Текст книги "Злая корча"
Автор книги: Денис Абсентис
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Глава 21
Размах молота
Традиционно считалось, что процессы над ведьмами пошли сразу после выхода «Молота ведьм», укомплектованного буллой папы Иннокентия VIII «Summis Desiderantes». Стандартное описание выглядело обычно так:
В то время преследования ведьм не были редкостью в Германии. После знаменитой буллы папы Иннокентия VIII от 5 декабря 1484 года, в которой признавалось существование ведьм и разрешалось их преследование, немецкие инквизиторы Якоб Шпренгер, Иоганн Гремпер и Генрих Кремерс возглавили поход против ведьм. В 1487 году они издали в Кельне книгу «Молот ведьм», после чего начались многочисленные процессы и казни[460]460
Нессельштраус Ц. Г. Альбрехт Дюрер: 1471–1528. Искусство, 1961. С. 79.
[Закрыть].
Эта точка зрения казалось такой привычной, что только в последние десятилетия многие историки стали замечать некую странность – массовые ведовские процессы пошли далеко не сразу. Профессор Гиллербранд, специализирующийся на истории христианства и реформации, отмечает небольшую волну процессов в Европе, увеличение интереса художников к теме ведьм, рост «ведьмологии», появившиеся в XVI веке бездарные плагиаты с «Молота ведьм»: «Так как обширные темы „Молота“ были лишь богословской порнографией, ни дурная слава, ни склонность к имитации не удивительны»[461]461
Hillerbrand, Hans J. The «Other» in the Age of the Reformation // Infinite boundaries: order, disorder, and reorder in early modern German culture, Vol. 40, edited by Max Reinhart. Truman State University Press, 1998. p. 258.
[Закрыть].
Но это еще не вся история. Отмечается пассивность народа и даже сопротивление против зарождающегося повального ведьмовского безумия. Как уже отмечалось, реальная волна преследования ведьм и колдовства не начиналась до середины шестнадцатого столетия. Мы можем заключить, что в конце пятнадцатого века колдовство (то есть, практика магии и колдовства) еще не считалось социальным отклонением. Люди не видели ничего плохого в колдовстве, поскольку существовала «хорошая» магия (такая, как приворот любимого), а представления о ночных полетах женщин или превращений в животных не выходили за рамки народного воображения и фантазии. В конце концов, истории, которые люди слышали с раннего детства, множество басен и сказок, были наполнены такими волшебными событиями. Важно отметить, что магия не считалась исключительно вредоносной. Только в середине шестнадцатого века призывы «Молота» начнут находить понимание, колдовство станет всерьез преследоваться по всей Европе, произойдет изменение отношения и самого менталитета[462]462
Ibid.
[Закрыть].
Робин Бриггс замечает, что «пауза перед тем, как началось действительно интенсивное преследование ведьм, слишком велика, чтобы ее игнорировать»[463]463
Briggs, Robin. Witches and Neighbours: The Social and Cultural Context of European Witchcraft. London, 1996. p. 58.
[Закрыть]. Брайан Левак утверждает: «Вместо того, чтобы медленно набирать силу и постепенно привести к большой панике конца XVI и начала XVII века, число процессов не возрастало в течение первой половины шестнадцатого столетия, а в определенных областях фактически уменьшилось»[464]464
Levack, Brian P. The witch-hunt in early modern Europe. Pearson Longman, 2006. p. 205.
[Закрыть]. В новом издании «Энциклопедии колдовства» эта мысль повторяется в отдельной главе с характерным названием «Период ограниченных процессов и малой охоты на ведьм, 1520–1560»: «трудно избежать заключения, что начало шестнадцатого столетия было периодом относительного спокойствия в аспекте колдовских процессов»[465]465
Golden, Richard M. Encyclopedia of witchcraft: the Western tradition. Volume 1. ABC–CLIO, 2006. p. 187.
[Закрыть].
Десятки подобных наблюдений собраны также в статье Маргарет Салливан «Ведьмы Дюрера и Ганса Бальдунга», призванной доказать, что ведьмы на гравюрах и рисунках этих художников не были, как обычно принято считать, реакцией на текущую охоту на ведьм, суды, или демонологические трактаты.
