Текст книги "Путешествие по солнцу (Русская фантастическая проза первой половины XIX века.)"

Автор книги: Демокрит Терпинович

Соавторы: Семен Дьячков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

По причине весьма умеренной жизни, и употребления в пищу одних произведений растительного царства, весьма мало бывает на солнце больных; от чего и медикам плохое житьё; за то уже попадись кто к ним в руки, так не скоро отделается; имея много досуга, так в плотную примутся за малейший недуг; так сторожат за больным, и не допускают до простого домашнего врачевания, что он совершенно у них как будто бы под строжайшим караулом и беда ему, ежели он выздоравливает прежде назначения врача; тогда заставляют его принимать такое лекарство, от которого недуг усиливается, поддерживая пациента между страхом и надеждою, пока совесть зазрит, и объявят его здоровым; а ежели по ошибке доведут больного до такого состояния, что нет надежды к выздоровлению, тогда отправят его, или к озерам купаться, и пить тамошнюю воду, или в лес на подножный корм.

Одно средство отделаться скорее от такого методического лечения, есть то, чтобы с самого начала болезни условиться с медиком на срок, соглашаясь заплатить ему за пять посещений тоже, что бы пришлось заплатить по таксе за сто; это средство вошло уже там довольно и обыкновение.

Аптекарей там нет, потому что медики не любят правила деления, и составляют сами лекарства; поэтому никто не может узнать, из чего они составлены; и это довольно хитро ими придумано: есть однакож там люди, которые против них ухитрились, и тихонько лечатся простыми домашними средствами, и так, что нельзя к тому придраться: между прочим, я заметил, что старый Брршкиз глотал по утрам на тощах по чайной ложке цельных горчичных семян и запивал их несколькими стаканами свежей воды: я спросил его дочь Дирли, за чем её папенька это делает?

«А, плутишка! отвечала она мне, ты и это уже заметил? не говори только об этом при других чтобы доктор не узнал а то будет беда; маменька то же делает когда чувствует себя нездоровою; это простое средство весьма укрепляет желудок и помогает ему хорошо сварить пищу, и обращать ее и здоровые соки; это искореняет причину болезни, от чего и не нужно бывает прибегать к настоящему лечению; мы даже в начале болезни лечимся одним этим средством когда нам удается укрыться от проницательных взоров медика: мы в начале болезни скрываем свои недуги, сколько возможно, от слуг; потому что Доктор платит им за всякое объявление о новом больном, и тогда волею, неволею, должно лечиться у него; на это он имеет законное право в своем квартале.»

Я поблагодарил Дирли за это открытие, и тотчас запасся горчичными зёрнышками на случай нужды; хотя по величине их я мог только с трудом глотать их по одиночке; но Дирли помогала мне ученым средством, поглаживая указательным пальцем горло сверху в низ. Эта хитрость солнечных жителей убедила меня, что и там умеют находить средства уклоняться от неуместной строгости и необдуманных распоряжений.

О планетной системе имеют на солнце обширные сведения; телескопы у них превосходные; Фрауенгоферов Телескоп о котором у нас так много писали, мог бы у них служить только простою зрительною трубою. Один солнечный астроном по имени Бази-фази, очень полюбил меня за мое любознание, и взял меня с собою на главную Обсерваторию; там я не только мог рассмотреть все наши планеты с их спутниками, так подробно, что мог даже на земле распознать знакомые мне города и селения, и корабли на море, но и солнечные системы ближайших от нашего солнца постоянных звезд со всеми их планетами и спутниками: зрелище чрезвычайно величественное! И это самое время опрокинулась гора Арарат и я с ужасом увидел страшное действие землетрясения; мне пришла была тогда мысль – не начало ли это светопреставления на нашей бедной земле! – и я почти радовался, что находился на солнце; хотя мое положение было там самое ничтожное. Эта мысль еще более было во мне утвердилась, когда я увидел разрушение некоторых городов и многих сел и деревень в той стороне бывших; но взойдя опять чрез несколько дней на Обсерваторию, и увидев соседние с этим округами города и сёла в целости, я успокоился, и даже пожелал скорее возвратиться на землю, чтобы сообщить эту весть моим знакомым; вовсе забыв что везде учреждённые почты, и в иных местах Телеграфы, скорее меня разнесут ее по всей земле: Бази-фази уверял меня, что подобные разрушения не редко видны и на других планетах и их спутниках.

