Текст книги "Даффи влип"

Автор книги: Дэн Кавана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Глава третья

Солнечный свет, проникающий сквозь высокое окно в квартиру на Пэддингтон, сверкнул на золотой серьге в левом ухе Даффи. Ник Даффи иногда мечтал разработать систему мини-сигнализации, чтобы при нагревании серьги на один-два градуса в ухе звонил крохотный будильник. Отказаться от идеи пришлось по двум причинам: временами Даффи спал на левом боку, и потом, только идиот стал бы полагаться на солнце.

Даффи тешил себя этой затеей в первую очередь потому, что ненавидел часы. Если в помещении были часы, он не мог спать. Наручные часы он слышал с другого конца комнаты. Будильник срабатывал для него уже потому, что тиканье не давало Даффи заснуть. Поскольку жил он в однокомнатной квартире (квартирные агенты облагораживали пространство, называя его «свободной планировкой»), часам деваться было некуда. Допущенные в квартиру хронометры нуждались в обязательной упаковке. Для тех, кто оставался на ночь, в ванной стоял пластиковый контейнер с надписью «Часы». Кухонные часы висели снаружи за окном, в полиэтиленовом пакете циферблатом к стеклу. Иногда зимой птицы садились на них, приняв за кормушку, и клювами долбили полиэтилен, после чего пакет начинал протекать, и Даффи приходилось приобретать новые часы.

Он ненавидел будильники еще и потому, что от их звона становился нервозным; звук пугал его, и ощущение беспокойства проникало в сознание до момента полного пробуждения, так что он просыпался встревоженным. И день всегда начинался неправильно. По этой же причине Даффи терпеть не мог, когда ему звонили, чтобы разбудить, и вместо этого пытался приучить себя просыпаться в заданное время. Иногда получалось, а иногда нет. Но срабатывало довольно часто, и однажды он попробовал оставить трубку снятой, чтобы какой-нибудь ранний звонок не разбудил его. Однако всю ночь зуммер прямо-таки ревел в ухо, превратив комнату в клетку со львами. После чего он задумал купить большую звуконепроницаемую коробку, чтобы класть в нее на ночь телефон, но потом решил, что если начнет заниматься подобными вещами, то сойдет с ума и будет жить в квартире, где все источники звука – телефон, радиоприемник, холодильник, дверной звонок – будут маниакально упакованы в коробки. Значит, сделал вывод Даффи, придется жить с определенным уровнем тревоги.

Поэтому, когда в то утро зазвонил телефон, Даффи среагировал обычным образом – то есть вскочил с кровати, как будто в дверь замолотили ногами судебные приставы. Лежавшая рядом девушка зашевелилась, встряхнулась и начала просыпаться. Даффи уже пересек комнату и стоял голый у телефона – невысокий, крепко сбитый, с сильными руками и бедрами; волосы он зачесывал кверху – это добавляло около дюйма росту. Когда он повернулся, говоря по телефону, девушка пробежала глазами по его ногам, немного колесом, по пенису, по кусту волос на лобке, на который как раз падал свет, по груди с массой темных волос вокруг сосков, по широкому волевому лицу, небольшому рту с поджатыми губами; она заметила, как солнце вспыхнуло на серьге в левом ухе.

Девушка села на кровати и прислушалась к тому, что говорил Даффи. Разговор с его стороны по большей части состоял из пауз, хмыканий, «нет» и «ага». Даффи никогда не говорил «да». Если он имел в виду «да» в личной беседе, то просто кивал головой. По телефону он говорил «ага». Если бы Даффи спросили: «Хочешь на мне жениться?» – и он бы этого хотел, то все равно бы сказал «ага». Она, конечно, не была в этом уверена, но предполагала. Она уже как-то спрашивала Даффи, не хочет ли тот на ней жениться, и он сказал «нет».

Когда Даффи положил трубку и пошел назад к кровати, девушка слегка повернулась в его сторону. У нее было хорошенькое округлое ирландское личико и прелестная высокая грудь с маленькими темно-коричневыми сосками. Она ностальгически взглянула на член Даффи.

