Текст книги "Большой космос (сборник)"

Автор книги: Дэн Шорин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Тишина была ему ответом.

– Тогда ты, – Капитан ткнул пальцем в сторону Курта Циммера из планетарной разведки. – И ты, – второй жертвой случая оказался биохимик Станислав Вернер. – Назначаю вас добровольцами. Даю время на сборы, но чтобы через час были в переговорной. Клянусь космосом, вы станете героями. Чего ждёте? Время пошло!

Пётр медленно вышел из рубки. Предвкусие грядущего приключения заставляло сердце юноши учащённо биться. Каждый мальчишка в детстве играл в «корабль чужих», когда с завязанными глазами надо пройти весьма непростые испытания. И только одному из многих тысяч звездолётчиков удавалось увидеть настоящий корабль чужих. Обычно это были пустые металлические банки, летящие из ниоткуда в никуда. На них не было ничего ценного, они величественно дрейфовали в пространстве, выжженные лучами многих звёзд и почти полностью испарившиеся в вакуум.

Пётр спустился в каюту. Свет мягко замерцал, подстраиваясь под размеры зрачков Петра. Обои в каюте тут же расцвели сюрреалистическими цветами. Это был безобидный обойный вирус, который системотехники «Евразии» не могли вывести уже несколько лет. По определённым одному ему известным датам он раскрашивал стены кают радужными красками. Пётр машинально скользнул взглядам по стене, на секунду задержался на большом постере из двенадцатых звёздных войн, где звезда смерти проходила сквозь корону голубоватой звёзды, потом перевёл взгляд на отгороженную в углу каюты душевую.

– Для вас два письма, – мелодично произнесла весталка.

В своё время Пётр долго подбирал для весталки женский голос, который не вызывал бы у юноши раздражения. Ссора с Мариной не только привела Петра на звёздный флот, но и оставила в его душе неприятный осадок. Он боялся женщин, именно от них он бежал за много парсеков.

На «Евразии» женщины делились на две категории. Женщины-сетлеры, мирно спящие всю дорогу в анабиозе, которые физически не могли доставить Петру беспокойство. И женщины-спейсеры, относящиеся к особой касте. Они, как, впрочем, и все спейсеры, больше всего на свете ценили одиночество, никогда не сближаясь с человеком не желающим этого. Право на одиночество было среди спейсеров главной моральной нормой, устоявшимся табу. Благодаря этой традиции Пётр на Евразии чувствовал себя защищённым.

– Читай, – бросил юноша, стягивая потную футболку и забираясь под душ.

Тёплая вода приятно касалась кожи, и Пётр расслабился.

– Первое письмо. Адресат – Капитан. Тема письма – экспедиция.

– Что он пишет? – буркнул Пётр, включая воду.

– Всем участникам экспедиции просьба прибыть в переговорную к 16.00 по корабельному времени. Не явившиеся, равно как и опоздавшие, будут считаться отказавшимися от высадки на планету, – прочитала весталка.

– Кто бы сомневался, – хмыкнул Пётр, растирая спину. – Давай второе.

– Второе письмо. Адресат неизвестен. Тема письма – экспедиция.

– Постой-постой, как это адресат письма не известен? – Пётр от неожиданности поскользнулся на кафельном полу и ощутимо ударился плечом о стену душевой.

– Поле «отправитель» не заполнено, – сообщила весталка.

– Такое письмо не могло быть отправлено! – авторитетно заявил Пётр.

Он взял полотенце, наскоро вытерся и выскочил из душевой.

– Отправка письма является свершившимся действием, – попыталась образумить Петра весталка.

– Догадываюсь. Давай-ка посмотрим побайтовую адресацию!

Перед Петром в воздухе возник экран, по которому побежала вереница цифр.

– Весталка, останови, – вдруг выкрикнул Пётр, с усилием вглядываясь в экран. – Вот оно!

Цифры Петра ошеломили. Выходило, что на Евразии в принудительном порядке была задействована внешняя связь, через техническую тарелку около двенадцатого шлюза. Пётр знал её адрес, когда Евразия ещё висела в противофазе на лунной орбите, он выходил через неё в Интернет. Однако сейчас Земли под боком у Евразии не было, Интернета, соответственно, тоже. Была только колонизируемая планета и корабль чужих на ней. Петру стало страшно.

