Текст книги "Практическая магия"
Автор книги: Дебора Смит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
– Ну что ж, ладно, – осторожно согласилась Мэри, боявшаяся мисс Бетти. – Пока вы будете говорить с призраком, я приготовлю чай со льдом.
Час спустя на холм поднялась Бетти. Она кричала и размахивала руками. Ее лицо горело от возбуждения, седеющие волосы растрепались. Листья и сухие веточки липли к нейлоновым чулкам и платью, словно она притягивала их магнитом.
– Наши мальчики будут жить, – объявила она Мэри. – Я видела призрак медведицы! Бабушка Энни говорила со мной! Томми и Джонни поправятся! Скоро найдут лекарство от полиомиелита! И я пообещала отблагодарить духов, Мэри! Мы должны вернуть медведей в эти места! Проклятие снято, Мэри!
И мисс Бетти оказалась права. Через неделю папа и Джон Тайбер встали на ноги. Но оставались и другие проклятия, и моему бедному отцу, тогда тринадцатилетнему мальчику, пришлось с ними жить. Мисс Бетти хотела, чтобы он учился в школе, а потом отправился в колледж изучать искусство, но моя гордая бабушка ответила ей отказом. Томми остался единственным мужчиной в семье, и ему пришлось работать. Пауэллам необходимо оплачивать счета.
Мисс Бетти неохотно подписала заем для Мэри, чтобы она могла поставить пару курятников в “Медвежьем Ручье”, и заключила с ней контракт на выращивание бройлеров. Птицефабрика Тайберов поставляла Цыплят, корм и лекарства для них. Фермер предоставлял курятники и с утра до ночи гнул спину. После выплат по закладной и других расходов, выручки за год едва хватало, чтобы оплатить счета. Мой отец и его мать стали подневольными работниками Тайберов, заложниками кредита и долгосрочного контракта на выращивание бройлеров.
Очень скоро папа нарисовал свою первую картину. Медведи, изнывающие в цирковой клетке, появились на стене курятника. Бабушка закрасила их свежей краской и отхлестала сына, крича, что он совсем рехнулся. Папа снова нарисовал медведей. Она его опять избила. Но отец ничего не мог с собой поделать. Его горе, его разочарование требовали выхода. Когда он в третий раз нарисовал медведей, Мэри поняла, что ее сын не выживет, если ничто не скрасит мрачное будущее, ожидавшее ее.
Через год появилась вакцина от полиомиелита, как и обещала бабушка Энни. Мисс Бетти начала полномасштабную кампанию по возвращению медведей в округ Тайбер. Почти десять лет она платила охотникам за то, чтобы они ловили медвежат в горах и привозили к нам, к абсолютному ужасу ее родственников и большинства горожан. Папа стал ее добровольным помощником. Но у них ничего не получилось. Медведей убивали, увозили, и происходило это зачастую по тайному приказу других Тайберов, включая и мистера Джона. Шли годы, мисс Бетти и мой отец проникались все большим отвращением к горожанам, понимая нереальность своей миссии.
Но потом им пришла в голову идея поставить в городе скульптуру. Изучая брошюру, посвященную сбору пожертвований на борьбу с полиомиелитом, они наткнулись на коротенькую статью о людях из других штатов, участвующих в этой акции. В числе прочих был назван и Ричард Рикони, отдавший свою скульптуру на благотворительные цели. Он создал ее из костылей. Мисс Бетти и папа не нашли ни описания скульптуры, ни указания на то, за какую сумму она была продана и была ли продана вообще. Но они оба загорелись одной и той же идеей. Мисс Бетти написала Ричарду Рикони о том, что ей хотелось бы иметь скульптуру медведя, которую она планировала поставить в студенческом городке.
“Я хотела бы отметить победу науки и знаний над невежеством и страхом, – писала она. – Я хотела бы отпраздновать наше единение с матерью-природой и выразить свое благоговение перед большим черным медведем, смотрящим на всех нас. Я хочу, чтобы люди задумались. И я хочу, чтобы в этом округе был хотя бы один медведь, от которого никто и никогда не сможет избавиться”.
