Текст книги "Сон в зимнюю ночь (СИ)"

Автор книги: Денис Голубев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Нисколько не смущаясь, она высунулась по пояс, и уперев острые локотки в лёд, пристроила подбородок на ладошки.

– Привет, дядька! Чего звал? – колокольчиком прозвенел её голосок.

Тут, однако, прелестница увидала Ивана. Зелёные её глазищи восхищённо распахнулись.

– А, это кто ж у нас тут такой хорошенький?! – воскликнула она. – Ох, тошнёхонько мне!  Разбил сердечко девичье! – девица поманила пальчиком. – Иди ко мне, красавчик. Уж я тебя пощекочу!

Иван, встретившись с нею взглядом, враз лишился рассудка. Не помня себя он двинулся к полынье. Шаг... Другой...

Словно откуда-то издалека раздался, вдруг, голос лешего:

– Ах ты ж, блудница мокрохвостая! Ишь, чего удумала! Я вот ща сам тя пощекочу промеж бесстыжих-то зенок!

Снежный комок хлопнул девицу в лоб и наваждение пропало. Теперь она выглядела, конечно, симпатичной, однако уже не умопомрачительной.

– Ты чё творишь-то, дядька?! – надула девица губки. – Чё блудницею-то лаешься? Может, у меня любовь!

– Пусть тебя сом в омуте любит, а парня я на корм снеткам не отдам. Он нам самим нужен. Для миссии.

– Для какой такой миссии? – любопытно сверкнула глазками девица.

– Для невыполнимой! – многозначительно изрёк леший и достав из-за пазухи кисет, кинул его на лёд. – На, вот, табачку дорогого, заморского. А мне взамен рыбки на ушицу накидай. Да, не скупердяйничай!

– О эпоха бездушных потребителей! Куда катимся?! Возвышенные чувства и неземные страсти готовы принести в жертву презренному чревоугодию! Ужасный век, ужасные сердца!..  – вздохнула горестно девица, взяла кисет, и взвившись вдруг над полыньёю, нырнула головой вниз.

На миг в воздухе мелькнула чешуйчатая попа и сросшиеся, как у ластоногих, задние конечности. Секунду спустя, лишь круги волн напоминали о ней.

– Это русалка была?! – спросил Иван почему-то шепотом.

– Она самая, – кивнул леший. – Не рыба, не мясо.

– Настоящая?!

Ерофей Фомич озадаченно глянул Ивану в глаза.

– Эх, паря! Слыхал я, что у вас там в городах нынче заместо настоящих, резиновых баб делают. Надувают их, да и пользуют. Думал – брехня, ан, видать, и впрямь. А только, русалок-то резиновых не бывает. Знаешь почему?

– Почему?

– А потому, дурья твоя башка, что ежели её надуть, как шпана лягух через соломинку надувает, то как же она, по-твоему, нырять сможет? Надутая-то?! Никак! Это ж физика! Так что, русалка у нас настоящая, не сумлевайся.

Леший сдвинул на набекрень треух и хитро прищурился.

– Скажи-ка лучше, – спросил он, – Ты на кой ляд ей в глаза глядел?

Иван пожал плечами, а леший сокрушённо покачал головой.

– Вроде взрослый уже, а как пацан. И земным-то девкам нельзя в глаза глядеть – утонешь, а уж русалкам и подавно!

– Это – да! – согласился Иван.

Оба помолчали. Недолго. Из воды вскоре вылетели и шлёпнулись на лёд четыре упитанных форельки, одна средних размеров щука и с десяток окушков.

Живые рыбины конвульсивно подпрыгивали, стараясь добраться до родной стихии, и Ерофей Фомич принялся сноровисто собирать их в ведро. Не отрываясь от своего занятия,прикрикнул на Ивана:

– Ты чего на щуку уставился? Ждёшь когда заговорит? Хватай её, не стой столбом!

Говорить щука не умела, а то уж верно, сказала бы... Зато она умела кусаться – от пальца её удалось отцепить только благодаря подоспевшему на подмогу лешему.

– Да-а... Дикая какая-то попалась, – констатировал он, глядя на баюкавшего окровавленный палец Ивана. – Ничего, паря, ты ей нынче той же монетой отплатишь.

Несмотря на полученную травму, оба ведра – одно с рыбой, другое с водой – опять тащил молодой человек. Обратно возвращались по своим следам, в проводнике надобность отпала, и Ерофей Фомич шёл теперь рядышком.

