Текст книги "Большой космос (сборник)"

Автор книги: Дэн Шорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Annotation

Сборник «Большой Космос» Дэна Шорина – масштабное полотно Вселенной, раскрытое в двенадцати отдельных сюжетах. Одиннадцать рассказов и большая повесть «По эту сторону Стикса» показывают величие макрокосмоса будущего и микрокосмоса души, каждый раз под новым, неожиданным углом. Целая палитра чувств, идей, сюжетных интриг и настроений – от драматичного до смешного.

Сюжеты некоторых историй, например, «Звёзды для дочки», «Коты не умеют улыбаться» и «Юзабилити», пересекаются между собой, другие отдельны, но все они – замечательные образцы космической и научной фантастики.

Дэн Шорин

Звёзды для дочки

Дэн Шорин

Большой космос (сборник)

Звёзды для дочки

– Папа, а космос – это далеко?

Мы гуляем по парку, и маленькая Инга смотрит на меня влюблёнными глазами. Наташа идёт рядом, по выражению лица я понимаю, что она не разделяет щенячьего восторга дочери.

– Космос начинается вот тут, дочка, – я хлопаю себя по груди.

– Папа, я хочу в космос!

Поднимаю её на руки и заглядываю в карие глазёнки.

– Если человек к чему-то всю жизнь стремится, рано или поздно он к этому придёт. Даже если для этого придётся перешагнуть через вселенную.

Наташа недовольно бурчит за спиной. Насколько я знаю, сейчас она больше всего на свете хочет отобрать у меня дочку и крикнуть, чтобы я замолчал. Но в органах ей это, конечно, запретили. Они всё ещё пытаются получить секрет Нуль-Т. Людям порой трудно понять самые простые вещи, они всегда пытаются искать секреты там, где их нет. А для меня многие тайны перестали быть тайнами. После Ветрянки.

– Максим, пожалуйста, не пудри дочери мозги. Инга, девочка, папа шутит.

Наташа совершенно не умеет мечтать. Она никогда в жизни не смотрела в небо.

– Мама, смотри, звёзды совсем рядом!

– Максим, отпусти Ингу!

Чаша терпения Наташи переполняется. Сейчас ей плевать на особистов, плевать на всю вселенную. Есть её ребёнок, и есть безответственный отец этого ребёнка, который уже не совсем человек и который хочет сделать драгоценному ребёнку что-то непонятное – но обязательно плохое.

– Мама, но почему? – хнычет Инга.

– Девочка, мама не видит звёзды, – отвечаю я.

– Она слепая? – девочка доверчиво смотрит на меня.

– Нет, дочка, она домашняя.

Наташа забирает у меня Ингу и крепко прижимает к себе.

– Инга, не верь ему, твой папа плохой… человек, – на слове «человек» Наташа делает едва заметную паузу.

– Зато он хороший папа! – заявляет маленькая проказница. – Мама, знаешь, когда я вырасту, я ни за что не буду домашней.

– Максим, что ты делаешь с Ингой? – произносит Наташа назидательно-официально.

– Он меня взрослеет! – отвечает девочка.

Наташа фырчит, а я поднимаю взгляд в небеса. Нахожу взглядом Сириус и делаю шаг через бездну.

Он подошёл, когда я через прозрачный купол старбара наблюдал восход Сириуса. Валера всегда находит меня, не знаю, как это у него получается. Думаю, ему помогает кто-то из наших. Впрочем, Валера ни разу не подтвердил это мнение. Как и не опроверг.

– Красиво, не правда ли?

– Здравствуй, здравствуй, – прячу улыбку я. – Как дела?

– В личной жизни или в институте?

– Могу поспорить, что личной жизни у тебя до сих пор нет. Ты трудоголик, Валера, а женщинам нужно иногда уделять время.

– Когда-нибудь найдётся та, которая сможет принять меня таким, какой я есть, – улыбается Валера.

– И говорить вы с ней будете исключительно о квантовой физике, – сообщаю другу я.

– Говорить мы с ней будем о жизни. Знаешь, Максим, жизнь нечто большее, чем пришёл-ушёл-вернулся, даже если каждый твой шаг длиной с десяток светолет. Вот ты о Наташе подумал?

Натянуто улыбаюсь. Ну и кто тянул меня за язык начинать разговор о личной жизни? В некоторых вещах Валера просто невозможен.