От Ричарда Рикони пришел восторженный ответ:
“Всю жизнь я ждал этой минуты и такого заказа”.
После чего мисс Бетти и папа отправили ему вагон местного металлолома.
– Это в ней говорит кровь Пауэллов, – мрачно заметили Тайберы, когда узнали, что сделала Бетти.
А все остальное – история, ждущая своего часа, чтобы открыться нам.
ГЛАВА 3
Мать Квентина почти никогда не повышала голоса, но, узнав результаты конкурса по строительному дизайну среди юниоров, издала пронзительный вопль. Потом сложила руки рупором и крикнула, словно Докер в порту:
– Отец Александр, он выиграл! Квентин выиграл!
Священник пробрался сквозь толпу к мужскому туалету, где Квентин только что закончил умываться и полоскать рот.
– Квинтус великолепнейший, неужели вас вырвало? – пошутил веселый поляк-священник, протягивая своему ученику пакетик с бумажными носовыми платками. – Поторопись! Жизнь коротка!
Квентин вытерся платком и хрипло спросил:
– Кто победил?
– Ты! – фыркнул отец Александр.
Квентин вскрикнул от удивления. Священник схватил его за руку, и они побежали в огромный холл, где со своими проектами собрались ученики старших классов со всего северо-востока. Тринадцатилетний Квентин сводил девочек с ума длинными черными ресницами, красивыми серыми глазами, темными вьющимися волосами и золотистой кожей, которую не портили два тонких шрама, полученных в драках, – один пересекал нижнюю губу, другой переносицу. Высокий, широкоплечий, отлично сложенный, он играл в футбол за школу Сент-Винсент.
Мать обняла его, и они стали позировать перед фотокамерами у блестящего металлического макета моста, созданного Квентином.
– Мы должны позвонить папе! – сказал он.
– Нет, не должны, – раздался у него за спиной голос Ричарда. – Я уже здесь.
Квентин развернулся и увидел отца. Тот улыбался ему, стряхивая мокрый снег с пальто. В темных волосах сверкали льдинки. Машина сломалась, и Ричарду пришлось идти пешком целую милю. Они с Квентином обнялись, отец ласково похлопал сына по спине. Мальчик провел с ним все рождественские каникулы, создавая модель моста под руководством Ричарда. Так что теперь они могли вместе праздновать победу.
Когда устроители конкурса вручили Квентину кубок, диплом и чек на тысячу долларов, он взглянул на сумму, и его сердце гулко забилось. Мама обещала, что любые выигранные им деньги сразу же будут отложены на его учебу в колледже, но мальчику отчаянно хотелось купить подарки родителям. Даже одна мысль об этом доставляла Квентину редкое удовольствие.
Он оказался самым юным из участников конкурса. Никто не ожидал, что Квентин Рикони победит.
– Вы мои гении, – произнесла Анджела, одной рукой обнимая сына, а другой мужа.
– Точно, парень унаследовал любовь своего старика к железу, – добавил Ричард и с нежностью посмотрел на сына.
Квентин кивнул и снова обнял отца. Этот день останется в его памяти как самое счастливое время, проведенное вместе с отцом.
Все сложилось не так, как планировал Ричард Рикони. Прошло шесть лет с тех пор, как он уехал из дома. В квартирке в Бруклине он проводил не больше четырех дней в месяц. Денег от продажи его работ едва хватало на собственные расходы, а зачастую не хватало вообще.
– Это всего лишь вопрос времени, – настаивала Анджела.
Но триумф Железной Медведицы Ричарду повторить не удалось. Соседи называли родителей Квентина пустыми мечтателями.
– Ars gratia artis, – парировал их замечания Квентин. “Искусство ради искусства”. Он научился высказывать свое мнение, но всегда говорил спокойно, не давая воли чувствам. Теперь у него почти не было проблем с хулиганами на улицах. Как-то вечером он просто приставил стилет к горлу Джонни Сиконе и тихо, отчетливо предупредил, что перережет ему глотку, если тот от него не отвяжется.
После этого Джонни оставил его в покое.
