Текст книги "Такса (СИ)"
Автор книги: Дарья Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
Вот же жук! Палец в рот не клади… Ничего, сейчас.
– Ты в курсе, что водолазки – это уже не тренд?
– Неужели?
– Точно! И как тебе в голову пришло такое купить?!
– А я и не покупал. Это подарок.
– Да уж, мама тебя балует…
– Это не мама.
– А кто?
– А… ммм… Неважно.
Брякнул не подумав. Кто его за язык тянул? Женька резко останавливается. Они не успевают дойти до машины пары метров.
– Что значит – не важно? Кто?
– Жень… Ну какая разница…
Она подозрительно суживает глаза.
– Это что же – подарок одной из твоих бывших?
Олег смущенно отводит глаза в сторону.
– Та-а-а-а-а-ак… Какого черта ты ЭТО не выкинул?!
– Зачем? Хороший итальянский трикотаж. Мягкий, приятный.
– Приятный?! Ах, ты! Ну-ка, снимай!
– Жень, плюс пятнадцать на улице…
– Мне плевать! НЕ желаю видеть на тебе подарки от твоих бывших! Ясно?!
– Ясно. Но не могу же я ЗАГС полуголый идти.
Она и так соображает быстро, а уж когда злится – просто молниеносно.
– Пошли!
– Куда?
– Увидишь!
* * *
– Жень, такой цвет мне не пойдет.
– Вы знаете, – дипломатично поддерживает Олега продавщица, – этот цвет вообще мало кому пойдет. Давайте, я вам предложу что-нибудь другое…
Предмет их дискуссии – рубашка столь зеленого цвета, что при взгляде на нее удавилась бы от зависти древесная лягушка, устыдившись своей бледности.
– Отличный цвет, – улыбка сладкая, тон – безапелляционный. – Иди, милый, переодевайся. И водолазку мне отдай. – У вас же есть ножницы? – это уже продавщице.
– Конечно.
– Будьте любезны.
И под взглядом безуспешно пытающейся скрыть изумление девушки-продавца Женя начинает резать ненавистную ей вещь на лоскуты.
Олег выходит из примерочной с видом великомученика. Цвет – действительно не его.
– Живенько так, – мурлычет Женя. – Ну что, пойдем жениться? Если ты не передумал, конечно.
– Нет, – отрицательно качает головой он. – Но дома тебя ждет… хм… суровое возмездие.
– Буду с нетерпением ждать.
Глава 17.Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба… И ее закономерные последствия. И вообще – сплошное розовое, пушистое и в оборочку
– Дим, ну хоть ты ей скажи!
– Что случилось? Дети, не ссорьтесь. Женя, ты опять обижаешь Олега? – Тихомиров старательно копирует интонации воспитателя в детском саду.
– Дим, ты видел этого… водителя?
– А что? Саныч – наш лучший водитель. Он Державина возит.
– Полный рот золотых зубов! Весь в татуировках. Беломор какой-то курит.
– Он не будет курить в машине, я обещаю. А водитель он хороший.
– Да видела я, как он машину разворачивает! – негодует Женька. – Руки из жо… – один косой взгляд Олега, и она исправляется: – не из того мест растут! И вообще, что, я не могу в день своей свадьбы сама приехать в ЗАГС за рулем?!
Олег мученически закатывает глаза.
– Хорошо, – неожиданно соглашается Тихомиров, – раз внешность водителя свадебного лимузина, а так же его профессиональные качества вызывают у невесты нарекания, мы поступим так…
Отходит в сторону, к курящему неподалеку, вызвавшему негодование Женьки Санычу. Краткий разговор, передача ключей, рукопожатие. Дима возвращается.
Стаскивает с плеч пиджак и отдает на руки жене, вытащив запонки, закатывает рукава рубашки, ослабляет галстук.
– Моя внешность и водительские навыки нареканий не вызывают?
