Текст книги "Шарлотт-стрит"

Автор книги: Дэнни Уоллес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Но я завидовал не успеху Стивена, а тому, что он всегда знал чего хочет. Он никогда не сходил со своего пути, двигался по нему, никуда не сворачивая: от университета к первой должности в Сингапуре, к встрече с Эми в первую же неделю на этой работе, к созданию семьи и дальше, вверх по карьерной лестнице. Казалось, ему выдавали планы на пять лет, и он сохранял их в Экселе, постепенно вычеркивая пункты один за другим. Я был рад за него, но эту радость омрачало некоторое разочарование в себе. Он был счастлив, а я разочарован. Причем винить в этом мне было некого, кроме себя.

– Кстати… Виделся ли ты с Сарой в последнее время? – с робкой надеждой в голосе поинтересовалась мама, и я заметил в ее глазах отблески легкой грусти.

«Да! – захотелось мне ответить. – Да, я забыл сказать».

Мы все выяснили. Встретились, выпили по молочному коктейлю, и оказалось, что мы просто друг друга недопоняли и теперь у нас все хорошо.

Я хотел сказать это ради нее. И думаю, ради себя.

– Она помолвлена, – ответил я, кивнул и заметил, что под столом отец сжал мамину руку.

Мне надо было возвращаться к работе.

Обзоры и рецензии. Лучшие хиты восьмидесятых (это просто – назвать несколько треков, сделать вид, что сейчас все в разы лучше, и отвесить несколько ленивых отсылок к восьмидесятым). Кантри в исполнении бородатой фолк-группы (найти несколько статей, авторы которых знали, о чем писали, и перелицевать их). Документальный фильм о рисующих картины животных, получивший признание на фестивале «Санденс» (а вот его придется и вправду посмотреть).

Вот ради этого я и бросил преподавание. Пишу теперь статью за статьей в надежде снискать одобрение лондонских пишущих кругов и стать «золотым пером» английской журналистики. Полагаюсь при этом на свой огромный творческий потенциал и массу интересных идей, переполняющих меня.

Я попрощался с коллегами, произнес речь на проводах, устроенных ими для меня в пабе «Никита». Они преподнесли мне маленький кубок с выгравированным на нем моим именем и надписью: «Не может не преуспеть». Я пил текилу и поднимал тосты за семь счастливых лет. Потом миссис Хаманн, завкафедрой гуманитарных дисциплин, потеряла равновесие и опрокинула горшок с цветком. Тут мы поняли, что пора уходить. Нас заметил Майкл Шеринг и его шайка: все в капюшонах, некоторые на велосипедах. Они что-то оживленно обсуждали, сгрудившись вокруг банки с пивом, оставленной кем-то около урны.

– Эй, сэр! – крикнул он. – Уж не вы ли это, того… отлили сюда?

– Во-первых, я больше не «сэр», – крикнул я в ответ.

– А кто тогда?

– Лорд! Если вы имеете в виду мой статус, – ответил я на дерзкий выпад.

Он не понял шутки. То, чего не показывали на «ютубе» и что не являлось ситкомом, Майкл Шеринг не воспринимал как шутку.

– Лорд? – переспросил он, и тут кто-то из его приятелей – вероятно, Дейв Харфорд – пробормотал:

– Леди, – и они расхохотались.

Я оставил их наслаждаться победой. Я наконец-то освободился от них.

Я был свободен. Свободен сидеть здесь, в этой комнате, и наслаждаться сбывшейся мечтой: кофе с молоком в кружке с логотипом фирмы «Кодмастерс» за ветхим столом в комнате над магазином видеоигр, по соседству с заведением, принимаемым всеми за бордель, хотя оно таковым не является. Свободен смотреть фильм о животных, умеющих рисовать. И кто теперь смеется, Майкл Шеринг?