С каждым годом Квентин становился все больше похожим на своего отца – задумчивым, нетерпеливым, с резкой сменой настроений. Без тех денег, что отец зарабатывал в гараже, жизнь семьи текла от одного финансового кризиса до другого. Мама никогда не жаловалась, и Ричард искренне верил, что они справляются. “Nil desperandum”, – прочитал Квентин написанные ею слова на одном из счетов. – “Никогда не теряй надежды”.
– Я могу развозить товары после школы, – предложил Квентин. – Уверен, что Гуцман возьмет меня на работу. Я буду мыть полы и чистить фильтры. – Квентин не добавил, что Гуцман уже пообещал ему работу в другом своем гараже, когда он станет немного постарше.
Мама не знала, что у этого добряка-предпринимателя есть еще мастерская в подвале одного из домов поблизости, где краденые машины разбирали на запчасти. Когда Квентин поблагодарил за предложение и отказался, здоровяк-немец покачал головой и грустно заметил:
– Твой отец тоже всегда отказывался от такой работы. А ведь мог неплохо подзаработать на, гм-м, использованных машинах. И чего вы, Рикони, ждете? Чуда?
Квентин только рассмеялся и ничего не сказал. А его семье чудо и в самом деле не помешало бы.
– Я могу мыть полы в гараже, – повторил он, разговаривая с матерью.
Анджела только покачала головой.
– Ты должен быть лучшим учеником. Вот твоя работа. А потом тебе необходимо поступить в лучший колледж.
– Я способен учиться и одновременно мыть полы и развозить продукты.
– Нет, – мать твердо стояла на своем. – Мы обойдемся теми деньгами, что у нас есть. Никаких полумер, когда речь идет о твоем образовании.
Квентин печально посмотрел на нее, но она не дрогнула.
При каждом удобном случае он отправлялся в свою комнату и за столом, сделанным для него отцом из куска старого кровельного железа, писал в дневнике, фантазируя о темноволосой, насмешливой Карле Эспозито, настоящей секс-бомбе. Когда Карла была совсем маленькой, ее мать умерла, оставив дочку саму разбираться с весьма непростой жизнью. В мире Карлы все мужчины были такими же, как ее любящий отец Альфонсо. Она их всех легко обводила вокруг пальца.
Карла заманила Квентина в свою Квартиру, когда Альфонсо дежурил ночью в полицейском участке, а юноша-то не слишком и сопротивлялся. Но когда они с Карлой почти совсем разделись в ее ледяной спальне, он вдруг торопливо сказал: “Мы пока не можем этого сделать”, и встал. Девочка была на год моложе, ей только что исполнилось двенадцать. Квентин же гордился тем, что смог контролировать ситуацию. Карла залепила ему пощечину и обозвала придурком, но потом извинилась и призналась, что сама все время боялась – вдруг появится ее отец и убьет их обоих. Юноша тоже думал об этом и о том, как воспримет такое его мама.
Квентин считал себя мужчиной, а настоящий мужчина обязан уметь контролировать свои отношения с женщинами. Не имело значения, как жестко и грубо вел себя папа в компании мужчин, Квентин никогда не видел, чтобы он обращался с женщинами негалантно.
Поэтому Квентин устремил всю свою энергию на школьные занятия и книги, мечтая исключительно о героическом будущем. Он постоянно читал, но при этом не забывал вовремя наточить лезвие стилета, полученного от отца. Жизнь его протекала в непрерывном напряжении, беспокойстве за свою семью. Ему казалось, что им грозит опасность, которую он не мог ни описать, ни предсказать. Отцовские искания, его постоянное недовольство собой наполняли атмосферу семейной жизни темными тучами, грозившими вот-вот пролиться дождем.
В деревянном ящике под кроватью Квентин хранил игрушки, сделанные для него отцом много лет назад: монстры, машинки и десятки кубиков самой фантастической формы. Все это Ричард создал из негодных автомобильных деталей, подобранных в гараже.
Весь этот металлический мир грохотал, звякал и находился в безостановочном движении, как и мир настоящий. Иногда Квентин уходил подальше от дома и пытался мысленно представить хотя бы одну вещь, которая не падала бы, стоит ему только отвернуться.