Хотя Malleus maleficarum, страшный и опасный трактат, написанный доминиканскими монахами Яковом Шпренгером и Генрихом Крамером, был издан в Кельне в 1486 году, нет никаких свидетельств, что «Молот» был «чреват увеличением преследований за колдовство и магию, большим, чем тот уровень преследований, что уже и так сложился к концу пятнадцатого столетия», согласно Петерсу, и трактат «не оказал никакого заметного влияния на судебное преследование колдунов и ведьм в течение почти половины столетия» (Peters, 173–74)[466]466
Sullivan, Margaret A. The Witches of Dürer and Hans Baldung Grien // Renaissance Quarterly, 53, Summer 2000. pp. 333–401.
[Закрыть].
«Безумие охоты на ведьм», – считает Салливан, – «еще не набрало силу до конца шестнадцатого века, в то время как ведьмы Дюрера и Бальдунга принадлежат к более раннему времени. Они более вероятны как ответ на гуманистический интерес к поэзии и сатире античного мира, и лучше их понимать как творческие произведения, созданные для художественных целей и удовлетворения гуманистической аудитории»[467]467
Ibid.
[Закрыть].
С тем, что до второй половины XVI века с массовой охотой на ведьм не складывалось, трудно не согласиться. Но есть и такой момент – гравюры ведьм как-то странно пропадают с приходом Реформации. В Страсбурге Реформация имела относительно умеренный характер: церкви лишались алтарей, а на картины никто не покушался. Тем не менее теперь художники обращаются больше к темам из классической литературы и к портретной живописи, а интерес к «поэзии античного мира» именно в виде гравюр с ведьмами внезапно заканчивается. Может, причина здесь более проста – перестают поступать церковные заказы на такие гравюры? В 1509 году в Страсбурге Бальдунг многочисленные гравюры с ведьмами рисует, а вернувшись опять в Страсбург в 1517 году – уже нет (только так называемая картина «Ведьмы погоды» от 1523 года, настолько сильно отличающаяся от ранних изображений, что некоторые искусствоведы вообще не считают изображенных женщин ведьмами).
Здесь стоит вспомнить мало кому известного персонажа из буллы Иннокентия, которому было поручено курировать бизнес инквизиторов: «…поручаем вышеназванным инквизиторам, чтобы они и каждый из них, при помощи нашего возлюбленного сына Иоанна Гремпера, магистра из Констанцской епархии…». Сегодня мы почти ничего не знаем о деятельности Гремпера (Johannes Gremper), о нем сохранилось лишь несколько упоминаний в документах. Неизвестно, как он координировал, пропагандировал и развивал деятельность инквизиторов. Все же, учитывая, что Молитор (автор демонологического трактата, выпущенного на год-два позже «Молота») тоже из Констанца, почти одновременный выпуск двух самых тиражируемых демонологических трактатов, надо думать, не случаен. Так же, как и массовый выпуск гравюр с ведьмами немного позже. Создается явное впечатление о целенаправленном пиаре этой темы папством. Трактаты – для наиболее образованных, наглядные гравюры – для неграмотного народа. Мидельфорт не зря отмечал: «Несмотря на его последующую известность, полный мизогинии[468]468
Ненависть по отношению к женщинам.
[Закрыть] Malleus Maleficarum пятнадцатого столетия был изложен на трудной латыни, и был поэтому доступен только для ученых»[469]469
Midelfort, H. C. Erik. Witch hunting in southwestern Germany, 1562–1684: the social and intellectual foundations. Stanford University Press, 1972. p. 5.
[Закрыть]. Ровно то же относится и к трактату Молитора.
