Текст книги "Квантовая теория любви"

Автор книги: Дэнни Шейнман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Памяти Стелы, с любовью

Посвящается Сэре

[1]1
  Элени.
  Запись 17
  Скажи ей: жизнь коротка, но любовь вечна.
Теннисон  Здесь и далее для читателей, не имеющих возможности прочесть записи в иллюстрациях, они дублируются текстом. – Прим. верстальщика.


[Закрыть]

1

Когда сильно ударишься головой, в ней такой кавардак, словно в развалинах дома, разрушенного ураганом, – кучи мусора, битая черепица, клочки и обломки.

Осколки памяти перемешаны в беспорядке. Знакомые, привычные очертания теперь неузнаваемы. Не поймешь, где что было и откуда взялось.

– Где Элени?

– Muerta, – говорит доктор.

Странное оцепенение охватывает тело. Глаза закрыты, но Лео видит, как бомба падает прямо на него, еще миг – и все будет кончено. Он лихорадочно роется в памяти и не может ничего найти. Какие-то едва угадываемые формы плавают в густом тумане.

Muerta.А ведь он уже знал. Откуда? Надо сосредоточиться.

Изображение становится четче, словно камеру наводят на фокус. Перед ним Элени. Карие глаза, густые черные кудряшки, свет и тепло. Лео и Элени были неразделимы, словно атом. Его возлюбленная вся лучилась энергией и все время напевала. Петь для нее – что для других дышать.

А бомба все летит к земле. Если атом разбить, энергия выплеснется. Неуправляемая и неумолимая.

– Я могу ее увидеть?

– No es buena idea.

– Где она?

– В соседней палате.

Это игра. И доктор сделал свой ход. Он не хочет, чтобы пациент видел мертвое тело своей подруги и впадал в отчаяние, – во всяком случае, пока. Он будто предлагает: «Давайте притворимся, что она жива. Ведь muerta– это только слово». Лео принимает игру, хотя представления не имеет, как сюда попал и что произошло. Он знает лишь, что любит девушку по имени Элени и должен с ней увидеться. А у доктора в глазах – страх. Заметит, что Лео на грани, и разлучит их. Поэтому играть надо спокойно.

– Прошу вас, дайте мне ее увидеть.

В словах Лео твердая решимость, и врач колеблется: может, парень и справится? Кто они друг другу, эти молодые иностранцы? Что их связывало?

– Venga, – говорит он мягко и указывает на дверь.

Только сейчас Лео осознает, что лежит на больничной койке и, по-видимому, совсем недавно очнулся. С именем Элени. А все остальное непонятно. Почему доктор говорит по-испански? Вдруг ответ на этот вопрос вытянет и прочие ответы, стоит только хорошенько дернуть за веревку, уходящую во мглу? Раз, другой…

Латинская Америка. Они с Элени где-то в Латинской Америке. А страна? Гватемала? Нет, оттуда они вылетали в Колумбию. Значит, Колумбия? Нет, вряд ли. После Колумбии был Эквадор. А после Эквадора? Перу? Но как они добрались до Перу?

Веревка обрывается.

Значит, Эквадор или Перу. Лео уныло рассматривает оборванный конец. Он будто на краю бездонной пропасти. Наверное, так себя чувствует маразматик, когда в минуту просветления понимает, что разум покинул его.

Лео встает. Голова кружится, он хватается за спинку кровати, смотрит сосредоточенно на торчащую из противоположной стены раковину. Из крана капает вода, и, похоже, не первый день: на белой эмали большое ржавое пятно. Все здесь какое-то запущенное: краска на стенах шелушится, в углах паутина. С потолка за происходящим наблюдает геккон.

Доктор берет Лео за руку и выводит в коридор.

Они останавливаются перед закрытой дверью. Лео знает: там, за ней, – Элени.

Доктор толкает дверь.

Элени лежит на каталке. Ее голубая рубашка в крови, рука странно вывернута, на щеке ссадина…

Вот когда бомба взрывается. Внутри у Лео словно что-то лопается, его захлестывает ледяная волна, на сознание обрушивается жестокая правда. Тело выходит из повиновения. В висках стучит кровь, колени трясутся, сердце куда-то проваливается, кишки сводит судорогой, из носа льет, глаза переполняются слезами, мир вокруг расплывается.