– Надо же! – пробормотал Иван. – Настоящая русалка. Ни за что бы не поверил.

– Вот именно, – отозвался леший. – В том-то и беда! Вы там у себя верите во что ни попадя, чего нет и не было никогда, а тех, кто рядом с вами живёт не замечаете!

Молодой человек спорить не стал. Да, и как тут поспоришь? Однако чтобы избежать дальнейших, хоть и справедливых, но малоприятных упрёков, решил сменить тему.

– А, зачем русалке табак понадобился? – спросил он.

– Так он ей и без надобности, – махнул рукой Ерофей Фомич. – Она его водяному таскает. Другой вопрос – ему-то табак зачем? Курить под водою никак не возможно. Не знаю, но думаю, что жуёт он, мокрица старая, мою махорочку. Уж сколь я на него дефицитного продукта извёл не счесть! Однако нынче я ему, заместо самосада, твоего табачка, плохонького, подсунул. Авось, не распознает.

– Погоди-ка, Ерофей Фомич! – нахмурился Иван, раздосадованный внезапной догадкой. – Ты что же, всегда у водяного табак на рыбу меняешь?

– Угу, – подтвердил леший. – Ничего другого не берёт, зараза этакая.

– И зачем же я, блин, в таком случае, как дурак, с ведром этим, а?!

– Так ить... – леший забегал глазами, – Попробовать-то стоило.

Иван промолчал. Ерофей Фомич глянул на него искоса.

– Э-э, паря, да ты никак обиделся? Это ты напрасно! Честно тебе скажу, ты когда речку вычёрпывал, я аж загляделся. Ну, думаю, хоть умишком не вышел, зато силушкой богатырской взял! Вот она, удаль-то молодецкая! Эх, раззудись плечо, размахнись рука! Одно слово – орёл.

Приведённые доводы, отчего-то, не оказали на Ивана ожидаемого воздействия. Леший озадаченно почесал в затылке и сменил восторженный тон на проникновенный.

– Вот ты, небось, думаешь, мол, баловство. Ан, нет! Научные изыскания. Вот чем мы с тобою занимались-то. Искали истину. Тернист путь познания – не лепестками роз устлан, но шипами колючими. Веками народу голову морочили, а мы с тобою миф-то ложный нынче развеяли. Не ловится щука вёдрами. Дудки! Был ты прежде просто Иван, а стал Иван Разрушитель Мифов. Ну, а что по-дурости, так ведь, и Ньютон, поди, не от великого ума под яблоней со спелыми яблоками уселся. Оттого и получил по темечку. А результат – фундаментальное открытие.

Ерофей Фомич закатил глаза и вдохновенно, с завыванием, продекламировал:

– О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух! И опыт, сын ошибок трудных. И гений...

Леший вдруг умолк, и ухватив Ивана двумя пальцами за рукав, заглянул тому в глаза. Бородатая его физиономия выражала скорбное смирение.

– Я тебя о чём попросить-то хотел, Ванюша. Ты уж кикиморе моей о наших изысканиях не рассказывай. Убогонькая она у меня, с примитивным мышлением и ограниченным кругозором. Делов наших, мужицких, ей всё одно не понять, а разволнуется, чего доброго. Волноваться же ей нельзя, годы не те. Захворает. Ты уж пожалей бабушку, а.

Молодой человек, изо всех сил пряча улыбку, хранил угрюмое молчание. Так до самой землянки ни единого слова и не обронил. Кикиморе, впрочем, ябедничать на Ерофея Фомича не стал. Да та, обрадованная уловом, о подробностях рыбалки и не выспрашивала. Оттащив вёдра к печке, она уложила Ивана на расстеленную прямо на полу рогожу.

– Ты поспи, соколик. Умаялся, небось. А я покуда ушицы сварганю. Как проснешься к вечеру, похлебаем ушицы и к ентим в гости пойдём. Там и о деле нашем потолкуем.

– К кому пойдём? – поинтересовался Иван.

– К ентим, – отозвался леший. – Неужто про ентих не слыхал?

– Не-а.

– Темнота! – пробурчал Ерофей Фомич набивая махоркою трубку.

– Чего пристал к человеку! – шикнула на него кикимора. – Будто все о них знать должны. Тоже мне, знаменитости! А, ты спи, Ванюша. Спи.

