Текст книги "В золотых чертогах Валгаллы (СИ)"
Автор книги: Дарья Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
Глава 11. Все дороги ведут в Нифльхейм
Ни́фльхе́йм, иногда Ни́фльха́йм (др. – нор. Niflheimr – обитель туманов) – в германо-скандинавской мифологии один из девяти миров, земля льдов и туманов, местообитание ледяных великанов, один из первомиров.
– Ну, что, вся дурь из тебя вышла?
– Почти.
– Даю тебе еще один день, и чтобы послезавтра на работе была.
– Два дня.
– Хорошо, – соглашается Тихонов. – Два так два. Но ни днем больше!
Едва успевает нажать отбой, как снова, разрывающей душу трелью – входящий. Не считано какой за сегодня. Она знает, кто это. И она, конечно же, не возьмет трубку. И дверь не откроет. И когда-нибудь ему надоест. Он же гордый. Он не будет унижаться. Он же сильный. Он справится.
Сильный, гордый, умный, талантливый, любимый, единственный. Где взять силы, чтобы забыть тебя? Простить оказалось легко, а вот забывать будет невыносимо.
* * *
На звонки не отвечает. Дверь не открывает. Детский сад какой-то, честное слово. Ничего, он упрямый. Она же дома – вон, свет горит. Машина на месте. Не сможет же она неделями дома сидеть?
Познакомился с охранником. Тот поначалу пытался права качать: «Да кто ты такой, мужик? Что вообще тут делаешь?». Глеб емко и доходчиво объяснил тому, какие именно кости, связки и сухожилия повредит ему, если он не оставит его, Глеба, то есть, в покое. А потом дополнительно рассказал, как сам же окажет первую медицинскую помощь пострадавшему.
Виктор Алексеевич, уже не молодой отставной прапорщик, всю жизнь просидевший в военной части за колючей проволокой, оглядел здоровенного мрачного мужика, которой, судя по употребляемым непонятным и специфичным словам явно медицинского происхождения, был действительно врачом-травматологом, и решил: «Ну его… Себе дороже с таким связываться». И вместо этого сказал:
– Да ладно… не кипятись так… Чего случилось-то?
Выпили по чуть-чуть у Виктора в каморке. Глеб в пару предложений уложил всю свою беду: «Баба сердится на меня. Заперлась. Жду». Виктор понял – чего уж тут непонятного? Разве что – стоит ли столько времени тратить ради бабы? Впрочем, у этой вон какой Мерседес, так что, может, и стоит.
Глеб увидел ее только на третий день своего «дежурства». Вошла на подземный паркинг в столь ненавидимом им «костюме трупа» – черные брюки, серый с черной отделкой пиджак, эти острые как скальпели шпильки, помада на губах. Вся в броне, его девочка… Метнулся к ней.
– Юля…
Проходит мимо. Ясно, опять играем в игру «Глеб – человек-невидимка». Он на игры не настроен, совершенно! Он издерган, измучен весь, и поэтому без лишних церемоний хватает ее за руку.
– Нам надо поговорить!
Она поворачивает голову в его сторону. Лицо холодное, безжизненное, как маска. Губы с бордовой помадой выплевывают:
– Не надо…
– А я говорю – надо!
– Глеб… Я. Тебе. Уже все сказала. В прошлый. Раз, – она говорит медленно, четко выговаривая слова. И, резко вырывая руку: – Отпусти меня!
Он так ошарашен, что отпускает ее руку. Из ступора его выводит писк сигнализации на машине.
– Нет, подожди!
– Прощай.
Садится в машину, хлопает дверью. А он так и остается стоять снаружи. Огорошенный и ничего не понимающий.
Они смотрят друг на друга через лобовое стекло Мерседеса. Она за рулем, он снаружи, перед капотом. Их дуэли взглядов аккомпанирует басовитое урчание шестицилиндрового немецкого мотора.
А потом машина трогается с места, медленно подкатывается, практически упираясь передним бампером ему в колено. И он отходит в сторону – что ему еще остается?
Машина проезжает мимо, в сторону открывающихся рольставен. А Глеб стоит и смотрит, как черный блестящий джип забирается по пандусу и исчезает в лучах бьющего в проем солнца.
* * *
Ощущение, что она в склепе. Все холодно, все постыло. О чем-то жужжит, раскладывая бумаги на столе, Маша. Отмахивается от нее.
– Оставь, я посмотрю.
– Что-нибудь нужно еще?
