Текст книги "Куриные головы (ЛП)"
Автор книги: Дёрдь Шпиро
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
Старуха. Да он развалина был! Я из жалости – много ли ты ему внимания уделяла – торчал тут один весь день – вот я и приглашала его – яблоками угощала – а ты боялась, что я на квартиру позарюсь – потому что у вас на уме только подлости – ничего больше…
Соседка. Вы следили за мной – я с учителем словом обмолвиться не могла, как вы тут же выскакивали из квартиры, чтобы у нас, чего доброго…
Старуха. Ну, знаешь…
Соседка. Да, да!
Отец(гогочет, Мальчишке). Во сцепились – ничо, да? (Смеется.)
Соседка. А вы заткнитесь – вам бы только подглядывать!
Отец. Вот курва – со всеми спит – думает, я не вижу – со всеми – сиськи вывалит, чтоб я видел – вот, курва поганая…
Соседка. Да я всех вас – вы у меня дождетесь! (Убегает, хлопает дверью, гремит цепочкой.)
Старуха. Она и кошку хотела переманить – все приваживала – а эта дуреха к ней ластилась…
Отец. Ваша кошка! (Смеется.) Ваша сраная кошка загнулась! Капец ей пришел! «Мурка, Мурка, ты где, кис-кис-кис!» (Смеется, скачет вокруг костыля по-индейски, с воплями, знаками приглашает Мальчишку присоединиться.)
Мальчишка(хохочет). Папаня – папаня… (Тоже скачет вокруг костыля, издавая вопли.)
Старуха(смотрит на них, замерев на месте). Господи – слава тебе, что ты снова – решил остеречь меня, господи…
Отец и Мальчишка скачут, улюлюкают, приставив ко рту ладони.
Господи, тебе знать, зачем это нужно – тебе знать…
Отец и Мальчишка останавливаются, отдуваясь. Отец обнимает сына за плечи, тот прижимается к нему.
(Размазывая по лицу слезы и губную помаду.) Ничего, господи – ничего – а я все равно – пускай… (Уходит к себе.)
Отец(запыхавшись). Ну, бляха – ничо, а? (Смеется, запыхавшись.) Ну, выдали, мля – а?
Мальчишка(смеется). Па – ну, бляха…
Из подворотни появляется Мать, нагруженная кошелками, останавливается.
Отец(отдуваясь). Мало двигаемся – уф! Надо зарядку делать, в футбол гонять…
Мальчишка замечает Мать, делает шаг ей навстречу, ему становится плохо, он садится у гаража, в упор смотрит на Мать.
Мать. Что такое?
Пауза.
Отец. Ничего, мля – не видишь – пацан приехал?
Мать поворачивается к Мальчишке, молчит.
Ну чо встала? Иди – наведи порядок – ему пожрать нечего – а ты ползаешь где-то, лахудра – когда тут пацан – наведи порядок – кровать свою перетащишь на кухню – он в комнате будет спать – со мной – усекла? Чо глазами-то лупаешь? И шмотье свое забирай – понятно?
Мать входит в квартиру. Пауза.
Мать твоя дома счас – вернулась, давненько уже – счас дома – вернулась – и дома живет – а чего, пусть готовит – что мне гнать ее? Пока здесь – хоть готовит, так? Ну ты чо? Чо ты на фиг? Не можешь ей слова сказать – все же мать как-никак. (Пауза.) Между нами и нет ничего – пусть живет – что с ней делать – куда ее – она долго нигде не задерживается – выгоняют все время – пусть готовит – мне что – я ее не держу – хочет, замуж пускай выходит – если найдет дурака – так ее выгоняют все время. (Смеется.) Да кому она на фиг нужна, швабра старая? Она думает – это так просто – ну и пусть – я не вмешиваюсь – мне-то что – мне еще сорока нет – какой это возраст для мужика – я еще хоть куда – от шестнадцати до сорока пяти мне любая теперь годится – но я не-е – я ученый – знаю я, что почем. (Пауза.) Чо сидишь-то? Мать счас приготовит – ну, я пошел. (Короткая пауза.) Заходи потом – живот-то небось подвело – а? Ну ты заходи. (Уходит, закрывает дверь.)
