Текст книги "Июнь-декабрь сорок первого"
Автор книги: Давид Ортенберг
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)
А свинья, мирно хрюкая, переваливаясь, посапывая, шла к нашим елочкам... Вдруг, словно почуяв что-то... отпрянула в сторону. Побежала. Сначала тихой трусцой, потом быстрее. Солдаты бросились вслед... Первый немец прицелился. Бац! Мимо! Охотники сердито переглянулись и послали друг друга к черту. Мы искренне присоединились к этому пожеланию.
Свинья и любители свинины скрылись за кустами".
4 сентября Лоскутов прибыл наконец, в партизанский отряд с точным и выразительным названием "Гроза фашистам". В этом и других отрядах партизанского края пробыл сорок суток. Фотографировал и воевал. Первые его снимки были доставлены в редакцию по многоступенчатой цепочке партизанских связных.
10 октября
Два дня назад в сводках Совинформбюро были названы вяземское и брянское направления. 9 октября последовало сообщение об оставлении Орла. Уже теперь-то можно было полным голосом сказать об опасности, нависшей над Москвой. Но для этого нужны были конкретные материалы с места событий, а их пока нет. Молчат наши корреспонденты.
Почему?
Сейчас на такой вопрос ответить нетрудно: общеизвестно, что, начиная операцию "Тайфун", противник нанес сильнейшие удары по фронтовым и армейским штабам, в результате чего пострадали средства связи, нарушилось управление войсками. Здесь достаточно напомнить разговор Верховного главнокомандующего с Жуковым 7 октября:
" – Я не могу добиться, – сказал Сталин, – от Западного фронта исчерпывающего доклада об истинном положении дел..."
О том же свидетельствует и диалог Жукова с командующим войсками Резервного фронта 8 октября:
" – Ты откуда? – спросил С. М. Буденный.
– От Конева.
– Ну, как у него дела? Я более двух суток не имею с ним никакой связи..."
Само собой разумеется, что в то время такого рода фактами редакция "Красной звезды" не располагала. Мы лишь интуитивно догадывались, что молчание наших корреспондентов обусловлено двумя причинами: неустойчивостью связи с Москвой и неясностью обстановки на подступах к столице.
Была еще и третья причина замедленного поступления корреспондентских материалов с важнейших в тот момент направлений. В сентябре, когда обстановка на Западном и Резервном фронтах заметно стабилизировалась, мы несколько ослабили там наши корреспондентские группы. Теперь надо было срочно усиливать их. На брянское направление мы снова командировали Петра Коломейцева и вместе с ним Евгения Габриловича. На вяземское послали Ивана Хитрова и двух писателей – Федора Панферова и Хаджи Мурата Мугуева.
Вспоминаю, как стал нашим корреспондентом Панферов. 4 октября явился ко мне человек, с которым я никогда не встречался до этого, – приземистый, широкоплечий, с каким-то пронзительным взглядом. Это и был Федор Иванович Панферов – автор хорошо известного мне романа "Бруски". Он попросил зачислить его в штат корреспондентов "Красной звезды" и откровенно рассказал при этом такую историю. Ему была предложена работа в какой-то фронтовой газете. Не помню уж, по каким причинам он не мог выехать туда немедленно, и написал об этом объяснительное письмо Верховному главнокомандующему, а тот переадресовал это послание в Партколлегию и поставил вопрос чуть ли не об исключении Панферова из партии. Я не стал вникать в подробности – никуда не звонил, никаких справок не наводил. Сразу ответил Панферову согласием при одном обязательном условии: он должен немедленно выехать в действующую армию. У меня было твердое убеждение, что никто, в том числе и Сталин, не сможет отказать кому бы то ни было в праве подтвердить в боевой обстановке свою верность партийному долгу, пройти, так сказать, проверку огнем. Тут же был подписан приказ. Панферову выдали военное обмундирование с тремя шпалами, соответствовавшими его воинскому званию, и на следующий день он отбыл на вяземское направление.
