Текст книги "Что-то в большом городе (СИ)"

Автор книги: Дарья Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

А Марьяна целовала его – совсем не так, как целовал ее он. Нежнее. Так, что Герман почувствовал, что его руки на ее спине дрожат. Прижал сильнее. И она прогнулась и прижалась сильнее. Теплые влажные женские кружевные трусики терлись о консервативные темно-синие мужские боксеры с горячим твердым содержимым.

Нет, это все надо немедленно снять! Марьяна целиком и полностью разделяла его план, послушно опустилась на спину и позволила снять с себя белье. А потом быстро приподнялась на локтях и потянулась к Герману.

– Теперь ты…

Да, теперь он. Марьяна села и прижалась к нему, теперь между ними не было вообще ничего. Она часто и поверхностно дышала и прижималась к нему. И теперь ее пальцы скользили по его спине, по позвоночной впадине. И его напряженный член вжимался в мягкий женский живот. А она начала ерзать, давая понять, что хочет, чтобы он прижимался не к ее животу, а был внутри.

Между ними все происходит достаточно быстро. Может быть, слишком быстро. С одной стороны, они двое взрослых людей, которые знают, чего хотят от секса. А с другой… Герман вдруг вспомнил свою фразу «Ladies first». И ответ Марьяны.

Он четко понял, что хочет увидеть ее оргазм. Несмотря на все свое практически подростковое и даже отчасти уже болезненное возбуждение. Да, давно с ним такого не было. И в этом даже есть какой-то кайф. Сдерживаться. Сколько надо сдерживаться. Из последних сил сдерживаться.

Чтобы увидеть ее оргазм.

Пришло время десерта.

Он прижал Марьяну к себе совсем крепко – чтобы ощутить ее всю. И чтобы она ощутила его всего. И прошептал на ухо:

– От чего ты кончаешь?

– Что? – после прерывистого вздоха отозвалась она. Герман чувствовал, как Марьяна мелко дрожит в его руках, и это было сладко. Как же она будет дрожать, кончая..

– От чего ты кончала в последний раз? Какие прикосновения, где, какая поза? Я хочу, чтобы ты кончила со мной.

Он говорил и не верил. Что это говорит он сам. Что вот так прямо говорит о том, что его никогда в принципе не волновало. А сейчас, с этой женщиной, что-то вдруг принципиально поменялось.

Марьяна молчала, часто дыша, и все так же мелко подрагивала в его руках. Герман запоздало подумал о том, что такая прямота могла ее задеть. Оскорбить. Но, с другой стороны, после ее расспросов… Марьяна же не малолетняя дурочка, а взрослая умная здравомыслящая женщина. Большей частью.

– Эй… – он коснулся пальцами ее подбородка.

– Вагинальные шарики, – раздался тихий ответ.

– Что?!

– Подруга подарила на день рождения, – так же тихо отозвалась Марьяна, не поднимая головы. – Умные вагинальные шарики. Последний раз был с ними.

Вот короткого, но совершенно неприличного, неуместного в данных обстоятельствах приступа смеха Герман от себя совершенно точно не ожидал. Как и последующего ответа.

– Слушай, у меня, конечно, есть пара шариков. Но в их интеллектуальном потенциале, я, если честно, сомневаюсь.

А теперь прыснула она, уткнувшись лицом в его плечо.

Смех и возбуждение – это совершенно новый для Германа коктейль. Наверное, именно поэтому голова отказывает ему окончательно. И он устраивается в изголовье кровати, притягивая к себе Марьяну, прижимает ее спиной своей груди и резким движением руки раздвигает ее ноги.

– Зато мы попробуем все остальное.

***

Оргазмы у Марьяны были не только от умных шариков. Даже, в основном, не от них – подарок Татьяны она опробовала – и только. Но ведь Марьяна знала, что любит ее тело. Как нужно делать, чтобы ему было хорошо. К сорока годам не знать этого – стыдно.

Но, получается, ничего она о себе не знала. Зато Герман знал все. Откинувшись затылком на его плечо, чувствуя его руки абсолютно везде, в этом было очень легко признаться.

