Текст книги "Бег вслепую"

Автор книги: Десмонд Бэгли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава пятая

1

Я положил руку на карабин и задумался. Освещение было плохим и становилось все хуже, оружие незнакомым и ствол недостаточно длинным для того, чтобы я мог уверенно поразить человека с такой дистанции. Нас разделяло, по моей приблизительной оценке, около трехсот ярдов, и я знал, что если и попаду в кого-нибудь с такого расстояния и при таком освещении, то только по чистой случайности.

Если бы со мной была моя собственная винтовка, то я завалил бы Кенникена с такой же легкостью, как и оленя. Я посылал в оленя пулю с мягким кончиком, после чего он пробегал полмили, прежде чем падал мертвым, и выходное отверстие у раны получалось достаточно большим для того, чтобы в него можно было просунуть кулак. Человек на такое не способен – его нервная система слишком деликатна и не выдержит шока.

Но у меня не было моей винтовки, а стрельба наугад не принесла бы мне большой пользы. Она только сказала бы Кенникену, что я где-то поблизости, а ему, вероятно, лучше об этом не знать. Поэтому я позволил своим пальцам на карабине расслабиться, и приготовился наблюдать за тем, что произойдет дальше.

С прибытием Кенникена спор прекратился, и я знал почему, так как в свое время тоже работал с ним. Он не тратил время на пустую болтовню; он выслушивал собранные вами факты – да поможет вам Бог, если они ошибочны, – а затем быстро принимал решение. Именно этим он был занят сейчас.

Я улыбнулся, когда увидел, как кто-то показал на следы «лендровера», исчезающие в воде, а затем на другой берег реки. Там не было следов, говорящих о том, что мы выбрались из воды, поскольку нас немного снесло в сторону, и это могло озадачить каждого, кто не видел, как все произошло.

Человек выразительно взмахнул рукой вниз по течению, но Кенникен покачал головой. Он не купился на это. Он что-то сказал, нетерпеливо щелкнув пальцами, и кто-то еще поспешил к нему с картой. Некоторое время он ее изучал, после чего вытянул руку вправо, и четверо человек сели в джип, который развернулся и запрыгал по пересеченной местности.

Это заставило меня нахмурить брови, пока я не вспомнил, что в том направлении расположена небольшая группа озер, называемая Гаесавотн. Если Кенникен ожидал, что я разбил лагерь возле Гаесавотна, то он вытащил пустышку, но это говорило о его большой предусмотрительности и осторожности.

Команда из другого джипа занялась тем, что начала разбивать лагерь неподалеку от дороги, довольно неумело устанавливая палатки. Один из них подошел к Кенникену с термосом и налил горячий дымящийся кофе в чашечку, которую с подобострастием предложил ему. Кенникен взял ее и начал делать маленькие глоточки, по-прежнему стоя возле самой кромки воды, глядя на другую сторону реки, вставшей перед ним непроходимым барьером. Казалось, что он смотрит прямо мне в глаза.

Я опустил бинокль и медленно и осторожно, стараясь не произвести ни единого звука, сполз вниз. Спустившись с лавового гребня, я перекинул через плечо карабин и быстрым шагом направился обратно к «лендроверу». Приблизившись к нашему лагерю, я убедился, что в том месте, где мы свернули с дороги, не осталось следов шин. Я не думал, что Кенникен прикажет своему человеку перебраться через реку – таким путем он мог потерять много людей, – но лучше быть уверенным, что найти нас не слишком легко.

Элин спала. Она лежала на левом богу, зарывшись в свой спальный мешок, и я был рад, что она всегда спит тихо, не храпя и не посапывая. Я не стал ее будить; не было никаких причин нарушать ее сон. Все равно мы не сможем сдвинуться с места, так же как и Кенникен. Я включил свой карманный фонарик и, прикрывая свет рукой, чтобы не побеспокоить Элин, начал рыться в ящике, пока не нашел шкатулку с принадлежностями для шитья, из которой взял катушку черных ниток.