Пауза. Мальчишка оцепенело сидит у гаражной двери. Из подворотни появляется Приятель, останавливается.
Приятель. Ну чего? (Садится рядом с Мальчишкой.) А я там сидел, думал, может, появится кто – никого. (Пауза.) Ну чего?
Мальчишка. Подлюка.
Приятель. Ты чо?
Мальчишка(поднимается, берет в руки топор). Счас башку расшибу ей – расшибу…
Приятель молчит.
Расшибу ей башку!
С воплями бьет по гаражному замку, сбивает его.
Приятель. Чо, машину угоним?
Мальчишка(бросает топор, тяжело дыша). Подлюка…
Соседка(выглядывая). Господи! Что вы делаете? Вы что? (Исчезает за дверью, гремит цепочкой, в ужасе наблюдает за происходящим через щель.)
Приятель(распахивает двери гаража, заглядывает). Польский «фиат».
Соседка. Не надо! Мальчики, я прошу!
Приятель. Смылась, стерва! Боится… (Смеется.)
Соседка. Я вас очень прошу, не надо!
Приятель. Чо, угоним?
Мальчишка. А ну сядь и не прыгай.
Приятель. Водить, что ль, не можешь?
Мальчишка. Не могу. А ну сядь, говорю.
Приятель садится. Пауза.
Соседка. Не надо, ребята, ну я же прошу…
Пауза.
Приятель. Трухнула чувиха. (Смеется.)
Мальчишка. Заткнись.
Соседка в ужасе наблюдает за ними.
Выходят Учитель и гимназистки.
Учитель. До следующей недели, стало быть.
Девица. Хорошо, господин учитель. (Достает деньги.)
Соседка. Господин учитель!
Учитель(оборачивается). Я вас слушаю.
Соседка. Да нет, ничего – я извиниться хотела – за то что побеспокоила вас во время урока…
Учитель. Ничего, ничего… (Пауза.) Я хотел бы еще обратить внимание – что эта возвышенная мольба, это рвущееся из глубин души человеческой безысходное заклинание являет собой вершину венгерской лирики нашего века, и не только венгерской лирики, ибо то же переживание в ту же эпоху терзает и величайших из величайших, например Ницше и Достоевского, и, как я уже говорил, не только по той причине, что это произведение по сей день не утратило своей, так сказать, актуальности, ибо в мире с тех пор все осталось по-прежнему, во всем мире, извольте заметить. Величие этого произведения состоит еще в том, что эта возвышенная, рвущаяся из души мольба, этот жуткий, мучительный вопль отчаяния прекрасно и удивительно точно раскрывает нам душу лишенного веры и все-таки верящего человека. Берусь утверждать, что именно этим оно превосходит другие шедевры. Ибо здесь поэт обращается к богу не потому, что раскаялся, и не потому, что он верит, что бог действительно существует – дряхлый бог, как он называет его в одном из стихотворений, – о нет, это вовсе не богоискательство слабого человека, но слова человека зрелого, человека задумавшегося, к чему приведет нас отказ от бога, воскресить которого нам уже не дано.
Девица тем временем строит глазки Приятелю.