– Ээээ… нет, но…
– Тогда прошу. ЗАГС ждет. Эх, давненько я не бомбил…
– Никогда вроде, – усмехается Олег. Он наслаждается Женькиным замешательством. Нашла, с кем связаться. Тихомиров – мастер переговоров. Уговорит и кого и на что угодно.
– Ну, надо когда-то начинать осваивать альтернативную профессию. Ну что, поехали?
* * *
– Куда мы так торопимся? – Женька наслаждается быстрой ездой, Даша уже давно смирилась с манерой мужа водить машину, и лишь Олег по привычке пытается урезонить Димку.
– В ЗАГС.
– Не ты же женишься.
– Вот именно! Хочу, чтобы тебя поскорее захомутали. Тогда поймешь, что это такое – быть женатиком. Конец вольной холостяцкой жизни, засосет болото семейной жизни…
На какое-то время в машине повисает тишина. А потом – дружный взрыв хохота.
– Что? – Тихомиров бросает взгляд в зеркало заднего вида. – Ненатурально?
– На два с минусом, – отвечает за всех Женька. – Тренируй выражение лица. Особенно когда на Дашку смотришь.
* * *
– Ух, ты, какие классные кроссовки!
– Спасибо, Вова.
– И все-таки, как ни жаль, – Дарья достает из пакета изящные белые с серебристой аппликацией туфли, – придется переобуться.
– Да нафига?! – возмущается Вовка, любуясь красно-синими кроссовками, видными из-под приподнятого подола пышной юбки свадебного наряда. – В кроссовках лучше!
Стоящая рядом сестра-близнец Вовки Мила, которая не сводит восхищенных глаз с действительно невероятно прелестной в свадебном платье Жени, возмущенно фыркает.
– Потому что Олег велел, – театрально вздохнув, доверительно сообщает Вове Женя.
– Да кто его слуша… – боковым зрением уловив тень за спиной, Вовка мгновенно исправляется. – Нет, раз Олег велел, значит, надо переобуться.
Даже в белой рубашке и черных брюках похожий на вождя команчей, Вовка в очередной раз демонстрирует тот факт, что признает авторитет одного-единственного человека – своего дяди. Но зато совершенно безоговорочно.
– Так, помощник феи, – вмешивается в разговор Борислава, – ты хоть и не волшебник и все такое, но туфельки Золушке подай.
Вовка встает на одно колено, и, неожиданно вдруг преисполнившись важностью своей миссии, совершенно серьезно и спокойно помогает Жене сменить кроссовки, которые она надела в надежде сесть-таки сегодня за руль, на изящнейшие свадебные туфли.
– Так, дорогие брачующиеся, – над их головами раздается зычный, хорошо поставленный баритон Тихомирова. На них начинают оглядываться из соседних свадебных компаний. – Хватит тянуть резину. Промедление смерти подобно. Пойдемте уже жениться – и в ресторан.
– Ты-то куда торопишься?
– Жрать охота.
Он получает ощутимый удар локтем в бок от жены, ослепительно прекрасной в изящном светло-сиреневом костюме. Но цыганский табор все-таки трогается с места в направлении здания ЗАГСа.
* * *
– Женька, слезь с меня.
– Зачем это?
– Ты весишь тонну. Как слон.
– Ах, так!
– Вот, так лучше.
Она оказывается на спине, он – сверху, и начинает покрывать поцелуями ее всю, начиная с плеч. Женя довольно вздыхает.
– Значит, я не слон. Ты просто хочешь…
– Конечно, не слон. Ты у меня маленькая и легкая, как перышко.
– Ну, так-то заливать не надо.
– Моя маленькая. Моя девочка.
– Так и до педофилии недалеко, – она из последних сил пытается иронизировать. Получается плохо – его губы опускаются все ниже. Олег же на ее слова внимания не обращает. И шепчет между поцелуями:
– Моя сладкая. Моя нежная. Мое солнышко. Любимая моя.
А потом он замолкает. Но продолжает говорить ей то же самое. Прикосновениями губ. Касаниями пальцев.
* * *
– Здравствуй, Женя.
– Здравствуй… папа.
Пауза.