– Кофе мне сделай. Покрепче.
Маша уходит, а она невидяще смотрит на бумаги на столе. Чего они хотят от нее? Не видит ничего… Только его лицо через лобовое стекло мерса. Ох, как же больно рвать по живому! Но лучше сейчас, чем ждать, когда он ее… предаст сам. Лучше уж уйти… первой. Пока силы есть вынести этот удар.
– Какие люди в Голливуде… Наконец-то. Приветствую. Юля, ты запрос из Центробанка видела?
Она вздрагивает. Даже не заметила, как в кабинет зашел шеф.
– Здравствуйте, Виктор Георгиевич. Нет, еще не видела.
– Та-а-а-а-к… Что такое?
– Ничего. Сейчас.
– Сейчас?.. – смотрит на нее изучающе. – Не похоже.
– Я сейчас… – произносит с нажимом, – посмотрю. Обязательно.
Он молчит какое-то время. А потом:
– Сначала в себя приходи! А потом – ко мне в кабинет.
За Тихоновым закрывается дверь. Юля опускает голову на руки. Как-то же надо жить дальше…
* * *
Все она ему врала! Про любовь. И про ненависть – кто в этот бред поверит? Как он может ее ненавидеть, когда так любит, что больно?! Может быть, и стоит ее возненавидеть за всю ту боль, которую она ему причинила. За это холодное лицо и безразличный голос. За пустое «Прощай» и надвигающийся на него капот мерседеса. Может, и стоило бы, да он не мог. Не мог ненавидеть ее. Как можно ненавидеть того, кого так любишь?
А правда была в другом, очевидная правда. Она не смогла простить ему того, что увидела. Его измены. Почти… измены. Впрочем, будь он на ее месте… Если бы ОН увидел ее, целующей другого… Убил бы сначала, а потом бы вопросы стал задавать. Вот и она… убила его, как смогла. И уволилась назло ему. Смотри, дескать, Глеб Николаевич, что ты наделал. Изменил мне, предал, и с работы я из-за тебя ушла. Логики в этом нет никакой, кроме одного – сделать ему больно. Еще больнее. Так же, как он сделал ей. Черт! Он все-таки все непоправимо испортил. И после этого… Ему ведь как-то же надо жить дальше… Хоть и не хочется. Но – есть обязательства. У матери никого нет, кроме него.
* * *
Время течет густой смолой. Дни тонут в нем как доисторические комары. И остаются янтарными сувенирами. День без тебя. Еще день. Еще один. И еще. Вперед, шаг за шагом. Туда, вперед. В пустоту.
* * *
– Юленька, как ни прискорбно, но совещание с коллективом придется проводить тебе. Ты же понимаешь – вызывают в Центробанк.
– Да, конечно.
– Юлия Юрьевна! Отставь этот похоронный тон! Я не собирался тебя подставлять! О кадровых сокращениях и урезании премий я должен сообщать. И весь негатив от этого – мой. Но, ты же понимаешь…
– Я понимаю. Я с вами поделюсь потом… негативом.
– Юля! Не нервируй меня!
– Не буду.
– Уволю!!!
– Увольняйте.
Тихонов вздыхает.
– Юля, ну так нельзя….
– Виктор Георгиевич, я все сделаю. Езжайте, не беспокойтесь.
– Точно?
– Точно. Мне не трудно.
Это нетрудно. Что ей чужие ненавидящие взгляды? Что ей очередной шепоток за спиной: «Вот ведь стерва»? Извините, уважаемые, ничего личного. It’s a fucking business. Каков финансовый результат, таковы и меры. Они и так с Тихоновым бились с советом директоров до последнего. Убедили, что трудности банка носят временный характер, а вот собранный кадровый костяк профессионалов разбазарить нельзя ни в коем случае. Так что сокращения касаются в основном младших банковских служащих. А этих всегда новых набрать можно без потерь для дела. Только вот каждому его личные нужды гораздо важнее, чем абстрактные интересы какого-то бизнеса. Ну что ж, каждому и не объяснишь. Она и не собирается. Пусть ненавидят – ей все равно. Давно уже все равно.
Глава 12. Охота Одина
Один одноглазый – оди́н свой глаз он отдал Мимиру, чтобы испить из источника мудрости. Подобное самопожертвование во имя мудрости – не редкость для Одина. В частности, чтобы постичь силу рун, он, принеся самого себя в жертву, 9 суток провисел на стволе ясеня Иггдрасиля, прибитый к нему своим же копьём Гунгнир.
