Текст книги "Слуги тьмы. И мне будет тепло"

Автор книги: Денис Витман

Соавторы: Элен Варрон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Ну и хозяйство, нечего сказать: колченогий пес да однорукая странница, – проворчал он, стараясь скрыть тревогу. Костоправ из него был аховый – а кто знает, как сильно лорс раздробил ей кости. Могут и не срастись; или пойдет воспаление, если сильно повреждены ткани. Тут одной шиной не обойдешься, нужны целебные снадобья отца Альберта… Даниэль поморщился. Вот уж не хочется, чтобы преподобный отец прознал о странной пленнице лемутов.

Женщина-воин сидела на скамье очень прямо, не выдавая боли и слабости. Только бледность понемногу заливала ее покрытое загаром лицо. Она смотрела куда-то в пространство, но пару раз Даниэль ловил на себе ее испытующий взгляд. Знать бы, о чем она думает…

Пастух подготовил щепы и опустил в котелок с водой тряпку, намереваясь обмыть пленнице руку и в меру своего умения наложить шину. Ее глаза ярко блеснули. Лежавший на брюхе Сильвер неожиданно взвился и со свирепым рыком кинулся между хозяином и незнакомкой. Пес задом оттеснил Даниэля, повернулся мордой к женщине и даже не залаял – захрипел, давясь бешенством.

Пастух выпрямился, отложил тряпку. Опустил ладонь на рукоять ножа, прямо глядя в лицо зеленоглазой. Она все поняла. Встала с лавки, здоровой рукой одернула шкуру. Сломанная правая беспомощно висела – распухшая, темная. Не оглядываясь, женщина двинулась через поляну к лесу. Даниэль мрачно смотрел в ее напряженно выпрямленную спину, на голые мускулистые ноги. Скоро сюда пожалуют лемуты – и что тогда?

Женщина была уже в десятке шагов от кромки леса. Донесся топот, и из зарослей вырвался Одживей – видно, чем-то изрядно напуганный. Не разбирая дороги, он понесся к хижине. Прозвучал рыдающий вскрик – и лорс на полном ходу сшиб бывшую пленницу с ног, промчался над ней. Даниэль кинулся бежать; за ним на трех лапах запрыгал Сильвер.

– Ну, что? Жива? – Пастух положил руку женщине на шею.

Пальцы ощутили толчки крови – жива. Глаза ее были закрыты, губы кривились в гримасе боли. Ну и денек нынче выдался: сплошная невезуха, думал Даниэль, с осторожностью поднимая женщину на руки. Если вдуматься, так лучше бы и не спасал ее вовсе – по крайней мере, у лемутов она была целее. Нечистый забери проклятого лорса!

Женщина застонала, когда он внес ее в хижину и опустил на одеяла. Глаза открылись, из них выкатились две слезы. Почему-то Даниэль ожидал, что из таких зеленых глаз потекут зеленоватые слезы, – но нет, они были обыкновенные, прозрачные. Он присел на край нар, мягко проговорил:

– Сейчас я буду лечить твою руку. Тебе будет больно – но я не со зла, понимаешь?

Женщина смотрела на него, и глаза были такие глубокие, что в них, казалось, можно утонуть.

– He понимаешь? – Даниэль сосредоточился и попытался передать мысль: Ты – хорошая, и я – твой друг…

Она никак не ответила, но по вискам сползли две новые слезы. Даниэль вышел за порог, прислушался. Все тихо, даже из лорсиного загона не доносится ни звука.

– Хайат! – позвал он, внезапно встревожившись. – Ага Шау, Ук Йори!

Одна из лорсих отозвалась негромким мычанием, и все стадо тихо вышло из зарослей, собралось у изгороди. Даниэль убрал слеги, открыл выход из загона. Если что, у лорсов будет возможность убежать и увести малышню. У него на миг сжалось сердце. Где-то мой Серый Ветер, отправленный в поселок за помощью?..

Ноги Как Дуб топтался возле хижины, косил на хозяина влажным глазом. Сильвер сидел у порога, насторожив уши, поворачивал голову туда-сюда. Вот и ладно; эти двое не дадут лемутам скрытно подобраться. А мы пока займемся делом.