После опубликования в "Красной звезде" первой же его корреспонденции из действующей армии мне позвонил Сталин. Ни о чем он меня не расспрашивал, не порицал и не хвалил за то, что я "самовольно" послал Панферова на фронт, сказал только, как всегда коротко и категорично:
– Печатайте Панферова.
Из этого можно было заключить, что инцидент, возникший в связи с письмом Федора Ивановича, исчерпан.
* * *
Иногда меня спрашивают, почему оказался вдалеке от Московской битвы один из самых боевых корреспондентов нашей газеты Константин Симонов? Да и сам Симонов не раз упрекал меня за то, что я не послал его тогда на Западный фронт.
Но всему есть объяснение. И этому – тоже!
Еще 27 сентября я узнал, что в районе Мурманска хорошо воюют английские летчики – они сбили семнадцать фашистских самолетов. Об этом стоило рассказать в газете. Как раз в те дни вернулся из Крыма Симонов, и я решил послать его на Север. По моим расчетам, эта его командировка могла продолжаться не более недели. В действительности же он в Мурманск добрался только на седьмой день: из-за непогоды самолет застрял в Вологде на четверо суток!
Когда развернулись грозные события на Западном фронте, Симонов прислал мне взволнованную телеграмму – просил разрешения срочно вернуться в Москву. Я на это согласия не дал. И вот почему. В ту пору Симонов только-только начинал свою журналистскую деятельность в центральной военной газете. Первые его корреспонденции из Одессы и Крыма были интересными, нужными, но все же они не являлись еще той его высокой публицистикой, которая позже так сильно прозвучала со страниц "Красной звезды" и так горячо была принята в действующей армии и во всей стране. Мне казалось, что симоновские корреспонденции с Западного фронта погоды в газете не сделают, пусть поработает на Севере.
Мурманское направление было единственным, где наши войска хоть кое-где и отступили, но ненамного, а затем закрепились и больше не отходили ни на шаг. В ту пору наших неудач на центральных и южных фронтах этот факт заслуживал широкого освещения в "Красной звезде". Так Симонов и застрял на Севере.
* * *
Пора, однако, повести речь о газете, датированной 10 октября. При подготовке этого номера, уже на исходе дня, словно бы приоткрылись где-то невидимые шлюзы – и в редакцию хлынули – по бодо, телефону, нарочными материалы наших корреспондентов с Западного и Брянского фронтов. Поначалу только первая, а затем и вторая, и третья полосы целиком заполнялись их репортажами и статьями.
На первой полосе корреспонденция "Ожесточенные бои на вяземском направлении". Спецкор сообщает: "Фашисты, сосредоточив превосходящие силы, яростно атакуют наши войска. На ряде участков неприятелю снова удалось продвинуться... Враг подбрасывает новые силы". Далее рассказывается о том, с каким упорством и доблестью обороняются наши войска.
Не менее откровенна статья "Танковые бои под Орлом". В ней сообщается о прорыве танков Гудериана в районе Глухова, о неудачном для нас исходе сражения за Орел. Но в то же время в статье содержится и обнадеживающий факт: атаки врага, устремившегося из Орла к Туле, отбиты. А заканчивается она так: "Путь на север от Орла прикрыт. Нужно сделать его совершенно неприступным для врага".
На прикрытие орловско-тульского направления Ставка выдвинула 1-й гвардейский стрелковый корпус генерала Д. Д. Лелюшенко и танковую бригаду полковника М. Е. Катукова.
Там, как уже говорилось выше, возобновили свою работу наши корреспонденты по Брянскому фронту Трояновский и Гроссман. Туда же поспешили Коломейцев и Габрилович, чуть было не угодившие в лапы противника. Вовремя остановил их "эмку" какой-то капитан:
– Куда вы, товарищи командиры? Глядите – немцы!..
Корреспонденты выбрались из машины, огляделись – действительно, в километре от них на пригорок выползали немецкие танки. Пришлось дать обратный ход. И вскоре они – милостив бог газетчиков! – наткнулись в сыром осеннем лесочке на подразделения бригады Катукова. Здесь Габрилович встретился с командиром танковой роты старшим лейтенантом А. Бурдой, совершавшим в те дни один геройский подвиг за другим.