Пряный аромат сена дурманил. От печки струилось тепло. Уставшие за сутки ноги гудели. Ивана вновь неодолимо поклонило в сон.

Подложив под голову треух и укрывшись тулупом, молодой человек и впрямь вскоре заснул.

* * *

Иван, хоть и не любил рыбных блюд, однако вынужден был признать, что уха удалась на славу.

Ему, как пострадавшему от щуки, положили щучью голову, чем немало его озадачили. Разбирать рыбьи головы молодой человек не умел, и Ерофей Фомич вдоволь поизгалялся над его неуклюжестью. Впрочем, несмотря на язвительные замечания лешего, еда показалась Ивану божественно вкусной. Так что, когда вся компания выбралась из землянки в морозную тьму, то дух его, находясь в молодом, выспавшемся и сытом теле, пребывал в прекрасном расположении.

Шли всё той же тропинкой, по которой Иван, стараниями лешего, сначала метался всю ночь, а затем, наутро выбрался из чащи.

На этот раз дорога оказалась вовсе уж короткой. Ерофей Фомич, нещадно фальшивя, затянул было "Белым снегом, белым снегом ночь тревожная ту стёжку замела...", однако едва успел пропеть полтора куплета, как уже и пришли. Нет, не на поляну, а к оврагу, на дне которого бил родник, давая начало ручью, покрытому теперь тонкой ледяной коркой.

Через балку – довольно, надо сказать, глубокую – был переброшен навесной мосток, а сразу за ним, почти на краю обрыва, среди леса возвышался добротный, но не лишенный изящества дом.

Цокольный его этаж, аккуратно сложенный из природного камня, венчал деревянный сруб. Тепло светившиеся окна обрамляли резные наличники, и такая же, в виде растительного орнамента резьба украшала столбы невысокого крыльца. К нему, прямо к ступенькам вела от мостка короткая, расчищенная от снега дорожка. На самом же крыльце гостеприимно горел зелёным светом необычный фонарь – свеча, поставленная в бутылку с отколотым горлышком.

Иван не стал гадать про обитателей дома. И, у спутников своих спросить не успел – слишком быстро вся компания, миновав мосток, оказалась возле дверей. Леший, услужливо их распахнув, пропустил молодого человека вперёд. Подгоняемый любопытством, тот шагнул внутрь, и в следующую секунду... едва не лишился чувств – из полумрака на него кровожадно взирали два неописуемо отвратительных монстра.

Волна первобытного, ни с чем несравнимого ужаса накрыла Ивана с головой, придавив к полу так, словно все, от начала времён, страхи человечества вдруг разом обрушились на него. Ноги подкосились, и упав на колени, молодой человек, не в силах кричать, заскулил сведённым судорогой, перекошенным ртом обречённо и жалобно. К счастью, руки тоже не слушались, иначе бы Иван выцарапал себе глаза, лишь бы не видеть кошмара столь невыносимого, что и смерть казалась желанной, ибо избавляла от него.

Когда же стучащее пулемётной очередью сердце уже, кажется, готово было разорваться, ужас вдруг отступил. Волна схлынула.

Иван, жадно хватая воздух, действительно напоминал сейчас чудом спасшегося утопающего. Краешком сознания он уловил как хрипло причитает кикимора, и почему-то поминая взбесившихся обезьян, затейливо матерится леший.

Словно, всё ещё не веря в собственное спасение, молодой человек с минуту невидяще озирался вокруг. Наконец, придя более-менее в себя, он обратил внимание на двоих людей, стоявших напротив.

Людей?.. Да, пожалуй, всё же, так. По крайней мере, их человекоподобие было очевидным. Хотя тела их с головы до пят покрывала густая шерсть, а лица походили на обезьяньи, однако в глазах светился разум.

Оба были высоки. Первый, ростом поболее двух метров, обхватив голову широченными ладонями, сокрушённо ею качал. Второй же, или вернее – вторая, поскольку особенности фигуры позволяли в ней женщину, виновато улыбалась. Причём, несмотря на внушительных размеров клыки, не возникало сомнений в том, что её гримаса – именно улыбка, а не оскал.

Никакого ужаса не осталось и в помине, зато ему на смену пришло возбуждённое удивление. Иван, конечно же догадался, кто перед ним.

– Йэти! – воскликнул он.

Ерофей Фомич, до сего момента не перестававший материться, осёкся и глянул на Ивана с укоризной.