– Как твои дела?
– Нормально. Что-то случилось?
– Нет. С чего ты взяла?
– Сегодня не мой день рождения. И даже не Новый Год.
– Гхм… Мне Худяков сказал… Ты замуж вышла?
– Да.
– И как?
– Что «как»?
– Все… в порядке?
– Абсолютно.
– Ты… беременна?
– Нет.
– Ну… в любом случае… желаю тебе… счастья.
– Спасибо.
– Ну, что же… Тогда – не буду мешать. До свидания, Женя.
– До свидания.
– Женя!
– Что?
– Он тебя… любит?
– Да. А что?
– Я рад.
Задумчиво смотрит на телефон в руке. Сзади незаметно подходит Олег, обнимает за плечи.
– Кто тебя так озадачил?
– Отец.
Его руки на ее плечах напрягаются.
– Что ему нужно?
– Ничего. Со свадьбой поздравил.
– И все?
– Да.
Он поворачивает ее к себе лицом, заглядывает в глаза.
– Жень, не бери в голову. Не расстраивайся. У тебя есть я.
– Это заменяет все.
– Правда?
– Ты для меня все. Мне никто больше не нужен, если ТЫ меня любишь.
– Обожаю.
* * *
Он смотрит на телефон в своей руке. Как, как получилось именно так? Их разговор… Чужие люди – и те говорят между собой и дольше, и откровеннее. А ведь он разговаривал с родной дочерью. Как, ну как он это допустил?!
Тяжело поднимается, шаркая ногами, совсем по-стариковски, идет на кухню. Надо выпить таблетку. К тупой, ноющей, уже привычной боли в области желудка добавляется боль в сердце. Стискивает грудь тугим горячим обручем. Сердце болит. Господи, как же оно болит! От чувства глубокой, ничем невосполнимой потери.
Он потерял двух самых дорогих людей. Жену и дочь. Жену… он убил, считай, что сам. Если бы обращал на нее больше внимания… На ее маниакальную одержимость идеей родить ему сына. Не то, чтобы он не хотел. Хотел, конечно, как и любой мужчина. Но если бы он знал тогда, какую цену придется за это заплатить… Если бы дал труд себе тогда подумать. Заметить что-либо, кроме своей тогда казавшейся такой архиважной работы. Но нет, он был поглощен другими вещами, казавшимися ему более важными. В итоге – он потерял любимую женщину.
Он сделал выводы? Черта с два! Он начал вымещать свое горе на единственном родном ему человеке. На Жене. А еще – старательно сам отдалялся от нее. Понимая – если он и ее потеряет, эта боль его убьет. А вот если пытаться ее меньше любить, не подпускать к себе ближе, тогда… тогда будет не так больно, когда она все-таки его оставит. А что это неизбежно – он не сомневался. И ведь как накаркал! Ушла, не простив его неверия. Его предательства. Он ведь глубоко внутри знал – это не могло быть правдой, его Женечка не такая. Но когда все это случилось – не мог ей простить глупого девчачьего увлечения этим придурком Поземиным. И долго не мог самому себе признаться в истинных мотивах своего поступка.
Лишь звонок Худякова, который по какой-то неведомой причине решил проинформировать его о свадьбе дочери, словно сломал что-то внутри. Его дочь вышла замуж. Наверное, скоро у нее появятся свои дети. Она, дай Бог, счастлива.
И что он сделал, чтобы его дитя, его единственная, любимая дочь была счастлива? Ничего. Наоборот, делал все, чтобы она была несчастна.
И кто он после этого? Старый больной несчастный дурак. Хоть и доктор наук. Без пяти минут – действительный член-корреспондент. Хотя, судя по тому, как он себя чувствует спустя всего два месяца после последней операции, до членства в Академии наук он не дотянет. Да и ладно. Это уже не важно.
* * *
– Женя, твою мать!
– Что ты так орешь, я еще зайти не успела…
– Да я уже и так вижу. Ну-ка, марш на весы!
– Даш, может, не будем?..
– Рысью!
