Текст книги "Легенды Ереси"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Грэм Макнилл,Джеймс Сваллоу,Гэв Торп,Энтони Рейнольдс,Майк Ли,Мэтью Фаррер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

В большинстве своем они просто сидели, широко раскрыв глаза и рты, но кое-кто обильно потел, мелко дрожал, вжимался в спинку кресла, стремясь как можно дальше отдалиться от гостей, или порывался вскочить на ноги.

Слева от Астеляна раздался треск телепортационного поля, и там, где только что не было ничего, возник Белат. Оба магистра предпочли переодеться перед встречей в простые черные балахоны. На правом ухе Белата виднелся коммуникатор, передающий все, что происходит в зале, войскам, оставшимся на орбите.

Астелян поднял руки и раскрыл ладони, демонстрируя, что не принес с собой оружия.

– Я Астелян, магистр одного из орденов Легиона Темных Ангелов. – Его раскатистый голос отразился эхом от стен и потолка, долетая даже до самого дальнего уголка амфитеатра. – Я представляю интересы Императора Человечества. Кто из вас уполномочен разговаривать со мной?

Собравшиеся делегаты начали нервно переглядываться, но вскоре к платформе, прихрамывая, направился пожилой мужчина, опирающийся на трость. Если не считать единственной прядки на голове да жиденькой бороденки, свисающей на грудь, он был абсолютно лыс. Кожа старика была сухой, как пергамент, левый глаз закрывала катаракта, правый же изучал десантников с видимым страхом и восторгом.

Наконец он остановился напротив огромных Астартес. Астелян был как минимум на два фута выше старика, а в груди, пожалуй, в десяток раз шире. Представитель Византиса внимательно смотрел на гостей здоровым глазом, и магистр ответил ему тем же.

– Я – председатель Пэлдрат Грейн, – произнес старик. Сильный ровный голос этого человека резко контрастировал с его общим физическим состоянием. – Я говорю от лица Совета, остальные – от лица своих наций.

– Ваша планета – лишь одна из многих тысяч миров, разбросанных среди звезд, – медленно и отчетливо сказал Астелян. – Да, прежняя империя погибла, но ее сменила новая сила. Император Человечества, пришедший с древней Терры, построит новую Галактику на месте прежней. Все миры объединяются под его началом и посредством этого обретают многочисленные выгоды.

– О древней Терре нам неведомо, – произнес Грейн. – Былые эпохи, империи прошлого – о них мы храним память в виде священных историй. Но мы говорим о вас – тех, кто принес нам войну, но говорит о мире. С какой стати ваш Император решил, будто имеет право властвовать над Византисом?

– Его могущество и сама судьба сделали его нашим лидером, – ответил Астелян. – Процветание, передовые технологии и целая Галактика окажутся в вашем распоряжении, если вы примете Имперские Истины.

– Ну а если мы откажемся? – спросил старик, сидевший в первом ряду направо от Астеляна.

Председатель хмуро оглянулся на говорившего, но встретился со столь же ледяным взглядом.

– Вы не могли бы представиться? – шагнул вперед Белат.

– Я – Кинлот, президент Конфедерации Ванца, – произнес старик. Такой же ветхий, как и Грейн, он все же обладал куда более крепким телосложением, а голову его покрывала копна седых волос. Под запавшими глазами явственно проступали одутловатые мешки, а зубы имели желтоватый цвет. – Это на моих людей вы напали четыре дня тому назад.

– Все это какое-то недоразумение, ведь мы искали мирного диалога, а не войны, – заметил Астелян.

– Так скажите, какой же это мир вы принесли семьям двух тысяч шестисот восьмидесяти погибших? – спросил Кинлот. – И какой мир вы принесли еще тысяче шестистам пятнадцати людям, находящимся сейчас в больницах?

– Они обретут мир, узнав, что им более не придется умирать на ваших войнах, – сказал Белат.

– Их жертва не будет забыта, и память о них восславят все верноподданные Императора, – поспешил встрять Астелян, стараясь не выдать своего раздражения. – Каждый, кто погиб ради дела Императора, не забыт. Их семьи получат вознаграждение.

