Текст книги "Дневник памяти"

Автор книги: Дениза Алистер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Настал решительный миг. Наша страсть нуждалась хоть в каком-то временном облегчении, прежде чем от жара наших тел запылает весь дом. Мне ужасно не хотелось возвращаться в не нанесенную на карту деревню, а именно такая судьба ждала меня после пожара. Поэтому я наконец открыла глаза, чтобы отдать свою душу Акбару, но на меня смотрел не Акбар, а Сет.

Вся сила моего негодования мигом отразилась в звонкой пощечине.

– Как ты посмел? – прошипела я. В моих глазах отражался огонь камина.

Сет закрыл мне рот рукой и прошептал:

– Шшш. Все в порядке. Не бойся. Ази сейчас с Доуиндером.

– Но вы же были вместе у нас на Рождество.

– Мы просто хотели показать родственникам, что по-прежнему можем оставаться хорошими друзьями, хотя у нас с Ази так ничего и не получилось... Почему, по-твоему, наши матери вновь пытаются официально связать семьи?

– Понятия не имею. Надеюсь, ты знаешь, что меня отослали на следующее утро?

– Конечно, знаю. Поэтому я и пришел к тебе сегодня вечером, когда увидел, как ты танцуешь у окна. От огня твоя кожа светилась теплом, и я подумал, что должен стать частью этого тепла.

– Но Акбар...

Сет снова заставил меня замолчать, на этот раз с помощью потрясающего поцелуя, который смутил мою душу.

15

Прошел месяц с того дня, как я попросила Сета оставить меня в покое. Как раз месяц назад моя семья отреклась от Ази, а два месяца назад я получила последнее письмо от Акбара. Каждый день я по нескольку раз терзала Чанно вопросами о почте и с каждым днем все больше расстраивалась. Временами я даже начинала винить ее, будто именно она причастна к тому, что Акбар перестал писать.

Мое горе постепенно стало отражаться и на учебе. Я перешла из разряда отличниц в разряд просто хороших учениц, так как не видела для себя будущего, в котором не было Акбара или Ази. Сейчас мне хотелось одного – умереть... Или улететь куда-нибудь подальше.

Мои молитвы были наконец услышаны, и однажды мы получили письмо из Канады. Дядя с восторгом писал о земле, где каждый человек может проявить свои способности, где нет ограничений и предрассудков. Кроме письма, в конверте лежало официальное приглашение. У меня моментально выросли крылья за спиной, и теперь я могла взлететь в небеса и парить там. Впервые мама, папа и я были единодушны в решении совершить великий переезд, впервые мы мечтали об одном и том же.

Не откладывая дело в долгий ящик, мы взялись за сборы, засучив рукава. Предстояла громадная бумажная работа. Мы должны были доказать, что полностью здоровы не только физически, но и психически, что в состоянии заработать на жизнь и не находиться на попечении государства. Какая великая перспектива, думала я, попасть в страну, где живут только абсолютно здоровые и финансово независимые люди. К сожалению, это был единственный способ стать иммигрантом.

Следующие несколько недель нам пришлось решить множество проблем. И среди них главную – как поступить с имением. В конце концов мы решили, что так как оно принадлежит уже не одному поколению нашей семьи, то его ни в коем случае нельзя продавать. Ни при каких обстоятельствах! Значит, его надо было поддерживать в хорошем состоянии до тех пор, пока мои родители не вернутся сюда доживать свой век. Остальные проблемы оказались значительно легче и касались только вещей, которые следовало захватить в Канаду.

По мере быстрого приближения дня отъезда я предавалась воспоминаниям, но воспоминаниям исключительно приятным. Точно так же поступают благоразумные супруги после неизбежного развода. Глядя на стену, ограждающую школу, я вспоминала, как перебиралась через нее, чтобы поиграть с детьми на другой стороне, несмотря на то, что битое стекло и колючая проволока, находящиеся на верху стены, должны были воспрепятствовать подобным проделкам. Конечно, можно было выйти и через ворота, но стена всегда была моим излюбленным маршрутом, поскольку таила в себе опасность. Может, эта любовь к опасностям и заставляла меня с таким наслаждением стоять на самом краю террасы, расположенной на крыше дома. Запускать воздушных змеев лучше всего было, забравшись на шестидюймовой толщины кирпичное ограждение, что я и делала, оставляя остальных детей на добрых три фута ниже.

