Текст книги "Миттельшпиль"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Раздался сухой щелчок. Осечка.

Джентри поднял свой “ругер”, но Марвин снова выстрелил. И снова ударник затвора встретил пустоту.

Джентри взвел курок на “ругере”, затем перехватил его большим пальцем и не спеша опустил.

– Черт! – выругался он и прыгнул вперед. Марвин Гейл выронил винтовку и принялся вылезать из норы. То был подземный ход.

Марвин был легче и ниже Роба Джентри, но он был вдвое моложе, стремительнее и к тому же наделен дьявольской энергией. Джентри хотел бороться с юношей по-честному, но тут либо пан, либо пропал. Задумываться над методами было некогда. Шериф оказался в углу прежде, чем Марвин успел встать на ноги, и нанес ему сильнейший удар в висок дулом “ругера”. Марвин упал, перекатился на спину и замер.

Джентри присел рядом, нащупал его пульс и поднял голову как раз в тот момент, когда в дверях кладовки появился тот негодяй – пешка Мелани Фуллер. Джентри выстрелил дважды – первая пуля попала в каменную стену, возле которой секундой назад стояла эта образина; вторая врезалась в дверь кладовки. По коридору послышались тяжелые шаги. Снаружи донесся приглушенный звук взрыва.

– Натали! – крикнул Джентри, выждал секунду и позвал снова.

– Я здесь. Роб! Будь осторожен, он... – голос Натали оборвался. Похоже, она была в конце коридора.

Джентри вскочил, оттолкнул стол и побежал на голос девушки.

Натали карабкалась по лестнице, пока хватало сил, уповая, что на худой коней сможет ударить Винсента ногой в лицо, и вдруг обнаружила, что она не одна. Девушка заставила себя поднять голову и посмотреть наверх.

На лестничной площадке стояла Мелани Фуллер.

Она улыбнулась, и Натали увидела, что у нее вывалилась вставная челюсть. В свете свечей, идущем из детской, язык ее казался черным, как запекшаяся кровь.

– Постыдилась бы, милочка, – прошепелявила старуха. – Прикрой свою наготу.

Натали вздрогнула и прижала к груди обрывки рубашки. Голос старухи дребезжал, ее зловонное дыхание наполняло лестницу запахом разложения. Натали попыталась подползти ближе, чтобы вцепиться в эту морщинистую шею.

– Натали! – послышался голос Роба. Девушка вцепилась в сломанную деревянную ступеньку: “Где же Винсент?” Она попыталась было предупредить Роба, но в это время Мелани Фуллер спустилась на три ступеньки ниже и дотронулась до ее плеча ногой в розовом тапочке.

– Тихо, дорогая!

И тут Натали увидела Джентри. Он двигался по коридору с поднятым револьвером.

– Натали! О Господи! – его глаза расширились от ужаса.

– Роб! – закричала Натали, пользуясь последней секундой, пока ее сознание еще принадлежало ей. – Будь осторожен! Там белый ублюдок!..

– Тссс, дорогая, – повторила Мелани Фуллер. Повернув голову, старуха пристальным полубезумным взглядом уставилась на шерифа Джентри. – Я знаю, кто ты, – прошептала она, брызгая слюной при каждом слове. – Но я за тебя не голосовала.

Джентри окинул взглядом коридор, ведущий в гостиную и прихожую. Затем поставил ногу на нижнюю ступеньку, прислонился к стене, поднимая, свой тяжелый “ругер”, чтобы, выстрелить прямо в грудь Мелани Фуллер.

Старуха медленно покачала головой.

Дуло револьвера вдруг стало опускаться, словно под действием, мощной магнетической силы, дернулось, замерло и оказалось нацеленным в лицо Натали Престон.

– Да, сейчас, – шепотом приказала Мелани Фуллер.

По телу Джентри пробежала судорога, зрачки его расширились еще больше, лицо налилось кровью. Рука его стала дрожать с такой силой, будто все его нервные окончания сопротивлялись командам, поступавшим из агрессивного мозга. Джентри сжал пальцы на рукояти револьвера, оттянул курок.

