Текст книги "Исповедь Цирцеи (СИ)"
Автор книги: Дарья Кожевникова
Жанры:
Прочие детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
6.
Аллочку похоронили через два дня. Деньги шеф дал. Как позже узнала Аглая, скинулись так же и доктор, и Гена, и Эдик с Русланом. Но вот на похороны из всей этой компании никто, кроме Гены, не пришел. Он появился в морге, когда уже собирались выносить закрытый гроб – слишком долго Аллочка пролежала под летним южным солнцем. Молча кивнул Аглае, закутанной в черный шелковый палантин. И так же молча после короткого прощания встал у гроба, взявшись за одну из ручек. Если бы не он, Аглае, наверное, пришлось бы тоже нести гроб – из большого круга Аллочкиных знакомых она мало кому смогла дозвониться, так что пришли на похороны всего несколько человек. Малочисленность провожающих была очень заметна в большом прощальном зале морга. Но – что поделаешь! – из тех, чьи номера Аглая умудрилась добыть, кто-то не смог, кто-то не посчитал нужным прийти, а кто-то похоже просто не поверил в случившееся. Трудно поверить в то, что Аллочка, олицетворение жизни, ушла из нее в самом расцвете лет. Аглае до сих пор в это не верилось до конца. И любимого Аллочкиного мужчину пришлось в этом убеждать. Он пришел, выкроил время. Тоже нес гроб и бросил горсть земли в свежую могилу, ничем не выдавая своих чувств. А потом ушел с кладбища, не поехав на поминки. Поминки Аглая устроила в своем кафе. Все волновалась, что нескольких заказанных столиков может не хватить, но их хватило с лихвой, так что на свободные места Аглая пригласила своих коллег – они тоже знали Аллочку, которая нередко заходила сюда. Но постепенно все гости разошлись, и к вечеру за последним столиком остались только Гена с Аглаей.
– Вот и проводили мы Алку, – вздохнул он, за весь день едва проронивший несколько слов. – Жаль. Какая была девчонка! И как все нелепо вышло…
– Не трави душу, – вздохнула Аглая. – Я и без того не знаю, как у меня получилось пережить сегодняшний день.
Ничего не отвечая, Гена снова наполнил стопки. Выпили. Закусили. Помолчали. Не глядя друг на друга, но с полным осознанием того, что каждый из них прекрасно понимает другого.
– Хорошая ты девчонка, Айка, – сказал вдруг Гена. – Ты не подумай, я без всякой задней мысли это говорю. Просто хорошая. И если, мало ли, когда-нибудь тебе вдруг потребуется помощь, ты обращайся. Всем, чем смогу, помогу.
– Спасибо, – сказала Аглая. И, кинув на Гену быстрый взгляд, вдруг призналась. – Ты тоже, оказывается, гораздо лучше, чем я тебя представляла еще недавно. Даже побаивалась тебя, если честно.
– Ну, на то я и охранник, чтобы выглядеть устрашающе, – усмехнулся Геннадий.
– Да уж… – Аглая посмотрела на его большие грубые руки, лежащие на столе, и вдруг с пьяной решимостью спросила: – А правду говорят, что ты в тюрьме сидел?
– Правду, – ответил он, несколько обескураженный неожиданностью вопроса. – А что?
– Да нет, ничего, – Аглае стало неловко, и она взялась за графин, в котором еще плескалась прозрачная водка. – Прости за бестактность.
– Ну, за это-то! – Гена повел могучими плечами, снова усмехнулся. – Поверь, в жизни есть вещи куда похуже.
– Есть, – согласилась Аглая, нахмурившись. – И все же, прости еще раз. Чего спьяну не ляпнешь.
– Айка, я всегда предпочитал искренних говорунов двуликим молчунам.
– Почему двуликим? – удивилась Аглая.
– Да потому что молчаливый человек частенько хочет выглядеть совсем не таким, каков он на самом деле. Вот взять хотя бы сейчас тебя, например. По виду – само раскаяние в своей несдержанности. Но готов побиться об заклад, что при этом тебе очень даже хочется спросить, а за что именно я сидел.
