того пола, который в большей степени вовлечён в погоню за статусом, а так как сейчас женщины становятся всё более эмансипированными и всё чаще вступают в эту гонку, они всё чаще разделяют и связанный с нею риск. Уровень самоубийств возрастает также в моменты экономических кризисов. Иными словами, когда погоня за статусом претерпевает трудности наверху иерархической лестницы, внизу возрастает перенаправленная агрессия, что приводит кпагубным последствиям.

Во время войны уровень самоубийств заметно падает. Кривая самоубийств XX столетия показывает два огромных спада, приходящихся на период двух мировых войн. Иными словами, зачем убивать себя, если можно убить кого-то другого? Именнонеспособность убить тех, у кого больше превосходства, и потенциальное желание совершить самоубийство заставляют человека перенаправлять свою тягу к насилию. У него есть выбор: убить менее опасного козла отпущения или же самого себя. В мирное время нереализованное желание совершить убийство чаще всего оборачивается попыткой самоубийства, но во время войны человеку приказано убивать, следовательно, снижается и уровеньсамоубийств.

У самоубийства и убийства есть много общего. В определённом смысле их можно считать двумя сторонами одной медали. Существующая тенденция показывает, что в странах с высоким уровнем убийств уровень самоубийств значительно ниже, и наоборот. Складывается впечатление, что в человечестве скопилось много агрессии, которой необходимо дать выход, и, если она не высвободится одним путём, то обязательно найдёт другой. Каким образом агрессия выйдет, зависит от того, насколько непримиримо каждое конкретное общество относится к убийству. Если эти запреты слабы, уровень самоубийств будет значительно меньше. Это напоминает ситуацию военного времени, когда все запреты на убийство намеренно и активноснимаются. И всё же современные суперплемена ко всему, что связано с убийством, относятся в целом слишком уж непримиримо. Большинству из нас, никогда не стоявшему перед выбором между убийством и самоубийством, довольно трудно разобраться в этих противоречивых вещах, хотя, если руководствоваться теорией, кажется, что биологически более естественно лишить жизни кого-то другого, чем себя самого, но факты говорят совсем обратное. В Великобритании в последние несколько лет количество самоубийств за год составляло примерно пять тысяч, в то время как число раскрытых убийств не достигало и двухсот. К тому же, если изучить все эти убийства, можно обнаружить нечто неожиданное.

Большинство из нас составляет своё представление об убийствах по репортажам в газетах и детективным романам, но газеты и писатели чаще всего пишут о тех убийствах, которые сделают книгу или газету продаваемой. На самом же деле наиболее распространены грязные и отвратительные убийства в кругу семьи, когда жертвой становится близкий родственник. В 1967 году в Великобритании было совершено 172 убийства, и 81 из них было как раз такого рода. Более того, в 51 случае после убийства преступник разделывался и с собственной жизнью. Большинство таких случаев связано с тем, что человек, одержимый неутолённым желанием выброса агрессии, сначала убивает своих близких, а затем и себя самого. Зачастую оказывается, что ему невыносима сама мысль о том, что он оставит их жить и страдать от всего им содеянного, и поэтому он не находит ничего лучшего, как сначалалишить жизни их.

Исследователи, изучающие убийства, обнаружили, что после совершения убийства с преступником могут происходить довольно интересные изменения. Если он не довёл дело до конца и не покончил с собой сразу же, он, скорее всего, почувствует такое невероятное облегчение от снятия напряжения, что вдруг обнаружит в себе явное нежелание совершать самоубийство. Общество довлело над ним и довело до того, что он был готов покончить с жизнью, но убийство всей семьи настолько удовлетворяет пылающую в нём жажду мести обществу, что теперь его депрессия проходит и он чувствует огромное облегчение. Но вместе с тем он оказывается в довольно непростом положении: он окружён мёртвыми телами, и всё свидетельствует о том, что он только что совершил тяжкое убийство, тогда как на самом деле это было лишь прелюдией к самоубийству. Вот, к каким ужасающим крайностям может привестиперенаправленная агрессия.

К счастью, большинство из нас в подобные крайности не впадает – наши семьи страдают лишь от того, что иногда мы приходим домой не в духе. Многие члены суперплемени находят отдушину в том, что смотрят фильмы, где кто-то другой расправляется с негодяями и убивает злодеев. Примечательно, что в обществах со строгой субординацией и жёсткой системой управления показывают значительно больше фильмов, связанных с насилием. На самом же деле можно поспорить по поводу того, что привлекательность ужасов вымышленного насилия прямо пропорциональна разочарованию, испытанному в жизни и связанному с получением превосходства.

