Текст книги "Две жизни"

Автор книги: Дебора Тернер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– Я обещала присмотреть за соседним домом. Если ветер усилится, я могу перейти туда. Вот ключи.

– Не будьте идиоткой! – разозлившись, выпалил Генри. – Если дерево упадет, то вам и из дома не выбраться.

– Я обещала мистеру Хили, – упрямо твердила Рут.

– Как только буря утихнет, я привезу вас обратно. Полагаю, вы не думаете, что я наброшусь на вас, – преднамеренно вульгарно добавил он, – и стану требовать платы за гостеприимство.

– Нет, не думаю! – с возмущением выпалила Рут, которая в глубине души чувствовала, что такой поворот событий вполне устроил бы ее. – Еще не хватало!

В этот момент под мощным напором ветра задребезжали стекла, и следом раздался оглушительный треск, заставивший обоих выглянуть в окно. Отломившаяся верхушка дерева, кружась и увлекая за собой попадающиеся на пути ветки, падала в направлении дома. Застывшая от ужаса Рут с облегчением вздохнула, когда вся эта бесформенная масса обрушилась метрах в пяти от веранды.

– Что и требовалось доказать! – безапелляционно заявил Генри. – Собирайте вещи или я сделаю это сам!

5

Тревога в голосе Генри была столь неподдельной, что Рут передалось его настроение. В спальне она сгребла в сумку самое необходимое, сверху бросила так и не начатую книгу и туфли. Когда Рут вернулась в гостиную, Генри уже закрывал холодильник, из которого достал все продукты и уложил в пластиковый пакет.

– Готовы? – спросил он и неожиданно широко улыбнулся.

– Да, – радостно вырвалось у нее: на сердце вдруг стало необычайно легко. – Примус взять? У меня и свечи есть.

– Не надо – у нас газ и газовое освещение.

Когда они вышли из дома, природа на мгновение, словно из почтительности, застыла во всем своем грозном великолепии. Рут остановилась как вкопанная, потрясенная этим зрелищем. Когда она подошла к машине, Генри уже завел двигатель.

– Ни за что не скажешь, что она побывала в аварии, – сказала Рут, усаживаясь на переднее сиденье. – Повреждения, видимо, были небольшими?

– Пришлось только заменить крыло, вот и все.

Вот и все! – мысленно усмехнулась девушка.

Они миновали кемпинг. Рут украдкой посмотрела на четкий профиль Генри, и сердце ее сжалось от противоречивых чувств. Таких людей она еще никогда не встречала. Создавалось впечатление, что ум, красота, аристократизм, обаяние, сила, физическая притягательность – это далеко не все его качества, что этот человек способен на великие свершения… Не злится ли он сейчас на себя за то, что чувство долга заставляет его заниматься моим спасением?

Когда они проехали полпути, Рут наконец нарушила молчание:

– А может быть, тем порывом все и ограничится?

– Вряд ли. – Генри был не столь наивен.

Рут вновь тайком взглянула на него. Генри улыбался, и она заметила ямочку на его щеке, которая отнюдь не уменьшала суровой мужественности этого лица.

Отвернувшись, чтобы спутник не заметил ее восхищения, она произнесла первое, что пришло на ум:

– А вода в реках еще не поднялась.

– Дожди ведь только начинаются.

Разговор явно не клеился, и Рут сосредоточила внимание на залитом водой ветровом стекле. Так, молча, они доехали до дома Генри.

Девушку удивило то, что у подъезда их никто не встретил. Оглядевшись в холле и не заметив признаков жизни, она догнала Генри, направлявшегося в гостиную, и спросила:

– А где же Питер?

– Я отпустил его домой. – Заметив удивленный взгляд Рут, он пояснил: – Его сестра живет на побережье, и он волнуется за нее.

– Трудно представить, что у Питера есть семья. – Едва сказав это, она почувствовала, что сморозила глупость.

– У каждого есть семья, – пожал плечами Генри. – Даже когда ее нет рядом. – Его глаза сурово и отрешенно смотрели в сторону.

– А я свою потеряла, – неожиданно для себя разоткровенничалась Рут.

Они остановились у окна гостиной.

– Как это случилось?

Внезапно обрушился новый шквал ветра, дождь полил как из ведра, и комната, казалось, погрузилась в сумерки. Рут поежилась и от происходившего за окном, и от собственных воспоминаний.

