Текст книги "Гавайская рапсодия"
Автор книги: Дебора Тернер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Глава 4
Интересно, что он имеет в виду? У Кон-станс сжалось сердце при одной мысли, что он что-то узнал о ее прошлом. Нет, он не знает… не может знать. Если бы ему было что-либо известно, он не стал бы говорить намеками, а напрямик выложил бы факты. И она немного успокоилась.
Бар был полон посетителей, в зале стоял приглушенный гул голосов, изредка раздавался смех.
– Даже он не одобряет нашего знакомства, – сказал Сидней, когда Билли принимал у них заказ. Его глаза сердито блеснули. – Видимо, здесь действительно не принято, чтобы персонал общался с гостями. У вас будут неприятности?
– Нет, я же не сотрудник отеля, и, кроме того, Элиз Джерми знает о моей привычке заходить в этот бар – одной или с кем-то из гостей. Если начнут болтать, она все равно будет знать, что мы здесь вместе с вами по приказанию вашего босса.
Дрейк откинулся на спинку стула и улыбнулся заинтересованно и иронично одновременно.
– А разве это что-то меняет?
– Ничего, – спокойно ответила Констанс.
– Тогда скажите, почему, по-вашему, я не похож на дипломата. Не считая того, что я бываю грубым.
– Я не помню, чтобы говорила нечто подобное.
– Но думали.
– Ну, разве что… вы более приметный, чем другие мужчины вашей профессии, – немного сердито ответила она, недовольная тем, что он разгадал ее мысли.
– Приметный? – Она удивила его. – Что ж, интересно. А какими должны быть дипломаты, на ваш взгляд?
– Дипломаты обычно такие же, как люди из службы безопасности, – осторожно подбирая слова, сказала она. – Они умеют сливаться с фоном. Но я не могу представить себе фон, с которым могли бы слиться вы. Вы обращаете на себя внимание. Люди невольно слушают, когда вы говорите. Это не характерно для поведения дипломата. Кроме того, когда вы выходите из себя, мягкие дипломатические манеры исчезают без следа, – с некоторой иронией в голосе закончила Констанс.
– Вы читаете слишком много любовных романов, – небрежно отозвался Дрейк.
Довольная тем, что сумела пробить брешь в его панцире, она усмехнулась.
– Читаю, – весело призналась она. – И многое другое тоже. Но вы ушли от темы. Однако, прекрасная тактика для отступления.
Уголки его губ изогнулись в невеселой улыбке.
– Знаете, я решил стать дипломатом в двенадцать лет. Не помню даже, чтобы я мечтал о какой-то другой профессии.
– Даже о том, чтобы водить пожарную машину?
Его улыбка не стала теплее.
– Нет, насколько я помню. Но моя мать не потерпела бы, если бы у ее сына, были такие плебейские мечты.
То, что он стал говорить о своем детстве, было очень неожиданно. Констанс торопливо сказала:
– Видимо, у вас не было братьев и сестер.
– Не было. – Дрейк знал, что она подслушала тот разговор, но на его лице это не отразилось. – А у вас?
– Я тоже была единственным ребенком в семье, – ответила она и, помолчав, спросила:
– А вы любите свою работу?
– Меня она полностью устраивает, – небрежно ответил он. – Следуя здравому смыслу, я понимаю, что дело, которому посвящена моя жизнь, не делает человечество счастливее, но зато и повредит ему. Я работаю старательно. Работа требует от меня полного напряжения интеллекта. Не думаю, что в другой области я нашел бы что-то подобное.
Возможно, он прав, подумала Констанс. Им принесли напитки.
Сзади послышался голос:
– Ах вот вы где, Сидней. Я вас искала. – К их столику подошла Джастин Мюллет; – А, и мисс Маккинон здесь, – проговорила Джастин, прохладно улыбаясь. – Простите, что я вам помешала, но я сделала одну глупость и надеюсь на помощь Сиднея. Могу я его забрать у вас на несколько минут?
Констанс улыбнулась ей в ответ, но ничего не сказала.
– Я на секунду, – сказал ей Сидней и прошел вместе с Джастин к противоположной стене зала. Констанс старалась не следить за ними взглядом, но все же отметила про себя, что говорила в основном Джастин, а Сидней молча слушал ее.
Когда он вернулся, она уже почти допила свою минералку.
– Простите, – невозмутимо сказал он.
– Не за что.
– Может, пойдем? – спросил Сидней. – Нас ждет ужин в ресторане.
