Текст книги "Привет, сколько? (СИ)"

Автор книги: Дарья Тоин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Хай 4

“Тело, тело, ещё тело, тебе не надоело?“

Алла!

Он выкидывает меня у автобусной остановки, просто выпуская без слов и объяснений. Для меня это снова странно и дико, словно всё ночное между нами – для него какой-то паршиво снятый нуар, о котором лучше забыть. И я-то забыла! Может, не зря? Может, не стоит и думать об этом?

Добираюсь до своей комнатёнки и отнекиваюсь от предложения Алсу, замученной вечными ноготошными клиентами, попить чай. Мы с ней дружим так долго, что обходимся без слов – просто посылаем друг друга взглядами. Та пожимает плечами на моё бессловесное "я устала", отпуская в комнату. Падаю на скрипучий диван плашмя и думаю, что теперь вообще делать. Денисович-младший раньше был уравновешеннее. Немножко, но адекватнее.

Не заметив, засыпаю, ворочаясь от кошмара к кошмару. В сновидениях смешивается всё, от подаренной мужем картины, на которой эпично запечатлены он и одна из его новообретенных студенток, до ухмылки Ронина-младшего, затаскивающего меня в закрывающиеся двери лифта. Это ужасно душит, заставляя метаться и выть. Даже вскакиваю, не понимая, проснулась ли.

Жмурюсь и провожу ладонями по волосам, запутываясь в ещё не распавшихся локонах. Заставляю себя встать и уйти умыться, отмечая на смартфоне в приложении по контролю сна ещё один провал. Мне просто давно не снится что-то хорошее, я мучаюсь и ищу варианты, но всё равно раз от разу вскакиваю, вытаскивая себя из омута дурных грёз.

Каждый раз в них что-то меняется, стягивая стяжок за стяжком. Хочется верить, что это покрывало прожитого наконец дошьётся, убравшись из моей головы. Но нет… снова же не сегодня.

Провожу по векам смоченными в мицеллярной воде дисками, снова сажусь возле зеркала и смотрю в него, расстёгивая измятую кошмаром рубашку. Вытаскиваю из чемодана рядом ночнушку и кладу на её место белый бюстгальтер, от которого жутко устала.

А ещё я выдохлась, пытаясь делать вид, что всё моё прошлое не имеет значения. Что муж, который клялся любить и оберегать, не сделал больно, наконец признавшись. Что я не сглупила, попытавшись перетерпеть. Что всё это не привело меня к одиночеству и никому не нужной клетке, в которой теперь сама же сижу.

Что мне остаётся? Работать. Строить из себя счастливую и всем довольную и, конечно же, улыбаться. Кажется, мой рабочий оскал уже въелся в подкорку. Кажется, так оно и должно быть.

Хотелось просто забыться вчера, но это ничего не дало. Вообще ничего. Только ещё одно разочарование в себе самой.

Выдохнув, ухожу к урне выкинуть использованные диски. Ложусь обратно и смотрю новостную ленту, пытаясь верить, что все эти улыбающиеся лица всегда пребывают в благополучии. Мне хочется знать, что в этом мире хоть кто-нибудь счастлив… и не делает вид, что это так.

***

Проснувшись утром, снова собираюсь на работу. Отпахиваю до обеда и, погрустив по поводу отсутствия Алёнки, уведомляю, как всегда, дотошного Денисыча-старшего о том, что оставляю свой пост, решив спуститься до кафетерия, от которого вчера воротила нос.

И не успеваю выйти из лифта, поправляя второй рабочий комплект, как спотыкаюсь на отмытых туфлях, встречая в спину брошенное Ильюхой:

– Аллочка! Доигралась? Ты с кем вчера уехала, золото моё?

Можно мне спокойно поесть? Ускоряю шаг, чувствуя, как тот преследует меня. Огибаю витрину кафетерия, вдруг наткнувшись на спасшего вчера мальчика. Именно он! Вау!

И именно сейчас! Что это, если не дар Божий, верно?

Рванув, пускаю собственную дурость отыгрывать дальше:

– Милый мой! – Жутким довольным голосочком.

Вцепляюсь в руку мальчишки и утаскиваю в двери кафешки, получая полнейшее непонимание произошедшего в этих светло-голубых. Ну что непонятного? Мне опять он нужен. Всё просто.

Затащив, оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с остановившимся в проходе Ильёй Денисовичем. Тот хмурится и кривит губы, не особо поверив в спектакль.