О том, в какой мере поэт отдает отчет в своей слабости, и о том, что именно это признание делает его сильным, говорят эти строки:
«Предадимся Ему до конца: Лучше Призрака не было в мире. Верить не во что, будем же верить То ли в сущее, то ли в Творца». Заметьте, что существо, именуемое в начале стихотворения Богом, он вдруг называет Призраком – разумеется, с большой буквы. А Призрак, как нам известно, может быть и злым духом. Выходит, поэт как бы говорит: не суть важно, есть Бог или нет, добрый он или злой, все равно он необходим, даже если – цитирую – «верить не во что». Если не во что верить – тем более. Поистине глубокая мысль, мысль зрелого отчаявшегося человека. Поэт хочет нам сказать: чем бы ни было это нечто, это самое нечто духовное над человеком, пусть роковое, пусть даже враждебное человеку, но все равно это лучше, чем ничего. Как блестяще он выразил это в последней строфе – лучшем четверостишии всей венгерской поэзии, которое я прошу вас выучить наизусть:
Девчонка передает Девице деньги.
Собственно говоря, для поэта не так уж важно, добрый он или злой, этот Призрак, главное, чтобы он был. Для чего? Поэт объясняет: ибо жутко и дико представить, говорит он, чтобы жизнь никому не принадлежала. Или принадлежала бы Смертному. То есть самому человеку. Глубочайшая мысль, которую впоследствии подтвердила и до сих пор подтверждает история. Воистину кассандрово прорицание, самое страшное из всех сбывавшихся прорицаний на этом свете:
Ибо жутко и дико представить,
Чтоб Никто либо Смертный мог править
Этой Жизнью…
Потому что человек этого недостоин, ибо он, получив власть над жизнью, начинает ее ломать. (Короткая пауза.) Словом, я вас прошу выучить наизусть, и не только последнюю, но и предпоследнюю строфу. (Короткая пауза.) И когда вы до этого дорастете, они сами вам вспомнятся, не беда, что вы пока что не понимаете.
Девчонка. Мы понимаем, господин учитель.
Учитель. И когда вы их вспомните, то, как ни странно, они будут вас успокаивать. Потому что вы осознаете себя частицами чего-то большого, частицами жуткого и великого Нечто, от которого еще до вас страдали такие прекрасные души, как Эндре Ади[2]2
Венгерский поэт (1877–1919).
[Закрыть]. И вы тогда ощутите свою причастность к большому и удивительному сообществу, каким являются люди – те самые, что способны только уродовать Жизнь, – и если вы это в себе ощутите, значит, вы приобщились к Духу, который имел в виду Эндре Ади, когда говорил о Призраке, – этот Дух, он и есть Господь. (На глазах слезы, откашливается.) Так что прошу вас последние восемь строк выучить наизусть. Мне надо идти…
Девица. Спасибо. (Протягивает деньги.)
Учитель. Да-да. (Берет.) Благодарю. Так, значит, через неделю. (Быстро идет к себе, оставляет дверь открытой.)
Гимназистки хихикают.
Девица. Тссс!
Девчонка. Тссс!
Учитель(выходит с авоськой в руке). Забыл в магазин зайти, когда возвращался из школы, сумки не было при себе… Надо поторопиться, целую ручки. (Соседке.) Целую ручки.
Девица, Девчонка. До свидания, господин учитель!
Учитель поспешно скрывается в подворотне.
Приятель. Ты смотри, мля.
Девчонка. Ну пошли.
Девица. Куда ты бежишь?
Девчонка. Пошли, говорю!
Девица. А мальчик-то ничего.
Девчонка. Пошли.
Приятель. Ты смотри, мля.
Мальчишка. Кончай.
Приятель. Сюда смотрят, ты слышь?
Девчонка(Соседке). До свидания.
Соседка(чуть слышно). Пока. Пока, девочки.
Девчонка. Пошли, ну?
Приятель встает, направляется к гимназисткам.
Девица. Ничего мальчик – который сидит, а?
Приятель останавливается.
Он что, прилип там?
Приятель гогочет.
Девчонка. Не надо, зачем…
Девица. Ишь, набычился как. Счас забодает.
Девчонка(смеется, неожиданно умолкает). Не надо с этими.
Девчонка и Девица направляются к подворотне. Соседка молча наблюдает за происходящим.
Девица(оглядываясь). Бедняга, он встать не может.
Приятель(Мальчишке). Ну идем, ну ты чо?
