Текст книги "Ошибка Творца"

Автор книги: Дарья Дезомбре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Андрей

Андрей звонил в ворота соседней дачи – что было частью обыденного обхода. Этим должен был заниматься младший состав, но Андрей, обходя дачку, «обгуливая» ее на предмет, кто что видел, не смог не заметить глубокую колею на дороге метрах в трехстах от дома Шварца. Колея шла перпендикулярно двум накатанным в грязи параллельным бороздам. Отсюда, от этого дома, уже становилось очевидным: дальше – тупик. Трансформаторная будка, с одной стороны – молодой лесок, весь пронизанный косым золотистым вечерним светом, с другой – две последние на этой улице дачки. Андрей решил начать с небольшого дома из белого кирпича: забор-сетка позволял наблюдать приусадебное хозяйство – плодовые кусты, клубничные грядки, аккуратно подвязанные малиновые заросли. Андрей снова нажал на звонок. На этот раз дверь на крыльце открылась – в проеме показался мужик в спортивном костюме Андреева возраста.

– Чего? – спросил он без агрессии, но и без «здрасте».

– Полиция, капитан Яковлев. Добрый вечер. – Андрей поднял над калиткой удостоверение. – Уделите мне пять минут своего драгоценного времени?

Мужик громко втянул носом воздух, спустился с крыльца и открыл калитку:

– Да?

– У вас тут на улице произошло убийство. – Андрей не сделал попытки войти.

– Ну? – Дачник был явно немногословен.

– Если мы исключаем, что профессора Шварца убили соседи по даче, – начал Андрей, а мужик чуть напрягся, – наиболее вероятным сценарием является тот, что убийца приехал на машине. Вопрос – видели ли вы кого-нибудь вчера поздно вечером? Улица тупиковая, и если убийца не развернулся сразу, значит…

– Ну, видел. – Мужик вздохнул. Ему явно не нравилась собственная осведомленность.

– Кто-то попытался тут развернуться?

– Застрял он тут. – Мужик почему-то смутился. – Дождь же шел. Стеной. Грязищи по щиколотку.

– И, – не веря своему счастью, спросил Андрей, – вы помогали машине выбраться?

– Не я, – мотнул головой дачник, и Андрей понял причину смущения. – Я только из бани был. Николаич вон. – И он указал рукой на стоящий рядом аккуратненький домик, облицованный сайдингом, – подсобил.

– Во сколько это было? – Андрей достал свои записи.

– Да часов в десять-одиннадцать, – почесал голову дачник. – Тут местные-то не ездют почти – знают, что тупик, все дела. А машину я не разглядел. Вроде наша. Но гроза ж, темно. И дождь еще.

– Кто в ней сидел, не заметили?

– Нет. Только из окна в бане выглянул, и все.

Андрей кивнул:

– Спасибо. Возможно, мои коллеги еще придут снять показания.

Записал номер телефона и имярек дачника и поспешил к домику рядом.

– Так уехал Николаич-то! – крикнул ему вслед мужик уже из-за забора. – В город, с пару часов назад, наверное. – И на вопросительный взгляд Андрея добавил, разведя руками: – Нету у меня его телефона. Мобилу со всеми номерами утопил тут в пруду, по пьяни. Как без рук теперь.

Маша

Попивая кофе, поданный ей дрожащей рукой аспиранткой НИИ генетики, Маша с удовольствием смотрела по сторонам. «Вот если бы, – думалось ей, – жизнь повернулась бы иначе. Если б не погиб папа и не нужно было бы посвящать больше десяти лет поиску преступника, поиску, определившему мою теперешнюю профессию, стала бы ученым. Нет, конечно, не большим светилом, выдающим одну блестящую догадку за другой». Но Маша надеялась, что ее мозг обладал достаточной для научной работы способностью к добросовестному анализу, аккуратному сопоставлению и к синтезу. «Тогда, – продолжала мечтать Маша, глядя на футуристические белоснежные стены, – я, как тот добытчик золотой руды, сидела б на краю светлого круга человеческого знания и разрабатывала год за годом свою тему, миллиметр за миллиметром отодвигая темноту людского невежества за этим светящимся кругом. И этого было бы достаточно для того, чтобы придать смысл моей жизни и даже гордиться собой. Никаких трупов и крови, никакого поиска справедливости и божественного промысла». И Маша почти позавидовала заплаканной полной девушке, что сидела рядом с ней на кожаном диване приемной, положив крупные руки без единого украшения на тонкую шерсть строгой юбки в складку. Девушка – Маша уже знала, что ее звали Бронислава, – смахнула с покрасневших глаз еще одну слезу, и Маша вздохнула перед неизбежным, с неприятным подтекстом, вопросом:

– Бронислава Игоревна, какие отношения связывали вас с профессором Шварцем?

