Текст книги "Правильное дыхание. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Дарья Обломская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Давай–давай, а то раздразнила теперь.

– Только я самые очевидные моменты, наверное, буду пропускать. А то что я буду в 100-ый раз объяснять, как люди целуются – ну или там… Вообще непонятно, нафиг люди описывают секс так, как будто никто кроме них им никогда не занимался. Или, допустим, кроме их героев – а сам автор тоже не занимался, что характерно. Ладно, как пойдет. Зрительно воображать не обязательно. Но можно.

Так вот, доехали мы, припарковались у подъезда, вокруг слава богу никого, снял дворники, поднялись на 3-ий этаж, помню, что пешком. Как вошли тоже помню, вообще, все крайне хорошо помню, хотя есть соблазн отделаться чем–нибудь типа «совсем потеряла голову… все сливается… и понеслось…» – обычным набором. Но в принципе, так все и было – сняли верхнюю одежду, он еще говорит для порядку: голодная? – Я на него так посмотрела, что сразу пошли в комнату, там он буквально одним движением разложил диван – невероятно для диванов того времени – ну и…

– Понеслось?

– В общем, да. То есть, до определенного момента. Процесс изучения и почти поглощения друг друга был крайне приятным, на мне уже вот–вот и можно было бы жарить пресловутую яичницу, в глазах все плывет, соображаловка отказывает, тормоза полетели уже давно – он спускается рукой пониже – совсем пониже – и вот тут меня как подменяют: остыла и закоченела мгновенно. Раз – и всего как ни бывало, сижу–дрожу мелким бесом.

СН: – (чуть отстраняясь) О-о.

О: – (расстроенно) И что это значит? Что я таки еще не созрела?

СН: – Не похоже. Судя по всему, что было до этого… что–то тут другое не то.

О: – И что именно?

СН: – Это уж вам лучше знать.

О: – (растерянно) А почему я не знаю?

СН: – Точно не знаете?

О: – Понятия не имею. Хорошо–хорошо–хорошо-совсем хорошо и вдруг – опа! – и плохо. Совсем паршиво. Давайте еще попробуем.

СН: – Для чистоты эксперимента? Ну давайте, Ольга Пална.

Попробовали опять. Сначала с опаской, но очень быстро снова хорошо пошло – однако по той же схеме: рука ниже пояса, и все, как отрезало. Опять сижу–трясусь, одеяло на плечи подтягиваю.

О: – (начиная слегка паниковать) Что–то со мной не то.

СН: – Ну хоть какие–то ассоциации возникают?

О: – А какие должны возникать?

СН: – (откашливаясь) Психоаналитик из меня, конечно, никакой, но исходя из известных мне понаслышке принципов этой малонаучной дисциплины (не удерживается и плавно переходит на лекторский тон, тем более это помогает сбить тревогу), такого рода реакция может свидетельствовать о наличии некоей прошлой травмы, причем если эта травма не отработана, сиречь не осмыслена, а – в худшем случае – вытеснена в подсознание, то паци… человек так и будет страдать от непонятных ему самому неадекватных психических реакций, пока не обратится к их источнику и не выработает к нему каких–то подходов. Примерно так.

О: – То есть меня переклинило из–за какой–то забытой травмы? Не было у меня никакой травмы.

СН: – Или вы так хорошо ее вытеснили.

О: – (мрачно) Ну и какого рода травма?

СН: – (морщится) Самое популярное – в детстве кто–то приставал.

О: – Никто не приставал. Вот зуб даю. И кто мог приставать? Пацаны в садике? – уже смеется.

СН: – Там скорее взрослые имеются в виду.

О: – О. Нет, вшыстко едне не было. Людей, у кого было – знаю, а у самой точно нет.

СН: – (вздыхает) Даже если и было – не реально вот так сейчас это взять и вспомнить. (задумывается) А с другой стороны, совершенно не обязательно сразу так далеко копать, когда можно идти в обратную сторону – то есть начинать с недавних событий.

О: – (подозрительно, не нравится его многозначительный взгляд) С каких–таких недавних?

СН: – Ну, как с каких.

О: – Мне, правда, ничего в голову не приходит, Сергей Николаич, скажите уже.