Он заказал самый уютный столик в зале, который специализировался на классической французской кухне. Констанс раньше здесь не бывала. Ей очень понравился этот зал. Современный интерьер, мягкий свет, тихая музыка, белоснежные торжественные скатерти на столах, безупречная сервировка – все располагало к приятному отдыху.
– Здесь чудесно, – сказала Констанс.
– У этого ресторана прекрасная репутация, – ответил Сидней.
И сумасшедшие цены! Даже для него, несмотря на то что он сын богача.
Еда оказалась великолепной, и Констанс решила поблагодарить работников местной кухни, когда встретит их. Она с удовольствием съела крабовый суп и жаркое из дичи. Вино тоже было изумительным.
– Кажется, я в жизни ничего вкуснее не ела, – вздохнув, сказала она.
– Французская кухня многим приходится по вкусу. Но вы, наверное, знакомы с ее блюдами, ведь вы много ездите и бывали в Париже?
– Да, в последнее время приходилось бывать во многих местах. Крабовый суп я ела и раньше, – ответила Констанс. – Это было вкусно, но здесь… это что-то потрясающее! А шоколадный мусс!.. У меня просто нет слов!
Сидней рассмеялся, и Констанс вдруг поняла, что его что-то беспокоит. Может, вино развязало ей язык, но она задорно улыбнулась и бесстрашно заявила:
– В Австралии не найти ничего подобного! Он внимательно посмотрел на нее своими серыми проницательными глазами.
– В точности такого, наверное, не найдешь, – согласился он, – но у нас тоже неплохая, достаточно своеобразная кухня, сочетающая в себе кулинарное искусство и восточных, и западных стран. Вы давно не были дома?
– Дома? Я не думаю об Австралии как о доме… Для меня это просто территория, страна, как и многие другие. – Боясь сказать слишком много, она только добавила:
– Я не была там десять лет.
– Знаете, вам стоит туда съездить. Может, вы достаточно повзрослели, чтобы оценить наконец эту страну.
Констанс пожала плечами.
– Возможно. Знаете, мне всегда казалось, что там очень… серо.
– Наверное, у вас осталось такое впечатление, потому что вы в детстве побывали во многих экзотических уголках света, а детские впечатления обычно яркие и незабываемые. Вас в детстве дразнили местные ребята?
– О да. Мне очень доставалось.
– Вы были плаксой? Констанс покачала головой.
– Нет. Если бы я могла плакать, тогда, наверное, все было бы в порядке. Но я не плакала. Я не хотела доставлять им такое удовольствие, и, разумеется, тогда меня дразнили еще сильнее. Оглядываясь назад, я понимаю теперь, что эти дети вовсе не были чудовищами. Кажется, такое поведение для детей даже нормально. И не думаю, что это действительно сильно повредило мне, напротив, я поняла, что не весь мир вращается вокруг моей маленькой персоны! А теперь я думаю, что для того, чтобы высоко держать голову на любом приеме, несчастное детство просто необходимо.
– А как же все-таки вы попали в Таунсвилл? Вдруг шоколадный мусс показался ей совершенно безвкусным.
– Мои родители умерли, и меня забрала к себе тетя.
– Вам было плохо с ней? Констанс кивнула.
– Да, – тихо подтвердила она и стала болтать о каком-то фестивале, который каждый год проводится в Чарльстоне.
Дрейк принял предложенную тему, и к тому времени, когда подали кофе, Констанс решила, что Дрейк превосходный спутник. Он обладал врожденной уверенностью в себе и был интересным собеседником. С ним каждая женщина может чувствовать себя так, словно только она одна что-то значит для него. А она, Констанс, не должна была идти с ним в ресторан. И на это, к сожалению, есть причины.
– Что с вами?
– Ничего. Простите, я немного устала. Дрейк окинул ее быстрым недоверчивым взглядом, но вслух спросил только:
– Куда вы поедете после Калифорнии?
– Во Францию на пять дней.
– В Париж?
– Да.
– С мужчиной?
Она спокойно встретила его пытливый взгляд.
– Да, с одним бизнесменом и его секретаршей.
– А оттуда куда направляетесь?
– У меня будет довольно трудная работа в Вашингтоне.
– Ах да, конференция стран АСЕАН.
