Текст книги "Начдив Иван Грязнов"

Автор книги: Давид Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

10. В степях Тавриды

Зимовать на Селенге не пришлось. В сентябре последовал новый приказ: 30-ю дивизию перевести на Запад.

Передислокация соединений 5-й армии началась еще в июне. Первой из минусинской тайги отбыла 27-я Омская дивизия. В июле с горняками Черемхово распростились бойцы 51-й блюхеровской и прямо с марша ринулись в битву за Каховские плацдармы. Теперь пришел черед выйти на европейские просторы страны и тридцатникам Ивана Грязнова.

С головными эшелонами ушла 88-я стрелковая бригада Ильи Корниловича Смирнова [9]9
  В конце зимы 1920 года 1, 2 и 3-я бригады дивизии соответственно получили №№ 88, 89 и 90.


[Закрыть]. Следом за красноуфимцами выступили в далекий путь полки 90-й бригады, новым командиром которой стал Александр Константинович Окулич. 89-я стрелковая бригада Михаила Васильевича Калмыкова покидала Забайкалье последней.

В Иркутске Иван Кенсоринович сделал непродолжительную остановку.

Жители города собрались на митинг, чтобы поздравить уральцев с награждением Почетным революционным Красным знаменем ВЦИК и объявить о своем ходатайстве присвоить дивизии наименование «Иркутской».

Обращаясь к собравшимся, Грязнов сказал:

– Товарищи! Вы знаете имена полков нашей дивизии. По ним можно судить о том, где они родились и откуда пошли на борьбу за власть Советов. Теперь и на знамени дивизии будет начертано имя – «Иркутская!» Оно скажет, как далеко мы шагнули от Урала. Завтра оно поведет нас еще дальше, к новым победам.

После митинга выдалось несколько свободных минут. Иван Кенсоринович отыскал на перроне Сергея Кожевникова, которого еще весной перевели на работу в политуправление армии.

– Ну, начагитпропа, жалеешь, что не с нами?

– Еще бы! – откровенно признался Кожевников.

– А может, махнем вместе?

– Нельзя.

– Ну, а нас, как думаешь, куда пошлют: на польский или на Врангеля?

Военком 1-й бригады 30-й дивизии С. Н. Кожевников, впоследствии армейский комиссар, начальник политуправления Харьковского военного округа.

– Скорее туда, на юг…

– Хорошо бы. Там ведь и Блюхер. Поможет, если что.

– А на себя не надеешься?

– Дивизия теперь…

– Выдюжишь. Кстати, когда в партию вступишь?

– Я с нею, с партией, с самого восемнадцатого, – задержавшись на месте, твердо ответил Грязнов. – Но, чтобы быть в ее рядах, надо заслужить. Для меня главная проверка только начинается. Побуду с дивизией в боях, оправдаю доверие – буду просить о приеме.

– Может, и резонно, – помедлив, сказал Кожевников. – Но жаль, без меня все это станет.

– Так я и говорю, давай вместе. Просись!

– Не агитируй, Ваня. Здесь тоже дела.

Обнялись. Неловко поколотили друг друга по спинам.

– Так я и знала. Опять вдвоем!

Разом обернулись на звонкий девичий голос. Перед ними стояла Дебора, молодая хозяйка иркутской квартиры. С Кожевниковым она держалась просто, как со старшим братом. Но перед Грязновым почему-то робела. После того, как дивизия ушла на Селенгу, он, приезжая по делам в город, всякий раз выкраивал время, чтобы наведаться по старому адресу. Были уже и прогулки наедине, были и долгие расставания, а странная скованность все не проходила. Вот и сейчас только и смогла сказать ему:

– Значит, едете, Иван Кенсоринович?

Грязнов глянул в большие серые глаза девушки и неожиданно сказал:

– Эх, Дебора, Дебора, было б другое время, пригласил бы с собой. Не испугалась бы?

– Н-нет…

– Ну, и молодец. Тогда жди, приеду за тобой. При друге говорю. Слышишь, Сергей? [10]10
  В 1921 году Дебора приехала с делегацией иркутян в дивизию и стала женой начдива. Ныне Д. А. Грязнова живет в Москве.


[Закрыть]

– Нашел кого спрашивать, – притворно проокал Кожевников. – Забыл, что контуженный я.

