Текст книги "Ты - мой спаситель"
Автор книги: Дебора Диксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
– Кэролайн?
– Не сердись. Я должна была прийти. – Кэролайн вела себя, словно любопытная мамаша, которую застали роющейся в бумагах дочери. – Кто-то же должен был им объяснить, что ты не могла этого сделать. Не могу поверить, что они тебя уволили из-за этой статьи. Просто не могу поверить. Мне так жаль, дорогая. Так жаль.
– Не стоит. Дело не в статье. – Мэгги перевела взгляд на Бо. – Они уволили меня из-за вчерашней ночи. Старый сарай рядом с моим домом имел неосторожность вчера сгореть.
– Что? – ахнула Кэролайн. – И ты мне не позвонила. Ничего не сказала. С тобой все в порядке?
– Кэролайн, я в порядке. – Мэгги снова заставила себя перевести взгляд на подругу. Ее следующие фразы вылетали короткими пулеметными очередями, словно она в состоянии была выговорить только несколько слов за один раз. – Я тебя люблю. Уходи. Расскажу тебе все потом, но сейчас нам с мистером Грейсоном надо поговорить. Наедине.
– С тобой действительно все в порядке? – снова спросила Кэролайн, и на этот раз Бо насторожил ее тон – в нем слышалось некое тайное взаимопонимание между этими двумя женщинами. Кэролайн явно знала о приступах паники, случающихся с Мэгги, и так же знала о том, что их вызывает.
– Со мной действительно все в порядке, – заверила ее Мэгги. – Иди и открывай салон. Я сама справлюсь.
Кэролайн подхватила свою огромную сумку, послала Бо едкий предостерегающий взгляд, такой едкий, что им можно было бы растворить всю краску на «шевроле», и быстро чмокнула Мэгги в щеку в знак поддержки. Не отвечая, Мэгги ждала, когда она покинет комнату, и захлопнула за ней дверь. Шнур на старых венецианских жалюзи на оконной раме не выдержал, и жалюзи с грохотом опустились, закрывая окно.
Странно, подумал Бо, он точно знает, что чувствовал этот шнур. Всякий раз, оставаясь наедине с Мэгги, он ощущал себя туго натянутым, готовым лопнуть. Скоро так и произойдет, он предчувствовал это.
– Почему бы вам не опустить и остальные, раз уж вы этим занялись, Мэгги?
Ее грудь высоко поднималась и опускалась, когда она заговорила, голос ее дрожал:
– Ты самодовольный сукин сын.
Бо не дрогнул. Его обзывали и похуже.
– Пока что, Мэгги, мы установили, что я не знаю, кто мой папа, и что моя мама была той еще штучкой. – Он ослабил узел галстука и снова упер руки в бока. – Оба этих утверждения вполне соответствуют истине, между прочим. А теперь хотите перейти к делу или просто хотите продолжать злословить по поводу моего семейного древа? В таком случае у меня еще есть чудаковатый дядюшка, по поводу которого вы и впрямь могли бы развернуться. Этот дядюшка носил свои штаны задом наперед еще до того, как это вошло в моду.
Жаркий гнев в ее взгляде сменила боль от того, что она чувствовала себя преданной. Это было хорошим знаком. Человек не может бороться доводами разума с гневом; гнев хочет только наносить удары. А боль, напротив, хочет знать, почему. Боль станет слушать.
– Что вы выбираете, Мэгги Мей? Будем действовать жестко?
– А разве мы не всегда так действуем? – Она бросила сумочку на один из стульев и подняла вертикальные шторы. Потом обернулась и задала вопрос, ради которого пришла. – Зачем вы позвонили Беннету? Я спрашивала у вас, что будет дальше, и вы сказали: «Ничего». Там, у меня на кухне. Я вам поверила. Почему вы солгали, Бо?
9
Мэгги понимала, что ее гнев вызван потерей работы, однако будет другая работа, другие больницы. То, что сделал Бо, ранило ее гораздо больнее. Он солгал. А это ранило ее гордость, потому что она ему поверила. Все в Бо свидетельствовало о том, что он – человек слова. Целостность натуры была его второй кожей. Когда он пообещал, что после пожара в сарае ничего не случится, она ему поверила.