– Я не умею рысью…
– Ну вот, – мрачный Дашин тон не предвещает ничего хорошего, – еще почти два килограмма за две недели. Ну и кто ты после этого?
– Да все равно – уже скоро…
– Скоро?! Это ты в дверь перестанешь проходить скоро! Ты этого добиваешься?
– Даш, ну перестань уже меня пилить…
– А как по-другому с тобой!? Что, опять кило мороженого в один присест?
Женька виновато вздыхает.
– Ну, а что делать, если хочется…
– Хочется? Перехочется! Тихомирова на тебя нет. Вот у него бы ты ела только то, что положено! А не мороженое пачками. Куда только Олег смотрит?
– Он мне доверяет.
– Совершенно напрасно!
– Дашуль, ну пожалуйстаааа… Не пили меня…
– Разбаловал он тебя. Ты похожа на шар.
– Скажи лучше, как Машка? – пытается сменить тему разговора Женя.
– Сейчас покажу, – Дарья достает телефон, протягивает Жене, – любуйся. Позавчера снято.
– Ой, – Женька начинает хохотать, хватается за живот. – Такое нельзя беременным показывать! Сейчас рожать тут начну у тебя.
– Рано тебе еще, – Дарья забирает свой смарт. На экране – катающиеся на детской карусельке папа и дочь. С улыбкой до ушей, вся из себя довольная Манька верхом на фиолетовом драконе. И предельно серьезный, при костюме, галстуке и пальто папенька верхом на лошадке. Феерическое зрелище.
– Он ее по-прежнему балует?
– Если б только он, – вздыхает Дарья. – Тихомировы всем табором мне ребенка портят. Причем больше всех – Иван Михайлович. Постоянно охает, что ему нужен внук. И при этом – Маруся из него веревки вьет.
– Надо им второго внука родить.
– Уже.
– Правда?
Дарья слегка улыбается и кивает.
– Ой, Даш, я так рада. Так, стоп! А как же я?
– А при чем тут ты?
– Я у тебя хочу рожать!
– Женя… – Дашка вздыхает, – налицо разжижение мозгов. У меня срок восемь недель. А у тебя – тридцать шесть! Или ты намерена, как слониха – два года ходить беременная?
– Ну, хорош издеваться. Димка знает?
– Еще чего! Нет уж, я два раза на одни и те же грабли не наступаю. Чем позже он узнает, тем больше у меня будет спокойной жизни. Пока сам не заметит – ничего не скажу.
– Что, крепко он тебя в первый раз?
– Истеричный изверг! Никакого мороженого и булочек. Всякую дрянь полезную заставлял есть, витамины – пригоршнями. И фиг от него отделаешься – он же настырный. Все всегда лучше меня знает. В том числе – и как детей вынашивать. Нет, в этот раз я хочу максимально оттянуть наступления этого «чудесного» момента.
– Кого ждете в этот раз?
– Жень, восемь недель! Рано еще.
– Ну, а хочешь кого?
– Знаешь, мне все равно. Тихомиров жаждет еще одну дочь – блондинку. Манька-то у нас брюнетка, вся в папеньку уродилась. Анна Николаевна, тоже, разумеется, хочет вторую внучку. Один Иван Михайлович ждет внука. Может, присоединюсь к нему, для равновесия. Хотя, – она машет рукой, – какая, к черту, разница?! От наших желаний мало что зависит. Слушай, все спросить хочу: а как Олег отреагировал на то, что у вас будет девочка?
– Ты знаешь, ему тоже все равно, похоже. Сказал только, что надеется, что дочь будет похожа на него. Ибо еще одну рыжую бестию он не выдержит.
* * *
– Ну, поздравляю!
– Все? – пересохшими губами спрашивает он.
– Да.
– Как Женя?
– Да нормально, молодцом. Орала так, что я чуть не оглохла… Эй, эй, Олег, ты что?
Он пытается что-то сказать и не может.
– Даш, – укоризненно хмурит брови Димка, – обязательно было так?..