Вероятно, Один не нуждался в пище – ряд источников (в частности, «Сага об Олафе Святом») намекает на то, что он никогда не ест, а живёт лишь тем, что пьёт мёд или брагу.
Во время зимних бурь Один в сопровождении погибших в боях проносится в небе. Эти выезды носят название «дикой охоты».
– Юленька, королева моего сердца, здравствуй!
– Здравствуй, Булат, – и про себя: «Ну, какого черта тебе надо?!»
– Что-то ты не очень радостно меня приветствуешь…
– Занята немного, Булат.
– Понял. Я быстро спрошу, хорошо?
– Спрашивай.
– У тебя… приятель был. Доктор травматолог, здоровенный такой.
Внутри все цепенеет. Какого?!..
– Глеб, кажется, его зовут, – продолжает, как ни в чем не бывало, Булат.
– И что? – спрашивает осторожно, как сапер на минном поле.
– Беда у меня, Юлечка… – картинно вздыхает Сабанаев. Восточный мужчина, что с него взять – все через край. Да и не о нем сейчас речь!
– Конкретней!
– Колено порвал. Про то, как болит, и как я хромаю – не буду тебе рассказывать, ты ж, бессердечная, меня не пожалеешь… – пауза – Булат, видимо, все-таки надеется на какие-то комментарии с ее стороны. Не дождавшись, продолжает: – И есть у меня нехорошее чувство, Юль, что меня наши доктора Айболиты на бабки разводят.
– То есть?
– Ну, увидели, что клиент состоятельный и давай – вот такие надо анализы сдать, вот такое обследование пройти. То одно, то другое. И все это так не кисло стоит.
– Булат, тебе деньги нужны?
– Юля! – возмущается Сабанаев. – Ну как ты можешь?! Я не бедствую. И в состоянии о своем здоровье позаботиться. Но и непонятно на что не хочу деньги тратить. Я вот хотел с твоим… Глеб же он?
– Да, – умудряется ответить Юля. «Твой Глеб». Не ее. Да и не был никогда, наверное.
– Вот. Хочу проконсультироваться с ним. Он же лишнего мне не присоветует?
Юля молчит. Что сказать Сабаневу? Что она уже четыре месяца не видела его? Не слышала его голос. Всего четыре месяца без него. А сколько еще впереди…
– Юля!?
– Извини.
– Дай его телефон.
А почему и нет? Булат – владелец брокерской конторы, клиент состоятельный. Почему бы не помочь Глебу. Хотя бы так.
– Сейчас пришлю.
– Спасибо, Юлечка. Напомни мне, как его зовут полностью?
Каждое слово, как тяжелая капля. Медленно, увесисто. И все равно – с наслаждением.
– Самойлов. Глеб. Николаевич.
* * *
– Глеб Николаевич?
– Да, слушаю, – отрывисто.
– Меня зовут Булат Сабанаев. Мне порекомендовала к вам обратиться Юлия Джириева.
У него из рук выпадают ножницы, которыми он разрезал повязку.
Кивает процедурной сестре, отведя трубку в сторону: – «Заканчивай сама». И выходит из кабинета.
– Да, я вас слушаю!
– Мне консультация нужна. По поводу травмы колена.
– Травмы?.. – растерянно. Он не ожидал такого. – Ну да, конечно…
– Когда можно подъехать?
– Ну, сегодня, например. Я дежурю, вечером в приемное подъезжайте. Третья городская. Найдете?
– Найду.
– Приедете – позвоните.
Отбой. Смотрит недоуменно на телефон. Что это? Зачем она это сделала? И, внезапно, озарением: «Тебе показали на твое место, Глеб Николаевич». Во рту горько.
* * *
– Ну, что у меня, доктор?
– Трудно сказать… МРТ[1]1
МРТ – Магнитно-Резонансный Томограф, очень востребованный в диагностике прибор.
[Закрыть] нужно делать.
– А снимок рентгеновский?..
– Да что нам рентген? – хмыкает Глеб. – Перелома нет, это и так понятно. А что там с менисками и связками – это только на томографе видно. Похоже на разрыв мениска. Но без МРТ точно это утверждать нельзя.
– Ну, если надо…
– Надо, Булат. Есть у нас замечательный специалист. На МРТ уже лет пятнадцать работает. Специализируется именно на менисках – собаку на них съел, простите за сравнение. Если хотите…
– Хочу.