С гортанным воплем Лео падает на пол.

Медсестры за три палаты отсюда на мгновение замирают, словно матери, услышавшие крик своего младенца.

Со всех сторон сбегаются люди.

У закрытой двери быстро собирается небольшая толпа. Некоторые видели, как привезли пострадавших, и им любопытно, как поведет себя гринго, когда узнает, что его девушка погибла.

Господи (наверное, говорят они про себя), вот ведь бедняга; тяжко ему придется, когда очнется. И, перекрестившись, благодарят Бога за то, что их родные пребывают в добром здравии.

Скорчившись на полу, закрыв лицо руками, Лео захлебывается рыданиями. Никогда еще ему не было так одиноко. Осиротевший, ополоумевший, среди чужих людей в каком-то южноамериканском захолустье… Он заставляет себя встать, подходит к Элени, нежно гладит по лицу. Кожа теплая.

Что, если она не умерла и ее можно вернуть к жизни?

С безумной надеждой Лео смотрит на доктора.

Ведь поцелуй оживит ее, правда?

Лео зажимает Элени нос, начинает делать искусственное дыхание рот в рот. Снова и снова он вдыхает в нее свою жизнь, затем резкими толчками массирует сердце. Он знает, что делает ей больно, что от его неловких движений останутся синяки. Но ведь надо как-то действовать.

Доктор кладет руку ему на плечо. Лео не замечает.

– Дефибриллятор. У вас есть прибор? Как это… choc eléctrico. Tienes?

– No hay, señor. Esta muerta.

Она не умерла. Лео не верит. Рот в рот, глубокий вдох и выдох. Вдох – выдох. И еще. И еще. Лео молит о чуде.

И чудо свершается. Откуда-то из глубин ее тела доносится хрип. Звук этот Лео не забудет никогда.

– Она жива. Она дышит. Вы слышали?

Доктор не шевелится.

Стоит будто истукан. Ничего, справится и без него. Вдох – выдох. Быстрее. Глубже.

Как четко слышно ее ответное дыхание.

– Сеньор, сеньор! – Доктор опять трогает его за плечо.

Лео охватывает ликование. Сердце у него готово выпрыгнуть из груди.

– Сеньор, она не дышит. Это ваше дыхание раздувает ей легкие и возвращается обратно.

Лео щупает пульс Элени. Ничего.

Радость сменяется отчаянием.

Он целует Элени в лоб и шепчет слова на ее родном греческом языке. Matyamou, karthiamou, psychemou.

Глаза мои, сердце мое, душа моя.

Он гладит ее по волосам, как бывало, когда она засыпала. Ее тело холодеет.

И вот Лео уже воет собакой.

И не может перестать.

Старик-доктор печально глядит на него из своего угла, стараясь держаться, сохранять профессиональную бесстрастность, несмотря на набухающие едкие слезы.

Вернувшись вечером домой, он обнимет жену, и расплачется, и будет долго прижимать ее к себе, впитывая ее дыхание, ее духи и ее любовь.

Слух быстро расходится по больнице, и толпу в коридоре распирает неправедное любопытство, ведь людям всегда есть дело до чужих трагедий. Кто-то толчком распахивает дверь. Все видят человека с искаженным горем лицом и маленькое безжизненное женское тело на каталке. Зеваки вздыхают, и лица их на мгновение тоже покрывает печаль.

– Убирайтесь. Вам здесь не шоу. Оставьте меня в покое… – Голос у Лео дрожит и пресекается.

Любопытным делается стыдно. Дверь захлопывается.

Откуда он знает этих людей?

Лео поворачивается к врачу:

– Какое сегодня число?

– Второе апреля, сеньор.

– Второе апреля?

Лео пытается связать цепочку воедино, отыскать нужное звено.

– Где я?

– Латакунга, сеньор.

Что-то знакомое. Да, многолюдье на рыночной площади… Тут они с Элени сели на автобус, чтобы отправиться в горы.

Эквадор!

– Так какое сегодня число? (Ах да, он ведь только что спрашивал.)

– Второе апреля.

– Да? А что произошло?

– Ваш автобус попал в аварию.