– Вот дураки! – возмущенно пожимает плечами Дарья. – Женщина ДОЛЖНА кричать, когда рожает. Существует прямая связь между растяжением губ, когда произносятся гласные вроде «аааааа» или «ооооо», и растяжением шейки и влага…
– Даша! – уже рычит Дмитрий. – Прекрати над ним издеваться! Он же сейчас в обморок грохнется!
– Любишь кататься… – назидательно произносит Дарья. – А, ладно, что с вас взять. Сейчас, минуту подождите.
Уходит, оставив Димку и Олега одних.
– Так, Олег! Ну-ка, соберись. Не позорь меня!
– Сейчас, – шелестит тот одними губами. Выдыхает. – Сейчас, Дим.
К ним снова присоединяется Даша. И не одна.
Две пары глаз смотрят на сверток на ее руках.
– Ну, знакомься, Олег. Это твой сын.
– Как сын? – оба, хором.
– Ко мне какие претензии? Кого Женька родила…
– Но… по УЗИ же было… девочка.
Дарья пожимает плечами.
– Ну, видимо, мальчик похож на тебя и такой хорошенький, что доктор ошибся. Держи.
Олег не успевает испугаться, как у него на руках уже маленький теплый сверток. А потом он все-таки пугается. До дрожи в коленях. Но руки, кажется, сами знают, как держать это невозможное хрупкое. Невероятно дорогое. Беспомощный взгляд на Дашу.
– Да не бойся ты так! Он не сломается.
– Точно, – кивает Тихомиров, – не сломается. Я проверял.
– Можешь зайти, – Дарья кивает на дверь, – если хочешь.
– «Если хочешь», – передразнивает жену Тихомиров. – Как будто мы бы его смогли остановить, – открывает перед Олегом дверь
И с сыном на руках тот заходит внутрь.
Женя бледная. Очень бледная. Вокруг закрытых глаз – синюшные круги. Лишь волосы – по-прежнему ослепительно-яркие на белой подушке.
Он садится рядом, стараясь не смотреть на иглу, торчащую из тонкой руки, на змеи капельницы. Кажется, она спит. Пусть отдыхает. Он готов бесконечно долго сидеть и смотреть так на нее, прижимая к себе теплое маленькое тело их сына. Смотреть на свое рыжее сокровище. На одно. И на второе.
Ее ресницы дрожат, вздох, и глаза открываются.
– Привет.
– Привет.
– Как ты?
– Нормально.
– Больно было?
– Уже… все прошло.
Он осторожно меняет положение рук, и касается пальцами ее ладони.
– Теперь все хорошо?
– Да, ты же со мной.
– Не только я. Со мной еще кое-кто.
Женька слабо улыбается.
– С девочкой промашка вышла.
– Да это не важно. Главное – нас теперь трое.
Вздох.
– Я люблю тебя.
– И я люблю тебя.
Они молчат, просто глядя в глаза друг другу. Долго. Нежно. Пока завозившийся на руках Олега малыш не напоминает им, что их действительно теперь – трое.
* * *
– Дим, пойду я. Олега дождешься? Не заблудитесь, я думаю?
– Куда так торопишься?
– Женька у меня не одна. Работы куча.
– Не увлекайся очень-то!
– С какой радости раскомандовался?
– С такой. Тебе вредно много работать.
– Чего это?
– В твоем положении…
– Ой…
Смотрит на него смущенно.
– Ты знаешь?
– Знаю.
– Давно?
– Давно.
– Хм… Прости меня, Дим.
Порывисто притягивает ее к себе.
– Это ты меня прости, – шепчет ей в волосы. – Я сам виноват. Достал тебя тогда. Я исправлюсь, обещаю.
На пару минут она позволяет себе замереть в его руках, прижав голову к плечу. Потом смущенно:
– Дим, ну отпусти меня. Люди смотрят.
– Плевать.
– Давай дома…
Со вздохом разжимает руки.