– Да-а, – протянула Мелани Фуллер. На лбу Джентри выступила испарина, рубашка взмокла от пота. Все в нем напряглось, вздулись жилы на шее, в висках пульсировала кровь. Лицо шерифа превратилось в мученическую маску, какая появляется у человека в моменты неимоверной концентрации сил, мысли, воли. Костяшка пальца на курке белела от напряжения. Джентри боролся с насилием над собой, не желая стать марионеткой, пешкой в руках безумной старухи.

Натали не шевелилась. Она смотрела на эту мученическую гримасу и не видела ничего, кроме ярко-голубых глаз Роба Джентри.

– Это тянется слишком долго, – прошептала Мелани Фуллер и устало потерла свой морщинистый лоб.

Джентри отлетел назад, как если бы титаны, с которыми он соперничал в перетягивании каната, внезапно отпустили свой конец. Он вылетел в коридор, сполз по стене и выронил револьвер, хватая ртом воздух. На мгновение, когда их глаза встретились, Натали увидела на лице Роба выражение восторга.

И тут из гостиной появился Винсент. Он дважды взмахнул ножом. Джентри охнул и прижал руки к горлу, будто желая склеить вместе расходящиеся края раны. Казалось, в течение каких-то секунд это ему удавалось, но затем кровь хлынула фонтаном, заливая его руки и грудь. Джентри повалился на бок, мягко уткнувшись головой и плечом в пол. Он продолжал смотреть на Натали, пока глаза его не закрылись – медленно и сонно, как они закрываются у ребенка, ложащегося днем вздремнуть. Мощное тело Джентри охватили судороги, и оно расслабилось в смертельном покое.

– – Нет! – закричала Натали и вскочила. Она кубарем скатилась с лестницы, больно ударившись левой рукой о нижнюю ступеньку, так что в плече у нее что-то хрустнуло. Но она уже не обращала внимания ни на что – ни на боль, ни на щупальца, продолжавшие трепетать в ее сознании, как мотыльки, бьющиеся о стекло, ни на второй удар, когда она перекатывалась через ноги погибшего Роба.

Думать было некогда. Ее тело действовало инстинктивно, исполняя то, что она приказала ему давным-давно, еще до того как вскочила.

Над ней качалась фигура Винсента – размахивая руками, он пытался сохранить равновесие после столкновения с девушкой. Чтобы нанести удар ножом, ему нужно было развернуться.

Не задумываясь, Натали перевернулась на спину, нащупала правой рукой тяжелый “ругер” как раз там, куда он должен был отскочить, и, подняв его, она выстрелила подонку прямо в открытый рот.

От отдачи руку ее отбросило к полу, а Винсент от силы удара буквально взлетел в воздух. Врезавшись в стену на высоте семи футов от пола, парень сполз по ней. Широкая кровавая полоса сползла следом за ним.

Мелани Фуллер стала медленно спускаться, старчески шаркая по деревянным скрипучим ступенькам.

Натали попробовала подняться, опершись на левую руку, но повалилась на бок, на ноги Роба. Она опустила револьвер и села. Сквозь слезы, застилавшие глаза, девушка никак не могла прицелиться в Мелани Фуллер.

Старуха была от нее на расстоянии футов пяти. Натали ждала, что мерзкие щупальца вот-вот проникнут в ее сознание, остановят ее, но ничего не происходило. Она нажала на курок – раз, два, три.., увы, выстрела не было.

– Всегда надо считать патроны, милочка, – прошамкала старуха. Она преодолела две последние ступеньки, перешагнула через ноги Натали и шаркающей походкой направилась к двери. Остановившись, Мелани оглянулась и зловеще сказала:

– До свидания, Нина. Мы еще встретимся.

Старуха отодвинула засов на расщепленной выстрелами входной двери, прямо в халате и тапочках вышла на улицу, освещенную пламенем пожара, и исчезла.

И тогда Натали выронила револьвер и зарыдала. Подобравшись к Джентри, она освободила его тело из-под трупа Винсента и прижала окровавленную голову Роба к груди. Ее брюки, пол, все вокруг тут же пропитались кровью. “Господи, Господи! Но за что? Почему я всех теряю?” – ей хотелось выть, кричать от нестерпимой боли утраты, разрывавшей сердце.

