Текст книги "Ночь – мой дом"

Автор книги: Деннис Лихэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

По крайней мере, тогда ему так казалось.

За все эти годы, даже после самых обильных возлияний, даже Эдди Маккенне, который знал большинство его секретов, Томас не признавался, что́ он тогда прочел в глазах Мориса Добсона. Он не признавался в этом ни единой живой душе. И хотя он совсем не гордился своими действиями в тот день, а значит, не гордился и обладанием этими карманными часами, он никогда не выходил без них из дому, потому что они служили доказательством того глубокого чувства ответственности, которое лежало в самой основе его профессии. Мы охраняем не человеческие законы, а волю природы. Господь – не какой-то царь, восседающий на облаке в белоснежных ризах и склонный из сентиментальности встревать в дела людские. Нет, Он – источник всех вещей. Он – огнь, пылающий в зеве домен, горящих уже сотню лет. Господь – закон железа и закон огня. Господь есть природа, а природа есть Господь. Одного без другого не бывает и быть не может.

И ты, Джозеф, мой младшенький, мой непутевый романтик, мое беспокойное сердце, – теперь именно ты должен напомнить людям об этих законах. Худшим людям. Или умереть от слабости, от нравственной хрупкости, от недостатка воли.

Я буду молиться за тебя, потому что молитва – все, что остается, когда умирает сила и власть. А у меня больше нет власти. Я не могу дотянуться за эти гранитные стены. Я не могу ни замедлить, ни остановить время. Черт побери, сейчас я даже не могу сказать, сколько вообще времени.

Он посмотрел на свой огород. Скоро собирать урожай. Он молился за Джо. Он молился за длинную череду его предков, большинство он не знал, но он ясно видел их, эту диаспору сгорбленных душ, испятнанных выпивкой, голодом, темными порывами. Он желал, чтобы их вечное упокоение было мирным. И еще он хотел внука.

Джо нашел Бегемота Фасини в тюремном дворе и сказал ему, что отец передумал.

– Так я и знал, – ответил Бегемот.

– А еще он дал мне адрес.

– Да ну? – Толстяк отклонился назад, став на пятки, и уставился в пространство. – Чей это?

– Альберта Уайта.

– Альберт Уайт живет на Эшмонт-Хилл.

– Я слышал, в последнее время он редко бывает дома.

– Ну так давай мне адрес.

– Хрен тебе!

Бегемот Фасини посмотрел в землю, все три его подбородка утонули в полосках тюремной робы.

– Как-как? – проговорил он.

– Передай Мазо, что сегодня вечером я принесу этот адрес на стену.

– Ты не в таком положении, чтобы торговаться, парень.

Джо смотрел на него, пока Бегемот не встретился с ним глазами.

– Нет, именно в таком, – произнес он и не спеша двинулся прочь.

За час до встречи с Пескаторе его дважды вырвало в парашу. Руки у него ходили ходуном. Иногда начинали трястись губы и подбородок. Кровь неустанными кулаками стучала в ушах. Он уже привязал заточку к запястью кожаным шнурком, которым снабдил его Эмиль Лоусон. Перед самым выходом из камеры он должен пристроить ее между ягодицами. Лоусон настоятельно рекомендовал, чтобы он вообще сунул ее себе в задницу, но он представил, как один из головорезов Мазо почему-либо попросит его сесть, и решил, что все-таки всунет ее между ягодицами – или не станет делать этого совсем. Он прикинул, что сделает это минут за десять до выхода, чтобы привыкнуть свободно двигаться с ней. Но сорока минутами раньше к его камере приблизился тюремщик и объявил, что к нему пришли.

Уже наступали сумерки. Время для посещений давно кончилось.

– Кто? – спросил он, идя вслед за охранником по коридору. Он не сразу осознал, что заточка по-прежнему привязана к его запястью.

– Кто-то, кто умеет подмазывать кого надо.

– Ну да, – Джо старался не отставать от охранника, шагавшего довольно споро, – но все-таки кто?

Тот отпер двери отделения и провел через них Джо.

