Текст книги "Особое задание"

Автор книги: Давид Лившиц

Соавторы: Анатолий Пудваль
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Исполнение желаний

Группа Морского вернулась 12 августа.

В этот день Ася готовилась к переброске в тыл врага на новое задание, но вылет задерживался. Знакомый майор, принесший на аэродром эту весть, сообщил, что разведчики находятся в Себеже, на отдыхе.

– Это в 240 километрах отсюда, вдоль линии фронта.

Уже через час, узнав, что в ближайшие два дня вылета не будет, Ася мчалась на попутных машинах в незнакомый и вдруг ставший самым необходимым на свете Себеж.

Первым, кого Ася увидела на отведенной для разведчиков даче, был Саша. Широко улыбаясь, он поднялся ей навстречу, радостно протянул руки:

– Ася! Вот здорово! А Костя уехал к тебе…

Георгий вернулся ночью, огорченный, расстроенный и, не заходя в дом, полез на сеновал спать.

Утром ребята, отводя лукавые глаза, рассказали:

– Да была… На рассвете уехала…

Георгий вздохнул и, взяв полотенце, спустился к озеру умыться.

Он жадно вдыхал свежий утренний воздух. У берега замедлил шаг: какая-то девушка в военной форме, склонившись над самой водой и балансируя на одной ноге, натягивала сапог.

– Асёнок!

Георгий с разбегу подхватил Асю на руки, и, не удержавшись, полетел с ней в озеро…

А потом всей компанией катались на лодках. Георгий сидел на веслах. То и дело откидывая со лба золотистые кудри, дурачился и весело хохотал. Обращаясь к Асе, он полушутливо вопрошал на все озеро:

– Сильва, ты меня не лю-ю-бишь?

– Ну, конечно, нет, разве не ясно? – комментировал с другой лодки Саша.

– Ах, так! – Георгий принимал позу оскорбленного достоинства и бросался в воду.

Притихшие и задумчивые, они сидели на островке.

Саша грустил, перебирая струны гитары, а Георгий, глядя на воду, задумчиво пел:

 
…А под этим дубом
партизан лежит.
Он лежит, не дышит,
он как будто спит.
Золотые кудри ветер
шевелит…
 

Вечером Георгий проводил Асю. Вернулся к себе и долго сидел над чистым листком бумаги.

«Здравствуйте, дорогие мои мама, папа и Люся!

Это моя первая весточка после 10-месячного молчания. Я жив и по-прежнему здоров. Сейчас только что вернулся с задания… Хотелось бы многое рассказать вам, но… писать пока не все можно. Вот кончится война, тогда вы узнаете, каким оружием и как я бил врага. Скажу одно: как досталось мне и моим товарищам – не всякий раз так приходится людям на фронте. Но мы с честью и мужеством перенесли все и, несмотря ни на что, выполнили задание. Сейчас, когда перебираешь в памяти прошедшие события, трудно верится, что человек столько может перенести и остаться живым и более или менее здоровым! Придет время и вы сами будете удивляться, слушая подробности…»

Незаметно пролетели дни отдыха. Георгий съездил на побывку домой, в Свердловск, и, вернувшись, готовился к очередному заданию.

Ася несла службу на радиоузле, в разведцентре. Она уже примирилась с мыслью, что ей из-за плохого здоровья пока не придется работать в тылу врага. Но она радовалась тому, что сможет слушать позывные Георгия.

Группа Морского уходила в конце октября 1944 года. К этому времени советские войска продвинулись далеко на запад и, выйдя к Балтийскому морю, отрезали крупную группировку немцев. Здесь, в курляндском «котле», оказались запертыми около 30 вражеских дивизий.

Врага нужно было добить. И для этого требовались максимально точные сведения о его замыслах, планах, возможностях.

Группа Морского отправлялась в самый «котел». На нее, испытанную, проверенную, возлагались особенно большие надежды.

Накануне вылета ребята зашли в радиоузел, к Асе, поговорить, попрощаться. Она усадила гостей в мягкие кресла, что оставил на богатом хуторе бежавший кулак-хозяин. Разведчики смеялись, шутили, под конец размечтались. Георгий заговорил о будущем:

– Слушайте, ребята. Давайте, когда кончится война, а кончится она скоро и непременно весной, соберемся все в Риге, на Площади Свободы. А потом пойдем на бал Победы. Смотрите, огромный зал, залитый светом. Море цветов. Музыка. Вальс. И мы все кружимся, кружимся… Девушки – в белых платьях, изящных туфлях, в волосах у них запутались конфетти, шею, плечи обвил разноцветный серпантин. А мы в костюмах, галстуках…

– А побриться ты успел? – спросил Саша. И было непонятно, шутит он или говорит серьезно и относилось ли это к будущему празднику или к предстоящему отлету.

