Текст книги "Начдив Иван Грязнов"

Автор книги: Давид Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

12. Над Чонгаром гул атаки…

10 ноября Грязнов вернулся в штаб. Промокший пахнущий горькой солью Сивашей, но полный энергии и молодого задора он рассказывал Богомягкову:

– Канонада на Перекопе к югу удаляется. Сам слышал. Пошли, слово даю, опять пошли!.. Знаете, что Калмыков замыслил? Сейчас, когда на Перекопе успех, считает – нужно всей бригадой идти на переправу. Первый полк делает разведку боем. Два других поддерживают немедля. Общий штурм. Остановок быть не может. Весь Тюп-Джанкойский полуостров думает с ходу брать. Каков, а?!

– Думать можно, – не загораясь, откликнулся начальник штаба. – А действовать не придется.

– Почему?

– От командарма новые указания получены. Читайте.

Грязнов устало присел на скамью, скинул фуражку.

Командующий 4-й армии Лазаревич ставил в известность, что активная операция частей армии тормозится и сегодня, 10 ноября, никак не может быть проведена: нет тяжелой артиллерии, нет самолетов, суда Азовской флотилии вовремя не пришли. Приняв все это во внимание, Фрунзе санкционировал: войска 4-й армии смогут начать самостоятельные действия не ранее 13 ноября Начдив и сам понимал: до полной готовности к штурму еще далеко. Выделенные Фрунзе 42-линейные пушки, 48-линейные и 6-дюймовые гаубицы – в пути. К вечеру может, и подтянутся, но пока… У Калмыкова сто́ящей переправы нет. Только перекинули настил по обгоревшим сваям моста, но заухали дальнобойные Врангеля, и все разнесли по бревнышку. Правда, комбриг и теперь твердит: «Ничего, выручит наплавной!» А как артиллерию, конницу и боезапас по бревенчатой нитке перекинешь? И все же время не ждет. О Блюхере, о всех остальных частях армии Корка помнить надо.

Расправив листки телеграфной депеши, Иван Кенсоринович принялся перечитывать ее и неожиданно чему-то улыбнулся.

– А отсрочки может и не быть, Степан Николаевич, – обратился к Богомягкову и с привычной горячностью заговорил:

– Да, Фрунзе и Лазаревич указывают, что пока самостоятельно на штурм идти нельзя. Это так. Одним рано и не по силам. А если вместе, если разом с частями Блюхера? Как тогда?.. Будь здесь Михаил Васильевич, верю, сказал бы: «Только сейчас и не иначе, только в часы, когда на Перекопе вновь наметился перелом к настоящему и полному успеху!»

Побывав в последние дни у самой линии огня, начдив с уверенностью говорил, что сегодня противник явно не тот, подавлен, растерян. Грязнов чутьем угадывал – момент решительных атак назрел.

– Я – за, – поддержал начдива комиссар Романов. – Садимся за приказ.

«Еще вчера, – начал писать Богомягков, – части 6-й армии штурмом овладев укрепленными позициями на Перекопском валу, заняли Армянск и вышли на линию озерных дефиле на второй укрепленной полосе противника. Сегодня нашим войсковым наблюдением замечено, что артогонь на Перекопском направлении в течение дня удалялся к югу, что дает основания полагать, что 6-я армия и сегодня имеет успех в продвижении на Крымский полуостров».

– Приказываю, – возвысив голос, произнес начдив, – комбригам 90 и 89-й в целях разведки нанести короткий и сильный удар противнику На своих участках, в случае успеха развивая его в решительную операции по выходу на Крымский полуостров…

– Верно, в целях боевой разведки, – подчеркнул начальник штаба. – Против этого никто нам не возразит.

– Итак, – тряхнул головой Грязнов и твердо сформулировал завершающие строки приказа: – Подготовительную к удару работу произвести в полной скрытности от противника, самый удар нанести быстро, решительно и в полном взаимодействии. Начало операции в 2.00 11 ноября… О получении приказа и отданных в развитие его распоряжениях донести. Донесения через два часа.

