Текст книги "Слуги тьмы. И мне будет тепло"

Автор книги: Денис Витман

Соавторы: Элен Варрон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Ты приплыл на чем-то? – спросил Струба. Плечо под его ладонью тем временем расслабилось, желтолицый, скорчившийся на кровати, подвинулся, ткнувшись священнику лицом в живот. Струба провел по жестким спутанным волосам Ятамо, мягко, но уверенно отодвинул его.

– Ты мне ответишь?

– Не знаю, – желтолицый опустил глаза, прикрыл рот кулаком. – Я ничего не знаю…

Священник потянулся вглубь, к самым старым воспоминаниям Ятамо. Туда, где память теряла свои очертания, превращаясь в смутный набор полустертых образов. Неделя назад, месяц, полгода… Человек не может точно помнить, что с ним случилось два года назад. Остаются только самые яркие впечатления, какие-то мелкие детали и самые сильные чувства.

И тут Струба наткнулся на стену. Ровно год назад, случилось что-то такое, что полностью обрезало память. Священник ударился в эту стену, надеясь прорваться сквозь непонятно как возникший заслон. Его откинуло легко, словно пробку выкинув на поверхность. Струба отдышался, успокоил рвущееся из груди сердце.

– Что бы это могло быть? – ошарашено подумал служитель. – Откуда такой мощный и непроходимый барьер?

Ментальный контакт требует от человека колоссального напряжения, а пытаясь прорваться сквозь стену, пер Струба потратил много сил. Так что осталась последняя попытка – он слишком ослаб, и его не хватит, чтобы нырнуть в чужой мозг третий раз.

Теперь Струба пробирался осторожно, не задерживая внимания на новых воспоминаниях. Сейчас главное – узнать, что случилось год назад. Отчего Ятамо потерял память…

Впереди показалась стена. Плотная, сплетенная из боли и отчаяния. Серо-зеленая громадина перерезала весь разум Ятамо, не оставив даже маленькой щелки. Струба прикоснулся к стене, ладонь мягко ушла вглубь, но уже через мгновение упругая сила вытолкнула ее наружу. Присмотревшись, священник заметил, что в нескольких местах стену поддерживают высоченные багровые столбы. Струба подошел поближе. От столба исходил жар, и на секунду померещилось, как струится над ними раскаленный воздух.

– Больше всего это похоже на физическую травму, – подумал Струба. – Тогда, год назад, Ятамо очень сильно ударился головой, какие-то связи в его мозгу сместились, навсегда обрезав память…

Священник ударил кулаком в стену, рука мягко, словно в дурном кошмаре, ткнулась в серо-зеленую поверхность, выплеснулась наружу. Оставаться в чужом разуме становилось все труднее. Струба почувствовал, как тянет назад свой собственный, нуждающийся в хозяине мозг.

На этот раз успокаиваться пришлось гораздо дольше. Ятамо спал, повалившись на кровать. Маленький, скорчившийся в нелепой позе, он был похож на ребенка.

Струба прошелся по комнате, приводя в норму сбившееся дыхание. Все то время, что он обследовал мозг Ятамо, его собственное тело сидело, окаменев, на стуле. Замерла на полувздохе грудь, застыли в судорожном напряжении мышцы. И только сердце, лишь отчасти подвластное мозгу, продолжало гнать по жилам синюю от недостатка кислорода кровь.

– Видимо корабль Ятамо потерпел кораблекрушение, и желтолицый – единственный спасшийся матрос, – размышлял священник. – Действительно, первое воспоминание желтолицего, было то, как он очнулся на берегу то ли моря, то ли очень большого озера… И никаких остатков корабля… Наверное, он несколько дней плыл по морю, держась за деревянный обломок, потом, у берега, его ударило о скалу. Ятамо потерял память, а негативные эмоции, которые были до этого, только укрепили стену…

– Да, именно так! – произнес священник вслух. – До тех пор, пока существует барьер, ничего более достоверного придумать нельзя. А пробиться сквозь такую стену… – Струба покачал головой, усмехнулся в усы. – Во всяком случае, здесь нужны не мои скромные возможности…

Священник подошел к кровати, поправил шерстяное одеяло и сел рядом. Положил руку желтолицему на лоб, усиливая контакт.