СН: – В сентябре–то? Когда вас за нанесение тяжких телесных повреждений чуть не упекли?

Кажется, это было так давно, что действительно вылетело из головы.

О: – А! Ну и что? А что? Ну, дала маху слегка, да. Да я уже и не помню, что там было–то…

СН: – (весомо) Ага.

О: – Ну, вот что сразу «ага»? (беспокойно, самой непонятно почему) Это все состояние аффекта – вот и запомнила все плохо, совершенно естественно.

СН: – Оля. Когда тебя привели тогда в учительскую, там не было никакого состояния аффекта – ты была в состоянии, которое называется «шок». Не в сегодняшнем понимании вроде «ах, я в шоке» – а в сугубо медицинском. То есть это буквально была не ты. Потом ты из него кое–как вышла – сама помнишь – но даже когда начала рассказывать, там не было твоей обычной… когерентности, ты выпускала куски, путалась-О: – В показаниях, ага. Но я ж еще и притворялась слегка, чтоб пожалостливее выходило – сам же и подсказал.

СН: – Вот именно, что «еще и» и «слегка» – начала ты специально, а потом тебя очевидно прорвало. Но прорвало не до конца – где–то тебя явно замыкало и ты возвращалась к уже проговоренному, разумеется, нормальные люди так и реагируют в стрессовых ситуациях, но от вас, Ольга Пална, я такого не ожидал – вернее тогда, еще может быть, но зная тебя сейчас – уже нет. И потом: вот они на тебя напали, один держал, другой подошел – и ты начала защищаться. Насколько я – опять же понаслышке – знаю о всяких там боевых искуствах, главное там не покалечить, а в первую очередь отбить противника, высвободиться и дальше уже по обстоятельствам – или обездвижить – или – разумнее, если их больше одного, – удирать, звать на помощь и тп. И что мы имеем? Вот ты сама все–таки вспомни поточнее.

О: – (честно собираясь с мыслями) – Ну что… один держал, это я помню, другой подошел и-СН: – И?

О: – Туман. Как красной пеленой заволокло – яростной такой (не без удовлетворения) даже, как била, точно не помню.

СН: – Тогда я тебе скажу, как ты била. Вывернулась от того урода, что держал, врезала ему, как положено, разок – и всё, на время и сравнительно без последствий из строя вывела. И тут же принялась за второго – который только «подошел», и вот его уже – у меня даже слов приличных нет – отутюжила? – в общем, начинается на «от – ", а дальше можно подставлять что угодно в меру испорченности – так, что… что если бы тот первый пацан не заорал в ужасе, я не знаю, от чего нам бы тебя уже пришлось отмазывать. То есть явно превысила пределы необходимой самообороны – спрашивается только, за что?

О: – (мрачно) Не помню.

СН: – Вспоминай. Вот сейчас ты за мной повторила, что он «подошел», а тогда говорила что–то вроде «напал» или «накинулся».

О: – (упрямо) Не помню. Ну, значит, накинулся…

СН: – Что значит, «накинулся»? Хватанул где–то? Ну что, так как–нибудь?

И тут без предупреждения, резко, сделал мне такую бяку – бррр, до сих пор вспоминать противно – а Маня, небось, обозвала бы масковской неженкой, подумаешь, мол, хапанули тама больно, и не такое переживали, не изнасиловали, и то хорошо – но мне и этого, видимо, было более, чем достаточно – сразу как всполохом вспомнился тот момент – еще более неприятный, чем воспроизведенный им сейчас, но так они наслоились, что вот сидели мы рядом, и раз – он уже отлетел в сторону – одной рукой прикрывает – почему–то – живот, а другую поднимает вверх – сдаюсь, мол, отставить – потому что я еще и сделать ему ничего не успела, только отпихнуть, но в глазах явно читался смертный приговор – это он потом уже вспоминал. Очнулась, завсхлипывала, конечно, слегка, придвинулся ко мне, накинул одеяло. – Ну что, – говорит, а сам тоже, чувствуется, переживает, – может, все–таки отложим? – Э, нет, – говорю, – причину короткого замыкания вы нашли, теперь давайте уже до конца его устранять.