Я вызывала только определенного рода воспоминания, так как все чаще и чаще повторялись периоды предчувствий дурного. Эти предчувствия все глубже затягивали меня, но всякий раз мне удавалось выбираться на поверхность. Как бы сильно я ни скучала теперь по таким приключениям, я уверяла себя, что они побледнеют в сравнении с тем весельем, которое я узнаю: ведь я буду дружить с особыми детьми особых людей. Однако главной проблемой было то, что никакое количество новых особых знакомых никогда не заменит мне моих истинных друзей – Чанно, Акбара и Ази.

С новыми туалетами в чемодане, девственным телом и самыми разнообразными знаниями о сексе в голове я села в «Боинг-747». Прежде я даже понятия не имела, какой это большой самолет. С земли, откуда я до сих пор их видела, они казались крошечными птичками. Но вот мы сами поднялись на борт авиалайнера вместе с несколькими сотнями других пассажиров. Представляете, несколько сотен пассажиров поместились в одной огромной птице! Как это ни странно, но большинство пассажиров производили впечатление людей, далеких от совершенства. Одна моя семья чего стоила! От долгого курения вонючей трубки у отца болели легкие. Брат же так натер ногу новыми ботинками, что ходил вперевалку, как будто его спеленали. Мать постоянно пребывала в состоянии легкого помешательства. И наконец дочь-подросток с неподдающимися никакому контролю плохими гормонами, не говоря уже о маниакальном пристрастии к непристойным мыслям.

Вслед за каким-то шипением, скрипами и демонстрацией стюардессой того, что следует делать в случае катастрофы, отчего все пассажиры стали всерьез опасаться за свои жизни, птица наконец поднялась в воздух, оставив внизу полоску грязной земли. Прошли считанные минуты, и мы уже парили среди облаков. Честное слово! Хотя папа и утверждал, что мы летели со скоростью примерно шестисот миль в час, в это трудно было поверить, поскольку даже поездка на едва ползущем поезде показалась бы более стремительной.

Еще несколько часов полета, и мне пришлось признать, что, возможно, я и ошибалась. Путешествуя, мы пересекали разные временные пояса и вот уже практически двадцать восемь часов находились в бесконечном дне. Естественно, у нас ни разу не было ни завтрака, ни ужина, а только одни обеды, так как за иллюминаторами все время светило яркое солнце.

Когда мы прилетели в Канаду, меня здорово укачало, я сильно устала, поэтому большая часть моего первого дня в новой стране пропала даром. Однако, посмотрев на часы, я поняла, что в отношении времени я так ничего и не потеряла, поскольку разница во времени между Индией и Канадой составляла как раз десять с половиной часов. Как такое могло произойти? – спрашивала я себя. Откуда могло взяться это время, ума не приложу! Будут ли небеса по-прежнему разрешать мне открывать рождественские подарки в новом временном поясе?

Жизнь в Канаде оказалась совсем не такой, какой я ее себе представляла. Ну, во-первых, я не подозревала о существовании многоквартирных жилых домов. В моей стране в высотных сооружениях размещались только конторы, гостиницы и больницы.

Поэтому когда дядя, встретивший нас в аэропорту, остановился у одного из таких зданий, я подумала, что он завез нас к себе на работу или в больницу, чтобы кого-то проведать. Гостиница сразу отпадала, поскольку никто никогда не останавливался в гостиницах в городах, где у вас живут родственники, знакомые, бывшие соседи, друзья, друзья родственников, их соседи и так далее. Это я знала точно: ведь в нашем доме практически всегда кто-нибудь гостил.

