Текст книги "Креольские ночи"

Автор книги: Дебора Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Но Бонанж почему-то не попадал под это общее описание. Те крохи информации, что ей удалось выудить из его записей, немало раздосадовали Элину, ведь они доказывали, что Бонанж – человек ответственный и честный. Ничто не говорило о том, что он убил ее брата, задавшись целью захватить наследство Ванье.

Элина в гневе отбросила документы. У нее было совершенно другое представление о Бонанже. Она вдруг вспомнила, как его теплые пальцы стерли с ее щеки слезу. Вспомнила его поцелуи. Но тут же на память пришло замечание креола о распутных девицах.

Он был нежен с ней, полагая, что ее обрадует его внимание. Какая самонадеянность! Что ж, она отомстит ему за то, что он ее похитил, да еще и оскорбил.

Элина дрожала от бешенства, вспоминая его обхождение с ней. Девушка огляделась в поисках чего-нибудь, что можно было бы разломать или разбить. Пусть знает, что с ней шутки плохи.

Но единственной ценностью здесь были документы.

Осмотрев аккуратно сложенную стопку бумаг, Элина недобро усмехнулась. Было очевидно, что Бонанж педантичен. И Элина стала разбрасывать бумаги по полу. Затем вытряхнула содержимое ящиков и папок. Квитанции, расписки, отчеты, ведомости, поручительства – все это теперь валялось на полу.

Но оставить это в таком виде нельзя. Луи заметит и к приходу Бонанжа все приведет в порядок.

Тогда Элина перемешала все документы, после чего снова разложила их по ящикам и папкам, оставив часть в аккуратной стопке на столе. Теперь, если Бонанжу понадобится какой-нибудь документ, он будет долго его искать.

Осуществив свою месть, Элина взяла книгу и снова уселась в кресло. Вид у нее был, как у нашкодившей кошки, стащившей мясо со стола.

Джулия Бонанж-Ванье была уже не первой молодости, но еще сохранила остатки красоты. Темноволосая креолка нежно улыбнулась самой младшей девочке Шарбонне, когда та похвалила ее шляпку. Но думала Джулия в этот момент совсем о другом. Все ее мысли занимал брат. Почему вдруг он покинул ее дом, отказавшись провести с ней этот вечер у Шарбонне? Это было на него не похоже. Он хорошо знал, как ей трудно наносить визиты одной, когда рядом нет Филиппа.

При мысли о покойном муже ком подкатил к горлу Джулии. Она любила его страстно, почти безумно. Поэтому его предательство восприняла крайне болезненно. Джулия беспомощно огляделась вокруг. О, как ей хотелось бы довериться хоть, кому-нибудь из друзей. Но если она поведает им о своем горе, придется рассказать и о том, что сделал Филипп, а этой тайны она не могла доверить даже Рене.

Она изящно опустила бокал, не в силах забыть последнее признание Филиппа. Оно преследовало ее постоянно.

«Это потому, что у меня совесть не чиста», – сказала она себе. И это было правдой.

Слова умирающего мужа стояли у нее в ушах: «Я сделал ужасную вещь, Джулия. Ужасную вещь. Если святой отец успеет, то я исповедуюсь ему. Но ты должна узнать первой. Я не могу умереть, пока этот груз лежит на моей душе. Ты должна выслушать меня. Там, в Миссури, у меня есть другая жена… другая семья. Они ничего о тебе не знают. В запертом ящике ты найдешь мое завещание. Там я позаботился обо всех вас. Отдай его моему поверенному. Он никогда его не видел, но он человек честный и рассудительный. Когда он придет в себя от потрясения, то, несомненно, сделает все, как нужно. Обещай мне, Джулия, что сделаешь в точности так, как я прошу. Обещай!»

И она пообещала. И теперь страдала от этого. Потому что обещания своего не сдержала, и завещание Филиппа все еще было у нее. Она думала об этом день и ночь. В мыслях она встречалась с той – другой – женщиной, «совратительницей», как она ее называла, и бросала завещание ей в лицо. О, как сладко было бы видеть боль этой женщины! Пусть страдает так же, как страдает сейчас Джулия. Но даже этого было недостаточно, чтобы пойти на такой шаг – встретиться со второй женой Филиппа.