– А как дела в институте? – без тени смущения спрашиваю я.

Будь на месте Валеры кто угодно другой, мой финт просто не прошёл бы. Но для Валеры работа – все, он представить себе не может, что я ухожу от неприятной темы.

– По-прежнему. Все говорят про колоссальные достижения института пространства и времени, но успехи пока остаются только на бумаге.

– Сегодня все открытия делаются на бумаге, – тяжело вздыхаю. – Времена учёных-одиночек ушли со смертью Альберта.

– Согласен, – Валера долго смотрит сквозь выпуклое стекло купола на медленно выползающий из-за горизонта слепящий диск. – А знаешь, мы почти поняли, как вы ходите.

– Расскажи-расскажи, – я с интересом смотрю на Валеру.

– Электромагнитные поля. Сложная модуляция, способная к созданию информационного двойника. А так как при переходе нарушается закон сохранения энергии, то оригинал просто исчезает, а копия возникает на новом месте.

– Эксперимент «Филадельфия»? – я вежливо улыбаюсь. – По-моему, давно доказано, что это умная мистификация.

Валера смущённо кашляет. Я прекрасно понимаю его. Человечество слишком долго обманывали, и теперь люди не верят простым решениям. Бывает.

К нам подходит официант. Местный. Человек.

– Что изволите? – спрашивает он.

– Дежурное блюдо, – заказывает Валера.

– А мне графин воды, – я вежливо улыбаюсь официанту. И когда он отходит, медленно сообщаю Валере:

– Он из безопасности.

– С чего ты взял?

– Знаю.

Валера задумчиво смотрит на восход.

– Всё-таки многое вам дала Ветрянка. Гораздо больше, чем человек может выдержать.

– Не Ветрянка нас научила этому знанию. Земля.

– Земля? – он недоверчиво улыбается.

– Знаешь, сколько раз меня пытались убить?

– Может, это иммунная система человечества?

– Обычная ксенофобия.

Официант приносит заказ. Из тарелки Валеры вкусно пахнет ванилью и какими-то пряностями. Наливаю воды в стакан и залпом выпиваю.

– Чего ему надо? – спрашивает Валера, торопливо жуя.

– Нуль-Т, – отвечаю я. – Новая игрушка для человечества. Не думаю, что он здесь, чтобы причинить мне вред. Просто шпионит. Космическая безопасность наконец-то поняла, что сами они Нуль-Т не откроют.

– Максим, расскажи о Ветрянке, – просит Валера.

– Что тебе рассказать? Про Источник писали во всех газетах…

– Нет, расскажи с самого начала. Я хочу понять вашу мотивацию.

– Мотивацию? – задумчиво гляжу на Валеру.

– Мотивацию, – повторяет он.– Ладно, слушай.

Первый раз о Ветрянке люди услышали три года назад. «Титан» в тот раз возвращался на полутора тысячах световых со стороны Ядра. Настроение было хорошее, мы открыли три пригодные к терраформированию планеты, а впереди маячил двухгодичный отпуск. Я постоянно торчал на камбузе, пытаясь снять антиалкогольную защиту с синтезатора. Всей команде до чёртиков надоел отдающий хвоёй самогон, перегоняемый Лыскиным у себя в генераторной, а синтезатор на камбузе был способен выдавать даже марочные вина. Вот только между этой эстетикой и экипажем стоял код, поставленный капитаном Юдиным, убеждённым трезвенником и тираном. Согласно теории вероятности, поставленная передо мной задача не имела решения. Пятьдесят триллионов вариантов – это вам не фунт изюма. На практике, вероятно, тоже. Только меня что-то дёрнуло поспорить с Димкой Аковым, что я этот код сделаю. Наверное, причиной столь опрометчивого заявления был пятый или шестой стакан самогона; впрочем, о мотивах импульсивных поступков я задумывался крайне редко.

Сначала подобрать код мне показалось занятием плёвым. Когда дни рождения кэпа, его жены, тёщи и старшего сына во всех формах синтезатор принять отказался, я призадумался. Человеческий разум не может охватить пятьдесят миллиардов абстрактных чисел. От силы – несколько тысяч. Только как определить нужную мне комбинацию? Я курил прямо на камбузе, благо Санька Норкин благополучно забил на обязанности кока и целыми днями торчал у себя на каюте, проводя досуг за изучением порнодисков. Скорее всего, я бы переиграл Юдина. У меня тогда был и стимул, и необходимая квалификация, и, как я думал, масса свободного времени. Но судьба распорядилась иначе. Мои потуги прервал противный зуммер.

