Текст книги "Волшебство для короля"

Автор книги: Дэниел Худ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Лайам протянул руку с монетой, нагревшейся в кулаке, и подставил вторую. Мальчишка в свою очередь протянул кулак и подставил пустую ладошку. Пальцы важного господина и маленького оборвыша разжались одновременно, каждый боялся обмана. Лайам стиснул жетон – деревянный кружок диаметром дюйма в два с прямоугольным вырезом в середине, мальчишка не менее жадно заграбастал монету и пустился бежать с торжествующим криком:

– Урод ты, Кессиас, деревенщина и дубина!

Лайам хотел обругать наглеца, но тут Пятачок забурлил. Над площадкой пронесся сильный порыв ветра, и публика разом умолкла. Первый яростный вихрь взметнул плащи, подхватил несколько шляп; афишки на перекладине заполоскались. Когда вихрь поулегся, сменившись ровно тянущим сквозняком, люди снова загомонили и стали протискиваться к пропускной стойке.

Приближалась Парящая Лестница.

В стародавние времена маги умели многое. Семнадцать семейств, явившихся в Таралон, поставили над ним своего короля, застроив всю страну крепостями и соединив их дорогами. Города завоевателей, выраставшие как грибы, поражали воображение покоренного населения, и самым удивительным в них были творения магов. Мост Слез и Паутинная Переправа в Харкоуте, знаменитая Тройная Арка Карад-Ллана, Большой Маяк Каэр-Урдоха, Галереи длиной в несколько миль, пробитые в горах Кэрнавона. Последним и самым величественным свершением чародеев была Парящая Лестница Торквея.

И не только величественным, но и насущно необходимым. На то, чтобы подняться в столицу по Хлебному тракту, даже королевским курьерам требовалось полдня – с риском загнать лошадей на крутой и неровной дороге. И чтобы двор и король не остались в фактической изоляции от страны, группа прославленных магов взялась за работу. Выбрав удобное место, чародеи уединились там на месяц-другой, и результатом их неусыпных трудов явилась Парящая Лестница.

Это была, собственно, и не лестница, а большая платформа из пестрого камня, каждую из сторон которой обрамляли перила в добрую сотню футов длиной. По ночам она покоилась на скальных уступах у подножия водопада. И шесть раз в день, подчиняясь таинственному регламенту, более строгому, чем режимы приливов, эта громадина медленно возносилась на трехсотфутовую высоту, чтобы достичь причальной площадки в Торквее. Снизу казалось, что платформу вздымает столп, сплетенный из грозовых кипящих смерчей.

Простаки утверждали, будто гигантский подъемник приводит в движение сам Повелитель бурь, а может, какой-нибудь водяной великан или морской дракон, обитающий в безднах примыкающего к порту залива. Кое-какие умники заявляли, что Лестницу поднимают струи низвергающейся в море Монаршей, отраженные от придонных камней.

Предположений строилось множество, но ни одно из них не было верным. Сам Лайам, приехавший из мидландской глубинки в столицу, придерживался туманной теории, что всем в Таралоне заправляет духовная сила монархии, она, мол, и королевство содержит в порядке, и повелевает луной и приливами, ну и подъемами лестницы – заодно. Первый наставник безжалостно высмеял все эти бредни! «Дело в силах стихий, – пояснил он, – сконцентрированных и укрощенных могучими чародеями. В данном случае использовались Вода и Воздух, хотя магам того времени покорялись также и Огонь, и Земля».

Море и небо напоены животворной энергией, волшебники сумели взять ее в оборот. «Когда они завершили свой труд, залив умер, он почернел от погибших растений и дохлой рыбы. Положение выправилось лишь через несколько лет». Наставник сделал неодобрительный жест и мрачно добавил: «Кстати, эта магическая игрушка движется все медленнее. И когда-нибудь совсем остановится».

Мэтр выдержал паузу, наслаждаясь растерянным видом студентов, прежде чем сообщить, что замедление мизерно. Замеры, проведенные с помощью водяных и песочных часов, позволили установить, что в десятилетие подъем платформы затягивается на время, достаточное, чтобы упасть лишней песчинке или капле воды. «Таким образом тысячелетие бесперебойной работы сооружения привело нас к тому, что Лестница стала запаздывать на минуту!» Студенты облегченно вздохнули. Мэтр усмехнулся. «Лишь на минуту. И все же сила стихий ускользает! В один прекрасный день – через много тысячелетий – платформа опустится на дно водоема, чтобы остаться там навсегда! Так что, пока есть время, катайтесь!»