Эшелоны летели на запад по «зеленой улице». Не верилось, что на этих путях еще недавно громыхали бои, взрывы корежили рельсы, в щепу разносили шпалы, рушили водокачки и бросали на лед многотонные фермы мостов – не прошли даром красноармейские субботники и недели помощи. Теперь железнодорожники в долгу не оставались. Составы проходили за сутки по четыреста и более верст.

За Омском повернули на северо-запад, к Екатеринбургу. Красноуфимцы надеялись взглянуть на родные места. Но Казанская ветка была перегружена. Дальше поехали через Кунгур на Пермь – Вятку…

23 сентября Грязнов узнал, что эшелоны авангардной 88-й бригады проследовали через Москву и направились в сторону Полтавы. Сомнений больше не было: Тридцатая шла на усиление войск только что созданного Южного фронта, командовать которым партия доверила хорошо знакомому всем «восточникам» Михаилу Васильевичу Фрунзе.

27 сентября первые полки дивизии выгрузились и пешим порядком выступили к месту сосредоточения в Ново-Московский уезд Екатеринославской губернии. В тот же день М. В. Фрунзе прибыл в Харьков, где располагался штаб фронта, и обратился к войскам с приказом:

«Вступая ныне в исполнение своих обязанностей, с первой мыслью и первым словом я обращаюсь к вам, товарищи красноармейцы… Вся рабоче-крестьянская Россия, затаив дыхание, следит сейчас за ходом нашей борьбы здесь, на врангелевском фронте. Наша измученная, исстрадавшаяся и изголодавшаяся, но по-прежнему крепкая духом сермяжная Русь жаждет мира, чтобы скорее взяться за лечение нанесенных войной ран, скорее дать возможность народу забыть о муках и лишениях ныне переживаемого периода борьбы. И на пути к этому миру она встречает сильнейшее препятствие в лице крымского разбойника – барона Врангеля.

…Борьба с Врангелем приковывает внимание не только России, но и всего мира. Здесь завязался новый узел интриг и козней, при помощи которого капиталисты всех стран надеются подкрепить свое шатающееся положение.

…Врангель должен быть разгромлен, и это сделают армии Южного фронта.

Победа армии труда, несмотря на все старания врагов, неизбежна. За работу, и смело вперед!»

Почти весь октябрь 30-я дивизия продолжала стягивать свои силы, находясь в резерве правофланговой 4-й армии фронта.

Украина встретила уральцев и сибиряков непривычной для них жарой. Мохнатые папахи, врученные на память иркутянами, тут были явно не по сезону. Но бойцы с подарками не расставались: «солдатский телеграф» передавал, что врангелевцы со страхом ждут вступления в бой «страшных сибиряков» в папахах.

Слыша это, Иван Кенсоринович говорил землякам:

– Носы не задирайте. Это не ваши папахи, а наши земляки, бойцы 51-й, нагнали страх на врага.

Урало-сибирская дивизия под командованием Блюхера в те дни была в большом почете. 14 октября 1920 года в боях под Каховкой она положила начало разгрому армии Врангеля. Пролетариат столицы присвоил дивизии имя московского Совета и прямо здесь, на передовых позициях, вручил Почетное Красное знамя с надписью: «Уничтожь Врангеля!»

26 октября на имя Грязнова поступила телеграмма, подписанная Василием Константиновичем Блюхером:

«Приветствую прибывшую на Южный фронт боевую 30-ю дивизию, бывшую соседку по фронту на Востоке. Примите и передайте славным полкам вверенной Вам дивизии сердечное пожелание успеха в боях с последним врагом нашего социалистического Отечества. Желаю непобедимым уральским и сибирским стрелкам 30-й дивизии, пришедшим от хребтов Прибайкалья на Юг, покрыть новой славой свои почетные боевые знамена. Привет!»

Почти одновременно с этой телеграммой начдив 30-й получил приказ о начале боевых действий:

«Решительным наступлением не дать возможности врангелевцам выйти из-под смертельных ударов наших частей, на плечах противника занять его укрепления в районах Сальково, Джимбулук, Чонгар и ворваться в Крым на Тюп-Джанкойский полуостров».

И вновь Тридцатая пошла вперед.