Лео ворочает в голове слова доктора, стараясь найти для них подходящее место. Не получается. Не помнит он никакой аварии. Нейроны не реагируют. Странно. Ведь сохранился же где-то под обломками черный ящик с записью случившегося? Но к больному месту не подобраться, срабатывает какой-то странный защитный механизм, будто тело не желает свидетельствовать против самого себя.

– Какое сегодня число?

Спрашивал он уже или нет?

– Второе апреля, – терпеливо отвечает доктор.

– А год?

– 1992.

Лео хватается за год словно за соломинку. Только за 1991-й. За декабрь. Неважно, что прошло целых четыре месяца.

Точно фонарик вспыхивает во мраке.

Колумбия. Они с Элени в самый канун Нового года лежат на пляже, тропический остров неподалеку от Картахены. На Элени розовый купальник, и все вокруг солнце, и блаженство, и мягко накатывающиеся волны.

Лео поворачивается и целует ее в горячую щеку.

– Знаешь, мне больше ничего не надо во всей вселенной. Ты рядом, и я люблю тебя. И ничего мне в этой жизни не надо.

Элени с улыбкой целует его в ответ.

– Это нужно заснять, – говорит она, вытягивает руку с камерой-«мыльницей», и они видят в линзе объектива свое отражение.

Щелк.

Он смотрит сверху вниз на ее тело. Память крушит ребра, вырывает грудную клетку, обнажает сердце. Костяка уже нет, осталась одна бренная плоть. Дыхание перехватывает. Все, что ему хочется, – умереть и лечь рядом с ней.

Ногу внезапно сводит судорогой. Он смотрит вниз, на свои порванные окровавленные джинсы. Боль добирается до изрезанных рук. Из-под кожи торчат мелкие осколки стекла. Он принимается вытаскивать их – один за другим, – и его поглощает это занятие.

Разламывается поясница, правая рука вся синяя, – все травмы у него с правой стороны. Хуже всего дело обстоит с коленом. Мало того, что оно не гнется, он его вообще не чувствует.

И почему боль пришла только сейчас?

Какое сегодня число, спрашивает себя Лео. Снова задавать этот вопрос вслух неловко.

Дверь открывается. Толпы за ней нет. Входит полицейский и просит проследовать за ним на автобусную станцию для опознания багажа. Лео не хочется покидать Элени, но сопротивляться нет сил, и он послушно бредет из комнаты вслед за полицейским. За ними шагает доктор.

Элени остается одна.

– Ваше имя и фамилия? – спрашивает полицейский.

– Лео Дикин.

– Это совсем рядом, Лео. И минуты не займет, – говорит полицейский по-испански.

За стенами больницы на них наваливается жара. Яркое вечернее солнце слепит. Торговля на огромной центральной площади в самом разгаре. По одну сторону торгуют домашним скотом и птицей, тут и ламы, и коровы, и привязанные за ножку кудахчущие куры. Напротив рядами устроились на одеялах торговцы фруктами, богатые индейцы из Оттовало с длинными косицами предлагают разноцветные гамаки и пончо, связанные вручную. Лео прошибает пот. Как черств, безразличен и никчемен мир. Отвращение свивается кольцами, точно змея, в которую ткнули палкой. Он словно смотрит на окружающее, приставив к глазам бинокль не той стороной, такое все мелкое и далекое. И тихо, будто под водой. Только оглушительно стучит сердце да слышно, как мурашки бегут по спине.

В прошлый раз рыночные торговцы так и накинулись на Лео с Элени, наперебой предлагая наряды и украшения, шагу ступить не давали. Парочка держалась стойко, пока Лео не наткнулся взглядом на две резные головки в стиле инков – мужскую и женскую. Он даже торговаться не стал, купил обе и сразу вручил мужскую голову Элени на память о поездке.

Но сегодня продавцы разве что в сторону не шарахаются. В глазах Лео есть что-то такое, что заставляет их ежиться и отводить взгляд. Наверняка не купит, лучше его не трогать.

Полицейский ведет его к маленькому домику – автобусной станции. Обычно в нем полно водителей и кондукторов, но сегодня все высыпали на улицу и оживленно обсуждают аварию. Когда появляется Лео, делается тихо.

Посреди комнаты, отдельно от целой горы багажа, стоят два больших рюкзака. Лео протискивается к ним.

Его это вещи или нет?

Он пытается приподнять один из рюкзаков и роняет.