Она, например, даже не представляла, что у нее настолько чувствительная грудь и соски. Или это у Германа такие пальцы… Она не знала, что это можно делать так долго. И так разнообразно. Гладить. Тереть самыми кончиками пальцев. Пощипывать. Сжимать. Крутить.

И еще сильнее сжать и оттянуть.

Марьяна охнула и сильнее откинула голову назад.

– Я не могу так больше… – услышала она свой хриплый голос. И его такой же хриплый ответ.

– Можешь…

И снова движения его пальцев. Марьяна уже перестает понимать, что именно он делает. Кроме главного: что ей от того, что он делает, хорошо так, как никогда не было. И хочется, чтобы было еще лучше.

Она перехватывает его руку и тянет вниз.

– Пожалуйста…

И снова долго. И снова разнообразно. Но почему-то все время – мимо!

Конечно, он делает это нарочно. Нарочно долго гладит ее дрожащие бедра. Долго гладит сверху, снизу, сбоку, где угодно, только не там, где все уже пульсирует от жажды его прикосновений. Нарочно гладит и разминает вход, заставляя ее поднимать бедра. А когда его пальцы все же оказываются там, где ей сейчас больше всего надо – она изворачивается и впивается зубами в его предплечье. Только попробуй убрать палец!

Оргазм был бурный и опустошительный. Она долго вздрагивала. И лишь потом разжала зубы. Оказывается, она снова прикусила ему предплечье. У Марьяны еще достало сил поцеловать место, куда впивались ее зубы – а потом она совершенно обессилено откинулась назад, на Германа. И какое-то время она так и полусидела-полулежала спиной на его груди. Его руки были на ней – одна на груди, другая на животе. Марьяна слышала его прерывистое дыхание на ухо, а в поясницу ей упиралась его каменная эрекция.

– Это уже седьмое небо? – прошептали ее непослушные губы.

– Пока нет.

***

Нет, его скудной фантазии, конечно, не хватило, что представить, как она будет кончать. Как это будет ярко. Как это будет возбуждающе. И сколько, оказывается, у него самого терпения.

Теперь Герману казалось, что он, как идиот, всегда уходил с банкета до подачи основного блюда. Не увидев, не попробовав самого главного. Самое интересное в сексе начинается… хрен ее знает, с какой минуты. После первого женского оргазма, словом.

А второй будет с ним. Герман был в этом совершенно уверен. Он как-то вдруг и мгновенно стал все понимать про эту удивительную женщину.

Но все равно оказалась не готов к тому, как она сладко ахнет, когда он возьмет ее. И как потом будет оплетать и обнимать, вжиматься, льнуть и забирать его в себя еще глубже. Вот тут терпение все же кончилось. Яростный, резкий, может, даже немного жестковатый финал Герман оттягивал, как мог. В самом конце догадался безошибочно прижать большим пальцем там, где был ее первый оргазм. И спустя несколько быстрых глубоких толчков у Марьяны случился второй. И, ведомой ее сладкой пульсацией, в свое наслаждение сорвался и Герман.

Глава 8.

– Доброе утро, Ольга Тимофеевна.

– Доброе утро, Герман Гергардович. Завтрак готов.

Герман, привалившись плечом к косяку, наблюдал за тем, как домработница сервирует стол. Эта женщина работала на него уже лет десять, наверное. Она была исполнительна, доброжелательна, умела, когда надо – молчать, а когда надо – говорить. Видела в этом доме всякое. В основном – их с Костей скандалы. Но вот женщин в этом доме Ольга Тимофеевна не видела ни разу. Но регулярно убирала следы их присутствия.

Теперь же… Теперь же использованный презерватив Герман выбросил в мусорное ведро сам.

– Ольга Тимофеевна?

– Да?

– Спасибо за завтрак. На сегодня вы свободны. И… и завтра у вас выходной.

Она все же растерялась – несмотря на свою прекрасную выдержку.

– Хорошо. Тогда… тогда я пойду? Или что-нибудь еще нужно? Может быть, приготовить обед? Ужин?

– Нет, спасибо.

Она медленно пошла к выходу. А потом все же не выдержала, обернулась и робко спросила:

– Что-то случилось, Герман Гергардович? Может быть, я что-то… – она замолчала.

– Нет, Ольга Тимофеевна, вы совершенно не при чем. У вас просто два оплачиваемых выходных.