Как и отец, он уже мог увидеть скрытую от глаз структуру вещи. Еще совсем малышом он разобрал свой шаткий ночной столик, а потом снова склеил его. Столик больше не шатался, а мама решила, что пол в спальне Квентина покосился от времени. Квентин с удивлением и удовольствием смотрел, как она тщательным образом осматривала все стены в поисках трещин.
– Ах, вот кто это сделал, – с гордостью сказала Анджела, когда он наконец признался. – Ты родился строителем. Я в этом уверена.
Квентин заявил, что станет архитектором, и мать ни на минуту не усомнилась в этом.
– Ты будешь не просто архитектором, а великим архитектором, – поправила она.
Чем сильнее становилась его страсть к порядку, тем тщательнее он изучал куски металла, словно играл в шахматы странными фигурами. В сознании Квентина возникла убежденность, что стоит ему потерять контроль – и от одного неверного движения все разрушится, в том числе и его жизнь.
– Эй, Рикони! – На худом лице Мейера Брэтлматера появилась злобная ухмылка. Он был из тех, кто кричит гадости издалека, а потом побыстрее сматывается. – Твоему папаше лучше было бы продать парочку своих художеств, да поскорее, а то вас собираются выкинуть из квартиры! – Мейер выпалил это и тут же скрылся за дверью родительской пекарни.
Квентин только что вышел на свою улицу, как раз у этой самой пекарни. Он был в библиотеке и возвращался домой со стопкой книг, собираясь готовиться к контрольной по физике. Он посмотрел на свой дом и с ужасом увидел, что поганец Мейер не соврал. На тротуаре перед парадным громоздились вещи Рикони: мебель, папины скульптуры, мамины книги, кастрюли и сковородки. Множество предметов валялись на земле, словно мусор.
Квентин бросился бежать, кинув книги на ящик с яблоками у ближайшей лавочки, обгоняя людей, спешащих по своим делам. Они оборачивались, покрепче прижимали к себе сумки, оглядывались в поисках полицейского. Квентину уже исполнилось пятнадцать, и выглядел он взрослым. Выражение его лица напугало прохожих.
Миссис Зильберштейн, толстая старуха в ярком цветастом кимоно и фартуке с пятнами от супа, охраняла вещи Рикони, используя старомодный черный зонтик вместо оружия. Анджела всегда ей помогала, ухаживала за ней, когда та болела, приносила продукты, выполняла поручения. Квентин тоже не забывал старую соседку. Она заменила ему отсутствовавшую бабушку.
– Прочь, прочь! – Миссис Зильберштейн грозила зонтом трем темнокожим парням. Они смеялись и выбрасывали вперед руки, словно на дуэли. – Да как вы смеете! – возмущалась она. – Я вас придушу, если вы еще что-нибудь сломаете! – Осколки гипсовой “Женской головки” лежали на тротуаре, напоминая разбитый арбуз и демонстрируя всему миру пыльные внутренности.
Квентин с яростным рычанием обрушился на парней, раздавая удары направо и налево. Одному он расквасил нос, другой получил удар в низ живота. Третьему же удалось ударить Квентина по голове, и тот рухнул на колени. Когда в глазах у него прояснилось, парни уже ушли, а над ним склонилась миссис Зильберштейн, что-то ворковавшая на идиш и осторожно гладившая его по щеке.
– Бедный мальчик, несчастный малыш, – стонала она. – Я позвонила твоей маме полчаса назад. Она вот-вот появится.
Квентин поднялся на ноги, покачиваясь, у него кружилась голова, но он был преисполнен решимости. Юноша собрал осколки гипсовой статуэтки, аккуратно завернув их, чтобы не повредить еще больше.
– Пожалуйста, не говорите маме, что я дрался, – попросил Квентин соседку.
– Разумеется, я ничего не скажу! Но эти мерзавцы получили по заслугам! – Миссис Зильберштейн с отвращением сплюнула.