Снова и снова молилась она Богу.

«Скажи мне, Господи, правильно ли я поступаю? Эта совратительница… ведь он не венчался с ней в церкви? Она, должно быть, одна из тех ужасных американок, которые исповедуют протестантизм, а значит, в Твоих глазах их брак недействителен, ведь правда? Конечно, правда…»

Боль снова пронзила ее сердце. Какая-то другая женщина украла у нее любовь Филиппа. И даже родила ему детей! Джулия твердила себе, что та женщина – просто ведьма, что она поймала Филиппа в ловушку и увела от первой, настоящей жены. Однако в документах говорилось другое. Филипп не говорил об этом, однако в завещании значилась дата его брака с той, другой. Кэтлин вышла замуж за Филиппа за год до того, как он женился на Джулии. Стон рвался из ее груди, но Джулия сдержала его. Именно Кэтлин, а не Джулия оказалась первой его избранницей!

Она знала, что муж не любил ее, когда они поженились, но так обычно и бывает. Еще Джулия знала, что Филипп хотел разорвать их помолвку, но его мать сказала, что лишит его наследства, если он только посмеет это сделать. Когда Джулия об этом узнала, ее очень обеспокоило это обстоятельство, но окружающие убедили ее, что со временем она сможет завоевать любовь Филиппа.

Ну и что, что он женился на ней только ради наследства? Многие так поступали. Они с Филиппом были обручены с детства. Бонанж и Ванье – эти два семейства всегда стремились породниться. Их состояния соединились. Все было заранее решено и продумано. Конечно же, Джулия выйдет за Филиппа.

Но одну ошибку Джулия все же совершила – по уши влюбилась в своего красавца мужа. Даже когда он уезжал в свои долгие торговые путешествия, когда пренебрегал их сыном, она любила его. А он все это время ездил к ней – к совратительнице! Джулия старалась взять себя в руки. Она вдруг заметила, что все окружающие удивлены ее странной задумчивостью и молчанием.

Она произнесла несколько фраз о погоде, и разговор продолжился, благополучно минуя ее. Почему Рене не пошел, сегодня с ней? Когда он рядом, ей легче. А теперь все будут говорить: «Бедняжка Джулия, она так страдает по покойному мужу. Они были так преданы друг другу, словно два любящих голубка. Он умер таким молодым. Какая жалость!»

О, как ей хотелось бросить эти их слова им же в лицо! Сказать, что она ненавидела своего мужа, да, ненавидела – за предательство, за то, что он разбил ее сердце. И она рада – рада! – что он умер!

– А как поживает наш дорогой Франсуа? – вежливо спросила мадам Шарбонне.

– У него все хорошо, – тихо проговорила Джулия. Еще несколько минут они говорили о детях. Потом в разговор снова вмешались Шарбонне-младшие.

«Бедный, бедный мой Франсуа», – думала Джулия. Именно из-за него она не сдержала своего обещания. Что он скажет, если узнает, что его отец так опозорил их всех? И деньги… Джулия чуть было не застонала вслух. Франсуа будет в ярости, если вдруг выяснится, что он должен делить наследство с тремя новыми членами семьи. Нет, она не могла рассказать ему об этом. Он винил бы во всем ее.

«Ты во всем ему потакаешь, мама!» – говорил он. И еще: «Ты должна потребовать, чтобы отец остался дома». И еще, самое страшное: «Скажи отцу, что мне нужно больше денег. Он должен назначить мне большее содержание».

«Нет, – думала она. – Пусть та, другая, сама находит пути. Пусть помучается вместо меня».

А дети? Об этом Джулия старалась не думать. В завещании говорилось, что совратительница родила Филиппу близнецов – мальчика и девочку. О мальчике Джулия нисколько не волновалась. Она всегда гордилась тем, что подарила Филиппу сына, и теперь ненавидела совратительницу за то, что та тоже родила мальчика – первенца, по сути. Но девочка – совсем другое дело. Элина. Какое красивое имя. Джулия всегда хотела иметь дочь.

Но эта девушка – дочь совратительницы. Может, она такая же безнравственная, как и ее мать. «Пусть и она страдает, – гневно думала Джулия. – Пусть узнает, так же как я, что мужчинам нельзя доверять!»