Ну и устранили. Третьим дублем все уже пошло так замечательно, что я, по–моему, вообще не обратила особого внимания, что что–то там случилось такое эпохальное. Эйфория, серотонин, дофамин – все застило, ну и он, конечно, постарался, уже после поняла, как мне повезло – ну или насколько правильно выбрала. – Ты как? – говорит. – А что ты, – говорю, остановился на самом интересном месте, дальше давай. – Ладно, – говорит, – только ты возражай, если что. И лучше вербально, а то знаю я тебя… Да какое там «если что» – скоро мне так захорошело, что вслух могла только бормотать сквозь смех, что мол, что же тогда оргазм, если это не оргазм, хихихи… – А почему ты, – тоже смеется, – решила, что это не оргазм? – Так в первый раз же у нас его никогда не бывает. – А, – говорит, – действительно. Значит, опять ходить тебе в исключениях из правил. – Что, – говорю, – серьезно? – По всем признакам, да. Бывают и помощнее, конечно, но ничем другим это быть не может.

Лежим, отдышиваемся.

О: – Стоп, а твой тогда где? Так не честно.

СН: – Хорошего понемножку. А кроме того, есть один такой прозаический, но крайне существенный момент, о котором ты благополучно забыла – а о нем забывать нельзя никогда.

О: – Я‑то, между прочим, не забыла. (честно) Я просто расслабилась и подумала, а ну и фиг с ним, в первый раз авось пронесет.

СН: – Это еще хуже. Это вообще безобразие.

О: – А ты сам забыл.

СН: – Ничего я не забыл. (немного смущенно) Я знал, что они у меня дома есть, а то бы заехал по пути в аптеку.

О: – И?

СН: – Они оказались просроченными. Боюсь, в последние годы моя личная жизнь была малоинтересной…

О: – Ну и что, подумаешь, просроченные. (И когда он успел посмотреть, до сих пор не понимаю – а ведь успел).

СН: – Как это, ну и что? И вот что тут смешного! Это крайне серьезно. Вообще по сути это единственный серьезный момент во всем касающемся эээ данной стороны жизни. А тут от них и в свежем виде не знаешь, чего ожидать-О: – Так что никакой разницы.

СН: – (поджимает губы) Я достану хорошие. Как бы то ни было – всё мы еще успеем.

О: – (ловя его на слове) Когда?

СН: – Если до завтра заживет… Да, сообразим когда, все равно ж никуда друг от друга уже не денемся.

И так на меня посмотрел – что ответно я тут же – в первый и последний раз – четко представила себе нашу дальнейшую целиком и полностью совместную жизнь: и как мы работаем дома бок о бок, и как я меняюсь, а он нет, а что, форма–то хорошая, и тощий, и мускулистый, такие долго держатся, и как заводим детей – и чтоб девочка была хулиганка, а мальчик – зануда, но можно и наоборот, и как проживаем разные времена, и как наступает полнейшая свобода и мы зарабатываем кучу денег, с нашими–то мозгами, и как путешествуем по разным странам, и как эта чудесная жизнь все тянется бесконечно, и как не хочется, чтобы она кончалась… – и все это он явно читал в моих глазах, ну, может быть, в адаптированной версии, более «мужской», вроде бесконечного вот такого же валяния в постели в разнообразных вариантах – потому что улыбался так же довольно, как и я – пока вдруг как будто не вспомнил о чем–то. И тут же преобразился – улыбка сошла, смотрит то ли грустно, то ли виновато. С беспокойством смотрел – что меня немедленно отрезвило и заставило с удвоенной скоростью заработать головой. Так что выпалила почти наугад, даже не зафиксировав мыслительную цепочку:

О: – Кстати, а откуда у тебя эти шрамы на животе?

Тут он привычно окаменел, и я поняла, что не промахнулась.

СН: – Прободение язвы? – именно с вопросительной интонацией, вроде как: «Устраивает как вариант»? Меня–то такой вариант устраивал абсолютно – ну прободение, ну, можно жить себе дальше, ну, диета номер 5, ничего страшного… Меня устраивал, а мою голову – нет.

О: – А почему ты тогда такой худой? После язвы это совсем необязательно.