Не успела я подумать, что это только временная остановка, как дядя загнал фургон в подземный гараж и объявил, что вот мы и дома.

Устроившись, я с гордостью вытащила из чемодана мои наряды, чтобы похвастаться перед кузинами последними покупками, но они только хихикали, глядя на устаревшие фасоны. Тетя посмотрела на них с упреком и сказала мне:

– Завтра поедем в магазин и купим тебе джинсы для повседневной носки.

Потом мы уселись смотреть телевизор. Во время какого-то шоу на экране появились огромные бенгальские тигры. Мои глаза радостно загорелись, когда я увидела этих больших зверей. Уверенная, что лучше окружающих знаю тигров, так как убила одного собственными руками, я начала гордо рассказывать о своей охоте на тигра-людоеда. Но мои канадские кузины только недоверчиво смеялись и смотрели на меня с таким видом, будто я сбежала из сумасшедшего дома. Я, конечно, сильно расстроилась и решила не проронить до конца шоу ни слова.

Неожиданно кадры о бенгальских тиграх закончились рекламой горячего супа, производимого компанией под названием «Кэмпбелл». Я пришла в ужас, оттого что тигров принесли в жертву какому-то супу, и начала громко возмущаться. Но дядя успокоил меня, прежде чем я успела вновь стать всеобщим посмешищем, объяснив, что это суп не из тигра, а из говядины.

– Но что суп из говядины делает в этом шоу? – недоуменно спросила я.

– Это просто реклама, – рассмеялся дядя.

– В самый разгар телевизионного шоу?

Мне еще не доводилось слышать о подобном абсурде. Но меня тут же просветили, что и на радио неожиданно прерывают программы для того, чтобы передать рекламные объявления. Но разве расходы на телевидение и радио не покрываются из средств налогоплательщиков? Однако я решила оставить мои мысли при себе, чтобы в очередной раз не выглядеть дурой.

Но сама реклама меня заинтересовала, и я буквально прилипла к телевизору, горя желанием побыстрее узнать новую жизнь. Мне повезло. На экране появилась женщина и начала рассказывать, как она смогла заниматься всем, чем угодно, – пешими прогулками, ездой на велосипеде, плаванием, танцами и прочим – благодаря тампонам. Я мигом во всем разобралась и поняла, что мне тоже необходимы такие тампоны.

Так как я находилась в Канаде во второй половине двадцатого века, то смело поинтересовалась:

– Что это такое? Где их можно купить?

Моя двенадцатилетняя сестра отвела меня в ванную комнату и достала хлопчатобумажный фаллос, аккуратно упакованный в картон.

– Это то, что я думаю? – спросила я.

– Наверное... Хотя, честно говоря, я не знаю, что ты думаешь.

Я покраснела, и мне сразу стало жарко. Мне не хотелось раскрывать свои мысли, но я набралась смелости и выпалила:

– Хлопчатобумажный лингам.

– Очень смешное сравнение. По крайней мере ты уловила основную идею. Но здесь эти штуки называются не лингамами, а пенисами... Тебе лучше привыкнуть к этому названию, потому что придется часто встречать его.

– Часто встречать хлопчатобумажный или настоящий? – робко осведомилась я.

– И настоящий и хлопчатобумажный, если, конечно, захочешь им пользоваться.

С какой стати кто-то захочет пользоваться хлопчато-бумажными лингамами, если можно достать настоящие? – подумала я. К тому же зачем кому-то понадобится много лингамов? И тут мне в голову неожиданно пришла невероятная мысль: ведь если пенисами здесь так часто пользуются, то наверняка девственность устарела так же, как мой только что купленный гардероб. По крайней мере, у меня появилась надежда, что мои знания о сексе пригодятся в этой удивительной стране.