– Но только платно. К нему бесплатно очередь на год вперед расписана. Да и платно тоже на месяц-два забито.
– А раньше никак?
– Попробуем. Позвоню завтра, попробую договориться.
– Спасибо.
* * *
– Глеб Николаевич, можно? – Сабанаев заглядывает в кабинет.
– А, Булат… Добрый день, проходите, конечно. Ну что, удачно съездили?
– Ну, как сказать…
– Не попали к Коробейникову?
– Почему, попал. Вот, – Булат протягивает упакованные в мультифору результаты обследования, – только время неудобное, три часа, посреди дня. Еле вырвался…
– Булат, вы занятой человек?
– Разумеется!
– Вот и доктор Коробейников – очень занятой человек. Нам повезло, что вообще сумели попасть так рано, – тон у Глеба резкий. – Ради собственного здоровья стоит один раз пренебречь интересами бизнеса!
– Да, конечно, – Булат слегка огорошен таким тоном собеседника. – Извините, вы правы.
Глеб хмурится, читая результат и разглядывая снимок с томографа. Булат не выдерживает:
– Доктор, что там?
– Вам Сергей Павлович разве не сказал?
Булат вздыхает.
– Разрыв, говорит.
– Разрыв, все верно. Да нехороший такой, – ощупывает ногу. – Как колено? Болит? Динамика есть – больше, меньше?
– Болит, доктор. И стало хуже.
– Сейчас явно жидкость в суставной чаше. Кровь же была? Откачивали?
– Да.
– Много?
– Эээээ, – морщится, вспоминая, Булат, – два шприца вроде.
– Я сейчас уберу жидкость – посмотрим, что там… Но, судя по характеру разрыва и вашему самочувствию – думаю, надо оперировать.
– Как скажете, доктор. Я вам целиком и полностью доверяю. Кстати, сколько я вам должен?
– Нисколько. Операция платная будет, но это через кассу, – между делом, Глеб готовит инструменты.
– Глеб Николаевич, ну так нельзя! Вы на меня время тратите! Давайте я вас как-то…
– Нет! – резко. – Так, Булат, лежите спокойно. Сейчас будем жидкость убирать.
* * *
– И все-таки, доктор, примите вознаграждение. А то мне неловко…
– Я сказал – не нужно! Вы же от… – сбивается ненадолго. И потом, вполголоса: – Как… она?
– Кто «она»? – Сабанаев осторожно опускает ноги с кушетки.
– Юля…
– А… да мы с ней уже несколько месяцев не виделись. Вроде бы все в порядке у нее…
И я ее не видел несколько месяцев. У нее все в порядке? Я рад. Нет, я не рад! Я хочу, чтобы она страдала – так же, как и я! Чтобы не спать по ночам, и чтобы так же вокруг все параллельно, а тебе говорят – «Не валяй дурака», а ты можешь только в ответ пару слов без падежей. Как ей? Так же? Как оно живется – когда вокруг только ты?..
Булат задумчиво смотрит на стоящего у окна доктора Самойлова. Мрачный, небритый, глаза красные, воспаленные – видимо, от бессонницы. Да, умеет Юлька мужиков до цугундера доводить.
– Глеб Николаевич! Вы волшебник!
– Угу. Гудвин великий и ужасный. Ну-ка, еще пройдитесь… Так, ну что ж… Неплохо. По-моему, уже можно и без трости ходить.
– Можно, – улыбается Булат, – но жалко такой красоте пропадать. Опять же, не поверите, но – девушки внимание обращают.
Глеб скупо улыбается.
– Ну, что, доктор, я имею намерение с вами рассчитаться!
– Стреляться будем? – Глеб усмехается, параллельно что-то размашисто записывая в историю болезни.
– Ну, Глеб Николаевич?! Вы меня в неловкое положение ставите. Вон сколько времени на меня угробили.
– Денег не возьму. И давайте не будем об этом.
Булат театрально вздыхает.
– Без ножа режете… А если нам в ресторан закатиться, а, Глеб Николаевич? Посидеть, выпить? За здоровье, так сказать?
Глеб задумчиво морщит лоб. Выпить?.. Даже не так – напиться. Он ведь себе не позволял, ни-ни… Знал: начнет – остановиться не сможет. А вот так… в компании человека, который знает Юлю. С которым о ней можно поговорить. А, помирать – так с музыкой!
– Согласен. Но с условием – никаких суши-баров.