Даниэль внес в хижину свои нехитрые лекарские принадлежности, достал из ларя для еды кувшинчик с медом. Мед – это правильно; хорошо, что вовремя додумался; глядишь, рука не воспалится слишком сильно. Он обмыл женщине руку, намазал медом в месте перелома. Как сумел, сложил кости, плотно обернул тряпкой, сверху наложил широкие щепы и тщательно обмотал ремнем, сделал перевязь из широкого куска полотна. Подумать жутко, какой останется рука, когда срастется. Пожалуй, все же придется обратиться к отцу Альберту… Даниэль тряхнул головой, запоздало сообразив, что священник, скорее всего, и так прискачет сюда вместе с поселковой стражей, когда старый лорс донесет в Атабаск порученную записку. А уж отец Альберт никак не одобрит то, что Даниэль приютил это непонятное существо.

Женщина не издала ни стона, ни малейшего звука, пока он возился с ее рукой.

– Молодец, – заключил он, выпрямляясь. – Хорошо держишься. Кто ты? Я – Даниэль, – назвался он, ткнув пальцем себя в грудь.

– Аиэль, – повторила она низким, чуть хрипловатым голосом.

– Даниэль, – поправил он, зачерпывая кружкой воду. Поднес ей.

– Аиэль. – Женщина отвела от лица кружку, отвернула голову.

– Ну, вот что, – пастух решительно поставил кружку на одеяло. И смолк. Что, собственно, он может предложить? Выкинуть ее за порог, коли не будет слушаться? Он присел на край нар и заговорил, как с лорсенком, – негромко, ласково, сопровождая слова мощным мысленным посылом, который легко улавливали его полуразумные звери и воспринимали если не саму мысль, то настроение: – Послушай меня. Воду надо выпить – тебе станет легче. Скоро придут лемуты – те, здоровенные, шерстяные – и нам придется драться. Ты должна быть здоровой, понятно?

Даниэль снова поднес к ее губам кружку. Она покорилась и сделала несколько маленьких глотков. Поперхнулась, закашлялась, на глазах снова выступили слезы. Даниэль поставил воду на стол. Женщина больше не была похожа на воина – обычная женщина, измученная и напуганная. И красивая. Красота пришла, когда лицо смягчилось и пропало ощущение опасной силы, таящейся в ее небольшом, но крепком теле.

Она взяла горячими пальцами руку пастуха, повернула, осматривая. Наклонилась и уткнулась лицом ему в ладонь.

– Аиэль, – выговорила она невнятно, согревая кожу дыханием.

– Элли, – неожиданно сорвалось у него. – Я буду звать тебя Элли. – В душе ворохнулся стыд: это было предательство. Ни одна женщина не имела права носить имя Элисии; эта зеленоглазая не должна зваться Элли. И все же имя удивительно ей подходит.

Даниэль ощутил, как ее зубы легонько сжали ему кожу возле большого пальца.

За стеной залился оглушительным лаем Сильвер. Лемуты! Пастух сорвал со стены лук и колчан, которые повесил на место, пока занимался рукой Элли; выскочил за дверь, стал, напряженно оглядывая плотную стену Тайга, полукольцом окружавшую поляну. Позади хижины – открытый спуск к реке, оттуда Ревуны не появятся. Хорошо, что у врага нет луков, а лассо на таком расстоянии не страшны. Но если твари попрут через площадку всей толпой – а их осталось не менее десятка… Ну, пусть даже восемь. Не так-то легко будет выстоять против всех.

Лорсы в загоне заволновались, захрапели. Опасливо косясь на хозяина, мимо хижины прошагал Одживей, зашел в открытый загон. Сильвер замер, поджимая сломанную лапу, слушая звуки леса. Заворчал и попятился к Даниэлю. Что же, волосатые твари только на подходе – а пес лаял по другому поводу? Кажется, Даниэль начинал понимать. По спине пробежали мурашки. Зеленоглазая Элли… Она – враг? И дело вовсе не в запахе леопардовой шкуры, дело в ней самой.

Стоя на пороге, он тревожно оглянулся. Элли сидела на одеялах, подобрав под себя ноги, и разглаживала пятнистый мех, пыталась натянуть его на коленки. Совершенно мирное занятие.

Пастух вновь обратил взгляд к лесу. Оттуда никто не показывался. Лорсы ревели, били копытами, обступив перепуганных малышей; Сильвер скалил зубы и рычал.

Лемуты, несомненно, были совсем близко, но они затаились под прикрытием стволов и ветвей.

– Думаете, будто обложили нас, и мы попались? – проворчал Даниэль, по своей привычке рассуждая вслух. – Не тут-то было. – А про себя подумал: только бы к Ревунам не пришла подмога. Только бы Сат Аш вовремя добрался до поселка.