Бесполезный совет. Студенту совсем непросто выложить три короны. Услугами Лестницы может пользоваться только весьма состоятельный люд. Король, придворные, чиновники, торговцы, богатые паломники, лорды…

«А также преступники, спешащие скрыться от правосудия!» – подумал Лайам. Ветер, поднятый Лестницей, трепал его короткую стрижку. Стиснув в руке жетон, он следил за толпой. Но ничего не мог разглядеть, ибо перед ним выстроилась группа паломников, перепоясанных подобиями голубых кушаков.

– Погодите, постойте, – надрывался вдали клерк, успокаивая самых нетерпеливых. – Эй, сударь, вам сейчас ногу отдавит!

Толпа дружно выдохнула, и Лайам понял, что подъемник остановился. Голубые кушаки затянули радостный гимн. Лайам, опустив голову, двинулся по галерее. Лоток с шарфами он миновал не оглядываясь. Сквозь арочные проемы ему было видно, как толпа раздалась, пропуская прибывших пассажиров. Гимн голубых кушаков зазвучал громче: к нему присоединялись все новые голоса.

«Мастер, тут пацифик».

Лайам замер, прижавшись к колонне.

«Где?»

«Идет к миротворцам. С ней двое сопровождающих и еще один – похоже, Эльдайн. Разобрать трудно: он в лейтенантской форме, но голова у него забинтована».

Эта деталь почему-то ободрила Лайама.

«Похоже, ты его сильно порвал».

Приступ паники отступил, Лайам выпрямился, но встал боком, чтобы его не было видно.

«Как они себя ведут? Поторапливаются?»

«Нет, мастер. Хотя начальница, кажется, недовольна. Она указывает на дом гонцов. Двое миротворцев идут к нему. Вид у них удрученный…»

«Еще бы, – откликнулся Лайам. – У них есть чем удручаться… как, впрочем, и у меня!»

Он мысленно выбранился. Дом гонцов до сих пор ведь не охранялся. И кое-кто, если бы не праздновал труса, вполне мог пойти туда и отправить Катилине письмо. «А теперь уже поздно». Ну ничего, это можно будет сделать и в Беллоу-сити.

«Значит, их там теперь пятеро?» «Шестеро. Или начальницу не считать?» «Считать-считать. Она стоит двоих!» А возможно, и большего. Амулет, наверное, снова при ней, как, впрочем, и жезл, переполох ее тоже не напугает. Лайам прятался за колонной, раздираемый противоречиями. Он усомнился в надежности своего плана. И никак не мог заставить себя решиться на рискованный шаг.

Фануил коротко доложил, что с платформы сходят последние пассажиры. Где Уорден? Она у прохода, но внимания на высаживающихся не обращает. «Конечно, не обращает. Она ведь знает, что я наверху!»

Уорден – здесь, и, таким образом, его шансы пробраться на Лестницу уменьшаются вдвое. Можно, конечно, выждать, но тогда подъемник уйдет вниз без него. Он застрянет в Торквее и будет шарахаться от каждого встречного. «А она, по всей вероятности, вернется сюда к новому рейсу, и к следующему, и к следующему… Она понимает, что ты загнан в угол». «Мастер, посадка уже началась». Лайам скрипнул зубами, взвешивая все «за» и «против». Если пацифик не отреагирует на диверсию в должном ключе, у него еще останется время скрыться. «Она, безусловно, поймет, что ты где-то неподалеку, но, возможно, тебе удастся затеряться в толпе». Однако тогда он наверняка останется здесь, наверху, а ведь ему надо вниз, в порт! Порт сейчас казался Лайаму раем. Там полно безопасных укрытий, а обитатели гавани не привыкли соваться в чужие дела.

«Рискнем! Действуем, как задумано. Только, малыш, постарайся не подпускать к себе эту стерву с жезлом».

«Ладно, мастер. Я жду приказа».

Лаконичный, лишенный каких-либо чувств отклик дракончика подбодрил беглеца. Он перевел дух, вышел из-за колонны и спустился на площадь.