Поскольку уже сам размер огромных суперплемён предполагает наличие в них большого числа тех, кто потерпел неудачу в борьбе за превосходство, широкое распространение и популярность вымышленного насилия вполне объяснимы. В качестве доказательства здесь будет достаточно сравнить количество продаваемых во всём мире книг авторов, пишущих о насилии, с количеством продаваемых книг писателей, пишущих о чём-либо другом. Согласно результатам недавнего исследования непревзойдённых бестселлеров в области художественной литературы, имя одного автора, специализирующегося на ужасах насилия, появлялось в двадцатке лучших книг семь раз, а общее число его проданных книг превысило 34 миллиона. На телевидении картина примерно та же. Подробный анализ передач, транслировавшихся в Нью-Йорке в 1954 году, показал, что в течение одной недели на экране появилось не менее 6800 агрессивных эпизодов.

Совершенно очевидно, что существует острая необходимость наблюдать за тем, как другие подвергаются крайним формам насилия, но ценность и безвредность этих актов как средства, способствующего выходу подавляемой агрессии, довольно спорны. Таким образом, так же, как и в имитации превосходства, причина, по которой люди наблюдают за насилием, совершенно очевидна, но вот ценность этого довольно сомнительна. Чтение о гонениях или же наблюдение за ними никак не изменяет ситуацию, существующую в реальной жизни читателя или наблюдателя. Он может наслаждаться этим, пока это его привлекает, но когда всё заканчивается и он возвращается обратно в суровую реальность, он остаётся по-прежнему зависимым от своего места в обществе. Таким образом, этот способ снятия напряжения носит лишь временный характер и напоминает почёсывание укуса насекомого. Более того, почёсывание укуса может привести к усилению воспаления. Увлечение вымышленными увечьями может увеличить невнимание к феномену насилия в целом. Единственный плюс в том, что, пока люди заняты чтением книг о насилии или просмотром такого рода кинофильмов, сами они актовнасилия не совершают.

Действия перенаправления агрессии зачастую характеризуются как феномен"…и клерк пнул кота". Это подразумевает то, что свой скрытый гнев на животное направляют только члены низшей ступени иерархии. К несчастью для животных, это не совсем так, и в доказательство этого общества защиты животных могут привести множество цифр. Жестокое обращение с животными служило средством выхода перенаправленной агрессии ещё со времён древних цивилизаций и, разумеется, было свойственно не только низшим слоям социальной иерархии. Мы сталкиваемся с этим и по сей день. Бойни в римских амфитеатрах, травля медведя в Средние Века и современный бой быков не оставляют сомнений в том, что причинение боли животным и их убийство всегда сильно привлекали членов суперплеменных сообществ. Действительно, с тех пор как наши предки, чтобы выжить, начали охотиться, человек стал причинять животным боль и убивать их, но в доисторические времена мотивы для этого были совершенно иными. Строго говоря, тогда жестокости в том смысле, как принято её понимать в соответствии с существующим определением "жестокость – это наслаждение от чьей-то боли", не было.

В суперплеменные времена мы убиваем животных по четырём причинам: чтобы добыть пищу, одежду и другие материалы; чтобы истребить паразитов и вредителей; с целью продолжения научных исследований, а также для того, чтобы испытать удовольствие от убийства. Первые две из этих причин объединяют нас с древними предками-охотниками, последние же две можно считать инновациями суперплеменных условий. В данный момент нас интересует только четвёртая из этих причин. Остальные, разумеется, также могут содержать элемент жестокости, но такая характеристика не является для них основной.

История намеренной жестокости по отношению к другим видам стала развиваться довольно странно. Древний охотник имел с животными много общего, он испытывал к ним уважение. Точно так же (что вполне естественно) было и у древних народностей, занимавшихся сельским хозяйством. Но с началом развития городских поселений большие группы людей лишились возможности прямого контакта с животными, и уважение было потеряно. По мере роста цивилизаций возрастала и надменность человека. Он закрыл глаза на тот факт, что от других видов животных ничем, по сути, не отличается. Образовалась огромная пропасть: теперь отличительной особенностью человека стало то, что у него была «душа», которой «нет» у других животных, – другие были всего лишь неразумными тварями, сотворёнными для его удовольствия. По мере распространения христианской религии всё сильнее стало укрепляться мнение, что животные существуют лишь для того, чтобы помогать человеку. У нас нет необходимости вдаваться в подробности, но стоит заметить, что ещё в середине XIX века Папа Пий IX не дал разрешение на открытие в Риме общества защиты животных на том основании, что человек должен исполнять свой долг по отношению к себе подобным, а к животным это никоим образом не относится. Позднее, в том же веке, один учёный иезуит написал: "У неразумных тварей нет понимания, а значит, не являясь личностями, они не могут иметь какие-либо права… Следовательно, мы не должны испытывать милосердие или какие-либо другие обязательства по отношению к низшим животным, аналогично тому, как мы не испытываем ничего подобного по отношению к растениямили камням."