Сам по себе сигнал маршевой тревоги чем-то экстраординарным не является. Галактика похожа на большую свалку, в которой временами встречается самый неожиданный мусор. Когда этот мусор оказывается на пути «Титана», Юдин включает маршевые двигатели. И корабль слегка подправляет траекторию, избегая нежелательной встречи. Но моё счастливое неведение длилось всего несколько секунд. До того, как я посмотрел на пейджер и зафиксировал плановый промежуток работы маршевых двигателей. Полтора часа. При нашем ускорении за это время можно повернуть под прямым углом. Или обогнуть без потери скорости чёрную дыру среднего класса.

В рубку я влетел, ровно через три минуты, пренебрегая всеми правилами безопасности. Кроме Юдина здесь сидели особист Симагин и бортмеханик Димка Аков.

– Что за фигня происходит? – от души рявкнул я.

– Сядь в компенсатор, – спокойно сказал Юдин и повернулся ко мне. – Через две минуты включатся маршевые, а кататься по полу во время ускорения достаточно некомфортно.

Я уселся в эластичное кресло гравикомпенсатора и застегнул ремень.

– Ну а теперь мне кто-нибудь объяснит, что случилось? Вы что, чёрную дыру нашли на занесённом во всех лоции маршруте?

– Не дыру. Планету, – коротко сказал Симагин.

– Ерунда. Откуда здесь взяться планете? Хочешь, я тебе докажу, что всё это чушь. Во-первых, пять месяцев назад приведённым курсом шёл «Альбатрос». Никакой планеты он, разумеется, не нашёл. Во-вторых, чтобы обогнуть по оптимальной траектории планету, достаточно включить маршевые ровно на пять минут. В-третьих, во время проведения штатной корректировки курса присутствие бортмеханика в рубке управления не предполагается.

– Присутствие виртуальщика – тоже, – буркнул Дима.

– А ты посмотри показания приборов, – посоветовал мне Юдин. – А потом делай выводы.

Я надел шлем и считал информацию с корабельного компьютера. Планета была. Без звезды, без спутников. Просто блуждающая планета. А ещё в ней имелась какая-то странность. Я не смог сразу понять, в чём дело, но, определённо, что-то здесь было не так.

– Объясните, что происходит, – спросил я.

– Нет, это ты объясни нам, что видишь, – сказал Симагин. – Ты виртуальщик или где?

– В двенадцати градусах относительно курса фиксирую блуждающую планету земного типа. Корректировать курс не вижу необходимости, мы проходим мимо.

Словно в ответ на мои слова включились маршевые двигатели, и компенсатор со свистом принял мой возросший вес.

– Расскажи нам подробнее про эту планету, – попросил Юдин.

– Планета земного типа, размером с Марс. Гравитация на поверхности 0,8 же. Атмосфера по плотности близка к земной. По составу ничего сказать не могу, нужно посылать зонд. Температура поверхности около двухсот пятидесяти Кельвин. Атмосферное давление…

– Как ты думаешь, что может поддерживать такую температуру на поверхности планеты, у которой нет звезды? – бесцеремонно прервал меня Юдин.

– Внутренние тектонические процессы? – ляпнул я.

– Чушь, – возразил Юдин. – Источник внешней энергии всё равно нужен.

– Ядерный синтез внутри планеты? Масса маловата. Холодный термояд? Считается, что в естественных условиях он невозможен. Единственное объяснение – тектонические процессы. Но хорошо бы посмотреть на это поближе.

– Вот мы и летим посмотреть на это поближе, – ответил Юдин. – Эта планета может оказаться самым громким открытием века.Капитан как в воду тогда глядел. Ветрянка стала эпохальным событием. А ещё судьбой. Говорят, человек сам делает свою судьбу. Я пытался. Не получилось. Мою судьбу сделала Ветрянка. Впрочем, это справедливо для всего человечества.