Следующие несколько месяцев мы изо всех сил старались привыкнуть к новой жизни и культуре. Но как, скажите, пожалуйста, можно привыкнуть к жилищу в многоквартирном доме, после того как всю жизнь прожил в огромном имении с шикарным особняком? Как человек может привыкнуть работать клерком, после того как всю жизнь на родине считал, что Бог наградил его голубой кровью и высоким положением в обществе? Может, совершенство, о котором писал дядя, и заключается в том, чтобы сглаживать подобные различия, думала я. Но едва ли дело обстояло именно так, поскольку на улицах было много дорогих машин, а в жилых кварталах – роскошных домов. Ни наш дом, ни машину ни в коем случае нельзя было назвать дорогими. Я понимала, что с нашим благосостоянием злую шутку сыграла иммиграционная служба, которая разрешала ввозить в Канаду только по семьдесят фунтов багажа на человека и жалкие сто долларов. Даже самые последние бедняки в этой стране имели больше вещей и денег, чем мы.

Мучившие меня дома кошмарные сновидения с быками последовали за мной и в Канаду, причем обрели на новом месте большую реальность. На тот факт, что в Канаде на городских улицах быка днем с огнем не найдешь, рогатым тварям из моих снов, судя по всему, было глубоко наплевать.

16

Следующие два года прошли в борьбе с многочисленными недостатками, начиная от употребления неправильных слов и жестов и кончая разнообразными предрассудками. За два года я так и не получила ни одного письма ни от Акбара, ни от Ази. Разумеется, я страшно скучала по ним, но мне удавалось кое-как отвлекаться с помощью напряженной учебы и новых знакомых. Правда, моей маме было непросто угодить: ни мои успехи, ни восторженные отзывы обо мне моих новых беспристрастных друзей не удовлетворяли ее. В успехах она видела только тщеславие, а в беспристрастных друзьях – плохие компании из разряда тех, в которые, по мнению буквально всех родителей, попадают их дети.

Летом 1977 года я успешно сдала экзамены по иностранному языку, математике и естественным наукам и закончила школу. Я должна была получить драгоценный кусочек бумаги, который давал мне право на получение высшего образования и обеспечивал Богом данное право на самопожертвование, борьбу и тяжелый труд только для того, чтобы получить другой кусочек бумаги. Наконец-то до меня дошло, что жизнь похожа на нелегкий подъем по очень высокой лестнице. За каждой лестничной площадкой ждет новый марш, и так до полного истощения сил.

Лично мне уже пришлось преодолеть несколько маршей, и каждый раз я оказывалась перед новым. В этом отношении Ази была права: настоящая жизнь отличается от жизни в кино, как небо от земли.

В жизни хорошая девушка, искренняя и любящая, редко находила себе достойного парня. Зато за умеющей притворяться равнодушной разбитной девчонкой парни бегали табунами. Я часто спрашивала себя, связано ли это хоть как-то с тем нервным напряжением, которое всегда сопутствует искренним чувствам, и с тем безмятежным спокойствием, которое сопутствует притворству и обману. Что касается меня, то я предпочитала первое, так как мне всегда был по душе риск.

Мне приходилось заново учить правила поведения в обществе, отказываться от тех огромных пластов знаний и навыков, которые у меня имелись и которые способны были доставить девушке кучу неприятностей в этой стране. Теперь я, например, знала, что если парень приглашает девушку в парк, то он мечтает вовсе не о прогулке. Как бы не так! Он рассчитывает где-нибудь припарковаться и совершить прогулку по вашей одежде.

Моя юная кузина была права: пенисы здесь встречались повсюду. Однако она не предупредила меня, какими настойчивыми, выражаясь современным языком, они могут быть, постоянно горя желанием броситься в бой и умножая свое дьявольское семя. Я пришла к выводу, что при таком изобилии не стоит пороть горячку и набрасываться на первый попавшийся. Столь мудрое решение позволило мне остаться в стороне от сексуальной революции, бушевавшей вокруг. Это было особенно кстати, поскольку я была рьяной сторонницей всего естественного и скорее всего отказалась бы пользоваться изделиями из латекса. Так что все кончилось бы раздувшимся животом, который медицина считает признаком беременности.