– Что ж, если вы и в самом деле говорите правду, Конфедерация Ванца будет рада принять вашего Императора, когда тот прибудет, – согласился Кинлот.

При упоминании о награде его глаза хищно заблестели. Было видно, что этот человек в первую очередь думает о личных выгодах.

– Лэшкар Керапт отвергает вашего Императора! – воскликнула дородная женщина средних лет, одетая в шелковое красное платье, расшитое изображениями бабочек. Ее черные волосы были забраны в тугой узел на затылке, на лицо нанесен желтый тон, а губы накрашены черным. Вскочив, делегат повернулась к своим коллегам и закричала: – Слушайте меня! Чужаки утверждают, будто протягивают нам руку помощи, но прячут кинжал за спиной. Наши астростанции установили, что их корабли зависли над нашими городами. Военные корабли, предназначенные лишь для уничтожения. Чужаки хотят предложить нам выбор: погибнуть или стать рабами! Необходимо захватить их в заложники и тем самым гарантировать свою свободу.

Когда женщина упомянула о кораблях над городами, Астелян выразительно посмотрел на Белата, но тот сделал вид, будто ничего не заметил.

– Взять их! – взвизгнула женщина, и в тот же миг двери амфитеатра распахнулись.

Со всех сторон в зал устремились отряды облаченных в черную форму охранников, вооруженных короткоствольными карабинами.

– Остановитесь! – закричал Астелян, в равной степени обращаясь и к солдатам, и к собрату.

– Защитить командующих! – рявкнул Белат, одарив Астеляна ледяным, враждебным взглядом.

Не прошло и двух секунд, как воздух задрожал от потоков энергии. Вокруг магистров один за другим начали возникать мерцающие силуэты; десять громадных, закованных в полную броню терминаторов вскинули комби-болтеры и начали стрелять. Первый же их залп причинил ужасающие разрушения; мощные заряды оставляли зияющие дыры в телах, отрывали руки и ноги, превращая людей в кровавое месиво. Охрана попыталась открыть ответный огонь, но их пули лишь беспомощно отскакивали от керамитово-адамантиевой брони в несколько дюймов толщиной.

– Отступаем! – приказал Астелян, когда очередная пуля срикошетила от пола и пробила полу его балахона.

Враги продолжали наступать со всех сторон, и терминаторы образовали для магистров защитный круг из собственных тел, постепенно прокладывая себе путь к одному из выходов. Истерические вопли и испуганные крики делегатов тонули в непрекращающемся грохоте комби-болтеров. Политики распихивали друг друга локтями и дрались, спеша убраться подальше от разъяренных Астартес. Время от времени кто-нибудь решался выхватить оружие из рук павших охранников, но тут же погибал и сам. Перешагивая через изуродованные, превращенные в кровавые ошметки тела, десантники поднялись по лестнице и вышли в прилегающее помещение.

Это было нечто вроде коридора, до отказа набитого вооруженной охраной. Но стоило Астартес появиться, как все стражники бросились бежать, не сделав ни единого выстрела. Два терминатора поспешили занять внешние двери, и на какое-то время опасность для магистров миновала.

– Они заметили твои корабли! – взревел Астелян. – Я же говорил тебе не высовываться без моих указаний!

– Так я и не высовывался, – все так же невозмутимо отозвался Белат. – Штурмовые отряды остаются на орбите, ожидая моих указаний. Но я и не помышляю предпринимать что-либо без твоего разрешения.

Астелян открыл было рот, но так и не смог ничего сказать – настолько его переполняли кипящие в душе гнев и ненависть.

– Так мне им врезать или мы снова утремся? – поинтересовался Белат, но в ушах Астеляна так гудела кровь, что он толком не расслышал.

– Что? – переспросил старый магистр.

– Мне отдавать приказ о нападении или ты прикажешь возвратиться на орбиту? – повторил Белат. – Все их вожди собрались в этом здании. Тот, кто пожелает сдаться, может сделать это прямо сейчас. Тем же, кто выберет путь войны, предстоит встретиться с серьезными последствиями.

