Текст книги "Куриные головы (ЛП)"
Автор книги: Дёрдь Шпиро
Жанры:
Драматургия
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Учитель. Да, да.
Старуха. Уж простите, что помешала вам, господин учитель. Понимаете, пока человек молод, он думает, все у него впереди – даже если надеяться не на что, все равно он не может без веры – вон, когда у меня в войну умерла дочурка – совсем кроха еще – тогда ведь не то что нынче – мерли люди как мухи – так я думала, будет еще у меня – но не вышло – не повезло мне, господин учитель, с мужем-то – но я все равно надеялась, думала, все впереди – а впереди ничего и не было – как началася у мужа гангрена – вы тогда еще здесь не жили…
Учитель. Нет, не жил.
Старуха. У него диабет был – началась гангрена – с пальца ноги началась – дальше больше – отняли ногу ему до колена – на костылях стал ходить – я долго за ним ухаживала – а ведь я его не любила – но ухаживала, по обязанности – думаю, ежели не люблю, так должна хоть ухаживать – потом ногу ему совсем отняли – я ухаживала. Пришло время – похоронила как полагается – но и тогда еще ни о чем не задумывалась, – потому что забот хватало – потому что еще надеялась неизвестно на что – думала, быть не может, чтоб вот так все и кончилось. А как вышла на пенсию, худо стало, хоть волком вой – вот когда меня кошка-то выручила – а еще я надомничать стала – тоже отдушина – платили, правда, гроши – возмущалась я – но хоть не надо было задумываться ни о чем – не может его не быть, господин учитель – бога-то – это он меня так покарал!
Учитель. Да, да.
Старуха. А знаете, за что он меня? Доброты во мне не было, вот за что! Мужа я не любила. Я вам как на духу говорю, потому что так надо. Не умела любить – да и не задумывалась об этом – только когда он сказал мне однажды – дескать, кошку я больше мужа люблю – а он уж безногий был – когда он сказал, до меня дошло, что и правда ведь – я кошку-то больше люблю – но ему соврала: ну и дурень, мол, ты – хотя он как раз не дурак был – понял все – однако прикинулся, будто ему приятно – я затем и сказала – ну а кошку я правда любила больше – а его не любила. Ходила за ним – готовила – а любить не любила. Это грех был. Я знаю – не говорите. И что толку, что на могилу к нему хожу, плачу деньги, чтобы присматривали, – хотя за могилой-то все одно не смотрят… И еще был грех, пожалуй, что пострашней – в войну, когда фашисты тут лютовали – пришли ко мне люди просить убежища – а я испугалась – не пустила их – тогда все ведь боялись – а людей этих, как потом выяснилось, схватили – ни один не остался в живых. Отказала я им, испугалась – у меня еще дочка жива была – а они пропали из-за меня – вот какой случай-то, господин учитель – я о нем никому не рассказывала – но был такой случай…
Учитель. Еще неизвестно, из-за чего они…
Старуха. Из-за меня, господин учитель, я знаю – я потом и не вспоминала про это – но все равно это грех-то большой был. Раз господь меня так наказывает, значит, тяжкий был грех. И были еще грехи – много – всего и не перечтешь…
Учитель. Видите ли…
Старуха. В сорок шестом я беременность прервала – тогда все с голодухи пухли – но все же можно было достать продуктов – почему же я не достала? Почему? Ведь можно было достать, даже когда голодал весь город! И был бы ребенок. Между прочим, аборты тогда уже запретили, но я сделала, потому что мы так решили – муж тогда зарабатывал мало – я и подумала – время тяжелое – теперь-то я знаю, какой это грех был – великий грех – потому как время – оно завсегда тяжелое – завсегда – да и не от него мне хотелось ребенка – а от кого, и сама не знала…
Учитель. Видите ли, подобных грехов совершают великое множество, все совершают, однако же бог карает не одинаково. Я полагаю, у каждого – свой бог. У каждого свой, понимаете? Потому что он здесь, внутри. Хотя многие и не ощущают его. Значит, в них его нет. Но это отнюдь не значит, что они не люди – они просто другие – и мы не должны презирать их. Именно потому, что он есть в нас. Есть некто у нас в душе. И оттого мы способны к страданиям и глубоким чувствам, что делает нас богатыми. Несказанно богатыми. Это дар, которым Он нас отличает за наши страдания.