– Говорит, он твой брат, – сообщил тюремщик.

Он вошел в комнату для свиданий, на ходу снимая шляпу. В дверях ему пришлось нагнуться: человек, который на целую голову выше большинства окружающих. Слегка поредевшие темные волосы за ушами поседели. Джо прикинул, что сейчас ему тридцать пять. И все равно лицо чрезвычайно привлекательное, хотя Джо запомнил его не таким огрубевшим.

Темный, чуть потрепанный костюм с жилетом, подходящий для управляющего зерновым складом или человека, проводящего много времени в пути, какого-нибудь коммивояжера или профсоюзного деятеля. Белая рубашка без галстука.

Он положил шляпу на стол и посмотрел сквозь сетку между ними.

– Вот черт! – произнес Дэнни. – Похоже, тебе уже не тринадцать, а?

Джо заметил, какие у брата покрасневшие глаза.

– Да и тебе уже не двадцать пять, – отозвался он.

Дэнни закурил. Спичка чуть дрожала в его пальцах. На тыльной стороне ладони у него виднелся большой шрам.

– И ты все такой же задира, – проговорил он.

Джо пожал плечами:

– Может, и не такой же. Учусь драться нечестно.

Дэнни глянул на него, приподняв бровь, и выпустил облако дыма.

– Его больше нет, Джо.

Джо знал, кто этот «он». Уже тогда знал. В тот последний раз, когда он посмотрел на него в этой комнате. Но что-то в нем не могло принять это. Не хотело.

– Кого нет? – все-таки спросил он.

Брат какое-то время смотрел в потолок. Снова перевел взгляд на него.

– Папы, Джо. Папа умер.

– Как?

– Видимо, инфаркт.

– А ты?..

– Мм?

– Ты там был?

Дэнни покачал головой:

– Разминулся с ним на полчаса. Он был еще теплый, когда я его нашел.

Джо спросил:

– Ты уверен, что это не…

– Что?

– Не какая-то подстава?

– Какого хрена, что они тут с тобой делают? – Дэнни обвел взглядом комнату. – Нет, Джо. Инфаркт или инсульт.

– Откуда ты знаешь?

Дэнни прищурил глаза:

– Он улыбался.

– Что?

– Ага. – Дэнни усмехнулся. – Знаешь эту его улыбочку? Как будто он услышал какую-то шутку, которую мало кто поймет, кроме него. Или как будто вспоминает что-то давнее-давнее, еще из тех времен, когда никого из нас на свете не было. Помнишь такую?

– Ну да, помню, – ответил Джо. И удивился, когда услышал, как сам же шепотом повторяет: – Я помню.

– Но вот часов не было.

– А? – Голова у Джо кружилась.

– Его часов, – повторил Дэнни. – При нем их не было. Не знал, что он…

– Они у меня, – объяснил Джо. – Он мне их отдал. На случай, если я попаду в переделку. Ну, здесь.

– Значит, они у тебя.

– Они у меня, – повторил он.

Ложь жгла ему живот. Он видел, как рука Мазо смыкается над часами, и ему хотелось биться головой о бетонную стену, пока он ее не прошибет.

– Хорошо, – одобрил Дэнни. – Это хорошо.

– Ничего хорошего, – возразил Джо. – Это дерьмово. Но и все прочее сейчас – тоже.

Какое-то время они молчали. Вдалеке, по другую сторону стены, раздался заводской гудок.

– Ты не знаешь, где мне найти Кона? – спросил Дэнни.

Джо кивнул:

– Он в Эбботсфорде.

– В школе для слепых? Что он там делает?

– Он там живет, – пояснил Джо. – Однажды проснулся и решил все бросить.

– Ну что ж, – произнес Дэнни, – этакая травма любого пришибет.

– Он и до травмы был пришибленный, – заметил Джо.

Дэнни пожал плечами в знак согласия. Они еще с минуту посидели молча.

Потом Джо спросил:

– Где он был, когда ты его нашел?