– Ну, и за что же? – не стала отпираться Аглая.
– А если скажу, не сбежишь в панике из-за стола?
– За убийство, что ли? – догадалась Аглая.
Гена лишь кивнул в ответ, отобрав у нее инициативу и разливая по стопкам остатки водки.
– И… кого же ты? – не удержалась Аглая от очередного вопроса.
– Выродка, – коротко, но с чувством ответил Гена. – Старая история, Айка. И очень дрянная. Мне совсем не хочется ее вспоминать. И так не забывается, хоть с той поры девять лет минуло: семь отсидел, а два на свободе гуляю.
– Семь лет? Это за убийство? Я думала, за это больше дают, – с пьяной откровенностью удивилась Аглая.
– Может, и этого бы не дали, потому что с доказательствами было хило, – Гена не обиделся, угадав в Аглаином вопросе не любопытство, а искренний интерес к себе. – Но я оказался меж двух огней. Папаша того выродка, которого еще при рождении следовало придушить, настаивал, чтоб мне дали по полной, и даже пользовался для этого своими связями, какие-то рычаги нажимал. Но следователь мне попался честный мужик, и не купился на посулы с угрозами, а все сделал для того, чтобы я получил минимальный срок. Вот в итоге и вышло среднее арифметическое. Как я потом слышал, следователь за это поплатился, его в звании понизили, но пересматривать мое дело не стали, оставили все как есть. Быть может, потому что доказательств и в самом деле было кот наплакал, всего парочка косвенных зацепок. А вообще, скажу я тебе, Айка, нет в этом мире справедливости. Ни хрена нет! Один сплошной бордель.
– Ладно, Ген, не заводись, – Аглая успокаивающе похлопала его по руке. – Бордель, согласна. Но нам с тобой в нем еще жить и жить.
– Да кто его знает, долго ли? – пожал плечами Гена. – Алка вон… уже отмучилась.
– Можно сказать и так, – при упоминании о подруге Аглая судорожно вздохнула. – Аллочка наша, Аллочка.
– Не надо, Айка, успокойся, – Гена наклонился к ней через стол. – Хочешь, я еще чего-нибудь закажу?
– Нет, хватит, – Аглая покачала головой, отставила пустой графин в сторону. – Поздно уже. Мне пора домой.
– Тебя там ждут?
– Ждут. Брат. Еще одна жертва этого вселенского борделя, – почему-то Аглае вдруг очень захотелось рассказать Гене, что случилось с ее Ромкой несколько лет назад, но вместо этого она решительно поднялась из-за стола. Слегка пошатнулась, придержалась рукой за спинку стула. – Да, вовремя мы с тобой прервали застолье… Пожалуй, стоило даже чуть раньше закончить.
– Я провожу тебя, Айка, – Гена тоже поднялся. – До подъезда, хорошо?
– Ну, разве что до подъезда, – согласилась Аглая. – Ты уж извини заранее, но в гости я тебя пригласить сегодня не могу.
Да, если бы она явилась домой нетрезвой, снова поздно, и на этот раз еще и с приятелем, Ромка вряд ли воспринял бы это спокойно. Может, и не выразил своего недовольства вслух, но Аглая уже знала, что вскипел бы в душе, и пусть не сейчас, а позже высказал бы все, а еще хуже – промолчал, но продемонстрировал бы все, что накипело, своим поведением: напиваясь, отмалчиваясь, срываясь по пустякам. Для Аглаи это было хуже любого скандала. А что-либо объяснять или доказывать Ромке бесполезно, она знала это по богатому личному опыту. Оставалось лишь запастись терпением и ждать, пока минует гроза. Оттого-то Аглая и старалась не создавать прецедентов.
– Как скажешь, Айка, – ответил ей Гена. – Я, в общем, и сам уже настроен идти не по гостям, а домой. Хочу только убедиться в том, что ты благополучно добралась, да еще проветриться немного перед сном.