Почему же охота на ведьм не разгорелась сразу после выхода «Молота ведьм»? Даже во время эпидемии эрготизма 1486–87 годов? Потому что ни клир, ни светские власти, ни народ к этому еще не были готовы. Десятилетия понадобятся, чтобы светские власти и клир прониклись мудростью демонологических трактатов. Не только в том смысле, что ведьмы существуют, а осознанием того, что на этом можно неплохо заработать. К тому времени и народ, который под влиянием пропаганды начнет верить в злобных ведьм и демонов, этому уже не воспротивится, не устроит какое-нибудь восстание по такому поводу, а только скажет спасибо за заботу инквизиции и церкви о нем. Также отчасти дело в том, что конкретно эта эпидемия была не слишком типичной для Германии. Это был гангренозный эрготизм (по Гиршу, а судя по гравюре из трактата Молитора – все же смешанный), а не конвульсивный, который будет мучить страну в последующие столетия. Галлюцинации же присущи больше именно конвульсивной форме. При гангренозной – руки, ноги и члены отваливаются, а ведьм на метлах практически не наблюдается. Пока народ не «увидел» летающих ведьм вживую, и борьба с колдовством основывалась только на абстрактных суевериях, католический ведьмобизнес шел относительно вяло. Но главное – народ надо было убедить в абсолютной вредности ведьм. Без этого, даже «видя» ведьм, инквизиторов поддерживать никто не будет.
Со временем эта задача демонологов оказалось выполненной – удалось окончательно разделить в сознании народа «волшебство» и «колдовство». Волшебства больше нет, оно отдано христианским святым, а все «злое» колдовство – порча, непогода, гибель урожая и пр. – оставлено ведьмам, которых за это надо наказывать. Но раздел идет не по, условно, «белой магии» и «черной», а по другому признаку. Не вред и польза для жизни и благополучия человека будут критерием, а вред и польза для церкви. Христианские святые стали ответственны не столько за излечение болезней, сколько за наказание этими болезнями тех, кто ведет себя неправильно (богохульничает, не платит десятину и пр.). Молитва святому – это чаще не просьба о защите, а мольба о снятии проклятия, которое он же и наложил. Все болезни носят имена святых. И вовсе не от того, что святые эти болезни бескорыстно исцеляют по своей доброте. Откроем трактат Парацельса и посмотрим названия типичных средневековых заболеваний: «кара св. Кирилла», «месть св. Иоанна» и т. д.[470]470
Paracelsus (Theophrastus Bombastus von Hohenheim, 1493–1541): essential theoretical writings. (1589) // Paracelsus; Andrew Weeks. Volume 5 of Aries book series. BRILL, 2008. p. 775.
[Закрыть] Теперь страшно отзываться плохо о Боге, о дьяволе, о святых – только ведьмы остаются беззащитными. Но и их, виновниц всех несчастий, стоит уничтожать скорее, пока они не смогли отомстить.
Вспоминать Сатану злым словом было так же опасно, как и злословить о святых, исцеляющих (или насылающих) недуги. Так, на Западе XV–XVII вв. были известны и опасны не менее сорока болезней, названных по имени святых, причем некоторые недуги приписывались сразу нескольким святым. Наиболее опасными и, видимо, наиболее известными были «огонь св. Антония» (гангрена), недуг св. Жана или св. Лу (эпилепсия), болезнь св. Акера или св. Матурена (безумие), болезнь св. Рока или св. Себастьяна (чума), недуг св. Фиакра (геморроидальные шишки), болезнь св. Мора или св. Жену (подагра). С давних пор в рассказах о чудесах подчеркивалось, что болезнь является отмщением оскорбленного чем-либо святого. Григорий Турский рассказывает, что некий человек, с пренебрежением отзывавшийся о св. Мартине и св. Марциале, оглох, ослеп и умер в безумии. На заре Нового времени рассуждения большинства людей оставались на уровне времен Григория Турского[471]471
Делюмо, Жан. Ужасы на западе: Исследование процесса возникновения страха в странах Зап. Европы, XIV–XVII вв. / Пер. с фр. М.: Голос, 1994. С.38.
[Закрыть].