– Весталка, читай содержимое письма.

– Если тебе дорога твоя жизнь и жизнь близких тебе людей, ты должен отказаться от участия в экспедиции. Больше предупреждений не будет, – прочитала весталка.

Освещение в каюте дрогнуло и померкло. Светился только висящий в воздухе экран и мутные отблески давал обойный вирус. Откуда-то издалека стала слышна странная музыка, от которой по коже Петра пробежали мурашки.

– Весталка, что происходит? – спросил Пётр.

Голос юноши дрожал.

– Вопрос сформулирован неполно, – мелодично отозвалась весталка.

– Весталка, что случилось с освещением каюты? – переспросил Пётр.

– Освещение каюты функционирует в штатном режиме, – как ни в чём небывало откликнулась программа.

– Установи природу звуков, которые я слышу?

– Какие звуки имеются в виду? Ваш голос, синтезируемый динамиками, мой голос, шум устройства принудительной вентиляции каюты?

– Музыка, – шёпотом сказал Пётр, вслушиваясь в затейливые переливы мелодии.

– Музыка моими микрофонами не зафиксирована. Связаться с медблоком?

– Не надо, я пошутил, – быстро сказал стажёр.

Проблем с медиками накануне экспедиции ему не хотелось.

– Умное решение, – раздался прямо за спиной у Петра мужской голос. – Надеюсь, и в отношении экспедиции ты сделаешь правильный выбор.

Стажёр быстро развернулся. В дальнем углу каюты в воздухе висел тёмный человеческий силуэт. Сквозь него просвечивали огоньки стенного вируса.

– Ты автор письма?

– Да.

– Кто ты?

Силуэт пододвинулся ближе, у него проступили черты лица.

– Узнаёшь?

У Петра задрожали коленки. Он видел это лицо каждый день, когда смотрел в зеркало. Перед стажёром в полумраке висел его аморфный двойник.

– Почему ты хочешь, чтобы я не участвовал в экспедиции?

– Я хочу спасти тебе жизнь. И себе.

Музыка усилилась, теперь она как колокол гремела в ушах у Петра. Призрак протянул к Петру руку ладонью вверх, и стажёр отчётливо увидел, что на руке у незнакомца шесть пальцев. Потом загорелся свет, и призрак исчез. Наступила тишина.

– Весталка, что это было? – спросил Пётр и не получил ответа. Парящий в воздухе экран горел ровным синим цветом.

3

Дорога уходила к самому горизонту. Это была именно дорога, и к новейшей истории планеты она не имела никакого отношения. Просто колея, которую и вблизи можно не заметить… А уж засечь её с высокой орбиты было высшим пилотажем. Но Капитан тряхнул стариной и дорога была обнаружена, а её координаты послужили отправной точкой экспедиции.

Вокруг, насколько хватало глаз, лежал песок. Точнее не песок, а взрыхлённая терраформингом мелкая порода. Горизонт терялся в серой дымке. Свистел ветер.

Пятёрка спейсеров, облачённых в скафандры высшей защиты, стояла на обочине. Неповоротливые композитные конструкции вышек плотно облегали спейсеров, защищая их от контактов со внешней средой. В некоторых агрессивных средах и скафандры высшей защиты на смогли бы защитить спейсеров от гибели, но за всё время существования вышек было зафиксировано всего четыре таких случая. Правда, определённый страх всё-таки присутствовал. И было от чего.

Пётр с трепетом вспоминал душную переговорку, сразу на много лет постаревшего Капитана, хмурые лица коллег, намертво впечатавшийся в память диалог.

– Вы должны выяснить, что это за хрень, откуда она прилетела и, по возможности, при этом остаться в живых, – так сформулировал полётное задание Капитан.

– Что значит «по возможности»? – спросил тогда Циммер, недоуменно повернув голову в сторону Капитана.

– Нашей прогулке присваивается категория «Бета», – ответил вместо Капитана Кок, хмуро поигрывая десантным ножом. – Ещё не поздно, можешь отказаться от участия в этой затее.

– «Бета»? Как при высадке на планеты с нестабильной тектоникой? – не поверил Циммер.

– Точно! – Кок прищурился. – По статистике при бета-десантировании выживает не более 50 % команды. Нам стоит рассчитаться на первый-второй.