У дома остановилось такси. Анджела вышла на тротуар, высыпав в ладонь водителю горсть четвертаков, которыми должна была заплатить за свой ленч. Квентин протянул сверток с осколками миссис Зильберштейн, и та прижала его к груди, будто младенца. Мама увидела его, перевела взгляд на их пожитки, и ее лицо побелело.
– Я позабочусь об этом, мама, – твердо сказал Квентин, как будто он мог что-то сделать.
Протянув вперед руки, Анджела двинулась вперед, как автомат. Она нагнулась, подняла из общей кучи раскрывшуюся при падении книгу, расправила смятые страницы, аккуратно закрыла ее и выпрямилась.
– Оставайся здесь и присмотри за вещами, – велела она сыну. – Я пойду и поговорю о небольшой ссуде, чтобы мы могли внести долг по квартплате. Потом мы с тобой втащим все это наверх, и все будет отлично. Твоему отцу незачем об этом знать. Миссис Зильберштейн, я даже не знаю, как мне отблагодарить вас за помощь.
– Как же я могла не помочь? Вы мне как семья. Жаль, что у меня нет денег, чтобы дать вам в долг.
– Спасибо за заботу.
Анджела развернулась, собираясь уйти, но Квентин преградил ей дорогу. Он дрожал от отчаяния и гнева.
– Ты ведь идешь к Маклэндсу, верно?
Бертин Маклэндс держал ломбард и давал ссуды под огромные проценты. Кровосос похлеще Сиконе. Мать кивнула.
– Деньги – всего лишь деньги. Они необходимы, чтобы жить. Не волнуйся.
Она коснулась рукой щеки сына, встретилась с ним глазами, взглядом призывая его взять себя в руки, и пошла вдоль по улице, тяжело опираясь на палку. Ее поношенный коричневый плащ развевался на ветру словно крылья ястреба.
К вечеру квартира снова выглядела по-старому. Квентин аккуратно склеил “Женскую головку”. Мать следила за ним усталым, но довольным взглядом. Затем она легла на диване в гостиной, а Квентин ушел к себе, сел на кровать и уставился взглядом в пол. Тишина давила ему на уши.
– Я пойду работать к Гуцману, – объявил Квентин на следующее утро. – Я уже достаточно взрослый, и ты не можешь мне запретить. Я должен получить работу, иначе нас снова выселят.
Анджела медленно отложила нож, которым резала хлеб для тостов, и села перед пустым столом. Сколько Квентин себя помнил, она всегда ставила на столе в кухне свежие цветы в маленькой хрустальной вазе, когда-то принадлежавшей тете Зельде.
– Моя ваза вчера разбилась. Я нашла осколки под креслом.
Квентин поморщился.
– А где осколки? Может быть, я сумею их склеить?
– Нет, я их выбросила. Не все можно исправить, как ни старайся. – Мать печально смотрела на него. – Я не сумела сделать так, чтобы моя семья жила хорошо.
Сев напротив нее, Квентин взял ладони матери в свои.
– Без моей помощи тебе не справиться. Ты и так старалась изо всех сил. Если бы старик побольше думал о нас…
Анджела гневно выпрямилась.
– Как ты назвал своего отца?
Сын долго пристально смотрел на нее, на скуле вздулся желвак.
– Прости, так говорят все ребята.
– В этом доме он для тебя отец, папа, и ты должен уважать его.
– Мы стали теперь не настолько близки с ним.
– Я знаю, и это меня очень тревожит.
– Он прожил на своем складе отдельно от нас семь лет. Семь лет! Пора бы перестать обманывать себя и вернуться домой. Ему необходимо найти настоящую работу и облегчить нам жизнь.
– Но ты же знаешь, что именно я решила ничего не говорить твоему отцу о проблемах с деньгами. У него и без этого забот хватает. Его галерея открывается в следующем месяце, он ждет покупателей…
– А я решил, что пойду работать в гараж. Если я обязан показать отцу, что мы ни в чем не нуждаемся, то позволь мне тебе помочь. Так будет справедливей.
Анджела закрыла глаза, сняла очки, приложила пальцы к вискам. Когда она снова посмотрела на сына, ее губы сжались в тонкую полоску.