Лемуты не нападали. Даниэлю казалось, что сквозь листву блестят их глаза, полные глухой ненависти; смутно виделись темные силуэты, прильнувшие к стволам сосен или скользящие под пологом веток. То ли тела Ревунов, то ли тени… Он не рискнул стрелять, опасаясь вызвать молниеносное нападение всего отряда.

В том, как лемуты себя вели, было что-то крайне тревожное. Почему не идут на приступ? Боятся? Вряд ли. Ждут чего-то? Чего?

– Мы тоже не станем суетиться и подождем, – решил Даниэль и отступил в комнату, оставив дверь приоткрытой, чтобы удобней было наблюдать. Повесил лук за плечо. – Рано или поздно здесь появится Жильбер Карро во главе своих стражей, – сообщил он Элли, – и тогда – берегитесь, твари! А нам пока что стоит подкрепиться.

Он открыл ларь, выложил на стол хлеб, сыр и копченое мясо, пирог, испеченный матерью, добавил пучок зелени, поставил кувшин с остатками меда, бутыль с кленовой брагой и кружку с водой. Указал на угощение:

– Ешь!

Элли не двинулась с места. Ее взгляд обежал стол, комнату и обратился на Даниэля.

– Ешь, – повторил он, отломил краюшку хлеба и подал ей.

Она отстранилась, как будто ей предложили жабу.

Тогда он сел к столу и пообедал сам, то и дело сторожко поглядывая в окна и полуоткрытую дверь. Элли голодными глазами смотрела, как он ест.

– Ну? Теперь-то будешь? – Даниэль подал ей сыр – мягкий, желтый, в мелкую дырочку.

Она глянула на сыр равнодушно, точно на деревяшку. Затем подняла лицо, и в глазах ее появилось просящее выражение.

– Так чего ты хочешь? Что ты ешь – молоко, траву? Орехи? Молчишь? Ну, молчи дальше… Ах ты!.. Ты!.. – У него похолодели кончики пальцев от внезапно пришедшего ответа. Теперь он знал, чем питается зеленоглазая; и знал, что кормить ее он не станет.

Даниэль отошел от Элли и прислонился к косяку, оглядывая площадку, машинально поглаживая тетиву висящего за плечом лука.

Лемуты не подавали признаков жизни, однако взрослые лорсы в загоне храпели и тихо бесились, телята испуганно вскрикивали. Сильвер припал к земле у крыльца, морщил губу, показывая острые клыки.

Даниэль мрачно подумал, что он, в сущности, сделал то самое, чего от него добивались Ревуны, когда уводили зеленоглазую в лес, а он доверчиво следовал за ее молящими горестными криками. Его передернуло. Не зря лемуты носятся со своими лассо, не зря пытаются украсть животных! Если они и впрямь хотели, чтобы он оказался рядом с Элли и накормил ее… Он обернулся, охваченный внезапной яростью и желанием вышвырнуть гостью за порог. Тварь нечистая! Она – не человек, она… Он осекся, мысленно прикрикнул на себя. Она – женщина. Она не просила, чтобы ее спасали, не навязывалась в подопечные. В конце концов, она даже хотела уйти – и ушла бы, не сбей лорс ее с ног.

– Элли, – мягко позвал пастух.

– Аиэль, – отозвалась она. Низкий хрипловатый голос звучал устало. Она все так же сидела на нарах, подвернув ноги, здоровой рукой опираясь на одеяла, а сломанная висела на перевязи. Лоб и верхняя губа повлажнели, на бледном лице загар почти не был заметен.

Даниэль подошел и снова подал ей кружку с водой. Элли взяла ее. Долго смотрела на воду, как будто хотела увидеть на вздрагивающей поверхности свое будущее, затем прильнула губами и выпила все до капли. Протянула кружку обратно.

– Аиэль…

Ему сжала сердце жалость. Зеленоглазая не выживет здесь, ее надо увезти в поселок.

В Атабаск? К отцу Альберту? Ох, Отец Небесный…

Он присел на край постели, заглянул в глубокие зеленые глаза. Черные зрачки пульсировали, расширяясь и сжимаясь.

– Элли. Ты понимаешь меня?

Она не ответила, не отвела взгляд, светлые ресницы не дрогнули. Никак не узнаешь, понимает или нет.