Валера тем временем переводит взгляд за окно. Сириус будто передумал подниматься из-за горизонта и сейчас медленно отползает назад. Для Валеры это в диковинку. Не удивлюсь, если он это сугубо астрономическое явление припишет моим проискам. Что делать, если сочетание вращения планеты вокруг своей оси, в совокупности с замысловатой орбитой второго спутника временами дают столь незабываемое зрелище. Моей вины здесь нет никакой, я просто люблю смотреть на Сириус. В такие минуты мне кажется, что необратимых поступков в этой вселенной не бывает.

– Откуда она взялась? – Валера переводит взгляд на меня.

– Кто? – теряюсь я.

– Ветрянка. Ты же говорил, что «Альбатрос» её не обнаружил.

– Может быть, плохо смотрели, – равнодушно замечаю я. – Может быть, она появилась там за эти пять месяцев. Не суть важно.

– Ты что не понимаешь, это же контакт! – Валера в замешательстве.

– Ну да, люди не одиноки во вселенной, есть кто-то ещё, старший брат, который будет нас опекать, прогрессорствовать. Ерунда это всё! Ветрянка суть зеркало. Мы увидели там всего лишь своё отражение. И перепугались.

– Послушать тебя, всё так просто.– Да не просто всё, Валера. Не просто. Я не знаю, откуда взялась Ветрянка, и куда она потом делась. Но даже если бы Ветрянки не было, её стоило бы придумать. Чтобы мы могли узнать, чего на самом деле стоим.

Ветрянкой планету назвали из-за атмосферы. Скорость ветра на ней даже в периоды затишья не опускалась ниже ста метров в секунду. Моя версия относительно тектоники, казалось, получила первое подтверждение. Вулканическая активность вполне могла быть причиной образования областей с разным атмосферным давлением, следовательно, бешеные ветра были вполне объяснимы. Более-менее приемлемое место для посадки обнаружилось недалеко от экватора. В течение трёх дней там стояло безветрие, что для Ветрянки было чудовищной аномалией. Вообще-то, полагалось выяснить, а почему повсюду ураганы, а здесь ни ветерка. Но мы побоялись, что другой такой возможности просто не представится. В первую группу высадки вошли шесть человек. Дима Аков, Паша Круглов, Илья Дегтярев, Илья Лузгин, Роберт Шнитхе и я. Нашей задачей было разведать местность и взять образцы грунта. Ну и дальше – по обстановке.

На грунт мы опустились без особых проблем. Шнитхе, как всегда, поворчал по поводу турбулентностей, но посадил челнок аккуратно. Атмосфера за бортом была вполне сносной, но мы выходили в утеплённых скафандрах – снаружи было минус тридцать. А потом мы набрели на Источник.

Первооткрывателем Источника можно считать Круглова. Именно Паше пришла в голову мысль, что прямо в центре зоны спокойствия находится подозрительно правильная долина. Естественно, мы теорию Круглова решили проверить. Других предложений не поступало, а в кромешной тьме нарезать спирали, выковыривая образцы мёрзлого грунта, никому не хотелось. Это было совсем не похоже на артефакт. Просто в центре зоны затишья оказалась долина, посреди которой бил родник. Откуда-то из глубины родника пробивался свет, так что, стоя возле Источника, мы прекрасно видели друг друга. А потом раздался голос.Тогда мы не думали ни о чём судьбоносном. Дегтярев что-то болтал про особые свойства воды, позволяющие ей оставаться жидкой даже при сугубо отрицательной температуре. Голос услышали все. Слова звучали совершенно отчётливо, Лузгин умудрился их даже загнать в аудиофайл. Тогда меня просто поразила их банальность. Эту фразу можно было прочитать где-нибудь в детских комиксах. «Перед тобой выбор. Выпей и получишь могущество. Не пей и останешься человеком». Мы обошли родник по кругу. Каждого из нас сверлила мысль «а что если?». А потом мы, не сговариваясь, приняли решение.

– Максим, почему вы не отдадите Нуль-Т людям? – Валера съёживается и внимательно смотрит мне в глаза.

– Хороший вопрос, – улыбаюсь я. – А ответ прост и банален. Человечество ещё не созрело.

– А судьи кто? – заносчиво спрашивает Валера. – Почему вы решаете за всех? Да кто вы такие? Случайные баловни судьбы, по воле космоса получившие могущество, и теперь не желающие делиться.