Как нередко уже случалось в истории, процесс вскоре станет стихийным. Вот тогда колдуньям уже совсем не поздоровится. Сначала ведьм будут жечь из-за денег, затем в их существование искренне поверят и будут таким образом бороться с дьяволом, уничтожая сатанинские ведовские секты. Потом в свое существование поверят и сами «ведьмы». Инквизиция работала на самоокупаемости – классическое хозрасчетное предприятие, чья деятельность прямо зависела от постоянного пополнения рядов подозреваемых. Жертвы сами платили жалованье и чаевые судьям, судебным чиновникам, палачам, врачам, священникам, писарям, стражникам, обслуживающему персоналу. Охота на ведьм стала основным занятием для множества людей, наживавшихся на осужденных. Доход распределялся между священниками, судьями, врачами, писцами, помощниками в суде, палачами, охранниками, посыльными, заканчивая рабочими, рубившими лес для сожжения и сооружавшими эшафоты. Косвенную прибыль получали содержатели гостиниц и таверн от толпы, собиравшейся наблюдать за казнями. Бизнес средней руки превратился в развитую индустрию.
Но то сумасшествие, что началось позже, уже не могли объяснить даже сами инквизиторы. Впрочем, не совсем так – инквизиторы, конечно, объяснить могли, но исходя из своих представлений. Писал же инквизитор Никола Реми, что для него «необъяснимых фактов не существует», так как «то, что ненормально, принадлежит дьяволу». Поскольку такие представления были господствующими, то ведьм и колдунов будут жечь все – католики, протестанты, а особой жестокостью и массовостью прославятся князья-епископы. Жечь уже далеко не всегда будут ради прибыли. Одержимость ведовством, главным образом во Франции, Швейцарии и Германии, примет жуткие формы. В деревнях порой начнет недоставать дров для костров. Испуганные чиновники будут докладывать с мест: «Скоро здесь некого будет любить; некому будет рожать: все женщины сожжены»[472]472
Лозинский С. Г. История папства. М.: АН СССР, 1961. С. 246.
[Закрыть]. Возмущенный теолог Корнелиус Лоос в конце XVI века обрушится на алчных охотников на ведьм: «жестокие мясники лишают жизни невинных, новые алхимики чеканят золото и серебро из человеческой крови»[473]473
Роббинс Р. Х. Энциклопедия колдовства и демонологии. М.: Локид-Миф, 1996.
[Закрыть]. Но он опоздал со своим прозрением, это уже во многом была не коммерция, а безумие. Корнелиуса по указанию папского нунция самого бросят в тюрьму и подвергнут пыткам, так как его рукопись оскорбит Петра Бинсфельда, епископа Трира, одного из известных демонологов и охотников на ведьм того времени. А книгу Корнелиуса найдут только через 300 лет в библиотеке иезуитов. Петр Бинсфельд, тем не менее, славился своей добротой – он считал, что девочек до двенадцати лет не стоит обвинять в колдовстве, тогда как другие инквизиторы приговаривали к сожжению детей в возрасте от двух до пяти лет. Тем временем в Трире в мае предписывалось непрерывно звонить в колокола по ночам, чтобы защитить город от летающих ведьм, а в двух деревнях Трирского округа остались всего две женщины, остальные уже были сожжены[474]474
Henne am Rhyn, Otto. Allgemeine Kulturgeschichte von der Urzeit bis auf die Gegenwart. vol. 4. O. Wigand, 1878. p. 331.
[Закрыть].
В XVII веке император Священной Римской империи Фердинанд II стал высказывать неудовольствие происходящим. После этого сам папа Урбан VIII был вынужден попытаться охладить пыл охотников. Он направил двух своих кардиналов в Кельн, приказав им положить конец кровавому безумию, ибо происходит нечто бессмысленное, даже папе уже непонятное. Но обезумевших епископов было уже не остановить. Роббинс писал: «Часто не принимается во внимание и другой важный аспект: в начале XVII века колдовство из явления, представлявшего интерес, превратилось в доходное предприятие»[475]475
Роббинс, op. cit.