СН: – На себя посмотри. Вон, тоже ребра торчат.

О: – (безжалостно) В моем возрасте это нормально. А в твоем – метаболизм уже не такой быстрый. Или (с надеждой) ты с тех пор диету соблюдаешь с повышенной строгостью, да? Чтобы желудок не растягивать?

Вариант тоже был вполне подходящий, но неверный, так как он молча растянулся на спине, и на секунду прикрыл глаза.

СН: – (отрицательно качая головой) Нечего уже растягивать. Хотя и есть с тех пор приходится избирательно, да.

Тут мир потихоньку начал рушиться.

О: – Как это нечего? …В смысле – нет желудка? Удалили? Весь? А почему?

СН: – (с некоторой гордостью) Не весь. Где–то вот столько (сдвигает пальцы) осталось. Примерно 0,175. Ну, почему–почему…

О: – Не знаю… Но не опухоль, тьфу–тьфу–тьфу?.. Что, правда? – Здесь потребовалось какое–то время на упрямое сгребание в кучу развалин того мира и попытку восстановить хоть что–то из обломков, одновременно отстраняясь от масштабов катастрофы. – (деловито) То есть, был рак желудка (опять с вопросительной интонацией устраивающего варианта и ударением на «был») – который вырезали?

СН: – Был (ему этот вариант тоже нравится). Но там обычно даже после операции остается какая–то мелкая дрянь, весь вопрос в том, как она себя ведет. Мне тогда честно прикинули года два. В смысле, жизни.

О: – (осторожно) И когда это было?

СН: – (бодро) Пять лет назад.

О: – …А, ну, эти их прикидки. Небось, там уже сдохло все давно. (строго) А ты с тех пор обследовался?

СН: – (покладисто) Каждый год.

О: – И что в последний раз сказали?

СН: – Опять удивились, но опять дали два года. Примерно.

О: – И когда точно это было?

СН: – В октябре.

О: – (стараясь не трепыхаться) Значит, полтора чистыми есть, а дальше пусть обратно удивляются. Да. Ремиссия, вот, так это называется?

СН: – В моем случае не совсем… но звучит приятно, так что пусть будет. Оля, ты только не раскисай.

О: – (уткнувшись ему в плечо) Я стараюсь, но мне обидно. То бабушка, то ты теперь – свинство какое (мрачно кинув взгляд наверх). Только обрадовалась, только жить начала по–человечески… Вот вечно у меня фигня какая–то по жизни, что ж такое…

СН: – Оля, скажи, вот есть сейчас что–то, что тебя не устраивает в наших отношениях, кроме их – потенциальной – краткости?

О: – Кроме потенциальной краткости меня в наших отношениях устраивает все.

СН: – Тогда какая же это «фигня»? Раз начала жить по–человечески – ну и живи, кто тебе мешает. Какая разница, сколько, все равно ничего не предсказуемо по большому счету. Есть возможность – будем жить. Я уже после второго их «предсказания» махнул на все это рукой. Ну, относительно, каждый раз задолго до «дня Х» все документы приводил в порядок, замену себе прикидывал – ну вот что ты смеешься, хотя лучше уж смейся, черт с тобой, и ничего у меня не «всё и так в порядке», хотя да, разумеется, но не до такой степени, чтобы оставить неизвестно кому. Это всё серьезные вещи: зато я всегда твердо знаю, что если завтра загнусь, то загнусь с чистой совестью и разобранными делами. Так что могу себе позволить жить спокойно и лишний раз об этом не думать. Как будет, так будет.

Больше всего мне хотелось завыть, а я, а как же, мол, я без вас, но устыдилась – ему–то все равно хуже. А он как будто прочел мои мысли – ну и на морде многое написалось.

СН: – А у тебя все равно всё только начинается.

О: – И весьма неплохо, кстати, начинается.

СН: – Вот именно. Держись этой мысли и продолжай в том же духе. Не на мне свет клином сошелся – еще увидишь. И нечего р… гримасы строить. Есть хотите?

О: – Немножко. (осторожно, но с любопытством) А у вас есть?

СН: – Ну, не акридами же я все–таки питаюсь, что–нибудь найдем.