– Послушай. Я знаю: тебе плохо, и ты голодна. Но я не могу сейчас тебя накормить. Завтра… если мы сладим с Ревунами, тебе будет еда.

Она положила прохладные пальцы ему на запястье. Чуть нажала, словно считая пульс. Вздохнула и с видимым сожалением убрала руку.

– Я не отдам тебя лемутам, – медленно, веско проговорил Даниэль. Ну вот: он опять бросил вызов Нечистому. Мало того, он противопоставил себя Атабаску: родным, отцу Альберту, поселковой страже – всем.

– Аиэль, – едва слышно промолвила Элли, – Аиэль… – Она низко склонила голову, спутанные волосы завесили лицо; на выглядывающие из-под края шкуры коленки упали две тяжелые капли.

– Никому не отдам. – Он решительно поднялся. Только бы Сат Аш не ленился и резвей бежал к Атабаску На Закате… Только бы лемутам не наскучило ждать и они не пошли в наступление…

Даниэль уселся на пороге хижины – внешне спокойный, даже беспечный. На самом же деле каждый мускул был готов дать отпор врагу, каждая клеточка тела вслушивалась в окружающий мир. Ревуны ждут. Их не стало больше, но они здесь, за тонкой завесой листвы; Даниэль улавливал их злобу и – одновременно – холодную уверенность в себе. За спиной он ощущал Элли. Она ослабла от боли, усталости и голода, опасная сила совсем ушла из нее, и он чувствовал, что она скорей умрет, чем предательски кинется на него сзади.

Из загона вышел Одживей, сделал несколько шагов к хозяину. Коротко рявкнул, словно требуя: «Сделай же что-нибудь! Пора прекратить безобразие и прогнать мерзких тварей!» Словно по команде, закричали малыши и замычали лорсихи, и стадо, плотно сомкнувшись, двинулось к выходу. Даниэль вскочил на ноги.

– Куда это вы? А ну, назад! Ишь, наладились удирать… Рано струсили. – Он пробежал наискосок по площадке, стал на выходе из загона. – Назад, кому сказано!

А вот просвистит лассо, обовьется вокруг плеч, – пришла в голову резонная мысль. Даниэль растянулся на мху, словно у него подкосились ноги. Возле головы опустилось копыто. Осторожно ступая, лорсы зашагали через хозяина. Он вскочил. Под прикрытием лорсиных тел, лассо не страшно. Обхватил за шею Хайата, попытался повернуть его обратно.

– Ты что ж это? А ну давай домой!

Хайат – Ночной Туман – нагнул голову, приостановился. Мать Скорби подтолкнула хозяина мордой: пошли, мол, с нами; пора уносить ноги.

– Хайат! Ага Шау! Домой, ребята, домой. Одживей, поди сюда. Хороший парень, хороший. Поворачивай домой, быстренько.

Лорсы замешкались. Они тревожно топтались на месте, фыркали, поводили головами. Даниэль уговаривал, упрашивал, тянул их, подталкивал. В конце концов Ночной Туман неохотно покорился, повернул обратно. За ним пошли его лорсихи с малышами, следом потянулось семейство Одживея. Наконец и сам Одживей с раздраженным фырканьем шагнул в загон.

Даниэль метнулся к хижине, где сидел Сильвер и наблюдал за хозяином. Он пару раз слабо стукнул хвостом, когда пастух, отдуваясь, уселся на пороге.

– Лорсы должны быть тут, – тихо сказал ему Даниэль. – Пока все остается как есть, я думаю, лемуты не нападут. Понимаешь?

Сильвер ткнулся носом ему в колено. «Лорсы могут уводить малышню, – говорил его взгляд, – но я-то хозяина не оставлю».

Даниэль испытал чувство стыда перед своими животными. Он готов принести их в жертву – Сильвера, Хайата, Одживея. Когда Ревуны утомятся ожиданием и пойдут на штурм, верный пес и лорсы непременно кинутся в драку. Но если бы спросить у Ноги Как Дуб: чья жизнь важнее – телят или чужой зеленоглазой женщины – что бы ответил лорс? И почему он должен гибнуть ради сделавшего неумный выбор хозяина?

Даниэль услышал шорох за спиной и обернулся. Элли встала с постели и, опираясь рукой на край стола, неловко прошла к полке на стене, где пастух хранил свою скудную кухонную утварь. Пошарила и достала нож, которым он недавно нарезал мясо. Даниэль сдвинул брови, наблюдая, готовый молниеносно шарахнуться или, наоборот, прыгнуть вперед. С ножом в руке Элли прислонилась к столу, нагнулась. Пастух вздумал было, что она хочет вскрыть себе артерию на ноге. Но нет, она всего-навсего пыталась отрезать кусок своего мехового одеяния. Одной рукой ничего не выходило.