Когда прощались, все ушли вперед, а Георгий на минуту задержался. Задумавшийся, стоял он с непокрытой головой, держа в руке шляпу. Потом неожиданно, видимо, отвечая на какие-то свои мысли, словно отсекая что-то, резко взмахнул рукой:

– Ничего. Если уж придется, умирать буду с музыкой!

На другой день Ася писала:

«Здравствуйте, Иван Дмитриевич, Софья Николаевна, Люся!

Вчера Георгий уехал. Я буду теперь слушать его ежедневно. Уверена, что он вернется снова и, верится, скоро. Обо всем буду писать».

…Через три дня группа Морского вышла на связь. Ожидая их появления в эфире, Ася установила приз тому, кто первым услышит «голос» корреспондента 23–23. Этим первым была она сама. Георгия и на этот раз узнала по «почерку»: очень мелкие точки и тире, четкие границы между ними.

Сведения группы Морского – о дислокации, вооружении, работе вражеских портов – были очень богатыми, и Константин Туманов передавал их по нескольку раз в день.

«Дорогие Иван Дмитриевич, Софья Николаевна… сообщаю вам радостные вести. Георгий жив. Я слышу его позывные ежедневно. В наших условиях это равносильно разговору. Я радуюсь его успехам…».

14 декабря Георгий вышел на связь по расписанию. Передав короткую радиограмму и фразу: «Вызову позднее», – отстукал К – конец связи. Дежурный радист с тревожным недоумением сказал Асе, что у его товарища по ключу – корреспондента 23–23 —чувствовалась не свойственная ему нервозность: он ошибался, перебивал цифры.

До Аси и раньше доходили слухи, что группу Морского почти постоянно блокируют. Может, и сейчас…

Она почти не покидала радиоузла, помня фразу: «Вызову позднее». Но ни в тот день, ни на следующий, ни на третий Георгий «голоса» не подавал. Ася гнала от себя тревожные мысли. «Нет, не может быть, чтобы что-нибудь случилось. И не в таких переплетах бывали ребята. Да и Георгий – с его выдержкой и спокойствием… А может быть, вышла из строя радиостанция, или питание кончилось? Ну, конечно! Все будет в порядке!»

«Дорогие Иван Дмитриевич, Софья Николаевна, Люся!

Поздравляю Вас с Новым годом. Желаю счастья, успехов в работе и жизни, а самое главное здоровья.

У нас работа сейчас идет, как никогда, очень горячо. Осталось совсем немного очистить от фрицев Прибалтики. И, конечно, нам выпадет счастье принять активное участие в окончательном разгроме врага. Ведь всем так хочется быстрее вернуться домой. И недалек тот час! Скоро Гера вернется к вам.

Крепко жму ваши руки. Ася».

Письмо было отправлено 26 декабря 1944 года.

Курляндский эпилог

Весна эта пришла. Был май и была Победа, выстраданная, долгожданная, была ликующая Рига и был бал, была музыка и были цветы.

«…в Риге… на площади Свободы…»

Ася в который раз обошла заветную площадь. Она знала: они не придут, и все-таки приехала сюда, надеясь на невозможное.

«…соберемся в Риге…»

Георгий погиб 14 декабря 1944 года.

Погиб вместе с командиром группы Морским.

На последнем задании «богам Латвии» пришлось работать в курляндском «котле», еще оккупированном немцами участке нашей территории.

Немцы возлагали на Курляндию большие надежды. Они говорили, что не уйдут из Курземе, что отсюда начнется решительное наступление на Восток.

Но им ничего не помогло. «Котёл» буквально бурлил. Возникали все новые партизанские отряды, прямо в самое пекло входили все новые разведывательные и диверсионные группы.

Один из товарищей Георгия Борисова по оружию, бывший разведчик-радист Виктор Кушников потом вспоминал:

«В августе сорок четвертого нас забросили в центр Курляндского „котла“, в район Кулдиги. В группе было три человека: наш резидент Матчинш Карл Янович, офицер Советской Армии, разведчик Анатолий (латыш) и я – радист.