– Ты с самого начала это спланировал? – спросил Астелян.

– Честно, я и понятия не имел, что аборигены способны вычислить корабль, зависший на низкой орбите, – ответил Белат. – Но раз уж сделанного не исправить, мы должны поступить так, как будет лучше для наших людей. Промедление же может стать гибельным.

Астелян вышагивал по коридору, нахмурив брови и пытаясь принять верное решение.

– Действуй! – неожиданно рявкнул он. – Сигнал к наступлению!

Белат кивнул, не выказывая ни малейшего признака эмоций, а затем отвернулся и что-то прошептал в коммуникатор.

– Вот и все, – произнес магистр Вороньего Крыла, снова поворачиваясь к собрату. – Так что там насчет членов Совета?

– Боюсь, мирное урегулирование теперь невозможно, – ответил Астелян.

Вдвоем они прошли мимо охранявших двери терминаторов, чье оружие стихло уже более минуты назад, и вернулись в центральный зал. Амфитеатр являл собой довольно унылое зрелище. Мрамор стал скользким от крови, кресла изрешетили болтерные заряды, у дверей громоздились трупы охранников и политиков. Кто-то еще шевелился и стонал. Грейн лежал у самого подножия лестницы, и в спине его зияло сквозное отверстие размером с кулак. Астелян наклонился над старым председателем, чтобы в последний раз посмотреть на него. Тот не подавал никаких признаков жизни.

От тяжелых мыслей пожилого магистра оторвал оглушительный раскат грома. Вскоре прогремел и следующий, все здание Совета содрогнулось, с потолка посыпались пыль и каменное крошево.

– Вот и началось, – произнес Белат, указывая на высокое окно.

Проследив за его пальцем, Астелян увидел огненные струи, изливающиеся с небес. Космические корабли приступили к орбитальной бомбардировке.

Из окна открывался вид на простирающийся на многие километры город, в самом центре которого было возведено здание Совета. Вдаль убегали аллеи и улицы, скрываясь за далекими холмами. И сейчас посреди всего этого великолепия падали плазменные бомбы, сжигая дома, парки, детские площадки.

Спустя несколько минут гнев небес начал стихать. Бросив взгляд вверх, Астелян увидел темные силуэты приближающихся десантных капсул. В огненном ореоле они с ревом обрушивались на планету, проламывая крыши, дробя асфальт охваченных пожарами улиц. Бронированные створки разворачивались, подобно бутонам удивительных стальных цветов, и оттуда выходили Астартес, вооруженные болтерами и огнеметами. Конечно, отсюда ничего слышно не было, но Астелян явственно представлял себе грохот выстрелов и вопли умирающих людей.

Белат подошел к окну, и в его зрачках отразилось пламя пожаров. Затем он обернулся и посмотрел на Астеляна.

– Еще несколько часов, и мы завладеем основными городами, – произнес молодой магистр. – Добавь к этому еще пару дней – и вся планета будет нашей.

– На твоих руках кровь невинных людей, – сказал Астелян. – И я сделаю все возможное, чтобы ты ответил за свое преступление.

Белат только усмехнулся в ответ, и Астелян вдруг почувствовал озноб, увидев, что это всего лишь холодная, лишенная подлинных эмоций маска.

– Не тебе меня судить, – ответил юный магистр. – Мои астропаты уже связались с Калибаном и рассказали обо всем, что здесь произошло. И очень скоро, терранин, ты на собственной шкуре узнаешь, к чему приводит неповиновение.

Грэм Макнилл
ПОСЛЕДНИЙ ХРАМ

В прежние времена на еженощную службу в храме Камня Молний всегда стекались многочисленные верующие. Страх перед ночной мглой привлекал куда больше людей, чем дневной свет. Ведь все они были свидетелями того, что именно ночью проливалась кровь, происходили грабежи, кошмарные машины слетали вниз на пылающих крыльях и свирепствовали воинственные, несущие на себе знак молнии гиганты.