[Закрыть]. С этим сложно согласиться. Почему только в XVII веке? Потому что сами клирики об этом раньше не писали? Естественно – одни в ведьм верили, другие на этом кормились, а писать испуганные заметки стали только тогда, когда сами ужаснулись от того, что происходило вокруг. Охота на ведьм с самого начала была доходным предприятием и организовывалась как таковое. Но, исправно продолжая кормить своих работников, система дала сбой и на фоне массовых психозов начала пожирать саму себя.
Лишь в начале XVII века разносторонне развитый бизнес колдовства был однозначно осужден в святцах Трирского собора… «И от суда к суду через все города, деревни, епархии, спешили специальные обвинители, инквизиторы, нотариусы, присяжные, судьи, констебли, тащившие в суд и подвергавшие пыткам человеческие существа обоих полов и сжигавшие их в огромных количествах. Едва ли хоть один из тех, кто был обвинен, избежал наказания. Не избежали его даже видные деятели, управлявшие городом Триром, поскольку судья, два бургомистра, несколько советников и помощников судей были сожжены. Каноники всех корпорационных церквей, приходские священники, благочинные были сметены как во время катастрофы. Безумие разъяренного населения и судов в единой жажде крови и добычи настолько распространилось, что едва ли нашелся хоть кто-нибудь, не запятнанный подозрением в этом преступлении. В то же время нотариусы, переписчики и содержатели гостиниц обогащались»[476]476
Роббинс, op. cit.
[Закрыть].
Не совесть вдруг проснулась здесь у каноника Иоганна Лидена, а накопившийся страх. Упомянутое «безумие разъяренного населения и судов в единой жажде крови» уже пугало самих священников, как и ясное осознание того, что они также не застрахованы от любых обвинений. Разбуженный папой Иннокентием демон просыпался долго, но, проснувшись, оказался неуправляем.
В ужасе описывает происходящее в Бонне священник Дюрен в начале XVII столетия (точная дата письма неизвестна):
Верно, погибло уже полгорода: профессора, студенты, изучавшие право, священники, каноники, викарии и монахи были схвачены и сожжены… Канцлер с супругой и жена его личного секретаря уже казнены. На Рождество Пресвятой Богородицы казнили воспитанницу князя-епископа, девятнадцатилетнюю девушку, известную своей набожностью и благочестием. Я видел обезглавленного и сожженного каноника Ротензаэ. Трех-четырехлетних детей объявляют любовниками дьявола[477]477
Munro, Dana Carleton. The fourth crusade. Vol. 3, Issue 1 of Translations and reprints from the original sources of European history. The Department of history of the University of Pennsylvania, 1907. p. 19.
[Закрыть].
И здесь уже нельзя все списывать только на «бизнес колдовства», как делает Роббинс, тем более относя его к позднему периоду. На такой взгляд давно уже возразил Мидельфорт, указав, что в некоторых, широко заполненных ведьмами областях, запрещалась конфискация имущества, а в некоторых других, где конфискация происходила, ведьм жгли, наоборот, мало[478]478
Midelfort, 1972. p. 5.
[Закрыть]. То есть присутствует еще какой-то неучтенный фактор массового психоза.
Но никто до сих пор не попытался связать две очевидные и давно хорошо известные тенденции: начало массовой охоты на ведьм, широкое распространение психозов, явления «одержимости» в монастырях – и характерное изменение питания населения: значительное увеличение потребления ржи. У всего этого есть довольно четкий порог. Время «перелома» – 1550–1560 годы.
Глава 22
Перелом: 1550–1560
Если публикация «Молота ведьм» фактически не сопровождалась увеличением колдовских процессов, которые в первых десятилетиях следующего века и вовсе пошли на спад, то в середине шестнадцатого столетия тенденция полностью изменилась: «приблизительно с 1550 года кривая преследований взлетает со скоростью кометы»[479]479
Gibbons J. Recent Developments in the Study of The Great European Witch Hunt // The Pomegranate (5), 1998.
[Закрыть].
