Текст книги "Практическая магия"
Автор книги: Дебора Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
– Придется тебе приехать, когда он вернется, – сурово сказала мне Трики. – Согласна, он старый богатый ублюдок, но своим поступком он почти уничтожил собственную репутацию и репутацию своей семьи. И мистер Джон об этом знает. Джанин объявила, что теперь он официально не у дел. Ныне она управляет семейным бизнесом. Так что мистер Джон уже достаточно наказан.
Я почувствовала себя неловко, но все равно не желала сочувствовать мистеру Джону.
– Послушай, я приехала к Эсме. Джанин сказала, что я могу ее навестить.
– Ради бога, навещай, но она не выходит из своей комнаты. Говорят, у нее совсем плохо с нервами. Доктора прописали ей какие-то таблетки для настроения, но они что-то плохо помогают.
– Тогда я посижу у ее двери.
– Ладно, заходи, Медвежий Коготь. – Трики помолчала, разглядывая меня блестящими глазами. – Я слышала, ты на следующей неделе собираешься встретиться с комитетом фермеров, работающих на Тайберов по контракту.
– Совершенно верно. Я работала вместе с ними над составлением нового типового контракта. Работа почти закончена. На ноябрьской встрече все смогут с ним познакомиться.
Трики положила натруженную руку на мой рукав.
– Если это получится, для моей семьи и для меня самой многое изменится. Да и для очень многих в наших местах. Спасибо тебе. Твой отец гордился бы тобой.
– Его и надо благодарить. Его и Медведицу, – негромко ответила я.
Моя бывшая одноклассница бросила на меня удивленный взгляд, но все же повела по изящной лестнице на второй этаж, где были расположены спальни. Я постучала в белоснежную дверь.
– Эсме? Это Урсула.
Я услышала мягкие шаги и какой-то шум. Она постучала в ответ.
– Привет. – Ее голос звучал очень тихо.
– Я привезла тебе печенье. Джанин сказала, что арахисовое – твое любимое. Лиза его испекла. Можно мне войти?
– Если я открываю дверь, то начинаю д-дрожать. Я не м-могу.
– Ладно, тогда давай сядем по обе стороны двери и поговорим.
– Ты… ты такая забавная. На пол сесть?
– Да. – Я уселась в коридоре и скрестила ноги. – Я собираюсь съесть печенье. – Я развернула фольгу, достала печенье и принялась громко его жевать, издавая звуки величайшего наслаждения. Тень Эсме закрыла нижнюю часть двери. Я услышала, как она устраивается на ковре.
– Ты можешь просунуть печенье под дверь, – сказала она.
Я так и сделала, и мы обе молча ели печенье.
– Как Артур? – прошептала Эсме. – Я слышала, что он болел.
– Да. Он по тебе скучает. Ему нужен друг.
– Я слышала… – ее голос дрогнул, – что некоторые друзья дяди Джона говорили, что никто из моей семьи теперь не может ездить в “Медвежий Ручей”.
Я чертыхнулась про себя.
– Нет, дорогая, это неправда.
– Дядя Джон такой грустный. Я знаю, что он сделал с Железной Медведицей. Теперь она сломана.
– Нет, с ней все в порядке. Мы ее починили.
– Правда? – Ее голос оживился.
– Она теперь как новенькая. И мне нужен особенный человек, чтобы вылечить Артура.
Эсме застонала.
– Я могла бы… Я знаю, что могла бы, но только боюсь выходить на улицу. Стоит человеку выйти на улицу, как на него обязательно кто-то наедет.
– Артур так плохо себя чувствует, что он тоже никуда не выходит.
– О, Артур!
– У нас с Джанин появилась идея, как ему помочь. И я думаю, что ты можешь в этом участвовать. – Я посвятила Эсме в наш план, и она притихла.
– Я попытаюсь, – ответила девушка дрожащим голоском. – Ради Артура и ради Медведицы.
– Очень хорошо. – Я просунула под дверь еще несколько штук печенья и сказала, что оставлю коробку на столе в коридоре. Когда я уже шла к пикапу, я услышала негромкое постукивание по оконному стеклу. Я обернулась и увидела Эсме, машущую мне рукой из окна.