Всего интереснее, рассматривать и их телескопы пожары на планетах особенно на море, и всего лучше, когда бывает темно на планетах; между прочим, я видел, как на южном Океане горел огромный корабль; сперва заметен был маленький огонёк; потом огонь распространился более и более, и когда он добрался до пороховой камеры, тогда вся эта огненная масса взлетела на воздух; вдруг все исчезло, и опять обратилось в темную ночь.

Как на солнце нет кораблей, и не для чего их иметь, то я растолковал тамошним жителям на какое употребление у вас заводят корабли, и как их приводят и действие; не пропуская при том подробного описания пароходов; они сознались, что хотя мы, земные жители, ростом гораздо менее их, но и науках мало им уступаем; хотя, наш образ воспитания не столь удобен и успешен как у них: благоразумие не допустило меня при этом случае передать им вашу земную пословицу – велика Федора, да дура; мал золотник да дорог.

Я тут удостоверился, что на всех планетах и их спутниках к солнечной нашей системе принадлежащих живут люди; потому что на всех их видны города и села; а на ближайшей к солнцу, Меркурии, можно было даже различать людей: это возбудило во мне сильную охоту побывать там рассчитывая, что по соразмерному отношению величины земли к Меркурию, и люди на нем должны быть гораздо меньше нежели у вас так что вместо миниатюрного моего положения на солнце, я на Меркурии буду играть большую роль: одно только затрудняло меня, как с меркурия попасть дальше на Венеру, а оттуда на землю; ибо все таки меня тянуло опять к своим.

На Меркурия не трудно бы попасть; стоило только влезть в нос солнечного жителя, и просить его вычихнуть меня туда; но там я не мог надеяться найти подобные вспомогательные средства: я думал, подумал, да пошел советоваться с моим приятелем астрономом: Бази-фази обрадовался этой мысли, надеясь этим средством достать чрез меня подробнейшие сведения на счет этих планет; он мог бы потом помещать эти сведения и своих учёных изданиях выдавая их за собственные наблюдения, и тем перещеголять своих товарищей астрономов, и вот что он мне предложил:

«Ты влезешь ко мне в правую ноздрю, я лягу на спину, лицом к Брр-шрр (так называют там Меркурия) как скоро я прицелюсь к нему носом я дам тебе знак, ты начнёшь меня щекотать в носу, пока я чихну, и ты очутишься на Брр-шрр; там проживёшь все хорошенько осмотришь, и когда захочешь возвратиться к нам то напейся по больше росы, платье своё вымочи росою, и ложись на место, какое найдешь, по выше; наши лучи притянут тебя опять к нам: таким образом я помогу тебе путешествовать по всем планетам по твоему желанию, и мы оба с тобою наберемся от этого более истинных сведений, нежели можно набрать его от наших учёных пилюль: только отнюдь никому об этом не рассказывай, чтобы не возбудить зависти ученых моих товарищей, что по ничтожному твоему росту могло бы иметь для тебя опасные последствия».

Я предугадывал причины, по которым он меня уговаривал к скромности, и рассудил – почему мне не услужить ему за великую услугу, предложенную им, и мы согласились; надобно было только придумать средство, скрыть истину от добрых моих хозяев, и мы отложили воздушные мои путешествия до удобного случая.

Конечно Бази-фази надеялся моими трудами и опытностью составить себе славу и ученом свете; это простительно: пожалуй, теперь иной мудрец захочет воспользоваться моим опытом и под своим именем создать новую астрономическую систему, уверяя всех что он все открыл особою методою вычисления: я не и претензии; общеполезное не люблю держать и тайне, и мне все равно, чрез кого оно дойдёт до сведения публики, лишь бы дошло.