Приказ за № 2088 был подписан в восемь часов вечера 10 ноября. Копии его ушли в бригады.

Ночью Богомягков коснулся плеча задремавшей начдива:

– Иван Кенсоринович, к прямому проводу вызывают.

Грязнов спустился в телеграфную, мельком глянул на часы: шли первые минуты новых суток. Подхватил с пола конец узкой ленты.

– Здравствуйте, товарищ Грязнов, – телеграфировал командарм Лазаревич. – Только что получил ваш боевой приказ… Как вы предполагаете организовать этот удар и почему, собственно, вы решили произвести его сегодня ночью, а не так, как было указано мною вчера?

Начдив уже собирался пояснить командующему, что он, вероятно, не обратил внимания на слова: «в целях боевой разведки», но Лазаревич опередил его:

– Если преследуется только целью разведка, то я конечно, ничего против иметь не могу.

Опасения командарма вызывала вторая часть основного параграфа приказа. Он напомнил, что подготовка к наступлению, как в инженерном, так и в артиллерийском отношении, далеко еще не закончена и посоветовал «ограничиться более скромными заданиями чисто разведывательного характера».

Грязнов встревожился: если так, надо отменять приказы Калмыкова и Окулича. А может, все-таки довериться их инициативе? Прямого запрета командарм не высказывает и даже разрешает «в случае обнаружения полной слабости противника переходить в общее наступление». Разрешает! А эти слова: «от 6-й армии до сих пор сведений о занятии укрепленных позиций еще не получил». О чем они говорят? Да, армия не получила, но Окулич опять и опять передает, что канонада на Перекопе продолжает удаляться к югу. Нет, отступать от задуманного нельзя.

Метра два ленты сползли вниз абсолютно чистыми. Лазаревич давал время на обдумывание. Мысли роились, перебивали друг друга. Пора же и отвечать.

– Здравия желаю, товарищ командарм! Серьезная операция мыслится мною только при наличии высказанных вами пожеланий, но, так как предпринимаемые до сих пор разведывательные поиски не дали мне… – передохнул, оглянулся на Богомягкова и, перехватив его молчаливый кивок, рискнул сгустить краски, – не дали решительно никаких существенных материалов, а также учитывая некоторую подавленность противника, порождаемую нашими успехами на Перекопском перешейке, я решил произвести серьезную разведку боем, дабы проверить всю силу устойчивости противника, и буду удовлетворен, если мне удастся, овладев первой линией, закрепить небольшой плацдарм на Тюп-Джанкойском полуострове для целей будущей операции…

Ответ командующего обрадовал Грязнова:

– Вполне согласен с Вашим предложением, но только прошу держать меня в курсе дела и ориентировать телеграммами, не стесняясь даже вызовом меня к прямому проводу.

Командарм сообщил, что распорядится «только что прибывшему бронепоезду с 3 легкими орудиями немедленно отправиться на ст. Джимбулук»; «одной бригаде 23-й дивизии быть готовой к выступлению по первому требованию», а пяти аэропланам, если позволит погода, вылететь для разведки и бомбометания».

– Не помочь ли вам наступлением 9-й дивизии на Арбатской стрелке? Достаточно ли патронов? – поинтересовался Лазаревич и в конце разговора добавил:

– С открытием движения по железной дороге завтра могу прислать 500 пудов хлеба, 15 пудов чая и 50 пудов мяса.

– Это немного, – ответил Грязнов, – но для начала и это хорошо.

Телеграфист отстучал свое, и в аппаратной стало тихо.

Перейдя к телефонистам, Иван Кенсоринович распорядился:

– Запросите Калмыкова, какова обстановка?

Комбриг 89-й, не мешкая, доложил: 266-й полк – у переправы, 267-й – за ним, укрыт в окопах и щелях. Кононов в резерве. Артгруппа Сивкова готова открыть огонь.

– А с мостишком беда, – огорченно признался Калмыков. – Еще час назад был цел. Теперь разорван. Опять наращиваем звено за звеном…

– Дайте-ка трубку, – потребовал Грязнов, и уже обращаясь к тому, кто был на другом конце провода, проговорил:

– Расправляй усы, командир. Ничего не меняется. Действуйте!