– Ладно, иди уже…
И дождавшись, когда она отойдет метров на десять, кричит ей, нимало не смущаясь тем, что их слышат другие:
– И чтобы дома вовремя была, слышишь? Мы с Машкой будем ждать.
* * *
Яркий солнечный, первый по-настоящему жаркий день. Цветы, много цветов. Радостные улыбающиеся лица – Дашка и Димка, Тихомировы-старшие, Борислава со своими ангелом Милой и демоном Вовкой, Светлана Владимировна, мать Олега. И, конечно, сам Олег с их сыном на руках. Почти – как в том ее сне. Яркие голубые глаза, радостная искренняя улыбка. Ее родные, ее друзья. Ее семья.
Женя впитывала каждую черточку этого светлого дня. Ее восприятие было необыкновенно полным, острым. Казалось, она в состоянии заметить каждую деталь. И, наверное, именно поэтому…
Она заметила его, несмотря на то, что во дворе роддома толклась куча людей – перед выходными старались выписать как можно больше женщин домой. Возможно, заметила потому, что, невзирая на жару, он был одет в темно-серый, застегнутый на все пуговицы костюм. Или потому, что стоял в стороне, отдельно от всех. Или потому, что он – ее отец.
– Подождите меня, – шепнула Олегу и двинулась вниз по ступенькам.
Пробираясь сквозь толпу, думала: «А вдруг мне показалось?».
Нет, не показалось.
– Папа? Ты что здесь делаешь?
Его руки мнут в руках шляпу. Только ее отец способен надеть шляпу в плюс двадцать пять!
– Да я… Ты прости меня, Женечка. Я не хотел мешать… Так, посмотреть… издалека…
– Откуда ты узнал вообще?
– Худяков сказал… Не ругай его только.
Она молча смотрит на него. Даже не смотрит – рассматривает. Очень сильно сдал. Постарел, посерел. Выгладит старше своих… Женька хмурится, сообразив, что не может сразу вспомнить – сколько отцу лет. А он ее нахмуренные брови понимает иначе.
– Не сердись, Женя. Я мешать не буду. Посмотрел на тебя, на мужа твоего, на сыночка вашего – и пойду.
Резко поворачивается, чтобы она не успела увидеть слезы в его глазах. И едва успевает ухватиться за спинку кстати оказавшейся неподалеку скамейки – так кружится голова. И черные мельтешащие точки перед глазами, и стоять трудно, даже опираясь.
– Эй, ты чего?! – она рядом, ныряет под его плечо, а ему уже не до гордости – буквально падает на нее, ноги ни черта не держат. Эта жара его доконала!
С помощью Жени делает несколько с трудом дающихся шагов и тяжело опускается на скамейку. Женька приседает перед ним на корточки и начинает яростно расстегивать пиджак, ослабляет тугой узел галстука, потом приходит очередь верхних пуговиц рубашки. И при этом ругается вполголоса:
– Чем ты думал, а? У тебя что – одежды летней нету? Ты б еще куртку одел!
– Дорога просто долгая, а у нас прохладно, между прочим… – дышать становится легче – то ли оттого, что ничего не давит на горло, то ли – от прикосновений ее рук.
– А прогноз погоды посмотреть? Что, Интернет недоступен пониманию доктора наук?
– Женя, не ругайся так…
– Что случилось? – над их головами раздается голос Олега.
Женька оборачивается, немой вопрос в глазах.
– Мелкий у мамы.
Она кивает.
– Папе плохо. Принеси воды, пожалуйста. Есть у тебя в машине?
– Сейчас.
Они снова остаются вдвоем.
– Напугал меня, блин! Ну и кто ты после этого?
– Дурак, Женя. Старый больной дурак, – перехватывает ее руку и прижимает к своей щеке. И прямо поверх ее руки бегут горячие слезы, которые невозможно удержать. – Вот, приполз к тебе. Когда уже поздно. Ты прости меня, если можешь. А не можешь – я пойму. Такое простить невозможно. – Женька потрясенно смотрит на него. – И не переживай. Я ведь люблю тебя, Женя, хоть в это и трудно поверить. И не буду лезть в твою жизнь. Я только вот… посмотреть хотел… – «Напоследок» – добавляет уже про себя.