Собрав интересный материал, но не имея под рукой никаких средств связи с редакцией, корреспонденты приняли обычное в подобных случаях решение: не мешкая ехать в Москву. В пути над шоссе вынырнул из-за облака самолет. Вначале корреспондентам показалось, что это наш, а когда опознали врага, он уже открыл огонь. Водитель их машины успел выскочить, Габрилович тоже распахнул было дверцу, но опытный Коломейцев крикнул: "Поздно, пригнись!" Пулеметная очередь насквозь прошила машину. Одна пуля попала в приоткрытую дверцу, две – в капот, а четвертая – в рукав телогрейки, лежавшей на сиденье между Коломейцевым и Габриловичем.
Доложив мне о своих злоключениях, корреспонденты уселись за работу. Габрилович дал в номер корреспонденцию "Линия огня". От других материалов этого номера ее отличала, пожалуй, прежде всего страстность в описании действий танкистов из засад. Позже в бригаде Катукова побывали многие наши корреспонденты, мы посвятили ей однажды целую полосу, но первым открыл ее для читателей "Красной звезды" Габрилович.
Свою корреспонденцию он закончил такими строками:
"Едем обратно мимо полей, где возводятся укрепления, мимо танков, пушек, автомашин, идущих на фронт. Стальной заслон. Тот, кто видел вооружение этого заслона, эти новые современные машины, может с уверенностью сказать: горы трупов положат фашисты на пути своего наступления".
Так оно и было. На этом направлении противнику удалось несколько продвинуться вперед, занять Мценск. Но путь к Туле враг действительно усеял могилами своих солдат и кладбищами техники.
Петр Коломейцев привез из той командировки статью "Как ликвидировать танковый прорыв". Она была напечатана через несколько дней. А в том номере пошла другая большая и очень важная статья полковника К. Неверова "Обороняться стойко, упорно, активно". Она начиналась так:
"Бои, происходящие сейчас на фронте, носят подвижный характер. Но это вовсе не значит, что все сводится к безостановочному движению войск и оборонительные бои теряют свое значение. Опыт показывает, что нужно сочетать движение с обороной.
Характерная особенность обороны в нынешних боях – это ее активность во всех звеньях, полная готовность противопоставить свой маневр маневру врага..."
В статье нет слова "отступление". Мы избегали употреблять его. Пользовались иной терминологией: "движение", "безостановочное движение". Но суть-то статьи сводилась к тому, что отступление не должно быть беспорядочным. Его необходимо сочетать с упорными боями на промежуточных рубежах.
Заголовок передовой "Преградим путь врагу!" набран необычно крупным шрифтом. Здесь мы постарались прокомментировать скупые строки сообщения Совинформбюро об ожесточенных боях на брянском и вяземском направлениях, а также на объявленном только вчера мелитопольском направлении. В передовой подчеркивалось: "Обстановка чрезвычайно серьезная. Особенно угрожающее положение создалось для важных жизненных центров западного направления и приазовских районов. Мы твердо знаем, что победа в решающем итоге будет за нами, но знаем также, что победа никогда не приходит сама, путь к ней тернист и нелегок. Ни на минуту не теряя спокойствия духа и непоколебимой уверенности в победном для нас исходе войны, мы в то же время не имеем права ни в малейшей степени преуменьшать величину опасности, нависшей над Родиной... Теперь пробил час, когда каждый верный сын Родины обязан отдать ей все, что может, не щадя своей жизни в борьбе с заклятым врагом".
В Генштабе я узнал о переброске сил на западное направление с других фронтов и из глубины страны. Когда вычитывал уже гранки передовой, мне не давала покоя мысль: надо бы сказать и об этом. Но как? Конкретность в данном случае непозволительна. В конце концов в тексте передовой появилась хоть и резиновая, но все же ободряющая формулировка:
"Вводятся в бой новые резервы. На помощь фронтовикам идут лучшие наши силы".