– Даффи, ты еще помнишь, как со мной трахаться?

Даффи нахмурился.

– Мы уже это обсуждали, – буркнул он и удалился в ванную, где открыл контейнер с надписью «Часы», увидел, что на часах Кэрол начало одиннадцатого, умылся и принялся намыливать подбородок. Сзади донесся голос Кэрол:

– Я знаю, что мы об этом говорили. Просто хотела узнать, тебе тогда нравилось?

Даффи прервал процесс намыливания, стер пену с губ мизинцем правой руки и мрачно ответил:

– Ага.

К тому моменту, как он закончил свой утренний туалет, Кэрол уже накрыла завтрак на круглом столе в другом конце комнаты и сидела за ним в голубом махровом халате Даффи. Он же облачился в короткое легкое кимоно, которое она держала в его в квартире; подол едва прикрывал ягодицы. Даффи часто его надевал.

– Работа? – спросила Кэрол.

– Возможно, – кивнул он в ответ.

– Расскажешь?

– Нет, пока не решу, браться или нет.

– Даффи, тебе нужны деньги.

– Знаю.

Три года компанию «Даффи Секьюрити» бросало вверх-вниз. Даффи начинал, когда безопасность уже превратилась в бурно развивающийся бизнес. Потенциальным клиентам достаточно было заглянуть в «Желтые страницы» и получить целый список телефонов; даже название в рамочке не спасало от конкуренции с массой более известных организаций, предлагавших всевозможные виды услуг – мобильное патрулирование, перевозку наличных, патрулирование с собаками, сейфы, стационарную охрану, проверку персонала. У Даффи не было собаки, хотя фургон все-таки был; а из помощников – только автоответчик да приятель, приходивший раз в месяц помочь со счетами.

Однако Даффи обладал обширными профессиональными знаниями и на редкость практическим складом ума. Увы, в рекламе об этом не напишешь. Те, кто нуждаются в безопасности, естественным образом полагают: чем больше компания – тем лучше она работает. На самом деле, Даффи слишком хорошо знал по опыту прежней работы в полиции, что в крупные фирмы всегда внедряются бывшие уголовники и стукачи; за сотню фунтов в нужном месте можно купить немало информации, если ты занялся, скажем, переправкой наличных.

Даффи знал: единственный способ добиться успеха в этой сфере – стремиться к максимальной эффективности твоей работы, а потом надеяться на распространение доброй молвы. Рекламировать себя как следует было невозможно. Возможности-то, наверное, были, просто осуществить их было нельзя. Один вариант – нанять преступников, которых задержали благодаря одной из разработанных Даффи систем, чтобы потом они бы заявляли: «Если бы не „Даффи Секьюрити“, я бы до сих пор облапошивал простаков». Но даже у рецидивистов есть своя гордость. Или можно просить фирмы, которые ты консультировал, всем тебя рекомендовать: «С тех пор, как мы обратились в „Даффи Секьюрити“, у нас не было ни одного взлома». Однако подобная реклама прозвучала бы как открытый вызов конкурентам.

Поэтому Даффи каждый день проверял свой автоответчик, брался за большинство предлагаемых работ и еле держался на плаву. Насчет работы, которую предлагал этот Маккехни, Даффи не был уверен; но для начала надо хотя бы с ним встретиться.

– У тебя во сколько смена? – спросил он Кэрол.

– В три. С трех до одиннадцати. – Кэрол меньше всего любила работать в эту смену. После полудня до раннего вечера, как правило, ничего не происходит, а потом, когда уже как следует устал, на тебя сваливается какая-нибудь хрень.

– А, самая дрянная смена.

Даффи встал из-за стола и направился к встроенному шкафу в противоположном углу комнаты. Возможно, кто-то посчитал бы квартиру пустоватой. Даффи тоже считал ее пустоватой. Такой квартира стала после второго грабежа.