– Да упаси Бог, Глеб Николаевич! Что ж я, враг какой! Будем кушать хорошо прожаренное сочное мясо. Под водочку. Вы как, пьете водочку?
– Пью.
– Ну, вот и договорились!
Рукопожатие.
Которое спустя семь часов превращается в крепкое мужское объятье.
– Хороший ты мужик, Глеб. Вот хороший прям… вот какой!
– И ты хороший мужик, Булат, хоть и казах.
– Я не казах.
– Ну, киргиз.
– Николаич, але! Я калмык.
– Угу. Друг степей… и шахматной короны…
– Ах ты ссссука… Дай поцелую.
– Лучше налей.
А вторая бутылка заканчивается, между прочим…
– Булат, скажи… у тебя было с ней что-то? Только честно!
– Честно… Да нет… Ухаживал за ней, было дело… еще в студенчестве, – Булат задумчиво подпирает рукой голову. Мечтательно: – Эх, было времечко…
– И что?!
– Что, что… Безо всякого намека на взаимность, увы. Даже поцеловать себя не дала ни разу, не говоря уж о большем.
– Я тебе дам «большее»! – демонстрирует Глеб кулачище. – Убью!
– Чего граблями размахался? – недовольно морщится Булат. – Не жалко будет результаты собственной работы угробить? Только-только на ноги меня поставил?
– Жалко… Хорошо мы с Максом тебе колено починили.
– Вот-вот. А ты – «Убью». Да и не все ли тебе равно? Теперь-то, когда у вас все…
– Нет!!! – орет и кулаком по столу. Дружно подпрыгивает, звеня, посуда, падает на пол вилка. За соседними столиками тоже – кто-то подпрыгивает, кто-то просто вздрагивает. Возле столика молниеносно материализуется официант.
– Просим прощения за шум, – извиняется, подняв руки, Булат. – Товарищ погорячился. Мы больше не будем.
– Глебыч, ты чего?! Чего буянишь? Чего «Нет»-то?
– Не все!
– Ты ж сам сказал, что у вас все кончилось…
– Но мне не все равно!
– Из-за чего хоть?
Глеб наливает еще водки, выпивает, не закусывая. Не берет его сегодня. Или это ему кажется?
– Козел я…
– Ну, да, конечно…
– Не, правда, Булат, козел… редкий…
Роняет голову на руки.
Булат меланхолично жует последний маринованный груздь и размышляет. Редкий, ага. В красную книгу занесенный. Юльку он неплохо знает, и характер у нее… Красавица, умница… и при этом стерва редкостная. Что там у них случилось, он, конечно, не знает, а Глеб не рассказывает, но без Юлькиного активного участия не обошлось, это точно.
Булат смотрит на рыжую макушку Глеба. Нажрался, подлец… Как же я тебя, такого лося здоровенного, домой потащу?
Глава 13. Верхом на радуге или зачем Хеймдаллю золотые зубы
Хеймдалль– страж богов, охраняющий мост-радугу Биврёст на границе Асгарда и Мидгарда от великанов-ётунов. Он видит и днем и ночью на расстоянии ста миль и слышит, как падают листья, как растёт трава в поле и шерсть на овцах. Он надежный стражник, поскольку совсем не нуждается во сне. Также, возможно, он был «прародителем человечества».
Его зубы из чистого золота, а у его пояса висит золотой рог Гьяллархорн, звук которого будет слышен во всех уголках мира. Звук его рога возвестит о начале Рагнарёка.
– Что, это так просто?
– А это кажется простым?
– Ну, ты ничего не сделал и… Ты, правда, за день заработал пятнадцать тысяч?
– Это немного.
Глеб неверяще качает головой и потрясенно смотрит на экран ноутбука.
– Да за что? Как?
– Деньги должны работать – это же азы экономики.
– И много у тебя там работает?
– На РТС? Трешка крутится.
– Три тысячи?
Булат хохочет.
– Чудак-человек. Три миллиона. Российских деревянных.
– Ну, да, конечно… Как всегда… Нужны миллионы…
– Иначе никак, Глебыч. Без старт-апа нельзя. Это ж азы экономики…
– Что все заладил – азы да азы… – морщится Глеб. – Что, простым смертным это недоступно?
– Почему? Доступно. Мы вон семинары проводим регулярно. По обучению игра на бирже.
– Семинары… А мне нельзя… персональных занятий? – смущенно спрашивает Глеб. – Как особо… «одаренному»… лоху?