Так что решаю идти до конца, пока парень рядом не дёрнулся. Подталкиваю его к панораме и замираю, приблизившись вплотную.

Парень пробует что-то сказать, так что приходится закрыть ему рот ладошкой, покосившись на главного наблюдателя. Денисович-младший, видимо, понимает, что всё это блеф, не оставляя мне другого выбора…

Я убираю ладонь и радуюсь каблукам, закрывая глаза, и почти касаюсь незнакомых ропотом замерших губ. Раз. Два. Три. Мальчишка едва дышит, обжигая теплом и скованностью.

Слышу, как злится Ронин, смачно выругавшись. О да! С его-то ракурса я смачно так засосала этого мальчугана! Жду, когда весь мир станет тише, вжимаясь в чужую футболку. И только после разрешаю себе оторваться, вдруг заметив на покрытой мурашками шее рядом тату, скользнувшее рваными линиями под хлопок. Уф… мамочки, как заманчиво.

И запах пряный бьёт по рецепторам, заставляя поёжиться. Вку-у-усно. Вдыхаю ещё раз глубже и придумываю поводы, пользуясь собственной дикостью и его полнейшим оцепенением, целую ещё раз, в этот раз касаясь. Легонько. Просто пробую вкус, закрывая глаза и обвивая руками шею, израненную татуировками.

Хай 5

“Нет комментариев по этому поводу”

Алла…

Позади нас по-прежнему вьётся свита. Я всё же отстраняюсь и шумно задерживаю дыхание, пытаясь найти хоть одно нормальное оправдание. Не находится. Так что идём ва-банк.

– Это если что было приветствие! – Собственная усмешка гаснет в скользнувшем холоде. – Так здороваются… в других странах, ну… в Эфиопии там… или в Аргентине… не помню.

Парень отдирает себя от стекла и чуть ли не давится, пытаясь прочистить горло, только после отвечая всё тем же тоном:

– Ну привет тогда.

Хочется раскричаться. Прям завизжать… он опять заговорил! Мать моя, роди меня обратно! И рядом все смотрят, чуть ли не аплодируя. Я, определенно, обрела звание главной шизухи офиса и, видимо, утащила репутацию этого мальца за собой.

– Ты прости, – пытаюсь шептать, нервно хихикнув.

Делаю шаг в сторону выхода, но не успеваю уйти, оказываясь схвачена за руку. Им. Вот этим мальчишкой. Неожиданно! Но приятно!

Только вместо слов он почему-то подводит меня к прилавку, уже через миг разбираясь с оцепеневшей буфетчицей, покупает салат и пюрешку, тут же утаскивая нас к свободному столику.

Усаживает, отпуская. Ставит всё передо мной и только после садится напротив.

Я мигаю, как дурочка, не понимая, чего ему надобно-то.

– Ешь, – говорит, чуть сгорбившись и проведя ладонью по волосам, взъерошив эту идиотскую чёлку.

– Да я не хочу, – отвечаю, посматривая на купленное, видимо, мне.

– Да?

Нет. Так что решаю, что стоит просто согласиться, а не развивать и без того дикую ситуацию. Просто поесть с парнем, в квартире которого очнулась? Просто поесть с парнем, которого успела поцеловать сейчас? С парнем, в тачку которого упала без сожалений? Потрясающе, Алла!

Открываю контейнер и заставляю себя проглатывать каждую ложку, лишь бы не объясняться сейчас перед ним. Он ждёт. Просто сидит и ждёт, смотря на меня в упор.

Выдохнув, дожёвываю салат и вдруг закашливаюсь, получая его членораздельное:

– Ты наелась? Мы квиты? Между нами ничего не было, не надо ко мне больше лезть, хорошо?

Аж пытаюсь сообразить, что сейчас услышала. Так…

– Ничего не было? В смысле… прям совсем ничего?

Парень отодвигается, словно я сейчас представляю угрозу.

– Да. Ничего не было. Поэтому, пожалуйста, отстань уже от меня.

Какой интересный мальчик.

Подаюсь вперёд, опять поймав себя на том, что засматриваюсь, разглядывая его шею.

– Точно "ничего"? Может, всё-таки "чего-то"?

Выдыхает, кивнув.

– Точно ничего.

Брови сами сдвигаются…

– А зачем ты сейчас меня накормил тогда?

Он задумывается, на миг задержав дыхание.

– Просто ты голодная, – говорит едва слышно и вдруг отводит взгляд, будто сам всё осознал и смутился.