Грязнов слышал, как Калмыков возбужденно продублировал своим командирам: «Все остается в силе, товарищи! Выполняйте приказ!»

И в трубку:

– Отбываю на переправу. За себя оставляю Марченко.

Ночь выдалась на редкость темной. Густой туман надвинулся с моря тоже кстати: щупальцы прожекторов не доставали до пролива, не высвечивали бойцов. Но морозный ветер пробирал до костей.

Первое сообщение Марченко передал в четвертом часу утра: саперы связали бревенчатой ниткой оба берега, полк Аронета пошел на переправу.

– Началось! – облегченно проговорил Грязнов.

Спустя полчаса ему уже была известна вся картина наступления.

– Степан Николаевич, запишите для передачи штарму. В 3.30 11 ноября части дивизии приступили к выполнению приказа № 2088. В целях боевой разведки производят короткий сильный удар по укрепленным позициям на крымском берегу. Два батальона 266-го полка закончили переправу. Третий – начинает. Потери от артогня не выяснены… А далее передавайте прямо так: по сосредоточении полка начнется артподготовка, за которой последует штурм укреплений противника.

Это донесение поступило к командарму почти одновременно с телеграммой штаба фронта о занятии частями Корка Ишуньских позиций врангелевцев.

В 5.10 дивизионная артиллерия открыла огонь по первой линии Тюп-Джанкойских укреплений врага. Пробив проходы в проволочных заграждениях, орудия перенесли огонь в глубь неприятельской обороны. Бойцы рванулись вперед. Топорами, прикладами и штыками рвали «колючку», кидали на нее шинели и бежали дальше, к окопам врага.

Командир 266-го Коммунистического имени И. М. Малышева стрелкового полка В. А. Аронет. Впоследствии – полковник, преподаватель курсов «Выстрел».

За атакующим полком проворно поспевали телефонисты. По дну пролива проложили провода и в 6 часов 20 минут В. А. Аронет напрямую доложил на северный берег:

– Коротким штыковым ударом противник выбит из первой линии укреплений. На его плечах ворвались и во вторую…

С крымской стороны послышалось могучее красноармейское «ура». Калмыков пустил на переправу 267-й Горный полк, а 265-му приказал сосредоточиться в укрытиях у моста и быть готовым следовать за последней ротой Горного полка. Саперы к тому времени навели вторую нитку бревен. В 7 часов 20 минут последовал новый доклад командира малышевцев:

– Полк занял деревню Тюп-Джанкой и с боем продвигается дальше.

За действиями штурмующей группы с пристальным вниманием следил уже сам командующий Южфронтом Михаил Васильевич Фрунзе.

В шестом часу утра в активный разведывательный поиск включилась и бригада А. К. Окулича. Два батальона во главе с помощником командарма 268-го стрелкового полка Яковом Кривощековым овладели первой траншеей Таганашской позиции врага. Первоуральцы могли бы пробиться и дальше, но приданный бригаде тяжелый артдивизион еще не был готов к действенной контрбатарейной борьбе с врангелевской артиллерией.

С рассветом батальоны вернулись на свой берег. Однако их дерзкая вылазка не прошла бесследно. Приняв на себя всю мощь огня Таганашских батарей, бойцы Кривощекова облегчили продвижение авангардному полку бригады Калмыкова от Тюп-Джанкоя до деревни Авуз-Кирк.

Убедившись в том, что Чонгарское направление стало решающим, И. К. Грязнов приказал Окуличу оставить у Сивашского моста один батальон, а все остальные силы вести на переправу Калмыкова. Тогда же начдив связался с комбригом 88-й и сказал тому, чтобы и он направил на Тюп-Джанкойский полуостров Красноуфимские полки.

Создавая пробивной кулак в направлении главного удара, начальник дивизии не упускал из вида тех, кто остался у Сивашского моста. На помощь бойцам Кривощекова из резерва выдвигался 264-й Верхнеуральский полк В. И. Кузнецова.