Ятамо снился сон. Он лежал на берегу, мелкие волны барашками набегали на ноги, холодили живот. Ярко светило полуденное солнце. В небе плавными кругами парили ястребы. После Смерти гордая птица стала много крупнее и опасней. Длинные изогнутые крылья позволяли ей часами выискивать добычу, а острый клюв и смертоносные когти легко пробивали шкуру грокона. Дул слабый бриз. Ятамо поднялся, ощущая боль во всем теле. Больше всего болела пораненная грудь. Ровно посередине расплылся огромный синяк. Кожа в нескольких местах была сорвана. Соленая вода разъела рану, и та сильно воспалилась. Ятамо огляделся, но вокруг был только мелкий белый песок и пожухлые кустики травы.

Ятамо попытался понять, как он здесь оказался, но не смог вспомнить, даже как его зовут. Только в голове беспокойной юлой вертелось слово «Ятамо».

– Наверное, это и есть имя, – решил он.

Сначала Ятамо шел вдоль берега, собирая яйца и ракушки. Но потом путь преградило гнилое, заполненное грязной водой, болото. Тогда он свернул, и пошел вглубь материка. Плавно потекли долгие дни скитаний по лесу. Желтолицый выкапывал корни, ел насекомых и ягоды, а по ночам спал на деревьях. И все время шел. Почему-то ему не пришло в голову остановиться и сделать себе жилье. Он даже не попытался выломать какое-нибудь оружие.

Ятамо уходил все дальше на север. Вместо невысоких берез и дубов потянулись грандиозные сосны. Начался Тайг. Всего этого путник не знал. Он шел сюда только потому, что в Тайге было довольно прохладно и не водились москиты.

Одинокого странника давным-давно должен был загрызть случайный волк или рысь, но счастливый рок каждый раз спасал его. Пока этой ночью Ятамо не встретил грокона.

У огромных свиней начался гон. В самой первой схватке самец проиграл, и ночью, почуяв чужой запах, подслеповатый грокон пришел в бешенство. Он ринулся в лес, сминая кусты багульника и невысокие деревья можжевельника.

Услышав грохот, Ятамо спрыгнул с дерева, побежал, петляя, надеясь удрать от неизвестного хищника. Но, увидев вдалеке грокона и поняв, что тот не умеет лазать по деревьям, желтолицый забрался на разлапистый явор.

Сон был такой отчетливый, что Струбе казалось, будто это он сам многие недели бродит по лесу, мелькали перед глазами хмурые громады кедров, шумели великанские папоротники, росшие вдоль Пайлуда. Может быть, вторжение священника в разум Ятамо вызвало этот сонный поток воспоминаний или же недавний стресс заставил мозг желтолицего заново прожить весь последний год – что бы это ни было, но за десять минут Струба узнал столько же, сколько смог бы выведать за месяц трудов.

Ятамо широко зевнул, перевернулся на спину. Прикрытые бледными веками раскосые глаза укоризненно глядели в беленый потолок кельи. Желтолицый потер руками щеки, потянулся. Перевернулся на другой бок, собираясь снова заснуть. Струба потряс Ятамо за плечо, тот вскочил, отпрянул на другой конец кровати, но, увидев священника, расслабился и успокоился.

– Погоди, я скоро отпущу тебя. Но ответь, неужели ты ни разу не встречал людей? Ни одного поселка или города? – удивленно спросил Струбе.

– Один раз я видел город, – Ятамо широко зевнул, прикрыв рот ладонью. – Недалеко от того места, где меня выбросило на берег. Но там не было людей, только огромные, вдвое выше кедра, дома. Многие уже развалились, повсюду валялись камни.

– Расскажи мне подробней, – произнес священник. – Что ты там видел. Не встречались ли там книги или машины?

– А что такое машины? – заинтересованно спросил Ятамо.

Священник задумался, как бы ему определить это понятие, но, так и не придумав, послал желтолицему мысленный образ. Тот вздрогнул, часто-часто заморгал раскосыми глазками.