Приближалась волнующая минута. Осталось всего два часа до получения диплома, и это был мой последний шанс разузнать, что же мне подарят к окончанию школы. Как только церемония вручения дипломов закончится, будет слишком поздно заниматься поисками подарков, и мне не придется притворяться удивленной.

Я принялась энергично обыскивать нашу крошечную квартирку. Казалось бы, чем меньше жилье, тем легче в нем что-нибудь найти. Однако все наоборот. И в больших и в маленьких домах находится примерно одинаковое количество вещей, но вещи, втиснутые в маленький объем, создают полную неразбериху и хаос.

Какое-то время я ковырялась в горах нашего хлама, пока не наткнулась на совершенно необычную коробку. Мое сердце дрогнуло – я немедленно узнала ее. Это была та самая коробка, на создание которой я потратила много часов, чтобы преподнести свой шедевр Чанно. Но что делала здесь коробка? Никогда еще я не разворачивала подарки с такой скоростью, как развязывала ленту на этой коробке. Конечно, я ждала от Чанно на окончание школы самый трогательный и сентиментальный подарок. Коробка даже сохранила запах Чанно. От нее пахло потом, розовым маслом домашнего изготовления и ароматами с кухни – всем тем, что напомнило мне чудесное время.

Внутри оказалась пачка старых писем, верхним лежало письмо от Чанно. Я немедленно поняла: случилось что-то очень важное, ведь она не умела писать и была вынуждена обратиться за помощью к сыну. Поэтому-то я и не обижалась на нее за то, что от нее два года не было писем.

Дрожащими руками я развернула листок и начала читать:

Мое дорогое дитя!

Мне кажется, что скоро я уйду в вечность. Конечно, я не собиралась покидать этот мир так рано, но доктора считают, что пришло время попрощаться, помириться со всеми и очиститься от грехов. Я благодарю Бога за то, что он подарил мне такую возможность. Ведь большинство не имеет такой роскоши. Но у меня сердце разрывается от печали, поскольку я знаю, что только тебе, кого я больше всего любила, я причинила вред. Пожалуйста, пойми, я поступила так только потому, что была уверена в своей правоте. Сейчас же моя уверенность сильно поколебалась. По этой причине я и решила послать тебе все письма Акбара, которые собирала столько лет.

Поначалу я решила спрятать их только на время, чтобы разобраться с собственными сомнениями. На одной чаше весов находилась ваша страстная любовь, на другой – те отношения, которые создали и поддерживали с тобой твои родители, отношения, в которые я не имела права вмешиваться и тем самым их портить. Но прежде чем я смогла принять решение, как же поступить с письмами, у тебя появилась возможность начать совершенно новую жизнь в великолепной стране, о которой ты говорила с таким восторгом. Тогда-то у меня и отпали последние сомнения в правильности моего первоначального решения. И лишь находясь в теперешнем состоянии, я поняла, что нет ничего важнее истинной любви.

Прочитай их и, не торопясь, прими правильное решение, используя все свои знания и опыт. И самое главное – не причиняй никому боли, включая и себя саму. Жизнь слишком коротка и драгоценна, чтобы бесцельно тратить ее на злобу или сожаления.

Ну вот мне и пора. Но, пожалуйста, запомни, что, где бы я ни оказалась, я всегда буду охранять тебя. Единственное, о чем я прошу взамен, – постарайся простить меня за то, что я сделала.

С вечной любовью,

Чанно.

Мне еще не приходилось испытывать такую жгущую боль, как та, что обожгла мою грудь. Ведь если от меня прятали письма Акбара, то и мои письма не доходили до него. Горе от потери самого близкого человека нельзя было передать словами. Боль и отчаяние, казалось, разрывали меня на части. Существует ли кто-нибудь, способный собрать по кусочкам и вдохнуть в меня новую жизнь. Здесь такого человека я точно не найду.

Читая письмо Чанно, я горько плакала, а получая диплом, поняла, что познала суть жизни, понеся горькую утрату. К сожалению, это не придало мне смелости, необходимой для того, чтобы развернуть остальные письма. Было необходимо передохнуть на лестничной площадке перед подъемом на следующий марш и дождаться прилива недостающих сил, что, впрочем, никто мне не гарантировал.