На том и порешили. Вышли из кафе. Гена, в отличие от Аглаи, твердо стоявший на ногах, поддерживал ее под руку. А она (сказывалось, наверное, напряжение прошедших дней) при почти ясной голове с трудом держалась прямо. Кружило. И неизвестно, как добралась бы домой, если б не Генина помощь. А так… Они неторопливо шли по набережной. Теплый ветер, периодически налетавший с моря, приятно освежал разгоряченные застольем лица. Вокруг беззаботно смеялись люди, популярные мелодии сменяли одна другую – в зависимости от того, мимо какого бара или танцплощадки проходили Гена с Аглаей. Над бухтой поднималась луна, огромная, оранжевая, какой она бывает только летней ночью, и сияющая дорожка протянулась от нее по черной воде от горизонта до самого берега. Потом кто-то разбил эту огненную дорожку, дурачась на водном мотоцикле. Судя по возмущенным крикам с берега и с пирса, это не понравилось многим романтично настроенным зрителям. Аглае тоже, хотя без Гениной помощи она вряд ли смогла бы вообще оценить эту красоту. Он шел рядом, непоколебимый, как скала, и его рука была для Аглаи надежной опорой, которая давала возможность не только уверенно идти вперед, но еще и оглядываться по сторонам. А он почти всю дорогу молчал. Аглая в этот вечер была не настроена на активное общение, и Гена это почувствовал. За это она испытывала к нему двойную благодарность, и ей с ним было очень уютно.
Дойдя до своего подъезда, Аглая признательно пожала Генину руку.
– Спасибо тебе за все. До встречи.
– До встречи, Айка, – кивнул Гена. – Не знаю, когда теперь увидимся, шеф хочет временно приостановить бои. Но увидимся – это точно, потому что совсем он их не отменит. Не те там бабки вертятся, чтобы даже смерть Алки что-либо могла изменить.
– Ты думаешь, он это из-за нее? – усомнилась Аглая. – Ой, вряд ли. Скорее всего, решил просто залечь на дно и выждать, пока будет идти следствие.
7.
Девять дней со дня Аллочкиной смерти Аглая отметила в одиночестве. Не стала затевать никаких застолий, просто сходила в церковь. Поставила свечку за подругу, а заодно – и за родителей с братом и бабушкой. И долго стояла перед распятием, глядя, как трепещет свечное пламя. Пыталась сосредоточиться, но слова молитвы не шли на ум. Горящие свечи упорно наводили на мысль о человеческой жизни. О том, что всякая свеча – это ее срок, а сама жизнь – тот же яркий золотой огонек. Горит, трепещет до своей поры. Кому-то дано выгореть до самого основания. А кто-то вдруг гаснет под внезапным, неведомо откуда налетевшим порывом. И на конце высокой свечи остается лишь почерневший дымящийся фитилек. Чей-то еще потлеет какое-то время, прежде чем окончательно остынуть, а чей-то и тлеть прекратит в мгновение ока. Как младший ее брат. Как Аллочка. Как…
Словно вторя Аглаиным мыслям, кто-то подошел и поставил перед распятием две зажженные свечи. Тяжело вздохнув и перекрестившись, Аглая пошла прочь.
На улице, едва черный шелк палантина соскользнул с ее головы, Аглаю окликнули.
– А, это вы? – не слишком любезно произнесла остановившаяся Аглая, увидев приближающегося к ней следователя.
– Я, – нисколько не смутился он. – Случайно увидел вас, когда вы в церковь входили. И решил тоже зайти. Во-первых, все равно хотел встретиться с вами, чтобы задать пару вопросов. Во-вторых, давно уже там не был, все недосуг. А так хоть свечки поставил за маму с бабушкой. А вы, насколько я понимаю, приходили сегодня поставить свечу за упокой Аллы Георгиевны?
– Да, – кивнула Аглая. – Сегодня девять дней.
– Уверены? – он бросил на нее быстрый взгляд. – Время смерти ведь установлено приблизительно.