Войска Врангеля отходили в Крым, надеясь отсидеться под прикрытием укрепленных позиций на Перекопском перешейке и за Чонгарским проливом. Смертельно раненый враг отчаянно сопротивлялся.

Полки Смирнова устремились к станции Сальково, где проходила первая линия предмостных укреплений врага. Уже стемнело, когда разведчики 262-го Красноуфимского полка подкрались к проволочным заграждениям. Ножниц для резки проволоки не было. Проходы пробивали топорами, лопатами, винтовками.

И вот сигнал общей атаки. Бойцы раскидали подрубленные колья, расширили проходы и рванулись вперед.

Около полуночи начдив получил донесение с места боя:

«Прорвавшись через проволочное заграждение, после штыковой атаки, неся большие потери от пулеметного огня и бронепоездов («Иван Калита», «Дмитрий Донской», «Единая Россия»), бригада в 22 часа овладела позициями, захватив 400 пленных 3-й Донской дивизии, 11 пулеметов и 1 легкое орудие».

– Сальково наше! – сообщил Грязнов начальнику штаба Богомягкову. – На очереди Джимбулук. Но трудно, очень трудно идут полки.

– Орешки крепкие. Враз не раскусишь, – отозвался начштаба. – А сколько еще их там уготовлено!

В двух верстах от Джимбулука 262-й полк отвели в бригадный резерв. Головным стал 263-й Красноуфимский М. Д. Соломатина [11]11
  М. Д. Соломатин ныне генерал-полковник танковых войск в отставке.


[Закрыть].

Джимбулукские укрепления оказались намного сильнее сальковских. Врангелевцы находились в окопах, отрытых для стрельбы стоя. В них имелись убежища с перекрытиями и даже бетонированные блиндажи. Перед окопами – проволочные сети в три, а местами в шесть рядов. Оборону держали свежие части марковской пехотной дивизии. Их позиции прикрывали бронепоезда.

В небе почти беспрерывно висели ракеты, освещавшие ровные, как стол, солончаки. На скрытность атаки рассчитывать не приходилось. И Смирнов отказался от наступления с ходу. Подтянули артиллерию.

За полчаса артподготовки снаряды пробили проходы в проволочных заграждениях и загнали офицерскую пехоту в убежища.

Наконец раздался сигнал общей атаки.

Михаил Дмитриевич Соломатин поднял свой полк:

– Вперед, уральцы-ы-ы…

Бойцы ринулись в проходы. Противник встретил их ожесточенным ружейно-пулеметным огнем. Поднявшиеся цепи стали редеть. Но ни одна не рассыпалась, не откатилась назад.

Зная, что одним лобовым ударом врага не возьмешь, Смирнов перебросил 264-й Верхнеуральский полк в тыл марковской дивизии. Для маневра верхнеуральцы использовали узкую косу, по которой в Крым тянулся гужевой тракт. Тут тоже стояли вражеские заслоны. Полк сделал почти невозможное. И первым из советских частей вышел на Чонгарский полуостров около Джимбулука.

Весть об удачном обходе противника окрылила 263-й Краоноуфимский полк. Красноармейцы одним броском достигли глубоких окопов врага. Отделенный командир 7-й роты Иван Дементьев, крикнув: «На барона! В штыки!» – первым спрыгнул на дно траншеи…

После взятия Джимбулука в боевых порядках бригады Смирнова осталось не более трети бойцов и командиров.

Грязнов немедля занялся перегруппировкой частей. Калмыков получил задачу перейти в наступление по тракту на Чонгарский мост. Бригаде Окулича было приказано сменить полки Смирнова и развернуть боевые действия вдоль железной дорога и пробиться к Сивашскому перешейку.

3 ноября 268-й стрелковый полк Я. М. Кривощекова овладел станцией Сиваш. Дальше пробиться было невозможно: отходя, врангелевцы взорвали за собой железнодорожный мост.

В это же время авангардный 266-й полк 89-й бригады вслед за кавалеристами 1-й Конной армии вышел к Чонгарскому пешеходно-гужевому мосту. Мост горел. Эскадрон конников, проскочив сквозь пламя, вырвался на противоположный берег. Но, встреченный ураганным огнем врата, откатился обратно.

11. «Республика смотрит на вас!»