– И Остапа понесло… – ухмыляюсь я. – Ты хоть сам-то понимаешь, о чём говоришь?

– Понимаю. Даже слишком хорошо понимаю. Я считал тебя другом…

– Ветрянка всё поставила с головы на ноги, – я наливаю ещё воды и залпом выпиваю. – Знаешь, почему Эйнштейн уничтожил открытую им «единую теорию поля»? Потому что человечество не созрело.

– Эйнштейн сделал изобретение сам, а вы его украли.

– Ты так считаешь? – я непроизвольно улыбаюсь.

– И не надо лыбиться. Ветрянка поднесла Нуль-Т человечеству на блюдечке. А вы решили оставить его себе.

– Человечество не прошло испытания.

– Это вы не прошли испытания. Вы перестали быть людьми. Человечество всегда стояло на титанах. На людях, которые оказались выше своей эпохи. А вы… Вы антититаны. Титаны со знаком минус.

Валера вскакивает со стула и, не оглядываясь, выходит из зала.

– O, sancta simplicitas! – раздаётся у меня за спиной голос Симагина.

Только его мне не хватало для полного счастья. Рука машинально тянется к кобуре с шестизарядным глокком. С некоторых пор я постоянно ношу его с собой. Почему я остановился именно на глокке? Естественно, из-за магазина. Пять пуль – мало. Семь – слишком много.

Председатель совета миров садится напротив и кладёт локти на стол. Поднимаю глаза и холодно смотрю на Симагина.

– Чего тебе надо?

А он улыбается. Почему отрицательные герои всегда улыбаются? Может, потому что они уверены в себе? Ничего не боятся, ни в чём не сомневаются. Совесть находится в зачаточном состоянии, амбиции обнимают галактику. Противно.

– Ничего, – Симагин опять улыбается. – Хотел посмотреть, как от тебя отвернётся последний друг. Это забавно.

– У меня много друзей, – автоматически отвечаю я.

– Давай посчитаем, – Симагин растопыривает пятерню. – Круглов, Аков, Дегтярев, Лузгин, Шнитхе. Пальцы кончились, друзья тоже.

– Ошибаешься, – моему голосу не хватает уверенности.

– Это ты ошибаешься, щенок, – Симагин умеет заставить почувствовать себя ничтожеством. Несколько слов, несколько случайных взглядов, и ты смешан с грязью. – Других друзей у тебя нет. Тебе не нужны друзья. Ты пытаешься противопоставить себя людям. Потому что сам уже не человек. Ты – выродок. Космополит. Ничтожество. Слово «родина» для тебя ничего не значит.

– Не значит, – покорно соглашаюсь я. – Но ещё меньше для меня значат твои идеалы, Симагин. Потому что ты как был жандармом, так им и остался. И таким умрёшь. Ты просто не сможешь понять Нуль-Т.

– А ты попробуй объяснить. Без этих своих «почувствовать прикосновение звёзд сердцем».

Долго смотрю на Симагина. Он так ничего и не понял.

– Без «этих своих» не могу.

– Или не хочешь?

– Или не хочу.

Других доводов Симагин понять не способен. Он морщится, словно от зубной боли.

– Ты сам подталкиваешь нас к крайним мерам.

– А ты попробуй арестуй меня, – я широко улыбаюсь. – А я пройду сквозь стены твоей тюрьмы, потому что у меня есть Нуль-Т.

– Знаешь, Максим, иногда мы можем воздействовать через близких людей.

– Ты сам сказал, у меня нет друзей, – отвечаю я. – А упомянутая тобой пятёрка способна о себе позаботиться.

– У тебя есть дочь, – мимоходом замечает Симагин.

– А её ты не тронешь. Сказать почему? Потому что у тебя есть сын. Ради его блага оставь в покое Ингу.

Симагин смотрит на меня тяжёлым взглядом.

– Тебе говорили, что ты чёртов ублюдок?

– Если ты пришёл сюда, чтобы рассказать мне об этом, иди гуляй.

Сириус тем временем вторично выползает из-за горизонта. Наслаждаясь моментом, гляжу на светило.

– А ты не боишься, что я решу, что благо цивилизации важнее жизни моего сына? – спрашивает Симагин.

– Не боюсь. Потому что ты тоже был на Ветрянке.