– Я считаю с того дня, как она перестала отвечать на мои звонки, – не растерялась Аглая. – А вообще… Что у вас ко мне за вопросы?
– Задавай и сваливай побыстрее, да? – понимающе усмехнулся Михайлова.
– Нет, я бы не стала так откровенно грубить. Но вы должны и сами понимать, что я сейчас не настроена на долгие светские беседы.
– Вот и я примерно о том же, – кивнул он. – Ну что ж, давайте приступим к делу. Фамилия у вас очень редкая – Тарталатова.
– Редкая, – согласилась Аглая. Фамилия действительно была редкой, и всегда казалась Аглае смешной. Особенно после того, как в школе ее попытались дразнить «тортилой» и «тарталеткой». Нетрудно догадаться, что все эти попытки Ромка пресек на корню, особо назойливым шутникам расщедрившись на подзатыльники.
– Вот поэтому я сразу вспомнил, что где-то уже слышал ее. И не поленился залезть в наш архив.
– И что, долго ковырялись в пыли прошедших лет? Что вы там нашли, я даже не спрашиваю.
– Нет, не особенно долго. А нашел… Одно дело, о гибели практически целой семьи в автокатастрофе, было закрыто почти сразу, поскольку виновник этой аварии тоже погиб вместе со своими жертвами. Вы уж простите, что я вам напоминаю о таких вещах, но это же была ваша семья?
– Моя, – почти бесстрастно кивнула Аглая. – О втором деле можете не напоминать.
– Хотелось бы. Но со вторым делом все как раз не так просто обстоит. Роман Тарталатов, ваш брат, упорно утверждал, что попал в аварию по собственной вине. Но вот обстоятельства той аварии выяснить не удалось. Согласитесь, странно: мотоцикл цел, водитель абсолютно трезв, и, по утверждению всех знакомых, был прекрасным байкером. Можно сказать, от Бога. В архиве есть рассказ свидетеля о том, как однажды ваш брат спас выбежавшего на трассу двухлетнего ребенка, подхватив его на свой мотоцикл и успев проскочить с ним в сужающийся просвет между двумя машинами. Трюк, достойный каскадера. И чтобы такой человек почти на ровном месте, на пустой трассе…
– Люди даже в собственных квартирах, бывает, спотыкаются, если вы не в курсе, – мрачно сообщила Аглая. – Прямо посреди ковра. И что?
– Это ваша версия? Или позиция?
– Версий на этот счет у меня нет, как, похоже, и у вас. А что до позиции, то мне ничего другого просто не остается. Разве что обвинять в несостоятельности нашу полицию, не сумевшую выяснить всех деталей случившегося.
– Аглая… Прежде, чем обвинять нас, подумайте о том, что мы могли бы раскрыть гораздо больше, если бы те, кто мог нам помочь, не отказались бы этого сделать. Я говорю о вашем брате. Моя версия такова: он был за что-то намеренно искалечен, но предпочел оставить своих обидчиков безнаказанными. Скорее всего, испугался за вас. А это может означать лишь то, что попал он в не очень хорошую, я бы даже сказал – в совсем не хорошую компанию. Учитывая обстоятельства вашей жизни после гибели родителей и его отчаянный характер, он мог связаться с криминалом. Не потому, что имел преступные наклонности, а под давлением воображаемой им необходимости. Потом, быть может, попытался как-то обхитрить своих подельников, а в их обычно среде за такое сразу убивают. Его же просто пытались запугать, и надо сказать, попытка удалась. Из чего я заключил, что врожденная порядочность не позволила вашему брату участвовать в чем-то, что…
– Валентин Петрович! – Аглая, для которой этот разговор становился все более невыносимым, прервала его на полуслове. – Вы хотели поговорить со мной об Аллочке, а вместо этого ворошите прошлое! Да какое прошлое! И я не вижу в этом никакого толку, кроме, быть может, удовольствия, которое вам доставляет сам процесс…
– Аглая… – Михайлов примирительно развел руками. – Поверьте, никакого…
– Тогда оставьте в покое то, что прошло. Исправить все равно уже ничего невозможно. Распутать – тем более, если даже по горячим следам не удалось. А если вы подозреваете, что Ромка причастен к Аллиной гибели, то могу вас заверить, что он уже несколько лет не выбирается из квартиры дальше лестничной площадки.