Мальчишка. Курвы, бляха.
Девица(со злостью). Да пошли они…
Девчонка и Девица скрываются в подворотне.
Приятель. Ну ты чо, на фига ты – не видишь, что ли, чего им надо? Им хрена надо – что ли, не видишь?
Мальчишка. Заткнись, ты, скотина!
Соседка с ужасом смотрит на них.
Приятель (подходит к Мальчишке, садится). Чо ты опять-то – ну чо? (Пауза.) Нормальные девки – на фига тебе надо было? (Пауза.) Что, фатер свалил? Или что? (Пауза.) Чего у тебя ключа-то нет – я ж тебе говорил, чтобы был – у меня вон есть. (Пауза.) Ты смотри – баба смотрит – смотри…
Мальчишка. Заткни пасть, идиот, дубина! (Пауза.) Она у папани деньги украла – десять тыщ – курва старая…
Приятель. Чего?
Мальчишка. Курва старая! Из-за нее все…
Приятель. Чего? Старуха, что ли? У которой мы кошку?
Мальчишка(Соседке). Чего смотрите?! Чо смотреть-то?! Чо смотрите?!
Соседка. Ради бога, не надо…
Мальчишка. Сарай отняли – мой сарай – зачем отняли?! (Плачет.)
Приятель(после паузы). Ты чего? Ну?
Соседка. Я не знала – ты извини – я не знала…
Приятель. Чо такое-то?
Соседка. Я тебе что угодно – что хочешь – честное слово…
Мальчишка. Идите вы к дьяволу! Не смотрите!! А то разобью машину!!
Соседка. Нет, только не это… Я не смотрю! Не надо…
Мальчишка. Идите к дьяволу!!
Соседка скрывается, оставляя дверь приоткрытой.
Приятель. Чо – машину бить будем? А?
Мальчишка. Идиот, скотина…
Приятель. Чо ты опять-то…
Пауза. Входит Учитель, в авоське хлеб, молоко, вино, колбаса.
Соседка. Господин учитель!
Учитель. Я утром авоську забыл, пришлось сейчас в магазин идти… Пять уроков было – забыл, а после уроков дела были, гэдээровские беруши искал, они самые лучшие – дефицит – потому что самые лучшие. (Мальчишке с Приятелем.) Привет, ребята. (Соседке.) А то телевизор все время – приходится даже снотворное принимать.
Соседка. Да-да, вы уже говорили.
Учитель. Но снотворное еще ничего – Геза Чат курил опиум, не читали? Как-нибудь расскажу о нем – изумительные рассказы писал. Ну, всего вам хорошего.
Соседка. До свидания, господин учитель.
Учитель уходит, запирает дверь на ключ. Пауза.
Приятель. Ты смотри – она смотрит.
Мальчишка берет топор, смотрит на Соседку, та закрывает дверь, гремит цепочкой, запирает замки. Пауза.
Мальчишка. Она у папани украла деньги…
Приятель. Кто, старуха? Хорошо, хоть мы кошку ее прикончили – а?
Мальчишка кладет топор. Пауза.
Чо боишься-то? Ерунда, счас зайдем, и отдаст, мля. (Пауза.) Отдаст еще как, не посмеет и пикнуть, зайдем, и отдаст. (Пауза. Поднимает топор.) Как увидит вот это – и обделается, мля, на фиг – и деньги наши, старик.
Мальчишка. Моих там четыреста.
Приятель. Чего?
Мальчишка. Она девять тысяч шестьсот украла – а всего у нее десять тысяч. Так что четыре сотни мои.
Приятель. Да ты чо! Я же тоже пойду, нет, что ли?
Мальчишка. Я тебя не зову.
Приятель. Ну, дурак! Так она тебе и отдаст одному.
Пауза.
Мальчишка. Ладно, двести тебе.
Приятель. Чо двести – пять тысяч!
Мальчишка. Во, видал? Девять тысяч шестьсот папанины.
