Текст книги "Ты - мой спаситель"

Автор книги: Дебора Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

4

Сперва Бо проклинал прокурора, который целый день продержал его в суде для дачи показаний, затем темную ночь, которая к тому же начала плеваться в него дождем. Достаточным препятствием служила сама извилистая дорога, так еще и дождь полил. Ни единый уличный фонарь не разгонял темноту с тех пор, как из зеркальца заднего вида исчезли последние следы цивилизации – если мусоросжигательный заводик и кучку многоквартирных домов можно назвать цивилизацией.

Наконец, потеряв надежду на появление искусственного или лунного освещения, он включил фары на максимальную яркость и сосредоточился на извивающейся черной ленте дороги, которая в конце концов должна была вывести его к Мэгги Сент-Джон. Несмотря на древний возраст и богатую историю, дорога Ривер-роуд была всего-навсего двухполосной деревенской дорогой, которая никуда не спешит. На западе береговой вал Миссисипи возвышался темным, угрожающим горбом. Пустынные пастбища простирались к востоку от дороги. Возможно, «пустынные» было слишком сильным словом для их определения, но дома попадались крайне редко.

И машины тоже. Очень неприятное место, если в машине что-нибудь сломается, особенно для женщины. Бо уже в который раз удивился, почему Мэгги предпочла жить так далеко от Батон-Руж. И так изолированно. Снизив скорость, он всмотрелся в номер дома на огромном почтовом ящике одного из немногих домов у дороги, построенного в плантаторском стиле. Дом Мэгги должен быть уже близко, самое большее через пару миль.

Если она считает, что, игнорируя оставленные на автоответчике послания, можно заставить его отступить, то она глубоко ошибается. Бо хотел получить объяснение результатов полиграфа. Если ее не окажется дома, он подождет, но он полагал, что долго ждать не придется. Все подруги Мэгги по больнице в один голос твердили, что она слишком много работает, играет тоже много, когда на нее находит настроение, и проводит много свободного времени в доме, который подруги называли «тот большой старый дом, который она любит».

Многие сестры ошибочно приняли его профессиональный интерес к Мэгги за личный. Ошибочно? Невинные замечания насчет того, что Мэгги чаще всего можно найти по вечерам дома, сопровождались лукавым подмигиванием. Это его устраивало как нельзя лучше, так как он хотел все выяснить сегодня же вечером.

Выяснить что? Нечего выяснять, спорил он сам с собой. Логика подсказывала, что это сделала она. Один из тестов на детекторе лжи подтвердил это. Инстинкты, которые его еще никогда не подводили, просто вопили, предупреждая его держаться подальше от Мэгги Сент-Джон.

Так почему же он едет по Ривер-роуд, направляясь прямиком к ней – к неизбежному – и надеясь, что она может объяснить ему не поддающиеся объяснению вещи? Потому что хочет увидеться с ней наедине. Не в своем кабинете и не в больнице. Хочет увидеть настоящую Мэгги, а не воинственную злючку, которую она изображает перед всем белым светом.

Бо почти вжал педаль акселератора в пол. Он не привык, чтобы что-нибудь влияло на его объективность. Но это удалось сделать Мэгги, пару раз создав у него впечатление о ее уязвимости и чувственности. Он сосредоточил все внимание на ней, а не на деле. Как бы он ни пытался притворяться, увидеть ее дома необходимо было ему не для того, чтобы получить ответы на свои вопросы или чтобы собрать доказательства, а для того, чтобы понять Мэгги. И потому, что Мэгги ему нужна.

Это ему очень не понравилось. Он не хотел ни к кому привязываться.

Проехав мимо полуразрушенного сарая, Бо снизил скорость, снова посмотрел на почтовый ящик и резко затормозил. Дождь барабанил по капоту и по крыше автомобиля, а он сидел и смотрел. Даже в темноте дом Мэгги привлекал к себе внимание.

«Тот большой старый дом, который она любит» представлял собой белый готический особняк, наверху которого обычно бывает квадратная комната, похожая на рулевую рубку парохода, – затейливо украшенная. Вокруг третьего и второго этажей шли галереи. Все окна в доме были ярко освещены. Несколько овальных окон привлекали внимание разноцветными огнями витражей.

Старые и неухоженные магнолии росли слева от дома. Они образовали заслон, который почти скрывал от посторонних глаз поле и старый сарай. Или почти скрывал дом Мэгги со стороны поля. Бо не был уверен, что именно заслоняли эти магнолии.

Это не тот дом, который он ожидал увидеть у Мэгги. Он был вовсе не современным и слишком большим для одного человека. Содержание подобного жилища и выплата по закладной должны были поглощать каждый заработанный ею цент.