Утреннее солнце поначалу ослепило его. Поэтому ему даже не пришлось особенно притворяться. Прикрывая ладонью глаза, он двинулся сквозь толпу к восточному краю площадки, где ограждение Лестницы отмечало границу между Пятачком и платформой. Перила были невысоки, их ничего не стоило бы перемахнуть; но бдительный клерк следил за тем, чтобы никто к ним не подходил, да и уже заплатившие за проезд пассажиры тут же бы выдали зайца.

Лестница заполнялась, очередь ожидающих посадки заметно уменьшилась. Лайам остановился и тоже стал ждать, склонив голову и опустив глаза, делая вид, что рассматривает грушевидные столбики ограждения. Фануил наблюдал за действиями Уорден. Впрочем, та никаких действий не совершала, а просто стояла возле прохода, где клерк собирал жетоны.

«Мастер, похоже, желающих отправиться вниз почти не осталось. Пацифик по-прежнему там. Она говорит с лейтенантом Эльдайном».

Рейс обещал быть неполным, платформа заполнилась лишь на две трети. Пассажиры бродили по ней взад-вперед. Те, что похрабрее, подходили к дальнему ее краю, чтобы полюбоваться пейзажем. Клерк стоял у проема в перилах и нетерпеливо дергал ногой. Уорден, по сведениям, приходившим от Фануила, изучала конторскую книгу.

Сквозняк, которым все время тянуло от Лестницы, внезапно улегся, наступило затишье, затем ветерок пошел в обратную сторону. Грозовой столп готовился к плавному спаду.

– Отойдите от края! – распорядился клерк, хотя там и так никто не стоял. – Все готовимся к отправлению!

Лестница никому не подчинялась. Она поднималась и опускалась в согласии со своим собственным расписанием, и внезапная перемена ветра являлась единственным сигналом к отбытию. В запасе у беглеца оставалось не больше минуты.

«Действуй, малыш!»

«Я понял, мастер».

Лайам поднял глаза. Клерк шикал на плотную группу зевак. Позади него возвышалась парочка миротворцев. Лайам пошел в их сторону. Стражники явно скучали. Жетон оттягивал руку, точно булыжник.

Многоголосый людской рокот внезапно прорезал пронзительный вопль. За спиной Лайама загомонили. Он даже не обернулся, упорно шагая к проходу. Сейчас это было нетрудно: весь народ обернулся и подался туда, откуда неслись крики. Беглец скользил сквозь толпу, не сводя глаз с миротворцев. Они колебались, не зная что делать, и поглядывали то на платформу, то на конторскую стойку. Лайам не видел Уорден, но знал, что охранники ожидают ее приказаний.

«Мастер, рисунки горят».

Лайам рискнул оглянуться. Через плечо он увидел язычки пламени и струйки дыма, вздымающиеся над головами. Кто-то все продолжал вопить.

«Прекрасно, малыш…»

Он снова смотрел на миротворцев. Теперь до них было не более десяти футов. Однако клерк не давал беглецу увидеть их лица. Невысокий чиновник привставал на цыпочки и вытягивал шею, пытаясь разглядеть, что происходит.

«Мастер, ко мне бегут двое».

«Обезвредь их».

Толпа, сгрудившаяся вокруг полыхающей перекладины, ахнула, послышались новые вопли.

«Фануил, что ты сделал?»

«Наградил их чесоткой!»

Миротворцы, стоящие у прохода, наконец решились и бросились к свалке. Клерк остался один.

«Мастер, ко мне бежит пацифик, размахивая жезлом».

«Держись от нее подальше!» – велел Лайам и подскочил к клерку, протягивая жетон.

– Я еще успеваю?

– А? Что? – растерянно выдохнул клерк.

– Я успеваю на рейс? – гаркнул Лайам и сунул в испачканную чернилами руку спасительный деревянный кружок.

Чиновник машинально стиснул кулак.

– Боги, да там настоящая битва!

И он пихнул опоздавшего обалдуя к платформе. Толпа пассажиров, отбывающих в Беллоу-сити, даже и не подумала расступиться. Все жались к перилам, глазея на суматоху. За спиной Лайама вспыхнула молния. Он расправил плечи, противясь искушению обернуться, и стал вминаться в стену из тел.