Бронислава подняла на нее непонимающие глаза, машинально огладив юбку на коленях.

– Я его научный ассистент. Что-то между секретарем и младшим научным сотрудником, – сказала она глухим голосом.

Маша молчала. Эта плачущая девушка много больше была похожа на члена семьи Шварца, чем его собственная красавица дочка. А Бронислава наконец осознала, что инсинуирует ей девица с Петровки, и возмущенно вспыхнула: лицом и шеей.

– У нас с Борисом Леонидовичем были чисто деловые отношения, – сказала она, пытаясь держаться с достоинством. – Он был моим учителем, примером для подражания как ученый, идеалом… – Голос Брониславы дрогнул, она опустила голову.

– Значит, – мягко улыбнулась Маша, пытаясь сгладить свой вопрос, – все-таки не чисто деловые. Он был еще и вашим наставником.

– Да. Моим научным руководителем.

– Расскажите, что он был за человек? – так же мягко спросила Маша.

Бронислава кивнула:

– Очень честный. И как ученый, и вообще. Шутил постоянно, но мы знали, что наука для него – это святое, тут можно шутить только постфактум, когда найдено решение. Ненавидел дилетантство, расхлябанность. Всегда был очень пунктуален, вот почему… – Она опять на секунду замолчала. – Вот почему вчера утром мы так быстро переполошились, понимаете?

– Понимаю. Как думаете, у него, при таком строгом отношении к себе и другим, могли быть недоброжелатели?

Бронислава высморкалась в бумажный платок, который все это время держала за манжетом белой с кружевом блузки.

– Вы имеете в виду такие, чтобы его убить? – спросила она Машу в лоб. И та кивнула. – Нет. Во-первых, он недавно приехал из Штатов – а здесь у него соперников не было. Поймите, он был как… Солнце. Мне кажется, им можно было только восхищаться, учиться у него.

Маша слегка улыбнулась: спорное мнение.

– А его исследования?

– Что вы имеете в виду?

– Генетика – наука неоднозначная. Вызывает много дискуссий, спекуляций насчет клонирования, использования генетически модифицированных растений, животных, плюс фармацевтика, применяющая сейчас…

Бронислава вдруг рассмеялась: тонко, закинув голову. Маша поняла, что смех этот – истерический, и уже совсем было собралась дать ей пощечину, как та вдруг резко остановилась, будто кончился завод.

– Простите. Но это так… Забавно звучит. Просто теория заговора какая-то. Злые фармацевтические компании, бедная овечка Долли, генно-модифицированная картошка.

– Простите. – Маша чуть покраснела. – Я действительно полный профан в генетике.

– Да нет, это вы меня простите. Просто мы тут занимаемся не прикладными вещами, а чистой наукой. Может быть, это получит свое практическое применение, но если и так, то это произойдет не сегодня и не завтра. А лет через пять. А то и десять.

– Но ведь случаются и исключения? Внезапные прорывы, иногда даже не предусмотренные исследованиями открытия в пограничных областях?

Бронислава пожала плечами:

– Конечно. Но, если бы у Бориса Леонидовича случился бы такой, как вы называете, прорыв, мы бы все об этом знали, понимаете?

– Уверены?

Броня кивнула:

– Ну да.

– Хорошо. Расскажите в общих словах, над чем вы сейчас работаете?

Бронислава вздохнула, на секунду задумалась, а потом выпалила:

– Над калькулятором судьбы! – И на вопросительный взгляд Маши пояснила: – Мы изучаем морфогены – вещества, которые вырабатываются в каком-то участке развивающегося эмбриона и воздействуют на клетки, определяя их путь развития. То есть вначале клетка еще не знает, чем она может стать – будущей костью или, положим, глазом. Если команда, которую дает морфоген, неправильна, то развитие эмбриона дает сбой – появляется мутант. Но мы… Мы специально производим тут мутантов, потому что только сбои дают нам возможность понять, как функционирует сложнейшее построение организма.