Домработница все так же неуверенно кивнула, но лицо ее разгладилось. Она снова обернулась, а

Герман зачем-то добавил ей в спину.

– У меня сегодня ночует женщина.

Герман не спеша и с удовольствием завтракал. И думал о том, что сегодня ночью он как-то качественно перетряхнул голову. Потому что он теперь и в Ольге Тимофеевне видел человека, а не только обслуживающий персонал. Она ведь, между прочим, ездила с ним в больницу, когда Костя в компании своих дружков-идиотов засадил себе в мякоть большого пальца пулю из воздушки. Герман тогда перепугался жутко, а Ольга Тимофеевна взяла командование на себя.

Хорошая женщина.

А самая лучшая на свете женщина сейчас спит в его спальне.

***

Герман какое-то время молча смотрел на кровать. Марьяна так и не проснулась. Лежала на боку, засунув под подушку ладонь. Одеяло укрывало ее до начала груди, а с другого конца одеяла выглядывали кончики пальцев ног с темно-бордовыми каплями лака на ногтях. Светлые волосы в очаровательном беспорядке разметались по подушке.

Картина, как он стаскивает с Марьяны это одеяло, обнимает, тискает, лапает, ласкает, а потом берет – теплую и сонную – была невероятно яркой. И совершенно неуместной.

Ему надо на работу. У него на утро назначено совещание с безопасниками. Ему, в конце концов, надо разрулить всю эту нелепую дичь, которую эта безмятежно спящая женщина уже успела натворить.

В общем, дел – невпроворот. Герман вздохнул – и пошел в гардеробную. Одеваться.

Перед уходом он написал Марьяне записку. Обстоятельную. Такую непредсказуемую женщину нельзя оставлять без четких инструкций.

На завтрак творожная запеканка с изюмом и бананы. Кофемашина управляется двумя кнопками. Если такая еда не устраивает – холодильник в твоем распоряжении. Домработницу отпустил, тебя никто не побеспокоит. По известной ситуации я все сегодня решу. Дома буду примерно в шесть тридцать. С Тимуром по твоей работе договорюсь. Чувствуй себя как дома и дождись меня.

p.s. Не послушаешься – будет тебе и глубокая глотка, и остальные варианты.

Герман еще раз перечитал записку. Зацепился взглядом за постскриптум. Почувствовал, что губы сами собой улыбаются. Главное, чтобы Марьяна не восприняла это как вызов. И не сбежала из его квартиры. Но она ведь разумная женщина. Пусть и с чертовщинкой, но в целом разумная.

Или нет?

Герман не стал ничего исправлять в записке. Он понял, что эта непредсказуемость ему… нравится.

Нравится!

***

Герман смотрел на лежащий перед ним на столе предмет. Это был ключ от квартиры Марьяны.

Совещание завершилось, все технические и организационные вопросы решены, указания специалисты получили. А теперь надо решать вопрос принципиально. И, кроме Германа, решить его никто не может. Но он медлил.

Как действовать и о чем и с кем говорить, он представлял. Не хватало какой-то определенности. В том числе и у него в голове. Герман никак не мог сосредоточиться. Никак не мог привести себя в привычное состояние острой ясности мысли. Герман взял телефон – и едва не вздрогнул, когда прямо на его глазах контакт «Марьяна Левандовская» прислал ему фото.

Это его стол, его посуда – тарелка и чашка. На тарелке запеканка, в чашке кофе. Следом пришло сообщение.

Марьяна Левандовская: Спасибо за завтрак, я с удовольствием поела, очень вкусно.

Герман ничего не ответил. Он ждал. И следом пришло еще одно сообщение.

Марьяна Левандовская: Надеюсь, и со второй частью моего запроса получится познакомиться более подробно и тщательно.

Герман почувствовал, что улыбается. Почувствовал, что привычная ясность мысли вернулась. Его пальцы быстро набрали одно слово.

Герман Тамм: Умница.

А потом Герман набрал другого абонента.

– Иван Кириллович, приветствую.

– Что, Гера, все-таки бахнуло? – ответили ему после небольшой паузы.

Герман не удержался и вздохнул. С Иваном они слишком давно знают друг друга, чтобы притворяться.