Я вернулся обратно на дорогу и протянул через нее нить примерно в одном футе от земли, закрепив оба конца обломками лавы. Если Кенникен проедет мимо нас в течение ночи, я узнаю об этом независимо от того, какие предосторожности он будет соблюдать. Я не хотел пересекать с утра реку только затем, чтобы нарваться на него на другом берегу.

Потом я прошел к реке и ознакомился с положением дел. Уровень воды по-прежнему спадал, и при более ярком освещении уже можно было попробовать ее пересечь. Но я не хотел рисковать, включая фары, поскольку их отсвет несомненно будет виден на небе. Банда Кенникена находилась от нас совсем недалеко.

Я залез в свой спальный мешок полностью одетым. Я не думал, что при сложившихся обстоятельствах смогу заснуть, но тем не менее установил будильник на своих наручных часах на два часа ночи. И это последнее, что я запомнил до того момента, когда он запищал, как сумасшедший москит, вернув меня к действительности.

2

В два пятнадцать мы были готовы к отъезду. Как только запищал будильник, я разбудил Элин, безжалостно отклонив ее сонные протесты. Но узнав, что Кенникен совсем близко, она задвигалась значительно быстрее. Я сказал:

– Я пойду осмотрю окрестности.

Черная нитка оставалась на месте, и, значит, ни один автомобиль не проехал за ночь мимо. Любой джип ночью должен был бы придерживаться дороги; не имелось ни малейшей возможности пересечь лавовое поле в темноте. Правда, кто-нибудь мог пройти здесь пешком, но я отбросил эту мысль.

Уровень воды в реке заметно упал и пересечь ее теперь не составляло большого труда. Вернувшись назад, я посмотрел на небо на востоке; короткая северная ночь уже почти закончилась, и я решил форсировать реку как только станет достаточно светло, чтобы по возможности дальше оторваться от Кенникена.

Элин имела на этот счет свои соображения.

– Почему бы нам не остаться здесь и не дать ему уехать вперед? Просто позволить проехать мимо. Пройдет много времени, прежде чем он поймет, что охотится за собственной тенью.

– Нет, – возразил я. – Мы знаем, что у него есть два джипа, но их может быть и больше. Если дело обстоит так, то, позволив ему уехать вперед, мы окажемся начинкой, зажатой между двумя половинками сандвича, а это весьма неуютное положение. Мы отправимся в путь прямо сейчас.

Завести двигатель бесшумно совсем не просто. Я укутал одеялами стартер, пытаясь заглушить его характерный скрежет, и когда, несколько раз кашлянув, двигатель тихо заурчал, снял одеяла. И пока мы подъезжали к реке, я старался давить на акселератор как можно осторожнее. Мы легко перебрались на другой берег, хотя произвели несколько больше шума, чем мне хотелось, и продолжили свой путь по направлению к следующей реке.

Я поручил Элин присматривать за тылом, в то время как сам сконцентрировался на том, чтобы вести машину с максимальной совместимой с тишиной скоростью. На следующих четырех километрах мы пересекли еще две реки, после чего начался долгий безводный участок, на котором дорога временно повернула на север, и здесь я наконец прибавил газу. Мы уже достаточно удалились от Кенникена, и теперь скорость стала важнее, чем тишина.

Шестнадцать рек на отрезке в шестьдесят километров, сказала Элин. Если не принимать во внимание время, уходящее на форсирование рек, мы двигались со средней скоростью в вытрясающие душу двадцать пять километров в час – слишком быстро для того, чтобы в этой местности испытывать чувство комфорта, – и по моим подсчетам нам понадобится четыре часа на то, чтобы достигнуть дороги на Сиренгисандур. На самом деле на это ушло шесть часов, поскольку некоторые реки оказались труднопроходимыми.

Добравшись до Сиренгисандурской дороги, мы пересекли водораздел, и теперь все реки на нашем пути будут течь на юг и на запад вместо севера и востока. Когда мы выехали на дорогу, я сказал:

– Завтрак. Залезь назад и достань что-нибудь готовое.

– Мы не остановимся?