Какая дура! Ее снова обманула реклама. Не может быть ничего лучше рекламы. Сколько раз еще ее надо учить?
Дура, дура, дура! Потому что и сейчас продолжает надеяться, что у Бо есть объяснение случившемуся. Он молчал так долго, что Мэгги подумала, не прикидывает ли он, как лучше вышвырнуть ее из своего кабинета. Самый легкий способ избежать вопросов, на которые не хочешь отвечать, – избавиться от человека, который их задает. Именно этот подход до сих пор эффективно срабатывал у Беннета. Может быть, Бо перенял у доктора его опыт.
Молчание было неловким и нарочитым. Он разглядывал ее так, как те, кто раз в год наведывается в музеи, разглядывает абстрактные картины – не вполне понимая, но завороженный их сложностью. Мэгги уже собиралась было прервать невыносимую тишину, но он вдруг ответил:
– Я вам не лгал, Мэгги, и не звонил Беннету. Он сам мне позвонил.
– О, конечно! Он просто позвонил вам ни с того ни с сего и сказал: «Привет, как дела, не сожгла ли Мэгги что-нибудь еще на этой неделе?» И вы сочли себя обязанным поделиться сведениями.
– Нет, – прорычал Бо. – Этот разговор затянется надолго, если вы будете цепляться к каждому моему слову. Я не хочу быть жестким, но, очевидно, к тому идет.
Он обогнул стол, ногой оттолкнул стул в сторону и стал пристально смотреть на нее, ожидая, пока до нее не дошли его слова. Когда Мэгги села, жесткие черты его лица чуть-чуть смягчились, и он прислонился спиной к столу, заняв позицию напротив нее.
– Слушайте внимательно, Мэгги, повторять я не собираюсь. Беннет позвонил мне сам раньше восьми утра. Я просто оказался здесь случайно, потому что к тому времени, как добрался бы домой, времени на сон уже не осталось…
Он сделал паузу, ожидая извинений, наводя ее на мысль, что она должна почувствовать себя виноватой. Мэгги действительно почувствовала себя виноватой, но решила ни в коем случае не просить прощения за то, что вынудила его выполнить свою работу. Поэтому она заставила себя ответить ему столь же выжидательным взглядом и промолчала.
– Ладно, – продолжал Бо. – По крайней мере, вы слушаете. Когда Беннет позвонил, он задал всего один вопрос. Если бы я ему не ответил, он нашел бы кого-нибудь еще. Он хотел знать, горел ли вчера ночью сарай рядом с вашим домом.
– Что? – Мэгги вскочила со стула, словно подброшенная пружиной. – И вы его не арестовали? Какое еще вам нужно доказательство, что это он меня подставил?
Бо рассмеялся в ответ на ее предложение.
– Господи, Мэгги, у меня меньше улик для ареста Беннета, чем для вашего задержания.
– Только подумайте! Беннет случайно звонит вам сегодня утром насчет пожара в сарае. Откуда ему о нем известно? Он начался слишком поздно, чтобы попасть в газетные сообщения, возможно, о нем все равно бы не стали упоминать. Там даже не было съемочной группы. Это же просто старый сарай!
Ее рассуждения казались ей самой настолько неоспоримо логичными, что Мэгги не могла поверить, что надо ему что-то объяснять. Она придвинулась поближе, чтобы видеть его глаза, видеть, понимает ли он то, что она пытается ему втолковать.
– Так откуда же он узнал о сарае, если вы ему не рассказывали и я тоже? А? Или ему рассказал тот человек, которого он нанял сжечь сарай, или он сам его поджег. Как еще он мог узнать?
Выражение лица Бо не изменилось. Она ни в чем его не убедила. Мэгги почувствовала, как гаснет ее возбуждение, ощутила ужасную уверенность: что бы она ни говорила, что бы ни делала, ничто не остановит цепочку проклятых совпадений, все сильнее опутывающую ее. Бо собирается пробить бреши в стене ее выводов, и после этого она снова станет подозреваемой номер один – недовольная медсестра, вознамерившаяся отомстить.