Маша склонила голову на плечо:

– Вы говорите, что производите мутантов?

– Ну да. Каждая изуродованная мышка – это как кусочек текста, который встает на место. Кусочек очень большого текста, который нам рассказывает, как мы на самом деле функционируем – на молекулярном уровне. Мои рабочие дни, в общем-то, рутина. Серии долгосрочных микроядерных тестов, метафазный анализ… И если не видеть, для чего мы это делаем, не подниматься над этой каждодневной суетой, то… А Шварц, он, понимаете, никогда не упускал из вида цели, поэтому рядом с ним мы все чувствовали себя, не знаю, какими-то суперменами. Данко, с факелами идущими вперед, чтобы… – Она замолчала.

– Чтобы?

Бронислава пожала плечами:

– Вывести лучшего человека, наверное. И профессор Шварц всегда знал, куда повернуть и что искать. Не понимаю… Не понимаю, как мы будем дальше.

Она опустила голову – и Маша побоялась, что она снова расплачется.

– Бронислава, у профессора были в последнее время какие-то конфликты с коллегами? Может быть, что-то, кажущееся вам совсем незначительным? Какое-нибудь напряжение в отношениях?

Броня подняла на нее глаза и сразу отвела взгляд. Маша вздохнула:

– Бронислава, это убийство. Пожалуйста, я не хочу на вас давить…

– Калужкин, – она вздохнула, – замдиректора. Они с профессором давние друзья. Когда Борис Леонидович согласился вернуться в Россию и взять на себя управление институтом, он в первую очередь пригласил работать Евгения Антоновича. Говорил, что они «старые дворняжки в одной упряжке». – Броня улыбнулась, вспомнив, как Шварц стучал при этих словах тихого Калужкина по плечу. А тот смущенно и польщенно улыбался. Да и кто не захотел бы быть в одной упряжке со Шварцем? Пусть даже и дворняжкой?

– Что между ними произошло?

Бронислава вздохнула:

– Просто поругались. Дня два назад, вечером. Все уже ушли, я задержалась в «холодильнике». Потом вернулась сюда забрать плащ и сумку и услышала. Они кричали. Что-то про долг. Что-то про вырывать посаженное…

– Время вырывать посаженное? – задумчиво уточнила Маша.

– Это что-то религиозное, да?

– Это из Ветхого Завета. Екклесиаст. – Маша улыбнулась, процитировав: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться и время умирать; время насаждать и время вырывать посаженное; время убивать…» – Маша запнулась, а потом продолжила: – Ну и так далее. Там же «время разбрасывать камни и время собирать камни»; имеется в виду – время пожинать плоды своих действий.

– Ясно. – Бронислава слабо улыбнулась в ответ. – Красиво, как стихи.

– Значит, – вернула ее к прозе Маша, – Шварц сказал, что пора вырывать посаженное, то есть действовать. И что ответил ваш зам?

– Он выскочил из кабинета и крикнул – а он очень спокойный человек, я никогда раньше не слышала, чтобы он так повышал голос. – Бронислава поежилась. – «Я не могу этого сделать, это выше моих сил!»

Отрывок из зеленой тетради

…впервые определив евгенику как «благородную затею с негодными средствами». Но негодные средства начали применяться куда раньше, и новатором оставался англосаксонский мир. А именно – Новый Свет, претендующий на создание нового, а значит, и лучшего света. Американские наследники викторианских джентльменов.