– Бахнуло, Вань.

– Кого зацепило?

Вопрос не праздный. Как вот отвечать только? Самого Германа тронуть побоялись. С Костей Герман поговорил, ночь сын провел спокойно и без происшествий.

Но охранника Герман на всякий случай в университет с Костей отправил, несмотря на фырканье сына. Пообещал, что это только на один день.

Герман понимал, что перестраховывается. Что единственный человек, который реально себя подставил в этой истории – это Марьяна. Которая сейчас, как умная послушная девочка, пьет кофе у него дома.

– Левандовскую начали прессовать. Разнесли квартиру, забрали ноутбук.

– Совсем по жести, что ли, пошли? – в голосе Дегтярева слышалось удивление пополам с раздражением. – С ней самой-то что? Избили? Износ?

Герман внезапно похолодел от таких слов. Самое пакостное было то, что это мог быть вполне реальный сценарий.

– Обошлись квартирой.

– Ну, должна же она после этого понять! – в голосе Ивана раздражения было все больше. – Что, не стала тебя слушать?

– Да не успел я с ней поговорить. Они оказались быстрее.

Иван помолчал.

– Подгорает у них, видимо, крепко, – теперь раздражения в его голосе не было совсем. А Иван вздохнул и задумчиво добавил: – Девчонка под топором ходит, однако.

Девчонке сорок лет. Но Герман почему-то улыбнулся. А потом заговорил. Серьезно.

– Она у меня. И, Вань, если будет интересоваться кто – я с ней сплю. Поэтому те, кто тронет ее хоть пальцем – будут иметь дело со мной.

Дегтярев хмыкнул.

– Как у тебя, однако, быстро все меняется, Гера.

– Обстоятельства вынуждают. Вань, дай мне контакты тех, кто выходил на тебя по поводу Левандовской.

– Скину. И, если нужна будет какая-то помощь…

– Надеюсь справиться сам. Но предложение услышал.

– Тогда удачи.

– Спасибо.

***

Вызываемый абонент ответил сразу. Будто там ждали его звонка.

– Это Герман Тамм. По поводу Марьяны Левандовской.

– Слушаю, Герман Гергардович, – ответили после небольшой паузы.

– Слушайте. И слушайте внимательно.

***

Марьяна долго и с чувством потягивалась в постели. А потом вдруг резко села и огляделась по сторонам. Плотные темно-серые шторы создавали в комнате полумрак, но Марьяна уже вспомнила, где она. Это комната Германа Тамма. С которым Марьяна провела минувшую ночь.

Марьяна плотнее прижала одеяло к груди и принялась быстро вспоминать, а потом анализировать то, что вспоминала.

Так, у нее вчера взломали квартиру. Но вчерашние ужас и паника по поводу этого события сегодня куда-то практически бесследно исчезли. Факты остались, эмоции – нет

А еще она вчера пила. Вишневый сок с ромом. Две… или три порции? Марьяна осторожно покачала головой. Голова решительно заявила, что не болит. Но вот пить немного хотелось. Только не факт, что это последствие употребления рома накануне. Возможно, что горло пересохло от того, что ночью она кричала. Кричала же? И стонала. Марьяна прижала руки к щекам, которым стало горячо. Первый раз с ней такое, между прочим. Когда утром, после ночи с мужчиной, стыдно. Нет, не стыдно. Это другое. Когда стыдно, этого повторить не хочется. А ей хочется. Потому что воспоминании какие-то… смутные Неуверенные. Только физиологическая память тела уверенно говорила, что все было зашибись. И надо повторить. Но деталей не выдавало. А Марьяне по своим смутным ощущениям казалось, что она ночью творила такое, что экскортницы отдыхают. Что она будто учувствовала этой ночью в сьемках разухабистого порно. Потому что такой шумной Марьяна не была никогда. Никогда так себя не вела.

Она же леди! Впрочем, мы уже выяснили, что нет. Но что настолько не леди… В голове вдруг явственно послышался собственный вкрик. Значит, был. И, заодно, низкий мужской стон. Сладкая растянутость бедер. Горячая пульсация внутри. Тяжесть мужского тела.

Так, а где, собственно, второй участник порно? И сколько времени?