Крым был рядом. Но с ходу его не возьмешь. Бригады остановились. Штаб дивизии расположился в хуторке близ разрушенной железнодорожной станции Джимбулук.

Утром 4 ноября И. К. Грязнов вместе с начальником штаба С. Н. Богомягковым выехал на рекогносцировку в расположение бригады Калмыкова. По небу плыли хмурые низкие тучи. Солончаковая земля была налита той же свинцовой тяжестью. Впереди, куда ни глянь – мелководные заливы, гнилые, удушливо-смрадные. Ветер гнал по ним грязные буруны.

Крымская земля рисовалась уральцу вечно цветущим и залитым солнцем краем. А что на поверку? Вроде к самым воротам подошли, а благодатной природы не видать.

– И когда же это будет хваленый ваш рай, Степан Николаевич? – опросил Грязнов.

– К морю выйдем и будет, – спокойно ответил Богомягков. – Крым, он особый. Все вот это как бы для контраста, чтобы удивить после.

Грязнов и Богомягков понимали, что именно их дивизия предстоит сказать решающее слово в атаках Чонгарской и Сивашской переправ, однако многое еще было не ясно, многое не решено.

О противнике в бригадах знали только то, что до разрушения мостов за Сиваши проследовали Кавказская и 2-я Донская дивизии. Но кто из их полков осел на месте, кто двинулся к Перекопу, установить еще не удалось.

Известно было и то, что весь противоположный берег изрезан окопами и траншеями, утыкан бетонированными и бронированными пулеметными гнездами, опоясан проволочными заграждениями. Эти укрепления возводились но планам французских военных инженеров, которые Таганашские и Тюп-Джанкойские позиции назвали «крымским Верденом».

Общие сведения имелись, но конкретных и достоверных данных о расположении, количестве и обороноспособности линий неприятельских укреплений дивизия пока не получила. Выяснить все это предстояло разведчикам. Но как переправиться на вражескую сторону? Хотя пролив перед 89-й бригадой был неширок, но глубина его достигала полтора, а то и два человеческих роста.

– Да, брода тут не найдешь, – сказал Грязнов, обращаясь к комбригу Калмыкову. – А наш понтонный парк застрял и неизвестно когда прибудет…

Михаил Васильевич покрутил черный ус:

– С понтонами тут тоже ничего не выйдет. Не только не дадут высадиться, а и близко к воде поднести эти штуки. Все пристреляно. Да вот и нас заприметили. Ложитесь!

Метрах в двадцати от рекогносцировочной группы разорвался снаряд.

– В укрытие! – распорядился Калмыков.

Все подчинились. Короткой перебежкой достигли щели, служившей комбригу командным пунктом и местом отдыха.

– Обзор, конечно, похуже, зато кланяться не надо, – сказал Калмыков.

– Тяжелыми бьют, – определил Грязнов.

– А корректируют с тех вон вышек. Как на полигоне устроились. Взгляните, – Калмыков предложил свой бинокль.

– Посбивать бы их.

– Чем? Нашими легкими?

– Да, нужен тяжелый дивизион, но его нет, – произнес начдив, не отрывая от глаз бинокль. Потом, кивнув на высокий крымский берег, твердо сказал:

– И все же там мы должны быть!

– Будем, – отозвался Калмыков.

– Когда?

– Этой ночью. Перекинем наплавной мостишко, и будем. После за старый возьмемся. Сваи-то под водой не сгорели…

– Так. А теперь скажешь, материал подавай?

– Не скажу. Тут мы кое-что нашли, они, видать, собирались второй мост строить. Заготовки я приказал по берегу рассредоточить, чтобы ненароком не подожгли.

– Молодцом! – оживился Грязнов.

– Мастеров бы только да инструмента побольше, – в первый раз попросил Калмыков.

– Со всей охотой, Михаил Васильевич, но… – развел руками начдив. – Сам знаешь, под Александровском пробка. Пока не восстановят пути, не будет и инженерного батальона.

В бригаде Александра Окулича дела были тоже неважные. Комбриг приказал найти брод. Пешие и конные часами ходили по сводящей ноги воде. Но уж больно широко на их участке разлилось Гнилое море – версты на три. Утопили нескольких лошадей, сами поморозились, а путного ничего не нашли.