Приятель. Ну, знаешь – папаня твой на хрен – да он…
Мальчишка. Только вякни хоть слово – еще заработаешь…
Пауза.
Приятель. Не знаю… Надо бы это – чулок на голову…
Мальчишка. На какого он?..
Приятель. Ну, положено – нет, что ли?
Мальчишка. На хрен!
Из подворотни появляются Старшина и Новичок. Мальчишка и Приятель встают. Приятель держит топор.
Приятель. Здрасте.
Старшина. Привет. Это кто?
Приятель. Как – кто? Ну этот же – он…
Старшина. Удостоверение личности.
Мальчишка вынимает, подает.
Старшина(листает). Тю, это ты, что ли? Не узнал. (Новичку.) Это этого сын.
Новичок. Ага.
Старшина. Тебя же в спецуху забрали – не так?
Мальчишка. Ну да.
Приятель. Он сбежал! Он мне сам говорил! Сбежал!
Пауза. Мальчишка смотрит в глаза Приятелю, достает из кармана бумагу, подает. Старшина изучает, протягивает Новичку, тот изучает.
Старшина. Увольнительная нормальная?
Мальчишка. Нормальная.
Старшина. Не тебя спрашиваю.
Новичок. Чего?.. Нормальная.
Старшина. Печать есть, дата имеется?
Новичок. Печать есть, дата имеется.
Старшина. На бланке?
Новичок кивает.
(Забирает.) Нормальная увольнительная записка. На сколько?
Мальчишка. На три дня.
Старшина. Не тебя спрашиваю.
Новичок(заглядывает в бумагу). На три.
Старшина. Нормальная увольнительная записка на три дня. (Возвращает Мальчишке бумагу.) В удостоверении личности ничего хранить не положено.
Мальчишка(прячет бумагу). Я не храню.
Старшина. Я разве сказал, что хранишь? Я сказал, что хранить не положено. Так я сказал? (Пауза.) Я так сказал?
Мальчишка. Так.
Старшина. Удостоверение личности полагается носить при себе.
Мальчишка. А чо, у меня при себе. Разве не при себе?
Старшина. Я разве сказал, что у тебя его нет? Разве я так сказал? (Новичку.) Я так сказал?
Новичок. Не, не так.
Старшина(Мальчишке). Удостоверение личности не должно быть мятым. (Пауза.) Это не мятое. Об утрате следует немедленно заявить в органы внутренних дел. (Пауза.) На, держи. С отцом уже виделся?
Мальчишка(берет удостоверение, прячет в карман). Ага.
Соседка приотворяет дверь, смотрит через щель.
Старшина. Ну ладно. Вы продолжайте. (Пауза.) А что? Чо такое? Вы тут чем занимались?
Приятель. Да ничем. Так, трепались.
Старшина. Ну, продолжайте.
Соседка. Добрый день.
Пауза.
Соседка исчезает, звенит ключами, цепочкой. Мальчишка направляется к двери Старухи. Приятель, помедлив, идет за ним. Мальчишка открывает дверь, оба входят.
Пауза.
Новичок. Баба была.
Старшина. Ага.
Новичок. Курва, что ли? Наверняка. Надо дать ей по этой… чтоб не трахалась… (Смеется.)
Старшина. Это что на хрен, шутка? Если шутка, то идиотская!
Короткая пауза.
Новичок. Да я не-е – я ничо…
Пауза.
Старшина. За такими вот пацанами глаз да глаз нужен – могут запросто дату исправить – сотрут старую или хлоркой, или соврут, что посеяли в поезде…
Новичок. Ага.
Старшина. Но этот нормальный пацан – когда тут отец его загибался, он ходил за ним, заботился, хотя папаша совсем был, когда жена его второй раз бросила – она еще ничего была, а сестра, та от рук отбилась, занималась развратом с целью обогащения… В общем, нормальный пацан…
Пауза. Новичок приваливается плечом к стене.