– Нет, я буду работать не на самой конференции. Это заказ от компании, у которой там деловые связи. – Чтобы предупредить следующий вопрос, Констанс продолжила:
– А потом я две недели буду в Нью-Йорке. Из них у меня будут целых три свободных дня, чтобы покрасить стены в моей квартире.
– Да, вы немало путешествуете. Это из-за вашей кочевой жизни вы не замужем?
– Это одна из причин.
– А остальные?
Пряча неловкость, Констанс ответила:
– Наверное, те же, что и у вас. Вы ведь тоже, кажется, не женаты.
– У вас был любовник?
Вопрос был задан так неожиданно, что Констанс растерялась, ей не очень хотелось откровенничать.
– Да, был. И вы наверняка об этом осведомлены, – пробормотала она неохотно со скупой улыбкой. – Служба безопасности ведь не просто гак получает деньги. И вам это известно не хуже меня.
– Да. – Его блестящие глаза удерживали ее взгляд, они завораживали. – Я даже его знаю. Дипломатический мир тесен, мы с ним встречались несколько раз. Расскажите, Констанс, что заставило вас связаться с английским дипломатом, а потом жестоко бросить его?
О, Фрэнк, Фрэнк…
Внутри ее шевельнулось какое-то чувство, Страх? Тем не менее Констанс спокойно ответила:
– Моя личная жизнь…
– Ваша личная жизнь очень тесно связана с вашей профессиональной деятельностью, глядя прямо ей в глаза, сказал Дрейк. – Вы же сами это понимаете. Кроме знания языков от вас еще требуется надежность и умение хранить секреты.
Охваченная приступом страха, она вздернула подбородок.
– Я и умею, – ответила она. – Если бы не умела, то моя карьера была бы давно закончена.
– Так почему вы бросили Фрэнка Кларка, Констанс?
– Это вас не касается, – жестко отрезала, она. – Это мое личное дело. – Ей совсем не хотелось распространяться на эту тему, тем более что Фрэнк бросил ее, а не она его.
– Да, к сожалению не касается, – сказал он с таким мрачным видом, что у Констанс побежали по спине мурашки. – Но я постараюсь, чтобы касалось. Идемте отсюда.
Несмотря на протесты Констанс, Сидней все же пошел провожать ее. Когда они вышли на улицу, она осторожно сказала:
– Иногда правила, которые внушила вам мать, сильно усложняют вашу жизнь.
– Иногда мне кажется, что это и было ее целью в жизни, – сказал он гневно. Но эта вспышка прошла так же мгновенно, как и возникла.
– Это то, что называют умением управлять кем-то, используя чувство вины?
– Нет, мать никого не заставляла меня чувствовать себя виноватым. Сложности – другое цело. Создавать сложности она была мастером. – Он сказал это с насмешливой покорностью, словно его неоднозначное отношение к матери не повлияло на его любовь к ней.
– Кажется, вам это не повредило. – В ее тоне слышалась едва заметная горечь.
– Уверен, что не повредило. Я был вполне обыкновенным мальчиком, а это значит, что я, как и все, в определенных случаях был очень чувствительным. – Он отодвинул в сторону ветку цветущего мирта, чтобы Констанс могла пройти.
Боясь расспросов о своей семье, Констанс сменила тему разговора:
– Как, по-вашему, проходит эта встреча?
– Пока что неплохо.
Что ж, умение не сказать лишнего часть его работы. Все еще находясь под впечатлением прямых вопросов за ужином, она решила копнуть глубже.
– Оказывается, и мистер Ватанабе и мистер Маккуин – любители старинного оружия. Как вы считаете, это помогло им сблизиться?
– По крайней мере, это дает им отличную тему для общения, что уже хорошо, – ответил Дрейк. – А у вас появляется возможность расширить свой словарный запас. – Завтра предметом обсуждения скорее всего станет торговля.
– Вот как?
– По-видимому, да. И, наверное, завтра понадобится ваше участие.
Они подошли к тому месту, где тропинке сворачивала, огибая дерево магнолии. Его цветы, казалось, светились на фоне темных листьев, как упавшие с неба звезды. Неяркий волшебный свет луны отражался и от белого ствола, и от ветвей. В воздухе царила тишина, и только морской прибой нарушал ее.
– Вы сильно заинтересовали меня, Констанс, – тихо сказал Сидней.
От приступа страха Констанс задрожала.
– Чем же? – быстро и небрежно ответила она. – Я самая обыкновенная.