И пошли на Большую землю наши сведения.

Как-то мы встретились с группой латышей. Они были заградительным отрядом от партизан, но крепко не поладили с немцами, да и правду жизни уже раскусили вконец. Вот и перебили немцев, ушли в лес. Мы установили с „заградителями“ связь, договорились создать партизанский отряд. И они не дремали – вели агитацию. Стали к ним потихоньку подходить люди. Прибыл один партиец, взял дела в свои руки. Было у них поначалу 70 человек. Занимались разведкой. Но хотелось активизировать действия. Мы попросили Большую землю дать оружия. Нам крепко за это попало. „Ваше дело, – ответили, – заниматься разведкой, это очень важно, не беритесь за то, что вас отвлекает“. Однако вскоре сбросили тринадцать мешков оружия, телогрейки, питание для рации. Но и нам дали срочный приказ: из отряда уйти.

Мы договорились с командиром отряда держать связь.

А отряд вырос уже человек до ста тридцати. Назвали его „Красной стрелой“. Немцы помогли название придумать. Вот как это получилось.

Диверсии совершались партизанами сразу в нескольких местах, чтобы фашисты думали, что действует несколько групп. Вот немцы и начали развешивать в этих местах упредительные щиты: „Внимание! Красная стрела (саркана булта)!“

Отряд рос. Его действия активизировались. Он расположился между озером Усмас и рекой Абавой. Неподалеку от лагеря Абава впадала в реку Венту. Участок в 40 километров был настоящей партизанской зоной. В отряде было три стрелковых взвода, один пулеметный, взвод разведки и лазарет.

К партизанам приходили многие разведывательные группы, чтобы получить груз, сброшенный с самолета: здесь были очень удобные места. Приходила и группа Морского, правда, тогда я ребят не встречал.

Группа Морского была очень активная, сведения она добывала богатые, зарекомендовала себя передовой. В нашей части ребят не случайно называли „богами Латвии“. Всех их я знал хорошо. С Георгием познакомился еще в Осташкове. Работали они в районе между Тукумсом и Кулдигой. Немцы там гуляли свободно. Дорога Тукумс – Кулдига – Лиепая охранялась. Так что разведчикам там было трудно, однако наши продолжали бомбить этот район по их данным.

Немцы приблизительно засекли местонахождение отряда. Они разослали карателей по окружающим хуторам, чтобы прощупать точное расположение „Красной стрелы“. И когда им это удалось, мы вынуждены были из отряда уйти, так как сведения у нас были важные, и мы не могли рисковать. Радисткой в отряде осталась Зина Якушина, специально заброшенная с Большой земли.

Незадолго до ухода из отряда мы услышали стрельбу где-то между Кулдигой и Тукумсом. Выслали разведку. В это время в отряд пришли Володя Кирьянов и Виктор. Володя рассказал, что группа Морского неожиданно встретилась с немцами, которые, вероятно, прочесывая лес, двигались по просеке (просеки в Курляндии квадратные, километр на километр, попадешь в такую – худо будет). Сначала ребята подумали, что это переодетые наши. Сблизились. И тут немцы спросили документы. Началась перестрелка. Двое из „богов“ – Георгий и Саша – погибли…

Немцы начали наступление на отряд. Решено было оставить лагерь. Все заминировали, отошли. На вторые сутки немцы полезли. Нарвались на мины. Начали бешеный обстрел лагеря из минометов. Но там никого не было.

В Кулдиге немцы обнесли проволокой двухэтажный дом и написали: „Здесь будут партизаны из „Красной стрелы““.

7 марта грянул бой. Враг бил из минометов, стрелял противотанковыми фауст-патронами. Немцы атаковали партизан пять раз, но те сражались стойко. Вместе с партизанами было несколько групп разведчиков. Они находились на самом трудном участке. Мстил за своих друзей Володя. И погиб.

Вечером фашистов выбросили на лед Абавы. Их пулеметчики, засевшие на южном берегу, не разобравшись, ударили по своим.

Бой начался в 10 утра, закончился только к ночи. У фашистов были большие потери. Так что дом, предназначенный для партизан, пришлось набивать трупами самих карателей.

Отряд вернулся в лагерь, опять начал диверсии. А мы по-прежнему собирали сведения. Помнится, разузнали местонахождение штаба группировки. Потом засекли их склады с минами, снарядами возле дороги Тукумс – Вентспилс. Наши разгромили эти склады.