Снова кружится голова. На помощь приходит доктор и подхватывает поклажу. Из рюкзака торчат ледоруб и пара альпинистских кошек. Лео с любопытством смотрит на них и дважды проверяет, что написано на бирке.

Имя и фамилия.

Лео Дикин.

Когда они идут через площадь обратно, глаза у Лео рыскают туда-сюда. Он старается вспомнить. От нейронов и синапсов прямо искры летят.

Из мрака кое-что проступает.

Вот они с Элени в пункте проката альпинистского снаряжения в Кито. Лео обожает лазать по горам, для него это удовольствие в чистом виде. Ведь когда достигнешь вершины, дальше карабкаться уже некуда. Ты добился своего, и никаких сомнений в том не остается. Редко что в жизни, с ее нескончаемой суетой и незаконченными делами, можно отнести к таким абсолютным свершениям. Как тут было не соблазниться голыми склонами Котопакси, [2]2
  Котопакси (другая передача названия – Котопахи, исп. Cotopaxi) – вторая по высоте вершина Эквадора и самый высокий активный вулкан страны (5897 м). Котопакси входит также и в число самых высоких активных вулканов планеты. Место паломничества альпинистов со всей планеты. – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть]вздымающимися над плато гигантским экзотическим тортом. Служащий в пункте проката посоветовал заночевать в домике для туристов на высоте пяти тысяч метров, может, даже провести там пару ночей, чтобы акклиматизироваться. Еще он порекомендовал начать восхождение часа в два ночи, чтобы встретить рассвет на вершине и спуститься до наступления жары. А то снега начнут таять, что небезопасно. Ледоруб и кошки, скорее всего, пригодятся, но само по себе восхождение не очень сложное.

– Вы оба пойдете на вершину? – спросил служащий.

– Я точно нет, – ответила Элени. – Хорошо, если доползу до турбазы, а дальше уж ни ногой.

– Только не рискуйте попусту, – предупредил служащий. – В прошлом году несколько новичков погибло.

Вот они поглощают фруктовый салат с гранолой [3]3
  Смесь плющенного овса с добавками коричневого сахара, изюма, кокосов и орехов.


[Закрыть]и медом в симпатичном кафе рядом с гостиницей, настоящий завтрак богов: кусочки ананаса, маракуйи и манго – даже сейчас вкус так и стоит во рту. Еще Элени ела банановый блинчик, обильно политый растопленным шоколадом, и вся перемазалась. Напившись кофе, они вернулись в гостиницу, закинули за плечи свои тяжелые рюкзаки и двинулись на автостанцию.

Вот когда они там появились. С часовым опозданием против намеченного.

Получается, если бы они позавтракали побыстрее, Элени была бы жива?

Значит, автобус тронулся. И что потом?

Никак не вспомнить. Ни одной зацепки.

Наверное, оно и к лучшему.

Хотя память вроде заработала, провалы потихоньку заполняются. Хочет того Лео или нет.

2

Маленькое обшарпанное здание, в типичном испанском колониальном стиле, для местных, может, и госпиталь, но европейцу сразу вспоминается полузабытое слово «лечебница». Ни оборудования, ни квалифицированного персонала – здесь врачуют только простейшие болезни.

В холле доктор обнимает Лео за плечи.

– Мы должны забрать ее в морг.

– Не надо, прошу вас, я хочу еще побыть с ней, – умоляет Лео.

– Сожалею. Тело здесь держать нельзя. Завтра мне предстоит сделать вскрытие, чтобы определить причину смерти. Дальше решать вам. Из какой вы страны?

– Я – англичанин. Элени – гречанка.

– Советую обратиться за помощью в греческое посольство. – Доктор поворачивается к полицейскому: – Позвони Педро, пусть подгонит «скорую», чтобы отвезти Элени в морг.

Полицейский качает головой:

– Педро на сегодня уже закончил. Раньше понедельника не появится.

– Попроси Карлоса. Воспользуемся его грузовиком. – Доктор вздыхает. На лице у него покорность судьбе. – Простите, сеньор. Городок у нас маленький. «Скорая помощь» всего одна, и водитель трудится на общественных началах. По выходным не работает.

Ну и дыра, думает Лео.

– Пока ее не забрали, можно мне посидеть с ней?