А ещё его ладонь касается губ, хоть тот и одёргивает жест уже через секунду. Такой милый…

Улыбнувшись, отодвигаю контейнер на край и чуть подаюсь вперёд, оглядываясь и смотря, не подслушивает ли здесь кто:

– Я голая… – говорю ещё тише, – проснулась.

Мальчик сглатывает и не решается поднять взгляд, делая вид, что его левая лапка интереснее меня.

– Я к этому не причастен.

Прикусываю губу, улыбнувшись:

– Но ты похоже смотрел… – говорю наугад и похоже попадаю в точку, ибо этот мальчишка снова смущается, чуть покраснев.

– Ах ты малолетняя зараза! – улыбаюсь, сама не пойму чему.

– Мне вообще-то двадцать, – говорит брюнет, выдохнув, – и ты, видимо, думала, что мы с тобой переспали.

– А! Это, мол, ты себе позволил меньшее? И это вообще-то другое!

– Другое? – Выгибает бровь. – Я вообще себе ничего не позволял… – миленько оправдывается.

На самом деле, судя по всему, сама снова во всём виновата, но мне импонирует эта заячья невинность, смущение и наивность. Так что выношу приговор:

– Значит, ты смотрел. – И с моего выражения лица точно можно писать картину, назвав её "Довольная хищная лисица".

Отвечаю, будет шедевр.

– Я не… – явно пытается подобрать слово, закрывая глаза красивыми тонкими пальцами правой лапки, – не специально. Ты просто с ума сошла. Я десять раз пожалел…

– П…п. пожалел? – Аж бровь отъезжает в сторону.

Нормально вообще такое говорить?

Фыркнув, думаю извиниться за всё, встать и уйти наконец к себе, довольствуясь полученными ответами. Уже понятно, что пора к психотерапевту: я слетаю с катушек – это факт, так что строить из себя святую вообще нет смысла.

Не успеваю и слова вымолвить, как вдруг неподалёку от нас за свободный столик присаживается мой недодиректор и светит своей светлой головой, улыбнувшись.

Я замираю ещё раз, мысленно проклиная этого упёртого осла, и вдруг тянусь к замершей на столе левой ладони. Мальчик вздрагивает, но поддаётся и даёт мне утащить свою руку до середины столешницы.

– Ты знаешь, что чужое тело трогать нельзя? – Уточняет едва слышным шепотом.

И я прямо вижу, как Ронин-младший хмурится, пытаясь нас расслышать. Потому снова клонюсь к парню и, улыбнувшись, спрашиваю:

– Почему?

Брюнет вздыхает, чуть выдохнув, но всё же не выдёргивает кисть, просто смотря на мою покрывшую его ладонь.

– Потому что это нарушение чужих границ…

– Да что ты!? – Улыбаюсь более искренне. – Правда!?

– Да, – кивает, сжав губы в полосочку.

– Вау! Как интересно! И что с этим делать? По-моему, я вообще уже все нарушила.

Наконец отрывается от созерцания наших рук, точно потеряв ход странного диалога:

– Что нарушила?

И смотреть на него такого юного мне почему-то нравится… мальчишка – прям зайка, так бы затискала. Хотя обычно я западала на светловолосых (о, помяни душу мужа и дурную голову выискивающего нас Денисыча, с которым, к счастью, ничего не было).

– Твои границы. Поцеловала, – провожу подушечкой большого пальца линию вдоль, чувствуя, как рука под моей напрягается, – в машину села. Спала у тебя.

– Уху, – глухо соглашается, снова отводя взгляд, и аж вздрагивает, наконец узнав главного зрителя.

Дожидаюсь, когда вернётся ко мне.

– Так сколько? – Произношу уловками.

– Что “сколько”?

– Сколько тебе заплатить?

– За что? За обед? Да ничего не надо, я же сам…

Одергиваю, встречая едко брошенное Ильюшкино фырканье. И всё равно произношу очередную дурость, о которой, конечно же, пожалею:

– За тебя.

Парень напротив снова кашляет и еле произносит:

– Чокнутая…

Но не уходит. Не вскакивает. И не убирает руку.

Хай 6

"Я бы написала о тебе песню"

Аллочка.

– Ты сумасшедшая? – Тихо переспрашивает парень напротив.

– Если только немного, – улыбаюсь.

И хочется проклясть всё, но этот блудливый Ильюшка пытается же до сих пор подслушать, пересаживаясь на стул поближе. Потому я зыркаю на брюнета и положив голову на ладонь, цежу ему нежно-нежно:

– Ты мой дорогой… мой хороший… мой сладкий бейб!