На ней была ее футболка с Минни, подружкой Микки-Мауса.
* * *
Мы с Квентином стояли на вылизанной лужайке позади величественного особняка, некогда принадлежавшего мисс Бетти. Сейчас здесь жила ее внучатая племянница Лузанна. Пожилая женщина не сводила глаз с окон. Старшая сестра мистера Джона сложила пухлые руки под внушительным подбородком.
– Надеюсь, это поможет, – прошептала она.
– Я бы сказала, что уже помогло, – также шепотом ответила я.
Артур сидел на краю что-то нежно лепечущего фонтана и косился на дом. Он не двигался уже пять минут.
– Милый, идем, – позвала я его. – Мы должны зайти в гараж.
– Я подожду здесь. – Мой брат продолжал смотреть на таинственные окна.
– Он ее видел, – высказал догадку Квентин. – Давайте сделаем вид, что мы ничего не заметили.
– Я отправлюсь в дом и посмотрю, может быть, смогу чем-то помочь, – сказала Лузанна и поднялась по ступеням с максимальной скоростью, которую ей позволяли развить пораженные артритом колени.
Я вздохнула и отправилась следом за Квентином в сарай, в былые времена служивший мисс Бетти гаражом. Мы очутились в полутьме. Я объяснила Артуру, что мы с Квентином должны поискать там старые вещи, чтобы создать второго Медведя. Я кое о чем вспомнила, но не была уверена, что эта вещь сохранилась.
В сарае выстроились современные металлические полки, на полу лежали грязные квадраты ковра. Коробки и забытые ящики стояли на уровне глаз. В воздухе висела пыль. Я подхватила пальцами паутину и отвела ее в сторону.
– Лузанна считает, что если эта вещь еще цела, то она должна быть в том углу.
Квентин протиснулся между старыми стульями и торшером.
– Раз уж мы здесь оказались, давай заодно поищем Атлантиду и сокровища инков. В этом сарае может быть спрятано что угодно.
Я подошла к нему и с его помощью принялась методично двигать ящики и садовые инструменты. Место было узким и теплым. Мы слышали дыхание друг друга, и во время работы наши тела соприкасаясь помимо нашей воли.
– Вот она, – наконец проговорила я, одновременно с облегчением и с разочарованием.
Мы смотрели на коляску, в которой провели первые месяцы своей жизни дочери мисс Бетти и ее любимый внучатый племянник мистер Джон. Кожаный верх расползся, металлическая основа погнулась, двух колес не хватало, атласная обивка внутри пожелтела и порвалась. Ей было никак не меньше ста лет, но она сохранила прежнее величие.
– Мисс Бетти тоже катали в этой коляске, когда она была маленькой, – пояснила я. – Коляска принадлежала еще ее матери, Бетине Грейс. Так что этот антиквариат в некотором смысле принадлежит и Пауэллам.
Квентин нахмурился и принялся осматривать еле живую реликвию.
– Возможно, я сумею использовать часть остова в качестве элемента украшения. – Он помялся. – Я не смогу создать основу скульптуры из такой ерунды. Я предполагаю купить для этого стальной прокат.
Я понимала его сомнения. Превратить семейный хлам и лом в абстрактную скульптуру мог только его отец, наделенный удивительным талантом, но не Квентин. Он только начинал понимать, насколько трудно дается любое решение. Я попыталась облегчить ему жизнь.
– Ладно, мы возьмем коляску с собой на тот случай, если она тебе пригодится. Если нет, она все равно отправится на окружную свалку. В конце концов мы здесь только для того, чтобы дать возможность Артуру и Эсме встретиться.
Квентин потер рукой подбородок и покачал головой.
– Ты думаешь, что между ними все настолько серьезно? Они ведь встречались только раз.
– Они родственные души.
Квентин многозначительно поднял бровь.
– Артур и Эсме – родственники.
– Очень дальние. Настолько дальние, что это вовсе не имеет значения. – Я посмотрела на него. – Что ты имеешь против влюбленности?
– Для нее требуется слишком много простодушия.
– Ты хочешь сказать, что люди, которые ищут романтику в своей жизни, глуповаты?
