Текст книги "Только ты (СИ)"

Автор книги: Дарья Острожных

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

И когда тепло его рук вернулось, нежно согрев ягодицы, стражница покорно развела ноги шире и чуть приподнялась, желая помочь эльфу. Но сама уже с трудом осознавала происходящее – только рьяно отвечала на поцелуи Орофериона, вновь захватившие ее губы, и в предвкушении дрожала, чувствуя на своем животе плоть сводного брата. Горячую и тяжелую, манящую к себе…

Утратив последние крохи смущения, воительница уже почти прикоснулась к ней рукой, но синда не выдержал и стремительно двинул бедрами, прижимая свое естество к горячим складочкам. Но когда он проник внутрь, эллет мучительно простонала в рот Королю: Леголас оказался слишком большим для нее.

Он замер, предполагая такую реакцию, и накрыл вздрагивающими ладонями грудь Тауриэль, давая ей возможность привыкнуть и желая отвлечь чувственными ласками юрких пальцев, огрубевших от лука. Воительница старалась откликнуться на них, заставляя себя расслабиться и ища поддержку у Трандуила, к которому прижималась все сильнее. И вскоре мучения действительно утихли, не вернулись даже когда синда начал осторожно двигаться. Однако наслаждения так и не последовало – было лишь слабое жжение, поднимающееся выше, следуя за плотью аранена, все увереннее и глубже проникающей в женское лоно.

Не мог помочь даже Ороферион, покрывающий лицо воспитанницы успокаивающими поцелуями, перемешанными с тихим шепотом и тяжелым дыханием. Но неожиданно мысли стражницы перепутались от резкой боли, вызванной неосторожным движением принца.

Коротко вскрикнув, она уперлась локтями в матрас и отстранилась, плотно сжав ноги, будто опасаясь принуждения, хоть теперь и была уверена, что этого не предполагалось изначально. Ощущение легкости в своих чреслах оказалось слаще любовного экстаза, из-за чего воительница с наслаждением прикрыла глаза и не сразу заметила, как исчезло тепло ее покровителя, уступая место пылкости Леголаса.

И когда он накрыл ее собой, эллет без тени смущения прижалась обнаженной грудью к разгоряченному телу, чувствуя его трепет и жажду, будто вырывающуюся наружу через резкие поцелуи, которые то едва касались раскрасневшихся губ, не давая им возможности ответить, то до боли прижимались к ним, нагло раздвигая языком. Тауриэль по крупицам вбирала в себя необузданную страсть эльфа, заражалась ею, крепко обнимая ногами ягодицы сводного брата, желая теснее прижаться к его плоти, которую не смогла принять.

Исследуя новое, отличное от сдержанности Владыки Леса, Тауриэль не сразу выпустила из объятий непривычно узкие плечи аранена, который вдруг отстранился и лег рядом, принимаясь освобождать ее стан от измятого платья для удобства отца, чьи большие, горячие ладони вновь вернулись; резко и отрывисто скользя вдоль позвоночника к шее, обводя длинными пальцами плавные изгибы позвонков. А затем обвились вокруг талии, рывком поставив стражницу на четвереньки и с силой прижали ее к уже обнаженным бедрам Трандуила, чье возбуждение отозвалось мощной тягой в животе.

Леголас, в это время занявший более удобную позу, окончательно потерял контроль над терзавшим его желанием, и схватил воительницу за сияющие локоны, но та и сама наклонилась к измученному пренебрежением органу. Словно намереваясь извиниться, эллет раскрыла рот и попыталась вобрать в себя как можно больше, смыкая губы и пробегая ими по всей длине; при этом продолжая глухо стонать, чувствуя пальцы сводного брата на груди, а Владыки – между ног, прижимающие к воспитаннице естество эльфа и поддразнивающие ее легкими движениями.

***

Удовлетворение принесло с собой горькое осознание. Лишь Ороферион был доволен, о чем говорил потеплевший блеск в глазах.

Его воспитанница и сын избегали смотреть друг на друга, однако последнему, судя по всему, было попросту все равно.

«Вот и любовь, которой так испугался Владыка», – подумала стражница, горько усмехнувшись.