А меня уже понесло в биологию, представлять себе схему пищеварительного тракта минус желудок: – Это что же, – бурчу, – выходит: желудок – это вам не желчный пузырь, его никто не скомпенсирует, как же тогда перева– Тут он мне накрыл рот рукой, правую руку прижал собой, а левую – своей левой, у меня из–за плеча, и шепчет на ухо: – Вот пойди в библиотеку и почитай там, как оно все компенсаторно функционирует, но только, пожалуйста, не при мне. Я понимаю, что это все ужасно интересно, но насчет «как же тогда переваривать» первый и единственный раз тебе скажу: крайне хреново. Все ясно? Нет, не отпущу, потому что теперь мне интересно: вот как ты сама сможешь освободиться?

Я немного подумала, как освободиться, чтобы ничего ему не задеть – вот, трясись теперь над ним, как над стеклянным, фу на вас, Сергей Николаевич, – так что сначала вынудила его слегка ослабить хватку – просто языком начала водить по ладони, которая мой рот прикрывала – потому что укусить не выходило, а эффект был похожим и быстрым – так что секунда, и уже прижимаю его к кровати, фиксируя запястья.

О: – Вот так. Ах, черт, – обратила внимание, что полотенце, которым внизу замоталась, пришло в некоторую негодность.

СН: – В душ?

О: – (упадает ему на грудь) Только я сама не дойду… – …дурака валяла, конечно, а он взял, схватил в охапку и действительно отнес. Чуть было не спросила «А вам можно?», но рассудила, что, насколько я его знаю, даже в таких ситуациях сам будет помнить, что ему можно, а что нет. Тем более это было мне на руку, так как пребывать в душе одной не хотелось совершенно. Долго заманивать полнейшим неумением пользоваться смесителем его не пришлось, а уже в процессе совместного мытья я заметила такую интересную вещь – хм, – а он еще говорит: – Ты вылезай, а я сейчас душ похолоднее сделаю. – А вот, – спрашиваю, – возможен ли эээ секс без нормального секса? То есть как бы вне? – Это в каком, – говорит, – смысле? Я набралась духу и рукой продемонстрировала, что имела в виду – тут–то у него колени сразу и подогнулись. – Вообще, – говорит, – это тоже вполне нормальный секс.

На дополнительный инструктаж у него даже времени не хватило – как зарычит с плавным переходом то в урчание, то в подвывание – О, думаю, в следующий раз тоже хочу такой оргазм. – Ты, – говорю, – только дыши правильно. Отошел слегка, и тут я начала смеяться между поцелуями: – И рычишь, – говорю, – и урчишь, и глаза у тебя желтые – прямо волк какой–то. Да еще и вечно голодный, ай. – Не желтые, – говорит, а светло–карие. И ничего я не рычал. – Еще как рычал. – Это вам послышалось. Скажете тоже. Начитались, небось, всякой ерунды, – фыркает. Я не поняла сначала, что он имеет в виду, а потом вспомнила и опять засмеялась. – Да нет, оно само напрашивается, никаких ассоциаций. А танцевать вас учить тем более не собираюсь – не умею. – Ольга Пална, (торжественно) неужели вы что–то наконец–то не умеете? Поучить вас? – А вы что – да? (Кто бы мог подумать.) С удовольствием. – Только бартером: я вам танцы, а вы мне хоть пару ваших приемов, а то после них даже бокс как–то несолидно смотрится…

Так и договорились, а потом всё, оделись, пошли на кухню…

– Маам! Ты что там задумалась, дальше что было?

– (встряхивается) О. Это что ж это я… А на чем я остановилась?

– Как вы в душ собирались идти.

– А, ну ладно, это еще ничего. То есть – ничего существенного ты не пропустила – сходили себе в душ, потом пошли на кухню, меня он накормил пельменями, а сам ел постное мясо кусочками – пережевывая каждый по полчаса, мне даже пельмени в рот сначала не полезли, но он приказал есть, как следует, потому что получает хотя бы эстетическое удовольствие от вида человека, с аппетитом поглощающего пристойную еду – а самому и запаха вполне хватает. До сих пор не уверена, так ли это было или он просто решил меня слегка откормить. Пельмени были, кстати, вкуснейшие, и даже его мясо – даром что постное и отваренное на пару – выглядело куда аппетитнее, чем магазинные ужасы. И тут же еще огурчики–помидорчики…

О: – (не удержалась) Где ты все это достал?

