Текст книги "Легенды Ереси"

Автор книги: Дэн Абнетт

Соавторы: Грэм Макнилл,Джеймс Сваллоу,Гэв Торп,Энтони Рейнольдс,Майк Ли,Мэтью Фаррер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Сор Талгрон видел перед собой открытую книгу, написанную от руки чернилами и золотой краской. Края страниц покрывал невероятно сложный узор, состоящий из вензелей и линий. В общий рисунок были включены стилизованные изображения людей и мифических существ. Каждая страница была исписана плотным, уверенным и удивительно знакомым почерком.

Как и любой из боевых братьев XVII Легиона, Сор Талгрон ежедневно по нескольку часов проводил в уединении и рисовал, но ему никогда прежде не доводилось видеть такой восхитительной работы. Стиль и умение автора были столь феноменальны, что ни капитан, ни кто-либо другой из Несущих Слово не могли даже и надеяться достигнуть подобных высот. Книга была делом рук несомненного гения, и вряд ли это могли быть руки простого смертного. В самом деле, сравниться с этим произведением искусства могли лишь труды самого Уризена, но капитану лишь пару раз удавалось мельком бросить на них взгляд…

Глаза Сора Талгрона окончательно расширились от удивления, когда он присмотрелся внимательнее. Текст был написан на диалекте высокого готика, употреблявшемся исключительно духовной элитой его собственного родного мира – Колхиды.

– Что это? – изумленно заморгав, прошептал Сор Талгрон.

Капитан перевел взгляд на стоящего рядом старика, но не смог понять того выражения, что увидел в его глазах. Тогда командир штурмовиков вновь посмотрел на книгу, заточенную в темном кубе.

– «…И да объединится вся Вселенная в вере…» – вслух прочитал он строчку, открывавшую страницу. Его голос задрожал. Ему были знакомы эти слова. Более того, он знал этот текст наизусть. Сор Талгрон тяжело сглотнул. – «…Объединена под властью… Бога-Императора Всего Человечества», – продолжил он хриплым шепотом, заканчивая чтение священной строки.

В растерянности и недоумении капитан повернулся к священнослужителю.

– Я не понимаю, – произнес Сор Талгрон.

– Мы – Отпрыски Бури, – ответил старик, широким жестом обводя всех собравшихся в зале людей.

– Именем Лоргара, и что это должно было мне сказать? – прорычал капитан.

Старик фыркнул, хромая, прошел мимо него к кубу и приложил пальцы к поверхности устройства. Страницы заточенной в стекле книги замерцали и начали быстро перелистываться. Каждая из них была украшена искусными узорами и испещрена плотными письменами. Слегка поводив пальцами по кубу, священнослужитель замедлил смену страниц, продолжавших переворачиваться, пока глазам десантника не предстала самая первая из них.

Старик печально усмехнулся, указывая на нее.

Капитан Тридцать четвертой роты в изумлении взирал на изображение, занимавшее весь лист, – сияющую фигуру, облаченную в удивительные золотые доспехи. Божественный лик был запрокинут к небу, его окружал золотой нимб.

Бог-Император Человечества.

Взгляд Сора Талгрона был прикован к изображенной на рисунке броне, к узорам на искусно украшенном древнем нагруднике… том, что Он носил еще тогда, когда возглавлял армии Объединения, в стародавние времена маршировавшие по разоренной Терре… На доспехах были начертаны символы Его власти – символы, которые узнавали и которых обоснованно страшились еще до наступления Древней Ночи, они же украшали и броню Легио Кустодес, личной гвардии Императора.

Знаки эти выступали барельефом на броне Императора и воплощали Его гнев… молнии.

И тут капитан понял все.

Жители Сорок Семь – Шестнадцать поклонялись Императору.

Сор Талгрон нервно сглотнул, по-прежнему не в силах отвести взгляд от Повелителя Человечества.

Отпрыски Бури – так назвал старик свой народ; дети грозы. Они почитали Императора как бога, считая Его воплощением бушующих на их планете штормов.

– Теперь ты знаешь, – произнес жрец.

Он снова коснулся гладкой поверхности куба, и трехмерное изображение священной книги исчезло.

– Значит, в этой войне с самого начала не было необходимости, – произнес Сор Талгрон. – Ваши люди не еретики.