– Как ты думаешь, где? – Дэнни кинул окурок на пол и затоптал его. Приоткрыл рот, выпуская дым. – Сзади дома, сидел в своем любимом кресле на террасе, знаешь? И смотрел на свой… – Дэнни нагнул голову и махнул рукой в воздухе.

– Огород, – докончил Джо.

Глава девятая
Если помрет старик

Новости из внешнего мира все-таки просачивались в тюрьму. В тот год все спортивные разговоры вертелись вокруг «Нью-Йорк янкиз» и их «Камеры смертников» – Комбса, Кенига, Рута, Герига, Мезеля и Лаццери. Один только Рут провел ошеломляющее количество хоум-ранов – шестьдесят. Остальные пять хиттеров настолько доминировали на площадке, что оставалось лишь задаться вопросом: насколько унизительно они разгромят «Пиратов» в Мировой серии?

Джо, ходячая энциклопедия бейсбола, с радостью посмотрел бы на игру этой команды, ибо понимал, что такой состав может больше и не собраться. Но, сидя в Чарлстауне, он проникся брюзгливым презрением к тем, кто называет группу бейсболистов «Камерой смертников».

По-вашему, это «Камера смертников», думал он в тот вечер, уже в темноте. А я среди таких вот камер хожу. Проход на дорожку, шедшую по верху тюремной ограды, находился за дверью в конце корпуса F на самом верхнем ярусе северного крыла. К этой двери невозможно подобраться незамеченным. Более того, на сам этот ярус можно попасть, лишь миновав три двери. Сделав это, он оказался на совершенно пустом ярусе. Даже в такой перенаселенной тюрьме здешние двенадцать камер были пустыми и чистыми – чище, чем церковь перед обрядом крещения.

Идя сейчас по этому ярусу, Джо понял, как здесь поддерживают чистоту: каждую камеру подметал специальный узник. Окошки в камерах, такие же как в его собственной, показывали квадратик неба. Квадратики были темно-синие, почти черные, и Джо невольно задался вопросом: много ли подметальщики видят в этих камерах? Свет горел только в коридоре. Может быть, через несколько минут, когда сумерки окончательно превратятся в ночь, охрана принесет им фонари.

Но охранников не было. Лишь тот, который провел его по ярусу, тот, кто вводил его в комнату для свиданий и выводил из нее и при этом шагал слишком быстро, что могло когда-нибудь навлечь на него неприятности, потому что заключенного следует вести перед собой. Кто знает, что он может измыслить, если ты идешь впереди него? Вот и Джо пять минут назад зажал заточку ягодицами. Жаль, что он не успел потренироваться, чтобы походка казалась естественной.

Где же все-таки другие тюремщики? В те ночи, когда Мазо разгуливал по стенам, они присутствовали здесь совсем ненавязчиво. Не все сплошь охранники состояли на жалованье у Пескаторе, но те, кто не состоял, ни за что не стали бы доносить на тех, кому итальянец платит. Пока они шли по ярусу, Джо украдкой огляделся, и его опасения подтвердились: сейчас здесь не было никаких других охранников. А потом он присмотрелся к заключенным, подметавшим камеры.

Да, они и правда смертники.

Он понял это, разглядев заостренную голову Бэзила Чигиса, ее не могла скрыть даже тюремная шапочка. Бэзил орудовал веником в седьмой. Зловонный тип, недавно приставлявший заточку к правому уху Джо, трудился в восьмой. По пустой десятой толкал ведро Доум Покаски, в свое время спаливший живьем собственное семейство – жену, двух дочерей и тещу, не говоря уж о трех кошках, которых он запер в подполе.

В конце яруса, возле двери на лестницу, стояли Бегемот и Нальдо Алиенте. Если они и сознавали, что в таком количестве заключенных и недостаточном присутствии тюремщиков есть что-то странное, то виду не подавали. На их лицах не отражалось ничего, кроме самодовольства от принадлежности к правящему классу.

Джо подумал: лучше наберитесь храбрости и приготовьтесь к переменам, парни.

– Руки вверх, – распорядился Бегемот. – Надо тебя обшмонать.