17

Оранжевые, золотые и красные листья, кружась, падали на землю, накрывая ее теплым одеялом в преддверии зимних холодов. В который раз я смотрела, как с деревьев падают листья, и думала, какой простой может быть жизнь, если не вмешиваться в нее и позволить следовать заведенному природой распорядку. Но зачем люди так сильно все усложняют, действуя наперекор природе? Мне хотелось снова стать маленькой. В детстве разрыв между желанием и его осуществлением был так мал, что несчастье никак не могло проникнуть в эту крошечную щель. Но природа позаботилась о том, чтобы человек никогда не мог вернуться в детство. Это слишком большая роскошь. И бороться с законами природы тщетно.

Завтра у меня начинался новый этап жизни.

Первый день в университете. Ожидания и надежды, связанные с будущим, наполняли атмосферу волнением. Мне казалось, что я ощущаю, как у всех студентов, за исключением меня, в кровь выбрасывается адреналин. Я же в отличие от других не чувствовала никакого возбуждения. Каждый день отмирала частичка моего сердца. Я не могла жить без Чанно, Ази и Акбара, особенно без Акбара. Пытаясь набраться смелости и прочитать его письма, я каждый раз замирала от страха, что они принесут больше горя, чем радости. Картонная коробка превратилась в ящик Пандоры, угрожая мне одним своим существованием.

Но в конце концов во мне победила любовь к риску. Она заставила меня пойти на встречу с судьбой, вернее с тем, чем могла оказаться судьба.

Я помчалась домой и полезла под кровать, побуждаемая непонятно откуда взявшейся смелостью: сейчас или никогда! К моему ужасу, коробки под кроватью не оказалось. Она исчезла, а я так и не успела прочитать письма. Я не могла смириться с потерей писем от любимого, после того как пережила столько горя. Нет смысла говорить, что мое сердце не успокоится до тех пор, пока я не найду письма и не верну их себе.

И тогда я решила, что именно этой ночью буду принадлежать Акбару. Как и раньше, усилием воли я вызвала видения. Вот Акбар залез ко мне в комнату через окно и лег рядом в кровать. Он нежно целовал меня до тех пор, пока во мне не проснулись жизненные силы. Затем взял за руку и повел к окну. Мы спустились по пожарной лестнице в переулок, где стояла его машина.

Молча выехали из города. Мое возрожденное к жизни сердце бешено стучало. Тогда Акбар протянул руку и принялся гладить мою грудь, пытаясь успокоить дикое сердцебиение. Но оно забилось еще быстрее от его ласк, а все тело задрожало. Я нестерпимо хотела, чтобы он забрал мою девственность, оскверненную годами неразделенной страсти. Никто другой, кроме Акбара, не получит меня.

Почувствовав жар моего желания, Акбар затормозил у какого-то поля. Не успела машина остановиться, как мы выскочили из нее и начали сбрасывать с себя одежду. Дверцы были открыты, и из салона в прохладный воздух поплыли звуки радио, заставляя нас двигаться в такт музыке. Полная луна, освещая наши обнаженные тела, слившиеся в сладострастном объятии, превращала их в фарфоровые статуэтки. Прикосновение к его гладкой коже, яростная жажда приближающегося соития заставили меня задрожать. Я была готова доставить ему удовольствие, пойти на все, лишь бы ему было приятно. Я забыла все правила хорошего тона, все ограничения. Мое дыхание все учащалось и учащалось до тех пор, пока страсть не вырвалась из меня громким криком.

Мама проснулась и прибежала ко мне в комнату.

– Что случилось? – испуганно спросила она. – Что случилось?

Увидев, как мое обнаженное тело дрожит от холодного воздуха, проникавшего в комнату через открытое окно, она изумленно уставилась на меня.

– Ты что, сошла с ума?

Я ответила, рыдая:

– Да, потому что мне не хочется больше жить.