– Ну, и на кой было нам голову морочить? Не знает он!.. Енти самые и есть, – леший с видом музейного экскурсовода повёл рукой. – Реликтовые гоминиды. Недостающее, так сказать, звено.

Поджав губы, он многозначительно помолчал и продолжил:

– Вон тот орясина, что повыше, это Ух-ё' Нилбежйыншартсиун. Можно просто Ух-ё, он откликается. А рядом супружница его Вау' Кюлготэтов.

– Можно просто Вау, – проворковала та приятным голосом, и молодой человек не сразу догадался, что голос-то звучит прямо у него в голове.

– Да-да, – продолжала, между тем, Вау. – Вы совершенно правы. Наш речевой аппарат абсолютно не развит. Мы можем издавать лишь несколько примитивных звуков. Зато, в процессе эволюции нам удалось развить способность к телепатическому общению. Согласитесь, это имеет свои преимущества.

– Это моя вина! – телепатически пророкотал басом Ух-ё. – Ваши спутники невольно экранировали Вас, молодой человек. Ваш мыслефон я внезапно обнаружил уже на пороге нашего дома. Запаниковал, и защищаясь нанёс ментальный удар. Инстинктивно. Мне нет прощения! Моя оплошность едва не стоила Вам жизни!

– Но ведь не стоила же! – Вау нежно погладила мужа по руке. – Успокойся, дорогой! Молодой человек невредим. У него поразительно устойчивая психика. Настоящий герой! Кстати, – глянула она на кикимору, – Не соблаговолите ли представить нашего гостя?

– Чего?! – захлопала та глазами.

– Ваней его зовут, – ответил за жену Ерофей Фомич. – Иваном, стал быть. Это я его нашёл!

Снежные люди переглянулись.

– Не может быть! – удивился Ух-ё. – Какое замечательное совпадение!

– У Вас чудесное имя, Иван! – заметила Вау. – Но, любимый, – обратилась она уже к мужу, – Отчего ты не поможешь нашему гостю подняться и не проводишь его в дом? Я же, тем временем приготовлю всем нам бодрящего брусничного морсу.

При слове "морс", леший скривился и замахал на хозяев

– Идите уже оба! Мы сами и поможем и проводим. Ну, паря, слыхал? – спросил он, дождавшись пока йэти уйдут и рывком подняв Ивана с пола. – Морсу! Вот так-то! Ни самогончику, ни мясца тут не дождёшься. Они вагина... то есть, вегета... короче, травоядные. Оба. Как козлы, – леший вздохнул, прикрыл глаза, покивал головой и развёл руками. – Тупиковая ветвь эволюции...

Придерживаемый под руку кикиморой, Иван, всё ещё до конца не оклемавшийся, прошёл в гостиную. По крайней мере, именно так выглядела комната, в которой они оказались. Резная, потемневшая от времени, мебель: обеденный стол, журнальный столик, несколько стульев и стеллаж высотою до потолка, заставленный книгами. В углу уютно потрескивал горящими поленьями камин. Электричества не было. Его заменяли три керосиновых лампы, света от которых хватало, чтобы разглядеть весящие на стенах пейзажи и натюрморты.

Иван, хоть не слишком-то разбирался в живописи, однако, искренне восхитился картинами, и тем самым невольно польстил хозяевам. Как оказалось, рисованием увлекалась Вау, которая слушала отзывы молодого человека со скромной улыбкой.

Вообще, Ивану в гостях понравилось. Помимо брусничного морса, хозяева потчевали мочёной морошкой, печёными яблоками, земляничным суфле и орехами в меду. Все блюда были восхитительны. Ерофей Фомич, демонстративно морщился и плевался, но при том, уплетал угощения за обе щеки.

Сами же снежные люди оказались интересными и приятными в обхождении собеседниками.

Ивана, правда, сперва несколько тревожили их телепатические способности, однако Ух-ё развеял его опасения. Они могли читать лишь те мысли, которые он и без того собирался озвучить. И, не только по этическим соображениям.

На заре эволюции, как выяснилось, Homo sapiens тоже были сильными телепатами. Затем, однако, сказалась склонность человечества к агрессии – начались войны, появились враги, а от врагов лучше скрывать свои замыслы, заменив их словами. Так легче врать. Со временем люди научились выстраивать ментальную защиту. Настолько мощную, что взломать её под силу только очень опытному телепату, однако в этом случае, человек всегда лишался рассудка.