– Не совсем, – Капитан тяжело вздохнул, убрав руку от уха. – Это не «Бета», господа, это «Альфа». Пять минут назад получена информация с разведывательного зонда. В районе разлома зафиксирована повышенная наноактивность. После этого управление зондом было кем-то перехвачено.

На какой-то миг в переговорке повисла тишина.

– Ты хочешь сказать… – Циммер побледнел, и закашлялся.

Кок метнул нож, и тот по самую рукоятку ушёл в стену.

– По-видимости, придётся эвакуировать сетлеров, – осознал размеры катастрофы Вернер. – Лифт резать, а планету закрывать.

– Да нет, господа, – голос Капитана звучал как-то подозрительно тихо. – Сетлеров придётся оставить на планете. А всех нас ожидает пожизненный карантин. При условии, конечно, что вы не разберётесь с этим вопросом. Кто-нибудь хочет отказаться от высадки?

Желающих не оказалось.

Только высадившись на планету, Пётр осознал, что зря не послушался призрака и своевременно не отказался от участия в экспедиции. Само ощущение навалившейся на ноги тверди в сочетании с привязчивым липким страхом перед вездесущими наноботами уже давало свои плоды.

– Мы на месте, – вышел на связь с кораблём Кок. – Начинаем движение в направлении разлома. Наноактивности пока не зарегистрировано.

– Вы это… держитесь чуть в стороне от дороги. На всякий случай… – голос Капитана глухо прозвучал в имплантатах спейсеров.

– Разумеется, – бодро ответил Кок. – Неоправданный риск – враг разведчика.

– Ты не разведчик, – напомнил ему Капитан.

– Значит, риск не знает, что я его враг, – хмыкнул Кок и отключился от Евразии.

– Ты это ботам объясни, – произнёс Мирер, искоса глядя на Кока.

– Они поймут, – сказал Кок и несколько раз подпрыгнул, разрабатывая скафандр. – Потому что наноботы – это миф.

– Миф? – не понял Пётр.

– Миф, – ответил Кок. – Сказка. Страшилка для спейсеров.

Циммер повернулся лицом к Коку. Его кулаки сжались. Сквозь шлем Пётр видел, как побледнело лицо разведчика.

– Ты, ублюдок, – прошипел Циммер.

– От ублюдка и слышу, – флегматично ответил Кок.

– Мы должны вернуться, – кратко сказал Мирер. – Конфликт внутри экспедиции – худшее, что нас может ожидать.

– Согласен, – произнёс Циммер. – Мы вернёмся на корабль, и я расскажу Капитану про этого ублюдка всё, что знаю.

– Поздно, – сказал Кок и вдруг резво припустил по дороге в сторону разлома.

– Стой, не уйдёшь! – вдруг резко выкрикнул Вернер и бросился вслед за Коком.

– Ждите нас здесь, – скомандовал Циммер и тоже бросился в погоню.

Фигуры нелепо бежали по песчаной поверхности, быстро удаляясь в сторону нечёткого, будто бы призрачного горизонта. Пётр непонимающе посмотрел на Мирера. Шкипер оставался спокоен.

– Что случилось? – спросил Пётр.

– Не наше дело, – ответил Мирер. – Раз началась такая Петрушка, нам лучше не вмешиваться.

– Это будет правильно?

– Это будет разумно. Сейчас мы медленно пойдём вслед за ними. Ни во что не вмешивайся. Помни, наша цель – чужой корабль, а не внутренние разборки спецслужб Земли.

– Спецслужб Земли? Откуда ты знаешь? – челюсть Петра упёрлась в мягкий кожух скафандра.

– Я не знаю. Я думаю, – ответил Мирер. – Вполне возможно, я ошибаюсь. Иногда бывает недостаточно исходных данных, чтобы сделать правильный вывод. Одно я знаю твёрдо: лучшая тактика и стратегия в любой ситуации – не вмешиваться. Понимаешь?

– Не понимаю, – честно сказал Пётр.

– Ясно. Тема закрыта. Давай вернёмся к первоначальной цели экспедиции и всё-таки сделаем свою работу.

Некоторое время они шли по дороге. Потом Пётр спросил:

– А на другие темы я могу задавать вопросы?

– Запросто, – ответил Мирер. – Спрашивай.

– Какого уровня достигли нанотехнологии человечества?