– Помочь? – немало озадаченный, Даниэль отнял у Элли нож и взялся за край шкуры.

Не мигая, зеленоглазая смотрела на него. Пожав плечами, он срезал снизу тонкую полоску меха. Элли забрала мех и заправила Даниэлю за ремень, на котором висел меч.

– Оберег? – улыбнулся он. – Спасибо.

Пошатываясь, Элли побрела к постели. Даниэль довел ее и помог лечь. Лишь бы у лемутов достало терпения дождаться минуты, когда Сат Аш приведет подмогу…

Глава 5

На помощь никто не пришел. Солнце, готовое нырнуть за горизонт, позолотило воды Атабаска, и казалось, будто меж берегов течет расплавленный металл. Даниэль безнадежно глядел из окна на реку. Внутри все холодело, когда он представлял себе, что могло случиться с Сат Ашем по дороге в поселок. В Тайге смерть крадется по всем тропам, Даниэль отлично это знал. Видать, и к старому лорсу она подобралась, и не спасли ни быстрые ноги, ни острые тяжелые копыта, ни ветвистые рога… Старый преданный Сат Аш… Твой хозяин слишком понадеялся на удачу.

Даниэль со вздохом отвернулся от окна. За время томительного ожидания он успел вынуть из рам стекла и к каждому окошку накрепко приколотить по толстой доске – широкогрудым лемутам будет не протиснуться в оставшееся свободным пространство. А вышибить доску снаружи – дело совсем не простое, когда у защитника хижины в руках лук и меч.

– Будем надеяться, слуги Нечистого не надумают нас подпалить, – тихо пробормотал Даниэль, выходя за порог своего блокзауза. – Одживей, Хайат! Ко мне!

Лорсы с готовностью выбежали из загона, словно только и ждали команды. Вслед за ними лорсихи вывели телят – притихших, измученных страхом. Пастух прислушался. В лесу кругом площадки было тихо – лемуты наблюдали.

– Одживей, стой тут. Стоять, тебе говорю! Хайат, иди к реке. Хайат, река! Вода! Пить.

Лорс помчался по спускающемуся к Атабаску берегу, следом ринулись лорсихи с молодняком. Одживей замер возле хозяина. Даниэль проводил своих подопечных тоскливым взглядом; вряд ли он их еще увидит. Хайат зашел в воду по колено; его ноги и светлое брюхо на несколько мгновений приобрели золотисто-розовый оттенок заходящего солнца. Лорс оглянулся, затем вытянул шею вперед. Зашел в реку глубже и поплыл, рассекая вызолоченную солнцем воду. За Хайатом поплыла Ага Шау, высоко подняв горбоносую морду, за ней – пятеро телят, следом – остальные лорсихи. Одживей фыркнул и тревожно переступил на месте передними ногами.

– А мы остаемся, – сообщил ему Даниэль. – Мы будем драться. Хайат отплыл от берега на порядочное расстояние и повернул вниз по течению. За лорсят можно не тревожиться – сообразительный молодой самец убережет их от лемутов. По крайней мере, в эту ночь.

Вскочил и залился гулким лаем Сильвер. Даниэль крутанулся на месте, краем глаза уловил мелькнувшую тень на тропе, уходящей в Атабаск На Закате. Они здесь; они ждут.

– Ждите, ждите. Зря надеетесь, – с изрядной долей злорадства прошептал пастух.

Он угостил Одживея куском сахара, кинул Сильверу копченого мяса.

– Пируем, парни! Если Небесный Отец смилостивится, то не в последний раз. – Даниэль невесело усмехнулся и возвратился в хижину.

Отраженные от бревенчатых стен солнечные лучи заливали комнату красно-коричневым светом. Скоро солнце закатится.

Зеленоглазая, смежив веки, пластом лежала на постели. Даниэль коснулся рукой ее лба: холодный и влажный.

– Элли?

Светлые ресницы приподнялись.

– Аи…эль, – прошептала она.

Он достал с полки и положил возле женщины свой кухонный нож. Лезвие было достаточно длинным и прочным, чтобы нанести смертельную рану.

– Живыми они нас не получат, детка… – буркнул Даниэль, прикидывая их шансы на спасение.