– Отец бросил нас, когда мне исполнилось семь лет… Он женился, у него новая семья. И я ему не нужна. – Заметив гневный блеск в глазах Генри, Рут поспешила рассеять возможные недоразумения: – Отец позаботился о том, чтобы мы ни в чем не нуждались. Платил за мое обучение в школе и в университете. У меня было все, чего бы я ни захотела.

– Кроме отца, – тихо произнес Генри. Рут сделала попытку защитить его.

– Такое случается со многими.

– А мать?

Рут отвернулась к окну. Озеро почти слилось с облаками, только кромка воды выделялась более светлой полосой.

– Когда я поступила в университет и уехала, – без выражения произнесла Рут, вновь повернувшись к Генри, – она покончила с собой. В предсмертной записке мама написала, что теперь, когда я покинула ее, ей больше незачем жить… Перед тем мы целый год ругались с ней из-за моего желания быть самостоятельной.

Рут зябко поежилась и неосознанным жестом обхватила предплечья. В следующий момент ей на плечи легли сильные, теплые руки Генри. Она ощутила терпкий, пьянящий аромат его тела, и у нее слегка закружилась голова.

– Я всей душою рвалась из дома, – продолжала бичевать себя Рут, и даже ласковые прикосновения Генри не могли отвлечь ее от этого. – Мама тянулась ко мне. Ей не хватало душевного участия. Она боялась потерять и меня. А я оказалась бессердечной эгоисткой и не желала понимать, как она нуждается во мне, как любит меня.

– Это тираническая любовь, отказывающая человеку в праве выбора, – твердо и осуждающе проговорил Генри.

От его рук исходили тепло и покой, и Рут стало немного легче на душе.

– Я даже не пыталась ее понять, а должна была… Отец однажды сказал, что он не мог с ней нормально жить: она постоянно ревновала его и создавала нестерпимую обстановку. Он немного преувеличивал, но мама действительно все время казалась усталой и взвинченной. Много позже мне пришло в голову, что она, должно быть, все свои силы тратила на то, чтобы не сорваться.

– И вас, конечно, не перестает терзать мысль, что она могла бы остаться в живых, если бы вы ее не покинули?

Теперь они стояли вплотную друг к другу, и каждое его слово эхом отдавалось в ее груди. Рут кивнула. Она не могла проронить ни звука – слова рвались наружу, но застревали где-то в горле.

– Ваша мать прибегла к психологическому шантажу, а когда убедилась, что с его помощью ничего не добьется, решила заставить вас страдать до конца дней своих. Останься вы с ней, вам пришлось бы исполнять любые ее капризы. Ни о какой личной жизни не могло бы идти и речи. Все ваше существование было бы подчинено одной цели – не расстроить мать.

Отвернувшись, Рут тихо сказала:

– Я должна была ей помочь!

– Сколько лет вам тогда было?

– Семнадцать.

– Слишком мало, для того чтобы стать опорой женщине, находящейся в крайней степени психического истощения. Кроме того, если бы она действительно хотела помощи, то без труда могла бы получить ее.

Потрясенная жестокой логикой Генри, Рут слегка отшатнулась. Не решаясь посмотреть ему в глаза, девушка медленно проговорила:

– Незадолго до смерти мамы отец втайне от нее обратился к очень хорошему врачу, желая хоть чем-нибудь ей помочь, и тот сказал ему примерно то же, что и вы. Может быть, все так и есть и мне не в чем себя винить, но стоит только представить, что она испытала перед смертью… – Рут едва сдерживала слезы. – Все равно, это несправедливо, чтобы чья-либо жизнь заканчивалась подобным образом!

– Разумеется, – рассудительно заметил Генри. – Но, решив именно таким образом наказать вас, она сделала свой выбор. Вы в этом не виноваты.

– Как знать? Не все так просто… – задумчиво произнесла Рут и вновь обернулась к окну, за которым по-прежнему хлестал ливень. – Хорошо бы все этим и кончилось.

– Будем надеяться, ураган основные силы растратит над морем.

– Как часто вы сюда приезжаете? – неожиданно спросила Рут.

– По меньшей мере, раз в год. Честно говоря, хотелось бы чаще, но обстоятельства не позволяют.

Чувствуя, что Генри неохотно поддерживает этот разговор, Рут переменила тему.

– У вас изумительный дом.