Марьяна повернула голову. Вчерашний белый банный халат валялся на полу у кровати. Трусы, которые она вчера купила в торговом центре, пока ждала Германа, были неизвестно где, но и черт с ними. Хорошо, что хоть халат здесь – шастать голой по чужой квартире Марьяна была не готова.

Спустя пару минут Марьяна выяснил две вещи.

Первое. В квартире она одна.

Второе. Герман оставил ей записку, которая лежала на освещенном ярким солнцем белом столе.

Марьяна перечитала ее дважды. С целым сектором эмоций. Сначала, ее, конечно, возмутил командный тон этой записки. Сплошные инструкции. То делай, это не делай. И вчерашнюю провокацию ей припомнил! От этого, кстати, снова внезапно стало горячо. И не только щекам. Марьяна тряхнула головой и снова принялась перечитывать записку. Что значит – с Тимуром решу?! Он еще и в работу ее вмешиваться собрался?! Думает, что она будет тут сидеть и ждать его у него в квартире?! У Марьяны, между прочим, своя жизнь. И никакие Германы Таммы ею командовать не имеют права!

Марьяна еще раз взглянула на время. Господи, она проспала! Ей давно полагается быть в редакции. Чтобы там не думал Тамм по поводу своей способности договориться с ее боссом!

Марьяна схватилась за телефон и набрала Тимура.

– Привет. Как ты? – первым же делом спросил Лиханцев. В его голосе слышалось беспокойство.

– Привет. Эмн… нормально, – осторожно ответила Марьяна. – Не поверишь, Тимур, я в кои-то веки проспала, но скоро...

– Мне звонил Герман, рассказал о том, что у тебя случилось, – перебил ее шеф.

– Давай так. Пока Герман не утрясет всю эту историю, побудь у него. Номер мы вчера сдали, срочного ничего нет. Ну, в смысле, ничего такого, что не может подождать два-три дня, – Марьяна, не веря собственным ушам, слушала уверенный голос Тимура. – Если что-то все-таки понадобится – позвоню, напишу. А пока Ксюша с текучкой справится, надо же ей когда-то взрослеть. Герман сказал, что у тебя ноут забрали. Давай, тебе привезут служебный? Адрес скажи.

Марьяна поняла, что не поспевает за Тимуром. И за Германом, мать его, Таммом, который уже успел развернуть бешеную деятельность в ее, Марьяниной, жизни.

– Спасибо, Тимур, – Марьяна пыталась говорить твердо. Она вдруг поняла, что ситуация, когда двое мужчин чего-то уже порешали без нее в ее жизни, вызывает у нее, мягко говоря, недоумение. Новое такое чувство. Непривычное. – Я подумаю, спланирую. Если что – напишу.

– Договорились. И еще, Марьяна, один совет.

– Ну? – Марьяна поняла, что скрывать раздражение у нее не получается.

– Слушайся Германа.

Сговорились!

– Слушаюсь, ваше лемурское величество, – не удержалась и процедила Марьяна. И оборвала связь.

Что они – он – о себе возомнили?! Чтобы вот так влезать в ее жизнь без спроса?!

А что она о себе возомнила, если так же без спроса полезла в жизнь Германа Тамма? И этими своими действиями спровоцировала цепную реакцию действий других людей, которые привели к тому, что она вчера наблюдала в своей квартире. И совершено справедливо при этом думала, что дело могло обойтись еще хуже, и могла пострадать не только квартира, но и сама Марьяна. Могла же? Могла.

И кто теперь решает эти проблемы? Герман. Потому что только он и сумеет вытащить Марьяну из всего этого. Потому что Марьяна не знает, кто эти люди и как подступиться к этой проблеме. А Герман – знает. Марьяна тяжело осела на стул, и тут на нее вдруг обрушилось все то, что до этого скромно скрывала память.

И бесстыдные прикосновения его пальцев, и еще более бесстыдные движения ее широко разведенных бедер, и… и многое другое, что ночью творил с ней этот мужчина. Который, ко всему прочему, оказался великолепным любовником. Таким, каких у Марьяны и близко никогда не было. Возможно, все между ними случилось именно так головокружительно потому, что ему она как-то совершенно безоглядно доверилась, позволила ему все и вообще не думала.