Она не отнимает свою руку. И не сразу находится, что сказать.
– Ты плачешь? Пап… Ты что? Ты же не плакал, даже когда мама умерла, сейчас-то зачем?
– Плакал, Женя, еще как… Ты просто не видела. Когда теряешь любимых – нельзя не плакать.
– Пап…
– Знаешь, я на могиле мамы такие цветы посадил, красивые. Маргаритки, примулы, ирисы.
В горле становится тесно и горячо.
– Цветы посадил? Сам, что ли?
– Да. Как раз перед больницей в последний раз.
– Какой, нахрен, больницей?
– Язву оперировали, – безнадежно машет рукой.
Подходит Олег с бутылкой воды.
– Спасибо.
Несколько осторожных аккуратных глотков. Потом профессор Миллер достает платок, вытирает лоб, слегка поправляет галстук. А Олег, между тем, разглядывает своего тестя. Фигово он выглядит, прямо скажем. И Женька на него совсем не похожа. А потом Андрей Францевич поднимает глаза и Олег вздрагивает – те же внимательные серо-голубые глаза, что и у его жены. У Женьки глаза отца.
– Спасибо вам, – медленно поднимается, протягивает Олегу бутылку с водой. – Извините, что доставил вам хлопоты в такой радостный день. Пойду я.
Женька вздыхает, качает головой.
– Осел вы, Андрей Францевич! Старый ученый осел. Доктор наук, а простейших вещей не понимаете…
– Что?
– Пойдем, познакомлю тебя кое с кем.
– С кем?
– Для начала – со мной, – вмешивается в их разговор Олег. Протягивает руку. – Баженов Олег. Муж вашей дочери.
– Очень рад, – растерянно отвечает Женин отец, отвечая на рукопожатие. – Но, Женечка, право, я не хотел мешать…
– Значит, так! – она яростно утыкает указательный палец ему в грудь. Глаза ее блестят. – Ты утратил свое право указывать мне, что и как делать, много лет назад! Теперь я – главная, понятно? Смотри, до чего ты себя без меня довел?! У меня матери нет, хочешь еще и отца лишить? – он пытается что-то ответить, но она не дает. – Не спорь со мной! Изволь слушаться, ибо ты сам признал – ты старый больной дурак! Так что молчи и выполняй, что тебе говорит дочь! Понял?
Он потрясенно кивает.
– Вот и отлично, – берет его за руку. – Пошли с внуком знакомиться.
* * *
– Олег…
– Нет.
– Ну, пожалуйста…
– Нет.
– Ну, я очень тебя прошу.
– Нет, даже не проси. – он открывает пассажирскую дверь, кивает головой. – Успеешь еще наездиться. Сейчас отдыхай. Или ты мне не доверяешь?
– Доверяю. Но я сто лет за рулем не сидела…
– Прямо так уж и сто… Зато представь, сколько удовольствия ты получишь, когда прокатишься на том, что ждет тебя в гараже.
Ахает.
– Что там? Ты мне… машину купил?
– Знаешь, мне мама рассказывала… Раньше был такой обычай – муж жене на рождение ребенка кольцо дарил…
– И?..
– Я решил подарить сразу четыре кольца. На радиаторной решетке.
– Q7? – благоговейно выдыхает она.
– Белый, как ты и хотела.
После этих слов можно только благодарно броситься любимому мужчине на шею.
На заднем сиденье вполголоса спорят Светлана Владимировна и Андрей Францевич. На извечную любимую тему всех бабушек и дедушек: «На кого похож ребенок?». На стороне Миллер бесспорный аргумента в виде рыжих волос, зато мать Олега безапелляционно утверждает, что их внук – «вылитый Олег в этом возрасте». Женя и Олег не мешают им наслаждаться своим спором.
– Ну что, куда?
– Домой, шеф, домой.
– Клиент всегда прав. Домой – так домой.