– Да, его автор Тони Перкинс. Он новозеландец. Владеет большой автозаправочной станцией, но прирожденный архитектор. Один из самых талантливых в стране. – Генри говорил с явным воодушевлением. – Тони проектирует загородные дома для сливок местного общества, что позволяет ему воплощать в жизнь любые немыслимые фантазии, и я счастлив, что он согласился сделать проект и для меня.

– Я встречалась с ним, – с улыбкой сказала Рут. – Когда между операциями жила у отца, Тони с женой часто бывал у него. – Эта пара вела богемный образ жизни, но оба были потрясающе преданы друг другу. К тому же необычайно умны и доброжелательны. Рут доставляло наслаждение общаться с ними. – Тони безусловно гений! – восхищенно произнесла она.

Наступило молчание. Они стояли у окна и наблюдали, как дождь, то слегка ослабевая, то усиливаясь вновь, колотит по поверхности озера, превращая ее во взъерошенную рябь.

Напряжение в теле Рут росло с каждой секундой. Казалось, все нервные окончания оголились и от любого прикосновения мог произойти взрыв. Она осознавала опасность этого состояния, но не хотела бороться с ним, влекомая страстью, острым желанием, тягой к неизведанному.

Похожие ощущения Рут испытывала, впервые погружаясь под воду с аквалангом, плавая с дельфинами, знакомясь с морской жизнью у коралловых рифов, наблюдая за акулами из клети для подводных исследований. Правда, тогда опасность была сравнительно умеренной.

Значительно меньшей, чем сейчас.

Раньше Рут и представить не могла, что рядом с любимым человеком можно испытывать страх. Любовь казалась ей чуть ли не синонимом надежности, безопасности. Такой была любовь Роберта. Она давала ей уверенность и тепло, которым можно было бы согреться и в лютый мороз. Все страхи и тревоги исчезали, когда он был с ней!

С Генри нельзя было быть уверенной ни в чем. Хотя в нем чувствовались огромная сила воли и бескомпромиссность, объяснить его поступки было почти невозможно, что и пугало Рут. То он твердо заявлял, что они больше никогда не встретятся, то целовал ее с такой страстью, с таким жаром, который, казалось, мог уничтожить все мыслимые преграды. А сейчас Генри опять почти холоден. Да, он обнимал ее. Но лишь для того, чтобы утешить.

– Не хотите ли выпить кофе, чтобы немного согреться? – заговорил наконец Генри.

– С удовольствием. Спасибо! – с готовностью ответила Рут.

Генри проворно и уверенно распоряжался на кухне, словно для него было обычным делом хлопотать там. Не прошло и нескольких минут, как он приготовил изумительный, ароматный кофе.

Достав из буфета большую жестяную банку, Генри выложил ее содержимое в вазу.

– Неужели домашнее? – воскликнула Рут. – Слоеное – самое любимое мое печенье!

– Произведение Питера, – рассмеявшись, пояснил Генри; восторг Рут пришелся ему по душе.

Она откусила хрустящий ароматный кусочек и с блаженством прикрыла глаза.

– Удивительное! Как вы думаете, Питер дает мне рецепт этого чуда?

– Поговорите с ним сами. Он умеет делать и бисквитные пирожные, но мне больше нравятся слоеные, вот он их и печет.

Захватив поднос с кофе и печеньем, они вернулись в гостиную. Сев в кресло и внимательно оглядевшись вокруг, Рут заметила:

– Даже в такую ненастную погоду ваш дом полон света и тепла. Дело, наверное, в интерьере. Как вам удалось найти такого хорошего дизайнера?

– Повезло, – кратко ответил Генри.

Ну и черт с тобой, возмутилась про себя Рут. Генри явно не горел желанием рассказывать о себе. Она отпила немного кофе, делая вид, будто наступившая неловкая тишина – это именно то, чего ей давно не хватало. Захочет продолжить разговор – пусть сам выберет тему.

– А моего отца убили, когда мне не было и десяти лет, – неожиданно вымолвил Генри.

От изумления в голове Рут все смешалось.

– Это ужасно! – часто-часто моргая, выдавила она, не в силах до конца осознать то, что сказал Генри.

– Я боготворил его. Матушка тоже. Мы влачили тогда жалкое существование, но с отцом каждый день превращался в праздник.