Мирер на секунду задумался, потом ответил:

– Благодаря им потеряны три планеты земного класса и семьдесят два миллиарда человек. После чего законом от 3175 года нанотехнологии повсеместно запрещены под страхом смерти.

– Не слишком строго? Смертная казнь – удел варваров.

– Я видел одну из этих планет. Тебе знаком термин «gray goo problem»? Вижу, знаком. А я вот столкнулся с этим вживую. Когда самовоспроизводящиеся наноботы превращают цветущую планету в «серую пыль», состоящую из биллионов этих самых наноботов, зрелище не из приятных.

– В серую пыль? – не поверил Пётр. – И металлическое ядро?

– Не ядро. И даже не литосферу, – пояснил Мирер. – Поверхностную органику. Почву, растения, животных, людей…

– А аккуратно их использовать нельзя? На благо человеческой цивилизации?

– Каждый сотый человечек – потенциальный самоубийца, – жёстко ответил Мирер. – Каждый десятый самоубийца не прочь захватить с собой на тот свет кого-нибудь ещё. И тут перед нами встаёт большая проблема. Из-за одного психа, который запрограммирует наноботов на бесконтрольное размножение, может погибнуть человечество на всех обитаемых планетах.

– Дела… – задумчиво ответил Пётр.

Как ни странно, после этих слов страх отступил. Пётр ощущал себя не жертвой обстоятельств, а первопроходцем, от которого может зависеть судьба человечества. Исследователем. Они шли по дороге, а дымка висела буквально в нескольких метрах от них. Видимость упала почти до нуля.

– Так и должно быть, – успокоил Петра Мирер. – Это нормальная реакция на присутствие чужаков. Пылевая завеса.

Заверещал зуммер.

– Обнаружены первые признаки наноактивности, – вклинился в разговор невидимый Вернер. – Расстояние до границы разлома чуть менее километра. Продолжаем движение.

Мирер сразу насторожился, в его шагах проглядывала какая-то кошачья осторожность. Наноактивность – страшная штука, она поражает изнутри, быстро и неотвратимо. Петра охватила паника.

– Не нервничай, – неожиданно спокойно сказал Мирер. – От наноботов «вышки» защищены основательно. Следует опасаться предметов которые на несколько порядков больше. Какой-нибудь камень, способный пробить в скафандре микротрещину, гораздо опаснее самых жутких наноботов.

– Этот камень может состоять из наноботов, – сказал Пётр.

– Не думаю, – ответил Мирер. – Любые боты имеют свою специализацию. Универсальных наноботов не может существовать. Эта особенность законов наномира. Не те размеры, чтобы обеспечить полифункциональность таких конструкций.

– А если эти наноботы сконструированы специально, чтобы объединиться в камень, который пробьёт «вышки»? – предположил Пётр.

– Не проще использовать обычный камень?

– Эти наноботы созданы не людьми. Их создателями руководила нечеловеческая логика.

– Логика одна. Она не делится на человеческую и нечеловеческую, логика руководствуется целесообразностью.

Пётр не успел ответить, потому что в уши ворвался треск помех.

– До разлома осталось двести метров, – прозвучал голос Вернера. – Наноактивность параболически возрастает. Это очень похоже на город.

Это был последний раз, когда они слышали голос Вернера.

4

Если это и было похоже на город, то только издали. Когда спейсеры приблизились, их взору предстали бурые холмы, местами покрытые малиновой пеленой. Свистел пронизывающий ветер, впрочем, его-то как раз ожидали. На реформированных планетах ветра всегда лютуют – гипертермальные области пока не диффузировали, и перепады атмосферного давления бывают ещё те.

Начало города прозевать было невозможно. Бурая трава в человеческий рост опоясывала околицу почти правильным кольцом. А внутри начинались чудеса. Дорога, которая привела путников в город, заканчивалась большой петлёй, внутри которой стояла статуя. Это был человек десятиметрового роста, рука которого была устремлена в небо. Лицо его показалось Петру смутно знакомым.

– А ведь это песчаник, – заметил Мирер, просканировав породу.

Голос его в головных телефонах скафандра прозвучал приглушённо, но тем не менее отчётливо.

– Вот тебе и сверхцивилизация, – крякнул Пётр. – Не могли что-нибудь интереснее подобрать.

В голосе стажёра прозвучало разочарование.