«Ты в порядке, малыш?»

«Да. Я пытаюсь уйти…»

Еще одна вспышка яркого света и резкий щелчок. В воздухе запахло озоном. Лайам выругался, продираясь через толпу. Стало вроде бы посвободней. Еще рывок – и беглец вырвался из тесноты. Он привалился к перилам, возле которых никто не стоял, мельком увидел внизу море и обернулся.

Платформа уже шла вниз, хотя этого не замечали. Над Пятачком полыхали огненные бичи, а чуть выше – в каком-то футе от них, висел Фануил. Лайам ахнул: бичи тянулись к уродцу, как змеи. Тот отчаянно взмахивал крыльями, словно пытаясь их отпугнуть.

Миг растянулся до бесконечности. Лайаму вдруг показалось, что Фануил разучился летать и что лихорадочные трепыхания ему не помогут. Огненные языки подбирались к тщедушному тельцу – ближе, ближе – и вдруг опали, оборвались, ушли с яростным шипением вниз. Молния словно втянулась в уже явственно обозначившийся скальный уступ, оставив после себя лишь слабенькое свечение, а Фануил взмыл в высоту и в мгновение ока растаял в небе. Толпа разочарованно охнула, Лайам расплылся в улыбке и поспешно прикрылся ладонью.

«Блестяще, приятель!»

«Стараюсь».

Пассажиры Лестницы отхлынули от перил и принялись бурно обсуждать происшествие. Они так шумели, что заглушали рев водопада. Пятачок скрылся из глаз, теперь стал виден гранитный откос, медленно уходящий вверх. Лайам напрягся, стараясь скрыть бушевавшее в нем ликование. «Получилось!!! У нас получилось!!!»

Он не ощущал движения, но видел, как приближается и растет нижний город. Все существо его стремилось к нему, обмирая от радости и словно бы узнавая излюбленные, знакомые с детства места. Вон бурлит водоем, куда обрушивается Монаршая, вздымая облако брызг; вон безмятежно сияет овал внутренней гавани; дальше мол и внешняя гавань – лес мачт у причалов. А чуть левее виднеется пирс, к какому пришвартовалось «Солнце коммерции», хотя там ли теперь корабль, Лайам не мог разобрать. Но он видел главное – россыпь складов и лабиринты лачуг, среди которых, словно в лесной чащобе, так легко затеряться. Там наконец он вздохнет посвободнее, там его никогда не найдут…

Мгновения текли и текли, собираясь в минуты. Нижний город все приближался. Публика за спиной продолжала судачить. В общем гомоне выделялся самодовольный гнусавенький голос какого-то всезнающего горожанина. Тот утверждал, что беспорядки связаны с сетью придворных интриг, туманно намекая на некий заговор против короны.

Болтовня эта Лайама нисколько не задевала, пока всезнайка не предложил:

– А что тут гадать? Давайте прямо его и расспросим!

Лайам обмер. Ему вдруг показалось, что толпа собирается обратиться к нему. Но случилось нечто похуже.

– Прошу прощения, лейтенант, – произнес гнусавенький голос, – не поясните ли вы нам всем, в чем причина волнений?

Лайам непроизвольно обернулся и встретился глазами с Эльдайном. Тот уже открыл рот, намереваясь вразумить горожан.

Оба выругались: Эльдайн – удивленно, выпучивая наливающиеся кровью глаза, Лайам – с горечью, нащупывая под плащом меч.

«Фануил, мне нужна твоя помощь!»

Меч запутался в складках плаща, потом зацепился за пояс, но Лайам все же успел выхватить его прежде, чем враг обнажил свой клинок. Голова лейтенанта была полускрыта повязкой, из-за уха торчала вата, а стоял он довольно-таки далеко. Атакующий выпад не достиг бы успеха, поэтому Лайам ухватил стоящего рядом невысокого толстячка в зеленом плаще – скорее всего, торговца средней руки, оттащил вяло пискнувшего заложника к ограждению и приставил к его горлу тускло блеснувшее лезвие.

Толпа обескураженно заворчала, кое-кто из мужчин несмело шагнул вперед, но Эльдайн властным взмахом меча остановил добровольных помощников.

– Все назад! – приказал он, выходя на пустеющую площадку. – Я с этим сам разберусь.