– Не хочу вспоминать об этом.

– Именно поэтому вы никогда и не поймёте Нуль-Т, – сообщаю я.

– Почему «вы»? – кривится Симагин. – Ты имеешь в виду человечество?– Я имею в виду вторую группу высадки.

Примерно через час, после того как мы обнаружили Источник, совершил посадку второй челнок. Изначально его спуск в гравитационный колодец Ветрянки не планировался. Впоследствии мы с ребятами обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что Симагин напихал в наши скафандры жучков. И получив данные телеметрии, тут же рванул вниз.

По возможности, он, конечно, подобрал бы экипаж из своих людей. Вот только команда челнока формируется согласно штатному расписанию, и ни малейшего шанса обойти процедуру у Симагина не было. Да и время его поджимало – мало ли что мы успеем натворить с артефактом иной цивилизации. Хотя правильнее будет сказать «предположительно артефактом предположительно иной цивилизации». Тогда у нас не было ничего кроме предположений. Да и сейчас много ли мы знаем о Ветрянке? Короче, кроме Симагина на поверхности оказались Евсеев, Гришин, Полухин, Жаворонков и Лимонов. Как они нашли Источник, мы не знаем. Сперва мы их банально прошляпили, пребывая в состоянии эйфории. А потом что-либо предпринимать было уже поздно.Когда Дима Аков заметил их, они стояли вокруг источника и слушали голос. И остановить вторую группу высадки мы были уже не в силах. Я часто задумываюсь над тем, почему две группы людей одного статуса, одного социального положения в критических ситуациях принимают полярные решения. Может быть, судьба каждого человека предопределена от рождения? Вот родился фрукт по фамилии Симагин, и у него на роду было написано, что он должен оказаться на Ветрянке и сделать выбор. И существует специальный подген, отвечающий за этот выбор. Конечно, я прекрасно понимаю, что футурогенетика – это всего лишь лженаука, вошедшая в моду в начале двадцать второго века. Но иногда так хочется всё свалить на природу; хочется верить, что люди не виноваты в том, что они такие свиньи.

– Скажи мне, почему вы сделали это?

Председатель совета миров Симагин долго молчит, потом задумчиво смотрит на меня.

– Сделали что?

– Знаешь, вот только красивые слова оставь для общественности, – взрываюсь я. – Мы оба были на Ветрянке. И ты прекрасно знаешь, что не первая, как считается официально, а именно вторая группа высадки пила из источника. Мы сделали свой выбор – остались людьми. И в качестве утешительного приза получили Нуль-Т. Вы – пили из источника, и людьми быть перестали. Что вы получили от этой сделки, трудно сказать. Но в любом случае – немало. Иначе ваша шестёрка не стояла бы сейчас на вершине власти.

– Человечество само выбирает себе правителей, – жёстко говорит Симагин. – Ты сейчас себе представил горстку инопланетян со склизкими щупальцами, в одночасье захвативших федерацию. Хочу тебя разочаровать, самое совершенное оборудование не нашло никаких аномалий. Мы люди, Максим. Люди.

– Это физически. А морально?

– Раньше с тобой было проще общаться, – вздыхает Симагин.

– А с тобой всегда было трудно, – парирую я. – Лучше скажи мне, почему в результате случайной выборки первая группа единогласно принимает одно решение, а следующая – прямо противоположное. Тебе не кажется, что здесь пахнет мистикой?

– Первооткрыватели всегда получают славу, а сливки снимают идущие следом. Таковы законы общества.Сириус уже поднялся над горизонтом. Прозрачный купол стал слегка матовым, защищая клиентов старбара от жёстких излучений. Встаю из-за стола и перешагиваю через пространство. Хочу увидеть Ингу. Симагин меня всерьёз напугал, своими разговорами о методах непрямого воздействия. Где ты, моя дочурка?

Инга сидит в саду и обдирает кусты сирени. Ветки тугие, не хотят гнуться, Инга, прикусив губу, пытается сделать из них грубое подобие венка.

– Давай помогу!

– Папка! – восторгу дочурки нет предела. Она виснет у меня на шее и заглядывает мне в глаза. – Я знала, что ты придёшь!

– И откуда же? – спрашиваю я с долей иронии.

– Чуйствовала.

Именно так, не «чуяла» и не «чувствовала», а именно «чуйствовала».