– Глебыч, да для тебя – все что угодно! Что, попробовать хочешь? Научиться?
– Хочу.
– Да не вопрос. Но старт-ап все равно нужен.
Глеб в задумчивости трет лоб.
– Есть у меня… идея.
* * *
Мать была только рада, что он переехал жить к ней. А вот от идеи продать квартиру Глеба пришла в ужас. Да еще чего ради – в какие-то авантюры ввязаться! Но Глеб уперся и сделал по-своему. Продал квартиру, продал мотоцикл. И засел за компьютер.
Булат стал у них дома частым гостем – уж больно душевные пироги пекла Валентина Ивановна. Так вот, под пироги и пиво, и проходило обучение доктора Самойлова совсем не медицинской науке – игре на бирже.
* * *
– Глеб, вот скажи мне – почему?
– Ну, мне показалось…
– Перекрестился?
– Сабанаев, чего пристал?!
– Я! Не! Понимаю! Откуда ты знал?!
– Ну… я почитал аналитику… потом по телевизору в новостях услышал… а еще к матери соседка приходила…они там на кухне говорили…
– Ты покупаешь акции, исходя из того, что сказала ваша соседка?!
– Да нет! – Глеб с досады от невозможности объяснить запускает руки в волосы. – Ну, просто… Все как-то вместе сложилось… И я подумал… и купил.
– Что ты подумал?
– Не знаю, бл*дь! Подумал, что нужно купить! Именно эти фьючерсы.
– Ты собака, Самойлов! Натуральная собака! Рыжая! Все понимаешь, а сказать не можешь! Ну, что, поздравляю тебя…
– А что голос такой похоронный?
– Ты, падла, гений! Без всякого образования… Интуит хренов. Я завидую.
– Правда?
– Нет. На самом деле, я за тебя очень рад, Глеб. Если это то, что тебе действительно нужно.
Откуда он знает – нужно ему это или нет? В материальном плане – безусловно. И так – адреналина он хапнул, когда в эту авантюру ввязался… Зато теперь… Увлекательное это дело, нервы щекочет. И получается ненадолго забыть…
* * *
– Глеб, здравствуй!
Его тошнит уже от одного звука ее голоса. Выдыхает шумно, пытаясь справиться с собой. В конце концов, в первую очередь, виноват он сам. Взрослый мужик, понимал, что делал. Но слышать ее не хочет!
– Что тебе нужно?
– Глеб… – Оксана растеряна. Тот эпизод был, конечно, весьма неприятен, но уж столько времени прошло, пора бы и забыть… – Ты сердишься на меня, что ли? До сих пор? Из-за того?..
Он закрывает глаза. Кулаки сжать, разжать, несколько раз. Только бы не сорваться.
– Просто… скажи… что тебе нужно!
– Ну, знаешь ли! – не выдерживает она. – Хамить не надо! Что ты о себе возомнил? Сережка приезжает, собираемся встретиться группой, узким составом. Выпить, пообщаться. Не желаешь?
– Я твоим обществом сыт! По горло! Того раза хватило!
Бросает трубку. Почти сразу становится стыдно. Ну что он, в самом деле. Как ребенок. Разбил свою жизнь он самолично: мог все это тогда прекратить, сразу. А Оксана виновата лишь в том, что присутствовала при крушении его мечты. Но ему остро нужно кого-то еще ненавидеть. На его одного этой ненависти, жалости и презрения слишком много.
* * *
– Глеб Николаевич, за старшего в лавке остаешься. Я уезжаю. Симпозиум костоломов.
– Сергей Ильич, – привычно заныл Глеб, устраиваясь напротив стола заведующего отделением, – ну что сразу я? Вон Алексей Михайлович – он и старше, и опытней.
– Так! Объясни-ка мне, любезный! – Колесников-старший обошел стол и, подойдя к двери кабинета, щелкнул замком. Ничего хорошего такое начало разговора не сулило. – Ты у нас холостой? Холостой! Живешь с матерью, стало быть – накормлен, обстиран. Женской лаской не обделен, я не слепой. Куда тебе энергию девать, коню такому?
Глеб молчит, ошарашенный таким поворотом разговора. Потом собирается с мыслями и пытается снова высказать то, что пришло в голову.
– Ну, Алексей Михайлович во всей этой бюрократии всяко лучше меня разбирается…
– Может, и разбирается. Но не он же будущий заведующий травматологическим отделением.