11 октября
Да, на Западный фронт идут новые полки и дивизии. Для него формируются новые армии. А поскольку в прошлом номере мы уже намекнули насчет этого, надо двигаться дальше.
Даем передовую – "Долг бойцов, идущих на фронт". Вчерашняя формулировка получила в ней некоторое развитие: "На помощь фронтовикам к линии огня двинуты резервы Красной Армии. Под славными воинскими знаменами спешат на фронт наши запасные части".
А вот и обращение непосредственно к тем, кто идет на подмогу фронтовикам:
"Вам, идущим теперь на фронт, предстоит решить... задачу вместе с войсками, грудью встретившими бешеные атаки фашистов. Они еще сильны, эти варвары, сидящие в танках со свастикой, несущиеся на мотоциклах с черепами, стреляющие из автоматов. Они еще представляют серьезную угрозу. Шагая по собственным трупам, они зашли далеко и будут любой ценой пытаться двигаться дальше. Будьте же стойки, товарищи! Помните напутствие великого Ленина, звучащее и сегодня приказом Родины: "Для тех, кто отправляется на фронт, как представители рабочих и крестьян, выбора быть не может. Их лозунг должен быть – смерть или победа".
С передовой напрямую перекликается репортаж Якова Милецкого "Войска идут на Запад".
"Мы стоим на перекрестке и наблюдаем, как мимо проносятся колонны автомашин... Различные рода войск проходят мимо нас на Запад по этой фронтовой дороге. Промчался грузовик с пехотой. За ним другой, третий... Все бойцы одеты в хорошо подогнанные теплые шинели, они в зимних шапках. Им не страшны осенние холода. На них теплое белье, добротная обувь. Все новое...
Кавалеристов командира Сидорова мы едва не пропустили. Они шли лесом параллельно дороге. Тихо, незаметно. Не слышно было цокота копыт, человеческой речи. Сильные кони легко шли по размокшему лесу. Оружие приторочено к седлам. Бойцы в стальных касках словно слились со своими конями...
Мы видели танкистов, артиллеристов. Они идут на поддержку своим братьям-фронтовикам, мужественно и упорно сражающимся с оголтелым врагом".
* * *
Только что вернулся с вяземского направления Федор Панферов. Не дав ему перевести дух, прошу съездить в войска, предназначенные для пополнения сил Западного фронта. Позвонил коменданту города, попросил помочь нашему корреспонденту разыскать такую дивизию или часть. Но Федор Иванович обошелся без помощи коменданта. На Садовом кольце ему встретилась мощная пехотная колонна. Примкнул к ней и вместе с нею прошагал до заставы на западной окраине Москвы. И в газете появился еще один живой репортаж с колоритными деталями:
"Они идут по улице замечательного революционера Каляева. Шаг их четок, отбойный. На солнце блестят штыки винтовок, каски, котелки за спиной. Они идут загорелые, смуглые воины Советской страны и улыбаются Москве – сердцу страны. Все приостановлено – трамваи, автобусы, пешеходы. Дорогу бойцам!.. Шпалерами стоят москвичи на тротуарах, приветствуя их...
На повороте грянула песня – о Родине, о Советской стране. Рота за ротой, батальон за батальоном подхватили песню. Подхватили ее и жители столицы..."
* * *
Я рассказываю ныне как будто об обычном. Те, кто знает войну лишь по историческим и художественным произведениям, могут посчитать этот рассказ излишним. Сколько раз за войну уходили на фронт новые полки и дивизии, сколько формировалось новых армий! Но в те дни, о которых я повествую, когда на московском направлении образовались большие бреши и противник наращивал удары на столицу, и передовая статья, и репортаж о воинах, идущих на фронт, скажу, не боясь преувеличений, был для нашего читателя как глоток воды для путника в пустыне.