Начальство нас так со сведениями подгоняло, что о победе мы узнали только 10 мая. Я решил проверить часы, включил рацию. Слушаю, что такое? Митинги! Кричу Матчиншу: „Война кончилась!“ – „Как? Что ты?“ „А вот, сам послушай“. Слушаем. Видим, разведчик наш бежит, бах-бах из автомата. Ну, думаем, немцы. А разведчик орет во все горло: „Эх вы, да ведь война кончилась!“»

…Курляндская группировка капитулировала перед войсками маршала Говорова 9 мая.

Разведчики Морского погибли за несколько месяцев до победы.

Человек продолжает жить

Сегодня, 23 февраля 1956 года, в Тульском механическом институте торжественный вечер. Он посвящен 38-й годовщине Советской Армии. Секретарь партбюро очень просил Асю Бородкину приехать. «Вы, – сказал он, – единственная из всех женщин института, кто был участником Отечественной войны».

И вот Ася сидит в президиуме, среди институтского начальства, рядом с ветеранами гражданской и Отечественной войн. Она видит недоуменные взгляды: почему, мол, никому не известная первокурсница попала в президиум?.. Ася с удовольствием прослушала доклад – небольшой, живой, интересный. Невольно вспомнились далекие годы, фронт. А когда список желавших выступить был исчерпан, секретарь партбюро вдруг объявил:

– Товарищи! Вот здесь, рядом со мной, сидит участница Отечественной войны, бывшая разведчица, теперь студентка нашего института товарищ Бородкина. Попросим ее рассказать что-нибудь из своей боевой жизни!

Зал дрогнул от грома аплодисментов. Признаться, Ася не ожидала такого подвоха. Но отказываться было бессмысленно.

Когда она вышла на трибуну, наступила такая тишина, что Ася немного даже растерялась. Что и как сказать? О чем?

И вдруг перед ее глазами, словно живые, возникли ребята из группы Морского. Смеющийся Георгий, серьезный, подтянутый Саша, добродушный Володя, отчаянный Лешка… Как будто не было этих двенадцати лет, как будто только вчера разведчики вернулись на Большую землю и веселой гурьбой ввалились в ее тесную комнатку.

Ася не помнит, как она говорила. Ее негромкий голос падал в притихшие ряды. И казалось, друзья-разведчики вошли в этот зал, незримо встали за ее спиной.

…Годы бегут, спешат, но они не стирают из памяти ни одного события, ни одного имени.

Когда кончилась война, разведчики, как и договаривались, собрались в Риге, на площади Свободы. Многих не было среди них. Не было и Георгия.

На хуторе под Ригой живые подняли бокалы за тех, кто не вернулся, и поклялись не забывать ушедших, поклялись сделать все, о чем они мечтали.

Однажды Ася получила письмо от старого товарища-фронтовика:

«Так, значит, ты, Асенок, видела родителей Георгия? Очень жаль их, хороший был парень Георгий.

В тылу, в Латвии, в декабре 1944 года я узнал о его смерти от одного парня из их группы, который спасся чудом. Это было близ города Кулдига… Остались в живых только Виктор и Володя, этот самый парень. Помнишь, Ася, Володю? Такой невысокого роста, тихий. Но каким он был в бою! Он стал начальником штаба „Красной стрелы“ – знаменитого латышского партизанского отряда. В марте 1945 года во время боя с карателями он был тяжело ранен и в тот же день умер. Какой был парень! Нас тогда собралось до десятка спецгрупп в том отряде, и нам дали оборонять один участок. Там было девяносто наших автоматчиков. Представляешь? Мы подпустили немцев на 15–20 метров, не дав ни единого выстрела. А потом одновременно грянула сотня автоматов. Лес взвыл, а о немцах и говорить не стоит. Они побросали и убитых, и раненых, и оружие и бежали так, что трудно себе представить. Местные жители рассказывали потом, что шедшая на помощь немецкая часть, услышав такую стрельбу, повернула назад, не дойдя до места боя. Были бои еще и 30 апреля и 1 мая 1945 года. Так что друзья отомстили и за Георгия, и за Сашу, и за Володю, и за всех наших товарищей, павших в боях за Родину.

…Хорошие у нас были ребята и девчата! О них есть что вспомнить».