Я знаю, что вы думаете. Деньги, правда? Деньги делают мое положение более приятным? Говоря по правде, нет. Мне платят гроши. За те же деньги я мог бы разносить газеты. По крайней мере тогда я бы точно занимал более прочное положение в мире прессы.

В этом случае у меня было бы больше шансов заслужить одобрение лондонских пишущих кругов. Но это только начало. Мы с Сарой всегда строили грандиозные планы и копили деньги для их осуществления. Когда наши отношения дали трещину, каждый из нас пристально следил за своей половиной сбережений, хотя друг другу мы в этом никогда не признаемся.

Хорошо быть практичным человеком: надежда со временем тает, но проценты растут. У меня был неплохой счет, я не платил за квартиру и строил большие планы на будущее. Эти планы включали в себя занятие журналистикой. Или путешествия.

Сейчас я подвизаюсь в «Лондонских новостях», но завтра это может быть «Вэнити фэр», или «Конде насте тревеллер», или «Джикью». Времена, когда я продавал мнения, коими я, впрочем, и не особенно обременен, людям абсолютно индифферентным, остались в прошлом. Надо, впрочем, сказать, что всякие там пиарщики интересуются моей писаниной, а уж художники и музыканты – тем более.

Между ними и мной стояли пиарщики, а между последними и мной – редакторы, так что меня не волновало, как мои отзывы повлияют на авторов и существует ли между нами обратная связь.

Чувствуя, что надо встряхнуться, я включил «Следы когтей: дикое искусство». Просмотром этого фильма я надеялся проверить свою журналистскую беспристрастность.

– Как кино? – поинтересовался Дэв.

– Потрясающе. Ты знал, что морские львы по выходным обычно малюют оранжевой краской?

– Правда? – удивился он.

– Во всяком случае, это никем не оспаривается.

Я добросовестно просмотрел весь фильм. Сначала там показывали кошку, сидевшую на мольберте и лапами размазывавшую краску вокруг себя. Затем был слон-импрессионист, покрывавший посредством хобота огромный холст синими тонами. Творческий процесс проходил под аккомпанемент восторженных восклицаний дамы в шляпке. Поймал себя на мысли, что у меня получилось бы лучше, но потом должен был признать, что как-то упустил из виду обстоятельство – я-то ведь не слон.

– Какие планы на сегодня? – поинтересовался я.

– Один парень обещал принести лимитированное издание саундтреков к сеговским играм. На синем виниле. Музыка из «Голден экс», «Аутран» и другие классные вещицы.

– Тебе не на чем слушать.

– В нашем деле главное – обладание. А ты что собираешься делать?

– Хочу заскочить в редакцию – посмотреть, как там справляются без меня.

– Почему бы просто не написать им?

Он был прав: большая часть моих контактов с редакцией проходила через электронную почту, – но мне нравилось бывать в офисе. Нравилось взаимодействовать с коллегами. Нравились традиции. Редакция напоминала учительскую, и я всегда был рад поболтать с другими журналистами. Кроме того, это давало мне повод покинуть магазин и Каледониан-роуд.

– А что насчет вечера? – заговорщицки подмигнув, поинтересовался Дэв. – Встретимся там или пойдем вместе?

– Куда? – попытался я сделать вид, будто не понял его.

– В «Снеппи-снепс», – пояснил он с обиженным видом. – Шарлотт-стрит.

– А, да… Но мне надо пойти на это открытие галереи. Для газеты. Это в Уайтчепеле; я не знаю, во сколько все закончится, так что…

– Прекрасная Зои будет там?

– Нет, она не придет.

– Как часто она вспоминает обо мне?

– Можно пересчитать по пальцам.

– Ах… Но ты же не знаешь, как часто она обо мне думает.

– Если это возможно, то еще реже, чем говорит. В любом случае мне надо там быть, а сейчас я должен сесть и продумать темы статей для других журналов, и…

Дэв посмотрел мне в глаза.

– Приятель, разве тебе не интересно? Даже я заинтригован, хотя ни разу не видел эту девушку. Судя по всему, ты ее просто вообразил себе, а фотоаппарат купил по случаю. Пошли!