Бо свернул на подъездную дорожку; под колесами захрустел гравий, когда он затормозил позади маленького кокетливого спортивного авто. Красный «мустанг» с откидным верхом наводил на мысли о неизбежном штрафе за превышение скорости и был именно таким автомобилем, который он считал подходящим для Мэгги. Он был ей по плечу.

Посмотрев на машину, а затем на дом, Бо решил, что медсестры зарабатывают больше денег, чем он полагал. Или дом на Ривер-роуд был дешевле, чем ему казалось.

Бо заглушил двигатель и взял с сиденья рядом с собой плотный конверт. Получить подпись под ее показаниями – под этим предлогом он собирался постучать к ней в дверь. Не то чтобы Бо нуждался в предлогах, он был достаточно опытен и понимал, что она не пригласит его в дом так просто. А ему хотелось побывать в ее жилище.

Когда он выбрался из машины, занавеска на одном из окон первого этажа на дюйм приподнялась. Мэгги определенно была дома и знала о его приезде. Несмотря на дождь, пропитывающий его одежду, Бо уставился прямо на это окно, давая ей возможность хорошенько рассмотреть себя, и только потом захлопнул дверцу. Занавеска опустилась, и он направился к крыльцу.

В тот момент, когда он поднялся по ступенькам, до его слуха донеслось звяканье цепочки и стук отодвигаемого засова. Бо терпеливо ждал на краешке крыльца, спрятавшись от дождя, но не слишком близко от двери. Пауза между отпиранием двери и ее открыванием длилась так долго, что Бо уже начал опасаться, не передумала ли она. Затем дверь со скрипом распахнулась.

Их все еще разделяла сетчатая дверь, но силуэт Мэгги сейчас оказал на него такое же действие, как и ее тело среди бела дня оказало на всех присутствующих мужчин в дежурной комнате. Вид Мэгги изменил направление его мыслей, он забыл о деле и думал только о том, как бы до нее дотронуться.

Неужели у этой женщины нет приличной одежды?

Ее короткий джинсовый комбинезон так выгорел и износился, что, понял Бо, на ощупь стал похож на старую фланель. Под широкими лямками плечи ее были голыми. Нет, понял он, не голыми. Тонкие, как спагетти, бретельки крохотного топа с глубоким вырезом едва виднелись рядом с джинсовыми лямками.

– Сейчас угадаю, – произнесла она. Одна ее рука была засунута в карман, другая не отпускала дверной ручки. – Вы заехали по дороге?

Возможно, другой не заметил бы напряжения в ее голосе, самого крохотного намека на жесткий самоконтроль. Но от Бо это не укрылось, и ему все стало ясно. У Мэгги нет объяснения отклонению в результатах проверки на полиграфе, никакой забавной, остроумной истории о том, почему она заколебалась перед ответом на тот вопрос. Мэгги встревожена. Возможно, надеется, что ему еще ничего не известно о том тесте, и она спрашивает себя, что он намеревается теперь предпринять.

Ничего, Мэгги. Абсолютно ничего, решил он. По крайней мере, сегодня вечером. Он уже получил тот ответ, ради которого приехал, но не на такой ответ он надеялся.

Взмахнув промокшим конвертом, Бо сказал:

– Я застрял в суде и не успел застать вас в больнице. Мне хотелось, чтобы показания были подписаны сегодня и можно было с этим покончить.

Мэгги бросила взгляд на часы на руке.

– Девять часов – несколько поздновато для работы, даже для вас. – Она взглянула на него с задумчивым блеском в глазах, и он понял, что Мэгги снова собирается поддеть его. – Но с другой стороны, наверное, дьяволу никогда не переделать свою работу.

– У вас острый язычок, Мэгги. А перо такое же острое? – Шагнув поближе, он протянул ей конверт. – Возможно, вы сперва захотите это прочесть. Могу подождать здесь, если пожелаете.

Мэгги поняла, что его предложение остаться снаружи является довольно откровенным намеком на то, чтобы получить приглашение войти, и воспротивилась. Ей казалось, что впустить его в дом все равно что голодного волка к овцам, и при этом надеяться, что он сожрет не слишком много. Невозможно предугадать, съест или не съест. Она потеряла способность правильно оценивать ситуацию. Уже три ночи ей не удавалось поспать как следует. Она боялась спать, боялась видеть сны.

И боялась остаться даже ненадолго наедине с человеком, стоящим у ее порога.