– Нет, – ответил старик. – Мы мечтали присоединиться к Империуму. Мы так долго полагали, будто остались одни в этой тьме.

– Мы можем все остановить, – сказал Сор Талгрон. – Вы должны отключить щиты, чтобы я мог связаться со своим командованием.

Сколько людей уже погибло! И ради чего? Капитан почувствовал себя опустошенным. Весь этот геноцид стал следствием простого недопонимания.

Отпрыск Бури грустно улыбнулся и подошел к Сору Талгрону, а затем приложил морщинистую ладонь к левой стороне груди капитана, туда, где находится сердце.

– Дай слово, что остаткам моего народа будет сохранена жизнь, и я отключу купол, – произнес старик.

– Клянусь, – сказал Сор Талгрон.

Как только энергетический купол, защищавший храм-дворец Отпрысков Бури, замерцал и исчез, Сор Талгрон поспешил связаться с «Фиделитас лекс» и доложить обо всем, что узнал.

– Понял тебя, Талгрон, – кратко ответил Кор Фаэрон. – Мы немедленно сообщим Уризену. Оставайтесь на месте.

Вокс-связь дальнего радиуса прервалась, и людям Сора Талгрона пришлось провести в томительном ожидании несколько долгих минут. Несущие Слово продолжали удерживать толпу под прицелом, пока Сор Талгрон пристально изучал изображение Императора.

Медленно тянулись секунды. Когда щит был выключен, отделение «Геликон» стало получать потоки вокс-сообщений от своих товарищей. Исходя из них можно было понять, что боевые действия на Сорок Семь – Шестнадцать полностью прекратились.

– Фиксирую сигнатуру телепорта, – доложил наконец Эршак.

– Скоро уже все закончится, отец, – уважительно произнес Сор Талгрон. – Уризен будет рад, когда удостоверится, что мы с вами – единоверцы.

Еще мгновение, и по кругу верхнего яруса амфитеатра стали один за другим возникать темные силуэты воинов, телепортировавшихся с зависшего на низкой орбите «Фиделитас лекс». Сначала они казались просто яркими пятнами света, но постепенно обретали плоть.

Вскоре вся сотня закованных в терминаторские доспехи космических десантников материализовалась полностью и тут же нацелила оружие на людей Сорок Семь – Шестнадцать. Капитан Тридцать четвертой роты слегка приподнял бровь.

– Ты несколько перестарался с драматическим эффектом, брат, – вздохнул Сор Талгрон, поднимая руку, чтобы поприветствовать Кора Фаэрона.

Тот сухо кивнул в ответ, но спускаться к ним не стал.

Начали материализоваться еще две фигуры, но на сей раз на помосте возле Сора Талгрона. Увидев, кто именно спускается к ним, капитан изумился и поспешил припасть на одно колено и почтительно склонить голову. Он чувствовал, как тяжело забилось его сердце в ожидании окончания телепортации.

Теплая ладонь опустилась на его темя; прикосновение было тяжелым, но в то же время мягким.

– Поднимись, сын мой, – произнес новоприбывший спокойным властным голосом.

Но по телу Сора Талгрона все равно прокатилась дрожь с трудом сдерживаемой паники. В конце концов, Астартес редко доводилось оказываться в подобной ситуации.

Распрямившись, капитан Тридцать четвертой роты поднял взгляд, чтобы посмотреть в озабоченное лицо полубога.

* * *

Лоргар был столь же величествен и пугающ, как и всегда. Голова его была полностью лишена волос, а каждую пядь обнаженной кожи покрывал узор в виде золотых листьев, благодаря чему примарх сиял, подобно статуе, отлитой из живого металла. Веки полных мудрости и невероятной сосредоточенности глаз были выкрашены сурьмой; как и всегда, Сор Талгрон даже одной секунды не смог выдержать взгляда Уризена.

Такая жизненная сила, такая глубокая боль, такое напряжение и, да, такая затаенная жестокость таились в этом взгляде, что, пожалуй, только другой примарх и сумел бы посмотреть в его глаза, не разрыдавшись и пав на колени перед живым богом.