– Я, кажется, догадался… – неуверенно произнес Ятамо. – Я не встречал таких предметов. Я зашел в один дом, но там я видел только шкафы с прозрачной посудой внутри. Но хозяева этого дома тоже странные… – желтолицый усмехнулся, – у них посуда без горлышек. Одно сплошное стекло. Прозрачное, такое, с черной полосой.

– С черной полосой говоришь? – Струба поднялся, стремительно вышел, хлопнув дверью, но уже через минуты вернулся, осторожно неся в руке химическую пробирку.

– Такая посуда? – спросил священник, протягивая пробирку.

Ятамо внимательно посмотрел, подышал на тонкий хрусталь, с еле заметной черной полосой, проступающей сквозь стенку.

– Там разная была. И такая в том числе. Много, целые шкафы, забиты никому не нужным добром. Не зря их покарали…

– Надо будет узнать, кто и кого покарал, – отметил про себя пер Струба.

– Спасибо, – священник незаметно улыбнулся. Взглянул желтолицему пристально в глаза. – А теперь пора идти спать. Ты ведь очень хочешь спать.

Ятамо кивнул, неловко поднялся и вышел из кельи.

* * *

Готовилась экспедиция долго. Найти в маленьком городке тридцать человек, способных пройти Тайг насквозь – не так-то просто. Хорошо хоть, что в свободной республике Метс все киллмены серьезно занимались наукой – иначе пришлось бы добавлять к отряду еще несколько человек. Но самая большая трудность заключалась в том, чтобы провести сборы незаметно.

Официально, отряд направлялся, вслед за кочующими баферами. Огромные стада каждую весну кочевали на север, спасаясь от немилосердной жары и москитов. А вслед за ними отправлялись охотники – запасать мясо и шкуры. Уходили целыми караванами – с телегами, запряженными безрогими лорсами, с мешками и солью. И возвращались только через месяц. Обычно накопленного мяса вполне хватало на все лето.

Но никто не поверил бы, что с отрядом охотников уходит сразу столько священников-киллменов. И потому, за неделю до выхода каравана, около двух десятков стражей границы были разосланы с разными важными поручениями. Они должны были прочесать окрестные леса и встретиться около небольшого, рыбацкого поселка.

Отряд возглавил пер Эдвард Малейн, священник-заклинатель второй степени. Это был человек огромного роста, острого ума, хорошего юмора и неимоверной физической силы.

Кроме Малейна совет аббатств назначил командиров пятерок. Больше всего Эдварда удивило назначение Сагеная. Это был молоденький священник-заклинатель второй степени, уже имеющий звание киллмена.

Они впервые встретились за день до отправления. Выходя вечером от пера Струбы, Эдвард столкнулся в дверях с безусым мальчишкой, на щеке у которого был нарисован тот же знак, что и у самого Малейна. Брови командира отряда удивленно полезли вверх, а когда Струба назвал парня по имени, так и вовсе забрались на лоб.

– Эд, не уходи, – позвал Струба. – Ты должен познакомиться с одним из твоих помощников.

Командир повернулся, шагнул в комнату. Увидев его лицо, Струба звонко рассмеялся.

– Опусти их на место! – давясь смехом, произнес он. – У тебя такое лицо, будто ты поцеловал лягушку.

Сагенай обернулся, взглянул на своего начальника. На лице у парня не отразилось ничего: не смеха, не обиды. И только в больших голубых глазах скользнуло презрительное понимание.

– Добрый день, брат, – высокий чистый голос скользнул по келье, отразился от деревянных стен. Юноша протянул узкую ладонь, и Малейн подивился силе пожатия.

– Садитесь. – Струба отсмеялся и теперь указывал на полированное сидение скамейки. – Это очень удачно, что вам удалось встретиться. Я думал, что брат Сагенай приедет только послезавтра и вам придется знакомиться уже в пути.

– Я торопился. – Сагенай послушно склонил голову. На шее был виден бледный незагорелый след.

– От меча, наверно… – подумал Эдвард. – Или скорее от веревки. Для меча слишком широко.

Священник выпрямился. Заметил внимательный взгляд Малейна.