– Не смей говорить такую чушь! Слышишь?

– Долго ты еще будешь следить за каждым моим шагом, каждым поступком, мама?

– До тех пор, пока ты будешь жить под моей крышей и есть мой хлеб.

– Ты вернешь мне письма, когда я перееду на другую квартиру?

– Неужели ты не хочешь жить из-за тех писем?

– Ты когда-нибудь любила по-настоящему, мама?

И тут из глаз мамы неожиданно покатились слезы, и она крепко обняла меня. Впервые в жизни я увидела, как она плачет. Мама не плакала даже на похоронах. Даже во время родов. Нет! Единственный раз она разрыдалась – после того как узнала, что Бог наградил ее дочерью. Сегодня мама не только плакала, но и обнимала меня так, как никогда в жизни. Меня вообще так никто и никогда не обнимал. Может, ее холодным губам все-таки была знакома теплота настоящего поцелуя, полного любви?

Приведя в порядок мою комнату после маленького наводнения, вызванного нашими слезами, мама исчезла, но через минуту вернулась с коробкой в руках. Она сунула ее в мои дрожащие руки и, поцеловав в лоб, вновь вышла из комнаты. Может, она все-таки была права? Может, по-настоящему сильные чувства не нуждаются в том, чтобы их выражали словами? Наверное, их можно почувствовать только по волнению в крови.

18

Дрожащими руками я открыла свой ящик Пандоры, и вновь у меня возникло впечатление, будто Чанно стоит рядом. Так часто я упивалась этим сильным ароматом роз, когда она прижимала меня к груди, чтобы утешить. Судя по пятнам на коробке, она специально намазала коробку розовым маслом, чтобы вернуть приятные воспоминания. Благоухание роз оказало на меня волшебное воздействие, возвращая ощущение тепла и мудрости Чанно, которые окружали меня в детстве. Одному Богу известно, рассчитывала ли Чанно на подобный эффект или все это произошло случайно. Мама мне говорила, что она уже умерла, но я никогда еще не ощущала так сильно ее присутствие. Может, она действительно охраняла меня, как обещала в письме?

Я взяла верхнее письмо, поцеловала и отложила в сторону. Мне было страшно перечитывать его еще раз. Затем открыла второй конверт. Судя по пожелтевшей бумаге и проступившим на обратной стороне листа чернилам, оно было написано давно. Мне хотелось только одного: чтобы это было первое, а не последнее письмо от Акбара. Я с ужасом посмотрела на дату – 15 декабря 1974 года. Значит, оно было написано перед самым приездом Акбара и его родителей на то роковое Рождество. Я на всю жизнь запомнила это Рождество. Тогда мне казалось, что весь мир рушится вокруг меня. Итак, это было его первое не дошедшее до меня письмо, а остальные написаны позже. Хорошо, что сверху лежало именно оно: в нем не могло быть столько плохих новостей, сколько в письмах, последовавших за рождественским скандалом.

Устроившись поудобнее на пуховых подушках, я прислонилась к спинке кровати и аккуратно развернула листок с истрепавшимися сгибами. Свет ночника смешивался со светом полной луны и создавал сказочную обстановку, в которой мне предстояло ознакомиться с последним беззаботным романтическим письмом Акбара.

Моя дорогая любимая!

Сегодня я пишу тебе, испытывая намного большую радость, чем обычно, поскольку могу поделиться с тобой самыми чудесными новостями на свете. Хотел, правда, сделать это лично, но я, похоже, не в состоянии больше держать их в себе. Так что, пожалуйста, прости меня за испорченный сюрприз и читай дальше.