Урия Олатейр не мог забыть о том, как целая армия этих великанов вступила в бой в те дни, когда сам он был всего лишь ребенком. Пускай уже минуло семьдесят лет, но Урия мог представить их так отчетливо, точно все свершилось только вчера: огромные, не ведающие жалости, в руках они несли мечи, в которых были заключены плененные молнии, и были облачены в увенчанные плюмажами шлемы и начищенные до блеска доспехи цвета зимнего заката.

Но ярче всего отпечаталась в памяти пугающая демонстрация их удивительной, ни с чем не сравнимой мощи.

В жесточайших сражениях, развязанных гигантами, сгинули целые нации вместе со своими властителями, огромные армии захлебнулись в собственной крови и пали в битвах, каких еще не ведала история.

И вот последняя мировая война подошла к концу, а над сонмом низвергнутых деспотов, этнархов и тиранов поднялся торжествующий победитель и единственный владыка опаленного баталиями мира.

Казалось бы, окончанию войны стоило только радоваться, но Урия не ощущал покоя в душе, шаркая по коридору своего обезлюдевшего храма. В руке он держал свечу, пламя которой дрожало на сквозняке, вздыхавшем в потрескавшихся старых камнях и ветхом дереве некогда величественных дверей.

Да, прежде еженощные службы собирали много прихожан, но лишь немногие осмеливались теперь появляться в церкви: людей отпугивало то презрительное ехидство, с каким в эти дни стали относиться к верующим. Времена изменились, и ничто уже не напоминало о том, как в начале войны насмерть перепуганная паства приходила искать утешения в проповедях священнослужителей, рассказывавших о милосердном, заботливом Боге.

Урия направился к алтарю, прикрывая изуродованной артритом ладонью слабый огонек свечи, боясь того, что этот последний источник света угаснет, если он хоть на секунду оставит его без защиты. За окнами полыхнула молния, и витражи озарило электрическое зарево. Старик крайне сомневался, что хоть кому-нибудь из прихожан захочется сегодня бросить вызов грозе и присоединиться к нему в молитве и священном песнопении.

Холод постепенно и незаметно проникал в его тело незваным гостем, и Урия вдруг ощутил, что в эту ночь должно свершиться нечто особенное, наполненное неким значительным смыслом, но что именно, он не знал. Гоня прочь непонятно откуда взявшееся чувство, старик преодолел пять ступеней, ведущих к алтарю.

В самом центре освященной ниши стояли бронзовые часы, металл которых давно потускнел, а стекло, закрывавшее циферблат, пошло трещинами. Рядом покоилась толстая книга в кожаном переплете, обставленная с шести сторон незажженными лампадками. Урия неторопливо поднес к каждой из них тонкую свечу, и вскоре храм озарился долгожданным светом.

Если не считать прекрасно оформленного свода, внутреннее убранство не отличалось ни богатством, ни роскошью: длинный неф да по обе стороны от него – простые деревянные скамьи и отгороженный занавесом алтарь. К хорам поднимались ступени, начинаясь в северном и южном трансептах, а просторный притвор образовывал галерею, по которой посетителям приходилось пройти, прежде чем оказаться в самом храме.

Внутри стало светлее, и Урия печально усмехнулся, увидев, как огоньки свечей отражаются в черном металле циферблата часов. Хотя стекло и потрескалось, но позолоченные, украшенные перламутром стрелки повреждены не были. За небольшим оконцем у основания часов можно было разглядеть их механизм, но шестеренки давно остановились, и застыл навеки бронзовый маятник.

Будучи наивным, глупым юношей, Урия много путешествовал и во время очередной поездки стащил эти часы у эксцентричного мастера, обитавшего в серебряных хоромах в горах Европы. Все роскошное жилище того человека было заставлено тысячами необычных и удивительных часов. Хотя к этому времени, конечно же, серебряный дворец уже давно погиб в огне бесчисленных баталий, охвативших континент, когда огромные армии схлестнулись в боях, а люди даже не задумывались о том, каких восхитительных вещей их навсегда лишает безжалостная буря войны.