Старшина. Умотался, что ли?
Новичок. Не-е – я так…
Старшина. Разве я говорил тебе – будто это легко – ползать целыми днями туда-обратно – что, копыта болят, а?
Новичок. Не-е, спина только…
Старшина. Во-во, в зной и в стужу ползаешь, пыль глотаешь, блюдешь порядок, о-хо-хо… (Пауза.) Ничего, привыкай – тут глаз да глаз нужен, надо ухо держать востро, привыкай.
Пауза. Раздается вопль, что-то падает.
Пауза. Новичок отпрыгивает от стены, в ужасе озирается по сторонам.
Старшина(испуганно). Ну ты чо, наложил, что ли?
Новичок. Что это было?!
Пауза.
Старшина. Да ничо, мля – наверно, по телеку детектив. (Прислушивается.) Ну, ладно – проверили – пошли дальше.
Из квартиры Старухи выходят Мальчишка с Приятелем – бледные, рубашки и руки в крови, останавливаются.
Приятель. А на фига она – на фига…
Мальчишка. Там мозги – там мозги…
Обоих мутит. Старшина и Новичок глазеют на них, потом разом бросаются на Мальчишку с Приятелем, валят с ног, те не сопротивляются. Их приковывают друг к другу наручниками.
Старшина (прижимая Мальчишку с Приятелем к земле коленями). Посмотри там…
Новичок нерешительно входит в квартиру.
Пауза.
Новичок выходит, его мутит, он задыхается, потом постепенно приходит в себя, на лице появляется улыбка.
Новичок. Преступление! Я раскрыл преступление!
Старшина и Новичок хватают Мальчишку с Приятелем, ставят на ноги, бегут с ними к подворотне, исчезают. Соседка приоткрывает дверь, снимает цепочку, выходит, всхлипывая. В руке – новый замок. Идет к гаражу, навешивает его, старый замок поднимает с земли, идет назад, останавливается, направляется к двери Учителя, стучит, не дождавшись ответа, уходит к себе, запирается.
Пауза.
Входят Отец и Мать.
Отец. Куда пацан провалился?
Мать. Сегодня давали – так идиотки – я весь день никуда – бегали целый день – а я ни минуты – в сортир не могла – ты же знаешь – чо, сдохла?.. Как по радио объявили с утра, так все побежали – а я не могу отойти – остальным на меня плевать – Эржи знаешь? – ну вот – у меня голова трещит – чтоб им всем передохнуть – еле ноги домой притащила – а по телеку-то вчера – прямо в сердце его, ничо? – деревяшкой такой – чо, не знаешь? – на конце железяка – хрен знает – ну а эти – кошмар какой-то – бегают целый день – я в сортир не могу – и еще выступают – ты понял?
Отец. Ну ладно, хорош…
Мать. Ну а чо – сколько можно – всё выступают – Эржи тоже – давай на меня – хлеборезку открыла – но я тоже им выдала – а чего – когда и начальство уже – а нам что, нельзя, что ли? Отец. Да заткнись ты, чума!!
Пауза.
Из квартиры Соседки доносится песня Леонарда Коэна «Who by fire».
Отец прислушивается.
Слышь, ты? У этой уже мужики!
Пауза. Играет музыка.
Ну ладно – пацан приехал – иди наведи порядок – а то ему не понравится, что мы все переставили – будешь в кухне спать, пока он тут-
Мать. Чо в кухне-то – на фига? Ну, знаешь…
Отец. Потому что так надо, бляха, и вообще – он домой вернется, – так что ты перетаскивайся.
Мать. Как – вернется?
Отец. А так – и тогда мне родительские права вернут – и пособие будут платить на него – по четыреста форинтов в месяц – это как минимум, поняла? Потому что вернут права – счас так можно – здоровый пацан – видала – пойдет вкалывать – на фига ему специальность – да он так будет зашибать – тысячи по четыре – по пять – здоровый амбал – видала – чо ему на жратву-то – ну, тыщу – на карманные буду еще давать – ну, тыщу положим – останется две – или три – поняла? Так что давай пошевеливайся, чувырла – наведи там порядок…
Мать. Я те счас наведу – твои книжки дурацкие повыкидываю!