Дрейк помолчал, потом хрипло заговорил:
– Я не понимаю, почему меня сводит с ума то, как изгибаются в улыбке ваши губы. И почему звук вашего голоса кажется мне похожим на прикосновение меха к обнаженной коже. И почему ваши глаза подергиваются дымкой, когда вы произносите мое имя. Какие же тайны прячутся в глубине вашей души?
Он притянул Констанс к себе, его рот прижался к ее губам, а в ушах все еще звучали его слова, отнимая разум и силу воли. Она словно плыла в потоке чувственности.
Констанс, как сквозь сон, подумала, что ждала этого момента долгие годы. Она откинула голову назад, руки ее взлетели и обвили его шею, Нет, она ждала этого всю свою жизнь. Она рождена для него. Заниматься любовью с Фрэнком было весело и приятно, но Сидней зажег ее дикой и всепоглощающей страстью, с которой бороться бесполезно. Все ее ощущения обострились до предела, ее тело накопило такую силу желания, что ему был необходим взрыв.
Как мог этот мужчина привести ее в такое состояние? Что же будет дальше?
Испугавшись собственной страсти, Констанс отняла губы и попыталась высвободиться из его объятий. Она глубоко дышала, упираясь ладонями ему в грудь. Слегка отстранившись от него, она заглянула ему в лицо и увидела, что его терзают самые противоречивые чувства. С одной стороны, страсть и нежность, а с другой – тревога, жалость и смятение. Она ощущала биение его сердца и его горячее дыхание на своей щеке.
– Я не хочу этого, – выдохнула она, когда мучительное желание немного отпустило ее.
– Такого никто не хочет, – отозвался он. Его голос звучал чувственно и грубовато. – И все же, хотим мы того или нет, это существует. Что будем делать?
Он что, предлагает ей роман? Ее тело трепетало от желания, которое он возбудил в ней. Констанс ничего так не хотела сейчас, как отдаться этому безрассудному желанию.
Но ведь дело не только в ее теле. Сидней излучал опасность, чарующую сексуальную силу и магнетизм, которые завораживали ее.
Ему, видимо, удалось наконец справиться со своими чувствами, потому что его взгляд стал спокойным, он уже контролировал себя. Это разозлило и обидело Констанс. Она почти с ума сходила от желания, а он, минуту назад страстный и пылкий, уже был неприступен, как обычно. Это придало ей душевных сил. Она подавила желания своего тела и вполголоса ответила:
– Ничего. Я ничего не собираюсь делать. Я не ложусь в постель с теми, кого знаю всего пару дней.
– А как долго ты была знакома с Фрэнком Кларком, прежде чем легла с ним в постель?
Три месяца. Фрэнк джентльмен. А вот Сидней Дрейк, несмотря на его костюмы и фраки от лучших английских портных и аристократическую внешность, таковым не является. Ее первое впечатление о нем оказалось правильным. За его утонченными манерами скрывается опасный охотник, безжалостный и хладнокровный. Но вслух она сказала только:
– Вас это не касается.
– Но все же почему между вами все кончилось, Констанс? – спросил он. Она уклончиво ответила:
– Мы решили, что не сможем быть счастливы вместе.
Не будет же Констанс рассказывать сейчас с своем прошлом и о том, что Фрэнк, узнав обе всем, отказался от нее ради карьеры и собственного благополучия. И ты, Сидней, поступил бы точно так же.
– А зачем вам это знать? – спросила она, стараясь говорить как можно решительнее и тверже, чтобы в его памяти и следа не осталось от той женщины, которая дрожала в его объятиях, прижималась к его сильному телу и горела безумной страстью.
– Скажем, из любопытства. Вы любили его?
– Да, я любила его.
– Но недолго, – спокойно прибавил Сидней. Его глаза с прежним интересом вглядывались в ее лицо, словно она была каким-то неизвестным существом, которое ему предстояло препарировать.
Констанс сделала глубокий вдох, отстранилась и дрожащими руками пригладила волосы, ощутив, что несколько прядей на ее висках и затылке стали влажными.
– Ваши вопросы бестактны, – бросила она. – Мне пора идти.
Дрейк, видимо, понял, что зашел слишком далеко.
– Тогда пойдемте.
Они были почти у корпуса для персонала, когда из маленького сада, мимо которого вилась тропинка, послышались чьи-то всхлипывания.
– Кто-то плачет, – повернувшись на звук, сказала Констанс.
– Оставайтесь здесь.
– Но, кажется, это…
– Я сказал, оставайтесь здесь!