Лоргар был на голову выше Сора Талгрона, его стройное тело было заключено в поистине потрясающие доспехи. Каждая из перекрывающихся пластин была выкрашена в гранитный цвет и гравирована клинописью Колхиды. Поверх брони была накинута роскошная мантия цвета запекшейся крови, богато украшенная золотой вышивкой.

Уризен, Золотой, Миропомазанник – у примарха XVII Легиона было много имен. Для тех, кого он провозглашал еретиками, Лоргар становился воплощением смерти, для тех же, кто принимал истинную веру, он был – всем.

– Мы довольны твоими успехами, капитан, – раздался мягкий голос.

Сор Талгрон с благодарностью посмотрел на человека, сопровождавшего примарха. Эреб. Да и кто еще мог осмелиться ответить за Уризена?

– Благодарю вас, первый капеллан, – почтительно склонил голову Сор Талгрон.

– Это он? – спросил Лоргар, окинув пристальным, внимательным взглядом жреца, просто окаменевшего на месте возле капитана Тридцать четвертой роты, который от удивления едва не забыл о нем.

Престарелый иерарх тяжело опирался на посох, в его глазах метался ужас. Священник только и мог, что покачивать головой да бессвязно бормотать.

– Так точно, мой повелитель, – отозвался Сор Талгрон. – Полагаю, что он возглавляет церковь Императора на этой планете.

Эреб улыбнулся, но веселья в его глазах не было. Командиру штурмовиков был хорошо знаком этот взгляд, и от понимания в его жилах заледенела кровь.

– Я давал слово, что мы не причиним зла его народу, – настойчивым тоном произнес Сор Талгрон. – Эреб, не выставляй меня лжецом.

– Брат, ты становишься мягкотелым, – заметил первый капеллан.

– Полагаю, – произнес капитан Тридцать четвертой роты, переводя взгляд на Лоргара, – в наследственной памяти обитателей этой планеты скрыта память о Боге-Императоре. Это праведные, искренне верующие люди, хотя они и почитают его в образе грубой стихии. Повелитель, их крайне несложно привести к Имперским Истинам. Уверен, знай мы об этом раньше, то сочли бы войну за Сорок Семь – Шестнадцать ненужной и даже вредной.

Эреб стоял, запрокинув голову и разглядывая гигантское изображение бога бурь, но при этих словах насмешливо приподнял брови и обменялся с примархом веселым взглядом, прежде чем снова повернуться к Сору Талгрону.

– Капитан, ты выполнил свой долг, – сказал капеллан, обходя старика, точно волк, кружащий возле жертвы, – и сумел спасти жизни множества наших братьев. За это ты будешь награжден.

– Это еще не все, – произнес Сор Талгрон. – Полагаю, они… повелитель, каким-то образом они сумели перехватить наши сигналы. Я видел копию…

Его голос затих, когда Уризен снова пронзил его взглядом, и капитан опять задрожал, не в силах вынести этого.

– Так копию чего ты видел, капитан?

– «Лектицио Дивинитатус», повелитель, – ответил Сор Талгрон.

– Правда? – Лоргар искренне удивился.

– Так точно, повелитель.

– Давай-ка пройдемся, – произнес примарх, и капитан понял, что непроизвольно зашагал следом за ним.

Голос властителя Несущих Слово обладал такой силой, что Сор Талгрон не смог сопротивляться, даже если бы захотел.

– И его возьми, – бросил Уризен через плечо, и Эреб осторожно, но настойчиво потащил за собой жреца.

Следом за ними, повинуясь кивку капеллана, свои позиции оставили и воины отделения «Геликон».

Сойдя с помоста, примарх зашагал к крутой лестнице, взбегавшей к кольцу терминаторов Первой роты, неподвижно замерших на краю амфитеатра. Сор Талгрон поспешил за ним. Но возле самых ступеней Лоргар неожиданно остановился и посмотрел на капитана Тридцать четвертой роты, одарив его слабой сардонической улыбкой, затронувшей лишь самые уголки губ.

– Такое ощущение, что я написал «Лектицио Дивинитатус» целую вечность тому назад, – произнес примарх.

– Это величайшее из всех когда-либо написанных литературных произведений, – подчеркнул Сор Талгрон. – Подлинный шедевр.