Не думала вообще этой ночью.

Зато сейчас думала. Думала об этом… об этом потрясающем мужчине. О том, например, что у него твердый живот и сильные руки и спина. И очень нежные и умелые пальцы.

А еще он невероятно умный и с шикарным чувством юмора.

Уверенный. Успешный.

Мужчина, который говорит: «Я решу».

Марьяна взяла записку и еще раз перечитала. Каждое слово в ней было прекрасно. Особенно постскриптум. И…

Нет, надо пойти в душ. Срочно. Смыть с себя этот дурман. Герман ее этой ночью чем-то… чем-то одурманил. И если она тут так и будет сидеть в одном только халате на голое тело и думать о нем с мечтательной улыбкой, то додумается до чего-нибудь совсем… Впрочем, это кажется, уже не про мысли. Это про чувства. А чувства – это вообще субстанция непонятная!

И Марьяна решительно пошла в ванную. Из чистого протеста – пошла, конечно, в его, Германа, сугубо мужскую ванную. Потом вышла оттуда, благоухающая люксовым парфюмированным мужским гелем для душа – и отправилась завтракать.

Трусы у Германа темно-синие, это она вчера хоть мельком, но успела заметить. Теперь пора оценить завтрак, приготовленный, наверняка, домработницей, которую Герман предусмотрительно отпустил. А ведь если бы сейчас в квартире находилась какая-то посторонняя женщина, то настроение у Марьяны было бы совсем другое.

А оно было решительно прекрасным. Так, пора познакомиться с двумя кнопками на кофемашине.

***

Марьяна сидела и любовалась на слово «Умница» в своем телефоне. Конечно, она умница. Марьяна об этом прекрасно осведомлена. Но когда это написала Герман – губы сами собой сложились в глупую улыбку.

И в это время Марьяна услышала, как в замке входной двери повернулся ключ.

Она почему-то мгновенно и вдруг испугалась – до липкой холодной дрожи по спине. И ногами вдруг стало холодно – будто от ледяного сквозняка по полу.

Кто это может быть?! Марьяна резко встала на ноги, одернула халат и плотнее его запахнула. Ну почему она не переоделась в свою одежду?! И у кого может быть ключ от квартиры Германа? Кто это? Сам Герман? Он сказал, что будет к шести тридцати. Если только… Может быть, случилось что-то экстраординарное? Или это все-таки вернулась домработница? С какими-нибудь покупками?

Это ведь не может быть… не может быть кто-то чужой?!

Щелкнул замок и раздался громкий голос.

– Марьяна, привет!

Это Костя! Марьяна выдохнула – и почти бегом бросилась в холл к входной двери.

Костя как раз дверь эту дверь закрывал.

– Ты же должен быть на занятиях! – выпалила Марьяна.

Он знакомым жестом закатил глаза.

– Ой, только не начинай.

А потом быстро скинул кроссовки, шагнул к Марьяне. Она так и не поняла, кто сделал первое движение, но уже через секунду он ее обнимал.

Господи, кто бы ей сказала в тот момент, когда она впервые познакомилась с Костей, еще не зная, кто он, что через несколько месяцев она будет обниматься с этим парнем.

Причем безо всякого эротического контекста, а словно ища в его объятьях утешение и защиту. А перед этим проведет совершенно сумасшедшую ночь с его отцом?!

Когда жизнь Марьяны успела превратиться в сериал с таким непредсказуемым сюжетом?!

– Как ты? – Костя разжал руки и теперь внимательно смотрел на Марьяну. А ее накрыло мощнейшим дежавю. В этот миг Константин казался Марьяне абсолютной копией Германа. И взгляд такой же.

– Я… я прекрасно, – Марьяна вдруг почувствовала неловкость и отступила. И выпалила: – Кофе хочешь?

– Я и от пожрать не откажусь, – хмыкнул Костя. Он, в отличие от Марьяны, никакого смущения явно не чувствовал. – Покормишь?

Прекрасно. Покормишь? Вообще, это дом Кости. Дом, где он вырос. Дом, от которого у него есть ключи. А Марьяна тут впервые оказалась вчера вечером. Но…

Но именно она накладывала Косте запеканку, наливала кофе, резала банан и делала этому молодому растущему организму еще и бутерброды – со сливочным маслом и сыром и ореховой пастой.