Конечно, мы печатали это с некоторым опасением – не окажем ли мы услугу немецкой разведке? Между прочим, после публикаций мне позвонил из Генштаба мой добрый знакомый, генерал Ф. И. Голиков, и задал такой вопрос:
– Не открываешь ли ты наши карты абверу?
Поскольку его опасение было выражено в вопросительной, а не в утвердительной форме, я тоже задал ему вопрос:
– У тебя есть весы?
– Какие еще весы?
– Обыкновенные, с чашками. На одну положи моральную пользу наших сообщений для наших же войск, а на другую – немецкую разведку. Какая из них перевесит? А потом попробуй подкинь абверу какой-нибудь материалец от себя, чтобы спутать все карты.
Он рассмеялся – и на том наш разговор закончился...
Федор Панферов написал нам о 316-й стрелковой дивизии генерала И. В. Панфилова, где родился всемирно известный теперь подвиг двадцати восьми гвардейцев во главе с политруком Клочковым, а Яков Милецкий – о 32-й стрелковой дивизии полковника В. И. Полосухина, отличившейся на Бородинском поле.
* * *
По-своему примечателен опубликованный в том же номере газеты за 11 октября репортаж с Южного фронта. Озаглавили мы его так: "Штаб Гитлера пойман с поличным. Разговор по прямому проводу с командующим 9-й армией генерал-майором Харитоновым". Основанием для этого выступления газеты послужило официальное сообщение вермахта о захвате в плен всего штаба нашей 9-й армии и бегстве с поля боя на самолете ее командующего. Узнав об этом сообщении 8 октября, я вызвал на фронтовой узел связи нашего спецкора Лильина и дал задание подготовить в срочном порядке убедительное опровержение вражеской лжи. Многоопытный журналист Лильин нашел остроумный ход для решения поставленной перед ним задачи: не покидая фронтового узла связи, взял у командарма интервью. Воспроизвожу его здесь с минимальными сокращениями:
"...У аппарата корреспондент "Красной звезды".
Харитонов. У аппарата генерал-майор Харитонов.
Корреспондент. Здравствуйте, товарищ Харитонов. Немцы распространили сообщение, будто они захватили ваш штаб, а вы лично бежали на самолете...
Харитонов. Наш разговор с вами по прямому проводу из штаба моей армии сам по себе является достаточно убедительным ответом на брехню немецкого штаба. Мы никогда не были и не будем в плену у фашистов. Весь мой штаб и управления армии – со мной и продолжают руководить нашими частями. Фашисты обозлены против нашей армии за мелитопольское мордобитие, когда они не досчитались двух кавалерийских бригад и 72-й немецкой пехотной дивизии. Они желали бы расправиться прежде всего с нами. Действительно, немцам удалось бросить в тыл нашей армии свои части. Но этим они никого не испугали. Наши войска сражались мужественно, отважно, нанесли врагу большие потери и не дали себя окружить. В боях фашистам нанесен большой урон. Те, кто не дрогнул под ураганным минометным огнем и бросался в лихую атаку против презренных фашистов, всегда будут драться до последней возможности. А таких героев у нас тысячи.
Насчет себя скажу так. Конечно, фашистам лестно было бы захватить в плен командарма, но это им не удастся никогда. Люди у меня боевые, и с ними я могу смело противостоять врагу, вдвойне и втройне превосходящему нас силами. Из того пункта, где был атакован наш штаб, я выехал тогда, когда увезли из-под носа фашистов последний телеграфный аппарат. Не на самолете, а на машинах выехал со всем своим штабом. Так обстояло дело вопреки желанию фашистов. Вот и все.
Корреспондент. Каково положение в данное время?
Харитонов. Сегодня части армии вели сдерживающие упорные бои с мотомехчастями противника и нанесли врагу большие потери.
Корреспондент. Спасибо за информацию, желаем успеха. До свиданья.
Харитонов. До свиданья".
Могу добавить от себя, что именно армия Харитонова через месяц с небольшим перешла в наступление и во взаимодействии с другими армиями Южного фронта освободила Ростов-на-Дону!