– А как давно вы знакомы с вашей Аллой? Года три? – внезапно спросил он.
– Ну… где-то так, – растерялась Аглая.
– То есть, познакомились приблизительно в то время, когда с вашим братом случилась трагедия. Незадолго до или вскоре после нее. А познакомил вас, случайно, не он сам?
– Нет, конечно.
– Точно? Пусть мы разговариваем с вами неофициально, но подумайте над ответом, Аглая. Палачей вашего брата, наверное, и в самом деле уже не найти, но помочь воздать за убийство подруги вам, возможно, вполне по силам.
– Как?! – Аглая воззрилась на следователя с вполне искренним недоумением.
– Рассказав мне всю правду, которую вы знаете. Чтобы помочь вам в этом, могу изложить некоторые свои подозрения. Мне кажется, что Алла Георгиевна при жизни тоже была связана с представителями, скажем так, криминальных структур. Как и ваш брат. Вы сами говорили, что круг знакомых у нее был очень широкий, а ее характер, судя по вашим же рассказам, ни в чем не уступал характеру вашего брата…
– И что с того? Может, просто я таких людей к себе притягиваю?
– Которые плохо потом заканчивают?
– При чем здесь это?
– Практически при всем. Вы нервничаете, Аглая.
– А вы бы как вели себя на моем месте? Веселились?
– С таким вот синяком на руке? Думаю, нет.
Аглая шевельнула рукой, привычно пытаясь убрать с глаз долой значительно побледневшее, ставшее разноцветным, но зато сильно расплывшееся пятно. Несмотря на ее богатый опыт в таких делах, на мази и компрессы, быстро избавиться от обширных гематом невозможно. А Цепень, хоть и не прокусил кожу, но сдавил руку зубами на славу.
– Откуда он у вас, Аглая? Я беседовал с вашими коллегами, и они сообщили мне о том, что вы часто приходите на работу с синяками. А иногда хромаете. Или болезненно морщитесь, когда вынуждены поворачиваться. В общем, когда как, но периодичность этих явлений налицо.
– А жизнь вообще штука травматичная. Самый длинный и рваный шрам у меня, например, от того, что я полоснула себя по руке замороженной рыбиной со всеми ее плавниками. На работе, кстати. Надо было срочно разделить целый брикет морских окуней на отдельных рыбин, вот рука и соскользнула.
– Ну, это было всего один раз и при всех. А остальное откуда?
– А дома я и лошадь, я и бык, если вы не в курсе. Ромка мне, конечно, помогает, чем только может, но возможности его, как вам известно, сильно ограничены. Например, для того, чтобы искупать брата, мне приходится буквально затаскивать его в ванну. Опираясь о ее край, даже не замечаешь порой, как синяк образуется. Есть и другие нюансы. То, что для других экстрим, для меня повседневная жизнь. В которой, бывает, и спину переклинит, и коленку ушибешь…
– Да, всякое бывает, – согласился следователь. – Но вернемся именно к этому синяку. Он у вас откуда?
– Ударилась.
– А поподробнее?
– Барахло перебирала на антресолях, ящик тяжелый засовывала, – выдала Аглая первое, что пришло на ум. – И он тупо скользнул по моей руке.
– Ваш брат вас не бьет? – судя по вопросу, следователя эта версия не убедила.
– Нет, конечно! – уж что-что, а оклеветать Ромку Аглая не смогла бы, даже если бы ее вовсе приперли к стенке.
По каким-то неуловимым изменениям в лице собеседника Аглая тут же поняла: вот сейчас он ей поверил. Кивнул. И сразу задал следующий вопрос:
– А как вы познакомились с Аллой Георгиевной?
