Текст книги "Людской зверинец"

Автор книги: Десмонд Моррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Даже для дряхлеющей власти должно быть очевидно, что чем больше будут следовать первому, тем больше будут игнорировать второе. К сожалению, человек обладает удивительной способностью не замечать очевидных вещей, если они не являются хоть сколько– нибудь привлекательными, а именно эта способность и является причиной многих трудностей, имеющихся в настоящий момент. Требуя повышенной находчивости и изобретательности, власти не учли силу реакции, и она быстро вышла из-под контроля. Кажется, они не понимали, что поощряют то, что и так имеет сильную биологическую поддержку. Они ошибочно считали находчивость и чувство творческой ответственности качествами, чуждыми мозгу молодого человека, тогда как на самом деле они были в нём скрыты всё время и только ждали момента, когда смогутпроявить себя в полной мере.

Как я уже отмечал, старые системы образования сделали всё возможное, чтобы эти качества подавить, требуя жёсткого повиновения правилам, установленным взрослыми. Они стремились к тому, чтобы ученики, подобно попугаям, повторяли вдалбливаемые им догмы. Изобретательности приходилось постоянно вести борьбу за выживание, и поэтому проявлялась она только у некоторых (исключительных) индивидов. Когда ей всё– таки удалось вырваться на поверхность, её ценность для общества была неоспоримой, и это, в конце концов, привело к тому, что сейчас она активно поощряется современной образовательной системой. Подойдя к этому вопросу рационально, власти поняли, что изобретательность и творчество приносят огромную пользу социальному прогрессу. В то же время глубоко укоренившееся желание этих суперплеменных органов удерживать социальный порядок в тисках своей власти всё ещё существовало, заставляя сопротивляться той тенденции, в поддержку которой они сами же и выступали. Они ещё более рьяно отстаивали свои взгляды, придавая обществу форму, гарантирующую сопротивление тем новым волнам изобретательности, которым сами же и дали волю, – конфликт былнеизбежен.

Первоначально власти относились к возрастающему экспериментированию терпимо, как к некоей забаве. Они сохраняли дистанцию, внимательно следя за всё более смелыми нападками молодого поколения на общепринятые традиции в искусстве, литературе, музыке, развлечениях, а также на социальные устои, но, когда эта тенденция стала распространяться на сферы более опасные (такие как политика и международные отношения), их терпению пришёл конец.

Как только отдельные эксцентричные головы превратились в огромную недовольную толпу, власти поспешно прибегли к своему наиболее примитивному способу реагирования – атаке. Вместо привычного терпеливого поглаживания по голове молодой интеллектуал ощутил удар полицейской дубинки. Живые умы, которые общество так заботливо воспитывало, вскоре начали страдать, но не от переутомления, аот силового воздействия.

Мораль для властей очевидна: не давай свободы творчеству, если не ожидаешь, что люди ею воспользуются. Молодой человек – не глупое, ленивое создание, которое нужно подталкивать к творчеству; по сути своей это личность творческая, которая в прошлом лишь казалась ленивой из-за оказываемого нанеё давления сверху.

В ответ власти говорят, что инакомыслящие студенты склонны не к позитивным новшествам, а к негативным разрушениям. Однако здесь стоит заметить, что эти два процесса имеют много общего и что одно перерастаёт в другое только тогда, когда всеостальные пути закрыты.

Секрет заключается в создании такой социальной среды, которая прежде всего была бы способна впитать всю поощряемую изобретательность и новизну. Так как суперплемена постоянно увеличиваются в размерах, а в "людском зверинце" становится всё меньше места и всё больше обитателей, требуется тщательное планирование и богатое воображение, и, помимо всего прочего, со стороны политиков, руководителей и градостроителей требуется более глобальное понимание сути биологических потребностей людей, чем то, которое было в недавнем прошлом.