Старуха. Уж не знаю – но, видно, и впрямь он за нами следит, ежели так наказывает. Ничего от него не скроешь – так оно и должно быть – иначе что толку от наших мучений нечеловеческих – а так, глядишь, хоть какой-то – хоть какой-то из этого, так сказать…
Учитель. Урок.
Старуха. Вот именно. Урок и наука! Ведь верно я говорю, господин учитель? Уж простите, что отвлекаю вас.
Учитель. Ну что вы, ничуть.
Старуха. Я вот что подумала – мне теперь исправляться надо – как, по-вашему, господин учитель?
Учитель. По-моему – по-моему, вы и так жили правильно, ну а что до грехов, о которых вы тут говорили, не такие уж тяжкие это грехи.
Старуха. Как – не тяжкие?! Тогда за что же меня господь наказывает?!
Учитель. Мда – быть может, и правда – быть может, грехи были настоящие – тяжкие.
Старуха. Я и говорю! И теперь мне – теперь мне надобно – искупать их – вот-вот, искупать! Делать людям добро – и если хоть что-то сумею сделать – то, может, не все потеряно – может, жизнь моя еще повернется к лучшему…
Учитель. В жизни все поправимо.
Старуха. Не знаю, как мне теперь – встану завтра – и что буду делать? Ехать на рынок? Ради себя не поеду, а для кошки теперь ничего покупать не нужно, встану утром – и что буду делать? Но если творить добро – тогда дело другое – верно ведь, господин учитель?
Учитель. Разумеется.
Старуха. Ну так вы подскажите мне, что бы такое доброе сотворить?
Учитель. Так сразу не скажешь.
Старуха. Что-нибудь этакое, чтобы надолго. Что-нибудь – ну, такое, чтоб трудно было.
Учитель. Да-да. Понимаю.
Старуха. Право слово, не знаю… хотите, стану квартиру вам убирать – каждый день – просто так.
Учитель. Благодарю вас, но я обожаю делать уборку.
Старуха. Да я же ведь даром!
Учитель. Дело не в этом, я действительно люблю убираться сам.
Старуха. Все ясно – не знаю… Тогда, может, этим – супружница-то его все равно ведь смотается.
Учитель. Этим?! Ну нет! Он все время ее прощает. Другой проучил бы ее как следует, а он прощает – и поделом ему. Этим не стоит, но мы непременно придумаем. Непременно придумаем что-нибудь. Я к вашим услугам, можете на меня положиться, мы придумаем. К сожалению, я готовлюсь сейчас к уроку, но потом мы придумаем что-нибудь. И, пожалуйста, успокойтесь, ибо даже само намерение вам зачтется.
Старуха. Как вы сказали?
Учитель. Доброе намерение зачитывается само по себе. Мы непременно придумаем что-нибудь. Мне пора – всего хорошего, до свидания. (Исчезает за дверью.)
Старуха (постояв, стучится к Соседке, та открывает.) Извини, помешала тебе.
Соседка. Нет, нет.
Старуха. Хочешь, буду квартиру тебе убирать – бесплатно, конечно – каждый день – ив магазин ходить буду – у меня теперь времени хоть отбавляй – плохо разве – сходить в магазин – прогуляться – в очереди постоять – все же лучше, чем ничего – хоть люди кругом.
Соседка. Спасибо, не надо – мне и так хорошо.
Старуха. Тогда скажи, что мне делать! Что мне делать? Скажи!
Соседка. О, господи!
Старуха. Ты чего одна-то живешь – молодая – красивая – а живешь одна – тебе мужик нужен – хочешь, найду тебе? Я найду.
Соседка. Еще чего! Мало у меня мужиков, что ли?
Старуха. Знаю я кобелей твоих. Они тебя после первой ночи бросают. Думаешь, я не вижу?