Считается, что процессы над ведьмам впервые достигли панических пропорций в 1560 году, а основной пик пришелся на 1620–1660 года (см. Trevor-Roper, 1967). Подводя итоги предыдущим исследованиям, Кристина Ларнер (1981) отмечает: «Создается впечатление, что в течение первой половины шестнадцатого века охота над ведьмами почти прекратилась. Были вспышки в Комо в Италии и в Стране Басков, но они очень мало затронули другие места. Франция и Германия, которые были эпицентрами охоты на ведьм в конце пятнадцатого века и снова станут таковыми во второй половине шестнадцатого и в семнадцатом столетиях, казалось, почти забыли о колдовстве»[480]480
Jensen, Gary F. The path of the devil: early modern witch hunts. 2007. p. 65.
[Закрыть].
Коррелирует с этим и распространение паники, психозов и одержимости.
Обычно считается общепризнанным, что с конца XV века до 1560 года случаев судов над ведьмами было немного. Несколько процессов прошло в Пиренеях и Барселоне в 1507, 1515 и 1520-х годах. Эпидемии нервных расстройств, не связанные с колдовством, тоже были редки[481]481
Matossian M. K. Poisons of the Past: Molds, Epidemics and History. Yale University Press, 1989. p. 74.
[Закрыть].
Страх перед ведьмами и их происками разгорается с невиданной силой с середины XVI века, сопровождаясь эпидемиями психических расстройств. Особенно это заметно в Германии. К примеру, только в 1559 году начали жечь ведьм в Хорбе-на-Неккаре, тогда как в Роттенбурге очищающие костры не загорались до 1578 года. Зато бороться с ведьмами начали сразу с размахом. В Роттенбурге, после сожжения очередной порции ведьм в 1585 году, судьи даже попытались остановиться, говоря, что если они продолжат жечь ведьм с такой скоростью, то скоро в городе вовсе не останется женщин[482]482
Midelfort, H. C. Erik. Witch hunting in southwestern Germany, 1562–1684: the social and intellectual foundations. Stanford University Press, 1972. p. 91.
[Закрыть]. Только в это время идеи «Молота» становятся популярным. Мидельфорт относит начало больших процессов на юго-западе Германии к 1562 году. Раньше даже клир к знаменитому трактату инквизиторов относился прохладно:
Это замечание крупного специалиста по охоте на ведьм в Германии Мидельфорта довольно показательно. Мания «потери членов», о которой столько писали инквизиторы, сильно распространилась также только с середины XVI века и приняла форму психоза «завязанных узелков». В Германии и Франции стали панически бояться, что ведьмы могут лишить мужчину потенции, завязав шнурок узелком во время венчания и произнеся при этом особые заклинания. Завязывание узелка стало символизировать кастрацию и отсечение гениталий. Само поверье было древним, есть оно и сейчас, но никогда этот страх не овладевал людьми с такой силой, как во время пика охоты на ведьм. О таких кознях ведьм много писали демонологи. Судья Пьер де Ланкр, обнаруживший не одну тысячу ведьм в стране басков, подтверждал, что вера во фригидность как следствие завязывания узелка была настолько распространена во Франции, что знатные люди не хотели больше венчаться днем, а освящали брачный союз ночью. Они полагали, что таким образом смогут избежать сатанинских чар. Кюре Тьер из Шартрской епархии приводит список известных ему соборных и синодальных решений, запрещающих завязывание узелков. В период 1529–1679 гг. их было тринадцать (по сравнению с пятью в предыдущие века). Народ находит свои способы бороться с колдовством: надо мочиться в замочную скважину церкви (вряд ли этот способ нравился местным священникам), лить вино через кольцо и т. д.
Как можно заметить, многие магические действа, например, струя вина или мочи, пущенная через кольцо невесты или скважину церковной двери, символизируют неразрывность брачных уз. Точно так же монеты в ботинке жениха могут означать половые органы будущей жены, защищенные от колдовских покушений. Многообразие способов защиты от сглаза говорит об обеспокоенности населения. Помимо перечисления способов защиты Тьер говорит также о страшной панике, которой подвергались люди, считающие, что им завязали узелок.
«Это зло так сильно бьет по людям, которые считают себя околдованными, что для своего излечения они готовы на все. Им нет дела до того, кто их вылечит – Бог или дьявол, – лишь бы избавиться от чар».