Когда его обокрали в первый раз, взяли только телевизор и электробритву. Это было скорее даже унизительно, особенно крошечная заметка в «Ивнинг Стандард» под заголовком «ОГРАБЛЕН СПЕЦИАЛИСТ ПО БЕЗОПАСНОСТИ». Новый телевизор Даффи и так собирался купить, а чтобы доказать ворам, что плевать он хотел, снова стал пользоваться опасной бритвой.

А потом грабители вернулись за остальным: они приехали на грузовичке с надписью «Перевозки», вынесли мебель, электроплиту, каминный коврик, радио, новый телевизор, электрический чайник, горсть мелочи и даже горшок с цветком. Оставили только ковер во всю комнату, пепельницы и кровать. Почему тогда не взяли кровать?

Первое, что Даффи сделал во второй раз – позвонил в отдел новостей в «Стандард» и поговорил со старым приятелем, обменяв свой рассказ об ограблении (эта новость все равно дошла бы до них рано или поздно) на подробности дельца о судье, который вел машину в нетрезвом состоянии – эту историю он услышал на днях, ее пытались тихонько замять. И только после этого Даффи позвонил-таки в полицию и приготовился к насмешкам со стороны бывших коллег, которые неизбежно появятся, как только те узнают, чем он занимается.

Вообще-то Даффи не очень огорчили эти ограбления. Ему нравилось покупать новую мебель, к тому же страховая компания оба раза беспрекословно выплатила положенные деньги. Более того, Даффи всегда утверждал, что страховка – лучшая гарантия сохранности средств. В самом начале своей карьеры консультанта он рассказывал клиентам, что существует четыре системы защиты дома и офиса. Первая и лучшая – полная, общая страховка на все случаи. Вторая – сложная сеть электронных лучей и сканеров, чувствительная настолько, что запускает сирену, если пукнет ночной сторож. Третья – стандартная сигнализация, из тех, что воры разбирают с закрытыми глазами просто для тренировки. И четвертая – белая фанерная коробочка, а на ней красными буквами написано: ДАФФИ СЕКЬЮРИТИ, нарисован крошечный череп и изломанная молния. Достаточно прикрепить к ней фальшивые проводочки, а саму коробочку подвесить повыше на фасад дома. С точки зрения экономии Даффи обычно рекомендовал четвертый вариант до тех пор, пока не усек по странным взглядам клиентов, что они не хотят слышать правду; клиенты хотели, чтобы им говорили то, что они хотят услышать. И с этого момента именно это он и делал.

– Сегодня вечером увидимся? – вопрос был задан намеренно небрежным тоном.

– Не думаю, Даффи. Нельзя встречаться две ночи подряд. Слишком напоминает прежние времена.

– Ладно. До встречи.

– Пока.

Даффи натянул зеленую замшевую куртку на широкой пластмассовой молнии и оставил Кэрол доедать завтрак в одиночестве.

До офиса Маккехни на Руперт-стрит Даффи добрался к половине двенадцатого и нашел дверцу между обшарпанным магазином по продаже порножурналов и круглосуточной арендой микроавтобусов: две грязные пластиковые полоски на боковой стене сообщали, что здесь располагается МИР РАЗВЛЕЧЕНИЙ (ЛОНДОНСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ) ИНКОРПОРЕЙТЕД И МАККЕХНИ ИМПОРТС. Он поднялся на второй этаж, толкнул дверь и увидел простенькую секретаршу в длинной юбке, с большим серебряным крестом на шее; она читала журнал. Девушка исполнила стандартный номер выпускницы секретарских курсов («я – сама неприступность»), но по лицу ее было видно, что появление Даффи в офисе – главное событие дня. Посетители явно были здесь таким же чудом, как белые люди у истоков Лимпопо.

– Мистер Маккехни сейчас немного занят, но я выясню, когда он освободится, – изрекла она.

– Он сказал в одиннадцать тридцать, – возразил Даффи, – сейчас одиннадцать тридцать. Если он занят, я пошел.

– Он обязательно найдет для вас время, – улыбнулась секретарша и взяла трубку. – Мистер Маккехни, в приемной мистер Даффи. Спасибо. Мистер Даффи, пройдите, пожалуйста, в ту дверь.