– Она существует. Но я занят. И все это немного… странно. Кроме того, зачем? Чтобы мы, как два извращенца, взглянули на фотографии какой-то девушки?

– Да! – ответил Дэв. – Именно!

– Нет. Это глупость. Было бы еще нормально, если бы выбрали часовую проявку.

– Но они закрывались!

– Я хочу сказать, как завершение вечера это смотрелось бы нормально: в конце концов, чего не сделаешь спьяну в ресторанном угаре, – но не кажется ли тебе, что возвращение за снимками на следующий день смахивает на умышленное деяние?

– Чушь! – возразил Дэв, и тут прозвенел колокольчик над дверью.

– Тогда это просто вульгарно.

– Павел, – воскликнул Дэв, – заходи!

Павел вошел, споткнувшись на пороге о деталь от конструктора «Лего».

– Привет Джейсон. Дэв, ты должен мне четыре фунта за вчерашнее и шесть фунтов за «Ежиновку».

– Павел, можешь объяснить мне одну вещь? Джейс, – он указал на меня, – получил от симпатичной девушки пленку с фотографиями, и не хочет их печатать.

– Не понял? – переспросил Павел. – Так сам и напечатай их.

– Она мне их не давала…

– Она оставила их у него в руках.

– Это тоже не совсем правда.

– Ты украл фотографии этой особы? – оживился Павел.

– Нет!

– Она знает, что пленка у тебя?

– Не совсем.

– Она может это узнать?

– Эмм… Нет…

– Напечатай их.

Дэв выглядел вполне довольным. Отчасти потому, что фотографии, как он знал, уже напечатаны.

Я пообедал в сквере, на скамейке. Это создавало иллюзию того, что у меня нормальная работа. Меня окружали девушки и мужчины, работающие в Сити, красивые в своих белых рубашках, костюмах в полоску и юбках-карандашах. Чувство корпоративной солидарности – это первое, исчезновение чего замечаешь, когда переходишь на надомную работу. Поймите меня правильно: мне нравится спать допоздна и приобщаться к новостям посредством «Райт стаф» – туда я всегда обращаюсь в первую очередь, если мне требуется узнать мнение Антона дю Бика о том, что происходит в мире, и потом выдать его за свое. Я привык обедать, смотря сериал, а потом обдумывать планы своего продвижения в нашей газете, но когда наблюдаю за тем, как всевозможные сослуживцы сидят вместе за салатами из кафетерия «Маркс и Спенсер», когда слушаю их понятные только своим шутки, злые сплетни и обмен всяческими «да-что-она-себе-позволяет» и не совсем искренними предложениями провести вечер пятницы в баре «18», то я чувствую, что мне чего-то не хватает. Мне нравится смотреть, как компании служащих выходят покурить из офисных зданий, как они смеются и делят одну сигарету на двоих. Люблю наблюдать за тем, как они приветственно кивают охранникам по утрам и не замечают их, когда в шесть вырываются на свободу.

Я скучал не по учебному процессу. Никогда не думал, что я такой уж великий педагог. Это не так просто, как кажется. И не то чтобы я был интеллектуалом. Если бы я был одним из моих учителей, то описал бы себя так:

«Отношение к работе: соответствующее.

Способности: увы.

Общее впечатление: не без того».

В основном проблема была в детях. Работа меня устраивала, а дети – нет. Сначала я пытался как-то изменить ситуацию, но вскоре оставил эту затею.

На той неделе я невольно подслушал один разговор. Я стоял на платформе на станции «Эссекс-роуд», и справа от себя уловил знакомый голос. Это оказался Мэттью Фаулер, парень, которого я учил в первый год своей работы в Сент-Джонсе. Он вскоре покинул школу, чтобы оставить свой след в мире, но перед этим наследил в школе – едва не выбив компасом глаз ученику на год младше его.