Когда Сол Ласки и Джексон вошли в дом минут через пять, подгоняемые пламенем пожара, ревом сирен и возобновившейся на улице перестрелкой, они увидели Натали сидящей все так же на полу. Голова шерифа Джентри покоилась у нее на коленях; девушка гладила волосы Роба и, словно баюкая любимого, напевала ему что-то...

Глава 21.
Мелани.

Мне очень не хотелось покидать Ропщущую Обитель, но выбора в этот момент практически не было. Все вокруг вышло из-под контроля; цветные избрали Новый год, чтобы устроить одну из своих бессмысленных потасовок, о которых я столько читала. Еще два-три десятилетия назад подобных вещей просто не могло произойти, но все круто изменилось после агитации за так называемые “гражданские права негров”. Папа всегда говорил: стоит неграм уступить на дюйм, они потребуют ярд, а потом отхватят милю.

Посланница Нины – цветная девица, которая выглядела бы вполне привлекательно, если бы не лохматые волосы, делавшие ее похожей на младенца, – почти убедила меня в том, что ее послала Нина, пока я не разгадала ее уловку. Об этом мне сказали голоса. В тот последний день они звучали очень громко. Признаюсь, я с трудом сосредотачивалась на менее важных вещах, ибо пыталась хорошенько расслышать то, что мне говорили голоса детей – несомненно мальчика и девочки, со странным, похоже, британским акцентом.

Кое-что звучало вполне разумно. Они предупреждали меня о пожаре, мосте, реке и шахматной доске. Возможно, эти вещи имели отношение к их собственным жизням, каким-то роковым образом участвуя в их юных судьбах. Но предупреждения о Нине Дрейтон я слышала совершенно определенно.

В конце концов эти двое так называемых Нининых посланцев, прибывших сюда из Чарлстона, оказались не более чем неприятным недоразумением. Я сожалела о потере Винсента, но, по правде говоря, он уже полностью выполнил свою задачу. Я плохо помню последние моменты в Ропщущей Обители. Помню, что в правой части головы у меня началась страшная боль.

Когда Энн складывала вещи, еще до того как заехать за мной, я заставила ее взять бутылочку “дристона”. Неудивительно, что мой полиартрит и застарелая мигрень повели себя таким образом в сыром, холодном и негостеприимном северном климате.

Когда я вышла из Ропщущей Обители, Энн перегнулась через переднее сиденье и открыла мне дверцу своей старенькой машины. Здание на противоположной стороне улицы горело – несомненно, это было делом рук черномазых бездельников. В свое время, когда меня посещала миссис Ходжес и начинала квохтать о последних зверствах на севере, она неизменно указывала, что те, кто считались бедным, голодающим и подвергающимся дискриминации меньшинством, при первой же возможности крали дорогие телевизоры и модную одежду. Она считала, что цветные, когда еще были рабами, обкрадывали белых, продолжают делать это и теперь. То было одно из немногих здравых суждений пронырливой старухи, с которым я соглашалась.

На заднем сиденье “Де Сото” стояли три чемодана. В самом большом была сложена моя одежда, в среднем – наличные деньги и собранные Энн ценные бумаги, в самом маленьком – одежда и личные вещи Энн. Моя соломенная сумка тоже была там. На полу лежала двенадцатизарядная винтовка, которую Энн держала у себя дома.

– Поехали, дорогая, – промолвила я и устало откинулась на спинку.

Энн Бишоп вела машину по-старушечьи. Мы оставили за спиной Ропщущую Обитель и горящее здание и двинулись на северо-запад по Джермантаун-стрит. Оглянувшись, я заметила, что там, где от Джермантаун отходит Квин-Лейн, происходит какая-то стычка. На перекрестке стояли фургон и два низких несимпатичных автомобиля. Полиции видно не было.

Мы миновали Пенн-стрит и приближались к Церковной, когда два фургона торгового вида выехали на середину улицы и перегородили нам дорогу. Я заставила Энн выехать на левый тротуар и проскочить. Из фургонов выскочило несколько человек, потрясая оружием, но тут же их внимание отвлек парень, который, повинуясь моему приказу, развернулся и стал палить из револьвера в своих коллег.

Все это была какая-то неразбериха. Если они приехали арестовывать цветных бездельников, пусть бы и занимались этим и оставили в покое двух белых пожилых леди.