Малый мой рост в сравнении с солнечными жителями подал повод к разным проказам; между прочим многие охотницы до живописи списывали с меня Амура, так что мало по малу моя фигура очутилась уже во весь рост на многих стенах у тамошних красавиц: сначала писали меня без крыльев, потому что не видав никогда птиц они не имели понятия о крыльях; но когда я им растолковал употребление их и они поняли, что таким образом делаешься более подвижным тогда они с большим удовольствием прибавили это вымышленное украшение к моей особе.

Между прочим, дочери Бррш-гника, весьма искусные и живописи, списали с меня Амура, и им пришла странная мысль женить меня на одной дальней их родственнице, которая была карлицею, и за весьма малым ростом не могла найти себе партии, хотя была очень хороша собою, и довольно богата: эта карлица, девица Бинзи, была ростом только в четыре аршина и два вершка; что по солнечному размеру было чрезвычайно мало; впрочем она была очень пропорционально сложена, очень миловидная и умная; следовательно я не имел причины отказываться от такого союза: барышни, играючи, несколько раз венчали нас как у нас дети венчают своих кукол, и эта игра понравилась нам обеим; наконец они предложили своему отцу, что бы он приказал нас обвенчать серьёзно, для забавы Бррш-гникской фамилии, и для составляющих её круг знакомства: Бррш-гник принял с радостью это предложение, и приказал своему оберцеремониймейстеру, сделать все нужные распоряжения для этой потехи.

Однажды возвратясь домой я нашел Дирли и слезах; она взяла меня тотчас на руки, поцеловала, и сказала: «милый Мизюк мы должны с тобою расстаться, потому что вашему Бррш-гнику угодно тебя в самом деле женить на своей родственнице Бинзи; отказаться тебе от этого нельзя иначе ты подвергнешься многим неприятностям и гонению; да и мы можем претерпеть большие притеснения; а мне жаль с тобою расстаться; я так много тебя люблю; ты хоть кукла, да говоришь так умно, и так приятно было проводить с тобою время: по крайней мере, обещай мне, что ты будешь нас часто посещать.»

Я охотно дал слово бывать у ней так часто, как позволят обстоятельства; прибавляя к тому, что и я ее очень люблю и всегда останусь благодарным ей, и всему её семейству, за ласки, которые они мне оказали во время моего пребывания на солнце; я поцеловал ее, как мог нежнее, и мы говорили еще много о будущей моей судьбе.

Признаюсь, я внутренно радовался тому, что сделаюсь более самостоятельным чрез эту свадьбу, нежели был доселе; ибо хотя мне ни в чем не было недостатка, и я никаких не имел забот, однако все-таки я был тут ни что иное, как живая кукла, которая не смела иметь своей воли.

И этот же день Бррш-гник прислал за моими хозяевами, и приказал непременно принести меня с собою. Пришед ко Двору, мы нашли там многочисленное общество: Бинзи была разряжена богато, по солнечному обычаю: Бррш-гник подозвал меня к себе, и сказал, что желает составить мое счастье, и награду за то, что я вел себя так хорошо во все время моего пребывания в его владениях и назначил мне в супруги свою родственницу Бинзи, которая изъявила на то свое согласие; он спросил меня, согласен ли я на его предложение?

От такого рода предложений весьма неловко отказываться, где бы то ни было, не только на солнце, но и на всех планетах к нему принадлежащих; да при том я никакой не имел охоты отказаться, и отвечал Бррш-гнику, что считаю для себя величайшим счастьем что Его Сильнейшество удостоил меня милостивым своим вниманием; что родственница его Бинзи мне; очень нравится, и что для меня и то уже было очень приятно, когда его дети шутя венчали меня с нею; а что настоящее венчание будет для меня гораздо приятнее.