Соседка. Ну, бросают. Какая мне разница. Меня и такие устраивают.
Старуха. Быть не может, чтоб не нашлось для тебя человека порядочного – для тебя – быть не может.
Соседка. Вот и может.
Старуха. Не годится так жить – уж кто-кто, а я знаю – я этак-то жизнь себе загубила – лучше рожай – все равно, от кого – вместо того, чтобы жрать таблетки – семью заводи – ладно, я тебе помогу.
Соседка. Да где вы его найдете? Старуха. Кого?
Соседка. Мужика. У меня их за год по двадцать сменяется. Как минимум. По пятнадцать уж точно. Где вы его найдете?
Старуха. Ничего, поищу – время есть – уж найду как-нибудь – да вон господин учитель хотя бы.
Соседка. Учитель! Сказали! Он из себя старика корчит, хочет выглядеть лет на десять старше – нарочно сутулится, когда мимо идет – учитель! Спасибо за помощь – вы лучше новую кошку себе найдите.
Старуха. Ну уж нет! Чтобы я – никогда – я Мурке не изменю – даже если – даже если ее – нет в живых – никогда – сколько я мужу ни изменяла – всегда плохо было – хотя не любила его – а плохо было.
Соседка. Хорошо, когда есть кому изменять! (Короткая пауза.) Да вы успокойтесь, я понимаю, вы так переволновались, но это пройдет, вот увидите, все образуется.
Старуха. Понимаешь? Ничего ты не понимаешь! Ты думаешь, я оттого, что она погибла – да нет же – не понимаешь ты – и учитель не понимает – даром что образованный.
Соседка. Что он может понять? Ничего. Может, зайдете? У меня коньячок есть, подарил один на работе. Все хочет со мной переспать, а я и не собираюсь, во всяком случае, пока он коньяк дарит. Заходите, выпьем по рюмочке – помогает.
Старуха. Да что же это деется – да неужто совсем – человеку приткнуться некуда – пока он не околел еще.
Соседка. А что, я вон тоже – приду вечером – и опять за расчеты да чертежи – а что делать? Если на дом не брать работу? Что тогда? Ну к подруге схожу, ну напьемся. Но не каждый же день к ней ходить. Или она зайдет – посидим поревем, напьемся, но тоже не каждый день ведь – так никаких сил не хватит – ну мать навестишь в субботу, отметишься – мы тут с одноклассниками встречались в прошлом году – все с фотокарточками – детишек показывают – многие развелись уже! Сижу тут по вечерам одна – даже лучше без мужиков – от них же воняет – грибки на ногах – трихомонады – чужие все – сижу тут, пластинки слушаю – напиваюсь – уже и уснуть не могу без выпивки.
Старуха. Не знаю – я когда не в себе – я дрова колю – да что же это такое, ведь до всего человек додумался – до всего – а вот жить как – как жизнь устроить, когда ты уже не молод…
Соседка. Или молод.
Старуха. У меня старший брат был – если б он не погиб – верно, было бы у него много друзей – а у меня кавалеров – так нет же – послушай – я тут денег скопила на черный день – по крохам откладывала – еще надомничала когда – и с пенсии тоже откладывала – выгадывала как могла – сидела на супчиках – думала, вдруг расхворается не на шутку – деньги большие понадобятся – а они не понадобились – на самом-то деле – много-то не понадобилось – или, думала, может, поедем куда – чушь, конечно, не любила она переездов – хотя я корзинку даже купила – перехватила ее ремешком – да разве она усидит, вырвалась из-под крышки – ох и сильная была кошка – а плакала как… в корзинке-то – но я все же думала, вдруг поедем куда, дура старая – на что они мне теперь?
Соседка. Пригодятся, не беспокойтесь, вон цены-то как растут.
Старуха. Да зачем они мне – не нужны – отдать бы их надо – поди, хватает нуждающихся.
Соседка. Мне не надо. У меня деньги есть. Сами видите, я не бедствую – вон даже гараж имеется – еще недавно сказали бы – не поверила – что квартира будет, гараж – и вот пожалуйста – заимела – заимела. (Плачет.)