Смысл сказанного до Глеба доходит не сразу. А потом – поток бессвязного:
– В смысле? Как? Когда? А кто?.. Я не понял…
– Все ты понял, – досадливо морщится Сергей Ильич, – не включай дурачка, все равно не верю.
– Я, правда, не понимаю…
– Глеб, то, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами. Что-то потом станет известным само собой, а об остальном, надеюсь, ты не станешь распространяться. Верю в твою порядочность.
Самойлов медленно кивает в ответ. Ему категорически не нравится тон заведующего и общее направление беседы.
– У меня диагностировали деформирующий артроз кистей, – неожиданно, как обухом по голове. – Как сам понимаешь, оперировать мне с таким диагнозом нельзя. Да я и не могу уже. Не хочу рисковать. Сам, наверное, заметил, что я в операционной уже несколько месяцев не появляюсь.
Глеб мычит что-то неразборчиво. Занятый своими внебольничными делами, он как-то упустил из виду все, что не касалось его непосредственной работы в отделении. А ведь правда… Раньше он регулярно ассистировал старшему Колесникову – у него стоило учиться, хирург-травматолог от Бога.
Собирается наконец-то с мыслями.
– А это точно деформирующий артроз? Может, ревматоидный артрит?
– Не учи батьку детей делать! – рявкает заведующий. – Мне диагноз поставили специалисты в этом деле, не чета тебе!
– Извините…
– Да, ладно, ты тоже… извини меня. Я… Впрочем, не о том сейчас речь. Работать заведующим травм. отделением, не будучи при этом оперирующим хирургом – это не по мне. Неправильно. И… так тут обстоятельства сложились… Кадровые перестановки там наверху, слышал, наверное?
– Слышал.
– В общем, ухожу на административную работу. Мне предложили должность зам. главврача по лечебной части.
– Них**себе!! – непроизвольно вырывается у Глеба. Такое развитие событий в отделении не предполагал никто. Все были твердо уверены, что только-только отметивший пятидесятилетие талантливый врач и хороший организатор Сергей Ильич Колесников просуществует в должности заведующего отделением еще с десяток лет. Зачем что-то менять? От добра добра не ищут. И вот вам, пожалуйста…
– Самойлов, за базаром следи, – не зло осаживает Глеба заведующий.
– Извините, – в который раз повторяет тот.
– Так что, возвращаясь к нашим баранам – учись принимать дела.
– Да почему я?! – уже взвыл Глеб.
– Я так решил.
– А Алексей Михайлович?..
– Да что ты заладил – Алексей Михайлович, Алексей Михайлович… Он человек… консервативный… и медленно думающий… При нем тут болото будет.
– А при мне – фейерверк!
– Так, Самойлов, не вынуждай меня начинать петь тебе хвалебные оды!
– Я не…
– Глеб Николаевич! Ты врач хороший, сам же тебя всему учил. И человек ответственный. В голове у тебя порядок. А самое главное, знаешь, что?
– Что? – мрачно переспрашивает Глеб.
– Человек ты неравнодушный. За дело болеешь.
– Вот так всегда… Ни одно благое дело не должно остаться безнаказанным.
– Не ной! Раз до сих пор не ушел, значит, не можешь по-другому.
Глеб вздыхает. Колесников знает его как облупленного, не обманешь.
– Не могу.
– В таком разе, прекрати ломаться, как девственница на первом свидании.
– А Макс? – с угасающей надеждой спрашивает Глеб.
– Не смеши меня, – морщится Колесников. – Если он мой сын, это еще не значит… Парень он толковый, но ветер еще в голове.
– А у меня, значит, нету ветра в голове?
– Так, все хвалить тебя больше ну буду. Надоело. Давай уже, Глеб, принимай по-мужски то, что тебе положено.
– А и вправду – не положить ли на это все?..
– Глеб! Не зли меня! Я на тебя рассчитываю. Ты ж не всерьез?
Вздыхает.
– Выбора у меня нет, я так понимаю?
– Нет. Ничего, сдюжишь. Вон какие плечищи себе отрастил – халаты рвутся. Да и не за тридевять земель ухожу – в соседний корпус. Если что – помогу.
* * *
– Так, Пипеткин, что за дела?!
– Я ж вроде Пилюлькин был?..
– Какая, нах*р, разница?! Глебыч, какого черта вчера не приехал? Мои ребята тебя ждали!
– Булат, извини… Дела срочные…
– Какие у тебя, нахрен, дела?!