– Хорошо, я согласна. Но твоя учеба должна оставаться на первом месте. Если оценки станут хуже, ты из гаража уйдешь.
– Даю тебе слово. Я умею держать обещание, мама, ты же знаешь. Я не предам тебя.
– Ты считаешь, что твой отец предал меня?
Квентин промолчал, но выражение его лица было красноречивее любых слов. Анджела опустила голову, признавая свое поражение.
Вот так Квентин оказался в гараже у Гуцмана.
– Ты хочешь работать в другой мастерской? – хитро поинтересовался Гуцман. – Вполовину меньше труда, в пять раз больше денег.
Квентин ловко крутанул киянку, будто это был меч.
– Я с радостью стану рихтовать вмятины и закрашивать царапины. Спасибо за предложение, но та мастерская не для меня.
– Не переживай, она тебя дождется, – расхохотался Гуцман.
* * *
Следующей осенью в карьере Ричарда Рикони произошел рывок. Он сообщил Анджеле и Квентину, что вдова крупного бизнесмена из богатого пригорода влюбилась в его скульптуры. Женщина решила организовать прием в помещении склада, где работал Ричард, и познакомить его со своими друзьями из мира искусства. Ричард прислал жене и сыну деньги на автобусные билеты, и теплым сентябрьским вечером они отправились на торжественное мероприятие. Анджела волновалась, а у Квентина в душе пели птицы. Он давно так хорошо себя не чувствовал.
Склад представлял собой массивное строение из дерева и металла, перед которым фартуком раскинулась бетонированная стоянка для машин. Окружавшие строение тощие ели странно выглядели в старом промышленном районе. Но этим вечером огромные окна сияли теплым золотистым светом, шикарные автомобили выстроились перед входом. На улицу вырывались звуки оркестра. Внутри почти сотня художников, скульпторов, владельцев галерей и критиков дефилировали между скульптурами Ричарда, пока официанты подавали им шампанское и закуски. Мама нервничала, но была счастлива. Папа выглядел романтически мрачным и невероятно красивым в новом черном костюме. Женщины не могли оторвать от него глаз.
Миссис Эндрю, организовавшая прием, инвестор, как называл ее отец, выглядела вовсе не такой старой, как они себе представляли. Анджела решила, что речь идет об очень пожилой леди, так как Ричард упомянул ее белые волосы. Но инвестором оказалась величественная женщина лет шестидесяти, одетая в тонкий черный брючный костюм, подчеркивавший не потерявшие изящества линии тела. А платиновые волосы были подстрижены и уложены по последнему слову моды. “Черт возьми, – удивленно подумал Квентин, когда его ей представили, – это тебе не какая-нибудь сморщенная старушонка!”
– О, ты так похож на своего красавца отца, – проворковала миссис Эндрю мягким грудным голосом.
Размышляя над тем, насколько люди подчас выглядят совсем не так, как о них думают, Квентин прислонился к одной из машин в самом темном углу стоянки. Голова у него кружилась от первого бокала шампанского, с большой помпой поднесенного ему отцом, и второго, что он сам взял с подноса, когда мама не видела. Квентин улыбнулся в темноте, вынимая из кармана сигарету, умело зажег спичку о ладонь и закурил. Мама вырвала бы у него курево и заставила бы съесть сигарету, если бы поймала на месте преступления. Однажды она уже так и сделала.
– Я все время читаю то, что пишут врачи о вреде курения, – отчитывала она его.
– Да ладно тебе, ма, – ответил тогда ей Квентин, возмущенный, непокорный, давящийся крошками табака, прилипшими к языку. – Если послушать этих чокнутых докторишек, то жить вообще вредно. Сама посуди, я ведь не закладываю за воротник, не ширяюсь, так какой вред от пары-другой сигарет?
Мать ошеломленно замолчала, но от ее глаз, напоминающих оникс, на сына повеяло холодом.
– Чтобы никаких этих “ма” я больше не слышала, – наконец тоном, не допускающим возражений, сказала мать. – И в моем доме ты будешь говорить правильно, не употребляя никаких жаргонных словечек, потому что ты образованный человек, уважающий себя и меня. Я понимаю, что ты научился вести себя как уличные мальчишки, пока я за тобой не следила, но я не допущу, чтобы ты и со мной держался как хулиган из подворотни.