«Если так отвечал Бррш-гник, то поздравляю тебя женихом; подойди сюда, милая моя Бинзи, поцелуй своего, жениха; а чтобы не откладывать дело в даль, то после завтра сыграем вашу свадьбу при моем Дворе.»

Мы с Бинзою обнялись, и даже не равнодушно; она прижала меня к себе с такою горячностью, что я невольно закряхтел; что весьма позабавило всю компанию: за тем посадили вас обоих на стол и подчивали равными сластями; другие уселись вокруг стола, и мы провели несколько часов по обыкновению в разговорах и разных остроумных играх.

Пред прощаньем мы поцеловали руку у Бррш-гника и у его супруги, поблагодарили их за оказанную нам милость, и вас отнесли опять по квартирам велев нам приготовиться к свадьбе: при прощании с Бинзи мы еще раз нежно поцеловались, уверяя друг друга в неизменной любви, как это обыкновенно водится везде. Мои приготовления были не важны, потому что мне самому не о чем было заботиться: Дирли приняла на себя все хлопоты, которые состояли лишь и том чтобы мне приготовить хорошее праздничное платье, и вымыть меня почище; что она умела делать мастерски.

И назначенный для свадьбы день Дирли одела меня щегольски, посадила в свой ридикюль, и в сопровождений своего отца и матери отнесла меня во Дворец: там она вошла и боковую комнату, где были собраны все девицы, приглашённые к церемонии; и след за тем внесли и мою невесту, и девицы принялись мыть своих кукол (как они нас называли); вымыв нас в розовой воде, обтёрли мягкими полотенцами; потом натерли нас душистым маслом и одели со всевозможною изысканностью; когда наш туалет был окочен тогда посадили вас на особые подносы, и с церемониею внесли в залу, где уже собрались Бррш-гник с своею супругою, и со всем Двором: по средине залы стоил большой круглый стол на который вас поставили; придворный фити (духовный) велел мне перейти на поднос к моей невесте; а тот на котором я был принесён положили опрокинутым под стол. Бррш-гник был посаженным отцом у Бинзи, а мой добрый хозяин Бррш-киз у меня: придворный фити совершил обряд венчания; по окончании которого все поздравили и поцеловали нас: за тем внесли нас в столовую, и пересадили на золотое блюдо посреди стола поставленное, на котором поставлены были круглый столик два стула, и кукольные приборы на две особы: прочие уселись за стол и пошел пир горой: все были чрезвычайно веселы, и несколько раз так принимались хохотать, глядя на нас что на земле приняли бы этот гул за батальный огонь: признаюсь, мне и самому было очень смешно, что я, по росту моему годный занять почётное место и любой гвардии на земле, и жена моя, которую бы там приняли за огромнейшую великаншу, должны были тут представлять кукольную комедию для забавы солнечных проказников.

Когда пили за ваше здоровье, тогда мы встали с своих мест и почтительно поклонились во все стороны; что невольно напоминало мне полишинеля, которого у нас на улицах показывают ребятишкам фигляры, таскающиеся с шарманками: вообще положение мое в эту минуту, имело в себе столько странного; земные мысли и чувства были столько перепутаны с солнечными, что я с великим трудом мог сохранить надлежащее приличие, которое требовало настоящее мое положение. За здоровье пьют там свежим виноградным суслом.

Жена моя бросала на меня самые страстные взоры во все время обеда, и я не остался у ней в долгу; этого требовала здравая политика, которую я весьма охотно соблюдал и этом случае.

Встав из-за стола принялись за танцы; для меня это казалось точно, как будто горы пляшут: а как нам, по нашей миниатюрности нельзя было участвовать и танцах с большими, то заставили нас иногда танцевать одних; при чем много нас хвалили и ласкали. Бррш-гник и все присутствовавшие на свадьбе одарили нас щедро, и как мы не могли бы сами поднять тяжесть этих подарков то уложили их все в красивые ларчики, которых Бррш-гник велел отнести и наш дом.