Даффи огляделся: комната секретарши, размером с чулан, была заставлена ящиками для папок и стальными сейфами. Двери было всего две – та, через которую он вошел, и вторая напротив. Возможно, некоторые клиенты подозревали, что офис Маккехни на самом деле помещается на лестничной клетке. Взявшись за ручку двери, Даффи еще раз бросил взгляд на комнату:

– Это и есть приемная?

Девушка улыбнулась и кивнула.

– Я просто спросил.

Маккехни поднялся из-за стола, чтобы поздороваться. Специалист по безопасности оказался на удивление небольшого роста, но выглядел довольно сильным. Маккехни подумал, что Даффи немного похож на голубого. Интересно, зачем ему эта золотая серьга? Мода или все-таки секс-признак? Маккехни в таких вещах уже не разбирался. Раньше ориентироваться было куда проще: все коды были четко определены, сразу можно было сказать, кто был, а кто не был, кто занимался этим, а кто нет. Даже пару лет назад вы бы наверняка не ошиблись, но теперь единственной ситуацией, когда можно с точностью определить, кто есть кто и чем занимается, была следующая: вы просили секретаршу протереть ваши очки, и она для этого снимала трусики.

Даффи решил пока не составлять никакого мнения о Маккехни. До сих пор это был лишь очередной клиент – очередной краснолицый мужчина, который мог оказаться честным или нечестным, мог хотеть или не хотеть просто получить бесплатный совет, мог в этот момент терять или не терять свое драгоценное время. Он молчал, пока Маккехни рассказывал первую часть дела, ту, что касалась проникновения в дом; клиент облегченно вздохнул, когда Даффи не поморщился, услышав про кота. На самом деле Даффи это показалось весьма забавным – на его глазах с людьми происходили такие ужасные вещи, что на животных у него жалости уже не оставалось, – но он удержался от смеха, сейчас ему был необходим любой клиент. Потом Маккехни рассказал про Салливана, «Уэст-Сентрал» и про триста пятьдесят фунтов, после чего замолк, ожидая комментариев.

– Почему же вы обратились ко мне?

– Я поспрашивал.

По крайней мере, он не стал утверждать, будто случайно выбрал имя Даффи в «Желтых страницах».

– И чего вы от меня ждете?

– Пока не знаю. Хочу сначала услышать, что вы скажете.

– Я бы сказал, у вас две проблемы. Возможно, они не связаны, а может, и наоборот. Во-первых, то, что произошло у вас дома, и телефонные звонки. Должен признаться, мне раньше такая идея шантажа наоборот не приходила. Умно.

– Что вы имеете в виду?

– Обычно при шантаже присылают громилу, который называет сумму и время доставки, а потом рассказывает, что они сделают, если вы не дадите денег – подожгут дом, убьют собаку, похитят ребенка, что угодно. Вы думаете над проблемой и затем, как правило, делаете, что говорят. А потом, через какое-то время, через несколько выплат, вы не передаете деньги, и они решают с вами разобраться, но только вы к этому готовы и можете связаться с полицией или предпринять что-то еще. Но при таком раскладе они сначала делают что-нибудь нехорошее, когда никто не ждет, заставляют клиента дергаться, а потом заявляются с требованием денег. Система совсем другая, предсказать их действия сложно, плюс добавляется элемент безумия. Клиент – в данном случае вы – думает: «Господи, если они порезали мою жену еще до того, как я выполнил их требования, что же они могут сотворить, если я действительно сделаю то, что им не понравится? Не заплачу, например?» Таким образом, первые жесткие удары обеспечивают им спокойное плавание, понимаете?

– Понимаю. А кто такой, по-вашему, этот Сальваторе?