Услышав это, Эреб разразился беззаботным смехом, и Талгрон почувствовал, что начинает злиться. Лоргар же спокойно пошел дальше, с каждым шагом преодолевая сразу четыре ступени, и капитану было довольно непросто поспевать за ним. Уризен словно и не замечал лиц тысяч верующих, разглядывавших живого золотого бога.

– В последние месяцы очень многое переменилось, – произнес примарх. – И у меня открылись глаза.

– О чем вы, повелитель? – спросил Сор Талгрон.

– «Лектицио Дивинитатус» – пустышка, – сказал Лоргар. И в его голосе прозвучало легкая, но все же ощутимая злоба. – Пустышка.

Силясь понять услышанное, Сор Талгрон нахмурил брови. Быть может, повелитель Несущих Слово испытывал его веру и преданность?

– Я начал писать новую книгу, – провозгласил Лоргар, одарив Сора Талгрона заговорщическим взглядом. Они уже стояли на самом верху лестнице. – И близок к ее завершению. Талгрон, она станет моим самым главным произведением, чем-то действительно осмысленным. Поверь, ты забудешь «Лектицио Дивинитатус».

– И о чем же она будет? – Капитан не смог сдержать любопытства, хотя и чувствовал, что опасно близко подходит к черте дозволенного.

– Кое о чем очень важном, – с дразнящими интонациями в голосе ответил Уризен.

Когда они вышли на верхний ярус, Кор Фаэрон опустился на одно колено перед своим господином и примархом. Когда же первый капитан распрямился, в его глазах можно было увидеть яростное пламя фанатизма. Облизнув губы, терминатор посмотрел на старого жреца, преодолевавшего лестницу при поддержке заботливого и предупредительного Эреба.

– Повелитель… – произнес Сор Талгрон и почувствовал, что во рту у него пересохло. Он спиной ощущал на себе взгляд священника, но старался не обращать на того внимания. – Скажите, неужели мы приговорим всех этих людей к смерти… только лишь потому, что они слишком долго были отрезаны от Терры?

После этих слов на некоторое время воцарилась мертвая тишина, которую наконец осмелился нарушить Кор Фаэрон:

– Невежество не оправдывает богохульства, брат.

Лоргар бросил ледяной взгляд на первого капитана, и тот попятился, опуская глаза и заметно бледнея.

Тогда примарх приобнял Сора Талгрона за плечи и отвел в сторонку. Стоя настолько близко к своему повелителю, капитан ощутил пьянящий аромат дорогих масел и ладана.

– Порой, – с искренней скорбью в голосе произнес Лоргар, – нам приходится что-то приносить в жертву.

Он заставил капитана обернуться. Старый священник продолжал смотреть на них с ужасом. Краем глаза Сор Талгрон заметил, как примарх едва заметно кивнул.

В руке Эреба внезапно возник кинжал с изогнутым клинком. Сор Талгрон закричал, но Лоргар надежно удерживал его за плечи, и капитан штурмовиков никак не мог помешать лезвию погрузиться в шею старика.

Все еще удерживая свою жертву одной рукой, Эреб выдернул нож, и из раны ударил алый фонтан. Горячая артериальная кровь залила освященные доспехи, окрашивая их в темно-красный цвет.

Омочив палец в кровавом гейзере, Эреб быстро начертал на лбу умирающего иерарха восьмиконечную звезду – символ, значения которого Сор Талгрон еще не знал. Затем первый капеллан отбросил труп в сторону, позволив скатиться по той же лестнице, по которой сам же только что помогал подниматься старику. Тело подскакивало и переворачивалось, ударяясь о ступени. Наконец, изломанной и безжизненной марионеткой с неестественно раскинутыми ногами и руками, оно остановилось, прокатившись лишь половину пути, и под ним начала расплываться лужа крови.

Не успели перепуганные жители Сорок Семь – Шестнадцать что-либо предпринять, как Первая рота открыла огонь. В грохоте выстрелов потонули вопли несчастных жертв. Терминаторы методично и хладнокровно расстреливали из болтеров и автопушек безоружных мужчин, женщин и детей. Тяжелые огнеметы поливали плотную толпу потоками жидкого пламени.