Усадить Элли на Одживея и ускакать вместе с ней? Бессмысленно! Разумеется, в беге Ревуны лорсу не соперники, даже если он несет двойной груз; но с Элли на спине Одживей будет беситься и попытается ее скинуть – никакие окрики не помогут. Нет, на лорсе зеленоглазую не увезти… Остается медлительный плот – но с него лемуты любого снимут в два счета. Плавают они неважно, однако ничто не помешает бросить лассо или камни… Впрочем, Ревуны не позволят даже спустить плот на воду, не то что тронуться в плавание. Так что единственная надежда – держать оборону в хижине.

Восемь тварей. Восемь могучих обезьяноподобных чудовищ. Или даже девять, потому что одному из них Даниэль всего лишь отрубил кисть – а вторая рука вполне способна удержать дубину или швырнуть лассо. Может, раненый и не полезет в драку, однако забывать о нем не след. Жаль, что лемуты не пошли на приступ при дневном свете. Проще было бы их осилить.

Скорей бы уж, – подумал он. Пусть бы не медлили до рассвета, измучив осажденных ожиданием… Хоть бы узнать, куда и зачем они тащили девушку… Кому она нужна – и, соответственно, на чью помощь лемуты могут рассчитывать.

– Сильвер! – позвал пастух. – Ко мне.

Пес заглянул в хижину через порог. Верхняя губа приподнялась, обнажив клыки, шерсть на загривке встала дыбом.

– Иди сюда, – велел Даниэль. – Тихо. Сядь здесь. – Он указал на угол справа от двери, где стоял ларь с едой; подальше от Элли. – Сильвер, сидеть!

Пес перебрался через порог и уселся, поджимая сломанную лапу. Он косился на Элли, губа морщилась, глаза были злые.

Женщина-воин наблюдала за ним из-под полуопущенных ресниц.

– Спокойно, – сказал Даниэль им обоим, попытавшись одновременно передать мысленный посыл. Неизвестно, поняли его или нет, но Элли закрыла глаза, а Сильвер улегся на пол. – Одживей… – Стоя на пороге, пастух протянул руку к лорсу, положил ладонь ему на шею. – Одживей, дружище. Тебе, парень, дежурить тут. – Он сглотнул ком в горле. Лорс, скорее всего, обречен. – Прости уж…

Непривычный к нежностям Ноги Как Дуб отошел. Даниэль затворил дверь и заложил засов. Остается молиться, чтобы Нечистый не дал лемутам огня.

Опасность! Он круто обернулся, и одновременно начал подыматься Сильвер. Сорвавшееся с постели смутное пятно пролетело через комнату и упало на пса. Элли! Она ногами обхватила Сильвера за шею, а здоровой рукой уцепилась за тяжелый ларь. Даниэль замахнулся – и усилием воли удержал занесенную руку: не хватил Элли по шее, не переломил хрупкие позвонки. В следующий миг он влепил ей оглушительную затрещину, сгреб за плечи и рванул на себя. Она опрокинулась, но не расцепила ног, повалила Сильвера. Пес хрипел и бил лапами.

Даниэль сжал Элли горло. Она дернулась у него в руках, едва не вырвалась. Ну и силища в ней – в покалеченной, голодной!

– Не сметь! Пусти пса! – Он хотел тряхнуть ее, оторвать от Сильвера – но удержался: не сломать бы шею. – Отпусти!

Пальцы ее здоровой руки впились ему в правое запястье. Элли уже не пыталась освободиться – она точно превратилась в деревянную куклу, оседлавшую живого пса. И только пальцы смыкались, впиваясь все глубже в плоть. «Мышцы порвет, – мелькнуло в мыслях у пастуха, – меча не удержу». Спасая руку, он крепко нажал коленом Элли в спину – раз, другой. Она обмякла, захват ослаб.

Даниэль оттащил ее на постель. Сильвер на полу хрипел и кашлял, лорс за стеной хижины ревел и бил копытами.

– Будь ты проклята! – Пастух осмотрел кровоточащие отметины на запястье.

– Аиэль, – хрипло выдохнула зеленоглазая, – Аиэль! – Она приподнялась, на коленях проползла по шкурам и указала на сломанную лапу Сильвера, – Элли? – произнесла она, удивительно подражая голосу самого Даниэля, – Элли?

Он смазал ее по лицу – кончиками пальцев, коротко, точно.

– Не сметь. Трогать. Моих. Животных. Ясно?