Несу всё, что приходит в голову, искренне веря в то, что спасение утопающих, – это дело рук меня самой.

Шкаф рядом кривится, явно меня расслышав. И аж ведёт плечами, думая встать и уйти. Наконец-то. Но всё-таки остаётся, продолжая выжимать из меня все актерские соки:

– Мой хороший, – повторяю, сцепляя наши пальцы друг с другом.

– Меня Дима зовут, – вдруг уточняет мальчишка, точно уловив, что эпитеты в его сторону подходят к концу.

– Дим, как с тобой хорошо! Как интересно…

Тот вдруг кивает в сторону Ильи Денисовича, вновь поменявшего стул.

– Он же? – Уточняет какой-то слишком покладистый зайчонок, которого я похоже прижала лапками.

Киваю, получая в ответ более уверенный взгляд и ухмылку.

– Тогда дорого. – Сбивает с мыслей, вдруг положив вторую ладонь на мою, скованную его левой.

Аж моргаю, дёрнувшись.

– Что?

Будто зайка повалил лисичку.

– Стоить буду дорого.

Едва сдержавшись, пытаюсь не разлиться лужицей. Что там? Дорого? Да окей, флиртуем дальше:

– Тогда я заплачу.

Ронин не выдерживает, громко шаркнув ножками стула, фырчит в мою сторону и уходит, не решившись вмешаться. О! Аллилуйя, святое провидение! Наконец выдыхаю, вытаскивая свою ладошку из захвата и просто падаю лбом на стол, еле согнувшись при этом. Пытаюсь выровнять вдохи и выдохи, но вместо успокоения пульс думает зашкалить.

– Это был наш исполнительный директор? – Уточняет оппонент, почему-то не исчезнувший следом за Денисычем.

Мотаю головой.

– Нет, технический. Исполнительный у нас адекватный…

– А этот?

– А этот чокнутый.

– Как ты?

И это даже обижает! Поднимаю явно матерно говорящий взгляд к по-прежнему первому встречному и встречаю лишь лёгкую улыбку.

– Извини, – шепчет, – я не то имел ввиду.

Извиняется? Всё же киваю и сажусь снова прямо, поправляя рубашку. Перестав дуть губы, произношу:

– Прощаю.

– Он… – уточняет, опять начав смущенно считать камешки на стене, – до тебя домогался?

Какое точное слово. Почему-то могу лишь кивнуть, словно моё словесное признание окончательно доломает меня.

– И как ты это… терпишь? – Уточняет этот Дима.

– Как-то так.

– А… – тянет, якобы что-то там понимая, – ты не хочешь кому-то пожаловаться?

Выгибаю бровь, проглатываю “кому?”. Пытаюсь найти слова, но те не складываются в предложения.

– Или его брат тоже такой же, а ты просто его защищаешь?

Ммм, а он не такой уж и зашуганный красивенький мальчик.

– Нет, Ронин-средний, и правда, другой.

Дмитрий выгибает бровь, но не отвечает ничего. И я подначиваю его молчанием себя саму, вдруг начиная говорить:

– Он тоже не без греха, но это вообще другое!

– Снова "другое"? – Уточняет, кажется, без особого интереса.

Я пробую кивнуть, но тут же себя одергиваю…

– Ай, черт! У него и девушка есть. Алёна! Касаткина. Знаешь такую?

Кивает, посмотрев на свою кисть.

– Вот! И Вадим Денисович совсем из другого теста, да и он в Алёнку с первого взгляда влюблен, это сразу было видно. Но… – злобный прищур, – если ты кому-то об этом скажешь, я тебя найду и вырву твой язык! Понял? Ты меня понял? Запомни, я знаю, где ты живёшь! – Добавляю, злостно улыбнувшись и получая его смешинки в ответ.

Красивая улыбка… так странно сидеть напротив.

– Никому ничего не говори, – повторяю я.

Он кивает, соглашаясь с особо ненужными условиями. Мы молчим… и надо бы встать, снова поблагодарить и уже уйти к себе, доживать остаток дня и встречать явные пакости от лица младшего босса. Уверена, за этот концерт он сживёт меня до обычного секретаря или даже заставит брата вышвырнуть с работы, ибо этот позор видели все.

Но уходить сейчас наверх совсем не хочется. Я снова позволяю себе смотреть на зайку с зубками, как и я, не решившего уйти. И вдруг спрашиваю:

– Ты же если что будешь мне помогать, да?