Насколько мог догадываться Урия, эти часы были столь же неповторимы и удивительны, сколь и его собственный храм.

Когда будущий священник бежал из дворца, мастер неожиданно возник в окне и, осыпая вора проклятиями, закричал, что часы отсчитывают время, оставшееся до Судного дня, и что они должны пробить начало конца света. Тогда Урия лишь посмеялся над сумасшедшим стариком и вскоре подарил часы удивленному отцу. Но когда Гадуар утонул в крови и пожарах, Урия забрал часы из разрушенного дома, некогда принадлежавшего его семье, и перенес их в храм.

С той самой минуты остановившиеся часы не издали ни единого звука, но священник продолжал бояться однажды услышать их бой.

Задув принесенную свечу, он опустил ее в небольшую чашу, стоящую на алтаре, и, вздохнув, положил ладонь на мягкую кожу книжного переплета. Как и всегда, коснувшись Священного Писания, он испытал умиротворение и погрузился в раздумья над тем, что же на самом деле мешало прийти сегодня тем немногочисленным горожанам, кто еще хранил веру в своем сердце. Правда, храм был воздвигнут на плоской макушке горы и подняться сюда было не так уж и просто, но прежде это не останавливало его изрядно сократившуюся паству.

В далеком прошлом гора эта являла собой неприступный пик, возвышавшийся на терзаемом штормами острове, вечно окутанном туманом и связанном с континентом сияющим серебряным мостом. Но в результате чудовищных войн большая часть воды океана испарилась, и остров превратился в скалистый мыс, выдававшийся в море из материка, чьи жители, как гласили легенды, некогда властвовали над миром. Скорее всего, именно то, что храм был построен в столь уединенном месте, и позволило ему уцелеть под натиском бури, именуемой «научность» и пронесшейся по планете волею нового повелителя Терры.

Проведя пальцами по облысевшей голове, Урия ощутил, насколько иссохла его покрытая старческими пятнами кожа, и нащупал длинный шрам, тянувшийся от уха до затылка. За дверями послышался шум, раздались тяжелые шаги и чьи-то голоса. Старик повернулся лицом к входу.

– Самое время, – отметил он, вновь покосившись на неподвижные стрелки часов: они замерли, показывая без двух минут полночь.

Высокие двери широко распахнулись, впуская внутрь порывистый холодный ветер, пронесшийся над аккуратными рядами скамей, перетряхнувший запыленный шелк и бархат хоругвей, свисающих с хоров. За дверным проемом священник увидел сплошную завесу ливня и изрезанное молниями ночное небо. Донеслись раскаты грома.

Прищурившись и вглядываясь в проход, Урия плотнее запахнулся в шелковую рясу, пытаясь защитить от холода сведенные артритом суставы. В дверях появился силуэт высокого мужчины, чье лицо было скрыто капюшоном ниспадавшей с плеч длинной алой накидки. За спиной незнакомца Урия разглядел оранжевое зарево факелов, освещавших целое войско темных фигур, остававшихся снаружи. Но как священник ни пытался всмотреться в них, его старым глазам не удавалось различить что бы то ни было еще, кроме того, что пламя факелов порой выхватывало блеск металла.

Наемники, явившиеся в храм в расчете на поживу?

А может, и кто другой…

Скрывающийся под накидкой мужчина прошел в храм и затворил за собой двери. Он двигался неторопливо и почтительно, и двери закрылись плавно и бесшумно.

– Добро пожаловать в храм Камня Молний, – провозгласил Урия, когда странный человек повернулся к нему. – Я как раз готовился приступить к еженощной молитве. Быть может, ваши спутники тоже пожелают присоединиться к нам?

– Нет, – произнес незнакомец, отбрасывая капюшон с головы и открывая взгляду священника суровое, но совершенно не злое лицо – удивительно обыкновенное и абсолютно не вязавшееся с военной выправкой этого человека. – Мои друзья не захотят этого.

Огрубевшая и загорелая кожа на лице посетителя говорила о долгих годах жизни под открытым небом. Темные волосы путника были забраны в короткий хвост.