– Бог ты мой, нет! Кенникен находится в пути уже несколько часов. Не существует способа узнать, насколько мы его опережаем, а у меня нет большого желания выяснять это прагматическим путем. Хлеба с сыром и пива будет достаточно.

Так что мы поели на ходу и остановились только однажды, в десять часов, чтобы залить бак из последней полной канистры. Когда мы были заняты этим делом, внезапно появился наш недавний знакомый, вертолет американских военно-морских сил. На этот раз он прилетел с севера, на сравнительно большой высоте, и проплыл над нашими головами, не обращая на нас явного внимания.

Я смотрел, как он удаляется на юг, а Элин задумчиво произнесла:

– Мне кажется это странным.

– Так же как и мне, – признался я.

– Но не по той же самой причине, – сказала Элин. – Американские военные вертолеты редко летают над нашей страной. – Она нахмурилась.

– Теперь, после твоих слов, я тоже нахожу это необычным.

В Исландии существовала некоторая натянутость в отношении к постоянному американскому военному присутствию в Кьеблавике. Многие исландцы расценивали его как некое посягательство на суверенитет страны, и кто мог их за это винить? Американские власти знали об этой натянутости и пытались уменьшить ее, поэтому американские военно-морские силы в Исландии старались напоминать о себе как можно реже. Американский военный вертолет в исландском небе несомненно представлял из себя явление нехарактерное.

Я пожал плечами и оставил эту проблему, сосредоточившись на том, чтобы вылить из канистры последние капли бензина, а затем мы продолжили свой путь без каких-либо следов погони за нашей спиной. Мы уже вышли на финишный отрезок, который нам предстояло проехать по прямой, хотя и бугристой дороге между рекой Тьоурсау и горным хребтом Бьюдархалс, и всего в семнадцати километрах от нас лежала шоссейная дорога, насколько любая дорога в Исландии может считаться таковой.

Но даже самое паршивое исландское шоссе кажется желанной целью после дорог Обиггдира, особенно если вы вынуждены нестись по ним сломя голову. Одной из проблем июня являлось то, что замерзшая за зиму земля при таянии образовывала желеобразные ловушки для машин. Поскольку мы ехали на «лендровере», они не останавливали нас, но существенно снижали нашу скорость, и единственным утешением мне было то, что Кенникен будет испытывать с ними аналогичные трудности.

В одиннадцать часов случилось наихудшее – лопнула шина. Это была шина на переднем колесе, и, почувствовав толчок, я вывернул руль и остановил машину.

– Давай сделаем это быстро, – сказал я и схватил гаечный ключ.

Если у нас и должен был произойти прокол, то место для него оказалось не самым худшим. Поверхность земли была достаточно ровной для того, чтобы я мог спокойно подсунуть домкрат, и под опорой отсутствовала грязь. Я поддомкратил переднюю часть «лендровера» и начал откручивать на колесе крепежные гайки. Из-за своего плеча Элин не могла оказать мне большой помощи в этой работе, поэтому я сказал:

– Как насчет того, чтобы сварить кофе, – нам не помешает что-нибудь горячее.

Я снял колесо, откатил его в сторону и поставил запасное. Вся операция заняла чуть менее десяти минут, время, которое при сложившихся обстоятельствах мы не могли себе позволить тратить впустую. Только когда мы проедем дальше на юг, у нас появится возможность затеряться на более или менее запутанной сети шоссейных дорог, а в этой глуши выбор маршрута был слишком ограничен.

Закрутив последнюю гайку, я наклонился, чтобы положить колесо с испорченной шиной на подставку и заодно посмотреть, что послужило причиной прокола. То, что я увидел, заставило меня похолодеть. Я засунул палец в отверстие с рваными краями в толстой покрышке и обвел взглядом хребет Бьюдархалс, доминирующий над местностью.

Такое отверстие могло появиться только по одной причине – из-за попадания пули. Где-то там на хребте, затаившись в какой-нибудь расщелине, скрылся снайпер – и даже в данную секунду я, возможно, находился в перекрестье его прицела.