Джо не стал медлить, хотя пожалел, что не сунул заточку себе в задницу. Ручка оружия лежала на нижней части его спины. Ручка небольшая, но Бегемот может нащупать ее, задрать ему рубашку и обработать этой заточкой его самого. Джо все стоял с поднятыми руками, удивляясь, что с виду он совершенно спокоен: не дрожит, не потеет, ничем не выдает страха. Бегемот охлопал своими лапищами ноги Джо, провел по ребрам, а потом одной рукой – сверху вниз по груди, а другой – сверху вниз по спине. Кончик пальца Бегемота слегка задел ручку, и Джо почувствовал, что она чуть отклонилась назад. Он сильнее стиснул ягодицы. Вот нелепость: сейчас его жизнь зависит от того, насколько тесно он сумеет сжать половинки своей задницы.

Бегемот схватил Джо за плечи и развернул к себе лицом:

– Раскрой пасть.

Джо раскрыл.

– Шире.

Джо повиновался.

Бегемот заглянул ему в рот.

– Все у него чисто, – объявил он.

Джо хотел пройти, но дверь загораживал Нальдо Алиенте. Он зыркнул ему в лицо, точно знал всю ложь, которая за ним скрывается.

– Помрет старик, помрешь и ты, – предупредил он. – Ясно?

Джо кивнул. Он знал: что бы ни случилось с ним или с Пескаторе, сейчас Нальдо доживает свои последние минуты.

– А то! – ответил он.

Нальдо шагнул в сторону, Бегемот открыл дверь, и Джо вошел в нее. За ней была лишь железная винтовая лесенка. Она поднималась от бетонной каморки к люку, который на ночь оставляли открытым. Джо вытащил заточку из штанов и переложил ее в карман своей грубой полосатой рубахи. Добравшись до верха лесенки, он сложил правую руку в кулак, поднял указательный и средний палец, выбросил руку в проем над головой и стал ждать, чтобы ее увидел охранник на ближайшей вышке. Свет с вышки сместился влево, вправо, снова влево-вправо, быстрым зигзагом: все чисто. Джо пролез в дыру, вышел на дорожку и огляделся вокруг, пока не заметил Мазо ярдах в пятнадцати, на стене перед центральной вышкой.

Он двинулся к нему, чувствуя, как заточка слегка подскакивает на бедре. Единственной слепой зоной для центральной вышки было место непосредственно под ней. Пока Мазо остается там, где сейчас стоит, они будут невидимы. Когда Джо приблизился, Мазо курил едкую французскую сигарету, желтую, из своих любимых. Он смотрел на запад через темный провал.

Он глянул на Джо и ничего не сказал, лишь с влажным шорохом впустил и выпустил сигаретный дым.

Потом произнес:

– Мне жаль твоего отца.

Джо перестал нашаривать собственную папиросу. Ночное небо плащом накрыло его лицо, воздух вокруг него словно бы испарился, голову ему стиснуло от нехватки кислорода.

Мазо никак не мог узнать. При всем своем могуществе, при всех своих источниках и агентах. Дэнни сообщил Джо, что связался с самим суперинтендантом Майклом Краули, который когда-то начинал простым патрульным вместе с отцом и чью должность отец, как ожидалось, унаследует, – хотя после той ночи на задах «Статлера» эти ожидания развеялись. Томаса Коглина незаметно вынесли с заднего крыльца его дома, положили в автомобиль без полицейской маркировки и переправили в городской морг через подземный вход.

Мне жаль твоего отца.

Нет, сказал себе Джо. Нет. Он не может знать. Это немыслимо.

Джо отыскал папиросу, вставил ее между губами. Мазо чиркнул спичкой о парапет и дал ему прикурить. Глаза его светились той щедростью, которая в случае надобности могла в них загораться.

– Почему жаль? – спросил Джо.

Мазо пожал плечами:

– Никого не следует просить поступать вопреки его натуре, Джозеф, даже во имя того, чтобы помочь тому, кого он любит. То, чего мы просили у него, то, чего мы просили у тебя, – это нечестно. Но, черт возьми, что вообще честно в этом мире?