Когда все празднество было кончено, тогда уложили вас в кукольную кроватку, поставили ее на поднос накрыли тоненьким колпаком, сплетённым из мелких ивовых прутиков и отнесли церемониальным шествием в дом моей жены, где и поставили ее в спальню, сняли колпак и оставили нас одних. Мы радёхоньки были, что наконец отделались от тягостного для нас церемониала, и уже на свободе предались нашим чувствам.

К нам приставили самую мелкую прислугу, какую могли отыскать в Бзю-лю-микском государстве, и как скоро мы проснулись, и зазвонили и колокольчик вся эта мелочная команда вошла в нашу спальню, чтобы принять наши приказания: лишь только мы успели одеться и позавтракать, как явились к нам Бррш-киз с своим семейством; также ближайшие родственники моей жены, чтобы поздравить молодых и сопровождать туда, где нам следовало быть с свадебными визитами.

Нас посадили и красивую корзиночку, которую привесили на белую палочку, и таким образом понесли; с моей стороны Дирли, а со стороны моей жены ближайшая её родственница, девица Пю-лю-лю; Бррш-киз шел впереди с трубачом; все прочие шли за нами; к ним присоединились все уличные зеваки, и кричали в след гирли-мюк! гирли-мюк! – что на их простонародном языке значит: будьте счастливы! будьте счастливы! – Так как наши поклоны едва ли кто мог заметить, то вместо поклонов мы должны была размахивать во все стороны маленькими белыми флагами с красными полосками.

Сперва принесли нас к Бррш-гнику, который со всем своим семейством приняли нас весьма благосклонно, поздравили и поцеловали, и дали нам выпить по напёрстку кокосового молока. Барышням очень хотелось было нас унести в свою комнату, чтобы по обыкновению сыграть с нами кукольную комедию; но на этот раз не удовлетворили их желания, потому что мы должны были сделать ещё множество визитов и нас понесли далее.

В каждом доме, куда вас приносили, мы должны были выпить по напёрстку какого-нибудь изысканного напитка; ибо и таком случае отказываться значило бы обижать хозяев: величина солнечных напёрстков начала меня крепко беспокоить, так что я опасался бедственных последствий; но к счастью добрая Дирли предвидела затруднительное мое положение, и все устроила с надлежавшею предусмотрительностью, предупредив обо всем мою жену.

Таким образом нас таскали около десяти часов, и везде заставляли пить; наконец, когда все визиты были кончены, принесли к Бррш-кизу, который нас угостил великолепным обедом; к которому были приглашены Бррш-гник с своим семейством, и со всею компанией, которая была на моей свадьбе: нас по обыкновению посадили на стол на подносе, и пред тем, когда гости готовились пить за наше здоровье, мы должны были встать, и спеть арию, приличную обстоятельству. По окончании угощения нас опять отнесли домой.

Каждый из бывших на вашей свадьбе должен был дать в честь этого события обед. Приглашая все бывшее на свадьбе общество; для принесения же нас к себе в дом и отнесения обратно домой, он должен был назначить четырех из самих ближних родственников и родственниц.

Таким образом прошли первые два месяца, обыкновенно называемые медовыми: наконец пришла и наша очередь дать обед; и признаюсь, что должно было быть забавно, смотреть со стороны на наше потчевание; мы не могли сделать это иначе, как бегая взад и вперед по столу, кланяясь каждому, и упрашивая кушать подаваемое: от такого сильного движения мы так устали, что насилу могли таскать ноги; однакож мы своим проворством и ловкостью в потчевании заслужили общую похвалу, и все единогласно решили, что мы годились бы быть людьми, если бы слишком малый рост не сделал вас куклами: – и такая похвала имела свою цену для меня, природного земного жителя, столь часто слышавшего, что название куклы придают иным по причинам, не возбуждающим зависти порядочных людей.