Чем пристальнее мы смотрим на сложившуюся ситуацию, тем лучше понимаем, насколько она тревожна. Исполненные благих намерений реформаторы и организаторы, не покладая рук, работают над тем, что, на их взгляд, является улучшенными жилищными условиями, и при этом не сомневаются в правильности своих действий ни на секунду. Кто станет отрицать необходимость постройки большего числа домов, квартир, больниц, школ или обеспечения большим количеством пищи? А с тем, что все эти новые удобства в той или иной степени похожи друг на друга, ничего не поделаешь: человеческое население растёт очень быстро, и, чтобы эти удобства улучшить, просто не хватает ни времени, ни места. Загвоздка в том, что, пока новые школы переполняются учениками, полными решимости проявить свою изобретательность и всё изменить, наступает необходимость в других новых усовершенствованиях. При этом что-то абсолютно новое становится практически невозможным. Из-за всевозрастающей и однообразной монотонности эти усовершенствования неизбежно приводят ко всеобщему стремлению прибегнуть к более тривиальным способам борьбы за стимул. Если мы не будем достаточно осторожны, "людской зверинец" вскоре станет напоминать зверинец Викторианской Эпохи, с крошечными клетками, переполненными мечущимися по нимпленниками.

Некоторые фантасты придерживаются в этом отношении взглядов довольно пессимистических. Описывая будущее, они изображают жизнь, где люди становятся всё более и более единообразными, где все усовершенствования практически остановились на мёртвой точке. Все носят одинаковую серую одежду, повсюду царит автоматизация. Если новые изобретения всё же появляются, они служат лишь для того, чтобы ещё сильнее зажать тиски вокруг человеческого мозга.

Можно возразить, что такая картина говорит лишь о недостатке воображения писателей, но на самом деле это не совсем так. До определённой степени они просто преувеличивают тенденцию, которая наблюдается в современных условиях. Это реакция писателей на непрекращающийся рост того, что называется "тюрьмой проектировщика". Проблема такова, что, по мере того, как новые разработки в медицине, гигиене, жилищном строительстве и производстве пищевых продуктов дают возможность эффективно впихнуть всё больше и больше людей в заданное пространство, творческие элементы в обществе всё больше и больше отклоняются от своей цели: от решения проблемы качества – к проблеме количества. Пальма первенства отдаётся тем изобретениям, которые допускают дальнейший рост повторяющейся посредственности; стимулирующей гетерогенности предпочитают рациональную гомогенность.

Как сказал один из мятежных проектировщиков, прямая дорожка между двумя зданиями может быть наиболее эффективным (и самым дешёвым) решением, но это вовсе не означает, что это – самая лучшая дорожка с точки зрения удовлетворения потребностей человека. Человеку необходима некая область пространства для жизни, которая обладает уникальными чертами, неожиданностями, причудливыми вещами, достопримечательностями и отличительными особенностями в архитектуре. Без всего этого пространство не имеет никакого значения. Абсолютно симметричные, правильной формы модели хороши для сооружения крыш или для блоков массового производства, предназначенных для постройки домов, но использование подобных моделей в ландшафте полностью противоречит человеческой природе. Почему так приятно бродить по извилистой загородной дорожке? Почему дети предпочитают играть на мусорных свалках или в заброшенных зданиях, а не на безукоризненно чистых, с выдержанными геометрическими пропорциями детских площадках? Существующая в настоящее время тенденция к простоте дизайна может легко выйти из-под контроля и использоваться как оправдание недостатка воображения. Постройки, представляющие минимальную эстетическую ценность, вызывают положительные эмоции только в контрасте с другими, более сложными строениями. Когда же они начинают доминировать, результат может быть крайне опасным. Современная архитектура, создаваемая проектировщиками "людского зверинца", уже в течение некоторого времени придерживается именно этого курса. Реакцией на жилищные потребности быстро растущего суперплеменного населения стало появление во многих городах огромных высотных домов, состоящих из одинаковых, унифицированных блочных квартир. Оправданием этому может служить снос старых трущоб, но в результате получается, что, как правило, на их месте воздвигается то, что в ближайшем будущем превратится в супертрущобы. В определённом смысле это даже хуже чем ничего, так как, создавая обманчивое впечатление прогресса, эти строения дают некое чувство удовлетворения и тем самым не оставляют ни малейшего шанса на реальное улучшение.

Наиболее прогрессивные зоопарки избавляются от старых клеток для обезьян: директора, увидев происходящее с их обитателями, поняли, что отделка стен плиткой и улучшение дренажной системы ситуацию не спасут. Власти "людских зверинцев", вставшие перед проблемой растущего как грибы населения, столь дальновидны не были. Последствия их экспериментов со сверхплотной унификацией теперь разбираются в судах по делам несовершеннолетних и в кабинетах психиатров. В некоторых жилых массивах будущим жителям верхних этажей перед заселением настоятельно рекомендуют пройти осмотр у психиатра, чтобы тот сделал заключение об их способности выдержать напряжение, связанное с новым образом жизни.