Впервые Мэгги начала бояться не только воспоминаний. Она начала бояться будущего, начала задавать себе вопрос: какое количество улик считается достаточным? Какое количество совпадений будет более чем достаточным? Начала вспоминать, есть ли среди ее знакомых хороший адвокат, и сможет ли она нанять его, оставшись без работы.
– Мне очень жаль, Мэгги, – мягко произнес Бо. – Я знаю, вам бы хотелось, чтобы в этом пожаре был виновен Беннет, но я не могу сделать вывод о его виновности на основании телефонного звонка. Он мог узнать о пожаре из самых разных источников.
– Каких? – резко возразила она. – Скажите мне, как он мог узнать? Хочется, чтобы ответ был более убедительным, чем моя версия.
– Просто. Один из вчерашних пожарников мог сегодня утром увидеть статью в газете и позвонить своему любимому члену больничного Совета – Беннету.
– Откуда ему знать Беннета? – сопротивлялась Мэгги.
– В добровольные пожарные дружины идут люди из самых разных слоев общества, Мэгги. Политики, бизнесмены, заводские рабочие, бухгалтеры, мясники – кто угодно. Один из них легко мог оказаться приятелем Беннета по игре в гольф. Откуда мы знаем?
– Нет, я не думаю…
– Ш-ш-ш. Не думайте. Теперь моя очередь. Вы задали вопрос. – Бо перебирал возможности одну за другой. – Один из ваших соседей мог прочесть газету, проезжать мимо, сопоставить факты и позвонить Беннету. Или тот человек, которому принадлежит этот сарай, мог ему позвонить. Ваша фамилия написана на почтовом ящике. Людям известно, что ваш док входит в Совет больницы. Его имя часто упоминают в новостях в связи с общественной жизнью и благотворительностью. Большинство людей звонят члену Совета, чье имя запомнили. Кто угодно мог ему позвонить.
Мэгги автоматически протянула руки к его груди, пальцы ее с отчаянием вцепились в ткань и крепко сжали.
– Нет. Это был не кто угодно. Это был некто. Вы должны были узнать его имя. Не могу поверить, что вы не спросили его имени.
– Мэгги, любой новичок достаточно осведомлен, чтобы задать этот вопрос. Я спросил. Спросил не один раз. Беннет упорно держался за версию о том, что ему на рассвете позвонил один местный житель, проявивший озабоченность.
– И с чем я остаюсь?
– А с чем вы хотите остаться?
– С самой собой.
– Нет, не хотите, – резко бросил Бо, хватая ее за запястья и отрывая руки от своей рубашки. – Вас всю жизнь оставляли наедине с самой собой.
Мэгги попыталась отнять у него руки, но Бо только крепче сжал их и не отпустил. Он держал ее ладони в своих стальной хваткой. Она не вырвется у него, пока он ей все не выскажет.
– Если бы вы действительно хотели покончить с этим – и чтобы вас оставили в покое, – то могли бы объяснить ваши приступы паники, и почему вы не выдержали один из тестов на полиграфе. А заодно могли бы упомянуть и о Саре Аластер. Вы ведь были там, правда? В ту ночь, когда Сара погибла? Именно по этой причине вы не выдержали испытания на полиграфе, не так ли?
Она вздрогнула, и у Бо вырвалось сдавленное проклятие. Он нарочно обнажил нерв, но не ожидал, что нанесет такую глубокую рану. Мэгги сердито дернулась, снова пытаясь вырваться, но он крепко держал ее. Если она опрокинет стул, если хоть что-нибудь упадет на пол, – Рассел и Джим воспользуются этим шумом как предлогом, чтобы прибежать. Дверь не заперта. Они, вероятно, уже поглядывают на шторы и гадают, что там происходит.
Ей не нужны свидетели. Ему тоже не нужны. Применение силы к подозреваемым не поощряется.
– Не надо, Мэгги, – прошептал Бо. Она слегка расслабилась, но все еще не смотрела на него. – Нам не нужны сцены, а то сюда ворвутся мои люди.
Она нахмурилась. Возможно, пытается собраться, взвесить слова прежде чем заговорить. Бо положил ее ладони к себе на грудь и держал их там, пока она не перестала вырываться.
С ее ресниц не закапали слезы. Он и не думал, что Мэгги из породы плакс. Но все равно провел большим пальцем по ее щеке, запустил руку в короткую гриву ее волос и обхватил голову ладонью.