Йэти развивались в другом направлении. Неприемля не то что убийства, но и любого насилия, они вскоре сами едва не были полностью истреблены своими агрессивными собратьями.

Спасаясь от кроманьонцев, остатки снежных людей стали селиться в труднодоступных местах. Устрашающая внешность какое-то время оставалась единственным их средством защиты. Ненадёжным.

Всякий зверь бежит когда ему страшно. Всякий, кроме человека. Человек, даже убежав сначала, потом всё равно вернётся, чтобы убить свой страх. Уж до чего были страшными пещерные медведи и саблезубые тигры!..

По мнению Ух-ё, именно эта особенность, а вовсе не большой мозг, послужила причиной успеха человечества в борьбе за выживание.

Homo sapiens не терпит конкурентов, и йэти ждала бы участь мамонтов, не научись они к тому времени отводить людям глаза, а в крайнем случае внушать непреодолимый ужас. Именно под такой удар случайно попал Иван.

Постепенно люди забыли о своих родичах. Те стали сказкой, легендой. А, йэти не только преспокойно жили всё это время по соседству, но и, пользуясь ментальной маскировкой, частенько посещали человеческие города. И книги, и прочие атрибуты цивилизации в доме Ух-ё и Вау, кстати, оттуда.

Иван внимал рассказам своих новых знакомых с искренним интересом. Леший же откровенно скучал, а кикимора так даже задремала.

Разбудила её внезапно хлопнувшая дверь. Из прихожей в комнату ворвался холодный воздух, а следом за ним вошёл колоритнейший старик.

Впрочем, на возраст указывала разве что длинная седая борода, заправленная за широкий красный кушак. Зато, богатырское телосложение свидетельствовало о недюжинной силе вошедшего.

На его, отороченном белым мехом тулупе, да на шапке из такого же меха искрился иней. И, подобно инею, искрились из-под кустистых бровей его глаза.

Одной рукой старик опирался на массивный посох, а другую положил на плечо ещё одному йэти, что робко выглянул из-за широкой спины.

Этот снежный человек, в сравнении с другими, был невелик – метр шестьдесят, не больше. Увидав его, Вау поманила рукой.

– Иди скорее сюда, Нуи' Кирамшок! Поздоровайся с нашим гостем, – позвала она и обернулась к Ивану. – Это Нуи, наша дочурка.

Нуи присела в книксене, однако подходить не стала, а выскочила в соседнюю комнату.

– Стесняется, – виновато развёл руками Ух-ё. – Маленькая ещё.

– Ну, – пророкотал старик, – Доброго молодца-добровольца, похоже, сыскали.

Он грузно уселся на стул и воззрился на Ивана.

– Представляться надо?

Иван помотал головой. После лешего, кикиморы, русалки и целого семейства снежных людей, встретить в лесу под Новый год настоящего Деда Мороза было уже не удивительно. Иван и не удивился особо, однако, почему-то оробел.

– Вижу – узнал, – кивнул Дед. – Тебя звать-то как?

– Иваном, – ответил молодой человек сиплым от волнения голосом.

– О как! Ладно! Ну, а раз, Ваня, ты меня признал, скажи-ка, чего при мне не хватает?

Иван оглядел Деда с головы до ног.

– Мешка с подарками? – предположил он.

Дед Мороз поморщился.

– Мешок – символ, бутафория для театрализованный представлений. Желания в реальности реализуются естественным способом. Погляди хорошенько!

Иван пожал плечами.

– Ну, хорошо, – Дед хлопнул ладонями по коленям. – Попробуем ассоциативную память. Вставай на стул.

– Зачем? -удивился Иван.

– Давай-давай, лезь. Меня слушаться надо.

Молодой человек, хоть и ощущал себя идиотом, однако, не решившись перечить, забрался на стул.

– Читай стишок!

– Какой?!

– Да какой угодно! – махнул Дед Мороз.

– Черный вечер. Белый снег. Ветер, ветер! На ногах не стоит человек... Вспомнил! – Иван спрыгнул со стула. – Снегурочки!

– Верно, – согласился Дед Мороз. – Садись. Нету Снегурочки! Нету кровинушки моей! Нету внученьки! Умыкнули, родимую, силы лютые!..

Причитая с подвываниями он принялся раскачиваться на стуле.