– Без понятия. Знавал я старого Сальваторе. Тот ходил в итальянские рестораны, пытаясь выглядеть, как мафиози. Заходил, садился, ни слова не говорил, съедал свое блюдо, выпивал вино, вставал и уходил. Выглядел очень достойно, нарочито мрачно, одевался в черное, усы с проседью. Остальные посетители ресторана думали, что он большая крыша. На деле он был крышей средней руки, занимался немного травкой и девочками, я так думаю. Несколько ресторанов он и правда крышевал, а в остальных у него просто был открыт кредит, и они присылали ему счет в конце месяца. И он всегда платил. Занятный старикашка, это точно; тот еще типчик. Похоже, будто этот шутник его знал, а может, унаследовал часть бизнеса, или просто стиль понравился. Из того, что вы рассказали, похоже, что с чувством юмора у него все в порядке.

– Может, ему такой юмор нравится, а мне – нет. А что во-вторых?

– Трудно сказать. Может быть что угодно, от банальной некомпетентности до массовой коррумпированности. Не могу представить, как полицейские могли упустить их три раза подряд. Только если общий уровень упал с тех пор, как я ушел. Другое дело – что это значит. Этот чувак в «Уэст-Сентрал» мог просто намекать, что ему это дело не нужно, у него нет времени, нет людей и ему плевать на ваши неприятности.

– Я не знал, что полицейские могут так себя вести.

– Теоретически – нет. Они обязаны расследовать. Но есть еще и практические проблемы. Естественно, в основном они охотятся за крупной рыбой, а за мелочевкой – только когда есть верный шанс кого-то арестовать.

– А это, значит, мелочевка? У жены тринадцать швов, а я каждые две недели выплачиваю по сотне?

– Мистер Маккехни, поймите, у всех свои масштабы. Но могут быть и другие варианты.

– То есть?

– Легавый в «Уэст-Сентрал» держит руку на пульсе, но думает, что вмешиваться пока рано. Ждет, пока все не нагноится, и тогда он придет и выдавит гной. Некоторые называют это романтическим подходом к полицейской работе. Некоторые считают это ленью. Ну и, конечно… – Даффи сделал паузу.

– Что?

– Есть третий вариант. Этот деятель…

– Салливан?

– Да, Салливан – может, он думает, что это все равно дело частное, так, грызня за территорию. Что скажете, мистер Маккехни?

– О чем это вы?

– Я о вас ничего не знаю. Насколько я понимаю, вы абсолютно нормальный коммерсант, торгуете смешными шляпами или чем там еще. Но, конечно, если у вас были приводы, это все меняет…

– Приводы?

– Судимости у вас, надеюсь, нет, мистер Маккехни?

– Я тоже надеюсь. Нет, конечно нет.

– Хорошо. Ну, тогда остается последний вариант, и для нас обоих он наименее благоприятен: если легавый по имени Салливан в прямой связи с тем, кто использует имя Сальваторе.

– А что бы вы стали делать, если бы все обстояло именно так?

– Я бы посоветовал вам продать дело как можно быстрее и исчезнуть отсюда. Крыша, расширяющая территорию, и полицейский, закрывающий на это глаза, – слишком неприятная комбинация.

– Но мы же не знаем этого наверняка, мистер Даффи?

– К счастью, нет.

– Сейчас-то что делать?

– Сейчас я могу разведать для вас обстановку. Не думаю, что мне – или вам, если уже на то пошло, – хотелось бы подойти слишком близко ко второму кругу проблем. Если мы имеем дело с продажным полицейским, я знаю единственное правило: держаться подальше.

– А как же первый круг?

– Для начала информации у нас немного. Дано: двое в доме, высокий и коротышка, у одного из них нож системы «Стенли». Никаких отпечатков. Судя по описанию, один из них немного с приветом. Есть рыжий толстяк в очках в двух шагах от Шафтсбери-авеню. И еще есть голос по телефону. Какой это голос, мистер Маккехни?

– Довольно глубокий. Сначала говорил с итальянским акцентом, а теперь больше на англичанина похож, хотя, может, и не англичанин. Иногда кажется, что у него слабый акцент, иногда странный порядок слов. Нет, даже не так, просто вначале он постоянно повторял «как у вас говорится» или «как у вас принято».