Когда родители спросили меня, что я хочу делать на Рождество, я взял да и выпалил, что мечтаю съездить к вам в гости. Ведь я знал, что встреча с тобой сделает меня самым счастливым человеком на свете. Глядя на мое лицо, на котором ясно отразились мои мысли, Абба сказал: «Ты влюбился, мой сын, так ведь?» Я со страхом ответил: «Да» – и закрыл глаза, ожидая неминуемой пощечины. Но Абба страшно удивил меня словами: «Ну что ж, хорошо. Слава Богу, теперь моя душа спокойна». Неужели со мной на самом деле разговаривал мой отец? – спросил я себя, прекрасно помня, что эта тема была запретной в нашем доме. Позже мама пролила свет на необъяснимое поведение отца. Она велела ему перестать дразнить меня и сообщила, что они уже давно решили женить меня на тебе и таким образом породниться с твоей семьей. Мне кажется, что они приняли такое решение потому, что полюбили тебя так же сильно, как и я, и уверены, что ты будешь заботиться о них, в отличие от тех злых невесток, которые заставляют мужей выгонять из дому престарелых родителей.

Родители решили поехать на Рождество к вам и попросить у твоих родителей твоей руки. После этого останется только немного подождать обручения. Кто знает, но если все будет хорошо, нас могут обручить прямо в это Рождество. Вот будет здорово, да? Тогда нам не нужно будет больше писать друг другу тайком и полагаться на милость слуг. И кто знает, может, родители позволят нам время от времени встречаться. Все-таки сейчас вторая половина двадцатого столетия! Можешь себе представить, что это будет означать? Я пообещал хорошо себя вести, зная, что у нас еще вся жизнь впереди. У нас будет время все попробовать.

Не могу дождаться, когда ты официально будешь принадлежать мне. Такая жалость, что твои родители отвергают телефоны и не верят, что с их помощью люди могут общаться! Конечно, было бы намного лучше рассказать тебе об этом, вместо того чтобы писать. Я прекрасно знаю, как работает наша почта. Но, пожалуй, у меня есть еще шанс.

До скорой встречи. Вся моя любовь принадлежит тебе,

Акбар.

Слезы покатились из моих глаз, в животе появилось болезненное ощущение. Я знала, что мои родители прекрасно относились к родителям Акбара и наверняка согласились бы на их предложение, но судьба жестоко посмеялась надо мной из-за нелепого стечения обстоятельств и неудачно выбранного времени. Как такое могло случиться? – спрашивала я себя и билась головой о стену.

Остаток ночи я прорыдала, ни на минуту не сомкнув глаз. Если счастье бежало от меня, когда было так близко, можно ли догнать его сейчас, когда оно совсем скрылось из виду? Мне казалось, что невозможно.

Убитая горем, я смотрела, как солнце поднимается на горизонте, но не для меня. Мое солнце осталось на востоке. И я поняла, что если хочу хоть когда-нибудь снова испытать его тепло, то должна сама перенести его сюда.

Я решительно вскочила с кровати и бросилась к столу, не желая терять ни минуты. Нашла бумагу и ручку и начала лихорадочно писать, надеясь, что предложение, сделанное почти четыре года назад, еще остается в силе. Если бы я прочитала остальные письма, то узнала бы лучше настроение и мысли Акбара. Но это требовало огромного мужества, которого сейчас не было в моем слабом сердце. Потому-то я и взялась писать письмо, прежде чем моя решимость будет поколеблена болью в душе, которая наверняка возникнет, если я найду какие-нибудь неприятные новости в оставшихся посланиях.

Не обращая внимания на время и наверстывая прошедшие годы, я старалась объяснить Акбару, что ничего не знала о его письмах. Если бы не настоятельная необходимость поскорее отправить мое признание, я могла бы писать его много-много дней. По-детски наивное желание подталкивало меня поделиться всем случившимся за это время, поскольку моя жизнь будет иметь Смысл, только когда любимый мой подтвердит правильность моих поступков, убедится, что у меня не было другого выхода. Пока тянулись однообразные дни, мне казалось, что со мной ничего не происходило. Я даже не могла с кем-нибудь поговорить. Возможно, в этом было виновато мое воспитание, не позволявшее делиться тем, что, по мнению окружавших меня людей, недостойно обсуждения. А ведь со стороны могло показаться, что наша жизнь была чрезвычайно благополучна.