Многое изменилось в жизни Аси после войны. Десять лет она проработала в строительном тресте – всегда среди людей, всегда для людей. И, начав по существу все сначала, пошла в вечернюю школу, отлично закончила ее и на тридцать втором году поступила в институт.

И всегда – в труде и на отдыхе, в праздники и в будни, в радости и в печали, в поисках и свершениях – всегда рядом с нею живет образ обаятельного юноши – Георгия Борисова.

В трудные минуты Ася достает его письма. Единственные два письма, которые за все время их дружбы Георгий послал ей, уходя в разведку. И Ася, словно ищет в них опору, читает, перечитывает, хотя давно уже знает каждую строчку на память:

«Родная моя подруга!

Завтра-послезавтра я с тобой расстанусь, может быть, надолго, а может, и никогда нам больше не суждено будет увидеть друг друга. Но пусть это временное расставание (будем надеяться, что оно – временное) еще больше закрепит нашу дружбу.

Не будем закрывать друг другу глаза на действительность, но не будем преждевременно и хоронить себя. Какие бы трудности ни ожидали меня, я постараюсь их преодолеть и выйти победителем. Я не хочу и не могу себе представить, что это конец нашей дружбы. Наоборот, пусть наша дружба станет более тесной и крепкой. Я буду помнить тебя, и в тяжелые минуты мне будет легче от этого.

…Мы – молодые, и потому должны победить и – победим! А наша дружба нам поможет в этом.

Скоро окончишь подготовку и ты, и тоже пойдешь на задание. Тебе тоже придется, может быть, нелегко, и вот это меня очень, очень волнует. Но всегда помни, что мысленно я с тобой, рядом.

Прошу… береги себя. В опасные минуты не горячись, спокойно оценивай обстановку и быстро действуй. В этом залог победы. И пусть нашим верным спутником будет надежда.

…Твое имя будет поддерживать меня, мою ненависть к врагам, к смерти. Так пусть наша дружба вдохновляет нас к победе, к жизни!»

И записка с передовой. Ее Георгий послал перед тем, как перейти линию фронта:

«Шлю тебе горячий дружеский привет.

С тех пор, как мы расстались, прошло несколько дней, а мне кажется, что это было так давно…

…Писать (сама знаешь) много не приходится.

Пока жив, здоров. Настроение отличное, но паршивая погода портит все дело. Вспоминаю тебя, твои серо-голубые глаза. Вот, впрочем, и все. Пусть все то, о чем мы с тобой говорили, будет реальным. Я хочу этого!»

…Человек продолжает жить.

По-прежнему в далекий Свердловск к родным Георгия из разных мест стекаются письма: от школьных товарищей, от Аси. И эта переписка с каждым годом становится все необходимей, нужней.

«3 мая 1946 года.

Дорогие Иван Дмитриевич, Софья Николаевна и Люся!

Не обижайтесь на меня, что долго молчала. Сейчас я имею возможность писать чаще. Пусть Георгий живет с нами. Все такой же веселый, жизнерадостный, с песней, улыбкой, шуткой. Как хорошо он умел смеяться и шутить».

«Тула, 11 мая 1948 года.

9 мая был день Победы. Я слушала по радио салют Москвы, и каждый выстрел в моем сердце отзывался болью. Мне хотелось кричать, что мы обязаны этим торжеством Георгию, мужьям моих сестер, моим боевым товарищам и тысячам, тысячам погибших… Георгий… Забыть о нем, не думать о нем… Это невозможно. Вы его знали, он вырос на ваших руках, а я знаю его в самые тяжелые минуты его жизни. И кажется, что я знаю его всю жизнь…»

«12 июня 1950 года.

…Меня удивляло в Георгии спокойствие и выдержка. Это ему всегда помогало в работе. Иногда он видит, что я горячусь, подойдет, обнимет за плечи и скажет: „Что нас волнует?“ Дотронется щекой до лба: „Товарищи, у нашего Асенка температура. Прошу ее не тревожить“. Сам отойдет и другим не разрешит со мной говорить. Конечно, я остыну. И все-таки я очень боялась за него. Он всем верил и доверял. Он рассказывал, как ходил в разведку с пленным немцем, спал с ним под одним пальто. Я возмущалась, а он говорил: „Ты понимаешь, он же добровольно к нам пришел. Я верю ему…“»

«10 ноября 1951 года.