– Да, кто ж такие-то? – возмутился Иван. – Кощёй Бессмертный что ли?

Дед Мороз умолк и глянул на Ивана с сожалением.

– Хм... Похоже, переборщил я чуток с ассоциативной памятью-то, – пробормотал он.

– Не, Дед, – подал голос леший. – Это добрый молодец нам весёлый такой попался. Шутник. Он у меня и про Бабу-Ягу интересовался.

– Ну, просто, – промямил, смутившись, Иван, – Обычно Кощей киднэппингом занимается...

– Ты ещё Змея Горыныча вспомни! – укорил, его Дед Мороз. – Посерьёзнее надо быть, молодой человек. Мы не на детском утреннике. А, неприятель, между прочим, тебе хорошо известен.

Иван, хотел было воскликнуть: "Имя, сестра! Имя!", однако лишь спросил коротко:

– Кто?

Леший встал со стула, шагнул вперёд, и скрестив на груди руки, хмуро глядя на молодого человека, произнёс, будто передёрнул затвор винтовки:

– Ку-клус-клан!

В наступившей тишине все уставились на лешего. Иван со щёлчком захлопнул отвалившуюся челюсть.

– Чего-о?! – решил уточнить он.

Вау, закатив глаза, терпеливо пояснила:

– Наш друг хотел сказать – Санта Клаус.

– Час от часу не легче! – выдохнул Иван. – Ему то Снегурочка зачем?

Присутствующие переглянулись.

– В том-то и заключается интрига. – произнёс Дед.

– Всё дело в каке! – встрял леший

– В чём? – опять не понял Иван

– В каке. Которая у него, окаянного, колом.

Иван с надеждой глянул на Вау и та, вздохнув, перевела:

– Ерофей Фомич имеет в виду "Кока-колу".

– И он не так уж не прав, – подал голос Ух-ё, – В тридцатых годах прошлого века компания "Кока-кола", рекламируя свою продукцию, использовала образ добренького старичка с бутылкой. Психологическое воздействие рекламы оказалось столь сильно, что люди стали дарить детям подарки от имени рекламного персонажа. И дети поверили в него. Вера оживила картинку. Эльфы, будучи вполне реальным природным явлением, оказавшись в свите Санта-Клауса, в немалой степени помогли ему материализоваться. Однако, не до конца. Ему по-прежнему не хватает легитимности. Что делать? Не имея своей истории – изврати всеобщую, не имея своей культуры – укради чужую.

– Вот зачем ему Снегурочка наша понадобилась, – воскликнул леший, – А вовсе не затем, о чём ты подумал, похабник этакий!

– Да, я ни о чём таком и не думал... – принялся оправдываться Иван, но Дед Мороз его перебил.

– Проблема не только в этом. Желания сбываются и без Снегурочки, однако меркантильно как-то. Примитивно, грубо и однобоко.

– Про Инь-Ян слыхал? – спросил Ерофей Фомич

– Да, погоди, ты! – шикнул на него Дед Мороз. – Короче, Ваня, берёшься Снегурочку из полона вызволить?

– А, почему я?

– Больше некому. Нам в те края путь заказан. Вот йэти могли бы, у них там большая диаспора проживает, однако в силу природного пацифизма, сражаться, даже на стороне добра они не могут.

– Я ж уже неделю в лесу хоть какого-нибудь человека поджидаю! – Ерофей Фомич аж всплеснул руками. – А, тут ты сам на Заветную Поляну выходишь! Да к тому ж, и звать тебя Иваном!

– Далось вам всем моё имя, – пробормотал молодой человек.

– Э-э-э, не скажи! Оно конечно доброму молодцу и не обязательно Иваном быть, однако вытаскивать из неприятностей девиц у Иванов в традиции. Вспомни-ка народные сказания. Кто баб спасал? То Иван-царевич, то, как ты, Иван-ду...

Кикимора ткнула лешего в бок и досказала за мужа:

– То, как ты, Иван-не царевич. Так что, Ванюша, пособишь ли? Обещался.

Иван развёл руками. Действительно обещал, чего уж там.

– Куда идти-то?

– На Аляску, – ответил Дед Мороз.

– Почему на Аляску? Санта-Клаус же в Финляндии живет.

Дед Мороз вздохнул и покрутил пальцем у виска.

– Ага. А я в Великом Устюге.

– Ладно, – махнул рукой Иван. – На Аляску, так на Аляску.