– Нет. Влюбленность требует полной самоотдачи, а многим это не нужно, в том числе и мне. Так зачем в это играть?
– Полагаю, твоя подруга Карла наслаждается, когда ты ведешь подобные разговоры. – Я повернулась к нему спиной, чтобы он не увидел выражения моего лица, и принялась рыться в вещах, сложенных у самого края полки. – Ты, случайно, не ищешь ей замену? Тебе по силам опубликовать такое объявление: “Требуется преданная, ничем не связанная женщина, желающая до гробовой доски называться другом”. – Я с грохотом отодвинула старую лейку, какая-то коробка съехала к самому краю и угрожающе нависла над моей головой.
Квентин сделал шаг ко мне и подхватил ее.
– Что ты ищешь? – настаивала я. – Цветочки и сердечки тебе определенно не нужны.
Он аккуратно задвинул коробку на место. Его бедро прижалось к моему.
– Я перестал думать о сердечках и цветочках в довольно юном возрасте, когда сообразил, что большинство женщин хочет получить деньги и машину.
– Это неправда.
– Нет, но откровенность куда лучше, чем притворство.
Совершенно неожиданно для меня самой я резко повернулась к нему. Нас разделяли какие-то дюймы.
– Так тебе нужно просто кого-то трахать?
Квентин обхватил ладонями мое лицо.
– Мне нужна ты.
Не слишком ясный ответ на вопрос, зато исключительно эффективный. Квентин поцеловал меня, и я не остановила его. Мы прижимались друг к другу, уворачиваясь от окружающих нас полок, наши объятия были нежными и исступленными одновременно. Вокруг нас громыхали контейнеры, ерзали какие-то коробки. Я ощутила его возбуждение и выгнулась ему навстречу. Руки Квентина скользнули вниз по моему телу.
На улице громко вскрикнул Артур, и мы мгновенно отпрянули друг от друга. Когда мы выбежали во двор, он уже нашел Эсме. Девушка пряталась за кустами гортензии и смотрела на нас сквозь ветки, с которых первые заморозки сорвали листву. Лузанна ломала руки и причитала:
– Они просто взбесились!
Артур присел у куста с другой стороны, готовый в любую минуту то ли броситься на Эсме, то ли убежать прочь.
– Что с тобой случилось? – печально спросил он ее. – Ты боишься меня?
– Нет. Я просто идиотка, – простонала девушка. – Я даже не могу убежать, как полагается. Меня всегда догоняют.
– Меня тоже догнали, только по-другому.
– Я боюсь всего на свете.
– Я тоже, – хрипло признался Артур. – Но Квентин учит меня быть мужчиной. Я уверен, что ты можешь научиться быть женщиной. Моя сестра может научить тебя. Квентин говорит, что она… женщина до мозга костей.
– Как я могу быть женщиной? Я даже дорогу не умею переходить!
– Мне все равно. Я останусь на той же стороне, что и ты.
– А мама-медведица умерла?
– Я не уверен. Я думал, умерла, но, может, она просто спит, пока ее шея не выздоровеет. Когда я был в больнице, у меня тоже болела шея и мне совсем не хотелось разговаривать. Ты знаешь, я упал и ударился. Но теперь с моей шеей все в порядке.
– Может быть, если мама-медведица будет чувствовать себя лучше, нам тоже станет лучше.
Артур кивнул и все так же на корточках двинулся вокруг куста, осторожно протягивая к Эсме руку. Она поползла ему навстречу на четвереньках, дрожа от страха, сомневаясь во всем. Но потом она очень медленно подняла руку, и кончики их пальцев соприкоснулись. И словно разрушились злые чары, Артур и Эсме рванулись друг к другу и крепко обнялись.
Лузанна заплакала.
– Это чудо!
Я только вздохнула в ответ и, посмотрев на Квентина, встретилась с ним взглядом. Пропасть между нами стала еще глубже. Сказав, что я женщина до мозга костей, он был прав.
– Я хочу того же, что мы только что видели, – выпалила я. – Мне нравятся сердечки и цветочки.
По выражению его лица я поняла, что никогда этого не получу, и отвернулась.