Что бы ни подвигло Грейсона на поездку за город этим вечером, причина крылась не в необходимости получить ее подпись под показаниями. Нет, ему нужно было что-то совершенно иное, и он разыгрывал эту маленькую игру для того, чтобы этого добиться. Только она не знала, чего «этого». И не могла понять по его бесстрастному лицу, видел ли он результаты проверки на полиграфе.

Как он выразился сегодня утром, запахло жареным. Распахнув дверь, Мэгги взяла конверт и поставила все точки над «i».

– Вам сегодня вовсе не обязательно было это делать.

– Вы правы, – легко сознался он. – Но я не люблю оставлять что-то недоделанным.

От того, как он понизил голос почти до шепота, волосы на затылке у Мэгги зашевелились. И от того, как он ухватился за дверь, чтобы не дать ей захлопнуться. На нем уже не было галстука с пальмой и пистолета. Рукава рубашки закатаны, но он все еще был при исполнении. Бляха все еще приколота к поясу. И к его душе, насколько она могла доверять своему суждению о людях.

Мэгги вспомнила один из немногочисленных советов матери. Эти советы всегда следовали за очередным разрывом с тем мужчиной, который в тот момент платил ренту, и за советом обычно следовал приказ укладывать чемоданы. В свои восемь лет Мэгги не понимала большей части ее предостережений, но этот совет сейчас наполнился глубоким смыслом.

«Беги от таких мужчин, как от огня, детка. Им нельзя лгать, их нельзя обмануть».

Бежать слишком поздно. Ей негде спрятаться. Ничего не остается, как выдержать до конца – чего никогда не делала ее мать. Мэгги использовала воспоминания о матери, как нравственный компас. Если мама указывала на юг, Мэгги шла на север. – Вы промокли, – наконец произнесла она.

Бо провел рукой по волосам, приглаживая их.

– Профессиональный риск.

Теребя конверт, Мэгги отошла от двери.

– Послушайте, я читаю медленно. Вам лучше войти, мистер Грейсон. Я… я дам вам полотенце. И ручку.

– Мое имя – Бо, – сообщил он ей и переступил порог, постаравшись шагнуть на коврик в прихожей. – Не причиняйте себе никаких хлопот ради меня.

– Несколько поздно говорить о хлопотах, вам не кажется? Особенно после того, как вы проделали весь этот путь, чтобы разведать, что из себя представляет в действительности главная подозреваемая. – Слова «в действительности» Мэгги взяла в кавычки взмахом свободной руки. – Вот, пожалуйста. Кондиционер сломан, гостиная вон там. Не обессудьте.

Бо смотрел, как она скрылась за углом, наверное, пошла за полотенцем. Отсутствие воздушного кондиционирования объясняло ее склонность к скудным одеяниям, но когда он повернул голову в том направлении, куда она указала, то не знал, что и подумать о гостиной. Мэгги явно была неважным декоратором и плохой домохозяйкой.

Две кушетки, стоящие друг против друга, были накрыты не первой свежести покрывалами. На полу, на журнальных и кофейном столиках, вокруг камина громоздились стопки книг и журналов. Стопки были неровные, словно их постоянно перебирали и снова складывали как попало. Из них торчали кусочки бумаги, играющие роль закладок.

Бо пробрался среди книжных завалов, пытаясь понять, что она любит читать. Книги его удивили. Комната была полна путеводителей, журналов «Нэшнл джеографикс», книг по истории и руководств по кругосветным путешествиям под парусом, альпинизму и самодеятельным сафари. Заинтригованный, он присел на корточки рядом со стопкой у камина, но его отвлек запах дыма.

Свежего дыма.

Повернув голову к отверстию камина, Бо спросил себя, зачем это при сломанном кондиционере могло понадобиться разводить огонь в июле. Причем без дров. Он всегда обращал внимание на необычные вещи. В камине не было никаких углей, обгоревших кусков дерева. Только скрученный серый пепел каких-то бумаг, которые, очевидно, положили на решетку и подожгли.

Он нагнулся и протянул ладонь над самым пеплом, проверяя наличие тепла, идущего от кирпичей и решетки. Они были холодными, но он ничего другого и не ожидал. Ему очень хотелось бы знать, что именно жгла Мэгги. Страницы дневника? Время выбрано подходящее. И умно, если она доверяла бумаге сокровенные мысли.

Достать обгоревшую бумагу и восстановить записи было непросто, но возможно. У него в багажнике вместе с инструментами лежал флакон фиксирующего раствора. Его приятель из лаборатории криминалистики штата мог ее расправить и проявить изображение на фотобумаге, но без ордера на обыск Бо не мог ничего взять. Если только это что-то не свидетельствовало явно о преступлении.