Словно сама не справлюсь.

– С этим… – пробует вспомнить имя.

– Да. С Ильёй Денисовичем. Я обещаю, что не буду навязываться… – о да, сама бы себе верила, – и с оплатой что-нибудь придумаю! – Снова начинаю нести ерунду, получая лишь смущение…

Смущение, которому опять улыбаюсь.

– Это да?

Дима выдыхает, наконец решившись посмотреть на меня:

– Я подумаю.

– Ммм, – не получилось не улыбнуться, – тогда идём работать? Тебя, кстати, на каком этаже можно найти?

Дожидается, когда встану, берёт мои контейнеры и относит их на стол с грязной посудой. Пропускает выйти из уже опустевшего кафетерия и только после решает ответить, заставляя меня поднимать к его лицу голову и вслушиваться в этот голос, смешивающий мысли в месиво:

– На шестом. А ты работаешь же на пятнадцатом?

Киваю, подстраиваясь под его шаг. Мы останавливаемся у лифта и молча ждём, когда тот спустится к нам. Я снова захожу первой и оборачиваюсь к этому мальчику, не понимая, чего сама за него цепляюсь.

– Если согласен, подождёшь меня сегодня в пять? Возле твоей машины…

Он смотрит под ноги, пока я нажимаю нужные нам кнопки.

– Нет, – и словно оправдываясь, спешит добавить сквозь шумный вдох, – у меня стрим*, извини.

О, вот так ещё не отшивали! Потому пробую усмехнуться и тихо шепчу ему:

– Фу таким быть, Дима!

Мальчик молчит, рассматривая стену поверх моей головы.

И мы уже подъезжаем, ещё миг и он уйдёт отсюда, а я буду подниматься на плаху. Будет поздно… потому в секунду, когда число циферблата меняется на шестёрку, делаю один крошечный шаг и целую его в щеку, следом выталкивая в открывающиеся двери и выкрикивая:

– Это так прощаются если что!

Дмитрий едва не запинается, оглядываясь и вцепляясь ладонью в место моего касания, и скрывается за закрывающимися дверцами, тут же захлопнувшимися моим сердечным гулом и позволяющими кабине подниматься выше.

Похоже краснею…

Дааа, признаваться себе в том, что я всё-таки последняя дура – такое себе чувство.

___

* Стрим – видео– либо аудио-трансляция чего-либо в прямом эфире посредством интернета.

Хай 7

«…просто какой-то парень»

Ну, Алла.

Ухожу за стол, снова достаю блокнот и открываю чистый лист, беру гельку и начинаю вычеркивать линию за линией, зачем-то кусая губы, коснувшиеся чужих… границ. Нежные, кстати, границы. Забавный мальчик. Даже странно забавный.

И сама не замечаю, как мои линии перетекли в уже знакомые очертания, которые не стоит осмысливать. Вздохнув, убираю блокнот обратно и вдруг слышу нервно повышенный тон за дверью младшего Денисовича:

– Ты должен её уволить! Понимаешь? Ты мне должен! – Кидает остро, явно говоря о моей фигуре.

Они останавливаются недалеко от входа, так что приходится делать вид, что я ничего не слышу:

– Ты просто злишься, как маменькин сынок, Илья. – Осаживает исполнительный, получая плюс тысячу в карму. – И её я увольнять не буду. Хотя бы потому, что тебя давно пора осадить.

Я даже прощаю ему вчерашний уход, снова погружаясь в работу. И спустя минуту вздрагиваю от резко распахнутой двери рядом и вылетевшей блондиновидной злющей фигуры, даже не взглянувшей на меня. И ещё раз восхваляю своё альтер-эго, не решившее кидаться на плечи этому, определённо, незакрытому гештальту.

– Алла, – тяжелым выдохом окликает Денисович-старший, – зайди ко мне.

Киваю, вставая и выхватывая планшет для записи. Прохожу к боссу в кабинет, тот уже стоит у окна, о чём-то задумавшись.

– Вадим Денисович, вызывали? – Спустя секунд пять напоминаю о себе.

– Да, – говорит, повернувшись.

И я жду от него чего угодно, но только не этих слов:

– Извини. Надо было раньше это всё прекратить. Илья больше не тронет.

Я моргаю, вытянувшись по струнке. Послышалась что ли? Мне даже не верится… как в одном предложении этот брюнет мог извиниться и подарить надежду на адекватное существование? Сказки какие!