Брат был единственным светлым лучиком в ее жизни. Джулии так хотелось излить ему душу, но она не решалась. Он настоит на том, чтобы она поступила по справедливости. А Джулия поклялась, что не позволит совратительнице снова взять над собой верх. Эта Кэтлин будет ждать, и ждать, пока ее муж вернется, как ждала Джулия много лет. «Пусть помучается», – зло думала женщина.

И все это время – признание Филиппа звучало в ее мозгу.

«Я сделал ужасную вещь, Джулия…»

Глава 7

Никогда не следует делать двух вещей: лгать в постели и надеяться, что орущий, на соседней крыше кот устанет и замолчит.

Креольская пословица.

Рене задумчиво сидел на кровати, в то время как Луи – человек, больше напоминавший его старшего брата, чем слугу, – помогал ему стаскивать перепачканные грязью сапоги. Несмотря на свои пятьдесят пять лет, Луи был проворным и к тому же остроумным. В первые годы жизни Рене в Европе Луи работал на Франсуа. Но мальчик быстро взрослел, и к тому времени, когда вырос, Луи буквально возненавидел его. И когда Рене приехал домой, попросил, чтобы тот снова взял его к себе в услужение, на что Рене охотно согласился.

– Я все приготовил для пребывания в доме мадемуазель, – сказал Луи, подмигнув Рене.

– И где ты ее поселил?

– В соседней комнате, разумеется.

– Разумеется, – пробормотал Рене, раздраженный тем, что при мысли о ее близости сразу напрягся. – И что она об этом думает?

– Она ведет себя со мной сухо, притворяется, что очень зла. Мадемуазель очень странная девица. Но мне понравилась. Не похожа на остальных женщин.

Широкая улыбка Рене была немного язвительной.

– Полагаю, она уже поведала тебе свою невероятную историю о том, что она – дочь Филиппа? Странный способ отомстить мне, не правда ли?

Глаза Луи расширились от изумления.

– Она говорит, что приходится дочерью месье Ванье?!

– Разве она тебе не сказала? – удивился Рене, и на его губах заиграла циничная улыбка. – Видимо, решила унизить меня, распространяя слухи о том, что это якобы я убил ее дружка. Она с большой охотой верит всему плохому, что обо мне говорят. И не только она, черт! Я нашел этого беднягу мертвым в Орлеане-Холле, и теперь все считают, что это я убил его. Не отрицаю, вчера я искал его, чтобы отомстить, но убивать не собирался. Хотел засадить его за решетку.

Луи вдруг замер, и Рене удивленно поднял на него глаза. Вид у слуги был виноватый.

– Она рассказала тебе об этих слухах, да? – спросил Рене. Луи принялся молча натирать сапоги Рене тряпочкой. Рене схватил его за руку.

– Рассказала?

– Она говорила, что у нее с вами вышли разногласия из-за вашего… э… месье Ванье. Знай, я, что она подозревает вас в таких ужасных вещах, не стал бы ей ничего рассказывать.

Рене нахмурился.

– Ничего? Что именно ты ей рассказал?

– О вашей семье.

– И?

Луи принялся еще более неистово натирать сапог.

– И я упомянул… что… вы… возможно, вчера ночью… дрались на дуэли.

– Что?! – воскликнул Рене, вскакивая на ноги. – Бог мой, Луи, почему ты ей так сказал?

Луи с тревогой посмотрел на Рене.

– На ваших перчатках была кровь, месье, а она сказала, что вы дрались на дуэли, и я просто предположил…

Рене сжал зубы.

– Это ужасно…

– Нет-нет, месье, не говорите так! – сказал Луи, опуская сапог и глядя в глаза хозяину. – Она, конечно, растеряна, но это не значит…

– Она не растеряна, – резко оборвал его Рене. – Она хочет уничтожить меня и мою семью за то, чего я не делал. Мне уже порядком надоели ее дурацкие заявления.

– Вы сказали, что она утверждает, будто месье Ванье – ее отец?

Рене мрачно усмехнулся:

– Да. Но я уверен, что она лжет. Она утверждает, что является дочерью Филиппа от второго брака в Миссури.