Проклятие!

Женщины любят стирать прошлое, сжигая вещи – старые любовные письма, записочки, все, что напоминает им о человеке или о событии, которое они хотят забыть. Проблема со сжиганием своих воспоминаний заключается в том, что их уже нельзя вернуть. Что ты сожгла, Мэгги? Что хочешь забыть?

Он услышал в прихожей шаги и уже начал было поворачиваться обратно к книгам, как вдруг заметил в уголке решетки уцелевший в огне обрывок бумаги. Это был уголок какой-то печатной страницы, обгоревший только по краям. Бо не стал его разглядывать. Сработал рефлекс. Он просто схватил его и сунул в карман рубашки, потом схватил первую попавшуюся книгу и сделал вид, что читает, стоя спиной ко входу под аркой.

Тут Бо заметил пепел на пальцах и на кармане. Поспешно опустив руку, он вытер пальцы о влажные брюки, а вот с карманом он ничего поделать не мог. Оставалось только надеяться, что Мэгги не заметит пятно.

– У вас, оказывается, хобби, Мэг…

Бо замер, почувствовав горячее сухое дыхание на своей шее, сопровождающееся тихим, но серьезным рычанием. Каждый волосок у него на голове встал дыбом. Он молча пытался прикинуть, каких размеров должна быть собака, которая способна дышать на его шею сверху, но отказался от этой затеи, потому что результат ему не понравился.

– Хороший песик, – тихо сказал он.

Рычание стало громче. Бо замолчал и послал Мэгги мысленный приказ поторопиться.

Невероятно медленно поворачивая голову, он попытался разглядеть возникшую угрозу. Когда в поле зрения оказался самый огромный пес из всех, которых он когда-либо видел, Бо почувствовал, как кровь отливает от лица.

– Гвендолин, нет! Не ешь этого человека. – Никогда Бо так не радовался голосу Мэгги, хотя она добавила: – Он испортит тебе желудок.

Если бы Бо не опасался за свою жизнь, он бы рассмеялся. А так у него не было настроения шутить. Собака-убийца Гвендолин расслабилась так быстро, будто Мэгги щелкнула выключателем. Адское создание перестало скалиться и мягко ткнулось в него носом, что Бо принял за извинение и предложение дружбы.

Смахнув пепел с рубашки, он благоразумно принял это предложение.

Повернулся и спросил с невольным благоговением в голосе:

– Господи! Что это?

Рост Гвендолин в холке достигал по крайней мере трех футов, длина добрых пяти футов от носа до хвоста. Крупнее дога. С жесткой серо-серебристой шерстью и такими темными глазами, что они казались совсем черными. И необычайно выразительными. Сейчас она выглядела обеспокоенной тем, действительно ли он ее простил.

– Это ирландский волкодав, – сообщила ему Мэгги с легкой насмешкой в голосе. – Они на самом деле очень добрые. Гвен четыре года. Кто-то оставил ее у ветеринара по соседству и так за ней и не пришел, когда ей было всего шесть месяцев. И с тех пор она живет у меня.

Мэгги подала ему полотенце и почесала макушку Гвен. Собака почти доставала ей до плеча.

– Нас связало наше трагическое прошлое.

– Я заметил. У нее ваш очаровательный характер, – ответил Бо, перебросив полотенце через шею и вытирая концом волосы. – Сперва кидаетесь, потом просите прощения.

Вместо того чтобы вспыхнуть, Мэгги рассмеялась. Смех больше напоминал горловое бульканье. Этот неожиданный звук, то, как она легко рассмеялась над самой собой, вызвали у него ответную улыбку. На мгновение между ними не осталось ничего, кроме шутки. Затем она вспомнила, что он враг, и смех замер. Она спрятала его, словно тайну, которой не собиралась делиться. И осталось только неловкое молчание, уклончивый взгляд ее глаз и ощущение, что его обокрали.

– Простите, что не предупредила вас о Гвенни. – Мэгги пожала плечами. Одна бретелька комбинезона спустилась с ее плеча. – Она была на кухне, гонялась во сне за кроликами, когда я вас впустила. Я не думала, что она проснется.

– Ничего не случилось.

Ничего не случилось.

У Мэгги подогнулись колени, когда до нее дошел смысл фразы, и нахлынуло воспоминание. Она закрыла глаза, попыталась прогнать его прочь, но это не помогло.

– …С-Сара?

– О, Боже мой! Мэгги! – Сара резко обернулась, вытерла глаза и посмотрела вверх на лестницу. – Иди в постель, Мэгги. Все хорошо.