– Так же, как с лордом Бертом? – презрительно бросил Лайам. Острие меча миротворца зависло в футе от груди трепещущего торговца. – Что ж, убей и этого человека!

Глаза лейтенанта сузились.

– Не понимаю, Ренфорд, зачем тебе эта ложь? Это ты убил главного камергера. Не рассчитывай, что пацифик поверит в обратное!

Толпа встревоженно всхлипнула: до многих наконец-то дошло, что перед ними за птичка.

– Это убийца лорда! – выкрикнул кто-то. – Хватайте его!

Лайам потряс головой. Последняя фраза врага сбила его с толку. «Что эта сволочь имеет в виду?» Чтобы прийти в себя, он покрепче вцепился в заложника.

– Как твое ухо, Эльдайн?

Миротворец расхохотался и привел меч в движение. Сияющее острие стало описывать в воздухе мерцающие круги.

– Сдавайся, Ренфорд! Внизу меня ждет десяток ребят. Живым тебе с Лестницы все равно не сойти!

– Мне нравится твой меч, – фыркнул Лайам. – Ты по нему не скучаешь?

Дурацкая подковырка, но ничего лучшего в голову почему-то не шло. Эльдайн прав: и пассажиры, и миротворцы, поджидающие внизу, уйти ему не дадут.

– Брось меч, – хмыкнул Эльдайн. – Тебе крышка, приятель.

Лайам молчал, лихорадочно размышляя.

– Забавно, – продолжал лейтенант. – Я ведь как раз везу в порт изображения твоего милого личика!

Он свободной рукой указал на сверток, заткнутый за широкий форменный пояс.

– А тут оказывается, что оригинал и сам спускается вниз!

Порт?.. Бухточка под платформой, котел водопада, внутренний рейд, внешний… «Там столько воды!»

Не успев как следует все осмыслить, Лайам ответил:

– Я попаду туда раньше!

Он отступил на шаг и закинул ногу на ограждение.

– Эй, не дури, Ренфорд! – предостерег лейтенант.

Но беглец, отпихнув заложника, уже бросил меч и уселся верхом на перила.

«Мастер, что ты задумал?!»

Какой-то миг Лайам цеплялся за камни платформы, глядя на раскинувшийся под ним игрушечный городок.

«Столько воды! Должно же мне повезти!»

Он разжал пальцы и прыгнул.

11

Столько воды! Гладь внешней гавани, мерцающая в лучах восходящего солнца, внутренняя гавань, все еще сумрачная, кипящий котел водопада! И все же первые долгие мгновения падения сказали ему, что летит он прямехонько на гранитный уступ.

Лайам зажмурился.

Гигантская рука ухватила его, потащила к себе. Глаза беглеца чуть не выскочили из орбит от мощи рывка, с какой он был втянут внутрь грозового столпа, поддерживающего платформу. Плащ за спиной взметнулся, металлическая застежка впилась в подбородок, задирая Лайаму голову и пытаясь ее оторвать. Он мучительно охнул, но тут плащ опал и обрушился на него – мокрый, тяжелый. По лицу били капли, крупные, как снаряды метательных механизмов; вихри терзали тело, норовя разорвать его на клочки. Лайам попробовал сжаться в комок, но вихри выламывали и растаскивали конечности, стремясь заполучить в безраздельную собственность если не всю добычу, то хотя бы какую-то ее часть.

Буря, и не одна – сотни, тысячи бурь ярились в магической толще. Лайам то взлетал вверх в мощных потоках горячего воздуха, то, обрастая инеем, несся к земле. Он был не в состоянии думать: его швыряло взад и вперед, от смерча к смерчу, трепало, плющило и кувыркало, хлестало дождем и градом, и все это – в малые доли мгновения. Каждый вдох имел иной привкус, гортань то обжигало, то леденило, но чаще всего в рот и легкие вливался озон.

Грохот стоял жуткий, он перегружал перепонки, каждая плеть гигантского сгустка энергий ревела на собственный лад. Что-то вокруг непрестанно ухало, бормотало, гремело и завывало. Уши болели от нескончаемых перепадов давления, частая смена вибраций вызвала резь в животе.