СН: – (пожимает плечами) На рынке, где еще.

Тут я вдруг припомнила Светкин итальянский костюм, машину, а также заметила на плите совершенно не нашего вида пароварку, а рядом хромированное нечто, которое тогда условно обозначила как миксер, так как слова «блендер» у нас еще не было. В комнате мне ничего дорогостоящего в глаза не бросилось – но там я, кроме него самого, вообще ничего и не замечала. Как бы то ни было, вопрос назрел.

О: – Но не можешь же ты брать взяток, правда?

СН: – (чуть не поперхнувшись, сначала кивает, а потом мотает головой) Да – в смысле, нет. Какие еще взятки?

О: – Ну как, от родителей там, я знаю – вон, физручка берет, все говорят, и не только она, наверное.

СН: – (хмурится) Вполне вероятно. А потом в РОНО удивляются, что это у нас по отчетности сплошняком атлеты, а на районных соревнованиях их не видно и не слышно. Безобразие. Нет, пытались, конечно, но, – хмыкает, – уже давно перестали. Разве что благодарят конфетами или там… – только за что, не понимаю – а что это тебе вообще в голову стукнуло?

О: – Не могу увязать мясо с рынка и учительскую зарплату. (предупреждая) Даже с надбавками.

СН: – Видишь ли, когда человек живет один и во многом себя ограничивает, то что–то наоборот может себе и позволить… Тебя бы сейчас на обложку журнала «Юный Скептик». (Не обиделась, так как сразу захотелось, чтобы был такой журнал.) Ну, подрабатываю еще слегка на стороне. (качает головой) Нет, не расспрашивай. Ничего аморального, не смотри так (тоже делает большие глаза). Добавки? А десерт? – приносит коробку конфет. – Я обычно отдаю кому–нибудь, эту как раз не успел.

Расспрашивать не стала – десерт отвлек – но отметила, что он сказал «аморального», а не «противозаконного».

СН: – Бабушка–то не будет волноваться? А то мы с тобой тут…

О: – (подсказывает эвфемизм) засиделись? Нет, библиотечный день – это всегда надолго, она знает. Тем не менее, да, я уже пойду, а то этот её Илья Соломонович, конечно, укол ей сделает, если что, но надолго их вдвоем тоже лучше не оставлять.

СН: – Ольга Пална, как же это у вас – и двойные стандарты.

О: – Фу на вас, Сергей Николаевич, я к тому, что они насчет политики начнут ругаться и у обоих давление подскочит, а мне потом разгребай. (вдруг ужасается) Хотя с другой стороны… действительно, кто их знает, тем более от бабушки всего можно ожидать. И откуда вы так хорошо знаете мою бабушку?

СН: – Исключительно исходя из того, что это ваша бабушка… (ударение на «ваша»)

О: – Хм. Ну, между прочим, бабушка в отличие от меня, в 16‑ть уже успела замужем побывать. Даже, кажется, раза два. Так что я ей и подметки не гожусь. Вот что, пошла я действительно, а то уже прямо сама волноваться начала.

СН: – Да сидите спокойно, я вас отвезу. Ну, еще чего, троллейбус. Давайте лучше напоследок обсудим глобальный план действий.

«И то правда – сами–то по себе отношения нас обоих целиком и полностью устраивают, а вот как их организовывать – с учетом всех составляющих – это вопрос».

О: – Да, например, как договариваться?

СН: – Никак и ни в коем случае. Жур–фиксом. Установим определенный день, когда можете – приходите.

О: – А если вы не сможете?

СН: – В выходные я практически всегда дома. Если меня не будет, подождете. Запасные ключи есть, дам прямо сейчас.

О: – А какой день? Только да, лучше не на неделе.