Доложив об этом Грязнову, Окулич сразу завел разговор о том, что на западном берегу Чонгара разведаны удобные бухточки, где можно скрытно сосредоточить плавсредства.

– Лодки, значит, нужны. А где их добыть?

– В Геническе, – подсказал комбриг.

– И правда, рыбаков там много, – поддержал Богомягков. – Думаю, начдив 9-й поможет нам.

– Идея, – согласился Грязнов и приказал начальнику штаба тотчас же послать гонца к Н. В. Куйбышеву.

– Ну, а мост? В каком он состоянии?

– Восстановить можно. Но место обстреливается. Без поддержки артиллерии мы беспомощны что-либо сделать.

– Так, Александр Константинович, – задумчиво проговорил Грязнов. – Нужны, позарез нужны тяжелые дальнобойные орудия. Но где их сейчас взять…

Чтобы избежать напрасных потерь, И. К. Грязнов оставил у переправ лишь восстановительные команды, сторожевые батальоны и подразделения пешей разведки. Остальные части отвел в глубь Чонгарского полуострова.

Начдив сознавал: дневные атаки успеха не принесут. А если штурмовать ночью? Всей дивизией? Такого в практике еще не было. Так будет!

Составили план предстоящего боя. Важнейшие его элементы Иван Кенсоринович контролировал лично. Подготовка велась по ночам. Грязнов добивался, чтобы во всех полках были отработаны приемы преодоления проволочных заграждений, рвов, способы блокировки и подавления опорных пунктов и других очагов сопротивления. Каждое утро, после ночных баталий, Грязнов выезжал на передний край. Выслушивал доклады разведчиков и саперов, вместе с комбригами уточнял детали предстоящего форсирования.

Калмыков свое слово сдержал: навести «мостишко» он-таки сумел, и его разведчики побывали на той стороне. Но чего это стоило! Шесть раз спускали саперы на воду звенья двухбревенчатой нитки, и шесть раз артиллерия белых сводила на нет все их труды. Лишь при седьмой попытке удалось дотянуться до крымского берега и перебросить по зыбким и обледенелым бревнам разведчиков. Они выяснили, что передний край обороны противника удален от воды и подступы к нему могут послужить удобным плацдармом.

Вслед за разведкой в ночь с 6 на 7 ноября на береговую кромку Тюп-Джанкойского полуострова вступили роты комбата Петрова. Они уточнили начертание первой линии врангелевских укреплений, засекли пулеметные точки, выявили позиции легких орудий.

А на своем берегу бойцы Калмыкова каждую ночь развертывали трудовые «субботники». Саперы заготовляли звенья наплавного моста. Подбирались и к сваям сожженного. Под водой, на глубине полуметра, пришили к ним поперечины, укрепили доски настила.

На участке бригады Окулича тоже не сидели без дела. Правда, первую партию лодок, доставленных из Геническа, врангелевцы разнесли в щепы еще по дороге к «удобным бухточкам». Вторую доставили в целости и спустили на воду, но рыбацкие баркасы могли плыть лишь незагруженными. Чистой воды и четырех вершков не было. Дальше шло илистое месиво. Килевые лодки глубоко зарывались в него. Начинать посадку можно было только в 150—300 метрах от берега. Скрытность действий терялась, и от десантной операции пришлось отказаться.

У саперов дела шли лучше. Мост по возможности привели в порядок. И разведчики 268-го стрелкового полка не раз уже проникали до первой линии прибрежных проволочных заграждений.

9 ноября М. В. Фрунзе, совершавший объезд войск фронта, созвал в штабе 4-й армии Военный совет. От 30-й дивизии на совет были приглашены начдив и начальник штаба. По пути Грязнов и Богомягков обдумывали, как доложить командующему о том, что им крайне нужны понтоны, тяжелая артиллерия и многое другое.

Но когда приехали на станцию Рыково, то свои заботы показались малозначительными: оба были поражены вестями из дивизий армии Корка. Наступательные действия на Перекопском направлении, оказывается, развернулись еще вечером 7 ноября. Три часа на морозе полки и бригады месили непролазную грязь Сиваша, чтобы затем внезапно ударить в штыки на кубанцев генерала Фостикова и к утру 8 ноября очистить от противника почти весь Литовский полуостров. Днем 51-я дивизия Василия Блюхера пошла на штурм Турецкого вала. Три атаки захлебнулись. Четвертая, ночная, принесла победу.