– Аиэль, – отозвалась она, широко раскрыв глазами. Эти глаза молили, требовали, убеждали.

Кажется, он понял ее мысль: пес не боец, он уже все равно что покойник, а женщина-воин нуждается в пище, ей предстоит бой.

– Нет, – Даниэль припечатал ладонью стол. – Не позволю!

Элли застонала и привалилась спиной к бревенчатой стене. На лице читались недоумение и обида. На тонкой шее наливались багровым и синим следы пастуховых пальцев.

Даниэль глиняной кружкой зачерпнул в котелке воды и поднес Элли. Ее глаза превратились в щелки; мелькнула рука, выбитая кружка отлетела в угол и раскололась.

– Нечистый тебя забери! – выругался пастух. – Выставлю за порог – будешь разбираться с лемутами сама, как знаешь!

То ли ему показалось, то ли уголки плотно сжатых губ и впрямь дрогнули в усмешке. Даниэль подобрал черепки, налил воды в миску и поставил ее перед Сильвером; пес начал жадно лакать. Горло у него еще болело, бедолага кашлял и разбрызгивал воду. Одживей снаружи притих и только фыркал.

У Элли был нож. Однако она не полоснула им Серебряного, не пожелала смертельно ранить. Почему? Думала справиться собственными силами? Пастух был больше расстроен, чем рассержен. Он не может отдать пса на корм зеленоглазой, но и Элли по-своему права: ей нужны силы.

Ну, что касается сил, так Элли любого лемута поборет, столько в ней неистовой ярости; если она и погибнет в эту ночь, то уж никак не от голода.

Даниэль отнял у Сильвера миску, выплеснул остатки воды в окно и убрал миску на полку. Женщина-воин лежала тихо, однако он не очень-то ей доверял. Как бы снова на пса не набросилась… Хоть бы лемуты напали, что ли… Вот-вот стемнеет, а во тьме отбиваться ох как непросто! Даниэль обвел пристальным взглядом кромку леса. Над водой и над открытой площадкой еще висело золотистое свечение, но Тайг казался уже сумрачным, почти ночным.

– Лучше бы они насели, не дожидаясь темноты, – обратился Даниэль к Элли. Чисто по привычке, как он обычно разговаривал с Сильвером и лорсами.

– Аиэль, – отозвалась она и слезла с постели. Шагнула к окну, бросила оценивающий взгляд наружу. И неожиданно издала рыдающий вопль – свой боевой клич.

Сильвер залился лаем, Одживей взревел и ударил копытом в стену; стена дрогнула, с полки упал пустой кувшин, покатился по доскам. Сильвер рванулся к Элли, желая растерзать врага, но Даниэль поймал его в прыжке, прижал к полу.

– Сидеть! Тихо! – рявкнул он сквозь лай, рев лорса и новый щемящий плач зеленоглазой.

Сильвер и Одживей бесновались. В третий раз прозвучал пронзительный молящий вопль Элли. Зачем она кричит? Чтобы лемуты вообразили, будто зеленоглазая схватилась с Даниэлем и псом не на живот, а на смерть? Тогда они должны поспешить за своей пленницей, пока ей не пришлось худо.

Из-под веток и впрямь метнулись серые тени, с трёх сторон понеслись через площадку к хижине. Навстречу, яростно взревев, кинулся Одживей. Пинком загнав Сильвера под нары, Даниэль схватился за лук и выпустил в окно у двери три стрелы. Две попали в цель: один лемут неловко завалился на бок, другой выронил дубинку и схватился за плечо. Его сшиб копытом налетевший лорс; он тут же развернулся, но ему по ноздрям пришлась тяжелая дубина третьего Ревуна. Остального Даниэль не видел: он стрелял в пятерку лемутов, мчавшихся с противоположной стороны. Одному стрела вонзилась в брюхо, и трое тут же попадали наземь, как вышколенные солдаты; последнего пастух всего лишь ранил в спину. Не смертельно – стрела чиркнула Ревуну по хребту и упала.

С другой стороны хижины ревел лорс, потом раздался короткий, захлебнувшийся вопль лемута. Еще одна тварь готова.

В дверь ударилось могучее тело, но засов выдержал. Зеленоглазая прильнула к стене у оконца, выходящего на реку; нож был зажат в левой руке.

За стеной вдруг послышался страшный хрип Одживея, хруст и стон. Лорс затих.