Костя как-то интуитивно, умница, понял, что о произошедшем вчера – и о погроме в квартире Марьяны, и о том, что было после – говорить не стоит. Вместо этого жаловался на особо вредного преподавателя, травил какие-то свои студенческие байки. Марьяна молча пила кофе и пыталась осознать, как-то уместить все, что происходит. Вот она сидит в квартире мужчины. В одном белом махровом халате. Кормит и поит его взрослого сына и слушает его студенческие новости. Куда дальше? Дальше вот в каком направлении из этой точки можно двигаться? Ответов у нее не было. И, самое поразительное, в данный момент их не хотелось искать.

– Какие у тебя планы? – Костя сыто откинулся на стуле.

– Не знаю, – пожала плечами Марьяна. – Вообще-то, у меня уже почти середина рабочего дня. А я, как видишь, сижу тут.

– И правильно делаешь, – Костя резко выпрямился на стуле. Вальяжность и беззаботность исчезли с его лица. – Пока отец всю ситуацию не разрешит – не смей показывать нос из этой квартиры.

Марьяна буквально вытаращилась на Константина. И ты туда же?! Трое на одну – это вообще не по правилам!

– Если ты вдруг забыл, я взрослый и абсолютно дееспособный человек.

– Так, послушай меня, – Костя положил руки на стол и сцепил их в замок. Марьяна почему-то посмотрела на его руки. У Кости очень красивые руки. Такие же, как у его отца. Большая ладонь, длинные пальцы, крупные, хорошей формы ногти. Такими руками можно и гайки крутить в машине, и многомиллионные контракты подписывать. – Ты с меня пример не бери, я молодой и пока еще дурак, поэтому с отцом спорю. Но даже я понимаю, что есть вещи, которые, кроме отца, никто не решит. Сейчас именно такая ситуация. У отца партнер есть, он строительным бизнесом занимается. Вот батя меня как-то возил к нему на настоящую стройку. Там такие таблички висят: «Не стой под стрелой». И еще «Осторожно, работает кран».

– Что? – растерянно переспросила Марьяна. Она не понимала, к чему этот рассказ.

– Это твоя инструкция Марьяна! Не стой под стрелой, когда работает кран! И пока отец работает – не лезь ему под руку и не высовывайся! Я хоть и веду себя иногда, как дурак, но отлично представляю, с чем приходится иметь дело отцу и как строится такой бизнес. Знаешь закон соленого огурца?

– Ты меня решил сегодня всеми гранями своего таланта поразить? – совершенно инфантильно, словно из них двоих младше она, огрызнулась Марьяна.

– Нет, кое-что оставлю про запас, – невозмутимо ответил Костя. – Так вот, огурец, помещенный в рассол, становится соленым вне зависимости от своего желания. Я в этом всю жизнь варюсь, все время рядом, отец меня с какого-то времени еще и активно погружает в тему. Ну, насколько у него это поучается, конечно. Я знаю, как это работает. Поэтому… Он все решит. Ты просто сиди тихо. Умеешь?

Марьяне очень хотелось ответить что-то язвительное. Но она промолчала и только кивнула. Да, какие бы сложности не были между Таммами, мальчик вырос точной копией отца! И это не закон соленого огурца, это генетика.

– Так, ты поел, все инструкции мне выдал, а теперь марш в университет! Ты и так минимум одну пару прогулял.

– Две.

– Кыш!

Костя ухмыльнулся.

– Ну, я же не мог не проверить, как ты тут. Хорошо ли тебя устроил отец.

– Костя, не испытывай мое терпение!

– Понял, понял, – он поднял руки, усмехнулся и встал. – Тебе надо компенсировать то, что какой-то сопливый малолетка учит тебя жизни. Понимаю. Можешь даже наорать на меня для поднятия самооценки.

– Ты шапку надел?

Костя снова знакомо закатил глаза

– Да, Марьяна, надел.

– Пошли, я проверю.

Перед уходом Кости они почему-то снова обнялись – в этот раз коротко. За минувшие сутки что-то кардинально поменялось не только между Марьяной и Германом, но и между ней и Костей.