3

Каким образом Кенникену удалось опередить меня? Эта горькая мысль первой пришла мне в голову. Но сейчас не было времени предаваться пустым раздумьям, появилась необходимость в решительных действиях.

Я положил колесо с пробитой шиной на капот и закрепил его на месте гайками. Вращая гаечный ключ, я украдкой бросал взгляды на горный хребет. До того места, где горы начинали вздыматься в небо, оставалось достаточно много открытого пространства – не менее двухсот ярдов, – и ближайшее укрытие, которое мог занять снайпер, находилось на расстоянии четырехсот ярдов, а возможно и больше.

Человек, способный послать пулю в шину с расстояния в четыреста ярдов – четверть мили, – чертовски хороший стрелок. Настолько хороший, что он может всадить пулю в меня в любой момент, когда захочет, – так какого дьявола он медлит? Я на открытом месте представляю из себя прекрасную мишень, и все же пули пока не летят в мою сторону. Я закрутил последнюю гайку и, повернувшись спиной к горам, почувствовал легкое покалывание между лопатками – именно туда меня ударит пуля, если она все-таки прилетит.

Я спрыгнул на землю и, убрав на место домкрат и ключ, сосредоточился на том, чтобы делать все естественно. Ладони моих рук стали скользкими от пота. Я подошел к задней части «лендровера» и заглянул в открытую дверь.

– Как там наш кофе?

– Сейчас будет готов, – ответила Элин.

Я залез внутрь и сел. Окружающее меня замкнутое пространство создавало комфортабельную иллюзию защищенности, но это была всего лишь иллюзия. Во второй раз я пожалел, что «лендровер» не бронированный автомобиль. Оставаясь сидеть в машине, я мог внимательно осмотреть склоны гор, не выдавая своей заинтересованности, и я воспользовался этой возможностью.

Ничто не двигалось среди красных и серых скал. Никто не встал во весь рост, чтобы приветственно помахать рукой. Если кто-то и находился по-прежнему там, он затаился, как мышь, что, разумеется, было совершенно правильно. Если вы послали в кого-то пулю, вам лучше сжаться до минимальных размеров на тот случай, что он начнет стрелять в ответ.

Но был ли этот кто-то по-прежнему там? Я думал, что, скорее всего, да. Кто, находясь в здравом уме, будет пробивать дырку в шине автомобиля, чтобы потом просто тихо удалиться? Так что он все еще был там, выжидал и вел наблюдение. Но если он там, то почему бы ему не подстрелить меня? В этом, казалось, не было смысла – если только он не хотел просто меня остановить.

Я невидящим взглядом смотрел на Элин, которая добавляла сахар в кофейник. Если это так, то, значит, люди Кенникена зашли с обеих сторон. Это было не слишком трудно организовать при условии, что он знал, где я нахожусь, – радиосвязь удивительная вещь. Этому человеку на горной гряде приказали остановить автомобиль, чтобы Кенникен мог меня догнать, и это означало, что я нужен ему живым.

Я подумал о том, что произойдет, если я сяду на место водителя и снова тронусь с места. Скорее всего очередная пуля пробьет следующую покрышку. На этот раз сделать это будет легче, поскольку мишень стала неподвижной. Догадаться о последствиях мне не составило труда – существовал лимит на количество запасных шин, которые я мог с собой взять, и этот лимит уже был исчерпан.

Надеясь на то, что цепочка моих рассуждений не слишком натянута, я начал приготовления к тому, чтобы выбраться из-под прицела невидимого стрелка. Я достал из-под матраса дубинку Линдхольма, которую спрятал туда раньше, и положил ее в свой карман, а затем сказал:

– Давай выйдем и… – Мой голос сорвался на хриплое карканье, и я прочистил горло. – Давай выпьем кофе снаружи.

Элин удивленно посмотрела на меня.

– Я думала, что мы торопимся.

– Мы ехали с хорошей скоростью, – сказал я. – По моим расчетам, мы оторвались достаточно далеко и заработали себе небольшую передышку. Я возьму кофейник и сахар, а ты понесешь чашки.