Этот факт уже сам по себе должен быть достаточным предупреждением для архитекторов, открывая перед ними всю чудовищность их недальновидности, но пока они, по всей вероятности, не придают этим предупреждающим сигналам ни малейшего значения. Сталкиваясь с недостатками своих деяний, они говорят, что у них не было выбора: людей становится всё больше и больше, и всех необходимо обеспечить жильём. Но какую-то альтернативу всё же нужно найти, вся природа городских комплексов требует пересмотра. Изнурённым жителям "людского зверинца" следует вернуть чувство социальной индивидуальности деревенского сообщества. Факт, которым, кажется, умышленно пренебрегают проектировщики, заключается в том, что настоящая деревня при взгляде сверху выглядит органично, а не как некая геометрическая фигура, созданная при помощи точных расчётов. Им не удалось учесть основополагающие потребности территориального поведения человека: дома и улицы существуют не для того, чтобы на них смотреть как на что-то детально спроектированное, а для того, чтобы по ним передвигаться. Архитектурная среда ежесекундно, ежеминутно должна оказывать своё влияние, по мере того как мы движемся своими территориальными путями, а модель – плавно изменяться с каждым новым углом зрения. Когда мы поворачиваем за угол или открываем дверь, последнее, чего хочет наше навигационное чувство, – это столкнуться с конфигурацией пространства, которая лишь дублирует обстановку, только что нами покинутую. А зачастую именно так и происходит, потому что вместо того, чтобы попытаться представить себя в виде маленького движущегося объекта, путешествующего внутри, архитектор-проектировщик лишь сверху взглянул на свою чертежную доску, подобно пилоту бомбардировщика, бросившему беглый взгляд на цель.

Эти проблемы монотонности и унификации затрагивают, безусловно, практически все аспекты современной жизни. По мере того, как среда "людского зверинца" становится всё более сложной, ежедневно растут и опасности, связанные с большим социальным единообразием. Пока организаторы борются за то, чтобы заключить человеческое поведение во всё более и более жёсткие рамки, некоторые другие тенденции развиваются в направлении обратном. Как мы уже видели, постоянно улучшающаяся система образования молодых людей и растущий достаток старшего поколения приводят к потребности во всё большем и большем количестве стимулов, приключений, волнений и экспериментов. Если современному миру не удастся дать этим тенденциям свободу, завтрашние члены суперплемени будут изо всех сил стараться изменить мир. У них будет и навык, и время, и энергия для того, чтобы сделать это, и так или иначе им это удастся. Если они почувствуют себя заключёнными в тюрьму архитектора, они поднимут бунт. Если среда будет препятствовать творческим новациям, они разрушат её для того, чтобы построить заново. Это одна из наиболее серьёзных дилемм, с которыми сталкивается наше общество, и в будущем эту труднейшую задачу нам предстоит решать.

К сожалению, мы склонны забывать, что, несмотря ни на что, всё же являемся животными, обладающими и слабыми, и сильными качествами. Мы думаем о себе как о чистом листе, на котором можно написать всё что угодно, но это не так. Мы приходим в этот мир с набором основных инструкций, но на свой страх и риск игнорируем их илипросто не соблюдаем.

Политики, руководители и другие лидеры суперплемени могут быть гениями социальных наук, но этого недостаточно. В мире, который в будущем, вероятнее всего, будет ещё перенаселённее, они должны стать ещё и хорошими биологами, так как среди всех этих контролируемых ими проводов, кабелей, пластика, бетона, кирпича, металла и стекла есть животное – человек, примитивный племенной охотник, притворяющийся цивилизованным, суперплеменной житель, который отчаянно пытается сопоставить свои врождённые качества с необычной и новой ситуацией. Если ему дать шанс, он, вероятно, сможет превратить "людской зверинец" в великолепный парк для человеческих игр. Если этого шанса не дать, "людской зверинец" может превратиться в гигантский сумасшедший дом.

Нам, сегодняшним членам суперплемени, было бы интересно посмотреть, что же произойдёт, а вот у наших детей это вряд ли будет вызывать столь сильный интерес. К тому моменту, когда им придётся нести ответственность за сложившуюся ситуацию, перед человеческим родом, вне всяких сомнений, будут стоять такие сложные проблемы, что решение их, скорее всего, будет уже вопросом жизни и смерти.