– Вот и славно! – обрадовался Дед Мороз. – А чтобы легче было супостата обороть, дам я тебе с собою Меч-Леденец.

Он достал откуда-то из-за спины длинный сучёк, на одном конце, которого красовалась сосулька, формою похожая на петуха.

– Как захочешь привести его в боевую готовность – лизни.

Иван насупился.

– Не стану я петуха облизывать.

– Понятно, – проворчал Дед. – Добрый молодец у нас с понятиями. Ну, тогда просто подыши на него.

Иван кивнул, и вставая, сунул сосульку за пояс. Леший с кикиморой вызвались его проводить.

* * *

Ерофей Фомич не хвастал, когда говорил, что с ним в лесу долгих дорог не бывает. Пройдя по мостку, углубились в чащу. Тропинка свернула пару раз. Глядь, а вот и Заветная Поляна. По-прежнему покрыта неторенным снегом. И луна прежняя, и звёзды, и... морозец.

Иван почуял озноб и передёрнулся. Тулупчик-то от холода спасал исправно, да от воспоминаний, совсем свежих, укрыть не мог.

Впрочем, молодой человек взял себя в руки, и не раздумывая пошёл за лешим на Поляну. Кикимора шагала последней. От опушки по снегу отошли недалеко – шагов на полста. Здесь леший остановился.

– Ну-кась, паря, заткни уши и глаза закрой, – велел он.

Иван послушно прикрыл уши ладонями и зажмурился, однако, из любопытства, не до конца. Потому увидал, как леший сунул в рот два пальца, и засвистев, завертелся вдруг волчком.

Свист становился всё тоньше, Ерофей Фомич крутился всё быстрее, а с ним вместе закружился непроглядной стеною снежный буран. И не разобрать уже было кто свистит – леший, или колдовская вьюга.

Внезапно всё стихло. Ерофей Фомич остановился и отряхнул одежду от опавшего снега.

– Раскрывай зенки-то, – крикнул он. – Знаю же, что подглядывал.

Иван огляделся. Ни поляна, ни угрюмый ельник вокруг неё вроде бы не изменились. Вот только, ещё минуту назад с неба светила ущербная луна. Теперь же, над лесом низко зависло холодное декабрьское солнце, позволяя разглядеть метаморфозы, произошедшие с тропинкой.

Вообще-то, тропинки больше не было. Вместо неё лесной массив рассекала прямая дорожка мощённая... нет, не жёлтым кирпичом, а разноцветной тротуарной плиткой.

Леший задумчиво теребя бороду, пробормотал:

– Над Канадой небо синее, меж берёз дожди косые. Хоть похоже на Россию, всё же это не Россия... Видал, – сплюнул он с досадою, – Дороги у них тут какие?! Смотреть противно!

Иван ничего противного в ровной дорожке не нашёл, однако промолчал. Леший, между тем, продолжил:

– Дальше нам ходу нет. Отсюда, паря, придётся тебе одному шагать. Куды, и долго ли не знаю. А, почему? – Леший развёл руками, – А, потому что не сумели мы разведать где Лукас этот Снегурку нашу прячет. Дед уж и белочек и зайчиков засылал, да всё без толку. Ни один не вернулся. Думаю, изловили всех наших лазутчиков коварные эльфы. Может в клетках держат, а может и сожрали уже, с них станется. Ты, кстати, ежели повстречаешь в дороге животину из наших мест, так уж не оставь в беде, вызволи из неволи. Но, зверушки – побочный квест. Главное – Снегурочка.

– Дорогою этой, – подала голос кикимора, – Выйдешь к хоромам Санта Клауса. Как далее быть гляди сам, по ситуации.

– Помни, однако, – вновь заговорил леший, – Что вся сила Кактуса в его каке. Сам каку нипочём не пей, Иванушка – козлом станешь! А ежели захочется выпить, то вот, – Ерофей Фомич выудил их-за пазухи и протянул Ивану закупоренную еловой шишкой бутыль с бурой жидкостью. – Я тебе самогону припас.

– Бери, Ванюша, не отказывайся, – поддакнула кикимора. – Первач градусов семьдесят. Я его сама на калгане настаивала. Бери, и пусть этот фиал светит тебе, когда весь прочий свет угаснет!

Взяв бутыль, Иван сунул её в глубокий карман тулупа.