Вот он стоит, разговаривает по мобильнику. На нем капюшон, надвинутый на глаза, спортивные брюки, на руке жуткого вида синяк. Я инстинктивно отвернулся от него и уткнулся в газету – вчерашний выпуск «Метро», если быть точным. Только не говорите об этом Зои – за такое она может и уволить. Не знаю, зачем я спрятался. Он все равно бы меня не узнал – думаю, в свое время я произвел на него куда меньшее впечатление, чем он на меня.

Послышался еще один голос – на этот раз незнакомый:

– Мэттью! Черт, сто лет тебя не видела! Как твоя мама?

– Нормально, – ответил он.

– Ты женат?

– Не… – пожал он плечами.

– Не женат? Сколько тебе лет?

– Двадцать один.

– Двадцать один? – повторила она, не веря своим ушам. – Тогда у тебя точно есть ребенок.

– Ага, десять месяцев.

– Тьфу, блин! – выдохнула она с облегчением. – Я уж подумала…

Было нелегко заинтересовать Мэттью Фаулера проблемами эрозии почв. Но это звучит жестоко, покровительственно и холодно. Вы можете подумать, что были причины, мешавшие ему учиться: развод родителей, может быть; насилие, – ничего подобного.

Мэттью Фаулеру было попросту наплевать на учебу. Да, вот так. А я, к сожалению, не Мишель Пфайффер, чтобы превращать уроки в рэп-композиции и через уверенность в себе поверить в детей. Нет. Я предпочел писать статьи о плохих группах, поздно ложиться и смотреть фильмы про рисующих зверей.

Собственно говоря, возможно, на это мне было наплевать.

Я доел сандвич с ветчиной и горчицей, скомкал упаковку и подошел к табличке напротив.

Джон Кренмер, из Кембриджа, двадцать три года. Клерк Совета Лондонского графства. Утонул близ Остенде, пытаясь спасти жизнь незнакомого иностранца.

8 августа 1901.

Я взглянул на всех этих людей на скамейках, с салатами и йогуртами в руках. Интересно, они это читали? А если читали, чувствовали ли они себя после этого такими же… бесполезными?

Я допил свою поло-кокта и кинул банку в урну.

– Ты в курсе, что мог бы просто отправить нам все это по почте? – поинтересовалась Зои.

Я вставил в компьютер флешку и пробормотал оправдание:

– Я проходил мимо…

– Ты что-то часто проходишь мимо. Куда это ты постоянно таскаешься?

– То туда, то сюда. Я очень загадочный человек.

– В тебе нет ничего загадочного, Джейсон, – возразила Зои. – Ты как раскрытая книга. Я читала ее несколько раз, и больше не хочу. Так что, ты будешь вечером в галерее?

– Да, Зои, спасибо, что напомнила. Да, в семь.

– Говорят, что парень гений. Не то чтобы я пыталась как-то повлиять на твое мнение…

– Ты его знаешь?

– Он жених моей двоюродной сестры.

– Ясно. Я постараюсь помягче.

Я сбросил файлы на компьютер Зои, а это означает, что мне пришлось встать совсем рядом с ней, то есть ей пришлось отодвинуться, но не дальше стены, так что на несколько секунд мы оказались совсем рядом. Мы ничего не сказали друг другу, это было бы неуместно, так что тишину этих секунд нарушало только шуршание клавиш и потрескивание компьютера. От Зои приятно пахло кофе и мятой. Я на секунду задумался о том, как могла бы выглядеть наша совместная жизнь.

– Я передам статьи Робу.

Роб – редактор раздела обзоров. Не знаю, в чем состоят его обязанности, – кажется, именно Зои за все отвечает.

– Отлично. Итак.

Я выпрямился и пару раз моргнул.

– Итак? – переспросила Зои.

– Итак, я пойду… Разве что…

– Разве что – что?

Я вздохнул.

– Разве что ты можешь дать мне еще какое-нибудь задание.