– Тебе напомнить? Я, между прочим, заведующий отделением! И у меня, между прочим, дел до х*ра!
– Глеб, ну мы же договаривались…
– Я извинился. Не мог. Никак. И позвонить не мог. Вопрос был срочный.
– Что у тебя там может быть срочного?
– Проверка из Фонда – это раз. Операция. Срочная. Это два. Мои архаровцы парню после аварии ногу попытались спасти. Не получилось. Сепсис. Чуть не потеряли. Пришлось экстренно выправлять ситуацию.
– Удачно хоть?
– Угу. Ногу по самые трусы оттяпал.
– Глеб?!
– Ты сам спросил…
Булат качает головой. Вот сколько лет он уже Глеба знает? Года три, наверное. И за это время он стал ему настоящим другом. И все-таки он никак не мог привыкнуть…Что этот человек, которого он когда-то учил играть на бирже, который теперь сам время от времени консультировал его ребят, с которым он выпил вместе не один десяток литров пива и не только пива… И этот же самый человек запросто отрезает людям ноги. И делает прочие недоступные его пониманию вещи. Хотя… кто-то же должен это делать…
– Я смотрю, ты совсем к нашему непростому делу охладел? Что, после того, как заработал себе на квартиру и BMW – уже не так интересно?
– Интересно заработать первый миллион. Потом – рутина.
– Ах ты, акула империализма! – фыркает Сабанаев.
– От акулы слышу. Ладно, созвонимся. Ко мне пришли.
В дверной проем протискивается сестра-хозяйка.
– Глеб Николаевич! Ну, помогите! Никакой управы на этого ирода нету!
– Ирод – это кто?
– Да, Евгений Геннадьевич, чтоб ему пусто было! Со свету меня сживет со своими требованиями бесконечными!
Глеб вздыхает. Вот они, будни зав. отделением. Ни разу не скучно.
* * *
Вещи бросил прямо на пол в коридоре. Устал смертельно. Прошелся по пустым комнатам. Переехал всего месяц назад, руки так и не доходят заняться покупкой мебели – кровать только вот приобрел, да еще так – по мелочи. Матушка все пилит, действительно, она права – надо выкроить время.
Он бы так и жил с матерью – его все устраивало. До поры до времени. Сначала все было замечательно, да и уходить ему было уже некуда. А потом началось.
– Глебушка, познакомься, это Кристиночка. Пойдемте, чаю попьем с пирогами
….
– Глеб, у Анны Тимофеевны такая дочка симпатичная. И тоже врач, как и ты.
– Да ну? – не отрываясь от компьютера.
– Да. Врач-косметолог. Они к нам на обед придут в субботу.
– Я дежурю.
– Ну, значит, – не сдается мать, – в воскресенье.
….
– Сынок, у нашей соседки, Наташи, кран течет.
– Пусть слесаря из ЖЭКа вызовет.
– Да там, может, ничего серьезного…
– Мам! – взрывается Глеб. – Я врач, а не сантехник!
– Ты мужчина, – вздыхает мать, садится рядом, складывает руки на коленях. – Очень внуков хочется, сынок.
А ему хочется биться головой о стену.
Поток этих матримониальных поползновений матери можно было прекратить одним-единственным способом. И он купил квартиру. На этот раз уже в новом доме, двухкомнатную, с модной планировкой. Только вот обжить ее никак не получалось. Масяня, предательница, осталась с матерью.
И вечерами ему совсем не хотелось возвращаться домой. В пустую гулкую квартиру. Задерживался допоздна на работе, благо новая должность – даром, что полгода уже на ней мается, а все привыкнуть не может – давала для этого кучу поводов. Хлопот и проблем столько, что все никогда и не переделаешь.
Раньше домой его тащило желание побыстрее сесть за компьютер и начать трепать себе нервы, рискованно, ох, как рискованно играя на бирже. Сколько раз его за это Булат пилил! Но Глеб ни разу не прогорел по-крупному. Мелкие просчеты были, но в целом… Он заработал денег. У него собственная вполне приличная квартира в престижном районе. У него дорогая машина. На бирже крутятся деньги, вложенные в надежные «голубые» фишки. Острота ощущений, желание доказать, прежде всего, самому себе, что он может – все это ушло. Что осталось? Ни-че-го. Разве что – он научился как-то существовать, не вспоминая о ней ежедневно, еженощно, ежечасно. За три года – сомнительное достижение. Но уж какое есть.