Мне очень хотелось захватить с собой карабин, но это было бы слишком очевидно; ничего не подозревающий человек не пьет кофе, вооружившись до зубов.

Я выпрыгнул из задней двери, и Элин передала мне кофейник и сахарницу, которые я поставил на задний бампер, перед тем как помочь ей спуститься. Ее правая рука по-прежнему покоилась на перевязи, но она могла нести чашки и ложки в левой руке. Я взял кофейник и махнул в сторону гряды.

– Давай пойдем туда и устроимся у подножия скал. – Я сразу зашагал в выбранном направлении, не давая ей времени на то, чтобы возразить.

Мы шагали по открытой местности в сторону гряды. В одной руке я нес кофейник, а в другой сахарницу, олицетворяя собой саму невинность. Я также имел с собой сген дабх в ножнах на левой голени и дубинку в кармане брюк, но их не было видно. Когда мы приблизились к горной гряде, перед нами вырос небольшой утес, и я подумал, что наш друг наверху должно быть, начал беспокоиться. Теперь в любой момент он, потеряв нас из виду, мог немного податься вперед, чтобы изменить угол обзора.

Я обернулся, словно бы для того, чтобы что-то сказать Элин, а затем резко повернулся назад, бросив взгляд вверх. Я никого не заметил, но был вознагражден каким-то неясным отблеском-отражением, появившимся ниоткуда. Это мог быть солнечный блик, играющий на поверхности лавы, но я так не думал. Лава не способна перемещаться по своей собственной прихоти – по крайне мере, после того, как она застыла.

Запомнив место, я пошел дальше, не поднимая больше головы, и вскоре мы приблизились к основанию утеса высотою около двадцати футов. Здесь, образуя редкие заросли, ютились карликовые березы, искривленные деревья высотою всего в один фут. В Исландии бонсай растет в естественных условиях, и меня всегда удивляло, почему исландцы не догадаются организовать их экспорт в Японию. Я нашел чистое место, поставил на землю кофейник и сахарницу, а затем сел и подтянул штанину на брюках, чтобы достать нож.

Элин удивилась.

– Что ты делаешь?

Я сказал:

– Постарайся не падать в обморок, но в горах над нами засел один тип, который только что сделал дырку в нашей покрышке.

Элин смотрела на меня, не в силах вымолвить ни слова. Я продолжил:

– Пока мы сидим здесь, он нас не видит, но я не думаю, что это его сильно беспокоит. Все, что ему нужно сделать, это задержать нас до прибытия Кенникена – что у него получается совсем неплохо. Пока «лендровер» находится у него перед глазами, он знает, что мы где-то неподалеку.

Я засунул нож за пояс – из ножен на голени его можно быстро выхватить только при том условии, что на вас надет килт.[6]6
  Килт – часть национальной одежды шотландских горцев.


[Закрыть]

Элин опустилась на колени.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Невозможно получить такую пробоину на боковой поверхности новой покрышки естественным путем.

Я поднялся на ноги и окинул взглядом горную гряду.

– Пойду вытащу, из норы этого ублюдка, мне кажется, я знаю, где он притаился. – Я показал на расщелину у основания утеса – трещину в скале высотою четыре фута. – Я хочу, чтобы ты забралась туда и ждала. Не двигайся, пока не услышишь, что я тебя зову – и будь абсолютно уверена, что это именно я.

– А что, если ты не вернешься? – спросила она безжизненным голосом.

Она была реалистом. Я посмотрел на ее застывшее лицо и сказал, тщательно обдумывая свои слова:

– В этом случае, если ничего больше не произойдет, оставайся здесь до наступления темноты, затем беги к «лендроверу» и убирайся отсюда подальше. Если же Кенникен появится здесь, постарайся не попадаться ему на глаза. – Я пожал плечами. – Но я обязательно вернусь.

– Стоит ли вообще тебе это делать?

Я вздохнул.