Старуха. Да что случилось-то?
Соседка. Что мне, кошку теперь заводить? С кошкой нянчиться? А если помрет? Или, может, собаку? Это еще успеется. (Плачет.)
Старуха. Боже мой!
Соседка. Кому рассказать – не поверят – с работы приду – и мечусь по квартире – своей – она ведь моя теперь – дождалась – но я же не виновата, что умер хозяин – я же ухаживала за ним – вонь его нюхала – к нему и глаз никто не казал.
Старуха. Ну уж прямо! Я ему яблоки приносила.
Соседка. Никто – я одна – вонью его дышала – но разве я виновата – что мне смерть его помогла – я же не убивала его! Я за ним как родная ухаживала – похоронила его – оплакала – а комната его мне досталась – но я в маленькой так и живу – по ночам просыпаюсь – все мерещится, будто пол скрипит – шкаф тоже скрипит – хотя я его-то шкаф выбросила – новый купила – а он все равно – почти каждую ночь мне является – как будто я отравила его – или мстит мне, что я до сих пор живу – вот и глотаю снотворное – мужиков привожу, только чтобы не слушать одной этот скрип – не могу без снотворного – хотя в мои годы еще рановато – жаль, что нет сейчас монастырей – вот где хорошо-то, наверно. Да ну это все! Не сердитесь, пожалуйста. Вы на меня не сердитесь.
Старуха. А я так на кухне сижу – все же кухня поменьше – отапливать легче – я плиткой ее отапливаю.
Соседка. Я отсюда уеду – поменяю квартиру – нормальную получу, двухкомнатную – за эту малометражку с гаражом впридачу – даже машину отдам – куплю мебель, обставлю комнату – и вторую обставлю – чтобы, если кто попадется – чтобы комната у него была – лишь бы только подальше отсюда – может, и утрясется все. Не сердитесь, пожалуйста. И поверьте, я тоже кошку вашу любила. Клянусь вам. Я для вас – честное слово – все, что смогу – клянусь вам.
Старуха. Ну, хочешь – я буду спать у тебя – и никто не будет скрипеть.
Соседка. Нет! Не надо! Я терпеть не могу никого с собой рядом. Духа чужого не выношу. Это мой, это мой дом!
Старуха. Ладно, ладно – не буду – а то хочешь – ко мне приходи – у меня-то уж точно он не появится.
Соседка. Еще чего – я эту квартиру обставила – всю мебель – я рамы красила – никуда я не собираюсь идти – приду с работы, двери запру и идут все к чертовой матери – мне телефон хотели поставить – уламывал меня один, телефон обещал – а на какого он мне? Чтобы ползали всякие тут – со всей округи – звонить – еще чего не хватало!
Старуха. Ладно, ладно, не буду.
Соседка. Завидуют мне, вот и все – готовы лопнуть от зависти, что мне удалось – а что удалось-то, к дьяволу? И потом, я же вкалывала – уж будьте уверены, никто мне не помогал – пальцем не шевельнули – пускай тоже вкалывают. Ишь, придумали что! Пусть только попробует сунется кто ко мне – пусть попробует – подселенцев мне не хватало.
Старуха. Да ты что – ты чего это, милочка? Я, что ли, к тебе набиваюсь? Выживаю тебя? Чтоб ты сдохла в своей квартире, в гараже своем! Чтоб ты околела! (Убегает к себе, хлопая дверью.) Соседка. Да пошли вы все к дьяволу! Оставьте меня в покое! Мне все надоело! (Исчезает, хлопая дверью, гремит цепочкой.)
Выглядывает Учитель, смотрит по сторонам, что-то бормочет, исчезает. Появляются Девчонка и Девица, останавливаются у двери Учителя.
Девица. Этот Лаци счас с Марой ходит, но она ему пудрит мозги, мне Ильди сказала. Ильди в трансе, она в него по уши втрескалась, а он на нее положил, хотя Мара ему только мозги пудрит, он даже ее не лапает. Хотя пятерня у него ничего! Как лопата.
Девчонка(листая конспект). Ага.