Зои как-то странно улыбнулась. Не то чтобы она была разочарована, но мне показалось, она надеялась услышать от меня что-то другое. Странные изменения происходят со старой дружбой, если речь заходит о деньгах. Хотя в любом случае за последний год нашей дружбе и без того пришлось пройти много испытаний. Удивительно, что мы все еще как-то держались.

– Если говорить о работе… Впрочем, в последнее время мы почти не говорим ни о чем другом, – сказала она более жестко. – Твоя статья про «Абрицци» вышла в сегодняшнем номере.

– Правда?

– Ну да.

Черт. Черт. Черт. К чему она об этом заговорила?

– Они звонили. Хотели поговорить с тобой.

– Правда?

– Клянусь. Вместо этого им пришлось говорить со мной.

Ну и влип же я.

– Они хотят позаимствовать одну твою фразу.

– Какую именно?

– Не помню.

– А, ясно. Это и является причиной их звонка?

– Ну не могла же я такое выдумать.

– Так что ты ответила?

– Ну, наши издатели хотят, чтобы мы засветились где только можно. По крайней мере так мне сказали на той неделе. Они хотят, чтобы мы стали главной лондонской газетой, к которой обращаются за рекомендациями. А владельцы «Абрицци», раз уж мы назвали это заведение главным оплотом итальянской кухни в Лондоне, хотят воспользоваться нашей статьей в качестве рекламы. В общем, всем будет хорошо.

– Ну, передай им, что я согласен.

– В общем-то это не твое решение. Да и не наше. В любом случае они вводят в обращение твою фразу. Кроме того, они пришлют тебе купон в качестве бонуса. Я сказала им, что официально это запрещено, но потом вспомнила, что мы не какое-нибудь Би-би-си, так что бесплатный обед для тебя и того, кого тебе придет в голову с собой взять…

– Ну Дэва, наверное.

Она посмотрела на меня с выражением, в котором мне очень хотелось бы угадать восхищение самоотверженностью, с коей я повсюду таскаю за собой Дэва. На самом деле, как бы мне ни хотелось в этом признаваться, в ее взгляде была лишь жалость.

– Я думаю, что тоже зайду к ним, – сказала она. – Надо же попробовать эту чудесную пиццу.

– Правильно. Так есть еще какие-то задания?

Она протянула мне билет.

– Роб позвонил и сказал, что болеет. Опять. Я уже начинаю ему верить. В четыре начинается показ фильма. Хочешь сходить?

Это был маленький зал на задворках Чайнатауна. Из журналистов, кроме меня, присутствовал кто-то из «Тайм аут», бородатый парень из радиостанции ФМ, на протяжении всего сеанса просмеявшийся как придурковатый. Где-то на заднем ряду развалился на кресле кинокритик из «Ньюс оф зе уорлд». Он не сделал за все время ни одной заметки и скучающе смотрел на экран. Я встречал его раньше на показах вроде этого. Кажется, ему никогда не нравится то, что он видит. Тем не менее именно его имя стоит под рекламными фразами типа «Безумно смешно!!!» (с тремя восклицательными знаками), «Невозможно перестать смеяться!!» (с двумя) или «Самый значимый фильм десятилетия!» (с одним – серьезным и значительным).

Это было бы нормально. Но к демонстрируемому фильму ни одна из этих фраз не подходила. Нашему вниманию предлагалась заурядная подростковая комедия из тех, где показывают, как люди спотыкаются и падают в торговом центре. Все прочие ингредиенты были тоже в наличии: ищущие приключений девицы и придурковатые мальчики, приколы в закусочной и толстяк под столом, запихивающий в рот разбросанные гамбургеры. При этом критик из «Миррор» так громко смеялся, что разбудил парня из «Мейл». Я перестал вникать в происходящее где-то на середине фильма. Неожиданно я задумался о намеченном на вечер мероприятии. Я осторожно извлек рекламную листовку из кармана и тут же почувствовал, что в мою сторону повернулся пиар-агент, наблюдавший за тем, чтобы все мое внимание было сосредоточено на экране. Я сложил листовку, делая вид, что достал ее по ошибке, но успел прочитать название: «Таинственное месиво: путь от Эго к Этому через Тебя, Меня и Их».