– Это от веревки. – Сагенай усмехнулся, как показалось Эдварду, немного презрительно. – Меня хотели повесить.

Командир присвистнул, почесал задумчиво затылок, покрытый длинными смоляными волосами. На его широкоскулом, смуглом лице застыла уважительная гримаса.

– Это к делу не относится, – произнес Струба. – Если Сагенай захочет, он потом расскажет тебе подробности, а сейчас гораздо важнее наша экспедиция.

Священник подошел к шкафу, вынул большую, сшитую из нескольких кусков пергамента карту. Развернул на столе. Остальные склонились, рассматривая испещренную маленькими значками кожу.

– Вот здесь находимся мы. – Струба ткнул пальцем в небольшое пятно, окруженное крошечным частоколом. Наклонившись ниже, Эдвард различил буквы: Мельт.

– А вот где-то здесь, – священник-управитель указал на дальний конец стола, далеко за краем карты, – где-то здесь находится цель нашего путешествия. Хотя вам уже известно, ради чего мы направляем эту экспедицию, во избежание недоразумений повторю заново.

Струба откинулся на спинку стула, хрустнул затекшей шеей.

– В первую очередь вас будет интересовать затерянный город. – Струба поднялся, взял в руки указку, прошелся, помахивая, по келье. Затем остановился и, приняв позу университетского лектора, продолжил:

– Это, видимо, один из студенческих городков, сохранившийся со времен Смерти, – священник поднял взгляд к потолку, махнул в такт словам рукой. Указка со свистом рассекла воздух. – Назовем его для определенности Кенбри, к тому же по нашим источникам, когда-то город с подобным названием действительно существовал. Скорее всего, его не бомбили, и радиации там нет. Но мы все отлично знаем, во что превращается брошенное жилье за пять тысячелетий. Из относительно достоверных источников стало известно, что в Кенбри сохранилась старинная лаборатория. Или склад с химической посудой. Причем не стеклом, а хрусталем! Так называемая «черная полоса», самая лучшая и самая дорогая посуда. Последние исследования, которые проводятся в столице, требуют огромного количества разных пробирок и колб. Наши ученые говорят, что способны достигнуть настоящих чудес, но… Но отсутствие инструментов сильно затрудняет дальнейшие продвижение их исследований…

Струба замолк, опустил взгляд. И увидел своих подчиненных, согнувшихся в порыве беззвучного смеха. Наконец Малейн отсмеялся, и с трудом выпрямившись, произнес:

– Ты был чрезвычайно похож на господина старшего настоятеля. Я еще по школе помню его отвратительный голос…

Струба хотел ответить что-то ехидное, но вдруг замер, словно сосредоточенно прислушиваясь к чему-то далекому. Затем, сбросив оцепенение, подошел к шкафу и вытащил на свет странную конструкцию – на маленькой полированной перекладине покачивалось несколько бронзовых дисков. Металлические пластинки все время дрожали, но по неведомой причине не прикасались друг к другу. Впервые за все время глаза Сагеная налились интересом. Он осторожно протянул руку, прикоснулся к темному дереву. Неожиданно раздался негромкий мелодичный звон. С каждой секундой он становился все сильнее. Пер Струба ухватил один из бронзовых дисков, зажал между пальцев. Звон стих, будто и не было.

– Я был прав. – Сагенай широко улыбнулся, а Малейн с облегчением подумал, что видимо, ему все-таки достался хороший помощник.

Струба укоризненно кашлянул, но ничего не сказал.

– А что произошло? – Эдварду было неприятно, что он единственный, ничего не понимает.

– Это устройство, – Сагенай ткнул пальцем в рамку с дисками, – улавливает ментальную энергию, направленную на комнату. Я сымитировал такое воздействие извне – и пластинки зазвенели. Это надежнее любого психического щита, поскольку заранее предупреждает о появление постороннего.

На этот раз даже пер Струба взглянул на юношу удивленно.

– Не думал, что ты додумаешься до этого.

– Это довольно просто. Ты почувствовал чужое воздействие и вынул эту штуку, – Сагенай щелкнул ногтем по полированному дереву.