Однакож я чуть было позабыл упомянуть об отце и матери моей жены; не от забывчивости, но от рассеяния, и право без худого умысла: отец её Крр-чрр был отличный философ; он ничему тому не верил во что верили все прочие; и даже не верил чтобы дочь его Бинзи была карлицею: и замен того он составил для себя такую систему верования, которую никто не понимал и которая была совершенно противна здравому рассудку: по этому он считал всех глупцами, и был столь несносен мнимою своею учёностью; что мало по малу все оставили его знакомство; и даже его родственник Бррш-гник не приглашал его более ко Двору.

Жена его, Тюрлили, была женщина добрая, но так ослеплена мнимыми достоинствами своего мужа, что ей казалось все хорошо, что делал он хотя она сама не понимала кудрявых его суждений; но это было по-видимому следствием слепой супружеской её любви; почему ее и на осуждали; но как она горячо вступалась за все его бредни, и без всякого рассуждения вооружалась против всего, что её бирюк осуждал то мало по малу все родные и знакомые от неё отстали, и она уже более не являлась при Дворе Бррш-Гника.

Когда Его Сильнейшеству вздумалось меня женить на Бинзе, тогда он послал просить на то согласие Крр-чрр и Тюрлили; они охотно согласились на наш брак будучи рады, что нашлась партия для их дочери, в чем она до моего прибытия на солнце не имели надежды; при том я имел счастье понравиться Крр-чрру, до того, что он всегда уверял что исключая его самого, я умнее всех солнечных жителей: однакож по угрюмости своей отвыкнув от общества, он отказался присутствовать на вашей свадьбе; и Тюрлили, чтобы не противоречить мужу, осталась также дома.

В первое утро после нашей свадьбы мы едва на несколько минуть успели забежать к нашим папеньке и маменьке, чтобы просить их благословения, и поручить себя их благорасположению; а в следующие дни мы проводили у них по несколько часов до тех пор, пока приходили, чтобы нас увести и гости. Они меня очень полюбили, потому что я никогда с ними не спорил; а где нельзя было согласиться, или хвалить, я отмалчивался: они также охотно слушали, когда я им рассказывал про все, что делается у нас хорошего и худого на земле.

Папенька полагал что это должно быть очень забавно, когда мы земные жители хорохоримся, и воюем; он полагал что достаточно бы было одного солнечного жителя, прогнать метлою сотни тысяч земных карликов: этим он несколько задел мое самолюбие, и чтобы отплатить за его насмешку, я подробно растолковал ему ваши военные средства, действие огнестрельного оружия, которым мы не только можем сбить с ног величайших людей, но даже разрушаем каменные здания. Это вселило в него некоторое уважение к жителям земли, и вероятно более потому, что я был его зять: он даже просил было меня, написать военную историю нашей земли, с подробным описанием всех военных наших средств; в надежде, что и на солнце заведут войско, и поставят меня над ним главнокомандующим; но я от этого отказался, именно из опасения, чтобы это не приохотило солнечных жителей следовать вашему примеру; живо еще вспоминая, как на земле благоразумные люди жалели о том что военное ремесло, которое бы должно ограничиваться единственно защитою отечества, не редко обращается в забаву одних, и в отягощение других; и на этот раз почтенный мой тесть согласился с моими доводами; может быть потому, что он этим согласием предохранил собственный лоб от лобзания пули.

Вскоре после моей свадьбы был произведен публичный экзамен в одном из высших училищ столицы, и как меня почитали земным ученым, потому что умею ловко болтать о разных предметах то и я был приглашен и числе посетителей; а чтобы мне удобнее было все видеть и слышат то посадили меня на перила кафедры; что сделало довольно забавный эффект в многочисленном собрании великанов. Бррш-гник присутствовал при этом экзамене, и сидел на возвышенном месте; он сам записывал в свою памятную книжку имена тех, которые более отличились своими познаниями; чтобы при открытии вакансий на должности иметь готовых кандидатов для замещения их.

Всех вопросов я не могу припомнить; а сообщу только те из них, которые более врезались в мою память.

Вопрос. Что значит водопад?

Ответ. Вода, падающая сверху вниз.