– А какого космоса им использовать что-то интереснее, если у них наноботы есть? – тут же возразил Мирер. – Отдал команду – эта фигура в клопа трёхногого превратиться. Ещё одна команда – в планетарный бот. Или в жилище. Или в ракетную установку. Или в еду.

– В еду не получится, песчаник невкусный, как его не перестраивай.

– А откуда ты знаешь, чем чужие питаются?

– Песчаник не является энергоносителем, – буркнул Пётр.

– Зато в нём содержится множество минералов, – сказал Мирер.

Пётр не стал спорить с Мирером. Спейсеры обошли статую и очень медленно пошли к центру аномалии. Непонятно откуда возникла дымка. Видимость упала почти до нуля. Пётр шёл вторым и в какой-то миг, когда Мирер остановился, чуть было не уткнулся лицом в его спину.

– Что случилось? – спросил Пётр.

Мирер молча кивнул под ноги. Пётр опустил взгляд и замер. Под ногами у спейсеров, широко раскинув руки, лежал Станислав Вернер. Без скафандра.

– Он мёртв? – спросил Пётр, автоматически делая шаг назад.

Мирер наклонился и прислонил блестящий рукав скафандра ко рту Вернера.

– Дышит, – сказал Мирер через минуту. – Но лучше бы он был мёртв.

– Для него или для нас лучше?

– И для него и для нас, – коротко ответил Мирер. – Пошли дальше.

– Мы так и оставим его здесь? – не понял Пётр.

– Мы несём ответственность за сетлеров. За всех сетлеров. Если мы сейчас вернёмся, существует достаточно большой шанс, что они умрут.

– Они сетлеры, а он спейсер. Все сетлеры не стоят одного спейсера, – упрямо сказал Пётр.

– Хочешь – оставайся. Я иду дальше.

Мирер обошёл лежавшего на земле Вернера и зашагал вперёд. Пётр тяжело вздохнул и пошёл вслед за ним. Вскоре Вернер растворился в дымке. Мирер двигался не по прямой, тщательно выбирая дорогу. Через некоторое время Пётр понял, что обратный путь к Вернеру он найти не сможет. С души словно свалился груз.

Мирер шёл, очень медленно передвигая ноги. Микрокамера, установленная внутри шлема шкипера была включена, и Пётр отчётливо видел капельки пота на его лице. Юноша не мог понять напряжения шкипера. Ситуация не выглядела опасной. Несмотря на код «Альфа». Скафандры прекрасно держали наноактивность, к тому же пейзаж вокруг совсем не казался угрожающим – скорее каким-то заманчиво-притягательным. Сюрреальным. Дымка, которая была ярко-малиновой, стала какой-то желтоватой, похожей издалека на лимонную цедру. Внимание Петра привлекли необычные жесты Мирера. Он махал руками, подпрыгивая на одном месте.

– Что случилось? – спросил Пётр.

Вместо ответа он услышал в имплататах необычный механистично-ритмический треск. Дум-дум-дум. Звук завораживал, притягивал, его хотелось слушать и слушать. Юноша на удивление живо представил себе картину, как одновременно вылупляются из громоздкой скорлупы миллионы маленьких цыплят. Дум-дум-дум. Скорлупа лопается. Дум-дум-дум. Машинально Пётр переключился на резервную частоту, но ничего не изменилось. Дум-дум-дум.

Накатила апатия. Хотелось упасть на землю, зарыться лицом в жёлтый мох, вырастающий и набирающий объём прямо на глазах. Дум-дум-дум. Пётр протянул руку к магнитной застёжке скафандра. Большим нелепым прыжком Мирер оказался рядом и схватил Петра за руку. Пётр попытался вырвать руку, но шкипер мёртвой хваткой вцепился в кисть. Дум-дум-дум. Звук звал за собой, манил к совершенству. Пётр нанёс левой рукой удар в грудь Мирера, тот дёрнулся, но хватки не ослабил. Дум-дум-дум. Пётр замахнулся для нового удара, но Мирер неожиданно вывернулся, ухватил Петра за шею и с размаху ударил Петра по спине. Блок связи, закреплённый в задней части скафандра, жалобно пискнул, и тут же нависла тишина. Пётр по инерции ещё несколько раз ударил Мирера и вдруг осознал, что наваждение отступило.