ГЛАВА 21
Теперь Трики утром привозила Эсме к нам на ферму, а вечером забирала. Иногда роль шофера выполняла Джанин, но ей явно не нравилось держать себя в руках в моем присутствии. Она бы с большим удовольствием отчитала меня. Контракт, который я написала для работающих на птицефабрику фермеров, привел ее в бешенство, но она смолчала. В данный момент стороны вели переговоры.
Артур и Эсме цеплялись друг за друга, пытаясь найти опору в общении. Хотя Лиза и Ледбеттеры старались развлечь девушку, показывая ей свои мастерские, большую часть времени она проводила, сидя рядом с Артуром на краю пастбища. Они оба мрачно наблюдали за работой Квентина. Я тоже часто заглядывалась на него, обиженная нашим последним разговором, но все еще во власти его чар. Я снова и снова прокручивала каждый момент нашей последней встречи и во всем винила себя. Мне не следовало проявлять слабость.
Квентин закупил металлолом, рассортировал его и принялся что-то резать, что-то сваривать, создавая отдельные мелкие детали. Я терялась в догадках, следя за этой методичной работой. Неужели он представляет себе, где будет находиться тот или иной фрагмент? Неужели он собирается собрать скульптуру как гигантскую игрушку-паззл? Неужели ему легче делать отдельные части, чем целое? Или он просто тянет время, пытаясь отдалить тот день, когда придется заняться созиданием?
Прошло несколько недель, деталей становилось все больше. Мне требовалось какое-нибудь очень серьезное занятие, чтобы отвлечься и не ощущать так остро нарастающее напряжение. Я достала папину циркулярную пилу, наточила ее, сменила масло и принялась распиливать огромные тополя, упавшие на амбар.
Квентин ни разу не видел женщину с циркулярной пилой.
Когда я поднимала голову, я видела, как он убирает отпиленные ветки, складывает куски ствола, но всякий раз быстро опускала ее вновь, чтобы не встретиться с ним взглядом. Когда я присела на пенек, держа притихшую пилу между коленями и приготовив напильник, чтобы подточить ее, он предложил:
– Я могу сделать это вместо тебя.
Я посмотрела на него:
– Зачем? Я сама в состоянии с этим справиться.
Другие мужчины, включая и Грегори, сникли бы перед таким отпором, но Квентин спокойно кивнул.
– Тогда тебе нужен другой напильник. – И принес мне один из своих.
* * *
Ночью я лежала в своей детской постели, в старинной розовой бахроме, но от былой невинности не осталось и следа. В обуревавших меня мечтах Квентин касался моих грудей, раздвигал бедра, шептал ласковые слова, внося в душу смятение. У меня были свои обязанности, как у любой хозяйки дома. Я не могла позволить себе любить мужчину, который не останется со мной. Хор южных красавиц подсказывал мне: “Ты должна найти себе верного мужа здесь, в наших краях. Он будет верен тебе, твоей семье, твоей земле”.
А я добавляла, соло: “Он будет хорош в постели, умен и романтичен. Мы будем политически, социально и религиозно совместимы”. И он должен хотеть детей. Мы с Артуром стали последними Пауэллами в округе Тайбер. Один из нас должен продолжить род. Я вдруг поняла, что плачу, просто лежу в постели в темноте и оплакиваю себя, последнюю, единственную, одинокую.
Любящую совсем не того мужчину, которого следовало бы.
Как-то после полудня на моем пороге появился доктор Вашингтон с прогулочной тростью в одной руке и явно тяжелым рюкзаком в другой.
– Я пришел, чтобы встретиться с главой издательства “Пауэлл пресс”, – торжественно произнес он.
Я пригласила его войти, и мы уселись в креслах перед камином, где весело горел огонь.
– Прошу вас провести еще один замечательный день в штаб-квартире моей компании, – я махнула рукой на слабое подобие офиса, в которое я превратила гостиную. Белки сидели на моем письменном столе и грызли орешки, доставая их из миски.
Доктор Вашингтон положил свой рюкзак на пол и уперся в него тростью.
– У меня есть для тебя проект.
– Да?