– Это ни о чем не говорит. Если он решил косить под Сальваторе, то, может, ему просто нравится легкий итальянский акцент. Я прилажу к вашему телефону записывающее устройство, как только смогу.

– Что будем делать дальше, мистер Даффи?

– Будем ждать, когда вам сообщат новые инструкции. И тогда посмотрим, кто это такой. А потом решим, что делать. Я, тем временем, потолкаюсь тут, посмотрю, что можно узнать. Завтра приду, займусь телефоном, но после этого нам лучше здесь больше не встречаться – на всякий случай, если за вами следят. Будем держать связь по телефону.

Они немного поторговались насчет оплаты. Даффи запросил тридцать фунтов в день, сошлись на двадцати (независимо от количества часов), или по три фунта в час за неполный день, плюс проезд на метро и любые купленные товары, на которые он сможет предоставить чеки. В конце разговора Даффи попросил какую-нибудь шляпу и маску.

– Мне не кажется, что наши изделия – хорошая маскировка, мистер Даффи.

– Я просто в руках понесу, на случай, если за вами следят. Так я буду похож на потенциального покупателя с образцами продукции.

– Ваша правда, мистер Даффи. Мне чек на них выписать?

– Да, пожалуйста.

Маккехни выписал чек. Даффи с улыбкой протянул его обратно:

– Чек за расходы, – сказал он и ушел. На Руперт-стрит он вышел с классическим клоунским колпаком в одной руке и маской Кинг-Конга с искусственными волосами в другой. Два молодых киприота топтались у входа в контору по аренде микроавтобусов, а болезненно бледный мужчина опускал проволочные жалюзи в окне порномагазина. На небе сгущались тучи.

Маккехни солгал Даффи насчет своих проблем с законом, Даффи, со своей стороны, сделал вид, что не помнит имени Салливана. А он знал Салливана. Еще с тех пор. И воспоминание об этом человеке вызвало те воспоминания, которые он обычно прятал в глубине сознания, откуда они могли выскочить только случайно или когда Кэрол говорила что-нибудь вроде того, что сказала утром.

Даффи знал не только Салливана. Он помнил «Уэст-Сентрал» как свои пять пальцев. Он проработал там следователем три года, а потом произошел случай, положивший конец его карьере. Год проработал следователем по общим делам, и два года – следователем в отделе по борьбе с проституцией и наркоманией. Работа ему нравилась. Приятно было посмеяться вместе с ребятами над полицейскими фильмами на Рождество. Он хорошо знал свой участок и всех шлюх, а с некоторыми даже подружился; знал, кто торгует травкой, кто коксом, а кто – героином; получил представление о том, как функционирует закрытая, непроницаемая для посторонних китайская община – в каких случаях они церемонно подчиняются закону белых, а в каких плевать на него хотели с высокого дерева; узнал всё о рэкете. Вот-вот Даффи должен был стать лучшим служащим участка. И не только лучшим, но одним из самых везучих: когда к ним пришла красотка-констебль, типичная ирландка – с округлым личиком и темными волосами, коллеги, как обычно, предприняли массированную атаку. Даффи какое-то время держался в стороне, подождал, пока все уляжется, и заговорил с ней. Она стала отвечать – и пошло-поехало. Лучшего и желать было нельзя.

К краху привели две причины: принципиальность и секс. Даффи, как и большинство полицейских, довольно свободно трактовал понятие правды. Это было условием выживания; не только в качестве полицейского, но и личности, залогом внутреннего самосохранения. Фанатики единственной и неделимой истины попадали в итоге либо в «Отдел внутренних расследований», либо в психушку. Как правило, Даффи действовал честно, но был готов поступиться принципами, если понадобится. Иногда, например, возникала необходимость где-то приврать, изменить кое-что в протоколе, совсем чуть-чуть, ради того, чтобы большая ложь наверняка не прошла за правду. Подобные моменты оставляли неприятный осадок, но выбирать не приходилось.