Измученный, измочаленный, почти лишившийся чувств, Лайам летел по широкой спирали к основанию ножки большого гриба, шляпкой которого являлась платформа. Наконец он завис в воздухе, ровно на ту долю мгновения, чтобы успеть это осознать, – и затем камнем вошел во что-то сырое и плотное.

Очередной смерч? Лайам разинул рот, подавился водой и, отчаянно трепыхаясь, устремился вверх, к световому пятну – в поисках животворного вдоха. Вдохнуть он сумел, но воздух не желал его принимать, он давил на плечи и голову, затискивая ныряльщика в глубину. Каким-то краем сознания Лайам сообразил, что угодил в водоем, на который ложится платформа, и что воздушную массу над ним прессуют нисходящие вихри опадающего грозового столпа.

Сверху давило, снизу тянуло. Сапоги стали гирями, шерсть плаща превратилась в свинец.

Лайам ушел под воду, ломая неподатливую застежку. Освободившись от верхнего одеяния, он вновь вынырнул и жадно вдохнул. Вдали мелькнул край водоема – черная полоска между воздухом и водой. Беглец рванулся туда, но сапоги влекли на дно, ему пришлось стряхнуть их и сбросить.

Но и без обуви плыть было почти невозможно. Лайам терял силы, борясь с мощью незримой гигантской ладони, равнодушно пытавшейся его утопить. Он так напрягался, что растерял весь страх.

Его руки ударились обо что-то. Лайам вскрикнул и наглотался воды, не сразу сообразив, что натолкнулся на прибрежную мель. Он подтянулся выше, лег на дно животом и по-пластунски пополз вперед, подталкивая себя коленями и босыми ступнями. Глубина мелкого места не превышала нескольких дюймов, но верховой воздушный поток не давал ему поднять головы. Неестественно вывернув шею, чтобы иметь возможность дышать, Лайам все полз и полз, тупо удивляясь тому, что давление не ослабевает.

А потом чьи-то руки подхватили его под мышки и выдернули на берег.

«Мастер, вставай!»

– Мать Милосердная! Малый спасся лишь чудом!

– Как же он умудрился свалиться?

– И с такой высоты!

Кто это говорит? Лайам закашлялся, в горле его забулькало. Он с усилием повернулся и лег на живот, чтобы извергнуть воду из желудка и легких. Когда приступ рвоты закончился, те же руки помогли ему сесть.

«Мастер, здесь скоро появится лейтенант!»

– Фануил? – выдавил из себя Лайам и разлепил веки. Голова не держалась на шее и норовила упасть на грудь.

Ответом был радостный хохот нескольких глоток.

– Ты гляди, разговаривает!

Лайам жестами показал, что хочет встать. Его подняли, помогли устоять на ватных ногах.

– Полегче, братишка! – сказал человек, на чье плечо он опирался, – продубленный морем и солнцем крепыш в ярком платке. – После такой передряги не худо передохнуть! Ну и летел ты, я тебе доложу!

«Мастер, немедленно уходи!»

Серьги в ушах, татуировки, грубые безрукавки, короткие парусиновые штаны. Спасителей было шестеро, и все шестеро скалили зубы.

– Моряки? – выдохнул Лайам, и окружающие утвердительно закивали.

– Моряки-моряки, – сказал тот, что в платке. – С «Тигра», из Каэр-Урдоха. Только что прибыли, а Рейф тут бывал. Он-то и потянул нас глянуть на Лестницу.

– Вот уж не думал, что мы увидим такое, – пробормотал Рейф, и моряки разом загомонили, обсуждая детали случившегося. Лайам потряс головой и огляделся. Пока все вроде бы складывалось неплохо. Моряки оттащили его к скалам – подальше от грозового столпа. Причальная площадка Парящей Лестницы находилась на другой стороне водоема. Он поднял глаза и увидел платформу, висящую футах в ста над поверхностью моря.

«Мастер, ты можешь идти?»

– Я в порядке, – ответил Лайам, хотя ноги его тряслись, а голова шла кругом.

– Ты жив, – заметил яркий платок. – Об остальном же, приятель, я бы судить остерегся.

«С той стороны бегут миротворцы. Я задержу их, а ты уходи, если сможешь».

– Я постараюсь.

Моряки обменялись удивленными взглядами. Лайам, увидев это, полез за кошельком.