Мы добрались до Рыночной площади, где, несмотря на темень, я разглядела бронзового солдата-янки, высившегося на своем постаменте. Еще в первый наш выезд Энн сообщила мне, что гранитная глыба была привезена из Геттисберга. Я вспомнила: ведь генерал Ли отступал под дождем, он потерпел поражение, но не был повержен, с ним в целости и сохранности осталась честь и гордость конфедератов. И это воспоминание тоже наполнило меня гордостью и заставило более оптимистично взглянуть на ситуацию – поле боя я покидала временно, сдаваться я не собиралась.

Нам навстречу, мигая огнями, с воем проносились пожарные машины, полицейские автомобили... А позади, набирая скорость, нас догонял один из фургонов и седан темного цвета. Я обернулась. На крышах машин крутились мигалки.

– Поворачивай налево, – распорядилась я. Энн круто развернулась, и я достаточно близко увидела лицо шофера пожарной машины. Закрыв глаза, я нашла в себе силы и нажала. Пожарная машина заскрежетала, повернулась, прорезав площадь поперек, перескочила через троллейбусные колеи и врезалась в догонявший нас фургон, фургон опрокинулся и замер колесами вверх посредине Рыночной площади. Я успела заметить, как темный седан метнулся в сторону, чтобы объехать красную тушу пожарной машины, перегородившей площадь, но мы уже неслись прочь от этого “нечаянного” автодорожного происшествия.

Труднее всего мне было заставить Энн ехать со скоростью тридцать миль в час. Пришлось собрать всю свою волю, чтобы она вела машину так, как было нужно мне. На самом же деле, именно ее глазами я видела проносившиеся мимо улицы, ее ушами слышала я шум моторов и замечала, как разъезжаются в разные стороны еще встречавшиеся время от времени машины. улицы Джермантауна не были приспособлены для езды на “Де Сото” выпуска 1953 года со скоростью 85 миль в час. Из проулка вслед за нами вынырнула зеленая машина. Над нами время от времени раздавался рев вертолета. Я заставила Энн круто повернуть и увеличить скорость. Внезапно по правому заднему стеклу пошли трещины, и оно с грохотом обрушилось внутрь машины. Оглянувшись, я успела заметить две дыры размером с мой кулак.

Когда мы приближались к Горной улице, перед нами появился негр без пальто, который брел, качаясь из стороны в сторону. Перед самым носом зеленой машины он вдруг выскочил на проезжую часть и бросился под колеса. Я посмотрела в зеркальце заднего вида и увидела, как ту машину занесло вправо, она врезалась в поребрик, перевернулась в воздухе и въехала в стеклянную витрину “Макдоналдса”.

Я порылась в ящике для перчаток в надежде найти карту Филадельфии, ни на мгновение не выпуская из-под контроля Энн. Мне нужно было выбраться на скоростное шоссе, чтобы покинуть этот кошмарный город, но, хотя нам то и дело встречались зеленые знаки, стрелки и указатели виадуков, я понятия не имела, какую дорогу выбрать.

Сквозь разбитое окно в машину врывался неимоверный шум, совсем низко навис огромный вертолет. Во вспышках проносящихся мимо фонарей я даже различила пилота в глубине и мужчину в бейсбольной, кепке, который высовывался из окна. На губах его играла маниакальная усмешка, он что-то держал в руках.

Я заставила Энн свернуть вправо на поднимавшийся пандус виадука. Левое колесо “Де Сото” забуксовало на мягкой обочине, и в течение нескольких секунд я была полностью поглощена тем, чтобы пробудить к жизни заглохший мотор, нажимая на акселератор и пытаясь спасти нас от автокатастрофы, Пока мы совершали объезд бесконечной развязки, вертолет продолжал реветь над нами. На долю секунды на левой щеке Энн появилась красная точка. Я тут же заставила ее выжать акселератор до упора, и старая машина рванула вперед – точка исчезла, но что-то врезалось в левую часть заднего бампера машины.

Нас вынесло на высокий мост, перекинутый через реку. Но мне совершенно не нужен был мост, мне нужна была скоростная автострада.