Отец. Только попробуй, лахудра – ты у меня схлопочешь…
Мать. И повыкидываю – он сказки читает – народные – старый кретин – ой, умора!
Отец. Ну а чо – хоть красивые на хрен – чо ты лезешь в мои дела – и вообще, ты не прыгай тут – прижми задницу и сиди – будь довольна, что я не гоню тебя – пошла на хрен – давай – тут все будет по-моему – как скажу, так и будет!
Мать уходит в квартиру. Пауза.
Так и будет! Как я сказал! (Направляется к двери.) Эй, зараза! А что там идет по ящику? (Исчезает, хлопая дверью.)
Занавес
Трагедия всеобщего разобщения
«Все прогрессы реакционны, если рушится человек». Эти слова русского поэта, пожалуй, могли бы служить эпиграфом к пьесе венгерского драматурга Д. Шпиро «Куриные головы». Ибо трагические события, разворачивающиеся во дворе обветшалого, обреченного на снос дома, вызывают у нас целую вереницу больных вопросов, столь знакомых по нынешней прессе и кинематографу, публицистике и театру. Что за дом мы построили? Почему в нем так неуютно? В чем причины духовного разорения и взаимной ожесточенности, дефицита гуманности, всеобщего разобщения и невиданной прежде брутализации повседневной жизни? Проблемы эти, для венгров не менее жгучие и лишь до поры скрывавшиеся за фасадом относительного блогополучия, в пьесе Шпиро поставлены с такой ошеломляющей обнаженностью, что за несколько дней до премьеры, состоявшейся осенью 1986 года в будапештском Театре им. Йожефа Катоны, среди чиновников от культуры разразилась паника – едва не дошло до запрета спектакля. Подобная реакция со стороны «культурной политики», как бывало в недавнем прошлом, оказалась верным знамением успеха. И пьеса Шпиро, и режиссура Г. Жамбеки были признаны лучшими достижениями театрального сезона 1986/87 годов. А в прошлом, 1989 году, «Куриные головы» уже были поставлены за пределами Венгрии: на сценах Австрии, ФРГ, ГДР, а также у нас – в Минске, Пярну, в московском экспериментальном театре «На Трифоновской».
Успех пьесы, представляемой ныне на суд читателей, заставил заговорить об авторе как об одном из наиболее выдающихся драматургов венгерской «новой волны» наряду с другими талантливыми представителями его поколения – такими, как М. Корниш, П. Надаш, Д. Швайда.
Автор сравнительно молодой, Дёрдь Шпиро (род. в 1946 году) не новичок в венгерской литературе. Его перу принадлежат исторические романы, сборник стихов и книга рассказов, статьи, эссе, а также исследование по истории восточноевропейской драматургии – предмету, который он преподает на филологическом факультете Будапештского университета. Говоря о драматургических произведениях Шпиро – из них только часть опубликована в сборниках «Кесарь мира» (1982) и «Куриные головы» (1987), – критики неизменно отмечают высокую технику, мастерство, элегантную и в то же время «весомую» виртуозность письма. Нельзя не заметить, что эти качества при всей шокирующей натуралистичности языка присущи и публикуемой пьесе. Все же главное ее достоинство, как нам представляется, в том, что автор сумел обнаружить в действительности и бесстрашно продемонстрировать на сцене не всегда замечаемый, отторгаемый нашим сознанием, неприятный и даже скандальный трагизм повседневного бытия. Смог разрушить стереотипные представления о жизни. И, что не в последнюю очередь важно, предпринял попытку возродить в современных условиях, казалось бы, окончательно похороненный в нашем веке драматургический жанр трагедии.
Вячеслав Середа