Этого вопроса Аглая ждала, и ответ был готов:
– В одном из баров. Я туда однажды зашла по пути с работы, перед тем, как идти домой. Это произошло вскоре после Ромкиной выписки из больницы. И, наверное, вид у меня тогда был такой убитый, что Аллка сама ко мне подсела, заговорила. Несмотря на всю свою вспыльчивость и прочее, она была невероятно отзывчивым человеком. Хотите – верьте, хотите – нет.
– Аглая, а в каком баре вы встретились?
– В «Лагуне». Это недалеко от моего дома.
– И после знакомства вы с Аллой Георгиевной сразу пошли к вам домой?
– Нет. Мы проболтали в баре почти до полуночи. А если вам интересно, знала ли Аллочка Ромку, то я сама познакомила их, но случилось это гораздо позже, всего года полтора назад.
– Ясно, – кивнул следователь. – Как-нибудь мы с вами еще вернемся к этой теме, но не сейчас. А пока у меня к вам последний вопрос: насколько мне известно, у вас в одном из банков открыт счет, и на нем лежит весьма кругленькая сумма. Если не секрет, откуда вы берете деньги, Аглая?
– А на работе приворовываю, – нахально заявила загнанная этим вопросом в угол девушка. – Ну, периодически еще любовники делают подношения. Такие вот аморальные действия тоже подпадают под вашу юрисдикцию?
– Нет, – он покачал головой, внимательно глядя на нее. – И, надо сказать, я сильно сомневаюсь в том, что вы способны приторговывать собой.
– Способна, поверьте, – Аглаю смущал его взгляд, но отступать было некуда. – Потому что у меня на руках брат-инвалид, которому почти как воздух необходимы операция и дорогостоящие протезы. Без них он просто погибнет, понимаете?
– Понимаю, – Михайлов наконец-то отвел от Аглаи глаза, вздохнул. – Ну что же, спасибо за то, что уделили мне время. Но не прощаюсь с вами надолго, Аглая. Вы, как умная девушка, сами должны это понимать. Поразмышляйте на досуге над нашим сегодняшним разговором. Может, все-таки захотите что-нибудь добавить к нему? Моя визитка у вас имеется.
– Поразмышляю, – пообещала Аглая.
Уже после того, как фигура следователя скрылась вдали, Аглая ощутила, что ее потряхивает, несмотря на полуденный зной. Да, разговорчик получился! Она-то думала, что рассказала при первой же встрече все, что можно, и на этом для нее все закончится. Не тут-то было! Что он начал откапывать? Почему попытался связать между собой Ромку и Аллочку? Впрочем, тут же подумалось Аглае, связь действительно есть! Ведь вербовать ее для собачьих боев пришли к ней в свое время те же субъекты, что пытались беседовать с ней насчет Ромки! И, возможно, как за Ромкиной прошлой деятельностью, так и за нынешним подпольным клубом стоит одна и та же криминальная организация. Но как следователь мог об этом догадаться? И что он знает вообще? К чему все эти неожиданные разговоры о синяках? Счастье, подумала Аглая, что сейчас двадцать первый век на дворе, и полиция не действует инквизиторскими методами, а то он, продолжая гнуть свою линию, выведал бы уже все, что ему знать не нужно. И тогда бы она, Аглая, была бы уже не жилец, потому что поплатилась бы за свою разговорчивость сполна. И даже не стоит гадать, как именно, достаточно просто прийти домой и взглянуть на Ромку. Аглая передернулась. Вот уж попала меж двух огней! Хорошо еще, что полученные в последний раз от шефа деньги в связи с последними событиями не успела положить на счет. И не положит теперь. Почему следователь стал интересоваться ее финансовыми делами? После того, как ознакомился с Аллочкиными? У нее тоже был открыт счет в этом банке, так что все возможно. И самое паршивое, что даты пополнения счета у них с Аллой приблизительно совпадали. Наверняка