– Всё. Можешь идти. – Кивает на дверь позади.

Не могу не повторить услышанное:

– Можно спросить, Вадим Денисович?

Кивает, разрешая.

– Ну это же Ваш брат… а Вы извинились? Зачем?

Ронин-средний пожимает плечами, а я думаю, что, наверное, это всё под влиянием красотули-Алёны. Не зря я шаманила за них двоих! Но сказать своё личное мнение вот ему – всё равно, что написать заявление о помещении меня в психиатрию.

– Спасибо, – шепчу, едва скрывая довольную улыбку.

– Иди работай, Алла.

И это, наверное, лучшее, что я слышала здесь за год! Ну кроме “ты будешь получать премию, равную пяти окладам”, конечно.

Вылетаю на каблуках за дверь, закрываю её за собой и только после этого разрешаю себе пританцовывать, пока иду до своего стола. Ха! Святой Калумба! Вот и всё! Пусть только посмеет ко мне подкатить… отворот от него получен! Им даже можно пользоваться и наводить на него мор, "пожаловавшись" старшему. Похоже тот наконец-то будет слушать, а не хмуриться и сбегать от косвенной ответственности.

Счастье пришло внезапно!

Сажусь за стол, снова протираю несуществующую пыль и, выдохнув, погружаюсь в рабочую почту, заодно записывая на приём к этим двум всех возжелавших.

Когда стрелки часов напротив перетекают в последние получасие, всё же сдаюсь собственному подсознанию и пишу на рабочем портале нашей вышедшей сегодня кадровичке.

Дроздова Алла 16:35: "Ирина Михайловна, добрый день ещё раз. А подскажите, пожалуйста, что за мальчик Дима у нас работает на шестом? Только между нами."

Вижу, как та набирает и стирает сообщения, точно меня проклиная за столь поздний вопрос, и всё же отправляет плюс одно к нашим диалогам.

Рощина Ирина 16:38: "Алла, ну ты нашла когда спросить, конечно! Ещё бы прямо в пять написала! Заставила бы меня, старушку, оставаться. Ща посмотрю. А тебе зачем? Понравился что ли? А то мне тут говорят, слухи про тебя пошли интересные."

Я пытаюсь не кривиться. Ну написала же, нормально попросила – "никому"! Уже и на старую гвардию положиться нельзя…

Дроздова Алла 16:39: "Говорят, в Москве кур доят…"

Рощина Ирина 16:41: "А как к нам привезут, то они только яйца несут! Да ты не обижайся, я девчонкам скажу, чтоб про тебя не шушукались. А мальчик твой – Изотов Дмитрий Геннадьевич, наверное. Стажировку у нас проходит, отцом устроенный."

Отцом? Связи, значит? Тьфу, аж впечатление потёрлось.

Дроздова Алла 16:41: "А отец у нас кто?"

Рощина Ирина 16:43: "Про отца не спрашивай. Лучше бы спасибо сказала."

Кланяюсь в пояс, высылая благодарности и десяток цветочков, закрываю диалог и тут же встречаю ледяной прищур напротив. Не заметила, как бедный Ильюшка вышел из кабинета уже в пальто. Встал у своей двери и теперь глазеет на меня, вздохнув и растянув губы в недовольную полосочку.

И тут я разрешаю себе самодовольную улыбищу:

– Вы уже уходите, Илья Денисович? Вас… – выделяю интонацией, – БОЛЬШЕ НЕ ЖДАТЬ?

Хмурится ещё больше и ничего не отвечает, убираясь к лифту.

– До сви-да-а-ания, – проклинаю его спину я, радуясь собственной свободе.

Дожидаюсь, когда тот уедет, и снова позволяю себе немного потанцевать, относя американо самому адекватному боссу, который по кой-то чёрт сегодня задерживается. А с ним задержусь и я! Ибо хороший секретарь не уйдёт раньше начальника.

О, лишь бы только это влияние и благодать не покинули мою персону! Кстати, если реально всё успокоилось (по крайней мере, на сегодня), тогда получается, надо написать этому Диме и сказать, что всё уже – я в нём не нуждаюсь? Хотя смысл? Всё равно же не собирался меня встречать.

Снова падаю на кресло, касаясь губ, вздыхая и смотря в правый нижний угол экрана, высчитывая последние рабочие минуты, удерживающие работников на этом месте. Наверное, он сейчас как раз заканчивает дела и думает о своих… стримах.

Эх, моя бедная уязвлённая гордость…