Господи Иисусе.

Картина, выбранная ими для листовки, повергала в ужас: Христос на кресте, с чашкой лапши быстрого приготовления в одной руке и журнальчиком «для настоящих мужчин» – в другой. Стало ясно, как будет выглядеть вечер: теплое белое вино в одноразовых стаканчиках, бутерброды от «Лидл» и гости, в многозначительном молчании застывшие перед полотнами, вызывающими легкую оторопь. И я окажусь там в полном одиночестве. Разумеется, там будет присутствовать дежурная группа приглашенных, и раз уж я представитель прессы, мне придется выдержать не в меру непринужденную беседу с кем-то, кого я больше в жизни никогда не встречу. Потом в полном беспамятстве я спущусь в метро, поеду домой, опишу увиденное, возможно, посмотрю десятичасовые новости и лягу спать.

Нет, ну реально крутой вечер.

Полтора часа спустя по дороге к выходу я столкнулся с пиар-агентшей.

– У вас интересное имя, – заметила она. – Такое же, как у того парня из телевизора.

– Джейсон Пристли.

– Вот именно.

– Так что вы думаете о фильме, – перешла она к тому, ради чего, собственно, и начался этот разговор.

– Господи. Наверное, было очень весело это снимать.

– Очень смешной получился фильм, не правда ли?

– Иначе и не могло быть. Моим детям безумно понравится.

Это очень удачный прием.

– Правда? – удивилась она. – Сколько им лет?

– Они совсем маленькие. Такие маленькие дети, понимаете.

– Насколько маленькие?

– Им… четыре года.

– Обоим?

– Естественно.

– Они двойняшки?

Я задумался.

– Да. Точнее не скажешь.

– Но это фильм для взрослых.

– Да, конечно. Но понимаете, им, наверное, понравится цветовое решение.

– Приятно слышать. Я люблю детей. Как их зовут?

«Да отпусти же меня. Мне еще идти на какую-то жуткую выставку».

– Алекс, – пробормотал я, пытаясь выдумать имена. – Алекс… это один. И Боб.

– Алекс и Боб? – переспросила она. – Что, как в фильме?

Что?

Я заметил плакат за ее спиной и впервые осознанно прочитал название фильма: «Алекс и Боб получают по заслугам».

– Пока, – попрощался я.

Выбравшись на улицу и проверив телефон, я обнаружил сообщение от Дэва.

Готов? Я жду тебя «У Фицроя». Подходи.

Судя по моим часам, он уже должен быть на месте. Получил ли он фотографии? Квитанция была у меня, но Дэв может быть очень убедительным. Надо заглянуть туда и проверить, не натворил ли он чего лишнего.

Нет, об этом не может быть и речи. Я на работе.

Я достал рекламку выставки.

«Таинственное месиво: путь от Эго к Этому через Тебя, Меня и Их».

Христос и лапша с курицей и грибами.

Я закусил губу.

– Черт! – выругался Дэв. – Она замужем.

Я посмотрел на фотографию на столе. Кроме нее, были и другие, но мне достаточно было увидеть эту.

– Она замужем! – повторил он.

Не знаю, чего я ожидал. Даже не могу сказать, на что именно я надеялся. Разумеется, мы это сделали. Забрали фотографии. Выпили по кружке для смелости и буквально тут же оказались в «Снеппи-снепс».

Вот она, девушка. С сияющими глазами и той же улыбкой.

Я тихо обругал себя идиотом. Разумеется, она замужем.

– Погоди, – задумчиво проговорил Дэв, – указывая на фотографию, – платье не похоже на свадебное. Кому придет в голову выходить замуж в этом.

– И правда. Что это за платье?