Квентину на самом деле стало стыдно, и он искренне извинился, но время от времени продолжал тайком покуривать. Этим вечером, стоило ему только заслышать шум голосов, как он прикрыл огонек сигареты ладонью и спрятался подальше в темноту. Он был очень скромен в своих пороках.
С приема уходили несколько человек, мужчины и женщины. Они остановились неподалеку от Квентина, пока один из них искал по карманам ключи от машины. Раздался взрыв хохота.
– Рикони по-настоящему хорошо работает и мог бы сделаться блестящим скульптором, звездой поп-арта, – явно сдерживая смех, сказала одна из женщин. – Но вы же знаете, что миссис Эндрю нравится его работа в ее постели, а вовсе не в мастерской.
Компания прыснула.
Квентин бросил сигарету и весь превратился в слух.
– Возможно, она и в самом деле открыла в нем художника? – вступил в разговор мужчина.
Все снова засмеялись.
– Миссис Эндрю никогда не раскошелится, если не заставит беднягу предварительно хорошенько потрудиться, – ответил другой женский голос. – Ни-ко-гда. Для нее в этом весь смысл вложения денег в искусство. Она как-то говорила об этом моей подруге после пары лишних мартини. Я вам гарантирую, что Ричарду Рикони приходится отрабатывать свое содержание в ее кроватке, прежде чем почтенная вдова наконец выпишет чек.
Компания уселась в машину и уехала. Свет фар автомобиля не задел Квентина. Он прижался спиной к стене склада и тяжело дышал. Ему никак не удавалось собраться с мыслями.
Это все чушь, дурацкие сплетни, проклятая ложь. Папа никогда не стал бы изменять маме ни из-за денег, ни ради своего искусства, ни по какой другой причине. Это всего лишь домыслы завистников. Спасительная мысль крутилась в мозгу Квентина, пока ему не удалось выровнять дыхание. В голове у него прояснилось. “Давай, думай”, – приказал он себе. Мама считает, что логика и анализ лучшие помощники. Квентин легко, как отец, видел перспективу, мог представить любые формы и соединения, мысленно собирая металлические элементы в замысловатую конструкцию.
Простой план быстро родился у него в голове. Квентин закурил еще одну сигарету и стоял, покачиваясь на каблуках. Он ощущал себя так спокойно, что мог вырезать у отца сердце с хирургической точностью.
В полночь отец все еще провожал последних гостей. Ему еще предстояло запереть склад. Квентин с матерью направились в мотель, расположенный всего в четверти мили, где они сняли две крошечные комнатенки. Анджела настаивала на том, чтобы долгие прогулки стали частью ее ежедневного распорядка, хотя из-за хромоты ходила она медленно. Они шли с Квентином, вдыхая мягкий сентябрьский воздух, смеялись, любовались луной, обсуждали теории возникновения Вселенной. Квентин с трудом поддерживал разговор.
Наконец они оказались в мотеле. Мама с удовольствием уселась в кресло, ее простое черное платье немного смялось. Она скинула туфли и положила больную ногу на кровать.
– Мне так радостно видеть твоего отца в окружении людей, понимающих и ценящих его работу! – Она счастливо вздохнула. – Он продал пять скульптур! Пять! Не слишком дорого, правда, но какое это имеет значение. Среди гостей были коллекционеры, они расскажут всем о его творчестве.
Квентин остался стоять посреди комнаты. Он не мог усидеть на месте. Ему казалось, что миллионы мелких иголочек вонзаются в его тело. Стены надвигались на него. Он ушел в ванную, переоделся в простые джинсы, старенький свитер и куртку. Даже привычные вещи, словно наждаком, царапали ему кожу.
– Тут за углом есть зал игровых автоматов, – обратился он к матери. – Мы проезжали мимо него по дороге. Там полно детей и взрослых и очень весело. Пожалуй, я пойду немного поиграю, ладно?
– Квентин, уже поздно. Разве ты не хочешь поговорить с отцом, когда он вернется?