Аглаю еще спросят об этом, надо подумать, что она будет отвечать. Ее, как она поняла, вроде ни в чем пока не подозревают? Только Ромку и Аллочку? Ну, с Ромкой понятно… С Аллой вообще-то тоже: ее счет был открыт и начал пополняться на несколько месяцев раньше, чем Аглаин. Не то, чтобы Аглая намного позже стала участвовать в боях, просто до них у меня скопилось немало долгов, вот и нечего было откладывать, пока не рассчиталась. А Алка… Та действительно собиралась когда-нибудь поступить в институт, вот и копила. Не так рьяно, как Аглая, но после каждого боя несла в банк определенную сумму. Да, с учетом этого как-то странно сегодня следователь отнесся к ней, к Аглае. Не стал пытать всерьез. То ли решил не торопиться, то ли и без нее знает уже достаточно много? Что же теперь делать? Может, шефу позвонить? Нет, подумав, решила Аглая, лучше не спешить. А то – как знать – не стоит ли вроде ушедший следак где-нибудь поблизости и не наблюдает ли за ней – куда она кинется? Поэтому с шефом лучше не встречаться до тех пор, пока тот сам не проявит инициативу. А при встрече надо будет еще сто раз подумать, стоит ли ему говорить многое, потому что молчание – золото. Хотя тот, может, и сам все узнает, ведь у него как будто есть какой-то источник информации в прокуратуре. Вон как быстро разузнал о том, что Аллочку разыскали на пустыре…
С этими мыслями Аглая направилась домой. Через магазины. Завтра на работу, надо Ромке борща наварить и побаловать чем-нибудь вкусненьким. Ведь еда, да еще интернет с телевизором – это все доступные Ромке развлечения. Она, Аглая, наверное, с ума бы от такой жизни сошла…
Но прошло всего несколько дней, и Аглая стала утверждаться во мнении, что и ее собственная жизнь вполне может довести ее до безумия. Причиной являлась овладевшая ею мания преследования. А может, и не мания вовсе… Часто ей теперь чудилось, что за ней следят. Кто? Из какого, так сказать, стана? Трудно ответить на этот вопрос. Аглая пыталась успокоиться, уговаривала себя, что все мерещившиеся ей тени по дороге на работу и домой, все слишком внимательные взгляды посетителей в кафе и гуляк на набережной – это лишь плоды ее разгоряченного воображения. И все это было раньше, только она не обращала внимания. Но уговаривалось как-то неважно. Особенно после одной случайной встречи, которая произошла в «Лагуне». На этот раз, возвращаясь домой, Аглая зашла туда не просто пропустить стаканчик коктейля и снять стресс. Ей очень хотелось узнать, а не появлялся ли здесь ее новый знакомый, следователь Михайлов? И если появлялся, то о чем успел разузнать? Сама она, конечно же, не отважилась бы о нем расспрашивать коллег. Но оставалась надежда, что кто-нибудь из знакомых барменов сам заведет об этом разговор. К ее разочарованию, если следователь и приходил, узнать об этом не удалось. И, сидя за любимым столиком в углу, Аглая гадала: то ли Михайлов еще не успел здесь побывать, то ли являлся, но попросил не сообщать ей об этом? В том, что он сюда рано или поздно наведается, чтобы расспросить про них с Аллочкой, Аглая не сомневалась. Будет выпытывать все про те же синяки. А про что еще? Чем в следующий раз попытается припереть Аглаю к стене? А они ведь с Аллочкой не раз заглядывали сюда после боев…
– Здравствуйте, – прерывая ее мысли, к ней за столик подсел мужчина. Судя по голосу, он был здорово навеселе, поэтому Аглая даже не взглянула в его сторону:
– Здравствуйте! И давайте сразу так же душевно расстанемся, хорошо?
– Девушка, да вы не подумайте, что я к вам клеюсь… Я просто хотел спросить: мы с вами не знакомы? Где я мог вас видеть?