Ей было неприятно находиться в спальне, но двигаться хотелось еще меньше, поэтому эллет с головой накрылась одеялом и свернулась калачиком, прислушиваясь к тихой беседе эльфов, доносящейся из соседних покоев.

Кажется, все случившееся было для них в порядке вещей, что несколько успокаивало. Однако совесть воительницы настойчиво царапалась в груди, заставляла дух метаться от осознания собственной порочности, очиститься от которой будет весьма не просто. По крайней мере, в стенах этого дворца.

========== Глава 7 ==========

Комментарий к Глава 7

Мандос (Намо) – владыка царства умерших эльфов на западе Валинора.

Фэа (мн.ч. фэар) – душа.

Валинор – область на континенте Аман, где обитали Валар. Вместе с островом Тол Эрессеа известен как «бессмертные земли».

Кровь, вопли, смерть… Все исчезло, застыло в морозном воздухе на пике Вороньей Высоты, отрезанной от мира, как и желали орки. Лишь тишина и холод царили здесь, окутывая беловатым туманом ледяные шапки, безжалостно рассекающие серое небо.

Такое далекое, умиротворяющее, оно изредка роняло на землю крохотные снежинки, уносимые ветром прямиком к черным и красным потокам, омывающим поле боя и тела мертвецов. Грязные, изувеченные, лишенные фэар, они лежали так спокойно, будто и не было сражения, заставляя Тауриэль удивляться, как же быстро все стихло. Как быстро ураган войны наигрался с ними и разбросал по снегу, будто ненужный хлам.

Она не понимала, не чувствовала победу. Лишь молча сидела на снегу и мелко подрагивала, наблюдая за льдинками, которые ветер тихо опускал на волнистые пряди черных волос, перетянутые на затылке. Яркие, почти обжигающие взор локоны так не походили на щеки и губы Кили, белеющие почти на глазах из-за остывшей в жилах крови. Но он все равно казался спящим: уставшим, истерзанным болезнью, но живым. Еще можно было перепутать.

Вот только жуткое месиво из плоти, костей и звеньев разодранной на груди кольчуги погубило эти надежды. Из-за нее Кили уже не сможет вздохнуть, не сможет улыбнуться, как тогда, у реки, призывая воительницу уйти с ним.

Глупое, опрометчивое суждение незрелого мальчишки, достойное лишь усмешки…, но тогда почему же оно так взволновало сердце эллет? Отчего заставило его трепетать под натиском сомнений и внезапных догадок о том, что не так уж и страшно лишиться наполненного пороком Лесного Дворца и Владыки, играющего судьбами воспитанницы и родного сына.

И сейчас, впервые в жизни коченея от холода и скорби, Тауриэль невольно улыбнулась, вспоминая то обволакивающее блаженство, распахнувшее перед ней двери клетки. А почему бы и впрямь не уйти? Броситься в неизвестность, оставив за спиной прошлое со всеми его слезами и радостями. Почему нет?

Да потому что все это мечты, а разбить сопротивление привыкшего к однообразию разума весьма не просто. И Тауриэль колебалась, пока ловила искры надежды в сияющих глазах Кили, отчего-то привязавшегося к ней, но остающегося таким чужим. Ведь она не могла ответить принцу таким же взглядом, как и никому другому. Не могла спасаться от одной лжи, прикрываясь другой. Не знала мира, в который ее звали. Боялась узнать…

Все эти мысли вдруг обрушились на эллет, словно огромная бушующая волна, которая едва не уронила ее и посеяла в душе беспорядок. Но мучительные попытки решиться окончились с появлением Леголаса, одним своим тоном вернувшего сводную сестру к благоразумию.

Вот и сейчас, на вершине Вороньей Высоты, он оторвал стражницу от грез, когда тихонько встал за ее спиной и положил руку на плечо.

– Тауриэль, – тихо прошептал синда, – идем.

Но она не ответила, лишь дернулась и сжала зубы, ощущая каждый палец даже сквозь одежду и вспоминая запретные объятия, извратившие братскую любовь. Стоны и хриплый шепот, вдруг раздавшиеся в голове, привели за собой образ голого тела аранена, блестящего от испарины в мягком свете ламп.

– Иди, – холодно произнесла воительница, сбрасывая руку и с облегчением чувствуя избавление от видений.