Констанс всего несколько секунд колебалась, а затем последовала за ним в проем между сплетенными ветвями азалий. В садике, в центре цветочной клумбы, стояла в лунном свете мраморная нимфа.
За самым дальним кустом азалии прятался ребенок, который плакал, закрыв лицо жуками.
– Господи! – воскликнула Констанс и бросилась к девочке. – Что ты здесь делаешь?
Сидней опустился рядом с ней на одно колено.
– Ну-ну, все не так плохо, – сказал он на удивление ласково. – У тебя все лицо распухло. Кто в этом виноват? Слезы или комары?
Агнес прорыдала:
– Я хочу к маме.
– Тогда пойдем найдем ее, – сказал Сидней.
– Но мне нельзя, – воскликнула девочка и зарыдала еще громче.
Эти безутешные рыдания разрывали Констанс сердце.
– Дорогая, послушай, мама, конечно, будет сердиться на тебя за то, что ты убежала, но она же любит тебя. Пойдем, я отведу тебя домой.
– Нет, я должна быть тут. – Последовали захлебывающиеся рыдания, и Констанс стала искать в сумочке носовой платок.
– Возьмите, – сказал Сидней и протянул ей свой.
Промокая маленькое, измученное личико девочки, Констанс проговорила, как она надеялась, материнским тоном:
– А теперь высморкайся. Тогда тебе сразу станет лучше.
Девочка послушно высморкалась, а потом охрипшим от слез голосом сказала:
– Я хочу к маме! Прямо сейчас!
– Я знаю, – сказала Констанс. – Но почему тогда ты не идешь?
Агнес сжала губы, чтобы не проговориться, а на ее личике ясно читались страх и нерешительность.
– Пойдем, Агнес, мы отведем тебя к маме, сказал Сидней.
– Нет! – крикнула она и снова расплакалась. – Мне нельзя… Мне нельзя…
Констанс обняла и попыталась успокоить ребенка.
Сидней склонился над ними и, убрав со лба девочки влажную челку, спросил:
– А зачем ты тут сидишь? Агнес захлюпала носом и зарылась лицом в грудь Констанс.
– Мне нельзя уходить.
– Должен прийти папа? – мягко спросила Констанс.
После нескольких секунд колебаний маленькая головка в ее объятиях несколько раз кивнула. Сидней встал. Он пристально осмотрел сад вокруг. Констанс заволновалась и сказала:
– Надо идти домой, дорогая. Он, наверное, ждет тебя там.
– Нет, он сказал мне ждать под этой красивой дамой. Когда он приезжал, мы устраивали тут пикник. И он велел мне ждать здесь.
Обеспокоенная происходящим, Констанс встала и взяла девочку за руку.
– Нам нужно идти к ее матери, – сказала она Сиднею.
– Кажется, я понимаю. Давайте, я возьму ее на руки.
– Но он, возможно, где-то поблизости…
– Тогда смотрите внимательнее. – Сидней наклонился. – А дома тебя ждет мороженое, – произнес он, играя на извечной детской слабости. – Ты любишь мороженое?
Агнес, широко раскрыв глаза, кивнула.
– И, если хочешь, я отвезу тебя домой на плечах.
Девочка явно пребывала в нерешительности и с сомнением посмотрела на Сиднея. Затем она кивнула и, не говоря ни слова, подняла к нему руки. Сидней подхватил ее, посадил к себе на плечо и сказал:
– Ну вот, теперь идем.
Они были уже недалеко от корпуса для персонала, когда Сидней вдруг остановился и передал девочку Констанс.
– Уведи ее отсюда, – вполголоса сказал он и направился в сторону большого дуба.
Констанс никогда не видела бывшего мужа Эвелин, но поняла, что это именно он стоит в тени дерева. Девочка, которая сразу стала вырываться, определенно была очень похожа на этого человека, несмотря на то что тот был плотный и мускулистый. Рядом с ним Сидней казался худым, его естественная грация как бы терялась на фоне физической мощи Джима.
– Оставьте в покое моего ребенка! – приказал тот.
Агнес заплакала и с криком «папа!» вырвалась из рук Констанс. Но Констанс тут же снова схватила ее и прижала к себе.
Джим Джефер отрывисто бросил:
– Отпустите ее!
– Она никуда не пойдет! – резко ответил Сидней. – Так эти вещи не делаются, приятель!