Перекоп был взят. Но ворота в Крым все еще оставались закрытыми. Войска остановились перед сильно укрепленными Ишуньскими позициями. Прорвать их с ходу не удалось: Врангель перебросил сюда конный корпус Барбовича. Агентурная разведка доносила, что и Донской корпус готовится перейти от Чонгара к Ишуню. Части Корка, понесшие в беспрерывных двухсуточных боях огромные потери, попали под яростные контратаки белоказаков и с трудом отражали их.

– Надо одновременно атаковать противника со стороны Перекопа и со стороны Чонгара, – заявил Михаил Васильевич, открывая Военный совет. – Иначе еще одна зима военных действий.

Командующий сделал паузу, обвел взором присутствующих и, отыскав примостившегося в дальнем конце стола Грязнова, задержал взгляд на нем. Фрунзе знал, что уральцы 30-й и 51-й связаны боевым товариществом. И сейчас, когда бойцам Блюхера неимоверно трудно, кому как не тридцатникам прийти на выручку. Но уж больно молод их командир. А другим до Чонгара далеко, и неведом он им.

– Вся республика смотрит на вас, – медленно и с какой-то особо подкупающей теплотой в голосе проговорил Фрунзе.

Грязнов пружинисто поднялся. «Ишь ты, словно вырос на глазах», – отметил Михаил Васильевич и прямо спросил:

– Вы можете выполнить стоящую перед нами задачу?

Молодой начдив смело глядел в прищуренно-испытующие глаза командующего:

– Да, можем. Вверенная мне дивизия состоит из лучших революционных пролетариев Урала и закаленных сибирских партизан.

Уже другим тоном Фрунзе сказал:

– Из тыловых дивизий передаю вам на усиление гаубичную и тяжелую артиллерию. Богаче станете.

Вернувшись с военного совета, Грязнов вместе с комиссаром дивизии Романовым направился в бригады.

– Кого первым пошлем в бой, комиссар?

– 268-й и 266-й.

Как ни любил Иван Кенсоринович части родной Красноуфимской бригады, как ни гордился ими, но не забывал, что они только младшие братья в семье полков дивизии. А бойцы 268-го стрелкового под ружьем с марта восемнадцатого. От них и пошли на Урале все другие регулярные полки РККА. А ветераны 266-го?.. Они еще красногвардейцами бились с Дутовым. В рядах Коммунистического батальона Екатеринбурга поднялись на борьбу с белочехами и в первых же схватках с ними заслужили право нести до полной победы имя геройского уральского большевика Ивана Михайловича Малышева.

Комиссар, между тем, продолжал:

– Им нельзя отказать быть первыми. Это большой политический фактор.

– Согласен. Но надо и самих спросить.

Пришпорили коней и через час добрались да 3-го батальона 268-то стрелкового толка. Грязнов рассердился, увидев, что командир сменил удобную стоянку бойцов на полуразрушенную кошару невдалеке от Сивашского моста.

– Что за передислокация, Александр Константинович? – напустился Грязнов на комбрига Окулича. – Там люди и обогреться могли, а здесь?

– Здесь теплее, к Крыму ближе, товарищ начдив, – ответил за комбрига рыжебородый веснушчатый боец.

– Я вас опрашиваю, Окулич?

– Ругал уж их. Но заслышали гул орудий с Перекопа – не удержать.

– О чем тут спрашивать, начдив? – проговорил за спиной комиссар.

– Вижу, – ответил тихо и, возвысив голос, обратился уже ко всем:

– Верно действуете, уральцы! Пора вперед. Пора в последние атаки! Фрунзе говорит, вся страна, сам Ленин смотрят на нас.

От Окулича начдив с военкомом поехали в бригаду Калмыкова.

266-й малышевский полк второй день стоял на отдыхе в развалинах хутора Васильевского. Высокий, худой комполка Аронет был хмур.

– Ты что, не в себе, Владимир Андреевич?

– Да так, – кинув руку на эфес неизменной своей спутницы – шашки, ответил Аронет. – Без дела мерзнем.

– Дело будет. До штурма считанные часы остались.

– Да!? – меняясь в лице, переспросил Аронет.

– Вот теперь человек человеком, а то как ворон был…