Это слово провело черту между эльфами, и Леголас буквально кожей почувствовал ее острые края. Он замер, всматриваясь в чуть растрепанные рыжие косы, и ждал чего-то, любого знака, способного облегчить грустное расставание. Но эллет не двигалась, кажется, и не дышала вовсе – просто тихо ждала момента, когда сможет остаться одна со своими мыслями.

Принцу ничего не оставалось, как исполнить эту немую просьбу и отойти, направившись в сторону затейливых коридоров горы под шум ветра и скрип снега под ногами. Но в последний момент он обернулся, чтобы смерить прощальным взглядом сводную сестру, застывшую на фоне блеклого неба. Только яркие волосы, обрамляющие измазанное кровью и грязью лицо, медленно колыхались на плечах, обнажая разрывы на одежде.

Для него она оставалась прекрасной. Манящей, будто дикая неизведанная стихия. Но что-то сломалось в образе Тауриэль, нечто важное, пьянящее разум и волю.

Возможно, синда просто увидел другую ее сторону, менее привлекательную? Или все дело в том, что он утолил свою жажду? .. Неважно, ведь теперь Леголас может освободиться, вырвать из сердца чувства, доставляющие ему столько терзаний, и лишь осознание этого поселило в душе радость.

Он не прощался; знал, что когда-нибудь вернется, и просто улыбался, направляясь в клубы белого тумана, чтобы обрести покой в далеких землях, не знающих его печаль.

И воительница, больше не ощущавшая давящего взгляда голубых глаз, также улыбнулась, опуская веки и позволяя тишине завладеть собой. Точно так же, как и на берегу Озера, куда она пришла в надежде успокоить мысли, ведь Лесной Дворец, полный любопытных глаз, не позволял этого сделать.

А вода уносила прочь все тревоги вместе с сухими листочками, медленно плывущими на ее поверхности мимо пожелтевших деревьев, растущих на берегу. Их дрожащее отражение, напоминающее пылающие факелы, завораживало, затягивало в себя, из-за чего эллет не сразу опомнилась, услышав чужие шаги. Но это оказался сводный брат, нагло похитивший ее идиллию.

– Что случилось, – обеспокоенно спросил Леголас, – почему ты ушла?

Казалось, будто он и впрямь удивлен, отчего волна гнева моментально заполнила стражницу.

– Почему ушла? – выдохнула она, сверкнув глазами. – Как ты можешь быть таким спокойным после того, что произошло ночью? Валар… – неожиданно что-то внутри надорвалось, и Тауриэль отвернулась, вновь устремив взор на Озеро и расплывчатый город вдалеке. – Ты же был мне братом…

Вопреки ожиданиям, аранена поразили эти слова, и он замер, пытаясь осмыслить их, одновременно рассматривая тонкую фигурку, стоящую на сером камне в вихре красных, желтых и оранжевых листьев.

– Прости, если обидел тебя, – сказал принц через минуту, —, но я не понимаю… разве тебе было плохо?

– Я просила отпустить меня! – крикнула воительница и вода гулко повторила сказанное. – Хотела уйти, а ты не понимаешь? ..

– Тауриэль, – неожиданно твердо сказал Леголас, перебив ее, – я понятия не имею, как ты проводила время с моим отцом. Он просто пригласил меня, сказал, что ты не будешь против…

Эллет не дослушала, отвернулась, грустно усмехаясь далекому городу и борясь с гнетущим стыдом за то, в каком свете выставил ее Трандуил. Разумеется, он ничего не сказал сыну, все решил за него и даже не задумался о чувствах воспитанницы, как и всегда…

– Тауриэль, нельзя преследовать тридцать орков одной, – синда продолжал говорить, желая вернуть стражницу в Лесной Дворец, но лишь мысль об этом наводила на нее грусть, заставляющую противиться всем естеством.

Найти причину задержаться оказалось не трудно.

Мирное течение обрывистых воспоминаний неожиданно прервал тихий звон. Воительнице потребовалось несколько мгновений, чтобы распознать в нем приближающиеся шаги, отчего она резко подняла веки.

Но под ними скопились слезы, и ледяной ветер безжалостно обрезал глаза, не позволив сразу узнать Орофериона, застывшего в почти рассеявшихся клубах тумана. Его лицо, выражающее смесь тревоги и облегчения, покрывал узор черных брызг. Они же виднелись и на светлых волосах, неестественно аккуратно лежащих поверх измятого нагрудника, хранившего на себе память от сотен жестоких ударов.