Луи был поражен до глубины души.

– Второго брака?

– Да. Если верить ее словам, Филипп был двоеженцем. Все это просто нелепо! Более того, большую часть дня я провел в городе, расспрашивая тех, кто мог быть в курсе дел Филиппа – его поверенного и близких друзей. Никто из них никогда не слышал, чтобы у Филиппа была любовница. А уж если и была, то, конечно же, не в такой глуши, как Миссури.

– Насколько я помню, у месье Ванье были дела в Миссури. Он даже делал там какие-то денежные вложения, – напомнил Луи.

Рене кивнул:

– Да, несколько раз. А еще в Огайо, Миссисипи, да мало ли где. Это свидетельствует лишь о том, что он делал много денежных вложений. А доказательств его двоеженства нет никаких. Мой зять был слишком озабочен своим положением в обществе Нового Орлеана, чтобы просто так опозорить Джулию. Поверенный согласен со мной.

– А что еще поверенный мог сказать брату мадам Джулии? – подняв бровь, спросил Луи.

Рене вцепился в спинку кресла.

– Возможно. Но в истории этой славной мадемуазель есть и другие прорехи.

– Да? – с интересом спросил Луи, отвернувшись от Рене, чтобы поднять туфли.

– Эта девушка лжет с того самого момента, как приехала сюда. Она сказала, что у нее есть соответствующие документы. Но при себе у нее их не оказалось, и она сочинила, будто кто-то украл их у ее покойного дружка. Мы с Джоном Дэвисом обыскали всю комнату, в которой я обнаружил тело. И никаких бумаг там не было.

Рене не стал говорить Луи, что в глубине души надеялся все же найти эти чертовы бумаги. Ему хотелось, чтобы она оказалась невинной и чистой, такой, какой ему представлялась.

– Может, она не врет насчет этих бумаг, – произнес Луи, стараясь быть справедливым. – Может, тот, кто убил ее друга, украл их?

– С возрастом ты становишься чересчур мягким, друг мой, – сухо сказал Рене. – Впрочем, я обдумывал такую возможность. Но вскоре отмел ее. Сам подумай. Она утверждает, что это я их похитил с целью лишить ее возможности предъявить свои права на наследство Филиппа. Но поскольку ее дружка я не убивал, то эти ее слова – полный абсурд. А кому могли понадобиться документы карточного шулера?

– Но почему она вообще о них заговорила? Рене вздохнул.

– Неужели не понимаешь? Это просто способ сделать ее слова более вескими. Ты бы видел ее лицо, когда я потребовал у девчонки рассказать все подробности. Она начала дергаться, как сом на крючке.

– Бедная мадемуазель.

– На твоем месте я не стал бы ее жалеть. Я предложил поехать к ней домой, чтобы найти там какие-нибудь доказательства. И знаешь, что она сказала?

Луи промолчал.

– Она сказала, что ее дом сгорел дотла, поэтому никаких доказательств не сохранилось. Подтвердить ее слова может лишь банкир из Сент-Луиса. Не сомневаюсь, что этот парень – один из ее поклонников. У нее на все готов ответ, но нет ни одного доказательства! Ни единого! Я сделал все, что в моих силах, чтобы узнать правду об этой женщине. И на каждом шагу встречал ложь. Администратор гостиницы, где она жила, сказал, что они с Уоллесом назвались мужем и женой. И после этого она доказывала мне и сержанту, что Уоллес – ее брат.

– Но это такая маленькая ложь…

Рене вздохнул и покачал головой:

– Я обыскал их вещи и не нашел ничего, что подтвердило бы ее историю. Она сказала, что ее мать умерла и именно поэтому они приехали сюда. Однако ни один из них не носил траура. Несколько вещей, которые я обнаружил в их номере, жалкое тряпье. Платье, которое на ней – самое лучшее из ее одежды. Неужели ты думаешь, что Филипп позволил бы своим детям, пусть даже незаконнорожденным, жить в такой нужде?

Луи пожал плечами:

– Думаю, нет.

– Конечно, нет! – сказал Рене. – И не забывай, как мы встретились! Ведь это она стукнула меня вчера по голове, а ее дружок в это время украл мои деньги.