Однако Даффи, как и большинство полицейских, знал: в какой-то момент надо остановиться. Можно немного подчистить собственные слова, слегка подстроить улики, забыть какую-нибудь малость: понятно ведь, что это во имя одного – во имя правосудия. Такие вещи делаются не для продвижения по службе, не из личной ненависти к преступнику и не из корыстных побуждений.

Это была обычная практика, так поступало большинство полицейских. Но не все. У некоторых полицейских принципов не было вообще. Такие долго не задерживались. Но были и хитрецы – те, что серединка на половинку. Старший инспектор Салливан, например. С ним никогда нельзя было сказать наверняка. Он вечно держался особняком, делал все с ленцой, будто все ему обрыдло; по количеству задержаний он был на хорошем счету, но всегда казалось, что кое-что он держит для себя, про запас. Отчасти причиной было то, что он проработал в этом участке дольше всех. Салливан часто говорил: «Мой опыт подсказывает, юноша…» или «Вот проработаешь здесь с мое…» и «Слушай, сынок, да я тут такое раскручивал, когда ты еще не знал, зачем тебе двадцать первый палец…». Молодежь, по большей части, пыталась смотреть на него как на доброго дядюшку, но это ни у кого особенно не получалось.

Как-то летом две девицы из новеньких начали промышлять на углу Бейтмен и Фрит-стрит. Одна была черная, другая – белая; когда снимали клиентов на улице, работали в паре. Бизнес шел не слишком бойко – по крайней мере, не среди бела дня; но девочки были новенькими и либо решили взять местный рынок наглостью, либо сутенер у них оказался слишком жадный, так что они часто шлялись по улице. Одна стояла на стреме, а вторая предлагала услуги потенциальному клиенту. Если тот не уходил, но и не мог решиться, девица указывала на подельницу и говорила: «Может, вам моя подружка понравится?» Возможность выбора льстила искателю приключений, обуреваемому сомнениями, он боялся показаться невежливым, отказав обеим, и останавливался на одной. Даффи много раз видел, как девицы разыгрывали этот спектакль.

На вид это были решительные двадцатилетние девицы, способные за себя постоять. Но решительного вида мало, чтобы защититься от ножа. Однажды вечером кто-то пырнул чернокожую, сначала в плечо, а потом, когда она падала, – в ягодицу, стараясь попасть как можно ближе к влагалищу. Девушка долго пролежала в канаве и потеряла много крови, а потом ее увезли в больницу и подлатали. Даффи она рассказала, что порезалась, открывая консервы.

Удар ножом во влагалище – способ, которым один сутенер предупреждает других, чтобы не заходили на его территорию. Сутенера обычно не режут, он может и ответить, режут всегда одну из девушек. Даффи не испытывал к проституткам сентиментальных чувств, но подобные разборки ему не нравились, и в этот раз он повел себя довольно жестко: сначала поднажал на Полли – так назвалась пострадавшая – и та выдала имя своего сутенера. Потом пошел к сутенеру и надавил на него, но уже посильнее. После чего вышел на человека по имени Савелла, который за несколько недель до нападения неоднократно намекал сутенеру, что неплохо бы освободить территорию.

Даффи начал давить на Савеллу, но это было намного сложнее, Савелла оказался куда сообразительней и, как опытный преступник, был отлично подкован юридически. Даффи встречался с ним несколько раз, разыгрывая из себя занудного энтузиаста-одиночку. Спрашивал, на кого Савелла работает. Савелла отвечать отказывался и только повторял: «А я сама себе хозяина», – но Даффи не прекращал расспросов. Наконец всплыла кликуха: Большой Эдди. Больше ничего: ни настоящего имени, ни подробностей. Даффи продолжал задавать вопросы. Вести дела он умел.

В конце концов его вызвал Салливан.

– Я смотрю, Даффи, ты с этой проституткой недалеко продвинулся.

Даффи возразил. Он вышел на сутенера, потом на Савеллу, узнал про Большого Эдди. Завел несколько новых контактов. Девушки еще могут разговориться. Удалось найти человека, владеющего информацией, которая может помочь сильнее надавить на Савеллу.