– Простите, Мэгги. Я не хотел бередить старую рану. Только не так.
Мэгги уставилась на свои пальцы, прижатые к груди Бо. Она поняла, что можно одновременно ненавидеть человека и нуждаться в его силе.
Ей было так холодно внутри. Это сделал страх. Он заморозил ее и превратил удары сердца в раскаты грома, отдающиеся в ушах. Ничего бы этого не было, если бы Бо просто оставил все, как есть. Оставил ее в покое. Поверил ей.
Но он не верил.
Мэгги ненавидела Бо за то, что он слишком много знает. Ненавидела себя за то, что знает недостаточно много, что никак не может приблизиться к правде. Возвраты в прошлое были всего лишь фрагментами времени без продолжения. Это были кусочки невидимого целого, бесполезные картинки калейдоскопа того дня.
Наконец Мэгги подняла глаза, ей пришлось это сделать. И нашла все того же Бо – глаза его пронизывали ее до самых дрожащих коленок. Его бритва пропустила несколько мест на подбородке. Вероятно, он сегодня утром слишком спешил, чтобы побриться как следует.
Но нет, он не спешил. Пришел в свой кабинет рано. Так почему бы не уделить бритью достаточно времени и не побриться как следует? Бо Грейсон такой человек, который обращает внимание на мельчайшие детали.
«Почему ты так спешил добраться до своего кабинета, Бо? – неожиданно подумала Мэгги, и эта мысль захватила ее. – Почему был сегодня небрежен? Если ты не ложился спать, у тебя было полно времени, чтобы побриться и принять душ».
– С вами все в порядке? – спросил он, прерывая ее мысли.
Этот его шепот был пронзительным, проникал в самые отдаленные клетки ее тела, и у нее внизу живота словно всколыхнулась ртуть. Его большие ладони переместились и начали творить чудеса с ее спиной – он словно просил прощения, а у нее напряглись мышцы и потеплело на душе.
Мэгги ответила не сразу. Нечто важное пыталось пробиться к выходу в том беспорядочном лабиринте, который назывался ее мозгом. Ей некогда было прислушаться к своему телу. «Почему ты так рвался в свой кабинет, Бо?» – этот вопрос стучал у нее в мозгу, требовал ответа.
Пока она билась над разгадкой, ее мысли метались из стороны в сторону, складывая кусочки головоломки. Самым легким объяснением было то, что сгоревший сарай вызвал у него желание покопаться в ее прошлом. Что он спешил продвинуться вперед в своем расследовании. Но этого мало. Если бы только ей удалось ухватить мысли, которые проносились в голове.
Она все время возвращалась к его заинтересованности этим делом. Он не передал его кому-нибудь другому. С чего бы это заместителю начальника следственного отдела понадобилось ехать в такую даль к ней домой в ненастную погоду, – чтобы только посмотреть на сгоревший сарай? Почему бы не послать подчиненного? С тем же заданием – осмотреться, – но гораздо меньше бросается в глаза. Зачем тратить личное время? И зачем тащиться куда-то среди ночи по звонку какой-то женщины, пусть даже и подозреваемой им в поджоге?
Он сам дал ей ответ. Если он ляжет с ней в постель, это не внесет даже самой поверхностной ясности в их отношения. Бо стремился к риску не больше, чем она. А он столкнулся с опасностью увлечься подозреваемой. Единственный способ для него хоть как-то справиться с этим увлечением – это доказать ее вину. Тогда она действительно станет для него недосягаемой, но до тех пор Бо увлеченно играет в любимую старую игру – игру с огнем, в танец на самом краешке пропасти. Рискуя до невозможности. Точно так же, как обычно рисковал до того, как отложил свой пожарный топорик и каску, Бо хотел испытать, сколько жара сможет выдержать и не обжечься.
Если он поддастся искушению, она победит. Если устоит, победит он.
Ее пальцы снова вцепились в его рубашку, но на этот раз она хорошо сознавала, что делает, поднялась на цыпочки и притянула его поближе к себе. На меткое попадание бомбы следовало ответить таким же ударом. Мэгги прошептала ему в самое ухо:
– Кого вы хотите одурачить? Тех парней в соседней комнате? Кэролайн? Меня?