Вопрос. Чем можете вы это доказать?

Ответчик взял ковш воды, держал его высоко, и сказал: вот теперь эта вода находится на возвышенном месте, я опрокину ковш, и вы все увидите, что она упадет вниз и самое это падение воды означает водопад.

Вопрос. Что есть дубина?

Ответ. Дубина есть часть дерева, обделанная в виде палки, но гораздо больше и тяжелее палки.

Вопрос. На какое употребление она пригодна?

Ответ. Можно убить человека, ежели ударить ею по голове.

Вопрос. Чем можете вы это доказать? Ученик поднял дубину, но ему отвечали, что теперь не время, и что он должен отсрочить физическое доказательство до другого раза.

Все восхищались остроумием и находчивости ученика, и полагали, что в нем будет прок: Бррш-гник занес его и свою записную книгу; а я украдкой улыбнулся.

Вопрос. Кто имеет право переменять правила правописания?

Ответ. Одна Академия Наук.

Вопрос. Почему вы полагаете так?

Ответ. Потому что выйдет большая бестолковщина, ежели каждый писака вздумает коверкать язык по своим прихотям; из этого выйдет такая путаница, что наконец вовсе не будет существовать определительных правил правописания; а как предполагается, что Академия Наук должна быть составлена из самих учёнейших людей, то ей одной должно быть предоставлено право, делать нужные изменения в грамматических правилах сообразно с потребностями своего века; ежели же каждому будет предоставлено это право, кто имеет на то более дерзости, тогда Академия Наук будет совершенно лишнее заведение.

Это показалось так ясно и справедливо, что все остались совершенно довольны этим объяснением исключая нескольких журналистов; и Бррш-гник занес его имя и памятную свою книжку.

Вопрос. Сколько будет дважды два?

Ответ. Четыре.

Вопрос. Чем можете вы это доказать?

Ответ. Два раза два составляет два раза две единицы; ежели эти четыре единицы опять разделит на две равные части, то каждая из них составит две единицы; следовательно, дважды два четыре.

Бррш-гник занес его за такой глубокомысленный ответ в записную книжку.

Вопрос. От чего жжется огонь?

Ученик стал в пень: учитель тряхнул его немножко, чтобы расшевелить гнездо учёности, находящееся и его желудке, и заставил его проходить несколько раз по зале: наконец ученик сказал: от того, что горяч.

Вопрос. Чем можете вы это доказать!

Ответ. Тем, что все холодное на него поставляемое согревается.

Экзаменатор вероятно опасался требовать дальнейших доказательств чтобы не предложили ему испытать на себе действие огня.

Вопрос. Что есть человек?

Ответ. Существо, составленное из костей и мяса, которое имеет способность переменять место по собственной воле; которое ест пьет говорит, и даже мыслит.

Вопрос. Чем можете вы это доказать?

Ответ. Отличными способностями вашего Умнейшества по всем этим предметам.

Этот ответ заслужил одобрение всего собрания и Бррш-гник определил его немедленно в службу по придворной должности.

Вопрос. Что такое болезнь?

Ответ. Отсутствие здоровья.

Вопрос. Чем можете вы это доказать?

Ответ. Тем что Врач не посещает того, у кого здоровье невредимо.

Это доказательство показалось мне не совсем удовлетворительным; но как все прочие посетители остались им довольны, то и мне не кстати было спорить.

Вопрос. Что есть учёность?

Ответ. Способность все знать.

Вопрос. Как можно сделаться ученым?

Ответ. Проглатывая как можно более ученых пилюль, и прохаживаясь после того определенное время под музыку, дабы желудок мог удобнее их переварить; от чего заводится в нем непереводимое гнездо учёности.

Вопрос. Чем можете вы это доказать?

Ответ. Тем что мы все приобрели этим средством глубокую учёность.

Вопрос. От чего же (указывая на меня) этот Мизюк приобрёл ученость, не глотая учёных пилюль?