Многие христиане начали сомневаться в правильности такого отношения к братьям нашим меньшим, но человек и животные стали ближе друг к другу только тогда, когда появилась теория эволюции Дарвина, которая оказала сильное влияние на человеческое мировоззрение. Признание родства человека с животными, которое было совершенно естественным для древних охотников, положило начало новой эры уважения. В результате, за последние несколько столетий наше отношение к намеренной жестокости в обращении с животными стремительно менялось, но, несмотря на всё возрастающее осуждение такого отношения, этот феномен ещё существует повсеместно. Публичные его проявления встречаются всё реже, но частные случаи жестокого обращения с животными ещё имеют место. Сегодня мы можем уважать животных, но они по-прежнему остаются нашими подчинёнными, а значит, и самыми незащищёнными объектами дляперенаправленной агрессии.

Наиболее уязвимыми подчинёнными после животных являются дети, и, несмотря на гораздо более строгие запреты, существующие в этом отношении, они также довольно часто становятся жертвами перенаправленного насилия. Жестокость, с которой животные, дети и другие беззащитные подчинённые подвергаются гонениям, отражает степень давления, оказываемого на преследователей.

Этот механизм можно увидеть в действии даже в военное время, прославляющее убийство. Сержанты и другие военнослужащие командного состава часто чересчур грубо обращаются с подчинёнными не просто для поддержания дисциплины, но и для того, чтобы вызвать чувство ненависти, намеренно желая обратить эту ненависть против врага во время сражения.

Теперь, посмотрев назад, мы видим, как на нас неумолимо давит неестественно тяжёлый вес превосходства, являющийся неотъемлемой характеристикой суперплеменных условий. Из-за ненормальности такой ситуации для животного, именуемого человеком, который всего лишь несколько тысячелетий назад был простым племенным охотником, выработались модели поведения, которые по всем стандартам поведения животных также можно считать ненормальными: преувеличенное внимание к имитации превосходства, наслаждение при наблюдении за актами насилия, намеренная жестокость по отношению к животным, детям и другим подчинённым, убийства и (в случае неудачи со всем остальным) акты насилия над собой и самоуничтожение. Наш член суперплемени, жертвующий семьёй ради того, чтобы вскарабкаться хоть на одну ступень выше по социальной лестнице, тайно наслаждающийся жестокостями книг и фильмов, пинающий собак, бьющий детей, преследующий слабых, мучающий свои жертвы, убивающий своих врагов, зарабатывающий болезни нервов и вышибающий себе мозги, – не такое уж приятное зрелище. Он часто похвалялся своей уникальностью в животном мире, и в этом смысле это и вправду так.

Действительно, другие виды животных напряжённой борьбы за статус также не чураются и зачастую тратят на достижение превосходства большую часть своей социальной жизни, но в естественной среде обитания дикие животные до крайностей, наблюдаемых в современной человеческой среде, такое поведение никогда не доводят. Как я сказал в самом начале, нечто подобное может происходить только в тесных клетках зверинца. Если в неволе собирается слишком много животных, и они содержатся слишком близко друг к другу, тогда в неестественной среде зверинца, безусловно, возникнет серьёзная проблема. Начнутся травля, нанесение увечий и убийства, появятся неврозы, но даже самый неопытный директор зверинца никогда бы не допустил, чтобы группа животных была такой многочисленной и жила в такой тесноте, в какой живёт человек в современных городах. Директор со всей уверенностью мог бы сказать, что такое положение дел неизбежно приведёт к полному упадку и краху нормальной (для конкретных видов животных) социальной модели. Он был бы крайне удивлён и поражён, если бы кто-то предложил ему поместить в такие условия его обезьян или грызунов. Человечество же по собственной воле именно так с собой и поступает; оно не только ведёт борьбу в таких условиях, но и ухитряется как-то выживать. По всем правилам "людской зверинец" должен был давно превратиться в сумасшедший дом с царящей в нём полной социальной неразберихой. Циники могут заметить, что на самом деле так оно и есть, но с этим можно поспорить. Тенденция к тесному сосуществованию вовсе не уменьшается, а как раз наоборот – является движущей силой. Различные виды нарушений в моделях поведения, которых я коснулся в этой главе, поразительны, и не столько тем, что они существуют, а скорее своей редкостью, если принимать во внимание размеры населения, затрагиваемого ими. Примечательно то, что лишь немногие из борющихся членов суперплемени становятся жертвами тех действий, о которых я здесь говорил. На каждого отчаявшегося охотника за статусом, разрушителя домашнего очага, убийцу, самоубийцу или преследователя приходятся сотни мужчин и женщин, которые в необычных условиях суперплеменных скоплений не только выживают, но и процветают. Это, пожалуй, больше, чем что-либо другое, служит поразительным доказательством огромного упорства, стойкости и находчивости нашего вида.