Израсходовав боеприпасы, терминаторы столь же спокойно перезаряжали оружие, вгоняя на место полные магазины, заменяя барабаны с крупнокалиберными патронами, заправляли в пулеметы свежие ленты и подключали новые прометиевые баки. И продолжали стрелять дальше.

– Скажи, Сор Талгрон, ты доверяешь мне? – спросил Лоргар, и его дыхание обожгло лицо капитана.

Шокированный и устрашенный происходящей на его глазах бойней, командир штурмовиков не нашелся с ответом.

– Ты веришь мне? – более жестко повторил Уризен, и в голосе его прозвучал такой переизбыток чувств, что ноги Сора Талгрона начали подкашиваться.

Наконец капитан Тридцать четвертой роты нашел в себе силы посмотреть в бесстрастное золотое лицо примарха, его повелителя и наставника. И осторожно кивнул.

– Тогда поверь, когда я скажу, что это было необходимо. – В интонациях Лоргара сквозил с трудом сдерживаемый праведный гнев. – Вот к чему нас привел Император в своей мудрости, – продолжал примарх. – Вот Еговоля. Вот Егомилость. И теперь кровь невинных на Егоруках.

Оглушительная пальба начала стихать. Кор Фаэрон отдал отрывистый приказ, и терминаторы Первой роты пошли по рядам, осматривая тела и добивая тех, кому каким-то чудом удалось уцелеть под шквальным огнем.

– Мне необходимо знать, кому я могу доверять, – произнес Лоргар, и в его словах звучало такое беспокойство, что капитан впервые в жизни испытал страх – подлинный страх, – которого не должен был знать воин Астартес. – Мне надо знать, кто из моих людей последует за мной туда, куда мне придется отправиться. Скажи, Несущий Слово, на тебя можно положиться?

– Конечно… – прошептал Сор Талгрон, голос его звучал сухо и хрипло.

– Последуешь ли за мной в адское пекло, если я попрошу об этом? – спросил Лоргар.

Сор Талгрон некоторое время не отвечал, но затем медленно кивнул.

Уризен внимательно рассматривал своего капитана, и душа того затрепетала под этим пронзительным взглядом. Сор Талгрон был практически уверен, что примарх намеревается убить его прямо здесь и сейчас.

– Прошу вас, повелитель, – прохрипел командир штурмовиков. – Я готов следовать за вами. Клянусь. Невзирая ни на что.

Неожиданно ярость исчезла из глаз Лоргара, растворившись, будто ее и не было. «И с чего я взял, что Уризен может желать моей смерти?» – подумал Сор Талгрон. Он даже чуть не рассмеялся вслух, настолько нелепой казалась сейчас эта мысль.

– Ты спрашивал, над каким трудом я работаю сейчас, – беспечным, обыденным голосом произнес примарх. – Пока что я называю его «Книгой Лоргара».

Повелитель Несущих Слово отпустил Сора Талгрона. Золотые губы изогнулись в улыбке, и капитан Тридцать четвертой роты почувствовал, что на сердце у него стало легче.

Лоргар же тихо засмеялся.

– Понимаю, звучит немного высокомерно, – сказал он. – И все же мне хотелось бы, чтобы ты прочел ее.

Затем примарх посмотрел капитану прямо в лицо, и глаза Миропомазанника сияли огнем.

– Скажи, Сор Талгрон, что помнишь ты о древних верованиях Колхиды?

Джеймс Сваллоу
ГОЛОС

В безмолвии остается место лишь правде.

Но как прийти к нему? Задача не из простых. Для начала придется спросить себя, где вы можете найти достаточно спокойное место? Где вас ожидает царство абсолютной, ничем не нарушаемой тишины?

Вопрос этот в первый же день задавался каждому из новобранцев, но мало кому из них доставало мудрости, чтобы высказать хотя бы более-менее близкую к верному ответу догадку.

Большинство оказавшихся на борту громадного, выкрашенного в эбонитовый цвет корабля устремляли свой взгляд к усеянной звездами темноте за порталами иллюминаторов. «Вон там, – говорили они. – Тишина пребывает в этой лишенной воздуха мгле». Ведь раз там нет атмосферы, необходимой для распространения звука, стало быть, там никогда не раздастся ни речь, ни песня, ни крик. Вакуум молчит, полагали они.