– Все хорошо, – сказал он и осекся: его пробрала внезапная дрожь. Зубы клацнули. Стиснув челюсти, Лайам негнущимися пальцами стал развязывать кошелек. – Спасибо, друзья. Мне надо идти.

– Куда ты такой пойдешь? – возразил один из матросов.

Справившись наконец с мокрым узлом, Лайам заглянул внутрь кожаного мешочка, оценил его скудное содержимое и застонал, вспомнив о векселях, ставших добычей взбаламученной вихрем пучины.

– У тебя и обувки-то нет! – заметил Рейф.

Два золотых, горсточка серебра и пригоршня медяков. Выудив из кошелька три серебряные монетки, Лайам протянул их соседу в платке.

– Видишь ли, брат, мне с миротворцами встречаться нельзя, если ты понимаешь, о чем я.

Моряки ухмыльнулись.

– С ищейками то есть? Тогда убери это, – сказал яркий платок, указывая на серебро. – Отдай ему свои башмаки, Вивиль!

Моряк, к которому он обратился, сбросил свои деревянные сабо с готовностью человека, которому привычнее ходить босиком. Лайам, засуетившись, вставил в них ноги.

– Беги, друг, – продолжал платок. – С ищейками мы разберемся.

Глаза беглеца увлажнились. Он нервно вздохнул и вложил серебро в руку разутого парня.

– Это за башмаки. Вы – славные люди. Еще раз спасибо, друзья.

«Мастер!»

– Все, ухожу! – Лайам поклонился своим спасителям и затрусил, прихрамывая, к ближайшему переулку.

После распадков и башен Торквея Беллоу-сити казался уродливо-плоским. Его неказистые каменные и кирпичные здания в массе своей не насчитывали более двух этажей. К тому же все они выглядели странно нагими, ибо плющ, густо укутывавший стены верхнего города, не рос на пропитанных морской солью камнях.

Но Лайаму все здесь было по сердцу. Истрепанный, мокрый, дрожащий, в чужих, чересчур больших башмаках он, тем не менее, во весь рот улыбался, он знал, что Эльдайн сойдет с Лестницы лишь через десять минут. Миротворцев с нижней площадки Фануил усыпил, а десять минут – это целая вечность!

Улицы порта кишели народом. Дюжие грузчики степенно вздымали над головами тюки, ящики, сундуки; носильщики в ярких фартуках катили перед собой тачки, набитые всяческой кладью. Деловитые клерки с канцелярскими сумочками и перьями за ушами приценивались на бегу к пирожкам, их бесцеремонно задевали татуированными плечами праздношатающиеся моряки (наколки у некоторых заползали даже на щеки). Впрочем, скандальная корабельная братия почтительно уступала дорогу прилично одетым чиновникам и купцам. Кое-кто из разноголосо гомонящего люда косился на Лайама, но в основном до него никому не было дела. Идет себе человек в мокрой одежде – и пусть. Беглеца же подобное равнодушие окружающих не только не задевало, а приводило, напротив, в полный восторг. Туман в его голове потихоньку развеивался, он начинал задаваться вопросами, что ему делать теперь.

Прежде всего – переодеться в сухое! С моря тянуло холодом, зубы продрогшего путника мелко стучали. Потом – найти убежище. В кошельке, конечно, достаточно денег, чтобы купить рубашку, куртку, штаны, но ведь ему еще надо отправить письмо Катилине! «И поесть, непременно поесть!» Наспех проглоченная наверху горячая булка – не еда, а сколько берут гонцы за услугу, Лайам не знал.

«Мне нужны деньги! Их надо как-нибудь раздобыть!» Он машинально взялся за пояс, нащупал пустые ножны и выругался. «Нельзя же срезать кошельки без ножа!»

Вдали над крышами завиднелась остроконечная колоколенка биржи, Лайам побрел в ту сторону, присматриваясь к прохожим. В глаза ему бросились по меньшей мере пять достойных внимания кошельков, последним он мог легко завладеть и без помощи бритвы. Но перед площадью ротозей свернул в какую-то подворотню. Лайам вздохнул.

Биржа – массивный кирпичный куб с рядом крохотных окон под крышей – могла представлять для него интерес, но возле ее непропорционально низких и узких дверей околачивалась парочка миротворцев. Лишняя встреча с ними была Лайаму ни к чему, да и в таком виде его внутрь здания, конечно же, не пустили бы.