Девица. Ну чего ты воткнулась, зачем тебе?
Девчонка. Погоди, не мешай. (Читает.) «Достоверность образа в символизме обусловлена его многозначностью, ибо символ тяготеет к сущности бытия, тогда как поверхность вещей однозначна». (Подняв голову.) «Тогда как поверхность вещей однозначна… Тогда как поверхность вещей однозначна». (Читает.) «Символизм отвергает упрощенно-наивные представления позивити… позитиви… по-зи-ти-визма о причинно-следственных отношениях… причинно-следственных отношениях…».
Девица. Слышь, что я говорю? Пятерня-то у Лаци ничего, а? Наверно, и член большой?
Девчонка. Наверно. (Читает.) «…о причинно-следственных отношениях. Символисты не отрицают реальность человеческого бытия, однако, лишенный истоков и предпосылок, мир кажется им таинственно-предопределенным. (Подняв голову.) Таинственно-предопределенным… таинственно-предопределенным…».
Девица. На месте Мары ты бы ему дала?
Девчонка. Отстань, не мешай. (Читает, перевернув несколько страниц.) «Мотив парти… пар-ти-ку-лярности, мотив личного, индивидуально сотворенного бога парадоксальным образом служит для выражения всечеловеческих чувствований».
Девица. Чего?
Девчонка(пожимает плечами, читает). «Ядро этого противоречия…». (Подняв голову.) «Ядро этого противоречия, ядро этого противоречия…». (Читает.) «…связано с сущностью эстетического полагания предмета». (Подняв голову.) Эстетическое полагание предмета – это что?
Девица. Чего?
Девчонка. Полагание предмета – это что, по-твоему?
Девица. Хрен знает. Вон Лаци на Ильди положил свой предмет. И все дела.
Девчонка(читает). «Свидетельством общечеловеческой отзывчивости его поэзии, ответственности поэта за судьбы всего человеческого рода является то, что идея бога соединяется у него с такими типично общечеловеческими мотивами, как мотив исторического времени». (Отрывается от конспекта.)
Пауза.
Девица. Слышь, у Мары-то еще и груди нет. Ну разве же это грудь? У Мары?
Девчонка. Отстань, говорю.
Девица. Ты как думаешь, у нее еще вырастет? А по-моему, так не вырастет ничего. Зато у меня будет мальчик с машиной – с «Тойотой» как минимум – я волосы распущу на ветру, вот тогда и посмотрим.
Девчонка(читает) «…идея бога соединяется у него с такими типично общечеловеческими мотивами, как мотив исторического времени». (Короткая пауза. Плачет.)
Девица. Ну ты чего в самом деле?
Девчонка(вытирая слезы, всхлипывая). Я старалась… выписывала зачем-то… зачем выписывала?.. (Читает.) «…Вся совокупность символов прямо или опо… опосредованно характеризует личность, стоящую в центре художественного универсума. Калькирование и нагромождение имен и глаголов свидетельствует, что, взятые по отдельности и даже все вместе, они не способны выразить ее без остатка…».
Девица. А ну-ка! (Берет конспект, листает.) Ни фига себе навыписывала! Это все из учебника?
Девчонка. Не только. Еще из какой-то книги. Из толстой.