– О чем вы говорите? – Бо взял ее за плечи и отстранил от себя, чтобы посмотреть в лицо.
Мэгги встретила его взгляд, насмешливо подняв одну бровь, в ее улыбке была уверенность, которой он уже давно в ней не видел. Это преображение показалось ему почти чудом.
– У меня для вас новости, Бо, – сказала она. – Вы меня не обманете. Больше не обманете. Можете делать вид, что вы многострадальный следователь, который завяз в моем деле, но это ведь вы сами не хотите бросить расследование на полпути. Вы могли бы подкинуть этого ребеночка кому-нибудь другому сегодня утром и избавиться от меня. Но не сделали этого. Почему вы этого не сделали?
– Не имею привычки спихивать свои дела, пользуясь правом старшего. Это подрывает боевой дух в коллективе.
– О, да. Особенно ваш боевой дух. У вас опасная склонность к самоуничтожению, Бо. Я вижу здесь определенную схему. Сперва вы пытаетесь погибнуть в пожаре, но вынуждены отказаться от этой мысли, потому что другие парни погибнут вместе с вами.
Она отпустила его рубашку и расправила галстук. Затем сделала шаг назад от него и почувствовала под коленками сиденье стула.
– Поэтому теперь вы добиваетесь острых ощущений, пытаясь загубить свою карьеру. Вы думаете, я менее опасна, чем огонь? Думаете, что можете со мной справиться? Справиться с «напряжением», которое возникает между нами? Думаете, оно не взорвется прямо перед вашим лицом? Подумайте хорошенько. Возможно, вы умеете войти в самый центр пожара и выйти оттуда целым, но со мной у вас это не получится.
– А что произойдет?
– Еще не решила. Но нет ничего страшнее женщины, загнанной в угол. Так давайте, расходуйте время впустую, расследуя случайные пожары из-за загоревшейся сковородки восемнадцатилетней давности, если считаете, что это потешит ваше самолюбие и удержит от глупостей, например, от того, чтобы поцеловать меня еще раз. А я тем временем буду заниматься тем, чем должны бы заниматься вы, если бы так не старались сделать виновной меня.
Бо не стал спрашивать, что она имеет в виду. Он хорошо знал, что кипит в глубине этих голубых глаз, поэтому приказал ей:
– Оставьте в покое Беннета. Только подойдите к нему, Мэгги, и я упрячу вас в тюрьму за нарушение спокойствия граждан.
– Если я оставлю его в покое, он упрячет меня за решетку за поджог. Так что мне терять нечего.
– Рассел! – позвал Бо и скрестил на груди руки, но не отвел глаз от Мэгги. – Иди сюда.
– Бедняжка Бо! Неужели вам необходимо подкрепление теперь, когда я обнаружила вашу ахиллесову пяту? Боитесь остаться со мной наедине теперь, когда я знаю, что вас можно получить почти без усилий?
Он не стал ее разубеждать, так как дверь со стуком распахнулась. Рассел просунул голову в комнату.
– Да, Бо, что такое?
– Я хочу, чтобы ты отвез мисс Сент-Джон домой. У нее было нечто вроде приступа. Она говорит, что у нее низкий уровень сахара в крови, и все еще чувствует себя довольно слабой. Я хочу быть уверенным, что она благополучно доберется до дома. Не стоит ей ходить по улицам.
Или приближаться к Беннету, пока она не остынет. Бо считал, что поездка на машине домой даст ей шанс пожалеть о своем порыве. Мэгги не глупа. Просто она сейчас вне себя, но даже эта мысль его пугала.
Бо улыбнулся, увидев вспышку гнева в глазах Мэгги. Прелесть его плана заключалась в том, что если она будет протестовать против версии о сахаре в крови, то у него не останется другого выхода, как только проинформировать Рассела об истинной причине, побудившей его дать ей сопровождающего до дома. Но Мэгги не стала путать его карты. Она что-то пробормотала и взяла сумочку.
Продолжая улыбаться, Бо прибавил:
– Рассел, пусть Джим едет за вами и привезет тебя назад.
– Да, сэр. – Он исчез, но оставил дверь открытой.
Поворачиваясь к выходу, Мэгги сказала:
– Мы еще не закончили.