Вертолет не отставал, он летел так низко, что мне казалось – вот-вот он сядет нам на крышу и раздавит нас своей махиной. На мгновенье красный свет ослепил меня, и я заставила Энн свернуть влево и прижаться к “Фольксвагену”, используя его в качестве прикрытия от преследующего нас вертолета. Водитель “Фольксвагена” внезапно повалился вперед, и микроавтобус врезался в перила правого ограждения моста. Вертолет переместился еще ниже, умудряясь маневрировать на бешеной скорости.

Мы съехали с моста. Энн резко свернула налево, и мы затряслись посреди автострады, едва не врезались в полутрейлер, который гудел нам во всю мощь. Огромный указатель сообщал, что мы въезжаем на президентскую территорию. Перед нами в разные стороны расходились четыре пустые дороги, освещенные ртутными лампами дневного света. Вертолет пронесся над нами, ослепив нас красными и зелеными огнями, сделал круг и завис ярдах в ста впереди.

Пространство было слишком освещенным, слишком пустым, и мы превращались в слишком легкую добычу, как металлические утки в конце длинного тира.

"Де Сото” с ужасающим визгом крутанулся, и мы вылетели на узкую, без всяких указателей, дорожку. Она вела на юго-восток под приподнятым виадуком, обозначенным на карте как скоростное шоссе. “Дорога” – это было слишком громко сказано. Скорее она напоминала посыпанную гравием тропу. Фары нашей машины выхватывали из тьмы железобетонные опоры виадука. Платье и свитер Энн пропитались потом, я обратила внимание на весьма странное выражение ее лица. Вертолет, увы, не покидал нас, он как фантом возник над железнодорожным полотном, идущим параллельно шоссе. Проносящиеся опоры виадука усиливали ощущение скорости. Наш древний спидометр заклинило на стрелке, показывающей 100 миль в час.

Впереди наша гравиевая дорога обрывалась, а над головой раскидывалась целая сеть автомобильных развязок, поддерживаемая колоннами, опорами и пилястрами. Мы оказались в настоящем железобетонном лесу.

Я следила за тем, чтобы Энн не нажимала на тормоза, и мы проскакали расстояние с половину футбольного поля, подняв облако пыли, которое скрыло нас из виду. Когда пыль осела, мы остановились менее чем в ярде от огромной опоры размером с небольшой домик. Осторожно объехав ее, мы вынырнули из-под одного виадука и тут же нырнули под укрытие другого. Развязка над нами состояла по меньшей мере из пятнадцати дорог, многие из которых вели к мосту, добавляя еще большее количество стальных опор к лесу колонн.

Мы проехали еще ярдов пятьдесят, и я заставила Энн притормозить у бетонного островка, выключить двигатель и фары. Надо отдохнуть...

Я открыла глаза. Мы были как мыши, загнанные в какой-то причудливый храм. Огромные колонны вздымались здесь на высоту пятьдесят футов, а дальше – на восемьдесят и еще выше у основания трех мостов, перекинутых через темные воды реки Шилкил. Вокруг царила полная тишина, если не считать отдаленного гула моторов над головой да свистков поезда. Я досчитала до трехсот, и только после этого у меня появилась надежда, что вертолет потерял нас из виду.

Но я ошиблась в своих расчетах. Рев вертолета обрушился и оглушил нас.

Адская машина зависла под самым высоким виадуком, прорезав пространство перед собой лучом прожектора. Вертолет летел очень медленно, чтобы лопасти винта не приближались к платформам и опорам, и фюзеляж его разворачивался то налево, то направо, как голова осторожного кота. Вот точное ощущение – за-, таившиеся мыши и кот-вертолет, загоняющий нас в ловушку...

Да, луч прожектора обнаружил нас и безжалостно замер, пригвоздив нас к месту. Я мысленно приказала Энн выбраться из машины, и она как-то неуклюже примостила винтовку на крыше “Де Сото”.

Повелев ей выстрелить, я сразу поняла свою ошибку: вертолет находился пока на недоступном винтовке расстоянии.

Отдача от выстрела отбросила Энн назад. Винтовка взлетела в воздух и обрушилась на нее сверху. Когда скоростная пуля, пущенная из вертолета, врезалась в ветровое стекло нашей машины и оно разлетелось на мельчайшие осколки, я уже лежала на полу “Де Сото”, прикрыв голову руками.