Иначе как наваждением желание снять скафандр назвать было нельзя. Звуки, висящие на радиочастотах, как-то воздействовали на разум, побуждали снять скафандр, оказавшись наедине с наноботами.

Мирер отпустил руку Петра, улыбнулся, махнул рукой, мол, следуй за мной, и исчез в дымке. Пётр сделал шаг вслед за шкипером, потом остановился. Чего от него хотели создатели города? Пётр понимал, что это никакой не город, так же как не звездолёт, но в какой-то момент он решил называть эту аномалию городом. Так чего же они хотели? Чтобы он снял скафандр и умер? Петру на ум пришёл Вернер, который снял скафандр и остался в живых. Может, чужие боятся, что спейсеры нанесут вред городу?

Пётр вспомнил цели экспедиции, и ответ пришёл сам собой. Спейсеры пришли в город, чтобы установить контакт. Город тоже пытается установить контакт со спейсерами. Единственным доступным ему способом. Через наноботов.

Пётр сделал несколько шагов в сторону, так, чтобы Мирер не смог найти его в дымке.

А потом он снял скафандр.

И почувствовал запах ландыша.

5

Пётр вышел на набережную. Дождь угомонился, оставив после себя лужи бледно-коричневого цвета. Впереди текла река. Откуда здесь взялась река, Пётр не знал, по орбитальным съёмкам не было здесь никакой реки. И быть не могло. По крайней мере, вчера. О том, что наноботы могут за сутки сделать с планетой, Пётр старался не думать.

Когда Пётр снял скафандр посреди аномалии, он на некоторое время потерял сознание. А пришёл в себя уже на улицах странного города. Интуиция не подвела спейсеров, это действительно был город: неожиданный, непривычный, но какой-то домашний.

Вода была прозрачной и немного горчила. Пётр сделал несколько глотков, умылся. Как ни странно, вода придавала сил. А потом он увидел паром. Паренёк лет пятнадцати усердно крутил ручку, и канат со скрипом наматывался на валик.

– Эй! – крикнул Пётр. – Э-ге-гей!

– Чего орёшь? – спросил парень, когда паром со стуком причалил к берегу.

– Ты кто?

– Паромщик, не видишь что ли. Тебе на тот берег?

– Не знаю.

Парень скривился.

– Непомнящий?

– Не помнящий чего?

– Себя не помнящий. Имени своего.

– Меня зовут Пётр.

– Харон, – ответил парень и протянул грязную руку. – Чё же ты тогда спрашиваешь, коли не из этих?

– Я и не спрашиваю, – ответил Пётр.

– Правда, – Харон почесал затылок. – Я спросил, надо ли тебе на тот берег. Ты сказал, что не знаешь.

– Я действительно не знаю. Ещё не решил. А кто такие непомнящие?

– Я их так называю. Те, которые все забыли.

– А ты помнишь?

– Я помню. По небу кружатся всполухи, а под ноги ложатся тени…

– Мы – воплощение эпохи, герои нынешних свершений, – Пётр машинально повторил строчки галактического гимна.

– Ты помнишь, – в глазах Харона мелькнула растерянность. – Ты помнишь Ковчег?

Ковчег. Так называли «Евразию» сетлеры. Видимо, Харон был одним из них. Это многое объясняло.

– Помню, – хмуро произнёс Пётр. – А где остальные?

– Помнящие?

– Люди.

Харон поморщился и взъерошил чёлку.

– Люди разные бывают.

– Где они?

– На том берегу.

– Перевезёшь?

– Ты же не хотел на тот берег.

– Я не знал, хочу я туда или нет.

– А теперь знаешь?

– Теперь знаю, – твёрдо ответил Пётр.

– Одна галактика.

– Одна галактика что?

– Одну галактику стоит попасть на тот берег, – серьёзно сказал Харон.

– И откуда я её возьму?

– Не знаю, – просто ответил Харон.

– Возьми часы, хороший механизм, новый, – Пётр снял браслет, включавший в себя часы, компас и индивидуальный линк.

Харон взял браслет, повертел в руке, с завистью вздохнул и вернул Петру.

– Хорошая вещь.

– Довезёшь?

– Ты не понимаешь… Без галактики у меня не получится. Она… ну как пропуск.

– А у других? Тех, кого ты перевозил. Они были?

– Были.

– И где те люди их брали?

– Не знаю. Где-то в городе… наверное.