Смелое заявление, учитывая эпоху, когда оно было сделано, может быть мерилом страха[484]484
Делюмо, Жан. Ужасы на западе: Исследование процесса возникновения страха в странах Зап. Европы, XIV–XVII вв. Пер. с фр. М.: Голос, 1994. С. 32–33.
[Закрыть].
Порог начала этого массового психоза – все тот же, что отмечали и современники:
Монах Кресле в «Двух книгах о сатанинской злобе», вышедшей в 1590 году, вносит хронологические уточнения: начиная с 1550–1560 гг. завязывание узелков сильно возросло. Он устанавливает зависимость между этой эпидемией и отходом от истинной религии: «Во времена наших отцов чародейство и колдовство при венчании не было так распространено, как это стало в последние тридцать-сорок лет, когда ереси стали осквернять религию и появилось безбожие»[485]485
Ibid.
[Закрыть].
Но причины этой «если не исключительной, то по крайней мере тревожной» ситуации, а так же выкидышей, депрессии и прочего для Делюмо непонятны:
Недостаточность питания, конечно, вызывала у людей, особенно малообеспеченных, непроходящую усталость, депрессию, которые безусловно могут считаться причиной дородовой смертности, непроизвольных выкидышей и даже импотенции. Но мужскую фригидность нельзя объяснить только недоеданием. Об этом пишут Рабле, Брантом, Монтень, Бодэн и кюре Тьер. Кстати, предписываемое им лечение (розги по оголенному телу) должно разогреть кровь у мужа. Так что же произошло в начале Нового времени, если завязывание узелка – это старинное деревенское суеверие – вышло за пределы сельской местности и укоренилось в письменной культуре?[486]486
Ibid.
[Закрыть]
Бороться с ведьмоманией и пытаться объяснять что-либо естественными причинами к этому времени становиться уже опасно:
Одновременно с поддержкой предрассудков некоторые стремились опровергать их. До 1550 г. это было можно сделать и остаться в живых, после 1550 г. и в течение следующего столетия оппонентов принуждали к молчанию запугиванием или угрозой смерти[487]487
Роббинс Р. Х. Энциклопедия колдовства и демонологии. М.: Локид-Миф, 1996.
[Закрыть].
Давление церкви не ослабевает: в 1559 году по поручению бывшего Великого инквизитора, ставшего папой Павлом IV, выпускается первый «Индекс запрещенных книг» (Index Auctorum, et librorum Prohibitorum). Набирают силу иезуиты. Но еще можно мягко сомневаться. Монтень пытается объяснить манию узелков тревогой и страхом, а веру в чудеса и колдовство – фантазиями невежественных людей:
Вполне вероятно, что вера в чудеса, видения, колдовство и иные необыкновенные вещи имеет своим источником главным образом воображение, воздействующее с особой силой на души людей простых и невежественных, поскольку они податливее других. Из них настолько вышибли способность здраво судить, воспользовавшись их легковерием, что им кажется, будто они видят то, чего на деле вовсе не видят. Я держусь того мнения, что так называемое наведение порчи на новобрачных, которое столь многим людям причиняет большие неприятности и о котором в наше время столько толкуют, объясняется, в сущности, лишь действием тревоги и страха[488]488
Мишель Монтень. Опыты. Избранные произведения в 3-х томах. Том I. Пер. с фр. М.: Голос, 1992.
[Закрыть].
Папская цензура пока еще придирается только к отдельным выражениям Монтеня, касающимся осуждения им жестокости пыток, целиком книга будет запрещена значительно позже.