– А может быть, ты знаешь, кто пытался дотянуться до нас? – немного язвительно спросил Струба.

– Скорее всего аббат Демеро. К сожалению, он быстро отключился, и я не смог установить связь. В дальнем общении я пока слабоват, – юноша нахально улыбнулся.

– Чтоб я был так «слабоват», – громыхнул Малейн.

– Это еще мелочи. – Струба хлопнул Сагеная по плечу. – Этот младенчик вытаскивает до восьми символов зараз. Ты когда-нибудь слышал об этом? Я нет.

Священник пожал плечами, словно говоря: «А что делать, встречаются и такое»…

– Вот почему он включен в состав экспедиции. Хотя, по-моему, таким малышам надо сидеть за крепкими стенами столицы, – услышав последнюю фразу, молодой священник возмущенно двинул плечом. Струба положил на вздернутую ключицу тяжелую ладонь.

– Демеро и аббатский совет решил иначе, – продолжил он. – Что ж пути Господни неисповедимы, и не мне судить решения наших досточтимых настоятелей. Но вернемся к разговору.

Все трое снова склонились над картой.

– Из Мельта отряд расходится группами по пять человек. Всего четыре группы. Еще десять человек выходит с караваном охотников. Разными путями группы добираются до Слаузы. Это небольшой рыбацкий поселок на берегу океана. Я надеюсь, что слуги Нечистого не дотянулись так далеко. Но даже если они успели добраться и туда, то вряд ли смогут вам помешать. В поселке вы забираете у охотников часть телег и снаряжение. Караван свернет на запад, за баферами, а вам надо будет продвигаться дальше. Слауза самый северный населенный пункт Метса, и больше вам не придется рассчитывать на помощь аббатств. Но я надеюсь, она вам и не потребуется.

Эдвард громко хрустнул затекшей спиной, сосредоточенно почесал бритую щеку. Сагенай хмыкнул.

– А вот знаки говорят, что помощь будет.

– О гадании потом. Ладно? – Попросил Струба. – Сначала я полностью расскажу вам план.

– Так вот, – продолжил священник, – от Слаузы вы двигаетесь вдоль берега, пока не дойдете до древнего города. Вы теперь знаете что искать, а перед выходом я расскажу, где. – Струба кивнул Эдварду. – Затем вы возвращаетесь в Слаузу. Туда к тому времени должен подойти четвертый северный полк, так что от поселка до столицы вы будете идти под большой охраной. Вот собственно и все. Ну, так что говорят твои символы? – Струба развернулся к Сагенаю.

– Я вытащил только пять символов. Но и это довольно много. Первый – башмаки. Длинное путешествие. Все понятно. Второй – раскрытая рука. – Сагенай посмотрел на Малейна, широко улыбнулся. – Это – символ дружбы.

Эдвард не выдержал и тоже улыбнулся. Сначала неловко, а затем все шире и доверчивей.

– Третий был рыболовный крючок. Я думаю, что этот знак мы увидим во всех его значениях. Неужто мы не встретим в древнем городе загадок? Или не станем ловить рыбу, находясь на берегу океана? Да и скрытых опасностей будет с лихвой. Ну и, наконец, последние два, – Сагенай задумчиво пожевал губами, словно в очередной раз проверяя, все ли верно.

– Четвертый символ – сломанный крест. Настоящее зло. Так что, скорее всего, нечисть все же прознала о нашей экспедиции. Или прознает потом.

Молодой священник сел на лавку, глянул на маленькое, прикрытой ситцевой занавеской окно. В темноте шевелились громоздкие тени, шумели и жаловались деревья. Выглянула луна. Желтоватый свет высветил чьи-то круглые глаза. Но уже через мгновение накатила пухлая черная туча.

– А какой был последний символ? – Сагенай обернулся, услышав вопрос.

– Последним был якорь. Символ надежды и неожиданной помощи. У него правда есть и еще одно значение – оставаться надолго в новом месте. Или создавать поселок. Но интуиция подсказывает мне, что все не так. В нашем случае этот знак – надежда или помощь.