– Покажи мне, как хоть они выглядят.

Харон порылся в кармане и вынул небольшой кругляш. На одной его стороне была спиралевидная галактика. Схематическое изображение. Понять по нему Млечный ли это путь, одно из Магеллановых Облаков, Андромеда или же нечто совершенно иное не представлялось возможным. На другой… А другой стороны у монеты не было. Сколько не переворачивал её Пётр, на него смотрела галактика. Украдкой он царапнул монету ногтем и перевернул. Царапина осталась.

– Ты не можешь увидеть другую сторону, потому что монета не твоя, – тихо сказал Харон.

– А что там, на другой стороне?

– Найдёшь – увидишь.

Со стороны домов медленно наползал туман – густой, зелёный. Пётр шагнул в туман и скоро потерял направление движения. Он просто брёл по старинным улицам, обходя иногда возникающие у него на пути тёмные силуэты. А потом он вышел на площадь. Здесь туман кончался, резко, словно чья-то рука провела границу. На другом конце площади оказалась кофейня. Из неё доносилась приглушённая музыка. Пётр подошёл ближе. Вывеска гласила: «Привал усталого путника». Пётр открыл дверь. Внутри оказался маленький уютный зал. За стойкой бара стоял бородатый дядька с большим красным носом, напоминавшим картофелину и светившимся в темноте. Два безголовых официанта принимали заказы. При этом голову они держали в левой руке, а правой делали пометки в пришпиленном к груди блокноте.

Пётр уселся за самый дальний столик, почти полностью погружённый в темноту.

– А вы смелый человек, – произнёс чей-то вкрадчивый голос.

Напротив Петра за столом сидела серая кошка с оранжевыми глазами и тщательно вылизывалась.

– Я доброволец.

– И в чём же заключается ваша добрая воля?

– Узнать, что же здесь происходит.

– Это не добрая воля, это любопытство. То самое, которое сгубило кошку.

– Я не кошка, – тактично заметил Пётр.

– Ах, да! Я забыла… Бравый спейсер, готовый пожертвовать своей жизнью ради спасения грубых примитивных сетлеров. А вы подумали, что они, может быть, и не нуждаются в вашем спасении?

– Во-первых, почему вы принимаете решение за них? – возмутился Пётр.

– Я не принимаю решений, я всего лишь предполагаю. Строить предположения – основополагающая черта разума, не находите?

– А во-вторых, с чего вы взяли, что я снял скафандр ради сетлеров?

– Вот так и рушатся представления о благородных порывах человека, – кошка выпустила когти и провела правой передней лапой по столу. На столешнице появилось шесть ровных полосок. – Позвольте тогда спросить, ради чего вы решились на столь сумасбродный поступок?

– Вас так интересуют мои мотивы?

– Представьте себе, да. В этом заведении не так часто встретишь интересного собеседника.

– Я хочу установить контакт с иным разумом.

Кошка лениво потянулась.

– Как это банально, молодой человек. Ну вот, вы своего добились. Что вы будете делать дальше?

– Зависит от обстоятельств, – Пётр заглянул в оранжевые глаза кошки и замер. – Вы хотите сказать, что вы – иной разум?

– В этой кофейне каждый разум – иной.

– Вы относитесь к числу создателей этого города? – взволнованно спросил Пётр.

– Молодой человек, вы себе хотя бы приблизительно представляете возраст города? Разумные существа столько не живут.

– Вы принадлежите к расе создателей города? – иначе сформулировал вопрос Пётр.

– Они не имели расы как таковой. Как вы думаете, долго продержится разделение людей на расы, если каждый будет способен изменять свой организм по собственному желанию.

– Тогда кто вы?

– Кошка. Серая кошка.

– Говорят, что ночью все кошки серы, – сказал Пётр.

– Про нас много что говорят. В средние века докосмической эры Земли нас, например, считали слугами дьявола и верными спутниками колдуний.

– И где же ваша колдунья?

– Идёт сюда, – кошка лукаво улыбнулась. – Фактически она уже здесь.

– Ах, вот ты где, кошка! – за столик подсела девушка. – Нашла себе молодого человека?

На первый взгляд ей можно было бы дать лет двадцать, если бы не огоньки в её глазах. Они вызывали опаску и в то же время притягивали к себе, заманивали, не хотели отпускать.