– А что ты ещё чуйствовала? – смотрю на дочку, слегка прищурившись.

– Что ты не пил водичку.

Мою беззаботность как рукой снимает.

– Послушай Инга, это очень важно. Откуда ты это знаешь?

– Мы в вас игрались.

– Игрались? – насторожённо переспрашиваю я.

– Это Колька Аков выдумал.

Колька Аков – сынишка Димы Акова. Сколько раз я слышал от Димы о его талантах и вот на тебе…

– Инга, а кто с вами ещё играл?

– Света Лузгина, Ира Полухина, Андрей…

– Симагин, – машинально подсказываю я.

– Андрей Симагин, Ева Шнитхе… Я всех фамилий не знаю.

Инга смотрит на меня виновато.

– Расскажи, как вы игрались.

– Колька сначала придумал планету с родником. Кто выпьет из этого родника, становиться плохишом, и получает какую-то способность. Потом он объяснил, что плохиши всегда имеют способности. А кто не выпьет, тот тоже получает способность, но другую… Это чтобы плохиши сразу не победили.

– И как вы играли?

– Света сказала, что мы ещё маленькие, а с маленькими чудеса не случаются. И что мы должны играть за родителей. Я играла за тебя, папка! Я хорошо играла?

– Ты просто замечательно играла.

Крепко прижимаю дочку к себе.

– Инга, скажи мне, а как вы определяли, кто будет хорошим, а кто – плохим?

– Мы посчитались. Я была хорошей.

Вот вам и стопроцентная выборка, ниспровергающая теорию вероятности. Они посчитались. Долго рассматриваю Ингу. У неё действительно есть способности. Через пару десятилетий этим детишкам будут принадлежать звёзды. А может и раньше.

В голову приходит бредовая мысль.

– А сегодня вы будете ещё играть? – спрашиваю у Инги.

– Ага, – девочка энергично кивает.

– Хочешь, я научу тебя играть в войнушку?Достаю глокк и протягиваю его девочке. Почему я чувствую себя в этот момент последним мерзавцем? Наверное, потому что сумел остаться человеком. Не иначе.

Коты не умеют улыбаться

Сквозь какой-то там тыщу-лохматый год,

Протоптав тропинку в судьбе,

Полосатый, как тигр, Корабельный Кот

Научился сниться тебе.

И ползли по норам ночные крысы твоих невзгод,

Если в лунный луч выходил Корабельный Кот.

Олег Медведев – «Корабельный кот»

****

Инга читала «Алису в стране чудес», временами бросая косые взгляды в сторону иллюминатора. Там всегда царила кромешная тьма – ни единой, даже самой маленькой звёздочки, только клубы тумана, из шлюза казавшегося буроватым. Снаружи были мрак и смерть, внутри – обитаемый островок и безысходность.

«All right, – said the Cat; and this time it vanished quite slowly, beginning with the end of the tail, and ending with the grin, which remained some time after the rest of it had gone». – Прочитала Инга и захлопнула книгу.

– Интересно было бы посмотреть на висящую в воздухе кошачью улыбку, – вслух подумала девушка.

– Коты не умеют улыбаться…

Голос прозвучал где-то рядом, хотя в шлюзе никого не было. Инга пробиралась сюда именно из-за возможности побыть в одиночестве – отгородившись от всего звездолёта, остаться наедине с собой и с книгами. С книгами о Земле, на которую они уже никогда не вернутся.

– Кто это сказал? – спросила Инга, требовательно оглядывая пустоту.

– Банальный здравый смысл, – тут же ответил голос.

– Да нет, я имею в виду, не «кто сказал эту мысль первым», а «кто со мной сейчас разговаривает», – произнесла Инга, нахмурившись.

– Это же очевидно, – ничуть не смутился голос. – С тобой разговариваю я.

– Правила вежливости предполагают, чтобы собеседник представился, – возразила Инга.

– Но ты же не представилась… – фыркнул невидимка.

Этот довод Ингу смутил, однако она тут же взяла себя в руки:

– Но ты начал этот разговор первым!

– Правда? – невидимый собеседник отчётливо хмыкнул. – А кому хотелось посмотреть на висящую в воздухе улыбку? Не тебе?