– Нет! – воскликнул Луи.

– Да, – заверил его Рене. – Говорю тебя, Элина – опытная мошенница. Но я не позволю ей играть со мной в ее игры!

Луи взялся за уборку, а Рене уселся на кровать и принялся надевать свои парадные туфли.

Элина и ее откровенно нелепые истории… Любой на его месте давно выбросил бы их из головы и выгнал бы ее из дома. Каким-то образом ей удается впутывать его в неприятности. Матерь Божья, Элина как никто другой умеет управлять мужчинами! Эти испуганные глаза, сладкие невинные губки… Неудивительно, что сержант не арестовал девушку, когда нашел ее. Рене и сам не мог устоять перед ее чарами. Он почувствовал необыкновенное волнение в чреслах, стоило подумать о ее соблазнительном ротике, страстно целующем его губы.

Он сжал руку в кулак. Этой девушке не удастся переманить его на свою сторону. Благодаря своей привлекательности.

Однако он не мог отрицать, что больше всего ему сейчас хотелось затащить ее в постель. Ее белая кожа, такая нежная, такая прохладная на ощупь… Он с удовольствием сделал бы ее горячей, жаждущей, пылающей от желания. Насладился бы прикосновением ее тонких пальцев к своему телу. Он хотел, чтобы она желала его так же, как он ее.

И тут Рене спохватился, вспомнив о проблемах, связанных с этой девушкой. Ее россказни могли быть ложью от начала и до конца, но в большинстве своем жители Нового Орлеана охотно верят лжи, и чем она скандальнее и непристойнее, тем охотнее верят. Стоит ей рассказать свою историю хоть кому-нибудь, и имена Бонанж и Ванье навсегда будут запятнаны. И все из-за того, что она жаждет денег.

И мести. Разгневанная женщина с острым язычком и красивыми глазами всегда представляет опасность, если ею двигают чувства. Неподдельные горе и гаев, которые она испытывала после смерти Уоллеса, свидетельствовали о том, что он был ее первым любовником.

Рене поднялся с кровати. Если он просто вышвырнет ее отсюда, неприятностей не оберешься. Ее заверениям, что она постарается найти работу, Рене не поверил. Если она способна работать, зачем помогала Уоллесу обманывать людей? Нет. Ее руки были такими гладкими, что Рене не сомневался – она никогда не выполняла тяжелой работы. Ее великолепное тело и тонкий ум, очевидно, неоднократно помогали ей в прошлом. Теперь же она задалась единственной целью – завладеть деньгами покойного Филиппа Ванье.

Если все дело в деньгах… Рене лихорадочно соображал. Выход был очевиден: дать Элине денег, чтобы она уехала из города. Но сама мысль об этом была Рене омерзительна. И вовсе не из-за денег. Он мог позволить себе сделать ее такой богатой, что она до конца жизни ни в чем не нуждалась бы. Однако ему не хотелось уступать. Ведь в этом случае она одержала бы над ним верх.

Но это решение казалось единственно верным и довольно простым. Даже если она не сможет доказать свою историю про Филиппа, даже если никто не поверит ни единому ее слову, то горе, которое она принесет Джулии своими глупыми обвинениями относительно смерти Уоллеса, будет ничуть не меньше, чем страдания, которые его сестра испытает, услышав о двоеженстве Филиппа. И даже если Рене добьется того, чтобы Элину арестовали, заткнуть ей рот он не сможет.

Да, выбора у него нет. Ему придется отвалить ей достаточно большую кучу денег, чтобы удовлетворить жажду наживы этой хитрой девицы, а затем избавиться от нее.

– А где мадемуазель сейчас? – спросил Рене, намереваясь безотлагательно решить этот неприятный вопрос.

– Внизу, обедает, – ответил Луи, с трудом сдерживая улыбку. – Вы должны признать, что у мадемуазель есть характер. Сегодня мне пришлось принять на себя ее гнев, но злится-то она на вас.

– Это ненадолго, – уверенно ответил Рене, мрачно улыбнувшись. – Как только она услышит мое предложение, то быстро сменит гнев на милость. – В этом Рене нисколько не сомневался.