Вчера я закончила читать (вернее, изучать) „Сильные духом“ Медведева. Я уже писала вам о своем мнении об этой вещи. Теперь я знаю, что Кузнецов Николай Иванович – ваш земляк, земляк Георгия. Свердловчане знают его, родился он в с. Зырянка, Талицкого района. Меня не удивила общность выражений Николая Ивановича и Георгия. В своем последнем письме брату Виктору Кузнецов сказал: „Для победы над врагом наш народ не жалеет самого дорогого – своей жизни. Жертвы неизбежны. Я и хочу откровенно сказать тебе, что очень мало шансов на то, чтобы я вернулся живым. Почти сто процентов за то, что придется пойти на самопожертвование. И я совершенно спокойно и сознательно иду на это, так как глубоко сознаю, что отдаю жизнь за святое, правое дело, за настоящее и цветущее будущее нашей Родины“.

И вот передо мной письмо Люси, сестры Геры: „…а когда он уезжал от нас, он мне говорил: „Люся, куда я еду, оттуда трудно возвратиться““. А мне писал: „Завтра-послезавтра я с тобой расстанусь, может быть, надолго, а, может быть, и никогда нам больше не суждено будет увидеть друг друга… Мы – молодые и поэтому должны победить и – победим!“

Овод писал своей любимой: „Я знаю, что если вы, живые, будете держаться вместе и бить крепко, вам предстоит увидеть великие события… Свою долю работы я выполнил, а смертный приговор – лишь свидетельство того, что она была выполнена добросовестно…“

Медведев свою новую книгу заканчивает так: „И если вы погибли, а мы остались жить, то не для того ли, чтобы претворить в дела то, что было вашими мечтами…“»

«1 марта 1952 года.

Я так благодарна судьбе, что в 1943 году встретила Георгия… Мне часто бывает тяжело, много препятствий встречается на пути, и я всегда задаю себе вопрос: „А как Георгий преодолел бы эту трудность? А как бы он посмотрел на меня, если бы я смалодушничала, напугалась трудностей?“ И нахожу один ответ: только упорство, настойчивость, требовательность к себе и ко всем помогут мне.

Жму крепко Ваши руки. Ася».

Жизнь продолжается.

Давно закончил свой короткий путь школьник Гера Борисов, но душистая липа, когда-то высаженная им, продолжает расти, наливаться соками, каждый год зеленеть листвой.

Где оно, это дерево?

Герины родители рассказывали, что однажды приехали на их улицу зеленостроевцы, бережно выкопали дерево и вместе с другими увезли на какую-то другую улицу или площадь.

Никто не знает, где оно сейчас, но где-то в Свердловске есть это дерево.

Человек продолжает жить… В делах, которые он успел совершить при жизни, и в делах, которые претворяются в жизнь его друзьями и теми, кто не знал его, но хранит память о нем.

…В школе № 36, в кабинете директора есть рукописный ученический журнал. Такие журналы здесь рождаются каждый год, в них ученики пишут о старших товарищах, о лучших из тех, кто, перешагнув порог школы, ушел в жизнь веселой, честной и беспокойной дорогой. В журнале мы прочитали очерк о Георгии Борисове и стихи, посвященные ему. Здесь не только хранят память о комсомольце, здесь учат быть такими, как он.

…Есть в Свердловске дом, где особенно ревниво и бережно хранят все, что связано с комсомольцем-разведчиком. Это дом, в котором вырос Георгий, где живут сейчас его родные. В комнате на стене большой портрет юноши с живыми спокойными глазами – увеличенный рисунок с фронтовой фотокарточки. Над письменным столом – барельеф Пушкина – приз, полученный Георгием на одном из школьных карнавалов во Дворце пионеров. В ящиках стола – аккуратно собранные письма с фронта, дневники, коллекции…

Много на нашей земле семей, где, как дорогую память об ушедших и не вернувшихся, берегут ордена «Отечественной войны» – единственную из наград, которую навечно передает Родина семье погибшего. Хранят боевой орден и Борисовы. Он – одна из четырех наград, которых был удостоен солдат.

Время от времени почта приносит письма из Тулы. Знакомый красивый почерк, четкие ясные буквы – письма Аси Бородкиной. А иногда, когда удается выкроить пять-десять дней, она и сама приезжает в «лучший город в мире» – Свердловск, город, где жил, учился и откуда ушел на фронт Георгий Борисов, где живут сейчас его родственники, где у нее самой появилось много друзей.