Инга быстро оглянулась, словно ожидая увидеть эту самую улыбку. Но увидела только голые стены шлюза.

– Ты видишь меня, а я тебя нет! Это нечестно!

– Это, наверное, всё потому, что ты не там смотришь!

– А где надо смотреть? – Инга заинтересованно уставилась в пустоту. – Где можно увидеть привидений?

– Почему ты решила, что я привидение? – голос незнакомца прозвучал обиженно.

– Потому что на корабле кроме меня всего пять человек. И все они женщины. Я же сейчас отчётливо слышу мужской голос.

– Да, как у вас всё запущено… – Инга услышала в голосе разочарование. – Хорошо, если ты действительно хочешь меня увидеть – выгляни в иллюминатор.

– Логично! – девушка улыбнулась. – Если тебя не может быть на корабле, значит ты снаружи. Вот только ты одного не учёл, таинственный незнакомец. Мы сейчас находимся в гиперпространстве, и снаружи корабля по определению нет ничего.

– А ты всё-таки выгляни, – голос звучал загадочно и чарующе.

Инга подошла к иллюминатору и обомлела – снаружи в клубах бурого тумана отчётливо просматривались очертания полупрозрачной кошачьей мордочки. И Инга могла дать руку на отсечение – эта мордочка улыбалась.

****

– Мне кажется, она слишком много читает, – голос Мариэлины Велидоровны был сух и твёрд. – Это может плохо кончится.

– Ой, и не говорите!

Полиандра Симариловна вязала свитер, искоса поглядывая в сторону флэтскрина, на котором показывали семьсот сорок третью серию «Возвращения любимого».

– Мне кажется, то о чём я говорю, гораздо важнее сериала! – Мариэлина Велидоровна подняла лежащий на кушетке пульт и нажала на паузу. – Мы теряем Ингу.

– Запретить ей читать – вот и всё! – В кают-компанию вошла Ниниэль Джалиновна, в бытность свою супруга капитана корабля, а сейчас председатель корабельного совета. – Нечего с молодёжью цацкаться. Ещё не хватало, чтобы она вышла наружу. Думаете, так просто она всё время отирается в шлюзе? Наверняка код подбирает.

– Ну, код-то, положим, она не подберёт, десять триллионов вариантов – это вам не шутка, – Мариэлина Велидоровна грузно опустилась на кушетку. – А вот полоснуть себя по венам… Медкомплекс на последнем издыхании, можем и не спасти.

– Сколько их было – самоубийц-то? – вздохнула Полиандра Симариловна. – И чего им только не хватает? Всё не могут смириться, что никогда не увидят Землю. А что мы забыли на этой самой Земле? Ничего хорошего. Сплошная грязь и антисанитария. По мне, так нам и тут неплохо живётся. Всегда сытые, всегда чистые, да и за здоровьем нашим медкомплекс как-никак присматривает.

– А шут их знает, чего им не хватает! – сказала Мариэлина Велидоровна.

– Это всё книги, это всё их тлетворное влияние, – Ниниэль Джалиновна высоко подняла указательный палец.

– Их с самого начала надо было скормить утилизатору.

– Хорошо, хоть потом спохватились.

– Спохватились, да поздно… Инга вон позапрятала их по всему кораблю…

– Найти и уничтожить! – твёрдо сказала Ниниэль Джалиновна.

– И найдём! И уничтожим! Пусть сериалы смотрит! Её ведь в кают-компанию не затащишь.

– Это она нами брезгует! Пороть её надо было больше!

– Поздно уже.

– Воспитанием заниматься никогда не поздно.

– Вот вы, Мариэлина Велидоровна, и займитесь её воспитанием, а я посмотрю, как у вас это получится.

– И не сомневайтесь, Полиандра Симариловна, ещё как получится. Посадить на недельку на хлеб и воду – сама свои книжонки утилизатору скормит.

– А как вы, Мариэлина Велидоровна, её собираетесь на хлеб и воду посадить? Мы же её личный код синтезатора не знаем. Как сделать, чтобы она котлетки да блинчики себе не заказывала? А?

– А мы просто запрём её в каюте, – Ниниэль Джалиновна достала из кармана стопку ключей и победоносно потрясла ей у себя над головой. – Но сначала с Ингой надо поговорить. Вдруг одумается?

Назад к карточке книги "Большой космос (сборник)"