Рут в растерянности смотрела на него, ничего не понимая. Не похоже, чтобы Генри рос в бедности. Такие цельность характера, уверенность в себе, с ее точки зрения, могли быть свойственны лишь тем, кто рожден быть богатым и властвовать.

– Это счастье, что у вас был такой отец! – Рут решилась высказаться по поводу того, что ей было ближе и понятнее всего.

– Да, – твердо произнес Генри, и лицо его вдруг помрачнело. Однако он тут же взял себя в руки и с академическим бесстрастием продолжил повествование: – Кончина отца потрясла матушку… И все же, несмотря на это и на отсутствие денег, она сумела вырастить нас, дать образование и вывести в люди.

– Надеюсь, она жива и здорова?

– К счастью, да. – Генри взглянул на Рут и тут же опустил глаза.

Было бы глупо расценивать его сдержанность, как нежелание продолжать разговор. Просто жизнь Генри, по-видимому, складывалась очень непросто, и объяснить в двух словах первому встречному ее перипетии было невозможно.

Тем не менее, Рут было немного обидно. Неужели Генри считает, что она не способна его понять, неужели сомневается в ее доброжелательности? Впрочем, почему должно быть иначе? Они ведь едва знакомы.

Взглянув на часы, Генри спросил:

– Вы не возражаете, если я включу телевизор?

– Конечно, нет.

Они успели захватить только конец тревожного сообщения, из которого следовало, что циклон неумолимо приближается со стороны Западного побережья.

Генри выключил телевизор.

– На этот раз прогноз звучит определеннее. Даже если ураган и отклонится в сторону, дождя прольется немало. Нормальный образ жизни нарушится.

– Похоже, так и будет. – К собственному удивлению, Рут улыбнулась. – Хотя вы и заставили меня сюда приехать, я благодарна вам за то, что оказалась здесь. Остаться наедине со стихиями – невеселое дело. Кстати, не могли бы вы показать мне мою комнату? Я распакую вещи, а потом помогу вам с приготовлением обеда.

– Буду благодарен за любую помощь. – Генри встал. – Я умею готовить только самое элементарное.

Захватив сумку Рут, он проводил девушку в ту самую комнату, где она спала вчера днем.

– Странно, – поднимаясь но лестнице, проговорила Рут, – я только сейчас сообразила, что у вас по-прежнему есть электричество, в то время, как у нас его давно отключили.

– Нас снабжает другая электростанция – она более мощная, – ответил Генри, открывая перед ней дверь. – Взгляните, вам из вещей больше ничего не понадобится?

– Пожалуй, нет. Спасибо!

Когда Рут вновь спустилась в гостиную, Генри смотрел по телевизору новости. Метеоролог демонстрировал на плакате, что представляет собой нынешний циклон: один вид этой спиралевидной облачности вызывал неприятные ощущения. Рут уселась в кресло и внимательно выслушала рекомендации диктора: укрепить окна и двери, не выходить из домов, вывести скот из низин. Когда он перешел к новостям из жизни королевской семьи, Рут взяла со столика какой-то журнал и стала рассеянно листать его.

– Вы, похоже, не роялистка? До членов венценосной английской фамилии вам и дела нет? – с добродушной насмешкой спросил Генри.

– Мне их просто жаль. Что это за жизнь – вечно на сцене, вечно под прожекторами?

Генри вскинул брови.

– Не труднее, чем у популярных певцов или актеров. Полагаю, и вы, когда решались на съемки в телевизионной серии, осознавали, что окажетесь в центре внимания и публики, и средств массовой информации?

– Поначалу мне это и в голову не приходило. Но в чем-то вы правы – свет прожекторов и мне иногда приятно щекотал нервы. Однако с королевской семьей все обстоит несколько иначе: в отличие от певцов и актеров, которые при желании могут избежать вторжения в свою личную жизнь, они вынуждены все время быть на публике – такая уж у них работа.

– Когда привыкаешь к этому с рождения, может быть, ноша и не кажется такой тяжелой? – тихо произнес Генри.

Рут пожала плечами.

– Не знаю… Я восхищаюсь всем, что королевская семья делает для общества, но, по-моему, она находится в каком-то порабощенном состоянии.

– Сильно сказано, – произнес Генри и прищурившись посмотрел на Рут.