– Меня вдохновил Артур. – Он улыбнулся. – Как приятно снова видеть его веселым.
– Ну, до полного выздоровления ему еще очень далеко.
Старый профессор покачал головой.
– Большинство людей ищут дорогу к самим себе, хотят жить в мире с самим собой. Я вернулся сюда, чтобы сделать это, и ты поступишь так же, и Квентин, и Артур тоже. Мне бы очень хотелось, чтобы мои дети попытались сделать то же самое.
Я не отводила взгляда от рюкзака с его загадочным содержимым.
– Мы что-нибудь придумаем, чтобы ваша семья приехала вас навестить. Ваши сын и дочь изменят свое мнение, если побывают здесь.
– Эти дикие горы легко полюбить. Я только не знаю, что может заставить их приехать.
– Я понимаю, что вам одиноко на вашей ферме. Мистер Фред тоже скучал.
Он вздохнул:
– Вот почему мне так нравится, когда Артур бывает у меня. Он стал для меня источником вдохновения, говоря высокопарным слогом. А ты знаешь, что я делал, начиная с прошлой зимы? Я рассказывал ему истории, которые слушали еще мои дети, когда были маленькими. Это были истории о моем детстве в этих краях. Артуру очень понравилось. Он замечательно умеет слушать.
– Истории для детей?
– Просто непритязательные маленькие сказки. – Доктор Вашингтон постучал тростью по рюкзаку. – Я рассказывал об этом Квентину, и он уговорил меня записать мои истории на магнитофонные кассеты. Вот они, все здесь. Я надеюсь, что ты послушаешь некоторые из них и скажешь, можно ли их напечатать.
Теперь я смотрела на рюкзак с жадностью охотника за сокровищами. Господи помоги, я смогу выйти на рынок, найду свою нишу. Я уже видела заголовки в “Нью-Йорк таймс” и “Паблишер уикли”: “Известный историк берется за перо ради юных читателей”, “Профессор на пенсии стал звездой среди авторов книг для детей”, “Издательство “Пауэлл пресс” выпустило миллионный экземпляр “Историй “Медвежьего Ручья”.
– “Истории “Медвежьего Ручья”, – вслух произнесла я.
Глаза доктора Вашингтона сверкнули.
– Ты предлагаешь такое название? Но ты даже не знаешь, годятся ли мои маленькие забавные истории для печати.
– Держу пари, что годятся. – Я жестикулировала, излагая свою программу по пунктам. – Во-первых, я их запишу. Во-вторых, я пошлю их продавцу книг, который специализируется на изданиях для детей. Эта леди подскажет мне, как лучше все сделать. И еще я знаю одного талантливого иллюстратора из Атланты, который как раз ищет проект… – Реальность дохнула на меня холодом, и мои руки бессильно упали на колени. – Доктор Вашингтон, если ваши истории в самом деле хороши, я непременно порекомендую их самым лучшим издательским домам. Вы заслуживаете того, чтобы ваш труд был должным образом представлен. У меня на это нет денег. Если я возьмусь издавать такую книгу, то это будет нечестно по отношению к вам и вашим историям.
Он нахмурился.
– Но я хочу, чтобы именно ты издала их. Если потребуется, я сам найду деньги.
– Нет, прошу вас, не делайте этого. Вы даже не представляете, какая сумма потребуется на издание вашей книги и на ее рекламу. Не будем говорить об этом. Вам нужен богатый издатель, который может вложить в этот проект солидные инвестиции.
– Я гарантирую, что деньги не станут для тебя проблемой. Разве ты не собираешься продать Квентину Железную Медведицу?
Я сидела и тупо молчала. Потом наконец сказала:
– Я сомневаюсь, что его план сработает.
– Пожалуйста, объясни мне еще раз условия сделки.
– Артур говорит, что не может отпустить Медведицу в Нью-Йорк до тех пор, пока не будет убежден в том, что ей здесь одиноко. Он считает, что если у нее появится друг, возможно, она захочет остаться. Если мама-медведица не будет счастлива, когда “друг” будет создан, то она может уехать с Квентином. Так что все мои возможные прибыли зависят от Артура. Я предполагаю, что Квентин сделает еще одного медведя, а мой брат заявит: “Да, именно этого мама-медведица и хотела. Теперь она счастлива и может остаться здесь”. И никакая сделка не состоится.