– Нашла тебе молодого человека, – тут же ответила кошка. – Принесла миндаль?

– Держи, – девушка достала из кармана горсть миндаля и высыпала его прямо на стол. Кошка с видимым удовольствием стала его поедать.

– Пётр, – представился спейсер.

– Алука, – отозвалась девушка. Волосы её, ещё минуту назад бывшие русыми, налились рыжеватым оттенком. – Кошка вас не сильно утомила?

– Да вроде нет, – ответил Пётр.

– Тогда вам повезло. Временами она начинает цитировать Канта. Знаете, пренеприятнейшая штука этот Кант. Попытка описать вечность столь обтекаемыми словами, что само понятие вечности теряет смысл. В такие моменты её можно остановить только миндалём, и то не всегда.

– Мы говорили о мотивации поступков, – подняла голову кошка. Миндаля на столе уже не осталось. – Молодой человек совершенно не представляет, что его толкнуло на столь необдуманный поступок, как визит в город.

– А с вашей точки зрения, что меня на него толкнуло, – Пётр упёрся взглядом в кошку.

– Разумеется, желание самоутвердиться. Вы не обладаете опытом, присущим вашим коллегам, а потому решились подменить своё общественное утверждение на основании опыта самоутверждением на основании импульсивного героизма. Согласна, среди людей это иногда срабатывает. В более высокоразвитом обществе ваш поступок принёс бы вам исключительно отрицательные бонусы.

– Почему?

– Можно я попробую объяснить? – Алука положила свою маленькую изящную ручку на ладонь Петра. Спейсер сразу успокоился, почувствовав прохладу женской ладони. – Ты когда-нибудь играл в шахматы?

– Да, немного.

– Тогда ты должен представлять себе, чем отличается сильный шахматист от слабого.

– Именно шахматист, не ход? – переспросил Пётр.

– С ходами всё понятно. Есть ходы, которые ведут к выигрышу, есть – которые к проигрышу, есть – которые ничего не меняют. Гораздо интереснее, как реагируют на открывающиеся возможности шахматисты.

– И как же они реагируют?

– Хороший шахматист медленно, ход за ходом суммирует свои плюсы, до тех пор, пока эти плюсы не приводят его к победе. А плохой в какой-то момент начинает дёргаться, рискует… А дальше начинает действовать математика. Шахматы – математическая игра. Тот кто рискует – проигрывает.

– И что? – спросил Пётр озадаченно.

– Жизнь – тоже математическая игра. Правда, гораздо более сложная, чем шахматы. То преимущество, которое хорошие игроки накапливают ход за ходом – это их опыт. Делая финты, опыта не получишь.

– Алука, скажи мне, что здесь происходит?

Кошка хрюкнула. Девушка ободряюще улыбнулась.

– Правильный вопрос. Хотя и не совсем по адресу.

– А кому я должен был его задать? – спейсер виновато улыбнулся.

– В первую очередь себе. Чего ты ищешь в городе?

– Того, кто знает ответы на мои вопросы. Того, кто может объяснить, что здесь происходит. Того, кто создал этот город.

– Со временем ты его найдёшь, – кошка широко улыбнулась и спрыгнула на пол. – Вот только совсем не там, где ищешь.

– Что она имела в виду? – спейсер повернулся к Алуке.

– А вот это тебе предстоит понять самому. Когда поймёшь – позвони. Мой номер 90-60-90.

– Простой номер, – заметил Пётр.

– В этом мире всё просто, – ответила девушка и лёгкой походкой вышла из кофейни.

Безголовый официант подошёл к Петру.

– Дама велела передать вам вот это.

На стол упала потемневшая от времени монета. Её аверс украшала галактика. На обратной стороне монеты стояла цифра один.

6

Когда Пётр вышел из кофейни, город изменился. Стоял вечер, всюду горели маленькие зелёные огоньки, необъяснимым образом освещавшие площадь. По улицам сновали люди, проезжали странные экипажи, местами сгущались тени. Казалось, само расположение улиц изменилось. Пётр двинулся в сторону набережной, но скоро заплутал в лабиринте новостроек. Дома вокруг уже не принадлежали пятнадцатому веку – это был скорее двадцатый век с его однотипными «несколькоэтажками» и бензиновыми движками. Окончательно потеряв направление, Пётр вышел к какому-то пустырю.