– Мы застряли здесь, Элин. До тех пор, пока этот парень держит «лендровер» под прицелом, мы прикованы к месту. Что, по-твоему, я должен делать? Подождать прибытия Кенникена, а потом просто сдаться на милость победителя?

– Но ты ведь безоружен!

Я похлопал ладонью по рукоятке ножа.

– Он мне поможет. Ну а теперь делай, что я сказал.

Я проводил ее до расщелины и посмотрел, как она в ней укрылась. Элин чувствовала себя там не слишком комфортабельно: расщелина имела полтора фута в ширину и четыре в высоту, так что ей пришлось присесть там на корточки. Но существовали и худшие вещи, чем чувство дискомфорта.

Затем я задумался над тем, что делать мне. Горная цепь была изборождена промоинами, прорезанными водой в мягкой породе, которые предлагали скрытый путь наверх. Я хотел подняться выше того места, где ранее заметил внезапный отблеск. В военном деле – а это была война – тот, кто удерживает высоту, тот и имеет преимущество.

Я двинулся в левую сторону, держась под прикрытием скал. В двадцати ярдах мне попалась первая промоина, которую я отклонил, так как знал, что она заканчивается неподалеку от подножия гряды. Следующая оказалась лучше, поскольку шла почти до самой вершины, и, скрывшись в ней, я начал карабкаться наверх.

В те далекие дни, когда я проходил подготовку в горной школе, мой инструктор любил повторять одну премудрость: «Никогда не следуй курсом водного потока как вверх по склону, так и вниз», – говорил он. Доводы его были убедительны. Вода бежит кратчайшим путем, а кратчайший путь обычно оказывается самым крутым. Правильным будет, взбираясь на гору, придерживаться чистых склонов и всячески избегать расщелин. В то же время совершенно неверно карабкаться наверх по чертовски крутым и отшлифованным водой трещинам в скалах, рискуя при этом свернуть себе шею.

Края промоины у подножия гряды имели в высоту около десяти футов, поэтому я не опасался, что меня здесь заметят. Но с высотой промоина постепенно мелела, и к концу ее глубина сократилась приблизительно до двух футов, и с этого места я начал ползти на животе. Когда ползти дальше стало невозможно, я, по моим подсчетам, находился уже выше, чем снайпер, поэтому, осторожно высунув голову из-за обломка лавы, принялся изучать ситуацию.

Далеко внизу на дороге в полном одиночестве стоял «лендровер». Примерно в двухстах футах вправо и ста футами ниже находилось место, где, как мне казалось, укрывался снайпер. Я не мог его видеть из-за больших камней, которыми был усеян склон горной гряды. Это меня устраивало; если я не вижу его, значит, и он не видит меня, и ширма из камней являлась как раз тем, в чем я нуждался, чтобы подобраться к нему поближе.

Но я не стал спешить. Я не забывал о том, что здесь может скрываться и не один человек. Черт возьми, да здесь, рассыпавшись по склону гряды, их могла притаиться целая дюжина. Некоторое время я, затаив дыхание, сохранял полную неподвижность, внимательно изучая каждый камень, лежавший в пределах видимости.

Убедившись, что все спокойно, я выполз из укрытия в промоине и направился к группе больших камней, по-прежнему передвигаясь по-пластунски. Время от времени я останавливался и внимательно прислушивался. Все, что я слышал, это отдаленное журчание реки. Вскоре я обогнул сверху нагромождение камней и, сделав очередную паузу, достал из кармана дубинку.

Высунув голову из-за камня, я увидел их в пятидесяти футах ниже, укрывшихся на уступе горного склона. Один лежал, пристроив перед собой винтовку, ствол которой покоился на аккуратно сложенной куртке; другой сидел у него за спиной и вертел в руках уоки-токи. Изо рта у него свисала незажженная сигарета.

Я убрал голову и задумался. С одним человеком я мог справиться – с двумя это сделать будет значительно сложнее, особенно без огнестрельного оружия. Я осторожно переместился и нашел лучшую позицию для наблюдения, где я мог оставаться менее заметным, – два камня, сдвинутые почти вплотную друг к другу, между которыми оставалась смотровая щель шириной в дюйм.