Элина лениво играла с лежащей на ее тарелке едой. Ей было непривычно сидеть одной за огромным и необычайно длинным столом. Луи настоял на том, чтобы она пообедала здесь, обращаясь с ней, как с дорогой гостьей, а вовсе не как с пленницей. Однако Элина не могла забыть, что Бонанж держит ее в своем доме против ее воли. Он мог вернуться в любую минуту и снова начать ее терзать.

Она подняла салфетку, чтобы вытереть губы, как вдруг ее рука застыла в воздухе. Мягкая ткань напомнила ей… Нет, она не будет об этом думать. Нет сомнения, что Бонанж добивается лишь одного: он хочет лишить ее решимости бороться с ним. Хочет, чтобы она забыла, кем является. Забыла о том, что он сделал. Но она не забудет. Элина в этом поклялась. Ее внезапно обуял гнев, и она злобно скомкала салфетку.

Бонанж сумел все так перевернуть, что получалось, будто ей нужны только деньги отца. На самом же деле ей нужно было это наследство лишь для того, чтобы не умереть с голоду. Само по себе оно ничего для нее не значило. Предательство отца ранило ее. Слова из газетной заметки прочно засели у нее в мозгу. Как мог он поступить столь подло и бесчестно? Она никогда его не простит. Никогда!

И Бонанжа не простит за его оскорбления. Даже если после своей поездки в город он убедится, что она говорит правду, даже если извинится.

Как раз в тот момент, когда она про себя ругала его последними словами, в комнату вошел Рене. Вернулся ее тюремщик. Элина нервно поджала губы.

– Ты скучала по мне? – дерзко улыбаясь, спросил он.

– Здравствуйте, месье.

Он нахмурился.

– Называй меня Рене. «Месье» в твоих устах звучит как бранное слово.

– Так оно и есть. – Элина с вызовом посмотрела на него. – Просто я себе напоминаю, что ты пренебрегаешь мной. А также законом.

– Я вижу, ты все еще злишься, – заметил он, садясь на другом конце длинного стола. Слуга помчался на кухню, чтобы принести господину обед.

– Конечно, – произнесла она ледяным тоном, в то же время, ощутив, как по телу разливается тепло от одного лишь присутствия Бонанжа.

Элина изо всех сил старалась скрыть свое нетерпение, однако ей до смерти хотелось узнать, что же Бонанж узнал в городе. Говорил ли отец своим знакомым из Нового Орлеана о том, что у него есть другая семья? И почему Бонанж так вежлив с ней? Может, он выяснил, что она говорит правду?

– Однако злость не мешает тебе есть мою еду, как я вижу.

– Луи настоял на этом.

– Да, Луи умеет настоять на своем, когда хочет, – сказал Бонанж, подняв бокал вина, но, не донеся его до губ, добавил: – Кстати, я тоже.

Проигнорировав эту завуалированную угрозу, Элина призвала на помощь всю свою храбрость.

– И что, твоя настойчивость сегодня в городе получила достойную награду?

Он тихо рассмеялся:

– Что ты называешь наградой? Если доказательства того, что ты – дочь Филиппа, то нет, ничего такого я не нашел.

Она уставилась в тарелку, стараясь взять себя в руки. Элина не хотела, чтобы Бонанж видел, как ранила ее эта новость. А чего, собственно, она ожидала? Элина прекрасно знала, что ей не на что надеяться.

Он сидел молча, с любопытством глядя на нее. Когда, наконец, Элина осмелилась посмотреть ему в глаза, на его лице уже не было самодовольной улыбки. Напротив, он рассматривал ее почти настороженно.

– Так что же ты нашел?

– Никто ничего о тебе не слышал. Поверенный вообще не знает о твоем существовании. Друзья Филиппа говорят, что у него не было любовницы в Миссури. Документов тоже нет. Ни в Орлеане-Холле, ни в твоей гостинице.

Элину обуял гнев.

– Ты обыскивал мою комнату?! Какое ты имел право? Он вскинул бровь.

– Такое же, какое имела ты врываться в дом моей сестры, крича, что ты дочь Филиппа. Между прочим, твой «брат» назвался администратору гостиницы твоим мужем. Тебе и твоему дружку следовало хотя бы придерживаться одной и той же истории.