– Да. За вами будут наблюдать, Мэгги, поэтому не вздумайте выкинуть что-нибудь не то. Вы опять окажетесь здесь, и глазом моргнуть не успеете.
Она не стала спорить, а спросила:
– Зачем Кэролайн приходила сюда?
– Именно за тем, о чем она вам сказала. Приходила, чтобы сожрать меня за то, что я вас предал.
Когда они уехали, Бо резко выдохнул, сбрасывая с себя остаток напряжения. Он надеялся, что Мэгги поверит в то, что за ней наблюдают. Правда заключалась в том, что у него не было ни людей, ни права на то, чтобы за ней наблюдать. Она жила в другом районе, не подпадающем под его юрисдикцию.
Бо сосредоточенно достал справочник и начал звонить. Он уже позвонил по трем телефонам, когда вдруг вспомнил об их новой игрушке – усовершенствованном факсе, дополненном радиосвязью. Ему требовалось только написать одно сообщение цифровым кодом. Придется все же обзвонить полицейские участки, не имеющие факсов, но это сэкономит массу времени.
А у Бо было ощущение, что его время заканчивается. Если Мэгги виновна, ему надо доказать это до того, как еще кто-то пострадает. Если Мэгги не виновата, ему надо доказать это до того, как она сделает нечто такое, о чем будет сожалеть.
10
– Мой дом вон там, впереди, – сказала Мэгги Расселу и махнула рукой влево.
– Хорошо.
Рассел оказался разговорчивым, но когда они подъехали к остову сгоревшего сарая, он замолчал. Сбавил скорость, чтобы хорошенько рассмотреть его. Мэгги вцепилась в подлокотник и крепко сжала его, пытаясь сохранить спокойствие. Не хватало ей только еще одного допроса. Наконец они миновали сарай и поехали быстрее.
– Здесь! – Она показала на одиноко стоящее здание – никогда еще ей не приходилось так радоваться при виде родного дома. – Мой дом. Вот здесь. Подъезжайте и остановите машину у крыльца.
Мэгги с трудом подавила желание выхватить у него ключи после того, как он припарковался. Ей хотелось только выбраться из машины и чтобы няньки наконец-то убрались восвояси. К сожалению, это было не так просто. Рассел последовал за ней к дому.
Когда они подошли к крыльцу, Гвен подняла яростный лай. Эта собака редко лаяла, но время выбирала безупречно. Она дала Мэгги возможность вежливо избавиться от Рассела.
– Это моя собака. Требуется минут десять, чтобы ее утихомирить и впустить кого-нибудь в дом, так что вам нет необходимости провожать меня дальше. Я знаю, у вас много работы. Надо ловить кого-то. Тушить пожары. Работа важная.
– Я могу и подождать. – Рассел смотрел на дверь, за которой постепенно затихал лай, поднятый Гвен. – Шеф меня по головке не погладит, если с вами что-нибудь случится.
– Со мной все в порядке, не беспокойтесь. Мне просто нельзя было уезжать без завтрака, учитывая все недавние события. Я – медсестра. Мне лучше чем кому бы то ни было должно быть известно, что плохое питание рано или поздно сказывается. – Она пожала плечами – злобный лай Гвен возобновился с новой силой, почти заглушая ее голос. – Подумать только.
– О, я вас понимаю. Не помню уже, когда полноценно обедал в последний раз. Возможно, займусь этим сегодня же вечером. – Он перевел взгляд на сидящего в машине Джима. – Обещаете, что проведете остаток дня спокойно?
– Конечно. Вам не о чем беспокоиться. Я приготовлю себе поесть, как только выпущу погулять собаку, а потом улягусь перед телевизором. Никаких стрессов. – Она перекрестилась и улыбнулась. Затем на прощание помахала рукой Джиму, который ждал в бежевом четырехдверном «форде».
Когда Рассел стал спускаться с крыльца, Мэгги заметила, что его взгляд устремлен на магнолии. Вероятно, он удивлялся тому совпадению, что совсем недавно сгорел сарай по соседству с ее домом. Он снова перевел взгляд на «форд», но Мэгги знала, что ему захочется еще раз взглянуть на сарай.