12 октября
Ожесточенное сражение полыхает от верховьев Волги до Льгова. Враг захватил Гжатск, вышел на подступы к Калуге. Продолжаются упорные бои севернее Орла... В Генштабе на рабочих картах появились направления с новыми названиями: можайское, волоколамское, нарофоминское, малоярославецкое, калужское, калининское. Тяжело мне было переставлять флажки на моей карте. Мысленно соединил их одной сплошной линией образовалось полукружье, охватывающее Москву. А в газете пока фигурируют брянское и вяземское, хотя и Брянск и Вязьма уже далеко за линией фронта.
"Угрожающим продолжает оставаться положение на центральном участке вяземского направления" – это сообщение Михаила Зотова из-под Можайска. "Неприятель терпит большие потери, но это не остановило его", – сообщает Павел Трояновский из-под Мценска. "Продолжаются упорные бои. Поскольку у немцев было тройное превосходство в танках, командование отдало приказ об отходе на новые рубежи" – это из корреспонденции Ивана Хитрова с волоколамского направления.
Центральный Комитет партии провозгласил лозунг – не пропустить врага к Москве. Но газеты об этом пока молчали. Даже в нашей передовой от 10 октября с таким боевым заголовком "Преградим путь врагу!" о Москве – ни звука. Там говорится, что враг "любой ценой пытается пробиться к нашим важнейшим жизненным промышленным центрам". Надо ли объяснять, что одно дело, когда на страницах газеты звучит призыв самоотверженно сражаться за столицу нашей Родины, иное – за безымянные "жизненные центры".
Уже завязались бои на Бородинском поле. Так и просятся на страницы газеты лермонтовские строки:
Ребята! Не Москва ль за нами?
Умремте ж под Москвой,
Как наши братья умирали!
И умереть мы обещали!
Мы в Бородинский бой.
Но об угрозе Москве мы не могли писать, поскольку об этом еще ничего не говорилось в сообщениях Информбюро. А сказать уже пора было во весь голос.
Собрались у меня в полдень Шифрин, Карпов, Вистинецкий, Гатовский. Задумались. Снова газета отстает от событий! Что делать? Зашел Илья Эренбург. Уселся в кресло, прислушался к нашему разговору. Прервал его:
– То, что нельзя сказать в передовой, позволено писателю. Я попробую написать, а вы напечатайте...
К вечеру он принес свою знаменитую статью "Выстоять!". В ней впервые было сказано во всеуслышание:
"Враг грозит Москве. У нас должна быть одна только мысль выстоять. Они наступают потому, что им хочется грабить и разорять. Мы обороняемся потому, что хотим жить. Жить, как люди, а не как немецкие скоты. С востока идут подкрепления... Мы должны выстоять. Октябрь сорок первого года наши потомки вспомнят как месяц борьбы и гордости. Гитлеру не уничтожить России! Россия была, есть и будет".
После этого мы уже прямо писали о начавшейся ожесточенной битве за Москву. Появились одна за другой передовые – "Отстоять нашу Москву!", "Закрыть врагу путь в Москву", известная статья Алексея Толстого "Москве угрожает враг!". Корреспонденции с разных направлений под заголовками: "Враг продолжает рваться к Москве", "Ожесточенные бои в подмосковных районах", "Преградить фашистам путь к Москве!.."
14 октября
С этого номера, можно сказать, газета опять зашагала в ногу с событиями. Материалы, напечатанные в «Красной звезде» 14 октября, вполне отражают обстановку, сложившуюся на фронтах, в первую очередь – на Западном и Южном. Корреспонденты рассказывают о том, что произошло за два дня на главных направлениях: о непрерывных и яростных атаках немецких танков и пехоты, о контратаках наших войск, их бесстрашии и доблести; приводят много ярких примеров умелой организации оборонительного боя.
Вновь на страницах "Красной звезды" появились имена командира 4-й танковой бригады полковника М. Катукова, командира танковой роты старшего лейтенанта А. Бурды. О новых подвигах танкистов рассказал Павел Трояновский.