Владыка молча разглядывал эллет, которая не выдержала изучающего взгляда и повернулась к Кили, будто ища спасения. Но при виде безмятежного лица, некогда бледного, теперь же светло-синего, ей стало еще более неуютно. Рана, напоминающая страшную воронку, уже начала покрываться крохотными кристалликами льда, и Тауриэль показалось, что в ее груди зияет такое же увечье, затягивающее в себя окружающий холод.

Оно болело и остужало кровь все сильнее с каждым вздохом, пока в голове пульсом билась одна и та же фраза: «Тауриэль изгнана».

Приговор, нехотя сказанный Ференом, безжалостно вонзился в сознание, причиняя мучения, не сравнимые даже с ударом орочьего кулака. Воительница не могла поверить, что Трандуил так просто отказался от нее. Что он забыл все их ночи и жаркие объятия, когда его ледяные глаза таяли, выпуская нежность, почти неизвестную даже Леголасу. Забыл поцелуи и ласки, столь трепетные, что эллет едва не путала их с любовью, и раз за разом прощала грубые игры своего покровителя.

Ведь она не хотела сбегать – желала только подумать, не разрывая колдовских силков, навечно привязавших фэа к Лесу. И услышанное тогда на берегу реки, в окружении обездоленных и скорбящих людей, повергло бывшую стражницу в отчаяние, которое не ослабло со временем и терзало сердце даже после окончания битвы. Она любила Орофериона какой-то странной, неправильной любовью. За спасение и поддержку, за блаженство, которое он дарил воспитаннице на протяжении веков; и все эти чувства сейчас рвали грудь, не находя отклика в суровом взгляде.

– Мы возвращаемся, – тихо произнес синда, будто разговаривая с пустотой, – идем.

Не сразу вынырнув из глубоких дум, Тауриэль удивленно подняла глаза, но переспросить не осмелилась: слишком раздраженно выглядела недвижимость эльфа, похожего теперь на мраморную статую, закованную в тускло-поблескивающее железо. А он не пытался развеять сомнения, лишь смотрел на воительницу, будто наслаждаясь ее растерянностью.

– Вы изгнали меня, – грустно ответила эллет, – помните?

– Я передумал, – так же ровно сказала Владыка Леса, добавив к голосу едва заметные каменные нотки, выдающие приказ, а не просьбу.

– Почему? – слова вырвались у бывшей стражницы почти неосознанно.

Она боялась, ужасно боялась, что внезапная надежда, бальзамом пролившаяся на душевную рану, окажется ложной. И поэтому пристально вглядывалась в надменное лицо сына Орофера, пытаясь отыскать в нем хоть что-то, могущее развеять этот страх.

Но ничего не было. Лишь сдвинулись черные брови и заблестели некогда сухие глаза, пытаясь удержать внутри истину, внезапно рванувшую прочь – никто не узнает о тоске Владыки Леса и не станет жалеть его.

Он будет жестоким, равнодушным или надменным правителем, будет держаться в стороне ото всех и не откроет силы зова Валинора, приходящего во снах. Навевающего печаль, заставляющего чувствовать одиночество в стенах дворца, некогда заполненного смехом и радостью; теперь же серого, хранящего в себе лишь воспоминания.

Не было дня, чтобы Трандуил не думал об отце и супруге, так внезапно бросившихся в объятия Намо. Теперь он вынужден будет вспоминать и единственного сына, ушедшего по вине Тауриэль, на несколько минут ставшую едва ли не врагом для своего покровителя. Но это губительное чувство развеяли искрящиеся слезы в ореховых глазах, полных растерянности и надежды.

Уже в который раз эльф не смог устоять перед очарованием этих омутов, ведь невозможно было отрицать, что он привязался к воспитаннице куда крепче, чем хотел. Она разделила с ним заточение во дворце, помогала заглушить копившийся внутри беспомощный гнев и давала утешение истосковавшемуся по ласке сердцу, принося радость.