– Не суй нос не в свои дела! – Его голос зазвучал злобно. – Дамочка, отпустите ее!
Сжав зубы, Констанс продолжала двигаться к дому. Агнес была девочка не крупная, но она отчаянно упиралась, и Констанс приходилось удерживать ее буквально силой. К тому же она поняла, что Джефер настроен агрессивно и в случае чего справиться с ним будет не просто. Она через плечо посмотрела на мужчин. Господи, Джим просто огромный. Если он затеет драку, то может серьезно покалечить Сиднея. Только этого не хватало.
Но отпустить девочку она не могла.
– Это мой ребенок, – приближаясь, грозно объявил Джефер. – Ты ведь хочешь жить со мной, правда, дочка? Мы будем ездить в Диснейленд…
Агнес что-то прохныкала, но Сидней перебил ее:
– Опекун ребенка не ты, значит, это похищение. А это серьезное преступление, за которое ты попадешь в тюрьму.
– А вы сначала нас поймайте, – рявкнул Джефер. – Я не такой дурак, как думают некоторые. Я знаю, что мне делать. Да какая вам разница! Ее мамаша целыми днями пропадает на работе, девочку видит только по ночам. А это не дело…
Констанс холодно ответила:
– Если бы вы, вместо того чтобы объявлять себя банкротом, дали ей достаточно средств к существованию…
– Она меня бросила, – перебил ее Джефер. Он говорил все громче. – А вы, дамочка, слушайте меня внимательно и делайте, что я скажу, потому что у меня револьвер.
Констанс в ужасе посмотрела на него через плечо. Да, в руке Джима действительно что-то угрожающе блеснуло. От страха ее начало трясти. Она пошатнулась, но лишь крепче прижала к себе девочку и постаралась двигаться дальше. Сидней быстро подскочил к ней и сильной рукой поддержал ее, стараясь по-прежнему оставаться между ней и Джефером.
Сидней, молилась она про себя, Сидней, пожалуйста, будь острожен!
В голосе Джефера звучали злость и отчаяние.
– Прошу по-хорошему, отпустите ребенка. Она мне очень дорога, и я хочу, чтобы девочка жила со мной.
– А какую жизнь вы устроите ей, если будете в бегах? – спросил Сидней. Его рука лежала на пояснице Констанс, и, когда она замедлила шаг, он подтолкнул ее вперед. – Вам придется скрываться, значит, вы не сможете отправить ее в школу и девочка вырастет неграмотной. Она не будет знать, как вести себя с людьми. И, хотя сейчас хочет уехать с вами, она будет скучать по матери так же, как теперь скучает по вам. Вы этого хотите для нее? Несчастья и разочарования? В конце концов она вырастет и поймет, что вы с ней сделали. Как вы думаете, что она скажет вам через десять лет, когда осознает, чего вы ее лишили?
– Она ничего не будет лишена, – сердито бросил Джефер. – Я буду о ней заботиться, она ведь и моя дочь, а не только этой стервы. Своей дочери я не причиню вреда!
Кажется, он начал целиться. Но она поняла, что задумал Сидней, и, несмотря на то что у нее дрожали колени и пересохло в горле, продолжала двигаться к дому. Агнес перестала биться у нее в руках и нахмурившись смотрела на отца. Констанс молилась Богу, чтобы девочка больше не пыталась вырваться от нее и чтобы с Сиднеем ничего не случилось.
Сидней сильной рукой обнял ее за талию и с силой подтолкнул вперед, продолжая размеренно говорить:
– А как же колледж? Если вы будете в бегах, то не сможете накопить достаточно денег, чтобы послать девочку в колледж. Вы этого хотите для нее? Чтобы она вытирала столы в какой-нибудь придорожной забегаловке? Хотя о колледже даже думать не приходится, ведь у нее не будет и начального образования.
– У меня есть деньги, – отрывисто бросил Джефер. – Говорю вам, я люблю ее! Я уже все продумал… со мной ей будет лучше, чем с матерью.
Стены корпуса были уже совсем близко. Еще каких-нибудь двадцать метров… Слава Богу, Агнес больше не вырывается.
– И вообще это мое дело, я все устрою, – потеряв терпение, прорычал Джефер. – Дамочка, если ты сейчас же не оставишь девочку, я пристрелю твоего парня. Стреляю я хорошо, так что его я уложу. Если мне все равно грозит тюрьма за похищение, то мне не страшно и убить человека, это дела не меняет.