– Тем лучше для вас. – Струба поднялся. – Будьте внимательны и соблюдайте секретность. А сейчас отправляйтесь спать. Уже поздно. А мне еще надо проверить посты. Сегодня дежурит пер Виктин, а он еще очень молод и может допустить оплошность.

Священник посмотрел на Сагеная, иронически улыбнулся. Юноша даже не заметил колкости. Струба взял со стола рамку с дисками, убрал ее обратно в шкаф, запер на ключ. Натянул сапоги из мягкой кожи, накинул на плечи куртку и вышел из кельи. Сагенай и Эдвард переглянулись, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись каждый в свою комнату. И никто не слышал, как в шкафу негромко зазвенели бронзовые пластинки.

Глава 2

Возглавляемая Малейном группа шла прямиком на север. Она должна была разведать путь для каравана и заодно отнести важное сообщение в Тельму – крупный поселок, расположенный на одном из соленых озер.

Первые три дня прошли совершенно спокойно. Отряд шел по обжитым местам. Часто среди леса встречались охотничьи заимки. Иногда попадались небольшие деревни. Населенные пункты отряд старательно обходил, один раз только задержавшись, чтобы помочь поселянам отбиться от стаи волков.

Это была небольшая деревня, скорее даже хутор. Чуть меньше десятка домов, крытых дранкой, притулились за высоким частоколом. А рядом, на обширном огороженном выгоне паслось стадо кау. Пятнистые животные лениво пережевывали жвачку, лизали куски каменной соли и лишь изредка тоскливо мычали.

Отряд подошел ближе, выслали вперед разведчика – он должен был проверить, все ли в порядке. И вот тогда из лесу показалась стая. Хищные твари неслышным наметом заскользили к выгону. Обычно волки нападали ночью, но этим тварям, видимо, было наплевать на солнечный свет. Вообще за последнее время волки сильно поменялись. После Смерти они изрядно подросли и стали более жестокими и умными. А в последние годы, к их качествам прибавилась странная изворотливость и телепатическая связь. Устраивая облавы на волков, охотникам приходилось брать с собой нескольких священников-заклинателей, иначе хитрые твари легко обходили загонщиков.

Увидев животных, разведчик засвистел козодоем. А затем резко оборвал свист. Отступил в лес и побежал навстречу своим. Вскоре пятеро человек с копьями наперевес и короткими мечами за спинами осторожно вышли к выгону.

Волков видно не было. Затем в тени, рядом с высоким частоколом, мелькнула большая серая голова. Блеснули зубы. Стремительная тень прыгнула вверх. Зацепилась лапами за верхушки столбов и тяжело сползла вниз. Хищник прыгнул снова и опять не достал.

Наконец он остановился. Задумался, по-собачьи склонив голову на одно плечо. Затем тявкнул негромко. Из тени появился еще один зверь, немного поменьше. Наверное, волчица. Первый легонько толкнул подошедшего носом. Тот отступил на шаг, оказавшись рядом со стеной. И тогда волк прыгнул. Вскочил подруге на спину, и, оттолкнувшись, перенесся за ограду. Поджарый живот чиркнул по верхушкам столбов. Замычали испуганные кау.

И Эдвард не удивился, когда распахнулись широкие ворота, и в проеме появилась оскаленная пасть.

– Надо их убить, – произнес Малейн. – Иначе они вырежут все стадо. А то и весь хутор.

Бесшумно ступая по теплой, покрытой осыпавшейся хвоей земле, отряд побежал к воротам. Двое скинули с плеч длинные, с человека ростом луки. Легли на тетиву тонкие стрелы. Еще двое расстегнули завязки на мечах, подвинули оружие так, чтоб было удобнее выхватить клинок. И только Малейн потянул из-за пояса грозную секиру. Старинный двуручный топор, которым почти никто в Метсе не пользовался. Для этого оружия требовалось изрядное умение и немалая физическая сила.

Эдвард расправил широкие плечи, крутанул оружие, разминая затекшие руки. Металлический полукруг с шипением разрезал воздух. Тяжелая секира в руках священника казалась изящной, почти невесомой.