– А тебе самой хочется, чтобы скульптуру увезли отсюда?
Мои плечи поникли.
– Нет.
– Хорошо, тогда я могу признаться тебе. Когда Квентин уговаривал меня заняться моими сказками, – Вашингтон указал на рюкзак, – мы с ним сошлись на том, что книгу издаст “Пауэлл пресс”. Урсула, мы с тобой в каком-то смысле почти семья. Мы никогда не узнаем, что стало с Натаном и Бетиной Грейс, но они соединили Пауэллов и Вашингтонов навеки.
Я кивнула и сказала:
– Горжусь этим.
– Я тоже горжусь.
Молчаливое признание друг другу после ста пятидесяти лет умолчания. Мы оба отвернулись, заморгали, откашлялись.
– Если мои истории можно напечатать, то сделать это должна ты. Я сочту это за честь.
– Я была бы счастлива опубликовать их, если бы у меня были деньги.
– Что ж, пока на том и порешим. – Доктор Вашингтон встал, попрощался и вышел.
* * *
Вечером того же дня я пришла в лагерь Квентина и принесла с собой пленки.
– Я начала их слушать, – объявила я.
Квентин посмотрел на меня сквозь дымок, поднимающийся от жаровни, где он жарил четыре куска мяса, два для себя, два для Хаммера.
– Насколько хороши его истории? – спросил он.
– Они великолепны. Я знаю, что именно ты предложил доктору Вашингтону опубликовать их. Спасибо тебе.
– У тебя будут деньги, чтобы опубликовать их. Ты сможешь напечатать те книги, которые захочешь. Даю тебе слово.
Последняя одинокая бабочка, уцелевшая, несмотря на погоду и заморозки, подлетела к Железной Медведице и забилась о ее ребра.
“Что за странная щедрость?” – задала я вопрос про себя.
“Легко давать, когда не можешь улететь прочь”, – ответила мне скульптура.
* * *
“Квентин Рикони, сын скульптора Ричарда Рикони, эту осень проводит на ферме “Медвежий Ручей”, создавая парную скульптуру к уже существующей! Мы надеемся взять у него интервью”. Эта заметка появилась в нашей местной газете, издатели которой считали себя выразителями чаяний местных художников и радетелями непризнанного искусства. Папа помогал создавать ее.
Когда Квентин прочитал это, то понял, что его считают коллегой, но очень спокойно сказал мне, что не желает больше видеть ни единой строчки ни о себе самом, ни о его планах. Я позвонила издателю, который был ближайшим другом моего отца, и, как могла, объяснила ситуацию.
– Он что, стесняется? – спросил мистер Смит.
– Нет, просто Квентин Рикони не художник и не скульптор. Он инженер. Ему не хотелось бы вводить людей в заблуждение.
– Как же тогда он намерен создать скульптуру, подобную той, что создал его отец?
– Не знаю, – призналась я.
“Как эти люди могут даже на миг предположить, что я знаю, что делаю?” – гадал про себя Квентин. Наследие его отца обладало такой невероятной силой, Медведица оказывала такое сильное влияние, что даже посторонние готовы были принять его попытки как должное. Он боялся, что публикации в местной прессе привлекут к нему ненужное внимание и слухи докатятся до Нью-Йорка.
Когда Квентин приезжал в город, незнакомые ему люди оставляли на его ветровом стекле приятные, нарисованные от руки, открытки и собственные фотографии на фоне Медведицы. “Да благословит господь вас и Урсулу за то, что вы делаете доброе дело”, – писали жители Тайбервилла.
Почитатели его “таланта” стали приезжать на ферму так часто, что Квентин теперь скрывался в лесу, стоило ему только заслышать шум мотора. Артур следовал за ним по пятам. Посетители оставляли ему записки, прикалывая их к брезенту армейской палатки. А затем старые друзья и соседи Пауэллов потянулись на ферму с металлом для новой скульптуры. Они несли старые оси от машин, сломанные инструменты, проржавевшую кухонную утварь. Каждый подарок сопровождался какой-нибудь занимательной историей.