Тут Аглая все-таки посмотрела на него. Да, он мог ее сразу и не узнать, потому что прежде видел в ярком сценическом макияже, под светом софитов. Она его видела в несколько ином ракурсе: в полумраке зала, стоявшем сразу за оградой ринга. Этот мужчина тоже являлся, так сказать, членом их подпольного «сообщества». Хозяин злополучного Ареса… Но стоит ли ему об этом говорить? Не узнал – и не надо. Ведь они, все участницы боев, с именно этой целью выходят на ринг не под своими именами, а под прозвищами. Прозвища давал им шеф, все в античном стиле – быть может, как и Аглая, он ассоциировал эти бои с древними гладиаторскими? Аллочка, например, была известна всем как Афина. Аглаю называли Цирцеей.
Ее мысль словно передалась хозяину Ареса на расстоянии, потому что не успела она мысленно произнести свое прозвище, как он повторил его вслух:
– Вы меня извините… Вы – Цирцея?!
– Она самая, – кивнула Аглая. – Только вам не стоит это сейчас вспоминать… тем более в вашем теперешнем положении.
– Да, – мрачно кивнул он. – Знаю. Очень хорошо это знаю, особенно сейчас. У наших с вами работодателей, как в концлагере: за малейший промах – расстрел, и они мне наглядно это продемонстрировали. Чтоб я знал, чего мне самому нужно ждать, если вдруг совершу ошибку. Но я вышел из этого дела, и никогда уже к нему не вернусь, даже если у меня снова будет собака. Ведь больше у меня ее нет. С Аресчиком моим тогда расправились. Отравили! Сразу после того злосчастного боя. Я его даже домой довезти не успел. Пена изо рта – и… – мужчина отчаянно помотал головой. – А у меня никого не было ближе этой собаки.
«А у меня – ближе моей подруги, – подумала Аглая. – Так что, кто о чем…»
И опять, словно отвечая на ее мысли, он вздохнул:
– Но Арес был не виноват в том, что так неудачно ухватил… Собака – она ведь ничего не понимает в человеческих правилах, лишь делает свое дело так, как может. За что же ее было травить? Нелепый в своей жестокости акт возмездия. А как там наша Афиночка, вы, случайно, не знаете?
Так ему ничегошеньки не известно! Он даже не догадывается, к каким последствиям привел последний бросок его пса!
– Афина больше не будет участвовать в боях, – выдавила она из себя.
– Вот это правильно! – кивнул хозяина Ареса. – Не девичий это спорт. Да и не спорт вообще! И заправляют всем этим люди, страшные во всех отношениях. Да. Хотелось бы сказать «нелюди», потому что так оно и есть. После того, как они мне показали себя во всей своей красе, я ни за что больше не отважусь иметь с ними дело. Не сунусь, какие бы выгоды это ни сулило. Хватит!
– И вам сейчас тоже хватит, – серьезно и тихо сказала ему Аглая, которую все больше нервировал этот разговор. – Послушайте моего доброго совета, не заводитесь больше, а лучше идите домой.
– Пойду, – кивнул он, не став спорить. И действительно вскоре, рассчитавшись, направился к выходу. Аглая проводила взглядом его не слишком уверенно шагающую фигуру, а потом задумалась. Мужик пьет, похоже, далеко не первый день. Так расстроен смертью своего Ареса? Или напуган, узнав, как скоры на расправу организаторы дела, в которое он влез? Хотя, могут для запоя быть и другие причины. Но все же…
«Так, хватит! – остановила себя Аглая. – А то еще немного, и с наступлением темноты я уже не заставлю себя выйти из дома! И так от каждого шороха вздрагиваю, словно вернулись те времена, когда Ромка был в больнице».
С этими мыслями, последовав примеру хозяина Ареса, Аглая тоже отправилась домой. Но твердо решила, что завтра попытается улизнуть с работы пораньше, для того, чтобы съездить в их стриптиз-клуб и переговорить там с Геной, как с наиболее лояльно относящимся к ней человеком. Он наверняка в курсе всех дел, и, может, не откажется ответить Аглае на пару вопросов. И либо успокоит ее, либо… Продолжить эту фразу сейчас, когда она вышла из «Лагуны» в густую бархатную ночь, Аглая почему-то не отважилась.