СН: – На неделе никак нельзя. На неделе я ваш учитель и – самое главное – завуч, у меня психика не выдержит таких перепадов. Я, кстати, поражаюсь, что она сейчас выдерживает, видимо, срабатывает отстранение от среды. Вот зачем я об этом вообще подумал…

О: – (поет мантрой) Вы не завуч, вы не завуч, у вас выходной, дышите правильно… Завуч – это только вроде маски на пять дней…

СН: – В том–то и дело, что нет. Если бы моя должность не соответствовала моей эээ сущности, я бы ее не занимал. Ладно, разберусь, проехали. Выходные?

О: – Суббота, но не с утра.

СН: – Вы письма с апреля больше не разносите, правильно?

О: – Да–да, это дело решенное (мысленно скрестив пальцы). Просто я обычно утром занимаюсь на неделю вперед. После 12-ти смогу приезжать.

СН: – Это подходит. Но с ночевкой, скорее всего, будет проблематично из–за бабушки, да?

О: – Не уверена. Не знаю. Надо будет пораскинуть. Наверняка, сможет кто–то с ней остаться – опять же, Илья Соломонович – ай, хулиганство какое.

СН: – Дело еще в том, как вы ей будете объяснять свое отсутствие – днем, это ладно…

О: – (помолчав) Сергей Николаевич – понятно, что секретность в нашем деле – это для меня, как и для вас – святое. Включая там Светку и так далее, тут все ясно. Но от бабушки я такую штуку скрыть не смогу. Даже я. Вот нутром чую – домой вернусь, она на меня посмотрит и сразу скажет: «О». А потом: «А теперь рассказывай по порядку». Разумеется, никаких имен и явок я ей не выдам (про себя: «хотя два плюс два она сложит в два счета»), но насчет будущих ночевок врать ничего не придется. Она положительно отнесется – уже года два переживает, что у меня нет никого, это для растущего организма, мол, вредно. Ничего смешного, (с деланной важностью) а раз бабушка говорит, значит, так и есть. Так завтра тогда как?

СН: – (рассудительно) Ну, раз уж завтра суббота, а договорились мы на по субботам, то разумеется. Главное, чтобы дома все удалось наладить.

***

– Так, Маня, и когда ты обратно успела просочиться?

– Та, недавно – думала, будет таки про секс, а у вас тут опять сплошные разговоры.

– Ну уж извини, как запомнила. Оно просто цепляется одно за другое – а в итоге вспоминается все подряд. Нет, не все, конечно, но вокруг более–менее важных каких–то событий – да. Или не важных – просто весь участок активировался, видимо, с этим связанный – но это вы сами виноваты, вот и терпите теперь.

– А мне интересно! – дочка все еще тихо шмыгает.

– «Не толерируешь, а акцептируешь», понятно. Но в принципе, чего там – что просили, все рассказала. Вот завуч, вот я, вот наш с ним роман – совет вроде как да любовь уже случились, а дальше чего рассказывать – жизнь как жизнь, с моей точки зрения вполне себе чудесная, в целом, приятно повспоминать подробности – а вот человек посторонний наверняка заскучает.

– Я не посторонний!

– Ну, в смысле – тебя там не было.

Маня, тихо:

– Зато я была. – И уже погромче, так как вдруг дошло, что разговоры–то они разговоры, а: – Это что же ты про меня не собираешься рассказывать! Здрасьте! Так не честно!

– Про себя ты и сама можешь куке рассказать.

– Э нет, мне тебя послушать интереснее!

– То скучала, то вдруг интереснее.

– Так, про себя–то, любушку, это оно завсегда интересно!

– Ты только учти, что до тебя мы еще довольно не скоро дойдем, так как торопиться я не собираюсь. Хотя, конечно, как получится. Кроме того, не понимаю, когда нам теперь рассиживаться, каникулы–то уже вот–вот закончатся.

– Шесть дней – это не «вот–вот».

– Могу не уложиться.

– Ну, ты хоть начини!

– Начиню – фу на тебя. Только завтра уже.

КОНЕЦ 1 ЧАСТИ (условно)

Cписок упоминаемой литературы (т. е. там, где в тексте нет автора/названия):

А. Пушкин, Е. Онегин

А. Чехов, Репетитор

Р. Штильмарк, Наследник из Калькутты

В. Шекспир, Много шума из ничего

Г. Гессе, Степной волк

(что–то могла забыть)