– Видать, вы очень любили ее, сеньор. Такая жалость. Меня зовут доктор Хорхе Санчес, обращайтесь ко мне в любое время. Сделаю все, что смогу. А сейчас ступайте. Увидимся, когда подъедет Карлос.

Доктор вручает Лео рюкзаки, сжимает руку и подталкивает к двери.

За дверью лежит Элени.

И никого с ней рядом нет.

В ее лице что-то изменилось. Оно застыло, будто душа окончательно покинула это тело. Целуя ее, он вбирает в себя холод ее губ. Он растирает ей руки, чтобы хоть немножко согреть. Но она словно ледяная глыба. Под кожей налились синевой жилки, по которым больше не течет кровь. Вывихнутая рука нелепо изогнута.

Это же такая боль, когда кость выходит из сустава. Она, наверное, и сейчас ее чувствует. Лео пытается вправить руку или хотя бы выпрямить. Но мышцы покойной застыли, не слушаются, и у него ничего не получается.

– Бедная моя. Тебе хоть не очень больно было? – шепчет Лео, укладывая правую руку Элени ей на живот. Длинные черные локоны такие мягкие на ощупь. Слезы стекают у него по щекам и капают на ее лицо.

Скрипит дверь. Входит медсестра.

– Уйдите, прошу вас. Оставьте меня с ней наедине.

Сестра бормочет извинения, резко поворачивается и исчезает.

Лео всегда знал, когда она в добром расположении духа (а хорошее настроение редко покидало ее). Если она мурлыкала, напевала, фыркала, да просто шлепала губами, значит, на душе у нее было радостно. И неважно, чем Элени занималась: ехала на велосипеде, принимала ванну, готовила еду, – она звучала. Кого-то это, наверное, выводило бы из себя, но Лео приходил в восторг. Только грусть заставляла ее смолкнуть. Как-то она замолчала на целую неделю, и для Лео наступившая тишина оказалась невыносимой. Уже почти год они были вместе, и вдруг Элени позвонил бывший ее парень и сообщил, что анализ на ВИЧ у него дал положительный результат, следовательно, ей тоже надо провериться. Она бросилась в университетскую клинику и целых семь нескончаемых дней, пока ждала результатов, была необычайно молчалива. А потом снова запела.

Теперь ее голос умолк навсегда. В палате тихо-тихо. И эта тишина будет теперь для Лео вечным спутником. Он опускается на стул и прислушивается. Ни единого звука. Какое-то мгновение Лео словно видит сверху самого себя и безжизненное тело Элени рядом. Их обступает безмолвие и неподвижность. Воздух сжижается. Лео впитывает в себя тишину, его сердце бьется медленно, он едва дышит. Мир вокруг сворачивается в булавочную головку, слезы на глазах высыхают, горе будто отступает. Лео застывает на своем стуле.

И тут раздается голос.

Это Элени.

– Живи, – говорит она.

Что это?

– Живи, – слышится опять.

Никогда прежде ему не доводилось внимать ангелам.

Почему он, аспирант-биолог, убежденный материалист, бывший председатель университетского Дарвиновского общества, считающий метафизику шарлатанством и далекий от какой бы то ни было религиозности, не отвергает с порога потустороннее явление?

– Живи, – мягко повторяет голос.

Разве можно улавливать сигналы из загробного мира? Да и есть ли этот загробный мир? Нет, все-таки должно найтись какое-то разумное объяснение. Хотя он все отчетливо слышал. И все бы отдал, только бы Элени была рядом.

Ведь это она говорит с ним?

– Хорошо, – тихо произносит Лео. – Я буду жить, если ты хочешь.

Неожиданно Лео замечает санитара. Когда тот вошел и сколько времени находится здесь? Санитар движется мягко и бесшумно. Так падает снег. Так садится на лист бабочка. Не глядя на Лео, он возится с рюкзаками, протирает их мокрой тряпкой. Они вымазаны чем-то липким. Ах да, ведь у них была с собой банка меда. Похоже, разбилась.

Санитар молчит, но Лео почему-то хорошо в его присутствии. Он такой скромный, деликатный. Даже хочется ему помочь. Лео опускается на колени и расстегивает рюкзак, чтобы можно было вытащить осколки.

– Как вас зовут? – спрашивает Лео.