Элина нервно комкала салфетку на коленях. Она уже забыла об этой маленькой хитрости Алекса. Проглотив все те колкости, которыми ей хотелось засыпать Бонанжа, она ровным голосом ответила:

– Как я уже говорила, я вовсе не обязана перед тобой отчитываться.

– Конечно, нет. – Его темные глаза со смехом смотрели на нее.

Ей вдруг захотелось стукнуть его как следует. Бонанж был так уверен в себе и своей правоте, что порой становилось противно.

– Ты тоже не обязан передо мной отчитываться, ведь именно так ты считаешь?

Он наклонился, сжав руки в кулаки. Словно не заметив этого, она продолжала:

– Я понимаю, почему ты отказываешься мне верить. Если поверишь, тебе придется признать, что я – законнорожденная дочь Филиппа, а твой племянник – нет. Ведь мой отец женился на моей матери раньше, чем на твоей сестре. Это первая проблема.

– Как умно с твоей стороны было подумать об этом, – выдавил Рене.

Она пропустила мимо ушей издевку в его тоне.

– Тебе также придется признать, что Алекс – Ванье, а не какое-то там безликое ничтожество. И судья займется расследованием его убийства. Это вторая проблема. Так что поверить мне не в твоих интересах. Поэтому совершенно не важно, что ты узнал в городе. Если бы даже ты понял, что я говорю правду, то никому не сказал бы об этом ни слова.

– Бог мой! Как ты умна! – Его голос был полон сарказма. – Разумеется, не в моих интересах обнаружить, что ты говоришь правду. А то, что я могу оказаться честным человеком, тебе не пришло в голову. Я ни за что не пренебрег бы интересами дочери или сына Филиппа, не важно, законнорожденного или нет. И не имеет значения, какие последствия это имело бы для моей семьи.

– Но ты уже сделал это!

– И твоего Алекса я тоже не убивал.

Она вцепилась в скатерть.

– Зачем отрицать?! Ты же не на допросе. Весь город знает, что ты убил его на дуэли, но никто и словом не обмолвился, что тебя следует наказать. Наоборот, тебя считают героем.

– У тебя нет никаких доказательств того, что это я убил твоего любовника.

– Нет доказательств?! Ты говорил, что отыщешь моего брата, что ему не удастся скрыться. Конечно, это ты убил его. Кому еще нужна была его смерть? К тому же в ночь убийства твои перчатки были в крови.

– Я испачкался кровью, когда пытался нащупать у него пульс, – сорвался на крик Рене. – Но здравый смысл для тебя не больше, чем пустой звук!

– Почему я должна тебе верить?

– Может, потому, что я говорю правду? Ты слепо веришь, что я убил Уоллеса лишь потому, что он украл у меня деньги. – Он развел руками. – Что же, это твое дело. Я не собираюсь оправдываться перед такой бесчестной и лживой особой, как ты. Кроме того, – грозно произнес он, поднимаясь, – я думаю, тебе пора взглянуть на всю эту ситуацию моими глазами, вместо того чтобы цепляться за свои нелепые россказни. – Он вышел из-за стола и принялся нервно ходить по комнате, ожесточенно жестикулируя. – Два отпетых мошенника тайно замышляют обмануть и ограбить меня…

– Но…

– Молчать! – рявкнул он. – Один из них решает, сделать то же самое еще раз, за что его и убивают. Потом я, как полный идиот, нахожу его тело и вызываю полицию. После чего в доме моей сестры появляется его подружка, жаждущая мести. По иронии судьбы она также заявляет, что приходится покойному мужу моей сестры не кем иным, как дочерью. Но доказательств у нее нет. Она не носила его имя, да и внешне на него совсем не похожа. И все же она полагает, что я должен поверить ей на слово. Поверить, что мой зять был двоеженцем. Подумать только! Этот человек, который, по ее словам, помогал ей и ее брату все это время, умер, не оставив ни завещания, ни каких-либо других бумаг, в которых говорилось бы о его другой семье! – Он резко повернулся и гневно уставился на нее. – И после этого ты требуешь, чтобы я поверил твоим словам? Да как я могу?