И их поправляли. Ведь даже там, где нет атмосферы, довольно шумно – там царство хаоса. Пускай неаугментированные люди не могли этого слышать, но там все гудело от космической радиации и скрежета «шестеренок» вращающейся и стареющей Галактики. Даже у самой темноты есть звук, просто у нас нет таких ушей, чтобы его услышать.

Так спросим же снова: где то самое тихое место?

– Здесь, – лишенным эмоций голосом едва слышно прошептала Лейлани Моллита. – Тишина здесь, внутри меня.

Женщина прижала руки к груди, и ее распрямленные ладони и перекрещенные большие пальцы сложились в великую аквилу. В глубине своего сознания, за закрытыми глазами и грохотом мчащейся по венам крови, послушница Сестер Безмолвия пыталась найти подлинную тишину.

Бледное симпатичное лицо Лейлани раздраженно скривилось. Ей опять не удалось. Эта мысль еще не успела оформиться, как женщина поняла, что возможность уже упущена. Волшебные объятия внутреннего спокойствия распались, едва слова сорвались с ее губ.

В гулкой тишине святилища ее шепот прозвучал подобно грохоту гигантской волны, разбившейся о берег, и Лейлани почувствовала, что щеки ее слегка покраснели. Злясь на саму себя, она открыла глаза и заморгала.

Наставница стояла чуть в стороне, наблюдая за своей ученицей с неизменным сосредоточенным выражением, которое, казалось, никогда не сходило с ее лица. Она чуть повела головой, и единственная прядь иссиня-черных волос на выбритой голове, собранная в тугой пучок, легла на плечо золотой боевой брони. Под гибкими доспехами ее ноги были дополнительно защищены высокими армированными красными сапогами, а руки – перчатками из прочной кожи. Рукава были собраны из стальных пластин, а кольчужные штаны сплетены из мелких колец, так что напоминали змеиную кожу. Поверх брони был надет табард, но оружие, шлем и роскошный, отороченный мехом боевой плащ отсутствовали.

Амендера Кендел из Штурмового Кинжала, Рыцарь Забвения и Сестра Безмолвия, стояла, не произнося ни звука. Во взгляде ее янтарных глаз читалась забота воспитателя о подающей надежды ученице.

Лейлани постаралась подавить свое изумление. Ей-то казалось, что в зале для медитаций Черного Корабля нет никого, кроме нее; она даже не подозревала о присутствии кого-то еще. Девушка понятия не имела, как долго Кендел уже стоит рядом, наблюдая за тем, как ее воспитанница ищет, но так и не находит своего внутреннего фокуса. В отличие от Рыцаря Забвения молодая сестра была облачена лишь в кольчужную рубашку и легкую накидку с капюшоном, какую носили все послушники, еще не успевшие дать присягу. Лейлани вскинула обнаженные руки и начала отчаянно жестикулировать, но наставница остановила ее, едва заметно покачав головой. Затем Кендел коснулась подбородка кончиками двух пальцев. «Словами», – говорил этот знак.

Губы послушницы сжались. Она отчаянно мечтала о том дне, когда ни единого слова более не сорвется с них, но ей только что ясно дали понять, что это случится не сегодня. И чувства, всколыхнувшие ее при этом, заставили девушку осознать, что до принесения Клятвы Безмятежности ей еще очень далеко.

– Сестра Амендера, – заговорила она, и ее шепот, сколь бы тихим он ни был, прокатился эхом по всему необъятному залу Санктум Афонориум, – чем могу вам служить?

Ладонь Кендел легла на пояс из алой кожи, и пальцы наставницы затеребили его; прослужив уже несколько месяцев в качестве адъютанта Рыцаря Забвения, Лейлани хорошо знала этот жест. Наставница собиралась с мыслями, выстраивая их в стройные ряды так же, как готовила к бою своих Охотниц на ведьм. Послушница была готова поверить, что Амендера за всю жизнь не приняла ни единого необдуманного решения.

«Тебя продолжают мучить сомнения». Рыцарь изъяснялась на мыслезнаке, одном из языков жестов, используемых Сестрами Безмолвия. Обладая не очень объемистым словарем, он был весьма изящен, позволял работать с наиболее запутанными и важными логическими построениями и был куда более утонченным, нежели размашистый, резкий боезнак – командный язык, применяемый Сестрами во время военных действий. Очень многие жестикуляции Кендел просто невозможно было бы перевести на имперский готик. В мыслезнаке использовались такие смысловые оттенки, что их не смог бы передать ни один другой человеческий диалект, и, вынужденная отвечать голосом, Лейлани ощущала себя калекой.