Охотники подбежали к воротам. Первые двое, перехватив копья, шагнули вперед. В движениях появилась странная плавность и в тоже время настороженность. Словно человек ступал не по мягкой, покрытой плотным мхом земле, а по тонким хрустальным обломкам – и пораниться можно, и зазвенеть не к месту.

Лучники скинули со спин котомки. Надели перчатки для стрельбы – из плотной кожи, с небольшим крючком около большого пальца. Длинные стрелы с боевыми наконечниками смотрели, не двигаясь, в распахнутый провал прохода. В этом месте загон делал небольшой извив, и остального выгула было не видно.

А затем раздался визг, смешанный с длинными, певучими руладами. Малейн хрипло ругнулся и кинулся вперед. Занесенная секира задрожала, готовая в любой миг продолжить его бег. Командир пробежал между высокими стенами коридорчика и молнией вылетел на пастбище.

Кау испуганной грудой столпились в углу. Низкие, лохматые лбы угрюмо склонились, ощетинившись острыми рогами. В центре, нервно дергая ушами, стоял вожак стада. Громадное лохматое животное сердито рыло землю. Из-под широкого, похожего на блюдце, копыта вырывались комья, корни пырея. Со свистом пролетали маленькие камни. Но волки не обращали на травоядных внимания. Посреди поля шел бой. Огромный, рыжий с белым, пес дрался с вожаком стаи. Собака грозно и хрипло рычала, из-под вздернутой верхней губы глядели желтоватые крупные клыки. Пес припадал к земле, осторожно обходя незнакомца. Волк стоял молча. И только поворачивалась вслед за овчаркой большая умная голова.

Остальные волки сидели вокруг, поджав прямые хвосты. Присмотревшись, Малейн заметил несколько собак, лежащих около перепуганных кау. У двоих были разорвано горло. Черная густая кровь растекалась по плотной земле выгона.

У третьего пса было распорото брюхо, и тот только тихо скулил. Около глаз застыла круглая соленая капля.

Волк метнулся вперед. Клацнули, разрывая воздух длинные клыки. Собака легко уклонилась, прыгнула в сторону. Щелкнула, закрываясь, пасть. Волк отскочил, шкура на его боку намокла и потемнела. Вожак отступил на несколько шагов, сел, вытянув длинный розовый язык. Из его горла донеслись странные, похожие одновременно и на вой и на песню, звуки. Собака кружила вокруг, из приоткрытого рта капала слюна. Клочья серой шерсти прилипли к губе.

Затем пес вдруг остановился, склонил голову, дурашливо поглядывая на волка. Прошуршал, подметая землю, пушистый хвост. Собака шагнула к вожаку, перевалилась на спину, сложив широкие лапы на груди и подставив белый теплый живот. И тогда стая кинулась. Пес не успел вскочить, не сумел даже перевернуться на спину.

Но тут звонко тенькнули тетивы. Первые две стрелы нашли свою цель. И сразу же, прежде чем волки успели опомниться, лучники выстрелили еще раз.

А затем луки стали бесполезны. Хищная свора, оставив собаку, понеслась навстречу людям. На Малейна кинулось сразу двое. Перехватив секиру поближе к лезвию, Эдвард шагнул навстречу. Ткнул лезвием первого зверя и, не оглядываясь, отмахнулся тяжелой рукояткой. Отшагнул, размахиваясь шире. Гудящее лезвие вспороло воздух, сбило вытянувшееся в прыжке тело. Перерубленный волк отлетел к стене загона, стукнулся и, развалившись пополам, упал. Из верхней половины на траву вывалилось опутанное прожилками сердце. Дернулось пару раз. Из перерезанной артерии фонтанчиком брызнула кровь.

А Малейн уже снова раскручивал секиру, не подпуская разъяренных тварей. Сзади свистнула стрела. Бронзовый наконечник проломил переднему волку череп, скрылся по самое оперенье внутри. Эдвард рубанул следующего по ногам, добил обухом, выпрямился, принимая стойку. Но волков больше не было. А с другой стороны загона подходили мужики. Около двух десятков мужчин, вооруженных вилами и топорами.