Сердце билось у Джо в ушах и в горле.

Они с Мазо облокотились на парапет и курили. Огни барж на Мистик-ривер плавно брели сквозь далекую хмарь, точно звезды-изгнанницы. К ним, извиваясь, ползли белые змеи фабричных дымов. В воздухе пахло духотой и дождем, который все никак не прольется.

– Я больше никогда не стану просить твоего отца делать такие трудные вещи, Джозеф. – Мазо со значением кивнул. – Обещаю тебе.

Джо посмотрел ему прямо в глаза:

– Станешь, Мазо.

– Мистер Пескаторе, Джозеф.

– Прошу прощения, – сказал Джо, и папироса выпала из его пальцев. Он нагнулся, чтобы ее подобрать.

Но вместо этого обхватил руками лодыжки Мазо и резко поднял:

– Не кричать. – Джо выпрямился, и голова старика очутилась в пространстве за краем парапета. – Крикнешь – уроню.

Старик часто-часто дышал. Его ступни били Джо в ребра.

– На твоем месте я бы перестал брыкаться, а то ведь я тебя не удержу.

Ноги Мазо перестали шевелиться – не сразу, лишь через несколько секунд.

– Оружие есть? Не врать.

От края парапета донесся голос:

– Есть.

– Сколько штук?

– Всего одно.

Джо разжал руки.

Мазо беспорядочно замахал руками, словно хотел научиться летать. Он скользнул вперед, лежа на груди, и тьма поглотила его голову и туловище. Может быть, он кричал. Но Джо схватил его рукой за пояс тюремной робы, уперся пяткой в стену и отклонился назад.

Мазо издал несколько странных писклявых вздохов, будто новорожденный, которого бросили в чистом поле.

– Сколько? – повторил Джо.

Еще минута вздохов. И потом ответ:

– Два.

– Где?

– Бритва на лодыжке, гвозди в кармане.

Гвозди? Это надо увидеть. Свободной рукой Джо охлопал его карманы, нащупал непонятное вздутие. Быстро нырнул пальцами внутрь. Вынул штуку, которую поначалу принял за расческу. Четыре небольших гвоздя прикреплены к планке, а та – к четырем кривым кольцам.

– Надевается на пальцы? – догадался Джо.

– Да.

– Вот пакость.

Он положил ее на парапет и потом нашел в носке у Мазо опасную бритву «Уилкинсон» с перламутровой ручкой. Положил ее рядом с гвоздевым кастетом.

– Как голова, уже кружится? – спросил он.

Послышалось придушенное «да».

– Так я и думал. – Джо поудобнее ухватился за его пояс. – Ты согласен, Мазо, что, если я разожму пальцы, ты покойник?

– Да.

– Я из-за тебя заработал дырку в ноге. Мне ее сделали паршивой картофелечисткой.

– Я… я… тебя.

– Что? Говори яснее.

Шипение:

– Я спас тебя.

– Чтобы добраться до моего отца.

Джо толкнул Мазо локтем между лопатками. Старик взвизгнул.

– Что ты хочешь? – От нехватки кислорода голос Мазо начал дрожать.

– Слышал когда-нибудь про Эмму Гулд?

– Нет.

– Ее убил Альберт Уайт.

– Никогда про нее не слышал.

Джо поднял его повыше и уложил на спину. Отступил на шаг назад и дал старику отдышаться.

Протянул руку, щелкнул пальцами:

– Давай часы.

Мазо не стал мешкать. Он тут же вытащил их из кармана штанов и отдал ему. Джо крепко сжал их в кулаке. Тиканье, казалось, проникает сквозь кожу прямо в кровь.

– Мой отец сегодня умер, – произнес он, понимая, что говорит бессвязно, перескакивая от Эммы к отцу и обратно. Плевать. Ему надо найти хоть какие-то слова для того, что никакими словами не скажешь.

Мазо быстро глянул на него. И снова начал массировать себе горло.

Джо кивнул:

– Инфаркт. Я сам себя виню. И тебя тоже. Чертовски сильно.