К полудню свинцовые тучи перестали давить землю. Небо засияло удивительной синью. А вот положение наступающих изменилось в другую сторону. Полки первой линии, выйдя к высотам южнее Авуз-Кирка, неожиданно лишились огневой поддержки. Тотчас же запалили картечью полевые батареи Джандавлета, тяжелые орудия Таганаша начали перепахивать солончаковую пустошь. Красноармейцы залегли. Не успела врангелевская артиллерия замолкнуть, как с фланга саранчой налетели Донские офицерские эскадроны. Со штыками наперевес высыпали пехотинцы.

Бойцы 266-го полка поспешно перешли к круговой обороне. Врангелевцы с ходу рассекли батальон Михаила Зыкова и ринулись к пулеметам. За одним из них был сам комбат. Но и его очереди не сдержали бешеной лавы. Шашки взяли верх. Командирский «максим» замолчал, навеки замолк и первый герой зачонгарских разведок.

Над полком нависла угроза полного уничтожения. Кругом враги. Патронов мало. В этот тяжелый момент перед бойцами выросла знакомая фигура командира. Широко, словно для упора, расставив ноги, держа наготове маузер и шашку, Аронет твердо скомандовал:

– Патроны беречь! Стрелять только прицельно. Гранаты храните для ближнего боя!

Высоченный, в длиннополой незастегнутой шинели, в красной фуражке, заломленной на затылок, командир поразил всех своим невозмутимым спокойствием. Оторопь пропала. Каждый старался стрелять расчетливо. Но патронов становилось все меньше и меньше.

– Не паниковать! – гремел властный бас Аронета.

Неожиданно от Авуз-Кирка к передовой вынеслась запряженная парой гнедых бричка. Упряжкой правила девушка. Подлетев к бойцам, она резко осадила лошадей, повернула влево и принялась раскидывать ящики с патронами.

– Кому нужны? Разбирай!

Над головой свистели пули, близко рвались снаряды, но девушка словно не замечала их. Кто она, откуда? По чьему приказу кинулась в самое пекло? В горячке боя расспросить не успели.

Неимоверно тяжелыми были те часы и для соседей малышевцев-горняков. В начале контратаки командир 267-го полка Николай Петрович Шабалин был тяжело ранен. Недолго продержался в строю его первый преемник. Пули не пощадили и двух других. Тогда командование взял в свои руки адъютант Шабалина Николай Егоров. Приняв решительные меры, он остановил дрогнувших товарищей.

Уральские полки-ветераны не только устояли, но и отбросили контратакующих врангелевцев со своих позиций. Правда, к концу боя в батальонах насчитывалось только по 60—100 человек…

К вечеру на передовую линию вышли 265-й и 269-й стрелковые полки. Тогда же вступил в действие и мост, построенный саперами Михаила Калмыкова. Первыми по нему прошли патронные двуколки, затем артиллерия и 30-й конный полк. Положение Тридцатой на Тюп-Джанкойском полуострове стало прочным.

К исходу суток противник полностью утратил боевую активность. Завершив концентрацию сил дивизии на полуострове, Иван Грязнов отдал приказ: возобновить наступление.

В новых атаках особо отличились бойцы сивашской группы. Батальон Якова Кривощекова и посланный ему из резерва на помощь 264-й Верхнеуральский полк под командованием Василия Кузнецова с наступлением темноты перешли мост и заняли обе стороны дамбы. Дальше двигаться было опасно: по железнодорожной ветке, протянувшейся на дамбе, курсировал врангелевский бронепоезд. Выждав, когда бронепоезд, завершив очередной визит к мосту, покатил обратно, бойцы двинулись за ним и незамеченными прошли всю дамбу. Чтобы отогнать бронепоезд дальше, в бой вступила артиллерия. Под прикрытием ее огня красноармейцы стремительным штыковым ударом овладели первой линией окопов.