Санитар – маленький человек с индейскими чертами лица – смотрит Лео в глаза и слегка улыбается.

– Хосе.

– Спасибо, Хосе.

Из кармана рюкзака Лео вытаскивает перемазанный медом дневник. Элени делала в нем записи каждый вечер. Лео хорошо знакома потрепанная обложка и страницы с загнутыми уголками, хотя он никогда не заглядывал внутрь. Он пытается разлепить листы, но блокнот сам собой раскрывается посередине. Не понимая слов, Лео читает то, что ему подсунул дневник, скользит взглядом по выписанным Элени буквам, проваливаясь в каждое «u» и «v», скатываясь по наклонным «у», оглаживая каждое «о», взбираясь на гордые «k» и «t», отталкиваясь от «i», стукаясь о «n» и припадая к «m». В ее гласных – чувственность, в согласных – страсть, в завитушках почерка таятся изгибы ее тела. Потихоньку буквы складываются в слова, и Лео начинает постигать смысл написанного.

31 декабря 1991

Встали рано, чтобы успеть на катер от Картахены до островов. На некоторых умещается всего один домик и пристань (иногда еще вертолетная площадка), такие эти острова маленькие. Гид сказал, что они принадлежат в основном наркобаронам. Лео посулил, когда разбогатеет, прикупить мне островок. Только вряд ли мы когда-нибудь разбогатеем. Зато мне кажется, мы всегда будем счастливы. А это стоит богатства.

На катере страшно холодно. Это все ветер и брызги. А мы легко одеты, сидим на корме, жмемся друг к другу, щиплем друг друга за соски, когда никто не смотрит. И вдруг меня охватывает желание нарожать Лео детей. Много-много, словно морской конек. Заполнить мир маленькими Лео и Элени. Такое со мной в первый раз.

Милый Лео. Как я люблю его мечтательные глаза.

Катер пристал к островку побольше, и мы пообедали прямо на пляже. Ресторанчик устроен в соломенной хижине, подавали рыбу-меч, хозяин включил сальсу, и мы здорово повеселились. Обожаю этих людей за их жизнерадостность и талант передавать ее другим. В Пекхэме такого в жизни не увидишь. Наверное, Лео понял мои чувства. Когда мы валялись на пляже, он просто засыпал меня ласковыми словами. Я чуть не расплакалась. Чтобы увековечить эту минуту, мы сфотографировались. Теперь мы достигли какой-то новой ступени, и в сердце своем я знаю, что у меня есть все, о чем мечтала. Только все как-то не верится, что Лео так любит меня. То есть он-то любит, я знаю, но до конца поверить не могу. Ведь в его глазах я прямо какая-то принцесса из сказки. И когда он начнет видеть во мне реальную женщину? Смешно, но я вроде и вправду потихоньку превращаюсь в принцессу. Вот как сегодня на пляже. А может, я и всегда была сказочным существом, просто не знала об этом?

Мы вернулись в сумерки и поужинали frijoles [4]4
  Черная фасоль.


[Закрыть]в молодежном туристическом лагере. Вот прошел и еще один день, полный поистине райских наслаждений.

Лео захлопывает дневник, прижимает к груди. Хосе протягивает ему рюкзак, чтобы Лео положил блокнот обратно – разбитая банка уже извлечена, – потом бережно берет Лео за руку, осматривает порезы, вытаскивает оставшиеся осколки, накладывает повязку, промывает рану на колене и перебинтовывает. Закончив с Лео, Хосе подходит к Элени и стирает кровь с лица.

Внезапно дверь распахивается. Входит доктор Санчес, с ним еще какой-то человек. Рядом с Хосе они кажутся массивными и неуклюжими.

Доктор опять кладет руку Лео на плечо:

– Приехал Карлос на своем грузовике. Пора. Мы должны отвезти вашу возлюбленную в морг.

– Еще немного, прошу вас.

– Простите, сеньор. Вы должны понять. Мы не можем оставить ее здесь. Надо соблюдать санитарию.

– Я все понимаю. Но не увозите ее в морг. Я все сделаю сам, я буду ухаживать за ней. Прошу вас.

Лео находит глазами Хосе и умоляюще смотрит на него. Санитар вздыхает и отрицательно качает головой.