– Вы правы, – признала она. – Мне трудно смириться с теми новостями, что приходят с внешней границы.

Слова торопливо срывались с ее губ и разносились тихим эхом вдоль изгиба стальных стен зала для медитаций. Послушница почувствовала себя еще более неловко оттого, что разговаривала вслух в этом священном месте. «Аэрия Глорис», как и все прочие суда, составлявшие флот Дивизио Астра Телепатика, был оборудован афонориями – просторными помещениями, где были установлены машины, подавляющие посторонние звуки и создающие некое подобие абсолютной тишины. И нарушение ее казалось неприличным, святотатственным, но сестра Амендера, видимо, даже не собиралась препроводить свою ученицу в соседнюю комнату, скрытую за черным занавесом, богато украшенным золотой вышивкой.

Не было ли это таким же испытанием, как и тот ритуальный вопрос? Вполне вероятно. Когда Лейлани оказалась под началом Кендел, та ясно дала понять, что возлагает большие надежды на свою юную ученицу, и уже не в первый раз послушница гадала, найдет ли в ней Амендера то, чего ожидает.

– То, чему мы стали свидетелями в Цитадели Сомнус, – продолжала Лейлани, – этот… это существо, которое привез «Эйзенштейн» с Исстваана. – Послушница покачала головой, вспомнив о мутировавшем Астартес, начавшем волнения в орбитальной цитадели Сестринства; этот человек стал непостижимой, отвратительной карикатурой на прежнего верного воина Императора. – Госпожа, я постоянно думаю о нем, и из-за этого мне становится трудно сосредоточиться на работе. – Она опустила взгляд к стальной палубе. – Все эти слухи о предателях, о Ереси. И Хорус…

Имя Воителя, слетевшее с ее губ, казалось, прозвучало громче выстрела. Прервавшись на полуслове, послушница вновь посмотрела на наставницу.

Кендел кивнула.

«Нам всем очень трудно принять весть о его предательстве. И я бы солгала, если бы сказала, что хоть кто-то из Сестер остался безразличен к этой ужасной двуличности».

– Случившееся украло мой покой, – призналась Лейлани. – Все время думаю о тех замечательных людях, о благородных Астартес, с которыми столь часто сражались бок о бок… и тут вдруг узнаю о чудовищной лжи, просочившейся в их ряды… – Девушка поежилась. – Астартес и примархи, можно сказать, приходятся родней самому Императору Человечества, и если уж их терзают подобные разногласия, то… – У сестры-послушницы пересохло во рту, когда она набиралась смелости закончить фразу. – Госпожа, что если этот кошмар уже постиг и Сестринство?

Наставница отвела взгляд.

«Я прежде об этом не упоминала, – жестикулировала она, – но мне как-то раз довелось повстречаться с ним, с Воителем. Он именно таков, каким его описывают. И если он и в самом деле отверг власть Терры, то будет сражаться, пока остается с кем воевать или пока его не настигнет кара».

Столь открытое признание наставницы странным образом успокоило мысли Лейлани. На службе Сестрам Безмолвия ей пришлось повидать всякое: псайкеров, сходивших с ума из-за прикосновения к тайнам кипящего безумием варпа, людей, чьи тела и разум изменялись до неузнаваемости, и существа, скорее мертвые, нежели живые, обладающие инфернальной психической силой, – но все это были враги, чьи мотивы можно было понять и с чьим существованием как-то удавалось примириться. Но предатели? Чем можно было объяснить их действия? Они жили в величайшую эру в истории Человечества, Галактика легла к их ногам, Великий Крестовый Поход ничто не могло остановить, так почему же столь высокопоставленный деятель, как Воитель Хорус, вздумал разрушить дело Императора, когда триумф был уже близок?

«Кто знает?» – ответила сестра Амендера.

Сестра-послушница покраснела, услышав отголоски эха и осознав, что последнюю мысль произнесла вслух.