Энн удалось подняться, доковылять до машины и левой рукой включить зажигание. Правая рука у нее уже ни на что не годилась и висела, почти отделившись от плеча. Сквозь разорванную ткань белела обнаженная кость.

Мы мчались прямо под брюхом вертолета, как доведенные до отчаяния мыши, шныряющие между лапами разъяренного кота, вверх по гравиевой дорожке, по перелеску к темному мосту, временно уклонившись от берега реки.

Вертолет следовал за нами, но обнаженные деревья, обрамлявшие гравиевые дорожки, защищали нас. Мы взлетели на холм, справа от нас остались изгибающиеся к югу скоростные шоссе, слева оказались железная дорога и река. Я заметила, что наша дорога уходит влево, в стороны от двух темных мостов. Выбора у нас не было: вертолет висел прямо над нами, деревья здесь росли слишком редко, чтобы за ними можно было укрыться, а “Де Сото” не мог преодолеть крутой спуск вниз, где в сотне ярдов виднелась автострада.

Мы свернули влево и ринулись к темному мосту. Машина резко затормозила.

Это был железнодорожный мост, к тому же очень старый. С обеих его сторон тянулось низкое каменное и металлическое ограждение. Узкоколейка с прогнившими шпалами и ржавыми рельсами висела в темноте над водой. футах в тридцати перед нами путь преграждала мощная баррикада. Но даже и прорвись мы сквозь нее, это нам мало бы чем помогло – дорога была слишком узкой, слишком открытой, и, учитывая помехи, двигаться по ней можно было бы только на малой скорости.

Мы простояли на месте не более двадцати секунд, но этого оказалось достаточно. Оглушительный рев сопровождался тучами поднимаемой пыли, и я пригнула голову, когда тяжелая масса, казалось, закрыла собой все небо. Просвистели пули, почти одновременно на пульте управления и на руле появилось пять дырок. Выстрелы продырявили тело Энн Бишоп, его несколько раз подбросило – взвыл клаксон, и все было кончено.

Я открыла дверцу и бросилась вон из машины. Одна из тапочек соскочила с ноги и откатилась в заросли кустарника. Халат и ночная сорочка вздулись парусом от того урагана, который устроили лопасти вертолета.

Махина пролетела почти над моей головой и исчезла за линией холмов.

Я поковыляла по деревянным шпалам прочь от моста. За холмами, в отраженном свете скоростной автострады, я различила темный массив парка Феермаунт. Энн рассказывала мне, что это самый большой городской парк в мире, занимает более четырех тысяч акров леса, тянущегося вдоль реки. Если бы мне удалось до него добраться...

Вертолет начал подниматься над макушками деревьев, как паук, карабкающийся вверх по своей паутине. Плавно спустившись, он начал приближаться ко мне. Я увидела, что из бокового окна потянулся тонкий красный лучик, рассекавший пыльный воздух.

Повернувшись, я поплелась обратно к мосту, к брошенной машине Энн. Это было именно то, чего они хотели от меня.

Сквозь кустарник вниз к берегу вела крутая тропа. Я свернула на нее, поскользнулась, потеряла вторую тапочку и тяжело рухнула на холодную сырую землю. Вертолет проревел у меня над головой, завис над рекой и прожектором принялся ощупывать берег. Спотыкаясь, я начала спускаться, потом полетела и футов двадцать катилась кубарем, чувствуя, как ветви деревьев и кустарник обдирают мне кожу. Прожектор вновь отыскал меня. Я поднялась, луч ослепил меня. Я зажмурилась. О, если бы мне удалось использовать пилота!..

И тут пуля вонзилась в подол моего халата.

Я упала на четвереньки и поползла вдоль склона. Вертолет нырнул, не отставая от меня.

Нет, там была не Нина. Тогда кто же? Я спряталась за трухлявым бревном и разрыдалась. Две пули подряд вонзились в дерево. Я свернулась в тугой комочек. Ужасно болела голова. Халат и ночная рубашка были в грязи.

Вертолет висел надо мною, рядом с мостом. Он вращался вокруг собственной оси, играя со мной, как кот с пойманной мышью.

Подняв голову, я сосредоточила все свое внимание на этой дьявольской машине и ее пассажирах. Преодолевая нестерпимую головную боль, направляла луч своей воли все сильнее и дальше с небывалой ранее решимостью.