– Какая досада, – посетовал Урия. – Мои ночные проповеди довольно популярны в этих краях. Вы действительно уверены, что они не захотят послушать?

– Уверен, – подтвердил незнакомец. – Им хорошо и без этого.

– Без чего именно? – усмехнулся Урия, и лицо его гостя озарила улыбка.

– Среди людей твоего сорта редко доводится встретить человека, обладающего чувством юмора. Обычно такие, как ты, угрюмы и жестокосердны.

– Такие, как я?

– Священники. – Незнакомец выплюнул это слово так, словно пытался избавиться от случайно попавшего в его рот яда.

– Боюсь, не те вам священники попадались, – заметил Урия.

– Можно подумать, будто существуют «те».

– Несомненно. Впрочем, служителю Божьему по нынешним временам и в самом деле непросто сохранить добрый нрав.

– И вправду, – кивнул гость, неторопливо вышагивая по нефу и проводя пальцами по деревянным скамьям.

С тяжелым сердцем Урия спустился от алтаря и заковылял навстречу нежданному посетителю, интуитивно чувствуя, что за внешним спокойствием этого человека, подобная бешеному псу на гнилой веревке, таится великая угроза.

Это был воин, привычный к насилию, и пускай он не пытался угрожать, но Урия чувствовал исходящую от гостя опасность. С трудом выдавив из себя улыбку, священник протянул ладонь:

– Урия Олатейр, последний хранитель храма Камня Молний. Могу ли я услышать ваше имя?

Улыбаясь, незнакомец пожал протянутую ладонь. На долю секунды Урии вдруг показалось, что он что-то вспомнил, но образ ускользнул прежде, чем его удалось поймать.

– Не имеет значения, как меня зовут на самом деле, – ответил посетитель. – Впрочем, если ты полагаешь необходимым как-то ко мне обращаться, то можешь называть меня Откровением.

– Какое удивительное имя для того, кто только что заявил, что не любит священников.

– Может, и так, зато оно как нельзя лучше отвечает моим целям.

– И что же это за цели такие? – спросил Урия.

– Для начала я собираюсь побеседовать с тобой, – ответил Откровение. – Мне надо узнать, почему ты остаешься здесь, когда весь мир восхваляет разум и научный прогресс, отказываясь от веры в богов и небесные силы.

Откровение поднял взгляд, рассматривая чудесный свод храма, и на сердце Урии немного полегчало, когда он увидел, что лицо гостя смягчилось при виде прекрасных картин.

– Фрески работы великой Изандулы, – заметил священник. – Божественный труд, верно?

– О, они великолепны, – согласился гость, – но божественны ли? Сомневаюсь.

– Думаю, вам следует разглядеть их получше, – сказал Урия, тоже подняв глаза к потолку и, как и всегда, ощутив, что его сердце забилось быстрее при виде восхитительных фресок, созданных тысячу лет назад легендарной Изандулой Вероной. – Примите их красоту всей душой, и сами ощутите в себе дух Божий.

Роспись полностью покрывала весь свод, и в каждом ее фрагменте изображалась отдельная сцена: нагие фигуры, танцующие в волшебном саду; взрывающиеся звезды; золотой рыцарь, сошедшийся в схватке с серебряным драконом; бесчисленное множество подобных удивительных картин.

Ни минувшие века, ни дым свечей не смогли причинить вреда фрескам. Насыщенные яркие цвета, изящные пейзажи, с анатомической точностью прописанная мускулатура персонажей, динамичные жесты, плавные переходы оттенков и выразительные лица сохраняли такую свежесть, что казалось, будто Изандула только вчера отложила кисть, смирившись с неизбежностью смерти.

– «И со всего света стекались люди, стремясь узреть новую фреску, – продекламировал Откровение, останавливая взгляд на сражающихся рыцаре и драконе. – Каждый, кто лицезрел ее, лишался дара речи от восторженного изумления».

– Вижу, вы читали Вазтари, – сказал Урия.