– Мне все равно, хорошо вы стреляете или нет, – спокойно сказал Сидней, – но всякий может промахнуться. Револьверы такое неверное оружие… К тому же вы не можете быть уверены, что попадете именно в меня. А что вы почувствуете, если пуля попадет в другую мишень, поменьше?
– Отойди от них, – злобно приказал Джефер.
– Нет, – ответил Сидней.
– Черт побери, да я с тобой и без оружия справлюсь. – Выплюнув эти слова, он бросился на них.
Констанс снова заколотило, но Сидней опять подтолкнул ее, и она оказалась у двери Эвелин.
Агнес начала кричать:
– Папа! Папа!
Дверь распахнулась, и на пороге появилась испуганная Эвелин.
– О Господи! – воскликнула она, бросилась вперед и подхватила свою дочь.
– Идите в дом, – задыхаясь произнесла Кон-станс, подталкивая их обеих внутрь.
Она повернулась в тот самый момент, когда Сидней нанес быстрый удар в горло Джеферу. Тот издал рык, упал и остался лежать на земле.
– Ой! – Констанс побежала к ним. – Вы целы? – с беспокойством спросила она.
Сидней внешне был спокоен, только глаза его блестели и на лбу выступил пот.
– Я в порядке. – Он опустился на колени рядом с лежавшим без сознания Джефером. – Когда он очнется, ему будет скверно.
– Это револьвер? – послышался сзади перепуганный голос Эвелин.
Констанс подняла глаза. Эвелин уже была одна.
– С ней все в порядке. Она с Саранной. – Тяжело дыша, Эвелин опустила взгляд на Джима. – Что он сделал?
Сидней осмотрел револьвер, а Констанс в нескольких словах рассказала подруге, что произошло.
Джим пошевелился и застонал. Эвелин с неприязнью посмотрела на него.
– Значит, вот в чем дело. Я готова убить его. Девочка прямо сама не своя! Сидней выпрямился.
– Знаете, – мягко сказал он, – как бы там ни было, но он не хотел причинить ей вреда. Ни ей, ни кому другому.
– Да, и это на него похоже! Он не хотел ничего плохого… Он любит… но он такой дурак! – Эвелин била крупная дрожь. – Он так и не стал взрослым. Если он что-то хочет, то считает, что должен получить это, и плевать на всех остальных. Он просто избалованный мальчишка!
– Вы будете подавать в суд? – спросил ее Сидней.
– А вы?
– Нет, не думаю, – ответил Сидней. – Я понимаю его чувства. Но, разумеется, не одобряю такого поведения. Однако, сдается мне, хороший адвокат может воспользоваться этим эпизодом, чтобы решить дело так, чтобы это устраивало всех, возможно даже вашего бывшего мужа.
– Сидней просто чудо, – восторженно сказала Эвелин на следующее утро. – После того как ты ушла, мы долго с ним разговаривали. Он предложил несколько вариантов, которые могут помочь избавиться от преследований Джима. Знаешь, он очень умный. Я только что говорила с адвокатом, и он считает, что теперь мы сможем договориться с Джимом на более выгодных условиях. Он уже связался с адвокатом Джима.
– Я очень рада, – отозвалась Констанс. Эвелин посмотрела на нее.
– Джим никогда не стал бы стрелять, – уверенно сказала она. – Он считает себя крутым, но он вовсе не злой. К тому же его пистолет не был заряжен. А Сидней сказал мне, что даже под прицелом ты продолжала идти с Агнес сюда.
Я даже не знаю, как тебя благодарить. Ты такое сделала для меня и малышки. – Глаза Эвелин наполнились слезами.
– Как себя чувствует Агнес? – спросила Кон-станс.
Эвелин высморкалась.
– Кажется, в порядке, даже странно. Наверное, здесь есть и моя вина. Я была так зла на Джима, что запретила им видеться и разговаривать по телефону. Тогда они и стали общаться втайне от меня через двоюродного брата Джима.
– Сегодня она в школе?
– Да. Я подумала, что лучше будет вести себя так, будто ничего не произошло. Она спросила, когда сможет увидеть папу, и я пообещала, что скоро у них будет возможность встретиться. Теперь мне легче договориться с Джимом. Но, надеюсь, он и без того получил урок.
Констанс тоже искренне на это надеялась. У нее кровь стыла в жилах при воспоминании о том, как в дрожащей руке Джефера прыгал револьвер, а Сидней закрывал собой их с девочкой.