Впрочем, площадь обступали и другие строения. Несколько кабачков, множество лавок, дом гонцов с колоннадой, гостиница, к каковой притулилось подобие каменного барака – без окон, зато с множеством труб, из которых валил густой дым. Гостиница привлекала. Наверняка там, в непосредственной близости к бирже, селятся одни толстосумы. Отважный вор проник бы туда через черный ход и несомненно нашел бы, чем поживиться!

Особой отваги Лайам в себе не ощущал, однако полагал, что отчаяние вполне способно ее заменить. «Может быть, попытаться? Нет. Это слишком рискованно». Он стал пробираться к бараку, стараясь держаться как можно дальше от миротворцев и все же искоса наблюдая за ними. Возле стражей порядка возвышались два столбика с перекладиной, на которой висели афишки. «Сколько же их вокруг понатыкано? Наверное, много…» Лайам зябко поежился. Одно утешало – то, что Эльдайн еще не успел здесь побывать.

«Фануил, ты где?»

«На колокольне, мастер».

«Видишь здание, к которому я подхожу? Нет ли там внутреннего двора?»

Из дверей каменного барака вышел плотный краснолицый мужчина в дорогом, подбитом мехом плаще. Волосы его были мокры.

«Есть, мастер. С бассейном. Думаю, это баня».

«Прекрасно».

Лайам, подбадривая себя, скроил на лице волчью усмешку и ускорил шаги.

Скромность снаружи и роскошь внутри, явно рассчитанная на богатеев. Гулкий пустой холл со сводчатым потолком и мозаичным полом. Стены украшены фресками на исторические сюжеты. Слева – Семнадцать семейств, прибывающих в Таралон, справа – морские драконы, разоряющие Карад-Ренит, прямо и в отдалении – лорд-протектор судит пиратов Галлоуз-Реста. Лайам поежился. Звонкий стук его башмаков нарушил торжественную тишину и заставил высунуться из каморки швейцара. Малый в цветастой ливрее окинул мокрого простоволосого посетителя неприязненным взглядом.

– Вы часом не заблудились, сударь?

– Я?! – Негодующий возглас, недоумение. – С чего бы? Это ведь баня?

Лицо малого вытянулось. Он сбавил тон.

– Баня, сударь. Но… член ли вы здешнего клуба?

Дело могло не выгореть, придется толкнуться в гостиницу, впрочем, нахальство и наглость берут города. Лайам надулся, возвысил голос.

– Член? О боги, какой еще член? Мне нужно прогреться, и как можно скорее! Пьяный гребец опрокинул шлюпку прямо посередине вашей чертовой лужи! Я промок, я продрог, мои вещи загублены! Дадут мне тут вымыться или нет?

Нехорошее ощущение в районе желудка сказало ему, что он перебарщивает. Важные господа цедят фразы, а не орут. Швейцар явно придерживался того же мнения, однако перечить взволнованному клиенту не стал.

– Конечно, сударь, конечно. Чтобы помыться, быть членом клуба вовсе не обязательно, только тогда мне придется взять с вас плату за вход! |

Лайам угрюмо фыркнул.

– И какова же она?

– Корона, сударь! – Швейцар сказал это с таким видом, будто ниже цены себе и представить нельзя.

Лайам опять фыркнул, чтобы скрыть изумление, и выудил из кошелька золотой. Это было вдесятеро выше против цен Саузварка. «Но, с другой стороны, в тамошних банях нет таких фресок на стенах. И приходится постоянно приглядывать за вещами». Он бросил монету швейцару.

– Где у вас раздеваются?

– Я покажу, сударь! – Швейцар угодливо заулыбался и побежал через гулкий зал к поворотной двери. – Пройдите сюда. Старый Цимбер о вас позаботится. – Он откланялся и исчез. Лайам толкнул дверь.

Раздевалка – длинная, узкая, с деревянными шкафчиками вдоль стен – была совершенно пуста, если не принимать во внимание толстячка средних лет, которому помогал разоблачаться слуга, и его собеседника – совсем молодого еще господина, тот раздевался сам. Кроме того, в уголке у двери сидел на табуретке старик с печальными, слезящимися глазами. Когда Лайам вошел, старик, кряхтя, встал.