– Читал, – согласился Откровение, явно с неохотой отводя взгляд от росписи. – Конечно, обычно ему свойственно злоупотреблять восторженными эпитетами, но на сей раз он, напротив, даже преуменьшает.

– Вы интересуетесь искусством? – поинтересовался Урия.

– Мне много чем доводилось интересоваться в жизни, – признался Откровение. – И искусством в том числе.

Урия указал на центральную фреску, изображавшую удивительное, сотканное из света создание, восседающее среди каких-то золотых машин:

– Думаю, тогда вы не посмеете утверждать, что эта картина была сотворена без богоданного вдохновения.

– Еще как посмею, – возразил Откровение. – Эти фрески восхитительны и прекрасны вне зависимости от существования высших сил. Они ничего не доказывают. Не припоминаю случая, чтобы боги сами создавали произведения искусства.

– Когда-то ваши слова могли бы счесть богохульством.

– Богохульство, – иронично усмехнулся Откровение, – преступление, от которого никто не страдает.

Урия невольно рассмеялся:

– Метко сказано, но разве рука, не направляемая Богом, способна создать такую красоту?

– Не соглашусь с тобой, – ответил Откровение. – Вот скажи мне, Урия, ты когда-либо видел величественные скульптуры, вырезанные в скалах Марианского каньона?

– Нет, – признался Урия, – хотя и наслышан о том, что они удивительно красивы.

– Сущая правда. Тысячеметровые изваяния изображают древних королей и вырезаны в скальной породе, которую даже не поцарапать никаким нашим оружием или инструментом. Своей красотой они нимало не уступают этим грандиозным фрескам, а материалом для них стала скала, тысячелетиями не видевшая света. И создал их безбожный народ, живший в незапамятные времена. Подлинное искусство не нуждается в божественной указке и существует само по себе.

– Что ж, вы имеете право на собственное мнение, – учтиво согласился Урия, – но и я останусь при своем.

– Спору нет, Изандула была гениальным и восхитительным художником, – продолжал Откровение, – и все же ей приходилось зарабатывать себе на хлеб и брать деньги за свою работу. Убежден, что за роспись этого храма она получила весьма неплохую сумму, ведь в те дни церкви были просто до неприличия богаты. Но поручи ей какой-нибудь светский властитель расписать свой дворец, разве не нарисовала бы она нечто столь же чудесное?

– Возможно, но мы вряд ли теперь это узнаем.

– Да, вряд ли, – согласился Откровение и, обойдя Урию, направился к алтарю. – Но я склонен полагать, что теми, кто списывает гениальность художника на Божью помощь, движет банальная зависть.

– Зависть?

– Разумеется, – произнес Откровение. – Они просто не способны поверить в то, что другой смертный человек может создавать шедевры, в то время как им самим это недоступно. Вот и пытаются они объяснить все тем, что сознанием художника овладело охваченное вдохновением божество.

– Весьма циничный взгляд на человечество, – сказал Урия.

– Кое в чем ты прав, – произнес Откровение.

– Наш разговор был очень увлекателен, мой друг, – пожал плечами священник, – но вам придется меня извинить. Надо еще успеть подготовиться к службе.

– Никто не придет, – сказал Откровение. – Будем только мы с тобой.

– Скажите, зачем вы пришли на самом деле? – вздохнул Урия.

– Это последний храм на всей Терре, – сказал Откровение. – Вскоре все подобные места канут в историю, но мне хотелось бы запечатлеть его в своей памяти, прежде чем это произойдет.

– Я знал, что эта ночь не будет походить на другие, – произнес Урия.

Вместе они прошли в ризницу и расположились друг напротив друга за огромным столом красного дерева, украшенным резьбой в виде переплетающихся змей. Массивный стул заскрипел, принимая тяжесть гостя, и Урия извлек из ящика высокую запыленную бутылку синего стекла и два оловянных кубка.

Разлив по ним темно-красное вино, священник откинулся на спинку стула.

– Ваше здоровье! – произнес Урия, поднимая кубок.

– И за твое тоже! – отозвался Откровение.