Артур и Эсме долго разглядывали растущую на пастбище груду железа, иногда часами сидя перед ней по-турецки. Квентин смотрел на все это со все нарастающей тревогой. Ему становилось не по себе. Когда он изучал скульптуру, созданную отцом, он, разумеется, видел, что ребра собраны из старого железа. Но все же каждое ребро было вырезано, ему была придана форма, и все составные части создавали уникальный ансамбль. В металлической конструкции жила душа.
“Как папе удалось создать из таких разных вещей столь однородное целое?”
Квентин разложил все принесенные вещи вокруг Медведицы и своей палатки. Он что-то откладывал, что-то разрезал, потом раскладывал по кучкам, потом снова перекладывал. Словно ученый, колдующий над созданием Франкенштейна, или палеонтолог, воссоздающий скелет животного, которого никто из живущих ныне никогда не видел, Квентин пытался найти среди лома фрагменты будущего “друга” для мамы-медведицы. Он даже притащил на площадку мой разбитый во время урагана автомобиль.
Затем он принялся делать наброски. Квентин все время что-то рисовал в большом блокноте, но никому не показывал. Оказываясь поблизости от него, я изо всех сил старалась удержаться и не подсмотреть. Так как он редко теперь заходил в дом, а то, что я приносила, ел стоя, моя гордость не слишком часто подвергалась испытаниям.
* * *
– Мы должны отправиться на охоту за другими частями медведя, – объявил Артур. Он взял Эсме за руку, и они отправились через лес к доктору Вашингтону. Час спустя я последовала за ними. Меня мучило любопытство.
– Они сидят в амбаре и рассматривают ящик с гвоздями, – торжественно сообщил мне доктор Вашингтон.
– Может быть, Квентин сможет сделать дикобраза.
Старик рассмеялся. Я заглянула в амбар и увидела Артура и Эсме, склонившихся над ржавыми гвоздями.
– Позже я зайду еще и проверю, чем они заняты, – сказала я. – Вы так добры к моему брату, и я очень ценю все то, что вы для него сделали.
– Артур пытается найти свою дорогу в этом мире без отца, медленно, но верно, как Квентин и как ты. С ним все будет в порядке.
Но я сомневалась.
* * *
Квентин вскочил среди ночи. Ему приснился отец с окровавленными руками. Он решил встать и развести костер, надеясь, что его свет и тепло прогонят воспоминания о прошлом, но этого не произошло. Железная Медведица, освещенная красноватым огнем, отбрасывала длинные тени на траву. “Я окружен призраками”, – думал Квентин, глядя на груды старого железа, заполонившие его лагерь, на них играли отблески пламени. Казалось, некоторые вещи шевелятся или смотрят на него пустыми глазницами, как всегда это делала Железная Медведица. “Чего ты ждешь? Я тебя знаю, – говорила она ему. – Ты принадлежишь мне. Пока во мне ты видишь себя, будет так”.
Скульптура, созданная его отцом, наконец заговорила с ним. Квентин всегда этого боялся. Он залил костер, отпил виски и просидел остаток ночи в темноте, бросая вызов теням прошлого и будущего.
Больше Квентин не мог откладывать. Он должен был создать скульптуру.
* * *
Я проснулась на рассвете от бешеного биения сердца. Я всегда спала с открытым окном, даже осенью, когда воздух становился очень холодным. Из-за закрытых ставень доносилось какое-то странное шуршание. Я подошла посмотреть, догадываясь, что это Квентин принялся за работу.
И оказалась права.
Квентин копал на пастбище яму для основания своей будущей скульптуры. Он с точностью хирурга вбил колышки, аккуратно натянул между ними веревку, отмерив участок 12 на 12 футов. Линии были идеально параллельными, только что выструганные колышки белели на фоне травы. Рядом с ним стояла глубокая металлическая тачка, в которой змеей свернулся садовый шланг. Вблизи лежали мешки с цементом. Квентин не забыл принести уровень и отвес. Каждая деталь должна быть идеальной.