– Ты закроешь дверь?

– Да.

И, когда Костя уже был одной ногой за порогом, он вдруг негромко произнес, не оборачиваясь.

– Надеюсь, вам было хорошо сегодня ночью. И отец оказался на высоте.

– Что?! – спросила Марьяна пересохшими губами. Она очень надеялась, что ей это показалось. Что она ослышалась.

Но явно нет.

– Побегу я, – громко проговорил Костя. – А то у меня семинар сегодня. – И он быстро пошел к лифту, а от него обернулся и сказал: – Дверь закрой, простынешь.

Марьяна заперла дверь и привалилась к ней спиной. Да, от осинки не родятся апельсинки.

***

Внеплановый выходной неожиданно пришелся кстати. Марьяна позвонила Ксюше, выдала ей краткие инструкции. По голосу чувствовалось, что помощница просто сгорает от любопытства, но держится. Тимур явно ничего не рассказал о причинах отсутствия Марьяны на работе. И Тимур молодец, хоть и самодур, и Ксюша молодец, взрослеет девочка.

Поэтому Марьяна отложила телефон и позволила себе расслабиться. Ну, раз Герман оставил ее в своей квартире – он не мог не допускать мысли, что она сунет нос везде. И не только в холодильник, но и на полку с нижним бельем. В конце концов, Марьяна впервые оказалась в квартире такого класса. Грех не воспользоваться случаем. Ею двигало и женское любопытство, и профессиональное. Это, конечно, уже деформация. Нет, Марьяна никогда и никому не расскажет о том, что увидела в этой квартире. О том, что в ней было. Но не уложить новую информацию в свой профессиональный депозитарий она не могла. Это именно деформация. Надо все изучить. Просто на всякий случай.

А женское любопытство говорило, а, точнее, вопило вообще о другом. Поэтому в первую очередь Марьяна пошла в гардеробную.

Ну да, так она и думала. Темно-синие. И еще серые. Хорошего качества, но и только. Это у Тамма-младшего, наверняка, на резинке трусов название модного дома. Марьяна вспомнила анекдот про дочь Кельвина Кляйна и хмыкнула. А тут просто премиальный трикотаж, удобный покрой и все. Видимо, производить впечатление своими трусами Герман не привык. Другим берет. Марьяна вздохнула и закрыла ящик.

Все вещи Германа были такие – безупречного качества и консервативного стиля. И на этом Марьяна посчитала экскурсию в гардеробную законченной и пошла гулять по квартире. Метров двести в ней оказалось навскидку. Или двести пятьдесят. Три спальни, три ванных комнаты, гостиная, столовая, кабинет, тренажерный зал и хозяйственный блок – кухня, санитарная комната, кладовка. Конечно, такая квартира стоила баснословных денег. Конечно, в ней чувствовалась рука дорогого дизайнера. Но в ней не было ничего напоказ. Это дом, в котором жили. Сейчас – один человек.

Интересно, каково Герману одному на этих двухстах с лишним безупречных квадратных метрах? Иногда тут хлопочет по хозяйству домработница, но потом она уходит – и тогда что?

Как тебе тут одному, Герман? Ты привык?

Говорят, сильные люди не боятся одиночества. Говорят, по-настоящему цельный человек никогда не бывает одинок. Ему и самому с собой не скучно.

Это прекрасные мотивационные фразы. Но Марьяна на своей шкуре в последнее время стала испытывать, что они не всегда работают. И все чаще не хочется никуда ехать – ни на модную выставку, ни в театр, ни на встречу с Татьяной. И не хочется готовить себе что-нибудь хитрое по рецепту всемирно известного повара. И книгу берешь в руки – и откладываешь. И не помогает ни шоппинг, ни новые духи или крем. И все чаще подкрадывается тихий и пока едва заметный вопрос: «Зачем?».

Лишь в последнее время Костя заставил этот вопрос исчезнуть. Он привнес в жизнь Марьяны что-то яркое, теплое. То, чего не было в ней раньше. Костя и его отец.

А ты, Герман? Ты старше меня на шесть лет, ты живешь один. Ты тоже слышишь это тихое «Зачем?».