Снова удар в дверь – она едва не слетела с петель. Даниэль кинул взгляд по сторонам. В окнах никого не видно… Не рискуют лезть в окна… Он отбросил лук, выхватил меч, встал возле двери и левой рукой дернул засов. Успел заметить две волосатые лапы в окне, у которого караулила Элли: Ревун рванул доску.

Дверь распахнулась; в третий раз разбежавшийся лемут, не встретив сопротивления, влетел через порог. Взмах клинка – и отсеченная голова покатилась под стол, тело рухнуло под ноги второму Ревуну, который хотел вбежать следом. Тот запнулся, замешкался на мгновение; Даниэль рубанул еще раз.

Пронзительный вопль Элли, вой лемута… Что там?! Пастух обернулся. Нож зеленоглазой распорол лемуту руку от локтя до кисти, Ревун прянул от окна.

Сильвер, выскочив из-под нар, ринулся в распахнутую дверь поверх двух безжизненных тел. Донеслось рычание пса и бешеный рев лемутов. Даниэль бросился наружу, по пути выхватил из ножен охотничий нож. Сильвер висел, вцепившись лемуту в лапу, которой тот прикрывал горло, задние лапы пса дергались в воздухе. Пастух кинулся на помощь, полоснул клинком по опускающей дубину руке, не дал переломить псу хребет. Крутанулся на пятках. Мечом отбил удар дубины второго Ревуна, а левой рукой воткнул ему нож в бок. Выдернул нож и отскочил, рубанул мечом уже заваливающееся тело. Обернулся. Истекающий кровью Ревун, с которым схватился Сильвер, грянулся оземь, и пес добрался-таки до горла, челюсти его сомкнулись. Волосатое тело еще несколько мгновений билось на земле, потом затихло.

Все?

Кажется, все. В нежном свете угасающего дня Даниэль осмотрелся, пересчитал трупы. Семь. У кромки леса что-то двигалось – восьмой, раненый в брюхо, лемут уползал, оставляя на мху темные пятна. Пастух догнал его и добил – а затем, вдруг разом лишившись сил, побрел назад к хижине.

Его поташнивало, и била дрожь. Мерзость… Какая же кругом мерзость – эти кровавые, вонючие трупы… Великий Творец, не дай мне еще раз с ними схватиться…

Из хижины, перешагнув через мертвых Ревунов, выбралась Элли. Нож по-прежнему был крепко зажат в руке.

– Аиэль?

На земле зашевелился и слабо взвизгнул Сильвер. Он лежал на боку, вытянувшись вдоль тела лемута. Даниэль добрел до него и опустился на колени.

– Ну что, хромоножка? Зубы не обломал?

Сильвер неуклюже перевернулся с бока на живот. Лапа с шиной была неестественно отставлена в сторону. Пастух отложил окровавленные меч и нож, обеими руками взял голову пса, приподнял, посмотрел в глаза.

– Мы остались живы, приятель.

Серебряный застучал хвостом и теплым шершавым языком лизнул хозяина в подбородок. «Я рад! Ты остался жив, я тоже!» Его любовь и преданность были безмерны.

Даниэль утерся и тяжело поднялся на ноги. Подобрал свое оружие, вытер о мох. Медленно вложил в ножны, неосознанно оттягивая минуту, когда он подойдет к лорсу. Сегодня он потерял и Одживея, и Сат Аша…

– Элли! – окрикнул он.

Зеленоглазая первой оказалась возле Одживея. Она осмотрела его пробитую, окровавленную голову и положила руку на шею, щупая артерию.

– Элли, пошла прочь!

– Аиэль! – требовательно выкрикнула она, повторяя интонацию пастуха. – Элли!

Он схватил ее за плечо и отбросил от лорса; Элли упала на здоровую руку.

– Не дам! Хочешь есть – лопай лемутов.

– Аиэль! – прозвучал умоляющий стон. Элли поднялась с земли. Глаза сузились, и сейчас же заворчал Сильвер.

Даниэль положил ладонь на рукоять меча.

– Я сказал: ешь лемутов. Ну? – Он сделал шаг к зеленоглазой. Она отступила перед ним. Отвернулась, разочарованно выдохнула:

– Аиэль…

Пастух присмотрелся к Одживею. Лорс был неподвижен, из страшной раны на голове сочилась кровь. Нагнувшись, Даниэль тоже положил ладонь на вытянутую шею лорса, как только что делала Элли. Шея была теплой, и рука ощутила чуть заметные толчки. Он жив!