Девица(читает). «Произошло раздвоение человека на природное и духовное существо…». (Отрывается, вздыхает, читает дальше.) «…и чем более осознавалась биологическая несвобода первого, его скованность узами смерти и секса…» (Хихикает.) «…его скованность узами смерти и секса, тем божественнее представлялось второе, духовное лицо человека». (Отрывается.) Ну ты малахольная. (Читает.) «Любовь к божеству воплощала в себе уважение к человеку, гуманистическую устремленность к Проме… к Про-ме-теевой цели человечества». (Отдувается, продолжает читать.) «Через нее, хотя и в религиозной форме, хотя и поставленное с ног на голову…». (Прыскает, читает.) «…находило свое выражение глубоко земное чувство ан-тро-по-ло-гического оптимизма». (Пауза. Наморщив лоб, еще раз прочитывает текст про себя.) Ничего такого. Просто здесь говорится, что есть человек, существующий и несчастный, и есть создание счастливое, но не настоящее, выдуманное, то есть бог. (Продолжает читать про себя, прыскает со смеху.) Ты послушай! (Читает.) «Поэт осознал земное, по-сю-сто-роннее бессмертие человека как социально-исторического, духовного существа. Его общественную и родовую субстанцию. Своеобразным по-э-ти-ко-грамматическим показателем этого не в последнюю очередь явился прирост прилагательных…». (Прервавшись, восклицает.) Прирост прилагательных! Во дает! (Продолжает, крича.) «…явился прирост прилагательных средней степени. Если в сборнике „Наша любовь“ на каждые сто стихов приходилось сорок семь и восемь десятых употреблений сравнительной степени, то в поздних произведениях их число неожиданно увеличивается до пятидесяти шести и шести. Возросшая употребительность, как это часто наблюдается в лирике, была обусловлена изменением внутреннего, сущностного содержания». (Отрывается, с усмешкой.) Ты смотри, а?! Прирост прилагательных! Так и было написано?
Девчонка. Ну да.
Девица. Прирост прилагательных! Не слабо!
Девчонка. Ну пошли.
Девица. Куда торопиться-то? Во балда.
Девчонка. Мне поступить надо! Поступить, хоть ты тресни! Я не могу, я уехать хочу – и уеду, потому что я поступлю в провинции, поняла? С тобой старики цацкаются, а я не могу, я закручена до предела – мать дубина, отец идиот…
Девица. Ну ладно, раздухарилась! Дура! (Пауза.) Мозги им уже не вправишь. Хоть с ног на голову их поставь. (Пауза.) Прирост прилагательных! (Гогочет, стучит в квартиру Учителя.)
Входит Учитель – в костюме, при галстуке.
Девица, Девчонка(вместе). Мое почтение, господин учитель!
Учитель. Целую ручки! Прошу! Проходите. (Исчезает за дверью.)
Гимназистки идут следом. Входит Старуха с листком бумаги в руке. Поколебавшись, подходит к двери Соседки, стучит. Соседка приоткрывает дверь, насколько, позволяет цепочка.
Соседка. Это вы?
Старуха. Тут дело такое – послушай-ка…
Соседка. Ради бога, простите меня, не сердитесь.
Старуха. Что такое?
Соседка. Не гневайтесь, говорю – что я тут устроила…
Старуха. А, пустое.
Соседка. Я не хотела – у меня просто нервы сдали.
Старуха. Сделай милость, взгляни – может, тут что не так…
Соседка. А что это?
Старуха. Завещание.
Соседка. Завещание?
Старуха. Взгляни – все ли так – сделай милость – а то я не знаю…
Соседка снимает цепочку, выходит, берет бумагу, читает.
Вот и заглавие: завещание.
Соседка. Ага. (Читает.)
Старуха. Пришла я – сижу плачу опять – потом вроде как подтолкнуло меня – на колени – ну, я встала на кухне – чудно, почему на кухне-то? Молюсь, плачу – как вдруг – будто голос раздался – не знаю откуда – но точно был голос – надоумил меня, что и как – и кому…
Соседка. «Шкаф платяной зеркальный, стул, кровать…».
Старуха. Двуспальная – на пружинах – мы на заказ делали – уж лет сорок тому, а то и поболе – но кровать еще справная – потому что из дерева – тогда еще ДСП не знали.
Соседка. И кому это все достанется?
Старуха. Ну ему – он мальчонкой-то славный был – бедняжка – любил меня – а за отцом как ухаживал – за скотиной за этой – помню, греться ко мне приходил – придет, станет у двери – радешенек – а в комнату ни ногой – топчется у порога – от холода синий весь – вот и ладно – я на коленях стою – и вдруг вроде шепот какой – ей-богу – услышала – голос был – и сразу так на душе светло сделалось – успокоилась я – поняла, как мне быть. Перво-наперво список составила – все учла – ничего не забыла – квартиру всю обошла – проверила…
Соседка. Ну и что я должна?