Священник поднял взгляд и увидел волка. Последнего. Вожак стаи стоял напротив пса. Шерсть на загривке вздыбилась, глаза – стальные, холодные. Тонкие губы растянуты в странной усмешке. На боку медленно расползалось темное пятно.

Пес был цел, только сочилась кровь из множества мелких царапин. Черные собачьи глаза смотрели с пониманием и ненавистью. Пушистый хвост выпрямился. Пес тяжело, по-человечески вздохнул и бросился вперед. Разноцветный клубок покатился, сбивая молоденькие дудки. Сквозь рычание и визг доносился странный переливчатый вой. Потом он смолк. Клубок распался, из него вышел, покачиваясь, рыже-белый победитель. Шагнул, осторожно наступая на переднюю лапу. Отполз, лизнул кустик осоки и замер, положив голову прямо на землю.

Эдвард убрал секиру, демонстративно застегнул кожаные застежки. Если придет беда – священник без труда порвет хлипкую кожу, но при встрече с незнакомым человеком лучше держать оружие на привязи.

Когда до мужиков осталось половина пути, Эдвард остановился. Поднял руки, показывая пустые ладони. Хуторяне о чем-то шумно спорили. Наконец от группы отделился невысокий, но на редкость широкоплечий мужик. Отойдя на десяток ярдов, он положил на землю вилы и пошел дальше.

– День добрый! – крикнул издалека Малейн.

Мужик прокряхтел что-то неразборчиво, подошел поближе и только тогда, остановившись и стянув с лысины кожаную шляпу, ответил низким грудным басом.

– Здравствуй, добрый человек. Я староста здешний. Риван.

– А меня зовут Эдвард, – священник пожал протянутую руку. Пальцы у старосты были мягкие, толстые, похожие на лесного удава.

– Я не знаю, кто вы, – певуче, не по-северному, произнес Риван. – Но это не важно. Вы спасли наше стадо. И Тугая.

Староста погладил подошедшую собаку. Пес уже очухался и прихромал к хозяину. Черные влажные глаза смотрели преданно и немного укоризненно. Словно говорили: «Я за тебя, конечно, с радостью умру. Но может все-таки потом?».

– Это долг любого священника. А значит и мой в том числе. – Знаки на лице Малейна говорили сами за себя, так что скрывать свою принадлежность к церкви смысла не имело.

– Долг это одно, а поступок – совсем другое, – староста хмыкнул в черную курчавую бороду. Малейн почувствовал себя неловко, словно умного человека за дурака принял. Староста хитровато посмотрел на Эдварда, сунул руку в карман и вынул оттуда небольшой металлический предмет. Протянул священнику.

– Вы, я думаю, в хутор не пойдете. Так что я тебе подарочек сейчас отдам. Вот на этот крючок нажмешь – раздастся грохот, и вылетит огненная стрела. Грокона с одного выстрела укладывает. Куда бы ни попала.

– Спасибо. – Малейн сжал рукоятку неизвестного оружия. Ребристая поверхность приятно холодила ладонь.

– Только там всего на два выстрела осталось. Я точно знаю.

Эдвард попрощался со старостой, развернулся и быстро пошел к своим. Четверо киллменов облегченно вздохнули, когда командир вернулся живым и невредимым. Вовсе не везде священников любили. Водились в глухом Тайге бандитские ухоронки, встречались угрюмые мужики, не носившие крестов и не любившие слово «бог». Но эти люди скорее всего были беженцами с юга. Именно там разводят рогатых кау, которые хотя и уступают лорсам в силе и выносливости, и совершенно не используются на войне, но зато дают много жирного молока, и мясо у них на порядок нежнее. Беженцы не редкость в Канде, хотя и они не часто добираются так далеко на север. В Метсе много спокойней, чем в южных королевствах или в поселках на берегу великого моря. Аббатства пристально следят за порядком, и даже природа, казалось, немного утихомирила свою бурную фантазию. В диких лесах встречаются опасные животные, но почти не водится уродливых чудовищ, наполняющих тропические леса и болота Пайлуда.

Уже около самых ворот Эдвард оглянулся. Хуторяне свежевали волков. И только Тугай, единственный выживший пес, провожал путников внимательным взглядом черных глаз.