Лео понимает: спорить бесполезно.

– Тогда я поеду с ней и прослежу, чтобы все было как надо. А к утру вернусь.

Доктор Санчес задумывается.

– Будет лучше, если вы останетесь здесь, сеньор. Сделаете нужные звонки, отдохнете…

– Нет. – Тон у Лео резкий. – Успеется.

– Как пожелаете, друг мой, – мягко говорит доктор, берется за каталку и делает знак Карлосу открыть дверь.

Лео оборачивается, чтобы поблагодарить Хосе, но того нигде нет.

Они идут через холл к главному входу. Лео с изумлением обнаруживает, что солнце закатилось и на улице непроглядная темень. Который час и какой день недели, он не знает. Ни про аварию, ни про саму поездку, обернувшуюся трагедией, он по-прежнему ничего не может вспомнить, но вот предшествующие события потихоньку всплывают в памяти. И предыдущие вылазки в горы тоже.

Местные автобусы пугали Элени с самого начала. Казалось, никакие правила и законы им не писаны. Купит какая-нибудь семья древнюю развалину, нещадно эксплуатировавшуюся с пятидесятых годов, и начинает зарабатывать на ней. Если что сломается, чинят обычно сами на скорую руку, только бы рухлядь ездила. На здешних дорогах чадит и скрипит тормозами тьма-тьмущая таких ископаемых реликтов с давно потерянными глушителями. Хозяева сами определяют пункты назначения, расписание. Все просто: пока народу не набьется как сельдей в бочку, не поедем. Хозяевам выгодно, чтобы люди давились в проходах, сидели на крыше, вцепившись в поручни ограждения. Рейсов за день надо сделать побольше, и водители гонят во весь дух. Еще куда ни шло, если автобус курсирует в пределах городка, а вот ежели предстоит долгая поездка, да через Анды, да по отвратительным горным дорогам… Мало того, что всю душу вытрясет, так ведь еще и страху натерпишься. Ржавые остовы транспортных средств то и дело мелькают на дне пропасти. Минуя их, пассажиры бормочут молитвы. Иногда Элени просила шоферов ехать потише, но они только фыркали: «Думаешь, водить не умею? А не нравится – вылазь».

И порой приходилось вылазить. Ничего другого не оставалось.

Красный пикап Карлоса ждет у входа в лечебницу. Кабина рассчитана только на водителя и одного пассажира, кузов открыт всем стихиям. Задний борт откинут, чтобы удобнее было грузить. Сидений нет, прикрыть груз нечем – лишь голый, перемазанный мазутом металл.

– Как же она тут поедет. Это невозможно, – бормочет Лео.

Но мужчины, ухватив Элени за ноги и плечи, уже стараются приподнять тело повыше.

– Осторожнее, пожалуйста. – Лео придерживает любимой голову, силясь уберечь от ударов.

Карлос пятится к машине. Лео делает шаг, колени под ним подгибаются, и он оказывается на земле. Тело выскальзывает у Карлоса из рук и падает на Лео. Мертвая, застывшая, холодная – она куда тяжелее, чем была при жизни.

В кузове она словно заколотая овца на рынке – просто груда мяса, ни намека на торжественность. Тело даже привязать нечем, и на ухабах его мотает из стороны в сторону. Пока Элени была жива, Лео восхищала стихийность, безалаберщина южноамериканской жизни, но сейчас он предпочел бы нормальную карету «скорой помощи», чистую, с профессионалами, четко знающими свои обязанности, обученными обращаться с покойниками и их близкими. В голове и так сумбур, хочется хотя бы внешнего порядка.

Когда Элени у него за спиной подбрасывает на очередном ухабе, Лео просит Карлоса ехать медленнее. К его изумлению, шофер послушно сбавляет ход.

Они едут по городу, и никому нет дела до грузовика с трупом в кузове.

Вот и кладбище.

– Я-то думал, мы едем в морг, – говорит Лео.

– Он здесь, сеньор, только подальше, – успокаивает Карлос.

Зловещая тьма. Лео с трудом различает надгробия. Из мрака проступают очертания небольшой часовни. Ворота кладбища закрыты. Карлос сигналит. Через какое-то время в свете фар появляется тщедушный старик с фонариком, хромает по усыпанной гравием дорожке к воротам, открывает и жестом приглашает заезжать.