– В старших классах я училась в привилегированной частной школе, и моей соседкой по комнате была девушка, принадлежавшая к высшей знати одной азиатской страны. И надо же было такому случиться, чтобы незадолго перед выпуском она влюбилась в приятеля своего брата, который учился вместе с ним в университете, но происхождения был самого простецкого. Она знала, что ей не разрешат выйти за него замуж, и они решили бежать и пожениться тайно. Брат сообщил об этом плане отцу, и тот забрал ее домой, прежде чем им удалось его осуществить. Вскоре родители выдали ее замуж за далекого родственника, который, очевидно, соответствовал их стандартам. Через два-три года я случайно встретила ее. Это было бледное подобие человека. О, она улыбалась, разговаривала и вела себя, как и все. Но в глазах у нее зияла пустота.

– И вы во всем конечно же вините ее родителей?

– Я их не виню… – Рут чувствовала, что начинает злиться, и это еще больше выводило ее из себя. – Виновата их веками освященная система ценностей, в которой брак с нужным человеком считается важнее личного счастья.

– Вас просто раздражает разница между культурой, ориентированной на семейные ценности, и привычной вам – той, во главу угла которой поставлен индивидуализм. – Спокойный тон Генри резко отличался от горячности, с которой говорила Рут. – И у той и у другой культуры есть свои плюсы и свои минусы.

– Можно было бы понять, если бы такое происходило сотни лет назад, когда от этого зависело выживание семьи. Но в наши дни…

Порыв ветра обрушился на дом, и оконные стекла задрожали. Через несколько секунд ветер стих, зато дождь пошел с новой силой.

На экране телевизора сменилась картинка, и Генри прибавил звук. Рут узнала уже виденные улочки небольшого города на Балканах.

«К настоящему времени говорится о трех погибших, – сообщал репортер. – Есть данные, что раненых демонстрантов затаскивают в военные казармы и медицинской помощи не оказывают. Полагают, смертельных случаев было бы гораздо больше, но солдаты отказываются стрелять в соотечественников. Вряд ли правящий режим подчинится мнению горстки протестующих, на знаменах которых начертано имя наследного принца, который по-прежнему не проявляет признаков политической активности».

Щелкнул выключатель, экран погас. Комната наполнилась шумом дождя.

– Как жаль этих людей, – сказала Рут, пытаясь снять то напряжение, которое возникло между нею и Генри. – Создается впечатление, что кто-то борется за власть, а они – лишь пешки в той игре. Но какая идея могла заставить их выйти на улицы? Ведь не этот же мифический принц…

Откинувшись на спинку кресла, Генри устремил мрачный и отрешенный взгляд куда-то в пространство. Властный, аристократический профиль отчетливо вырисовывался на фоне светлой стены.

– Видите ли, когда страной в течение столетий правят короли, народ привыкает к своей монархии и верит, что она является панацеей от всех бед, – спокойно и задумчиво проговорил он. – Трудно в одночасье избавиться от многовековых традиций.

– У меня такое впечатление, что вас всерьез волнует то, что происходит в этой стране, хотя она и не играет важной роли в мировой политике. – Рут мучило любопытство, и она твердо решила докопаться до истины.

Генри немного помолчал, словно подбирая слова, а затем почти бесстрастно произнес:

– Мои предки родом оттуда. Правда, сейчас уже почти никого из них нет в живых.

Рут посмотрела на Генри и поняла, что тот снова ушел в себя и развивать тему о родственниках не собирается. Тем не менее, она попыталась вытащить его из кокона молчания.

– А что же случилось с монархией, куда делся король и действительно ли существует этот наследный принц? – спросила Рут.

– Король вынужден был оставить трон, когда власть в стране захватили путчисты.

– О Боже! – с ужасом воскликнула девушка. – Они, очевидно, разделались с ним, беднягой?

Генри зябко повел плечами.

– Этого никто точно не знает. Но в стране многие полагают, что, по крайней мере, его жене и сыну удалось спастись… Народ сыт нынешней властью по горло, но мало кто решается поднимать голову, опасаясь преследований режима. Однако кое-кто считает, что, стоит демонстрантам погромче заявить о себе, как исчезнувший наследный принц объявится и спасет народ.

– Звучит потрясающе романтично. Как в сказке. Но если принцу и удалось избежать горькой участи отца, вряд ли его появление сможет что-то изменить. Вы же видите, насколько малочисленны выступления протестующих. Режиму будет совсем несложно потопить их в крови, а заодно и окончательно разделаться с принцем.