Только батарейцы сделали перерыв, как бронепоезд снова двинулся к мосту мимо притаившихся бойцов. Красноармеец Федор Кузьмин первым смекнул, что нужно делать.

– Ребята! – крикнул он. – Выворачивай камни!

В кровь разбивая руки, бойцы вырывали камни из нижней части дамбы и по цепочке подавали их наверх. Не прошло и десяти минут, как на пути вырос широченный завал.

Израсходовав весь боезапас, бронепоезд начал осторожно пятиться. Перед завалом остановился. Первых солдат, вышедших на разведку, красноармейцы не тронули. Когда выгрузилась вся команда, с обеих сторон грянуло:

– Вперед! Бей беляков!

И батальоны с ходу ворвались на станцию Таганаш. Это было в три часа ночи 12 ноября.

На рассвете полки 30-й дивизии, не встречая больше сопротивления, свободным маршем двинулись по крымской земле, на Джанкой.

После всего пережитого, казалось бы, должна прийти и усталость, но бойцы и командиры были бодры: они с честью выполнили приказ Фрунзе. Республика могла гордиться Тридцатой.

Вместо эпилога

От Джанкоя 30-я дивизия повернула на юго-восток, к Феодосии. Конный корпус Н. Д. Каширина повел наступление на Керчь и уже 16 ноября 1920 года М. В. Фрунзе послал Владимиру Ильичу Ленину очень краткую и очень значительную телеграмму:

«Сегодня нашей конницей занята Керчь. Южный фронт ликвидирован».

В Феодосии 30-ю стрелковую дивизию посетили командующий и члены Реввоенсовета 4-й армии.

– Отныне Красное знамя – знамя борьбы и победы реет в долинах и на высотах Крыма и грозным призраком преследует остатки врагов, ищущих спасения на кораблях, – сказал командарм Лазаревич, выступая на торжественном митинге. – Фрунзе особо отмечает героическую атаку вашей, 30-й стрелковой дивизии Чонгарских переправ. Честь и слава погибшим в борьбе за свободу! Вечная слава вам, творцы революции и освободители трудового народа!

Начальнику дивизии Грязнову, комиссару Романову и другим героям незабываемого штурма были вручены ордена Красного Знамени.

Позднее 30-я первой из частей РККА получила почетнейший титул – «имени ВЦИК». Ходатайствуя об этом, М. В. Фрунзе писал председателю Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета Михаилу Ивановичу Калинину:

«Вам было угодно предложить мне назвать именем ВЦИК ту из дивизий фронта, которая проявит наивысшую степень доблести в боях с неприятелем. Прежде Вы надеялись, что такою должна стать 30-я стрелковая дивизия. Ныне я рад доложить, что надежды Ваши дивизия оправдала в полной мере…» [12]12
  М. В. Фрунзе на фронтах гражданской войны. Воениздат, 1941, стр. 444, 450.


[Закрыть]

Страна переходила к мирной трудовой жизни, но ее защитникам еще было рано выпускать оружие из рук.

На освобожденной земле Украины разбойничали банды Махно и других атаманов. Ликвидировать махновщину республика призвала и 30-ю стрелковую дивизию. И здесь Тридцатая проявила воинскую доблесть и героизм. За образцовое выполнение боевых заданий на фронте борьбы с махновщиной командующий войсками Украины и Крыма М. В. Фрунзе наградил И. К. Грязнова личным оружием – серебряной шашкой и револьвером.

На снимке (слева направо): командующий ВВС РККА Я. И. Алкснис и И. К. Грязнов – заместитель начальника Управления механизации и моторизации РККА.

В ходе завершающих боев молодой командир стал коммунистом, членом великой ленинской партии, борьбе за идеалы которой был верен на протяжении всех лет жесточайших военных испытаний, выпавших на долю Советской республики.

Осенью 1922 года двадцатипятилетний Иван Грязнов получил направление в Москву на Высшие академические курсы. Вместе с бойцами дивизии трудящиеся Приднепровья тепло проводили его.