Тихий шелест роскошного шелкового занавеса привлек их внимание, и они увидели, как в зал входит Пустая Дева – сестра Фессалия Нортор. Суровое, испещренное шрамами лицо ее было мрачным, и она явно слышала произнесенное послушницей, поскольку отрывисто ответила на боезнаке:

«Казнить Воителя. Предатель. Тогда статус восстания: Ослаблен/В Нарушенном Состоянии. Мятеж будет Прекращен прежде, чем Разрастется/Нанесет Заметный Ущерб».

Нортор бросила на Лейлани тяжелый взгляд, в котором читался явный упрек. Вторая по чину в Штурмовом Кинжале, она нисколько не скрывала своей ненависти к мятежникам Воителя. Ее дыхание с тихим хрипом вырывалось из встроенных в гортань механизмов; там, где у Кендел и Лейлани шею покрывала здоровая кожа, у Пустой Девы блестела металлом аугметика. Вставка из полированной серебристой стали заменяла кусок плоти, утраченный в бою с йоргалли в недрах одного из их «бутылочных миров». Биологи Сестринства заменили протезами не только шею, но и легкие Фессалии. Порой Лейлани даже завидовала ей, ведь Нортор не позволила заменить искусственными аналогами свои голосовые связки, разрушенные кислотной атмосферой, которой дышали ксеносы. Эта женщина стала настолько «молчаливой» Сестрой, насколько только возможно.

– Остается только надеяться, что Воитель осознает всю ошибочность своего выбора, – произнесла Лейлани, но, не успев договорить, поняла, насколько глупа и маловероятна эта надежда.

«Он обязан остановиться. – Нортор сумела немного обуздать свой гнев и перешла на более внятный мыслезнак. – Восстать против Императора? Это же верх безумия! Единственное, чем можно объяснить эту выходку, – банальная зависть к величию его Отца. – Пустая Дева покачала головой. – Или же он и в самом деле сошел с ума».

В словах Фессалии Лейлани услышала отзвук все тех же мыслей, что давно уже гуляли по Сестринству. Одновременно с новостями о восстании стали поступать слухи и о других странных событиях. Приходили известия о стремительном увеличении числа сектантов, поклонявшихся лидеру Человечества. Это казалось совершенно немыслимым; нельзя же молиться тому, кто избрал светский путь развития для своего народа! Но так называемый «Лектицио Дивинитатус» раз за разом всплывал в самых неожиданных местах. Если сказать по правде, послушница находила это учение столь же неприемлемым, сколь и предательство Хоруса. Но хотя Император и не был богом, он был столь могуществен и великолепен, что ошибка тех, кто склонялся перед ним в религиозном восторге, казалась довольно незначительной. С другой стороны, подобные заблуждения простительны для невежественных обитателей отсталых планет, но никак не для образованных граждан Империума.

Обратив внимание на то, что ее заместительница до побеления суставов сжимает планшет, сестра Амендера вопросительно посмотрела на Фессалию. Та едва заметно кивнула и протянула устройство начальнице. Лейлани догадывалась, что именно там содержится, – обновленные указания, поступившие от верховного стратума Сестринства, базирующегося на Луне, полученные напрямую от высших чинов Департаменто Инвестигатес.

Точные характеристики и местоположение Черных Кораблей, а также назначенные им цели были известны лишь горстке избранных, дослужившихся до высших чинов Сестер Безмолвия, верховным лордам Терры да самому Императору, хотя тайны из основных их задач и не делалось. Численность Черных Кораблей, выполняющих поручения по всей Галактике, не разглашалась; с уверенностью можно было сказать лишь одно: рано или поздно, но каждый из миров однажды увидит их в своем небе, готовых принять назначенный груз. Свою дань они взимали не сокровищами, не товарами… Все они – и «Аэрия Глорис» в том числе – были не только военными кораблями, но также и лечебницами, приютом для тех граждан, кого коснулась печать псайкерства. Каждый из миров, принявших свет Императора, был обязан выдавать любого, кто обладал должным психическим потенциалом, вне зависимости от того, успел тот проявиться или продолжал дремать; те же, кто отказывался сдаться добровольно, кто пытался бежать из раскинутых сетей, становились целью, жертвами Черных Кораблей и Сестер.