Человек с винтовкой был неподвижен и очень терпелив. Я мог предположить, что он – опытный охотник, который провел в подобном положении на склонах холмов множество часов, ожидая, когда его жертва приблизится на расстояние выстрела. Его напарник был более суетлив, он ерзал ягодицами по камню, на котором сидел, почесывался, хлопал ладонью насекомых, садившихся на его ноги, и крутил в руках уоки-токи.

Я увидел, что у основания гряды что-то задвигалось, и затаил дыхание. Человек с винтовкой тоже обратил на это внимание, и я смог различить, как едва заметно напряглись его мускулы. Это была Элин. Она вышла из-под укрытия утеса и направилась в сторону «лендровера».

Я беззвучно выругался, не понимая, какого черта она собирается там делать. Человек с винтовкой плотно прижал приклад к плечу и, приникнув глазом к оптическому прицелу, сопровождал ее на всем пути до машины. Если он нажмет на курок, я не упущу своего шанса и достану этого ублюдка любым возможным способом.

Элин подошла к «лендроверу» и забралась внутрь. Через минуту она снова выбралась наружу и направилась обратно в сторону утеса. На полпути она, крикнув, подбросила что-то в воздух. Я находился слишком далеко для того, чтобы разобрать, что у нее в руках, но, как мне показалось, это была пачка сигарет. Парень с винтовкой несомненно знал точно, что это такое, поскольку был оснащен одним из самых мощных оптических прицелов из всех, что я когда-либо видел.

Элин исчезла из поля зрения у подножия гряды, и я позволил себе выпустить воздух из легких. Она намеренно разыграла небольшую сценку, чтобы убедить снайпера в том, что я по-прежнему нахожусь внизу, хотя и скрыт из виду. И надо сказать, что это сработало. Стрелок заметно расслабился и, повернувшись, сказал что-то своему напарнику. Я не мог слышать его слов, поскольку говорил он тихим голосом, но непоседа громко рассмеялся.

У него возникли проблемы с уоки-токи. Он вытянул антенну, щелкнул переключателями и повертел ручки настройки, после чего отбросил рацию в сторону на поросшие мхом камни. Обратившись к снайперу, он показал пальцем вверх, и снайпер кивнул головой. Затем непоседа поднялся на ноги и, повернувшись, начал карабкаться по склону в моем направлении.

Я заметил курс, которого он придерживался, и, повернув голову, стал подыскивать место для засады. Прямо за моей спиной находился камень высотой приблизительно в три фута, и, оторвавшись от своей смотровой щели, я скрылся за ним, присев на корточки и крепко сжимая в руке дубинку. Я узнал о его приближении по доносившимся до меня звукам, поскольку он не прилагал больших усилий к тому, чтобы передвигаться бесшумно. Его ботинки шаркали по земле, и один раз я услышал, как камешки посыпались по склону, когда он поскользнулся и невнятно выругался. Затем произошло изменение в освещении, вызванное тем, что он отбросил в мою сторону тень, и, выпрямившись у него за спиной, я нанес ему удар по затылку.

Существует множество различных вздорных слухов по поводу того, что случится, если человека ударить по голове. На основании некоторых источников – фильмов и телепостановок – можно сделать вывод, что это не опаснее наркоза, используемого в операционных; произойдет всего лишь короткая потеря сознания, сопровождаемая головной болью, не хуже чем с сильного перепоя. К сожалению, это не так, поскольку анестезиологи в госпиталях имеют возможность при помощи сложного оборудования, которым они теперь оснащены, точно отмерять наркоз, в отличие от освященного веками тупого инструмента, лишенного такого преимущества.

Потеря сознания достигается путем резкого удара по черепной кости, в результате чего она сталкивается со своим содержимым – мозгами. Последствием является мозговая травма различной степени серьезности от легкой контузии до смерти, и всегда имеют место остаточные повреждения, хотя, возможно, и легкие. Удар должен быть достаточно сильным, поскольку все люди разные, и удар, способный одного человека убить, у другого вызовет лишь легкое головокружение. Проблема в том, что необходимую силу удара невозможно рассчитать заранее.