Старуха. Скажи, все ли так, или, может, еще что требуется – дело-то доброе – право слово – вот и надо, чтобы комар носа не подточил.
Соседка. Все тут правильно, только, не знаю… По-моему, это он – вашу кошку-то…
Старуха. Я и название написала – «завещание» – видишь?
Соседка. Да, да, но, по-моему – как раз не ему бы надо…
Старуха. И дата в конце – сегодняшняя – и место, где писано – и подпись вон – не знаю, может, какая печать нужна?
Соседка. Да нет, я не думаю.
Старуха. Может, мало – в одном экземпляре?
Соседка. Не думаю – это же от руки.
Старуха. Тогда подпиши.
Соседка. Я?
Старуха. Нужны двое свидетелей – я знаю – слыхала, что в любом деле нужны двое свидетелей.
Соседка. Мне не трудно, я подпишу – и что дальше? Допустим, он все унаследует после вашей кончины, хотя, я надеюсь, вы еще долго жить будете.
Старуха. Год-другой, может, и протяну.
Соседка. А потом все ему?
Старуха. Ну, ясно – потом мне самой-то уж ничего не понадобится.
Соседка. Да-да – хорошо, мне не трудно – но куда торопиться-то? Время есть, еще можно сто раз передумать.
Старуха. Еще чего? Как сказано, так и будет. Я на коленях стояла – на кухне – и вдруг – до меня – как мне быть. Так и будет.
Соседка. Я прямо не знаю – я свидетелем не была ни разу – подпишу – а на вас кто-нибудь нападет – а я подписала…
Старуха. Кто нападет? С какой стати?
Соседка. Да нет, это я так…
Старуха. Ты будешь подписывать или нет?
Соседка. Я подпишу – но ведь надо двоих…
Старуха. Двоих так двоих.
Соседка. Может, учителя попросить? (Стучит в квартиру Учителя, короткая пауза, снова стучит.)
Учитель (открыв дверь). Да-да?
Соседка. Тут, господин учитель, такая проблема…
Учитель. Я занят. Зайдите попозже.
Соседка. Нам только спросить, насчет свидетелей – сколько их нужно?
Учитель. Повторяю вам, я работаю. Извольте зайти попозже. (Захлопывает дверь.)
Соседка. Не будем ему мешать. А вы тем временем еще раз обдумаете – и если не передумаете, то тогда уж…
Старуха. Не пойму я никак! Почему ничего никогда нельзя запросто! Нельзя вовремя, когда нужно!
Соседка. Да успеется ведь…
Старуха. Ничего не успеется! Сколько я в жизни откладывала на потом – ничего не сбылось! Мне откладывать теперь недосуг! Времени не осталось!
Соседка. Господи, да что вы, право…
Старуха. Тебе не понять – я тоже долго не понимала – человек и не знает, пока есть время – что времени у него нету!
Соседка. И здоровье у вас еще, слава богу…
Старуха. В том и дело – что я еще в добром здравии – а все ж помирать придется… (Плачет.)
Соседка. Да что вы в самом-то деле, господи?
Старуха. И не было ничего – и жила, ничегошеньки не понимая – жизнь пустая была, тоскливая – ну разве что две-три минуты – я их вижу во сне – так вижу, будто это сейчас – часто вижу – как я по саду бегаю – ребенком еще – и матушка тут – и отец – и думаю – это во сне-то – что все у меня впереди – целая жизнь – а самой страшно – что вдруг умрут они – родители-то мои – и на матушку все заглядываю, не больна ли – уже знаю, что она сляжет – она здорова еще – а меня страх забирает, что захворает она – а отец-то молоденький – не погиб еще – не пойму – откуда я помню его – мне тогда сколько – четыре было – а я уже наперед знаю – чего наперед знать не следует – ив толк не возьму – как проснусь – не знаю – то ли радоваться, что повидала их, то ли это кошмар какой-то. (Рыдает.)
Соседка (переминается с ноги на ногу). Может, зайдете? У меня коньяк есть…
Старуха (в ярости). Почему ты не хочешь подписывать?! Что за люди – пустяк попросить? нельзя – на бумаге имя черкнуть!