Ответ. От того, что его горло слишком узко для учёных пилюль.

Этот ответ показался мне так забавен что я с трудом мог удержаться от хохота; солнечным же жителям он показался основан на математических правилах.

Вопрос. Что есть ум?

Ответ. Это есть такая душевная способность, которую может понимать лишь тот, кто ею владеет, и тому не нужно ее толковать; ктож ею не владеет тот ее не поймет и, следовательно, тому и растолковывать ее не для чего.

Превосходное истолкование! Закачали все; с чем и я охотно согласился.

Вопрос. За чем люди пишут?

Ответ. За тем чтобы другие люди читали их писание, и хвалили его.

Вопрос. Чем можете вы это доказать?

Ответ. Тем что писатели, которых сочинения не читают, или читают да не хвалят, сердятся.

Вопрос. Какая польза заключается в распространении учёности?

Ответ. Польза учителям, которые получают за то хорошее содержание; польза книгопродавцам которые торгуют учебными книгами, из которых делаются учёные пилюли; польза торгующим вишнёвым клеем употребляемом при составлении этих пилюль; и много других подобных польз.

Когда экзамен кончился, тогда удостоенным ученикам пришили учёные свидетельства на спину: всех присутствовавших угостили великолепным обедом: за тем в память этого дня, роздали всем конфеты, завернутые в разноцветных бумажках, на которых были напечатаны стихи, относящиеся к этому дню, и все разошлись по домам.

Теперь я имел полное понятие о солнечной учёности, которая, по моему мнению, заключалась в плодовитом наборе кудрявых слов как в нынешних Французских сочинениях; в весьма ограниченном, и часто превратном смысле, и которая требовала весьма крепкого желудка для того, чтобы переварить все перемешанные между собою науки, в которых большею частью учащиеся не имели нужды во всю свою жизнь.

На солнце величают людей по личным отношениям или качествам; например; говорят: ваше сильнейшество; ваше благоразумие; ваша заботливость; ваше глупейшество; ваша миловидность; ваша задорливость; ваша степенность; ваша смышлёность; ваше досужество; ваша крикливость; ваша сварливость; ваше милосердие; ваша строгость; ваша строптивость; ваше благодушие; ваша увёртливость; ваше человеколюбие; ваша правдивость; ваше правосудие и проч. и проч.: – и это чрезвычайно затруднительно; ибо не зная все подробности отличительных свойств каждого, легко можно ошибиться; а такая ошибка принимается весьма неблагосклонно, потому что, каждый гордится отличительными своими свойствам, какого бы они рода ни были; да при том, полагают, что, знакомясь с человеком должно вникать во все его свойства.

Бррш-гник приглашал меня часто к себе, заставлял рассказывать ему, что, и как у нас; водится на земле, и не редко делал весьма основательные замечания; между прочем ему вовсе не понравился образ представительного управления: ему казалось, что никогда не может быть толку, когда Правитель Государства зависит от интриг своих министров журналистов и нескольких сот человек из разных мест собранных из которых каждый вероятно более знает и заботится о том что касается до его гнезда, не соображая общей связи управления: он ставил и пример отца семейства, хозяина дома: ежели он не может приказать иначе, как наперед посоветовавшись со всеми младшими членами своего семейства, и получив их согласие, то выйдет бестолковщина: ежели все различных мнений, и каждый захочет упорствовать в своём; хотя бы это было только из одного самолюбия, то по всему вероятию они часто будут ссориться между собою; заведутся беспрестанные своры, дрязги и личности; каждый будет стараться прихватить власти ему не принадлежащей; будут интриговать друг против друга и естественно все пойдет на разлад; когда же хозяин сам распоряжает общим ходом дел, то будет стараться поддерживать всегда свое хозяйство в цветущем положении, потому что он лично в том заинтересован: ежели есть у него и доме умные головушки, то почему же не посоветоваться с ними, по пословице – «Ум хорош два лучше?» – но главное расположение должно, для единства в действиях зависеть от одного его.