И – все безрезультатно.

В вертолете находилось двое мужчин. Пилот был нейтралом.., дырой в ткани сознания. Другой сам обладал Способностью.., нет, это не Вилли.., хотя такой же волевой и кровожадный. Но, не зная и не видя его, я не могла преодолеть его Способность настолько, чтобы использовать его.

Он же – вполне мог меня убить.

Я поползла дальше к каменной арке опоры, которая виднелась впереди. Пуля вгрызлась в землю в десяти дюймах от моей руки.

Пятясь назад, я пыталась вернуться на узкую тропу среди кустарника. И следующая пуля едва не попала мне в пятку.

Я припала к земле, прислонившись спиной к бревну, и закрыла глаза. Пуля прорезала трухлявое дерево в нескольких дюймах от моего позвоночника. Следующая, разбрызгивая грязь, угодила между ног. И все-таки я доползла до машины.

Энн прострелили четырьмя пулями. Одна попала ей в желудок и прошла, чуть не задев позвоночник. Другая попала в третье ребро и, отрикошетив, ранила ее в левую руку. Третья пуля прошла сквозь правое легкое и засела под лопаткой. А четвертой был срезан язык, выбита большая часть зубов. Да, Энн была мертва, но она была мне еще нужна.

Чтобы использовать ее, я должна была претерпеть всю боль, обрушившуюся на нее. Стоило поставить какой-нибудь заслон, и она бы ускользнула от меня. Но я не должна была позволить ей умереть. У меня оставалась последняя задача для нее.

Зажигание было включено. Автоматическая система передач стояла на отметке “стоп”. Для того чтобы привести машину в движение, Энн нужно было просунуть голову сквозь разбитый руль и остатками зубов повернуть металлическую рукоять. Тормоз она сняла, следуя многолетней привычке. С этой целью я использовала ее колено.

Зрение ее поблекло и исчезло. Зажмурившись, силой собственной воли я заставила его вернуться. Обломки кости, торчавшие из правой скулы, заслоняли ей обзор. Но это не имело значения. Она положила свои исковерканные руки на обшитый пластиком руль.

Я открыла свои глаза. Красная точка плясала на засохшей траве рядом со мной, вот она нашла мою руку и переместилась мне на лицо. Трухлявое бревно разлетелось в мелкие щепки.

Моргнув, я постаралась отогнать надоедливое пятно.

Даже сквозь рев вертолета было слышно, как заработал двигатель “Де Сото” и машина рванула вперед через ограждение. Я подняла глаза как раз в тот момент, когда две фары взметнулись вверх, а потом нырнули вниз. И “Де Сото” 1953 года выпуска почти вертикально начал падать вниз.

Пилот был хорош, очень хорош. Вероятно, боковым зрением он успел что-то заметить и среагировал почти мгновенно. Мотор вертолета взревел, и фюзеляж круто нырнул вперед, разворачиваясь к открытому пространству реки. Падавшая машина Энн задела лишь край лопасти винта.

Но этого было достаточно.

Красная точка исчезла из моего глаза. Раздался чудовищный скрежет металла. Вся вращательная энергия винта вертолета словно передалась фюзеляжу, его развернуло раз, три, пять, и наконец машина врезалась в каменную арку железнодорожного моста.

Он не загорелся. Он не взорвался. Груда искореженной стали, плексигласа и алюминия безмолвно рухнула в реку, с плеском исчезнув под водой не далее чем в десяти футах от того места, где прежде исчез “Де Сото”.

Течение было очень сильным. Еще несколько секунд прожектор вертолета продолжал гореть. Я следила, как погружается все глубже и глубже мертвая машина, относимая вниз по реке с такой скоростью, что даже трудно себе представить. Затем свет погас, и темные воды сомкнулись над вертолетом, как грязный саван.

Силы мои были на исходе, и потребовалось по меньшей мере полчаса, прежде чем я попыталась встать.

Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь слабым плеском реки и отдаленным монотонным гулом невидимой автострады.

Спустя некоторое время я отряхнула со своей сорочки приставшие ветки и пыль, потуже затянула пояс халата и стала медленно взбираться вверх по тропе.