Только раньше Владыка не замечал этого, не ценил, и лишь грядущее одиночество заставило понять всю величину утраты. Поэтому он стиснул зубы, раздосадованный такой мягкосердечностью, и подошел к эллет, которая инстинктивно дернулась и сжалась на снегу, будто ожидая удара. Но Ороферион всего лишь замер рядом и протянул руку, безмолвно спрашивая, уйдет ли она с ним.

Бывшей стражнице потребовалось какое-то время, чтобы это понять, а осмыслить не получалось и вовсе. Будто завороженная, она рассматривала чуть согнутые пальцы, измазанные в запекшейся крови, и не могла поверить, что вновь уловила на лице Трандуила уже знакомые ей вспышки.

Только недавно, когда синда разрубил лук Тауриэль, она заметить боль и горечь в глубине его внимательных глаз, но не поверила, что покровитель способен на эти чувства. Как не верила и сейчас, что он готов предоставить ей выбор. Неужели ему и впрямь не все равно? ..

Но что же выбрать: охваченный Тьмой, но милый сердцу дом, или принять дары свободы, обещающие куда больше, чем когда-либо мог предложить сын Орофера? ..

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

Друзья, простите меня за большой перерыв( Конечно, за столько времени можно было написать главу и больше, но мне показалось, что еще что-то будет здесь просто лишним. Надеюсь, что я не слишком вас разочаровала. А в качестве оправдания я собираюсь пересмотреть все главы, исправить недочеты и сделать фф лучше)

Деревья походили на грибы: их шершавые стволы бежали вверх, а лиственный купол закрывал небо. Подсвеченный солнцем, он горел ярко-зеленым и пропускал множество белых огоньков, паутиной тянувшихся к земле. Кругом жужжали насекомые, а сверху доносилось звонкое и отрывистое щебетание дрозда – маленькой птицы с коричневыми перьями и черными точками на белом брюхе. Она засела в пышном букете из листьев орешника, ветви которого скопом росли из земли и плавно качались на ветру.

Чуть прохладный, он разносил сладковатые ароматы, и Тауриэль не заметила, как остановилась. После Битвы Пяти Воинств она уже навещала дом, но еще не видела его таким! Не слышала мирного шелеста крон вместо мучительно треска стволов. Не знала, что воздух бывает невесомым и прозрачным – здесь всегда витал туман, забивавший нос и горло.

Саурон пал, и Лес отбросил Тьму, будто душное покрывало, снова наполняясь животными. То тут, то там показывались черные носы лис или возвышались длинные уши кроликов в серо-коричневых шубках. По стволам юрко карабкались белки, своими резкими движениями передразнивая стук дятла, а под ногами бегали зеленые и бурые ящерицы.

Они спокойно гуляли вокруг черных сапог Тауриэль и вдруг исчезли, уловив шаги. Повернувшись, эллет заметила бредущую из чащи олениху с вытянутой вперед шеей и маленькой головой, украшенной растопыренными ушами. Ее большое тело покрывала шерсть цвета охры, а за маленьким хвостиком семенил олененок.

Удостоив гостью лишь взглядом, оба деловито прошли мимо и скрылись за красно-зелеными кустами барбариса, посыпанными желтыми цветами. Настойчивое жужжание над ухом окончательно разбудило Тауриэль, и она направилась дальше, высматривая дорогу. Но та исчезла: вероятно, истосковавшиеся по зелени Лесные эльфы махнули рукой на шалости природы и кинулись в ее объятия.

Что ж, не беда – путь ко дворцу воительница нашла бы и с закрытыми глазами, ориентируясь на звонкий плеск воды. Именно плеск, а не гулкое бурление заболоченной речушки, привлекательной для монстров из Дол Гулдура.

Видя озорное мерцание впереди за деревьями, эллет прибавила шагу. Но скоро ее внимание переметнулось на мужскую фигуру в зеленом камзоле, почти слившуюся с лохматой пихтой рядом. Тауриэль сразу узнала густые волосы, близкие по цвету к морскому песку – Ингвион, один из личных стражей Владыки, ходивших за ним второй тенью.

Сейчас он и впрямь напоминал мутное отражение из-за понурых плеч и распухших век на бледном лице. Стеклянный взгляд был направлен в сторону реки, и грудь воительницы сжалась от неясной тревоги.

– В чем дело? – резко спросила она, забыв о приветствии.