Мэгги заставила себя забыть на данный момент о пожарах и вставила ключ в замок. По правде говоря, она действительно чувствовала себя ужасно. Если бы ее спросили, что ощущаешь, когда твоя жизнь разваливается на куски, она бы ответила: усталость. То небольшое представление, которое она устроила для Бо, стоило ей последних запасов энергии.
Когда дверь открылась, Гвен начала свой ритуал. Только это слово могло примерно описать сложное приветствие волкодава. Гвен обычно выделывала передними лапами нечто вроде танца, пока открывалась дверь, потом врывалась в гостиную, где Мэгги клала свою сумочку и ключи. Затем один раз гавкала, подавая сигнал, что пора бы обняться.
Мэгги наклонилась, обняла ее и похлопала по боку. Крупная грудная клетка загудела, словно барабан.
– Славная девочка, как я рада видеть приветливое лицо!
Мэгги похлопала себя по бедру и вышла с черного хода вместе с собакой. Они побрели к сараю. Это поле было обычным местом для деловых, так сказать, прогулок Гвен, и собака не нуждалась в провожатом, чтобы совершить прогулку туда и обратно. Но сарай притягивал Мэгги, словно магнитом. Заставлял ее думать о судьбе и о будущем. Пока Гвендолин носилась вокруг, Мэгги смотрела на обугленные столбы, которые только и остались от постройки. Ее пробрала дрожь, настолько сильная, что у нее затряслись плечи, словно кто-то прошелся по ее могиле.
Или по могиле Сары.
Одна случайная мысль, и прошлое опутало ее, как паук свою жертву. Прошлое было безжалостным. Оно победило, и ее мысли снова перенеслись в прошлое.
…Ее разбудили голоса. Мужчина и женщина кричали друг другу ужасные, обидные слова. В том туманном полусне, пока не включилось полностью сознание, Мэгги показалось, что она снова дома у матери. Что в любой момент этот парень ее может ударить. Иногда мужчины это делали. Тогда ссора обычно заканчивалась, а мать плакала.
Мэгги натянула одеяло на голову, думая, что лучше бы они напились и отключились. У нее всегда болел живот, когда они ссорились. Иногда он болел так сильно, что ее рвало. Сейчас он снова начинал сильно болеть.
Тут она вспомнила, что не живет больше с мамой. Она в доме у приемных родителей, самом лучшем из всех, где ей довелось побывать. Сегодня она осталась с Сарой. Аластеры уехали на костюмированный бал. Они вернутся только далеко за полночь, но сказали, что полагаются на своих девочек и надеются, что девочки знают, как себя вести. Одним из правил было не приводить друзей. В доме не должно было быть никого, кроме нее и Сары.
Сара всегда была такой послушной. Поэтому они ей доверяли. Так почему же кто-то пришел к ним? Почему она его впустила? Мэгги села и выскользнула из-под одеяла, не зная, что делать. Мама говорила, чтобы она никогда не выходила из своей комнаты, когда они ссорятся.
Но мама часто была не права.
И мамы здесь нет.
Наконец-то Мэгги посмотрела правде в глаза. Мама никогда не вернется. Ей придется устанавливать собственные правила, а эта ссора не была похожа на мамины, поэтому она пошла к дверям спальни…
Правое колено Мэгги подломилось, когда Гвен ткнулась ей под коленку носом, вырвав из прошлого и возвращая в настоящее. Дрожа, Мэгги прислонилась к Гвен, а собака присела рядом с ней. Мэгги очень не нравилось, что она не понимает этих воспоминаний. Они не согласовались с тем, что она знала о Саре, о времени, проведенном с Аластерами. Если можно доверять своим воспоминаниям, то Сара не только солгала насчет разбитой вазы для цветов, но в доме в ту ночь был кто-то еще. Кто-то, кто ссорился с Сарой.
Гвен заскулила. Пора идти. Мэгги взглянула на часы. Еще только одиннадцать. Сколько бессонных часов ей предстоит провести, зная, что она в ночь пожара не спала. Возможно, она спустилась вниз. И могла сделать что угодно. Эта картинка из прошлого разрушила ее фантазию о маленькой Мэгги, уютно спящей в своей постельке и ни в чем не повинной.