В 1562 году Питер Брейгель Старший начинает рисовать картины, поразительно напоминающие произведения Босха и представляющиеся многим искусствоведам непонятными и сюрреалистичными – «Безумная Грета» («Сумасшедшая Мэг»), «Триумф Смерти», «Падение ангелов». Кажущееся необъяснимым «безумие» сюжетов этих картин к 1564 году логично сменяется изображением «злой корчи» и «пляски Витта» в «Паломниках, идущих к церкви в Моленбек», а в 1568 году мы видим последствия эрготизма: «Калек» и «Процессию слепых». Брейгель совершенно реалистично изобразил весь цикл развития эпидемии – от галлюцинаций до гангрены и катаракты. Тем временем вера в чудесное и чудовищное увеличивается:
В 1560 году появились «Необыкновенные истории» Боэстюо – книга, о которой можно сказать, что она создала жанр. Она сразу же имела шумный успех, о чем свидетельствует как количество ее переизданий, так и продолжения, с помощью которых ее неустанно стремились удлинить вплоть до конца XVI века. Она была переведена на английский и голландский, а в самой Франции переписывалась, перелагалась и широко цитировалась. Вскоре А. Паре позаимствовал из нее немалую часть своих рассказов. За книгой Боэстюо последовал «Трактат о чудовищах» богослова и проповедника Арно Сорбена (1567), переведенный на французский Бельфоре, и книга А. Паре «Чудовища и чудеса» (1573).
Люди эпохи Возрождения находили удовольствие в описаниях чудовищных существ, в рассказах о поразительных фактах и их перечислении. И у них было чувство, что с недавнего времени число таких фактов умножилось – также, как число колдунов и богохульств, причем связь между теми и другими не была случайной. В то время колдовство представлялось наиболее веским доказательством перевернутости мира[489]489
Делюмо, Жан. Грех и страх: Формирование чувства вины в цивилизации Запада (XIII–XVIII вв.). Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2003, С. 178.
[Закрыть].
Эта «перевернутость мира» будет царствовать в Европе сотню лет, отражаясь в загадочных битвах в небе Нюрнберга (1561), шарах над Базелем (1566), в газетных новостях: «В среду 18 февраля 1579 г. с двух часов дня до самого вечера над Парижем летали драконы и змеи, и все могли их видеть»[490]490
Делюмо, 1994. С. 46.
[Закрыть], а в конце гротескно и наглядно проявится во время психической эпидемии 1669 года, когда жители Нормандии заметят, как двести с лишним человек нагишом пляшут возле Ла-Эйе-де-Пюи (вот это, возможно, правда – пляскам Витта самое место в такой ситуации). Затем нормандцы начнут видеть то летающих обнаженных ведьм, то толпы людей, обступивших козла и держащих в руках черные свечи, причем «некоторые крестьяне утверждали, что видели среди них и священников, которые служили мессы, стоя на голове»[491]491
Горелов Н. Бич и молот. Охота на ведьм в XVI–XVIII веках. М.: Азбука-классика, 2005.
[Закрыть].
Для местных священников, впрочем, никакой «перевернутости мира» уже не существовало – все было привычно и естественно. Совместными усилиями судьи и местные жители нашли 525 человек, которым и предъявили обвинение в ведовстве. Среди них было более ста священников, опознанных как участников шабашей. Суд позаботился о том, чтобы большинство арестованных сознались. Один местный священник в своем письме утверждал, что ведьмы летали, поскольку «натерлись мазью, и высокий человек с рогами унес их через дымоход», а затем они «резали младенцев на части, варили их на огне вперемешку со змеями». Высказал святой отец и уверенность, что все, о чем говорили на процессе, чистая правда, и написал о своей твердой вере в то, что дьявол, приняв облик крысы, действительно может разговаривать[492]492
Ibid.
[Закрыть].
Надо здесь отдать должное Людовику XIV, заменившему обвиняемым смертную казнь изгнанием из провинции.
Парламент Нормандии, под юрисдикцией которого ведьм сжигали в Руане со времен Жанны д’Арк, был возмущен и обратился к Людовику с просьбой отменить предыдущее решение. Людовик не обратил на прошение никакого внимания и заставил Нормандию исполнять свою волю. Двенадцать лет спустя, следуя совету Кольбера об усилении центральной власти, а также решив обуздать разгул колдовства и святотатства, Людовик издал свой знаменитый эдикт, положивший конец преследованиям ведьм во Франции[493]493
Ibid.
[Закрыть].