Они останавливаются у тяжеловесного каменного строения с остроконечной крышей, чем-то напоминающего египетскую пирамиду. Подходит старик, улыбается беззубо, от него несет табаком.

Неужели придется оставить Элени на его попечение, тревожится Лео и припоминает упорные слухи о торговле человеческими органами, процветающей в Южной Америке. Подмешают ничего не подозревающему туристу в баре что-нибудь в выпивку, и очнется бедняга на следующий день где-нибудь в глухом переулке с заштопанным боком и без почки.

В голове у Лео мелькают дикие картинки из фильмов ужасов.

Карлос выключает фары. В темноте виден прямоугольник – дверь пирамиды открыта. Внутри мерцают свечи. Электрического освещения, похоже, нет.

Они заносят Элени. В здании сыро и для помещения без холодильной установки до странности зябко. В морге пять бетонных столов, на одном лежит труп старика. Окон нет. От запаха хлорки и гниющей плоти Лео начинает мутить. На сером каменном потолке пляшут тени.

Элени кладут на стол посередине.

– Здесь не место для нее, – отчаянно кричит Лео. – Это какой-то застенок.

Голос его множится эхом. Тени словно отвечают ему.

– Вам лучше уехать, сеньор, – говорит Карлос.

Лео берет Элени за ледяную руку и плачет навзрыд. Морг наполняется неясным издевательским ропотом. Лео уже не хочет жить ради нее. Умереть и быть вместе с ней, больше ему ничего не надо.

– Она на небесах, сеньор. Ее душа покинула тело. Идемте, нам пора возвращаться в госпиталь.

– Я не покину ее. Никогда не покину.

Внезапно тянет сквозняком. Две свечи гаснут.

– Вот видите, она еще здесь.

Карлос и сторож обмениваются взглядами.

– Элени, Элени! – кричит Лео. – Не уходи!

«Элени, – отзываются стены. – Уходи… ди… ди…»

Труп старика бесстрастно взирает на них. Его кончина наверняка осталась почти незамеченной. Прожил жизнь, покойся с миром. Но Элени… Через две недели ей исполнилось бы двадцать два. Она мечтала о семье. Она любила жизнь. Девочкой Элени вечно ходила чумазая, первая прыгала в лужу, лазала по деревьям и плескалась в горных ручьях. Лео хорошо знал, что она с природой на «ты», обожал смотреть, как она рыщет по горным склонам в поисках водопада, восхищался, когда она в мае очертя голову ныряла в ледяные волны неласкового английского моря…

– Элени, Элени, вернись! – орет Лео и рвет у себя на груди рубаху.

– Надо увести его отсюда, а то как бы не рехнулся, – говорит Карлос сторожу.

Они хватают Лео за руку, но он вырывается.

– Элени, не уходи без меня!

«Элени… без меня», – насмешничают тени.

Карлос обнимает Лео за талию и ведет к двери.

– Сеньор, вам пора. Вам надо отдохнуть.

– Я никогда не брошу тебя! – вопит Лео.

Гаснет еще одна свеча. Над трупом старика сгущается темнота. Отблески пламени пляшут у покойника на лице, и кажется, что он сердится.

Сторож в ужасе пятится к двери:

– Пресвятая Богородица, помилуй нас.

Лео хрипит и вырывается.

Карлос из последних сил тащит его к выходу.

– Да убирайся же отсюда, hijo de puta, [5]5
  Ублюдок (исп.).


[Закрыть]пока чего дурного не накликал.

Все трое вываливаются наружу.

Порыв ветра гасит свечи.

Сторож с грохотом захлопывает дверь и трясущимися руками закрывает замок.

Лео падает на траву, утыкается головой в колени и клубком катается по земле.

Карлос, задыхаясь, приваливается к машине.

– Господи, – пыхтит он, – забери меня подальше от этого ужасного места.

Летят минуты.

Или часы?

Лео поднимается на ноги и тихо произносит:

– Извини.

Карлос обнимает его за плечи и крепко прижимает к себе. Два совершенно посторонних человека стоят так несколько минут, пока их сердца не начинают биться ровнее.

[6]6
  Запись 83
  Бабочка, которой отмерен один день, существует вечность.
Т. С. Элиот

[Закрыть]