– Я постараюсь возвратиться пораньше.
Мать долго и внимательно изучала его, потом все же сдалась.
– Хорошо, иди, но не задерживайся.
Квентин вышел в ночь, сделал десяток шагов по направлению к ярко освещенному углу, где располагались автозаправка, небольшой магазин и зал игровых автоматов, на тот случай, если мать посмотрит в окно. Потом он резко развернулся и направился в сторону промышленного района. Через несколько минут он уже подходил к складу. Старенький пикап, принадлежавший его отцу, оставался на стоянке. Других машин не было.
Сердце Квентина забилось ровнее. Во всяком случае, она уехала. Самые худшие его опасения не оправдались. Пока. Из больших окон под самой крышей струился неяркий, приглушенный свет. Квентин подошел к боковой двери, обнаружил, что она не заперта, и вошел внутрь. Он оказался в темном углу, где его отец хранил исходные материалы для работы. Юношу окружали листы кровельного железа, старые автомобильные рамы и прочий металлолом. Квентин начал было пробираться между ними, как вдруг услышал грохот железа и сдавленный крик отца.
Он рванулся вперед, но тут же остановился, не сводя глаз с Ричарда. Тот снял с себя пиджак, галстук и крахмальную рубашку, и стоял посреди мастерской в брюках и футболке, на которой явственно проступили пятна пота. Лицо отца изуродовала гримаса гнева и отчаяния. Обеими руками он держал кувалду, и пока Квентин смотрел, Ричард, занеся ее над головой, изо всех сил обрушил на стоящую перед ним скульптуру из витых металлических полос. Достаточно хрупкая поделка рухнула.
Отец прорычал что-то сквозь стиснутые зубы, последовал новый сокрушительный удар. Выражение его лица сделалось таким страшным, обуревавшие его эмоции настолько откровенными и болезненными, что Квентин согнулся, прижимая руки к животу, как будто били его. Что так мучило отца? Вечер прошел с успехом, он продал пару-другую работ, заработал несколько тысяч долларов, обратил на себя внимание коллекционеров и критиков. Так почему же он все крушит?
Сын пришел к отцу, чтобы поговорить с ним, потребовать от него правды, но теперь он мог лишь в ужасе наблюдать за происходящим. Ричард Рикони со стоном и непонятными восклицаниями уничтожал свои работы.
Квентин сделал шаг вперед, говоря себе: “Я остановлю папу прежде, чем он причинит себе вред!” Но, повинуясь внутреннему голосу, замер на месте, отец не должен знать, что он видел его. Квентин застыл, раздираемый противоречивыми чувствами. По лицу Ричарда стекали струйки пота. Или это были слезы? Скорее всего, то и другое вместе, Ричард подбежал к полкам с инструментами и принялся швырять на пол гайки, болты, клещи, все, что попадалось ему под руку.
Квентин не мог больше этого выносить. Правильно он поступал или неправильно, но юноша осторожно двинулся к отцу, не видевшему его. Но в эту минуту Ричард схватил лом и метнул его вверх. Тяжелый снаряд угодил в нижнюю часть окна, раздался звон разбитого стекла, дождем посыпались осколки. Ричард рухнул на колени, неожиданно успокоившийся, и обхватил голову руками.
– Анджела, – простонал он.
У Квентина голова пошла кругом. Значит, все это происходило из-за мамы. И из-за той другой женщины тоже. Отца мучили стыд и ярость. Что бы Квентин ни сказал отцу, все было бесполезно. Он получил ответ на свой вопрос. Юноша медленно попятился к выходу и ушел тем же путем, что и вошел.
Квентина била дрожь. Он провел ладонями по мокрому лицу.
– Что же ты делаешь, папа? – прошептал Квентин, ненавидя отца и любя его, желая, чтобы он страдал, и отчаянно изыскивая способ спасти Ричарда от него самого.
В конце концов Квентин просто прошел пешком до мотеля, зашел в зал игровых автоматов, изобразив неподдельный интерес к игре. Когда он вернулся в мотель, отцовская машина уже стояла перед их крыльцом. У порога его встретила мама.