Пригубив напиток, гость Урии одобрительно кивнул:

– Замечательное вино. И хорошо выдержанное.

– Вижу, что вы разбираетесь в этих вопросах, – отметил Урия. – Эту бутылку с наказом откупорить ее только на свадьбе подарил мне отец в день моего пятнадцатого дня рождения.

– И ты не женился?

– Просто не нашел той, которая рискнула бы связать со мной судьбу. В прошлом я был омерзительным типом.

– И потом омерзительный тип стал священником, – произнес Откровение. – Сдается мне, у тебя припасена познавательная история.

– Это правда, – подтвердил Урия. – Но некоторые раны слишком глубоки, и мне не хотелось бы снова вскрывать их.

– Твое право, – сказал Откровение, вновь прикладываясь к вину.

Тоже поднеся напиток к губам, Урия посмотрел на гостя поверх кромки бокала. Садясь на стул, Откровение скинул с плеч алую накидку и повесил ее на спинку. Под ней он носил практичную одежду, вполне обычную для простых жителей Терры, но его костюм отличался безупречной чистотой. Также на указательном пальце правой руки гостя красовался серебряный перстень с каким-то гербом, но Урии не удавалось разглядеть подробности.

– Откровение, ответьте, что вы имели в виду, когда говорили, что мой храм скоро исчезнет?

– Именно это и имел, – ответил Откровение. – Полагаю, даже сидя на вершине горы, ты не мог не слышать о том, что Император провозгласил целью своего Крестового Похода полное уничтожение любых религий и суеверий. Его войско скоро прибудет сюда, чтобы не оставить от храма камня на камне.

– Это мне известно, – с грустью в голосе произнес Урия. – Но для меня это ничего не изменит. Я остаюсь верен своим убеждениям, и ни одному воинственному деспоту не удастся меня запугать. Я не предам свою религию.

– Ты очень упрям, – заметил Откровение.

– Это – вера, – отрезал Урия.

– Вера! – Откровение насмешливо фыркнул. – Ты всего лишь добровольно отдаешь себя во власть всевозможной чепухи, не имея ни малейших доказательств…

– В том и заключена сила религии, что ей не нужны доказательства. Достаточно просто поверить.

Откровение расхохотался:

– Думаю, теперь очевидно, почему Император решил избавиться от религий. Вот ты полагаешь, будто в вере заключена сила, а я считаю, что она опасна. Вспомни, что вытворяли в прошлом движимые верой фанатики, подумай обо всех тех чудовищных преступлениях, совершенных верующими за прошедшие века. Политиканы погубили тысячи людей, но священники – миллионы.

Урия допил вино и спросил:

– Вы пришли сюда, чтобы поиздеваться надо мной? Да, я отринул путь насилия, но не стану терпеть, когда меня оскорбляют в моем же собственном доме. Если вам больше нечего мне сказать, лучше уходите.

Откровение отставил кубок и поднял руки в примирительном жесте:

– Ты, несомненно, прав. Прошу прощения за то, что повел себя столь неучтиво. В конце концов, я пришел для того, чтобы побольше узнать о храме, но не для того, чтобы ссориться с его хранителем.

Урия учтиво кивнул:

– Я принимаю ваши извинения. Не желаете ли осмотреть храм?

– Желаю.

– Пойдемте, – сказал Урия, с трудом поднимаясь со стула. – Я покажу вам Камень Молний.

Пройдя вместе с Откровением из ризницы обратно в неф, Урия не удержался и вновь посмотрел на прекрасную роспись свода. За украшенными витражами окнами трепетало пламя факелов, и Урия понял, что под стенами храма собралась внушительная толпа.

Кто же все-таки такой этот Откровение и с чего вдруг решил проявить такой интерес к Камню Молний?

Неужели один из полководцев Императора, задумавший выслужиться перед своим повелителем, уничтожив последний храм Терры? Или же он вождь наемников, рассчитывающий, что новый владыка этого мира отблагодарит его за истребление символов веры, сопровождавших Человечество с первых дней пути к цивилизованности?