– Вы на самом деле так думаете? – Генри даже изменился в лице. – Мне порой тоже это приходит в голову.

– Да, конечно. Вся эта затея с принцем в настоящей ситуации кажется авантюрой, если вообще не провокацией. Обыкновенный здравый смысл подсказывает, что принцу не следует появляться в стране! – с жаром ответила Рут.

– Даже если он чувствует ответственность за судьбу своего народа?

– У вас гипертрофированное чувство ответственности, – не сказала, а припечатала Рут. – Я очень сочувствую этим несчастным людям, но наследный принц не сможет избавить их от невзгод.

Генри, очевидно, наскучила эта тема, и он заговорил о другом. В комнате почти стемнело, но оба не замечали этого, увлеченные разговором. Генри был потрясающим собеседником – умным, проницательным, чрезвычайно эрудированным. Они успели обсудить чрезвычайно широкий круг вопросов – от межпланетных путешествий до причин вымирания лягушек, которые, словно услышав, что о них говорят, устроили за окном невероятный гвалт.

– Новозеландским лягушкам, – улыбнулась Рут, – видимо, никто не сказал, что они вымирают.

– Они не мешают вам спать, по ночам?

– Я уже привыкла к ним. Без этого концерта, наверное, и не заснула бы. С самого детства каждое лето я проводила на озере. Так что это кваканье для меня – символ отдыха, развлечений.

Генри поднялся и включил настенные бра; мягкий свет озарил его, и у Рут даже дыхание перехватило от волнения. До чего же Генри красив! Как прекрасно сложен! Он словно родился в этой сшитой на заказ одежде – так ладно все на нем сидит. Его фотография могла бы украсить обложку любого журнала. Вот только эти ястребиные, пиратские черты ломали привычный образ «красавчика» и, выдавали его непростой характер.

– Пора готовить обед. Ваше обещание помочь остается в силе?

Еда была выше всяких похвал: ароматный суп с зеленым горошком, крошечные тосты с сыром к нему, севрюга с рисом. К рыбе Рут приготовила приправу из сметаны с лимоном и укропом. Генри сделал овощной салат, украсив его зеленью и ломтиками помидоров.

– Как насчет пудинга? – предложил Генри, когда севрюга и рис исчезли с тарелок. – Есть и фрукты.

– О нет! – взмолилась Рут. – И так всего слишком много… Вы обманули меня! – добавила она с шутливым негодованием.

Генри широко улыбнулся.

– Чем вызвано такое серьезное обвинение?

– Вы говорили, что умеете готовить лишь самое элементарное. А на самом деле… – Слова застряли у Рут в горле: он не отводил взгляда от ее лица, и в глазах его было такое, от чего Рут почувствовала восхитительную слабость и головокружение. Впрочем, может быть, виной тому был не Генри, а рислинг, бокал с которым она держала в руке? – Вы расскажете мне, как готовить такую севрюгу?

Довольный похвалой, он рассмеялся.

– Конечно. Я очень рад, что она вам понравилась.

– А я готовлю неважно, – призналась Рут. Прекрасный обед, тепло камина, интересный собеседник – все это создавало атмосферу уюта, располагало к откровенному, дружескому разговору. – Собственно, я никогда и не стремилась преуспеть в поварском искусстве. Но, глядя на вас, мне хочется исправиться.

Их прерванная обедом беседа возобновилась, и Рут выяснила, что Генри любит отдохнуть с книгой о путешествиях, а из драматических искусств предпочитает оперу.

Рут же призналась, что любит старые черно-белые французские фильмы, герои которых – страстные мужчины и коварные, бездушные женщины. К своему удивлению, она узнала, что и Генри отдал дань подобному кинематографу и получил от этого колоссальное удовольствие.

С Генри приятно поболтать обо всем на свете, думала Рут, когда они мыли посуду, и все же между ними по-прежнему существует некий барьер. В этот момент Генри бросил взгляд на Рут и улыбнулся. Та улыбнулась в ответ, сердце ее радостно затрепетало, и мысли о барьерах и преградах отошли на второй план.

Лампочки внезапно вспыхнули и погасли. Кухня погрузилась в кромешную темноту.

– Этого еще не хватало! – досадливо произнес Генри. – Не волнуйтесь, сейчас я включу газовое освещение.