Я был не в настроении для того, чтобы экспериментировать, и этому типу досталось как следует. Колени под ним подогнулись, и он рухнул вниз. Я поймал его до того, как он упал на землю. Потом я опустил его на камни и повернул так, чтобы он лежал на спине. Изжеванная сигарета, свисающая из уголка его рта, была перекушена на половине, и струйка крови, стекающая с фильтра, говорила о том, что он заодно прикусил себе язык. Он все еще дышал.

Ощупав его карманы, я наткнулся на твердый предмет знакомой формы и извлек на свет автоматический пистолет – смит-вессон 38, брат-близнец того пистолета, что я забрал у Линдхольма. Проверив магазин, я убедился, что он полон, и, передернув затвор, дослал патрон в ствол.

Человек, скрючившийся у моих ног, не сможет доставить кому-либо больших хлопот, даже если придет в себя, поэтому о нем я больше не беспокоился. Все, что теперь я должен был сделать, это позаботиться о Дэниеле Буне[7]7
  Дэниел Бун – персонаж американской истории, знаменитый первопроходец.


[Закрыть] – человеке с винтовкой. Я вернулся к своей наблюдательной щели, чтобы посмотреть, что он делает.

Он делал абсолютно то же самое, что делал с тех самых пор, когда я его впервые увидел, – с неистощимым терпением созерцал «лендровер». Я поднялся на ноги и начал спускаться к уступу, держа пистолет перед собой. Я не особенно беспокоился о том, чтобы соблюдать осторожность, скорость сейчас была важнее, чем бесшумность, и, как мне показалось, его скорее насторожит то, если я стану подкрадываться на цыпочках, чем если буду хрустеть подошвами у него за спиной.

Он даже не повернул головы. Все, что он сделал, это спросил, растягивая слова на манер жителя западных штатов:

– Забыл что-нибудь, Джо?

Я вернул свою челюсть на место до того, как она успела отвиснуть слишком низко. Я ожидал встретить русского, но отнюдь не американца. Однако сейчас было не время думать о национальностях – человек, посылающий в вас пули, автоматически является ублюдком, а русский он ублюдок или американский не имеет большого значения. Я сказал резко:

– Повернись, но оставь винтовку на месте, или я сделаю в тебе дырку.

Он повернулся очень медленно, и единственной частью его тела, пришедшей в движение, была голова. Он имел фарфорово-голубые глаза, загорелое узкое лицо и идеально подходил на роль старшего сына папаши миллионера из телевизионной мыльной оперы. Он также казался опасным.

– Будь я проклят! – произнес он мягко.

– Несомненно будешь, если не уберешь руки с этой винтовки, – сказал я. – Раскинь руки в стороны так, словно тебя распяли.

Он посмотрел на пистолет, зажатый в моей ладони, и неохотно раздвинул руки. Человеку, распростертому в таком положении, сложно быстро подняться на ноги.

– Где Джо? – спросил он.

– Ему захотелось баиньки. – Подойдя к нему поближе, я прижал мушку пистолета к ямке на его затылке и почувствовал, как он вздрогнул. Это ни о чем не говорило; подобная реакция вовсе не означала, что он испуган – я тоже невольно вздрагиваю, когда Элин целует меня в затылок. – Постарайся не двигаться, – посоветовал я и поднял его винтовку.

Тогда у меня не было времени на то, чтобы изучить ее внимательно, но я сделал это позже, и она несомненно представляла из себя выдающийся образец огнестрельного оружия. Она имела сложную родословную и, вероятно, начала свою жизнь как браунинг, но хороший оружейный мастер потратил немало времени на ее переоборудование, добавив некоторые усовершенствования, такие, как скульптурная рукоятка с отверстием для большого пальца и еще кое-какие приятные мелочи. Это отчасти соответствовало словам одного человека: «Мой топор достался мне от дела – отец поменял у него лезвие, а я сделал новое топорище».