– Ну, – Ерофей Фомич смахнул скупую слезу, – Пора. Присесть бы на дорожку, да некуда. Не в снегу же гузно морозить. Ступай, уж, и назад не оглядывайся, не то обратно не вернёшься.

– Кстати, как же мне потом обратную дорогу найти? – спросил Иван.

– Не боись! Как вызволишь Снегурочку, она вас обоих домой воротит.

– А, если не вызволю?

– Ну, а если не вызволишь... проси у супостата политического убежища.

Вот так-то. Что ж, сожжённые мосты поднимают боевой дух не хуже чем "Виагра"... артериальное давление. Верное средство. И Юлий Цезарь, и Дмитрий Донской проверяли – работает. Аргумент, с которым не поспоришь. Потому, Иван молча поклонился, сочтя пафосный этот жест уместным в сложившейся ситуации, и ступил на гладкий заморский тротуар.

О, Русская земля! Ты уже за холмом!..

Валенки, столь удобные при хождении по сугробам, на тротуарной плитке предательски скользили. Да, и прочий наряд казался теперь несуразным. Быть может оттого, что другим стал сам лес вокруг. Каким-то причёсанным, что ли. Иван пожалел о собственной одежде, что осталась в землянке. Здесь, она оказалась бы кстати.

Ёлочки, аккуратно высаженные по обочинам, были красивы искусственной красотой и напоминали те, что ставят под Новый год в офисах, банках и торговых центрах. Разве что, однообразных шаров на ветках не хватало, да ещё набившего оскомину мотивчика: "Динь-динь-дон, динь-динь-дон...".

Ивану стала вдруг понятной злая досада Ерофея Фомича. Где гармония восстающая из хаоса?! Где довольство малым и неудовольствие достигнутым?! Где вселенская печаль и безудержное веселье?! Эх, где вы, родные канавы и буреломы?! Нету! Лишь дорога, ровная да гладкая, как стекло, и тишина.

Вот, между прочим, тишина. Разве обычна она для нормального леса?

Внезапная догадка насторожила Ивана. Вокруг действительно было неестественно тихо, но в то же время, молодого человека не покидало ощущение чьего-то пристального к нему внимания.

Как следует поразмыслить над выявленной странностью он не успел – из-за деревьев раздалось многоголосое улюлюканье и в следующий миг что-то липкое с чавкающим звуком несильно ударило Ивана в лоб. Ещё секунда, и противная масса со шлепками залепила ему всё лицо, включая глаза. Ослепнув, Иван подскользнулся, но совсем не упал, сумел опуститься на задницу.

Прочистив глаза, он разглядел, что вязкое вещество оказалось... мокрой, вероятно жёванной, газетой. Иван поднял голову. За время, что он оставался незрячим, дорогу впереди успели перегородить две шеренги невысоких человечков одетых в зелёные кафтаны. Первая шеренга припала на одно колено, вторая стояла в полный свой невысокий рост. Каждый держал в руках рогатку с резинкой, натянутой до уха, и уши эти не оставляли сомнений в этнической принадлежности мелюзги. Эльфы!

– Залпом. Пли! – раздался воинственный писк их предводителя, чей кафтан был украшен галуном и золотыми эполетами.

Резинки щёлкнули и туча пережёванных комков, прежде чем поразить Ивана, на миг заслонила солнце. На этот раз, однако, молодой человек не растерялся. Успев прикрыть лицо ладонью он смог подняться на ноги. Благородная ярость берсерков и школьных педагогов вспенила его кровь. Иван рванул из-за пояса оружие Деда Мороза, и припомнив инструкцию, дунул на него.

Тотчас сосулька матово засветилась, завибрировала, загудела и обрела не просто очертания, но форму Грозного Петуха, а в небе над лесом вдруг возник полупрозрачный образ Деда Мороза.

– Да пребудет с тобой Сила, – услыхал Иван знакомый шепот.

Эльфы попятились.

– Стрелять по готовности! – запищал их главарь, но Иван оттолкнувшись, про скользил несколько метров, да изловчился ухватить того за острое ухо. Крутанул, повернув визжащего эльфа к себе спиной, и шлёпнул его Мечом-Леденцом по заднице. Хотел ударить плашмя, однако Петух сам собою клюнул эльфа в тощую ягодицу. Видать, больно.

Эльф умолк, и от неожиданности Иван отпустил его ухо. Коротышка, держась за попу, сделал пару шагов.