Сильное впечатление оставляет очерк писателя Хаджи Мурата Мугуева "Два дня боев на вяземском направлении". Вчера он заскочил на часик в редакцию. С волнением рассказывал о встречном бое нашей стрелковой дивизии с немецкими танками. Мугуев видел этот бой своими глазами от начала и до конца. Наша дивизия его выиграла. В очерке Мугуева оптимистическая концовка: "Темнеет. Ленивые, одиночные выстрелы смолкают. У села С. немцы вторые сутки не двигаются дальше на восток, встретив здесь упорное сопротивление".
Это были те слова, которых все мы больше всего ждали тогда, в которых так нуждались! Они ободряли нас, но не заглушали и не должны были заглушать тогдашней всеобщей тревоги. Тут же рядом, со страниц того же номера газеты, звучали иные слова, вставали иные картины.
Зотов сообщает из района Можайска о численном превосходстве немецко-фашистских войск в людях и танках. Трояновский отмечает: "Сегодня, после того как неподалеку от пункта М. был подготовлен выгодный рубеж для обороны, танкисты Катукова организованно перешли на новое место". "М" – это Мценск. В таком переходе, даже "организованном", мало радости, это новые километры в направлении Тулы, на пути гитлеровцев к Москве. Теодор Лильин пишет о продвижении врага на мелитопольском направлении: "Немцы вышли на левобережье Днепра и пытаются пробиться дальше... им удается иногда нащупать недостаточно укрепленные места и вклиниться в нашу оборону".
Осторожно сказано, но смысл ясен: враг наступает, а мы отступаем. К Москве, к Донбассу. Настали дни великих испытаний. Об этом напоминают лозунги, которые мы печатаем теперь из номера в номер. Сегодняшний лозунг гласит: "Судьба Родины – в твоих руках, воин Красной Армии! Твой долг сдержать врага чего бы это ни стоило!"
О том же речь идет и в статье Ильи Эренбурга. Она так и озаглавлена "Дни испытаний".
Небольшая, но обжигающе сильная статья. Те же мысли, чувства, что и в предшествовавшей ей статье "Выстоять!".
"Народ не ребенок. Народ муж. Он смело смотрит правде в глаза. Настали дни испытаний. Красная Армия заслоняет собой сердце страны. Дети Волги и Дона, Днепра и Енисея отражают атаки врага. Каждый боец знает: позади Москва...
С востока идут новые части. Свежие полки вступают в бой: это – как волны на море, за одной другая. Не вычерпать моря ковшом, не одолеть немцам России!..
Участь столицы решат не только танки, ее решит стойкость каждого бойца. Малодушие раскрывает горные перевалы. Отвага делает неприступным крохотный ручеек. Сердце каждого бойца должно стать крепостью..."
Подлинно пламенная публицистика! Недаром защитники Москвы писали Илье Григорьевичу: "...думаем – как вас назвать? Одни из нас предлагали назвать вас бесстрашным минером, другие – отважным танкистом, третьи героем-летчиком, истребителем, так как Ваши статьи так же грозны для фашистов, как все эти бойцы".
Рядом со статьей Эренбурга – стихи Екатерины Шевелевой "Будь бесстрашен!". Это уже второе ее выступление у нас. Первое стихотворение было опубликовано в середине сентября.
Юной поэтессе, по ее собственному признанию, редакция "Красной звезды" представлялась тогда неким святилищем. Неважно, что темновато было в узеньких редакционных коридорчиках. Она прошла по ним в почтительном восторге. Еще бы! Здесь же бывают Толстой, Шолохов, Эренбург... Их печатают в "Красной звезде". А посчастливится ли ей?..
Соловейчик привел ее ко мне:
– Вот, Шевелева Катя, принесла стихи...