«Начало мирного строительства в Запорожской губернии связано навсегда с именем 30-й дивизии и Вашим, как ее славным героем-руководителем, – писали они в дарственной грамоте. – В этот период Вы, будучи членом губернского исполнительного комитета, своей энергией подняли и направили трудовой энтузиазм 30-й дивизии на борьбу с голодом, постигшим Запорожскую губернию, и на восстановление народного хозяйства, за что рабочие и крестьяне неоднократно выражали Вам лично, чувства братской любви и благодарности».

Специальным постановлением губисполкома И. К. Грязнов был признан «стипендиатом Запорожской губернии на все время его пребывания на академических курсах». А в канун 5-й годовщины Великого Октября бывшая Крепостная улица г. Запорожья получила новое название – улицы имени начдива Грязнова.

После учебы Грязнов командовал стрелковыми корпусами в Украинском и Сибирском военных округах, а с ноября 1930 года исполнял обязанности помощника командующего Среднеазиатским военным округом. В приграничных районах вольничали басмачи. Опыт борьбы с махновцами пригодился.

В конце 1931 года Революционный военный совет отозвал И. К. Грязнова в Москву, назначив его заместителем начальника управления механизации и моторизации РККА. То было время создания нового рода войск Советских Вооруженных Сил – механизированных и танковых частей. Молодой военачальник с головой ушел в большую работу.

В 1933 году за заслуги перед Родиной И. К. Грязнов был награжден вторым орденом Красного Знамени. Это известие застало его уже в Чите.

Перевод в Забайкалье был ответственным. Партия и правительство призвали закрыть восточные границы республики Советов на прочный замок. На крайних рубежах страны эту задачу с честью выполняли бойцы Особой Краснознаменной Дальневосточной армии В. К. Блюхера. Рядом с ними на боевом посту стояли красноармейцы Забайкальской группы войск, командование которой и принял И. К. Грязнов.

Вновь Василий Константинович и Иван Кенсоринович оказались соседями. По старой доброй традиции между их частями развернулось боевое соревнование за быстрейшее возведение укреплений и коммуникаций, за успехи в учебе и службе.

Встречаясь друг с другом, командующие вспоминали родную Тридцатую и друзей по первым походам под красными знаменами.

В самой группе Грязнова среди командиров было немало бывалых тридцатников. В дом к Ивану Кенсориновичу наведывался Константин Рокоссовский и другие ветераны дивизии.

В ноябре 1934 года И. К. Грязнов был включен в состав Военного совета Народного комиссариата обороны СССР. В мае следующего года он назначается командующим только что созданного Забайкальского военного округа, а несколько позднее получает персональное воинское звание «комкор».

С именем Грязнова связано немало начинаний, направленных на повышение оборонной мощи СССР. Но многие из этих дел завершить ему не удалось.

Его не стало 21 августа 1940 года, за десять месяцев до начала Великой Отечественной войны…

Сегодня мы проходам по улицам его имени в Красноуфимске и Запорожье, видим портреты героя в книгах и документальных фильмах, слушаем рассказы о яркой жизни полководца в музеях многих городов страны.

Свято чтут память об Иване Кенсориновиче Грязнове и нынешние его однополчане – воины гвардейской Иркутско-Пинской ордена Ленина дважды Краснознаменной орденов Суворова и Трудового Красного Знамени имени Верховного Совета РСФСР дивизии. Рожденная на Урале, прошедшая с запада на восток и с севера на юг фронты гражданской, давшая Родине в годы Великой Отечественной двадцать пять Героев Советского Союза – она по-прежнему в воинском строю, на боевой вахте.

В юбилейном для Советских Вооруженных Сил 1968 году Тридцатая отмечает свое славное пятидесятилетие. Всюду на пройденных дивизией путях – на Урале и в Сибири, в Крыму и на Кавказе, в степях Украины и белорусских лесах – жива память о ней, жива песня М. Светлова, которую певали наши деды и отцы:

 
От голубых уральских вод
К боям Чонгарской переправы
Прошла Тридцатая вперед
В пламени и славе.
 

Эта песня и о нем, о славном начдиве уральцев, об Иване Грязнове.