– Так убей меня, – проговорил Мазо, но в голосе у него почти не осталось былой стали. Он оглянулся через плечо, снова покосился на Джо.

– Это мне и велели сделать.

– Кто велел?

– Лоусон, – ответил Джо. – У него тут рядом целая армия, поджидают тебя. Бэзил Чигис, Покаски, все подлипалы Эмиля. А твои парни, Нальдо с Бегемотом… – Джо покачал головой. – Они сейчас уже валяются дохлые, не сомневаюсь. У входа на эту лесенку тебя ждет целая охотничья дружина. Это на случай, если я не справлюсь один.

В лице у Мазо появилось что-то вызывающее, почти как в прежнюю пору.

– И ты думаешь, они оставят тебя в живых?

Джо немного поразмыслил.

– Скорее всего, да. Из-за этой твоей войны в землю легло слишком много народу. И потом, я знаю Альберта. У нас с ним когда-то имелось кое-что общее. Думаю, с его стороны это было предложение мира: убей Мазо и вернись в наш строй.

– Почему же ты этого не сделал?

– Потому что я не хочу тебя убивать.

– Не хочешь?

Джо покачал головой:

– Я хочу уничтожить Альберта.

– Убить?

– Пока не знаю, – сообщил Джо. – Но уничтожить.

Мазо полез в карман за своими французскими сигаретами, вытащил одну, зажег, по-прежнему слегка задыхаясь. Наконец встретился глазами с Джо и кивнул:

– Благословляю тебя в этом начинании.

– Мне твое благословение не нужно! – огрызнулся Джо.

– Не стану пытаться тебя отговаривать, – произнес Мазо, – но я никогда не понимал, какая выгода от мести.

– Дело не в выгоде.

– Все в жизни мужчины делается ради выгоды. Или ради успеха. – Мазо посмотрел в небо, снова взглянул на Джо. – И как же нам спуститься отсюда живыми?

– Кто из охранников на вышках полностью у тебя на крючке?

– Тот, кто прямо над нами, – ответил Мазо. – Остальные двое верны только моим деньгам.

– Твой охранник может связаться с охраной внутри, чтобы те обошли людей Лоусона с боков и ударили по ним сейчас же?

Мазо покачал головой:

– Если хоть один связан с Лоусоном, слух дойдет до тех парней внизу, и они сюда ворвутся.

– Вот черт! – Джо медленно выдохнул и огляделся. – Тогда придется действовать по-грязному.

Пока Мазо разговаривал с охранником на вышке, Джо прошел по стене обратно к люку. Если ему и суждено умереть, вот как раз подходящий момент. Он не мог избавиться от подозрения, что каждый его шаг может прервать пуля, которая просверлит ему мозг или пробьет позвоночник.

Он оглянулся. Мазо сошел с дорожки, так что видна была лишь сгущающаяся тьма и вышки. Ни звезд, ни луны, лишь мрак.

Он открыл люк и крикнул вниз:

– С ним все.

– Ты как, ранен? – крикнул Бэзил Чигис в ответ.

– Нет. Хотя чистая одежонка мне понадобится.

Кто-то хохотнул в темноте.

– Ну, давай спускайся.

– Сам поднимись. Надо его тело отсюда убрать.

– Да нас же могут…

– Условный знак – поднять указательный и средний палец на правой руке, держать их вместе. Если у кого-то из твоих нет одного из этих пальцев, лучше не посылай его наверх.

Он быстро отошел от люка, прежде чем кто-нибудь успел ему возразить.

Прошло около минуты, и он услышал, как наверх карабкается первый из них. Рука высунулась из дыры, два пальца подняты, как учил Джо. Прожектор с башни дважды мазнул по руке, луч прошел туда и обратно.

– Все чисто, – сказал Джо.

Это был Покаски, испекший свою семейку. Он осторожно высунул голову и огляделся.

– Живей, – велел Джо. – И пускай другие тоже поднимаются. Вдвоем его не утащить. Покойники тяжелее, чем живые. А у меня ребра разбиты.