Ответом послужило тихое шуршание стрел за спиной, когда эльф дернулся и повернулся.

– Тауриэль? – спустя мгновение его зеленовато-карие глаза прояснились. – Ты вернулась? Поверить не могу!

– Я же всегда возвращалась, – воительница улыбнулась и обняла подошедшего стража, – как бы долго не путешествовала. Что ты здесь делаешь?

Отстранившись, Ингвион устало кивнул влево, на расступившиеся деревья и золотую гладь реки, медленно ползущую вдоль травянистого берега. Неподалеку от воды лежал тонкий ствол упавшей березы, служившей подушкой для Трандуила, одетого лишь в белую рубаху. Он дремал, заложив руки за голову и вытянув ноги в узких черных штанах. Рядом с ними валялся простой коричневый камзол и кожаные наручи, украшенные выпуклым узором.

– После войны и штурма Дол Гулдура нас осталось мало, – задумчиво произнес страж, – Владыке пришлось распустить личную охрану. Остались только я да Менелтор. Но он уже два дня в лазарете.

– Тогда иди, я заменю тебя, – с готовностью предложила Тауриэль и добавила, увидев недоверчивый взгляд, – он не рассердится. Да и кого здесь опасаться?

Ингвион колебался, но в итоге уступил: Трандуил вряд ли будет рад постороннему на встрече с любовницей. Он ушел, а эллет еще долго вслушивалась в мягкий треск ветвей и гадала, злится ли синда? В этот раз ее не было слишком долго. Царящие вокруг беспорядки помешали успеть на битву и пожар в Лихолесье, из-за чего совесть не переставала кусаться. Но эльфы справились, да и какой толк от одной воительницы? Он должен понять…

Взбодрив себя этой мыслью, Тауриэль покинула укрытие и направилась вперед, пока решимость не иссякла. Однако тревоги сломались о неподвижную фигуру Владыки, мирно спящего на траве. Расслабленный и уязвимый, он источал безмятежность, напоминавшую о долгих вечерах в королевской спальне. О треске камина и желтом свете, гнавшему тень вокруг полуприкрытых глаз.

Будто наяву эллет ощутила под собой мужские колени и дурманящее тепло, смешанное с запахом тела. Вспомнила крепкие руки, поддерживающие спину, и хриплый шепот над ухом, от которого тянуло в животе. Удержаться от мечтаний даже сейчас было трудно. Она и не пыталась – села на колени, чтобы лучше рассмотреть лицо эльфа, хранившее непривычный отпечаток спокойствия.

Ни хмурых бровей, ни складок, ни кривых губ. Только ровная белая кожа и светлые тени от листвы, качавшейся в такт щебетанию пташки. Узоры вились и на рубахе, ворот который стягивали тонкие завязки. Не удержавшись, Тауриэль аккуратно потянула за них, но запястье тут же хлестнула боль: едва проснувшись, Трандуил бессознательно вцепился в чужую руку и заморгал, прогоняя остатки тумана.

– Владыка, – эллет улыбнулась, стараясь освободиться. Но синда еще не решил, верит ли глазам.

И тогда она подалась вперед, роняя прохладные волосы на обнаженную шею. Согревая губы кончиком языка. Обводя их контур и чувствуя, как освобождается рука, а на голову давит большая ладонь.

– Я решил, что ты забыла дорогу сюда, – шепнул Владыка и приоткрыл рот, наслаждаясь ласками.

– Никогда. Только этот Лес и важен для меня, – говорила Тауриэль между поцелуями, – только он и только ты.

– Снова уйдешь? – грусть в его тоне не скрылась от чуткого слуха.

– Да. Я еще слишком многого не видела. Но я вернусь к тебе.

Скрепляя обещание, Трандуил поймал язык воспитанницы и обвел его своим, пока пальцы массировали затылок. Будто ребенка, он прижал ее к груди и оба замерли, наслаждаясь шелестом крон и редким дождем из зеленых листьев. Они крутились в воздухе и мягко опускались на любовников, оглаживая их лица, цепляясь за одежду. Казалось, сама природа радуется умиротворению, наконец-то поселившемуся в двух сердцах. А может, она горевала из-за постигшего их осуждения?

Его много. Было и еще будет – злые языки не простят своенравия. Но к чему их слушать, если забавы никому не мешают?