Его последнее замечание о том, что Филипп не оставил завещания, лишило Элину дара речи. Почему же не было завещания? Неужели отцу было все равно, что с ними случится после его смерти? Однако Элина не сомневалась, что, если бы завещание было, кто-нибудь из властей обязательно сообщил бы маме о его смерти. Значит, Бонанж говорит правду: завещания действительно не было. А если это так, то у креола действительно нет никаких оснований верить ей.

Когда Элина посмотрела на его ожесточенное лицо, глаза ее наполнились слезами.

– Похоже, мы зашли в тупик, – с трудом произнесла она. В его словах она услышала слишком много правды, чтобы их отрицать.

Ее напряженный голос и горестное выражение лица заставили Рене остановиться. Взгляд его смягчился на миг, но затем снова стал холодным.

– Возможно, нет.

Он прошел к столу и сел на стул справа от нее. Он взял ее руки в свои. Элина попыталась вырвать их, но Рене не отпускал ее.

– Послушай, дорогая. Я знаю, почему ты выдумала всю эту историю. И понимаю тебя. Ты целиком зависела от Уоллеса? Вы, наверное, были вместе очень долго? А когда он умер, ты решила выместить свое зло на том, кто, по-твоему, лишил тебя и друга, и средств к существованию одновременно.

Ее глаза округлились от возмущения, она поняла, на что Рене намекает.

– Я хочу компенсировать все твои потери, – продолжил Рене, не замечая, как его слова ранят ее. – Я не стану требовать твоего ареста, и ты не понесешь никакого наказания за свое участие во всей этой истории с шулерством.

– Взамен я должна забыть о том, что ты убил моего брата и хочешь лишить меня прав, данных мне по рождению? Да? Прошу прощения, месье Бонанж, но я на это никогда не соглашусь.

Он рывком поднялся из-за стола и буквально навис над ней, на секунду девушке показалось, что перед ней орел, нацелившийся на свою жертву.

– Ты на удивление упряма, милые глазки, ведь у тебя практически нет выбора. И к тому же ты жадная. Впрочем, этого следовало ожидать. Однако ты поставила меня в затруднительное положение. С этой твоей невинной улыбкой ты, к сожалению, можешь навлечь на голову моей семьи немало неприятностей, если я просто отпущу тебя гулять по Новому Орлеану. Разумеется, я этого не допущу.

– Хочешь сказать, что собираешься меня убить? – насмешливо проговорила она.

Рене стукнул по столу.

– Нет, черт тебя побери! – Он с трудом сдерживал ярость. – Хочу предложить тебе… э… деловое соглашение. Я даю тебе солидную сумму денег, чтобы ты длительное время ни в чем не нуждалась. Взамен ты уезжаешь из Нового Орлеана и забываешь обо всех своих глупостях. Она в изумлении смотрела на него.

– Не может быть, чтобы я поняла тебя правильно!

– Не нужно играть со мной в невинность, Элина. Я предлагаю компенсировать тебе все твои потери, ведь твой покровитель теперь мертв…

– Убит! – выкрикнула она. – Убит, а не мертв. – Она говорила, отчеканивая каждое слово. – Он не был моим покровителем – по крайней мере, не в том смысле, как ты считаешь. Он был моим братом! – Глаза Рене вспыхнули гневом. – И ты предлагаешь вовсе не «компенсировать» мои потери. Ты попросту хочешь купить мое молчание, чтобы не выплыли наружу твои темные делишки!

– Да, – произнес он с деланным спокойствием. – Я хочу купить твое молчание. И я полагаю, что получить от меня деньги не так рискованно, как помогать карточному шулеру или…

– Или томиться за решеткой, куда ты, несомненно, собираешься меня отправить. Выбор у меня простой: взять твои деньги или попасть в тюрьму. Я правильно тебя поняла?

– Нет, черт побери! – взорвался он, хватая ее за руки и рывком поднимая с кресла. – Я не поведу тебя к судье. И никогда не собирался этого делать. Но я не верю, что ты предпочтешь голодать на улицах или зарабатывать на жизнь тяжелым трудом в, таком городе, как Новый Орлеан, вместо того чтобы взять мои деньги!

Эти слова заставили девушку побледнеть, но она выдержала его взгляд.