– Мой опыт подсказывает, что дело пора закрывать, – подытожил Салливан.

Даффи снова не согласился. Иногда зацепок бывало и меньше, но дела успешно раскрывались.

– Повторяю, – произнес Салливан, сверля Даффи маленькими жабьими глазками – они единственные сохраняли подвижность на дряблом статичном лице, – мой опыт подсказывает, что дело пора закрывать.

Уже тогда Даффи знал, что это тот случай, когда не надо плевать против ветра, когда следует пожать плечами и сказать: «Впрочем, это всего лишь шлюха», да и девица, надо признаться, была не из приятных. Но по глупости он этого не сделал. Не закрыл дело. Даффи не нарушил тем самым законы полиции, ведь Салливан официально не приказывал прекратить расследование, не взял его сам и никому не передал. Просто начальник недвусмысленно дал ему понять, что надо отойти в сторону.

И только Даффи получил свежую информацию о Большом Эдди, как грянул гром. Как именно это произошло и кто за этим стоял, он так и не узнал, но идею наверняка подал кто-то из своих. В участке все знали, что у них с Кэрол дела забуксовали. Начался период, который бывает у всех пар после года знакомства, когда отношения теряют новизну, а окружающие ведут себя так, будто вы вот-вот поженитесь, при встрече принимаются насвистывать свадебный марш и качать воображаемого младенца, и тут вдруг вас одолевают сомнения: а на кой все это? Хочется остановиться, подумать, убедиться, что находишься на верном пути. Даффи пытался объяснить это Кэрол, но она решила, что он хочет ее бросить. Такого она никому не могла позволить. Кэрол кричала и плакала, а Даффи убеждал, что она делает неправильные выводы, что нельзя предполагать то, что даже ни разу не обсуждалось, что он, конечно, любит ее по-прежнему, но она должна попытаться посмотреть на их отношения с иной точки зрения. То есть с твоей, сострила она.

В итоге договорились провести пару месяцев порознь: без условий, без секса, без уговоров, а потом видно будет.

Недели через три у Даффи начался настоящий зуд. Раз они договорились, что два месяца не будут предъявлять друг другу никаких требований, значит, оба могли чувствовать себя совершенно свободными. Даффи испытал краткую внутреннюю борьбу и скоро сдался.

У Даффи была одна особенность; как верно заподозрил Маккехни, он готов был заряжать в оба ствола. Лет в восемнадцать у него был серьезный «голубой» период, потом, после поступления в полицию, наступило отрезвление, и с тех пор Даффи успешно делил свои пристрастия к обоим полам поровну. Коллеги в участке, видя его стойкий интерес к женщинам, ничего не подозревали; о второй составляющей своих предпочтений Даффи особенно не распространялся. Кэрол он признался, а она сказала, что всегда считала, что у нее мальчишеская фигура, и спросила, не хочет ли он, чтобы она время от времени одевалась мужчиной. «Дело не в этом», – объяснил Даффи, но такая реакция была ему приятна.

Когда они с Кэрол решили на пару месяцев расстаться, и у Даффи засвербило, он долго думал, в какую сторону направиться. Если найти девушку, Кэрол обязательно будет ревновать, несмотря на соглашение. Если завести парня, она может подумать, будто он – как бы она это сказала? – повернул обратно, но, скорее всего, узнав об этом, не будет бояться конкуренции. С точки зрения физического удовольствия, большой разницы для Даффи не было; когда речь шла об оргазме, он не привередничал.

В первый раз он отправился на охоту в клуб «Карамель», откуда вернулся на тогдашнюю свою квартиру в окрестностях Уэстборн-Гроув в компании пухлощекого журналиста. Пару ночей спустя в «Аллигаторе» ему удалось подцепить вежливого студента, только что с оксфордского поезда. На третий раз Даффи снова пошел в «Карамель», где выпил чуть больше обычного, и домой его практически довел симпатичный чернокожий парень – на вид почти его ровесник.