Я стоял у своей конторки, вычитывал полосы. Повернулся, вижу светловолосая девушка с еще не успевшими угаснуть летними веснушками, рассыпанными по всему лицу. Усомнился: что она может написать о войне? Стихи ее назывались "Комбат Воеводин". Где-то прочитала, как этот комбат таранил своим танком немецкий танк, и вот написала о нем. Это был по сути своей стихотворный репортаж – не самое лучшее даже из тогдашних сочинений Шевелевой. Но такой репортаж нужен был в то время, и мы его напечатали. Вслед за тем принесла Катя другие стихи – публицистические. Еще более нужные газете. Они заканчивались так:
Родина! Ты нам всего дороже.
Родина – мой город, отчий дом,
Выбора иного быть не может:
Смерть
Или победа над врагом!
С той поры Шевелева стала, можно сказать, постоянной сотрудницей «Красной звезды». Даже ездила по заданиям редакции на фронт.
В первую фронтовую командировку поехала со мной. И так случилось, что мы попали под артиллерийский обстрел. Для нее это было в новинку. Понаслышке она знала, что, когда вблизи рвутся снаряды, надо прижиматься к земле. И легла прямо возле "эмки", а затем поползла под машину. Хоть и мне и другим моим спутникам тоже было тогда отнюдь не весело, мы рассмеялись. Смущенная девушка выбралась из-под "эмки", пристроилась к нам и в последующие минуты артобстрела держалась с большим достоинством.
При нечастых наших встречах после войны Екатерина Васильевна не раз с улыбкой напоминала:
– А помните, как я залезла под "эмку"?..
* * *
Еще кровоточили воспоминания об окружении наших армий в районе Вязьмы. У всех, от взводного до командарма, одна мысль: не допустить повторения той трагедии. Долг повелевал "Красной звезде" выступить с передовой на эту тему. Суть ее выражена в заголовке: "В любых условиях сражаться стойко!" В тексте этот призыв расшифровывается так:
"Не бояться окружения, а стойко, до последней капли крови сражаться на указанных командованием рубежах – вот что требуется сейчас от каждого воина, от каждой роты, полка, от всех наших частей и соединений... Главное – не теряться, не рассыпаться, а держаться вместе, боец к бойцу, рота к роте батальон к батальону".
Были в передовой очень крутые формулировки:
"Командиры и комиссары обязаны железной рукой поддерживать порядок в своей части и непрерывное управление боем. Они отвечают за то, чтобы при нажиме со стороны противника их части не впадали в панику, не бросали оружия, не разбегались в лесные чащи, не кричали "мы окружены", а организованно отвечали ударом на удар противника, жестоко обуздывали паникеров, беспощадно расправлялись с трусами и дезертирами, обеспечивали тем самым дисциплину и организованность своих частей.
Стойкие части, не теряющие организованности и управления, переходящие в контратаки, несут и в окружении гораздо меньше потерь, чем те, которые поддаются панике. Упорство и стойкость – всюду и везде – вот наш закон".
Этот тезис подкрепляется фактами из боевой жизни стрелковой дивизии полковника Миронова. Ей посвящен очерк Петра Павленко.
Петр Андреевич возвратился с Северо-Западного фронта. Он привез с собой документы о зверствах фашистов над пленными. Каждая строка его статьи предупреждала, что ждет советского воина, попавшего в лапы гитлеровцев, напоминала, что плен – это не только позор, но и нечеловеческие муки и гибель. Она как бы рассматривала еще одну грань поведения нашего бойца в окружении, призывала сражаться до последнего дыхания.
В тот же день Павленко выехал на Западный фронт. Он всегда остро чувствовал веление времени, умел выбрать самые жгучие темы для своих выступлений в газете. Так было и в этой поездке. Первый его очерк с этого фронта назывался "Дивизия, не боящаяся окружений". Она как раз, как бы сейчас сказали, удачно состыковалась с передовой.
Это было повествование о дивизии полковника Миронова, о ее полках, которыми командовали два прославленных командира Батраков и Некрасов, ставшие недавно Героями Советского Союза. Эта дивизия, состоявшая из сибиряков и алтайцев, – народ "сильный и кряжистый, быстрый в движениях и ловкий на слове", – не только не давала себя окружать, но даже сама окружала немецкие части и уничтожала их.