Каково бы ни было его предназначение, оно было чудовищно. Пожалуй, никакая другая характеристика тут не подойдет, хотя вряд ли бы я стал ее использовать в присутствии самой девушки. Оно было странного зеленого оттенка и выглядело так, будто его шил некто никогда не видевший ни одной девушки или не имевший представления о том, что такое платье.

– Но это явно ее парень. Посмотри, как они стоят.

Мужчина – красивый, современный, вероятно, хороший лыжник, владелец полного гаража мощных мотоциклов и, вероятно, знаток вин – обнимал ее, и ей это нравилось. Действительно нравилось. Ему тоже. Почему бы нет. Она потрясающе хороша. За исключением платья. Я понял, что уже ненавижу его статусные часы и ровный средиземноморский загар.

– А он ничего, правда? – заметил Дэв. – Наверное, неплохо образован к тому же. Наверное, именно такие обзывают девушек телками. Не важно. Я думаю, оно и к лучшему. Вряд ли тебе хотелось бы, чтобы она ходила с тобой по пабам в таком виде.

– По такому случаю на тебе футболка с «Уличным бойцом»?

– Я должен соответствовать. Собираюсь скоро повидаться с Памелой.

– Кто это?

– Та официантка. Па-мээ-ла. Так говорят в Польше.

Я быстро просмотрел фотографии. На каждой из них ее обнимал сильной загорелой рукой владелец дорогих часов и мощных мотоциклов.

– Вот это неплохой снимок, – толкнул меня в бок Дэв.

Она, видимо, случайно сфотографировала свои туфли. И тротуар.

Но остальные снимки… Они вполне укладывались в историю. Свадьба, машина, кинотеатр…

– Нам нужно вернуть фотографии в «Снеппи-снепс», – с некоторой долей решимости проговорил Дэв. – Скажем, что произошла ошибка. Она скорее всего купила фотоаппарат у них или хотела напечатать там снимки. Она может прийти за ними.

Он был прав. Совершенно прав.

На прощание я еще раз просмотрел снимки.

– Как знать: может, если ты оставишь им свой номер, она позвонит тебе и…

Я перестал его слушать. Я слышал слова, но не обращал внимания на их смысл.

Что-то на этом фото – последнем – привлекло мое внимание.

– Куда теперь? – спросил Дэв, приканчивая кружку. – Что будем делать дальше?

Но я все еще продолжал не отрываясь смотреть на снимок и пытался понять, что меня в нем привлекло.

Этот снимок… Судя по изображенному на нем столику с наполовину опустошенной чашкой кофе и тарелкой с остатками какого-то пирога, он был сделан в кафе. Последнее имело весьма уютный вид, в окно виднелись желтые фары проезжающего такси.

Официант убирал посуду со столика, накрытого клетчатой скатертью, на стенах висели черно-белые снимки обедавших тут знаменитостей вроде Энди Крейна и ансамбля «Саггс», но самым примечательным было то, что в кадр попал какой-то тип, читающий «Лондонские новости».

Строго говоря, этим типом был я.

«Того, кто не последовал совету, позже видели в луже крови».

Пословица племени шона, Зимбабве

Привет?

Надеюсь, здесь кто-то есть. Какую кнопку нажать, чтобы узнать это?

Привет?

Впредь я буду слушаться своих друзей. Если ты мой друг, может быть, ты поможешь мне с этим справиться. Я прислушаюсь к твоему совету. Если тебе есть что мне сказать, давай говори, я выслушаю. Судя по всему, меня потом не увидят в крови, и это хорошо, правда? Особенно если я у тебя дома и ты не хочешь, чтобы я залила кровью пол. Я понимаю, прислушиваться к мнению друзей действительно важно.

Дело в том – или по крайней мере было в том, – что иногда, увидев что-то поразительное, ты становишься глухим ко всем доводам.

Так что теперь я все выслушаю.

Заранее спасибо.

Спасибо!