Я натянула на себя кое-какую одежду, заглянула на всякий случай в комнату Артура и отправилась вниз варить кофе. Бельчата Артура подросли, их шерстка стала рыжевато-коричневой, и они весело скакали вокруг меня, таская орешки из миски.
Когда кофе был готов, я налила две чашки и пошла к Квентину. Белки отправились следом за мной, встретив Хаммера бесстрашным верещанием. Вся троица выстроилась впереди меня, и мы образовали торжественную процессию.
– Доброе утро, – окликнула я Квентина. – Могу я тебе помочь? Я хорошо умею обращаться с раствором. Я помогала папе делать первое основание, хотя, если честно, его познания в инженерном деле были куда меньше твоих.
– Ты не можешь помочь мне. – Квентин продолжал копать.
Мне не понравилось его упорство.
– Как насчет чашечки кофе? А потом небольшой перерыв, чтобы съесть пару лепешек?
– Нет, я должен закончить эту часть работы. Мне не нужны зрители. Я хочу залить фундамент до того, как появится первый посетитель. – Он поднял голову, чтобы взглянуть на меня, и я едва не охнула.
Квентин выглядел ужасно. Он едва взялся за фундамент, и одно только это довело его до подобного состояния. Открылись врата, которые сын Ричарда Рикони старался никогда не открывать. Квентин, не глядя, воткнул лопату в землю, и она перерезала туго натянутую бечевку. Ее концы взлетели в воздух. Он громко, непристойно выругался, что совсем не было на него похоже. Белки кинулись прочь. Хаммер взвыл. А я стояла и смотрела на него, изучая эту темную сторону его личности. Я увидела столько боли, что сама едва сдержала стон.
– Ты не обязан заниматься этим в одиночку, – сказала я. – Ты обо всем можешь поговорить со мной. Клянусь тебе, я ни с кем не стану обсуждать то, что ты мне расскажешь.
– Это не твои проблемы.
– Нет, мои. Это касается моей семьи и ее будущего, так же, как и твоего. И если ты мне не веришь, значит, между нами нет ничего, даже дружбы.
– Значит, между нами ничего нет, – легко согласился Квентин.
Его ответ поразил меня до глубины души. Я постояла молча какое-то время, пытаясь прийти в себя, потом развернулась и ушла в дом.
* * *
Два дня спустя Артур вбежал в кухню. Я готовила ленч.
– Он сделал лапу! – крикнул мне брат. – Первую лапу!
Я отправилась посмотреть. Квентин стоял над цементным основанием со сварочной горелкой в руке. Он поднял защитный козырек, и я увидела его лицо с потеками пота на потемневших от гари щеках. На основании стояла напоминающая медвежью лапу металлическая конструкция.
– Оно живое, – пробормотал Квентин.
Я не стала предлагать свою помощь, хотя Квентин выглядел с каждым днем все хуже и хуже.
– Ленч готов, если ты проголодался, – сказала я и ушла, оставив Квентина наедине с его собственным горем.
“Ты хотел, чтобы она отдалилась от тебя, и ты этого добился”, – резюмировал про себя Квентин с мрачным удовлетворением. Он устало взглянул на железную лапу перед ним. “Теперь это может начать преследовать меня, как преследовало когда-то папу. Увидим, кто выживет”.
С этого дня Квентин приобщился душой и телом к таинству одинокой работы своего отца. Никто не мог помочь ему, и никто не должен был вставать у него на пути. Он методично, настойчиво собирал детали для скульптуры, что-то резал, что-то сваривал, и она постепенно росла.
Но вдруг Квентин решил, что сделанные им лапы никуда не годятся. Он все разрезал. Второй Медведь исчез, оставив после себя только бетонное основание, политое потом Квентина, и несколько железных штырей, к которым он должен будет прикрепить следующее творение.
– Куда ушел Второй Медведь? – спросил Артур.
– Обратно на медвежьи небеса, – подсказала Эсме.
Артур очень был этим обеспокоен. Второй Медведь, как он его называл, не успел поговорить с ним, и Артур не знал, подходящий это друг для мамы-медведицы или нет. Но одно он знал наверняка: Квентин даже не дал Второму Медведю шанса.