Прежде чем войти в кухню, Мэгги сняла у двери туфли. С лапами Гвен она ничего не могла поделать. Поэтому Мэгги и держала всю мебель в чехлах и научилась рассматривать грязь как временное неудобство, а не вселенскую катастрофу. Это был единственный способ соседствовать в жизни с волкодавом.
Она вынула из шкафа с продуктами паштет и вишневый лимонад. Вода никогда долго не оставалась холодной с этом доме с неисправным кондиционером. Поэтому она не ставила ее в холодильник. Гвен растянулась на полу у открытой задней двери, надеясь поймать сквозняк. Мэгги ногой отодвинула стул от стола и плюхнулась на него.
Именно тогда она и попалась ей на глаза – газетная вырезка. Та самая, которую она сожгла на решетке камина. Она помнила, как бумага чернела в огне, который полз по странице.
Но вот она снова здесь. Посреди ее стола. Вырезанная точно так же. Смятая на сгибах точно так же.
Без всяких оснований Бо лелеял надежду на то, что он позвонит в несколько мест и кто-нибудь на другом конце провода вспомнит тот пожар. Он посмотрел на часы. Только что пробило полдень. Бо уже не надеялся на такой исход. На его факс не было получено ни одного ответа.
Сотрудники половины отделений, с которыми он связался, пообещали перезвонить ему, так как не могли найти журнал с записями такой давности. Восемнадцать лет – большой срок, говорили они, в их тоне ясно слышалось сомнение, не обещавшее ничего хорошего.
Каждый телефонный звонок был повторением первого. Они держали его в подвешенном состоянии. Сегодня он пребывал в подвешенном состоянии дольше, чем планы на продолжение многосерийного телефильма. И пока его разговор с Джоном Макколом из добровольной пожарной бригады в Слотере не представлял собой исключения.
– Мне это ни о чем не говорит, – ответил Маккол после долгой паузы. – Мне надо посмотреть в журнал, а я тут сегодня дежурю один. Можете подождать?
– Нет проблем. – Что могли изменить лишние пять минут?
Бо услышал, как положили телефонную трубку, и попытался не зевнуть и не признаться, хотя бы самому себе, что Мэгги его утомила. В ожидании он взял в руки газетный клочок и методично расправил его, жалея, что не может так же легко расправить пружину страсти внутри себя. Ему это не удавалось. Эта пружина была слишком тугой, удовлетворение физического желания не намного ослабило бы ее.
Его чувства к Мэгги выходили за рамки гормонов и физиологии. Ее сущность глубоко вошла в него – а он никогда не позволял этого ни одной из женщин. Но Мэгги уже там – душа, которую он понял и на которую заявил права, как только увидел ее. Он не мог объяснить этого ничем другим. Ни один мужчина в здравом уме не мог желать женщину, которая приносит столько неприятностей, сколько Мэгги Сент-Джон.
Или женщину, у которой столько неприятностей, сколько у Мэгги Сент-Джон.
В трубке затрещало, когда Маккол снова взял ее.
– Вы сказали – Аластер?
– Да, именно так. – Бо насторожился и бросил клочок бумаги обратно на стол. – Девочка по имени Сара Аластер. Пожар произошел где-то в конце июня. Вы нашли?
– Мы зарегистрировали этот вызов. Грустная история, когда погибает ребенок.
Бо провел достаточно времени на похоронах по долгу службы.
– Да, я знаю. Как, по-вашему, сохранилась еще папка по этому делу или отчет?
– Конечно. Где-нибудь сохранилась. Если имелась жертва, то по крайней мере должен остаться отчет. Я спрошу у Эрни Тусанта. Если отчет можно найти в грудах наших папок, то он его найдет.
– Послушайте, я очень вам благодарен за помощь. Позвоните, когда найдете, и я пришлю за ней кого-нибудь.
– Не беспокойтесь. Я попрошу внука занести ее вам. У него занятия в университете во второй половине дня. Вы ведь сидите на улице Сен-Луи, верно?
Бо сообщил ему номер дома, поблагодарил и положил трубку. Медленно улыбнулся и отправил изуродованный клочок бумаги в мусорную корзину. Ты можешь бежать, Мэгги, тебе не удастся спрятаться.