Кофе они приготовили при мягком, теплом свете газовых ламп и устроились в гостиной, медленно потягивая его под мерный шум дождя. Стены этого благоустроенного дома надежно защищали их от всего остального мира.

Тем не менее, Рут заметила, что в их разговоре все чаше возникают паузы, и почувствовала тщательно скрываемое напряжение Генри. Видимо, гостеприимство стало для него обременительным, подумала она. Вот сейчас допью кофе, извинюсь и отправлюсь спать.

Не успела Рут поставить пустую чашку на столик, как кто-то позвонил в заднюю дверь. От неожиданности она вздрогнула.

– Кому это не сидится дома в такую ночь?

– Пойду выясню, – сказал Генри.

Рут поднялась с кресла, но осталась стоять рядом. В комнате послышался усилившийся шум дождя – дверь открылась. Затем он вновь превратился в отдаленное мерное бормотание – дверь затворили. В коридоре раздался всхлип, и тут же Генри ввел в комнату худощавую женщину лет пятидесяти. Вода стекала с нее ручьями. Женщина окинула взглядом гостиную, словно ища кого-то.

Генри бесцеремонно приказал Рут:

– Налейте кофе для миссис…

– Рейнолдс, – вставила женщина дрожащим голосом: у нее зуб на зуб не попадал. – Спасибо, но я очень тороплюсь. Где Питер?

– Его нет.

Женщина набрала в легкие побольше воздуху, пытаясь успокоиться.

– Я думала, он здесь, – растерянно произнесла она и смолкла, расстроенная, обескураженная, словно забыв, зачем сюда пришла. Через секунду-другую, очнувшись, она вскинула глаза на Генри.

– Зачем вам Питер? – спросил тот.

Он заботливо усадил женщину в кресло и придвинул ей кофе с большим количество сливок и сахара, который быстро приготовила Рут. Девушка помогла ей взять чашку в обе руки – пальцы у женщины одеревенели.

– Понимаете, вчера мой муж перегнал часть скота из низины поближе к дому. – Миссис Рейнолдс невидящим взглядом смотрела перед собой. Пытаясь подавить сотрясавшую ее дрожь, женщина возобновила сбивчивые объяснения: – А сегодня я поехала в Нью-Плимут… Наша внучка больна, она лежит в местной больнице. Сегодня у нее день рождения. Ей исполнилось четыре годика…

Генри воспользовался тем, что она на миг смолкла, и уточнил:

– Итак, ваш муж перегнал скот в более безопасное место.

– Да. – Женщина помолчала, затем продолжила уже более спокойно: – Я посидела с Билли и вернулась домой около шести часов вечера. На столе лежала записка от Дага. В ней он писал, что телята повалили ограждение загона и умчались к устью реки; Даг отправился за ними. – Миссис Рейнолдс отпила кофе.

– Время на записке указано? – поинтересовался Генри.

– Да, – ответила женщина и посмотрела на свои часы. – Он уехал часа три назад. – Миссис Рейнолдс поставила чашку на столик. – Я сразу же бросилась туда, но речка вздулась, от моста и следа не осталось. Ни Дага, ни телят нигде не видно… А Питер с Дагом друзья, они нередко помогают друг другу по хозяйству. Вот я и прибежала сюда. – Женщина прикусила губу и на секунду-другую замолчала.

– Вы уже куда-нибудь звонили? – поинтересовался Генри.

– Нет, линия вышла из строя. Кругом творится невообразимое: столбы повалены, вероятно, где-то есть обрывы проводов. А сразу за вашими воротами – оползень. Дороги размыты, повсюду обломки скальных пород – едва добралась до вас.

Генри сочувствующе кивнул головой.

– Вы посидите, а я пока попытаюсь связаться со спасательными службами, – сказал он и направился в кабинет.

Возвратился он довольно быстро – миссис Рейнолдс не успела даже допить кофе. Поставив чашку на стол, она вопросительно взглянула на Генри.

– Ничего не получается, – покачал он головой. – Как вы добрались сюда?

– На машине.

– Оставьте ее здесь, мы поедем к устью на джипе, – сказал он. – Рассчитывать на чью-либо помощь не приходится: дежурный сообщил мне, что все спасательные команды направлены в прибрежную зону. В министерстве считают, что худшее впереди, и поэтому стараются эвакуировать как можно больше людей.