Соседка. Дело не в этом…
Старуха. Живет человек, старается – другим помогает – всю жизнь – а как ему что понадобится – так нате вам!
Соседка. Вовсе это не так…
Старуха. А что? Тебе трудно? Боишься, рука отсохнет?
Соседка. Все равно ведь двое нужны…
Старуха. И учитель тоже хорош! Образованный, а как помощь нужна, так тоже! (Бросается к двери Учителя, колотит в нее.)
Учитель(выскакивает с разъяренным видом). Оставьте меня в покое! Это же безобразие!
Старуха. Вот именно, безобразие! Человек умоляет о помощи, а ему – а ему…
Соседка машет Учителю.
Потому что вам наплевать, что тут человек подыхает – у вас на глазах! А вы – одно слово не можете – вам всем наплевать!
Девчонка и Девица показываются в дверях, хихикают.
Ну ладно – всю жизнь я мучилась – ладно – страдала – но чтобы такое! Вы мне скажите – когда в моей жизни было? Скажите, когда? И вот написала – хоть поздно – но все-таки – доброе дело – ну, хоть какое-то – под конец – так нет же – еще чего – они даже этого – подпись поставить не могут – даже это им трудно. (Плачет.)
Гимназистки тихонько хихикают.
Соседка. Она завещание написала, нужны подписи двух свидетелей.
Учитель. Позвольте. (Берет у Старухи бумагу, читает; короткая пауза.) И все это вы ему оставляете? Этому?
Старуха кивает, всхлипывает, сморкается.
Ну что ж, я не против. Сейчас мы подпишем, и все будет в полном порядке. (Ищет в кармане ручку.)
Девчонка(протягивает ему ручку). Пожалуйста, господин учитель.
Учитель. Благодарю. (Подписывает бумагу, протягивает ее Соседке.)
Соседка. Не знаю – наверно, и номер паспорта нужен.
Учитель. Извольте. (Берет бумагу, пишет.)
Соседка. Я свой наизусть не помню. Минутку. (Уходит к себе.)
Учитель. Ну вот видите, все можно решить по-хорошему. И незачем в дверь барабанить.
Старуха. Я на коленях стояла – на кухне – стояла и к богу взывала – о помощи – и он мне помог, сами видите. Это он ведь меня надоумил.
Учитель. Вот и ладно. Значит, все разрешилось как нельзя лучше.
Старуха. Я вам так благодарна.
Учитель. Не стоит.
Старуха. Хорошо, есть на свете добрые люди. Как вы, господин учитель. Я всегда знала, что вы добрый.
Учитель. Вот и ладно. Прошу прощения, у меня урок. (Вталкивает гимназисток в квартиру, входит, закрывает дверь.)
Старуха. А все-таки хорошо – что добрые люди на свете есть. (Ждет, потом стучит в квартиру Соседки.)
Соседка(открывает). Не знаю, куда он делся…
Старуха. Да бог с ним. Найдется, тогда и поставишь номер.
Соседка. Тогда и поставлю.
Старуха. На, подпиши. (Протягивает бумагу.)
Соседка(после паузы). Может, все-таки вам передумать? Зачем же ему, к чему это приведет? Старуха. Что?
Соседка. Да они отберут у него все, пропьют, устроят тут пир… Они не будут и ждать, пока вас бог призовет, знаю я их, терпеть не могу… Уж лучше бы вам не связываться. Довелось мне однажды в суде побывать – не приведи господь еще раз – подпишешь вот так, а потом затаскают. И зачем вы это затеяли, ни к чему это, говорю вам. Или уж отправляйтесь к этому самому… ну, к нотариусу, есть такой, нотариус называется, он печать вам поставит, и никто ни во что не впутается. А вообще я готова вам в чем угодно, в любое время, поверьте. (Короткая пауза. Закрывает дверь, гремит изнутри цепочкой.)
Старуха(рвет бумагу, бросая клочки у порога Соседки). Ах ты гадина – вот тебе – вот тебе – подметай!
Убегает к себе, хлопает дверью.