Покаски усмехнулся:

– Ты вроде сказал, что тебя не поранило.

– Ничего смертельного, – отозвался Джо. – Ну, быстро.

Покаски нагнулся к дыре:

– Надо еще двоих.

Вслед за Покаски поднялся Бэзил Чигис и коротышка с заячьей губой. Джо вспомнил, что ему как-то показывали его в столовой: Элдон Дуглас, – но он уже забыл, за что этот тип сидит.

– Где тело? – спросил Бэзил Чигис.

Джо показал. Чигис начал:

– Ну, давайте-ка мы…

Свет ударил в Бэзила Чигиса за мгновение до пули, которая вошла в его затылок и вышла через нос. Покаски моргнул: последнее, что он успел сделать в жизни. Затем в его глотке словно открылась дверца, закачалась, из нее хлынула кровь, Покаски рухнул на спину, дрыгая ногами. Элдон Дуглас прыгнул к дыре, но третья пуля охранника с вышки раздробила ему череп, точно кузнечным молотом. Он упал справа от люка и остался там лежать, лишившись верхней половины головы.

Джо посмотрел на свет. Рядом с ним валялись три мертвеца. Те, что ждали внизу, разбегались с воплями. Жалко, что он не может к ним присоединиться. Это с самого начала был наивный план. Свет слепил его. Он физически ощущал перекрестья прицелов на своей груди. Пули станут тем самым насилием – порождением насилия, о котором предупреждал отец. Значит, тот скоро встретится не только с Создателем, но и с собственным сыном. Единственное утешение – смерть придет быстро. Пройдет всего пятнадцать минут, и он уже будет сидеть за пинтой пива с отцом и с дядюшкой Эдди.

Свет вырубился.

Что-то мягкое шмякнулось ему в лицо, упало на плечо. Он поморгал в наступившей темноте. Небольшое полотенце.

– Вытри лицо, – сказал Мазо. – Оно у тебя в жутком виде.

Когда он вытерся, глаза у него успели кое-как привыкнуть к темноте, и он разглядел, что Мазо стоит в нескольких футах от него, куря одну из своих французских сигарет.

– Думаешь, я собирался тебя убить?

– Была у меня такая мысль.

Мазо покачал головой:

– Я всего лишь жалкий итальяшка с Эндикотт-стрит. В хорошем кабаке до сих пор путаю, когда какой вилкой пользоваться. Может, мне и не хватает стиля или образования, но я никогда не хитрю. Я с тобой откровенен. Как и ты был со мной откровенен.

Джо кивнул и покосился на три трупа у их ног:

– А эти парни? По-моему, мы их неплохо перехитрили.

– Хрен с ними, – произнес Мазо. – Сами напросились. – Перешагнув через труп Покаски, он глянул на Джо. – Ты выйдешь отсюда раньше, чем думаешь. Готов зарабатывать деньжата, когда выйдешь?

– Конечно.

– Тебе придется всегда ставить долг перед семейством Пескаторе на первое место, а свои интересы – на второе. Сумеешь так?

Джо посмотрел старику в глаза. Он был уверен: может, вместе они и заколотят много денег, но он никогда не сможет доверять ему полностью.

– Да, сумею, – ответил он.

Мазо протянул ему руку:

– Тогда ладно.

Джо стер кровь с ладони и пожал Мазо руку:

– Ладно.

– Мистер Пескаторе, – позвал кто-то снизу.

– Иду. – Мазо направился к люку, Джо последовал за ним. – Пойдем, Джозеф.

– Зовите меня Джо. Только отец называл меня Джозефом.

– Договорились. – Мазо начал спускаться в темноту по винтовой лесенке. Он проговорил: – Забавная штука насчет отцов и сыновей. Можешь далеко пойти и построить целую империю. Стать королем. Императором Соединенных Штатов. Богом. Но ты всегда будешь делать это в тени отца. И деться из нее тебе некуда.

Джо стал спускаться по темной лестнице вслед за ним.

– Не очень-то и хочется, – ответил он.