– Но Сара, я же слышала…

– Мэгги Мей, не надо больше сюда спускаться! – Голос Сары звучал резко, в нем слышалось отчаяние, и Мэгги испугалась. Сара внезапно улыбнулась, но Мэгги понимала, что это не настоящая улыбка. – Иди ложись, детка. Я разбила мамину вазу для цветов, вот и все, и испугалась. Сейчас уберу осколки. Ничего не случилось. Иди в постель. Ладно? Пожалуйста… Ничего не случилось!

– Мэгги?

Кто-то тряс ее за плечи, но ее рассудок не хотел расставаться с прошлым. «Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!» Это слово эхом отдавалось у нее в голове, не выпуская из той ночи. Не похоже на Сару – плакать и просить. Совсем не похоже. Что-то тут не так. У Мэгги болел живот, и ей не спалось. Ей было всего десять лет, она была послушной девочкой и сделала то, что просила Сара.

Может быть, все было бы по-другому, если бы она не пошла спать. Может быть…

– Мэгги. Все в порядке. Открой глаза. Когда открываешь глаза, воспоминания отступают.

Руки мягко скользили по ее плечам, гладили по лицу, большие пальцы смахивали слезы. Утешали. Ее щеки были мокрыми. О, Господи, эти руки принадлежали Бо. Он вытирал ей слезы.

Мэгги заставила себя открыть глаза, надеясь, что все это было только плохим сном. Черные глаза Бо находились на расстоянии нескольких дюймов от ее глаз. Колени у Мэгги снова подогнулись, но его руки оторвались от ее щек и подхватили под локти, поддержав ее, а она схватилась за его рубаху на груди. Мэгги чувствовала себя такой уязвимой, такой беспомощной, как никогда в жизни.

И ничего не могла с этим поделать, только держаться за Бо. Он был ей сейчас необходим. Она стояла между двумя мирами – и не здесь, и не там, с Сарой. Руки ее дрожали, ей было холодно. Боль в груди стала почти невыносимой, а дышать приходилось через силу. Она вынуждена была прилагать столько усилий, чтобы сосредоточиться.

И все время она пыталась отделить чувства маленькой Мэгги от ужаса Мэгги взрослой. Потеря самообладания была самым ужасным из кошмаров. Ничто и никто не мог ее достать. Именно так она выжила, так сохранила свою целостность. Годы, проведенные в этой системе, научили ее этому.

– Все в порядке. – Его голос эхом отразился в ней, проник глубоко внутрь, буквально пригвоздил ее к месту. А затем стал мягким и вкрадчивым, словно ему нечего больше было делать, как нянчиться с ней. Как будто он это уже делал прежде.

– Я здесь. Ты здесь. Мы одни, больше никого. Только дождь. Ш-ш-ш… что бы это ни было, оно прошло. Прошло, дорогая.

Мэгги снова почувствовала, как подступают слезы. Это не прошло. Ей придется снова пройти через это. Те же воспоминания… другие воспоминания… не имеет значения. Та ночь снова подкрадется к ней, прорвет ее самообладание, завладеет разумом, хочет она того или нет. Заставит встретиться лицом к лицу с правдой.

Все, что угодно, может их вызвать. Все, что угодно. И кто угодно.

Только остаток гордости удержал ее от того, чтобы уступить желанию прижаться к нему и позволить теплу его ладоней растопить холод, заставляющий ее дрожать от озноба. У нее возникло глупое ощущение, будто она в безопасности до тех пор, пока он ее обнимает. А Мэгги никогда не чувствовала себя в безопасности. Она держалась только благодаря самообладанию. Вот и сейчас она должна взять себя в руки и восстановить нанесенный ей урон.

– Мне уже хорошо… – прошептала она верхней пуговке рубашки Бо.

Бо едва расслышал ее шепот, но тихие слова все равно проникли в его сердце. Он знал, что ее глаза так же проникнут в его душу, но все равно пальцем поднял ее лицо за подбородок к своему лицу. У него не было выбора. Его мозг не участвовал в принятии решения.

Мэгги закрыла глаза и глотнула воздуха, когда он заставил ее поднять голову. На выдохе она наконец открыла глаза.

– Это так ужасно? – тихо спросил он, тыльной стороной пальцев поглаживая ее шею.

Она глотнула.

– Ч-что?

– Быть так близко от врага.

– Ты не…

– Хорошо. Рад этому. – Его взгляд задержался на ее мягких, полураскрытых губах. – Не люблю целовать женщин, которые считают меня плохим парнем.

Бо ждал, когда его слова дойдут до ее сознания, ждал, что Мэгги отстранится. Когда этого не произошло, он прижался губами к ее губам.