* * *

Любопытнейшая книжица вышла в 1912 году у мистера Годдарда. История, изложенная в ней, проста и нравоучительна. Однако в отличие от традиционных нравоучительных новелл, рекомендующих читателям учиться, трудиться и молиться – и через труд и молитву достичь желаемого, книжка врача детского приюта для психически неуравновешенных детей из Нью-Джерси приводит к совсем иным выводам. Видите ли, одна из обитательниц приюта рассказала доктору об истории своей семьи, она-то и легла в основу книжицы. Генеалогическое древо больной Каллилак в самом истоке своем разделилось на два ствола, достойные внимательного изучения. Итак, предок пациентки, герой Гражданской войны за независимость, Мартин Каллилак, возвращаясь домой, сделал походя ребенка полоумной барменше, а потом женился на хорошей девушке из добропорядочной квакерской семьи. От каждой из дам у Мартина появилось потомство. А от того потомства – еще потомство. И чем дальше в лес, тем яснее становилось доктору: от гнилого корня родились преступные и безумные элементы, а от славной квакерши – напротив, честные и прекрасные люди. Какой же вывод сделал доктор? Нельзя позволять слабоумным размножаться. Иначе мир погрязнет в криминале и безумии. Много раз переизданная брошюрка стала святой книгой для американской евгеники. Вскоре в тюрьмах стали практиковать стерилизацию. Расовая сегрегация, невозможность браков между белыми и черными уже была в порядке вещей. Американские поборники евгеники считали, что мир должен достаться белокурым и голубоглазым, поэтому ни коренное население, ни мексиканцы, ни азиаты не могли претендовать на выживание в Соединенных Штатах. Дефектные генетические древа следовало вырвать с корнем. Изоляция, стерилизация, запрещение на брак и – слово, впервые произнесенное еще в 1912 году, – эвтаназия.

Андрей

Андрей внимательно просматривал отчет криминалистов по убийству Шварца. Ребятам, можно сказать, в кои-то веки повезло. Место преступления осталось нетронутым. К моменту их приезда никто не заходил в дом, а сам убийца интеллигентно захлопнул за собой дверь. Андрей взялся подчеркивать то, что показалось ему наиболее существенным.

Итак, все двери и окна были заперты. Они не подвергались взлому и не были повреждены. Следовательно, хозяин сам впустил позднего гостя в дом. Труп Шварца лежал посередине веранды, в пяти метрах от входа. Все выглядело так, будто хозяин дома, открыв дверь, прошел внутрь, не опасаясь удара сзади. Смерть наступила в результате причинения Шварцу многочисленных ранений холодным оружием. И далее – уже упомянутая на месте криминалистом, любопытнейшая в плане характеристики преступника деталь: после совершения убийства и уничтожения архива последний прошел в ванную комнату первого этажа, где тщательно вымыл орудие убийства и вытер его бумажным полотенцем, которое тут же и бросил. То есть сперва болезненная чистоплотность по отношению к оружию убийства, а затем – полный пофигизм в сокрытии улик. Хотя нет, преступник все-таки оказался не совсем идиотом – несмотря на обилие кровавых следов, которые тот оставил на полу, стенах, мебели, отпечатков его пальцев получить не удалось: он был в перчатках. Далее – за исключением архива ученого, никаких следов ограбления и обыска на даче не обнаружено. Просматривая фотографии криминалистов – кровяные всполохи на потолке и стенах, лужа на полу и кровь, впитавшаяся и ставшая незаметной на бордовом ковре, Андрей подумал, что убийца должен был выйти весь в крови. А если так, то и в темноте под дождем сосед, помогавший вытащить его застрявшую машину, мог это заметить… И еще, – размышлял он, а пальцы уже стучали по клавиатуре, выискивая координаты человека, живущего в предпоследнем дачном доме на улице Шварца, – этот тип явно не был профи. Профи разворачивают свою машину заранее в направлении движения. Профи оставляют ее на ходу, чтобы избежать сюрпризов. А раз так, автомобиль, застрявший той ночью в размытой колее, принадлежал либо убийце-любителю, либо вовсе не убийце, а случайно оказавшемуся не в том месте и не в то время селянину. Но Андрей решил пока не поддаваться пессимизму.

Отрывок из зеленой тетради

Занятное размышление, пусть даже пока абстрактного толка, над совершением преступления. Понадобится оружие, а ему всегда казалось, что найти его, не имея связей ни в криминальном мире, ни на черном рынке, не так уж и просто. Однако реальность оказалась много страшнее, а оружие – много доступнее. Достаточно было правильно сформулировать поисковый запрос в Google. На словосочетание «купить пистолет» поисковик выдал массу вариантов: от зажигалок в форме «беретты» и пневматических молотков до вполне функционирующих древних «ТТ» и пистолетов Макарова. Еще некоторое время ушло, чтобы продраться сквозь ненужные ссылки, макеты или холощеные стволы, но в результате он вышел на несколько десятков предложений по продаже боевого оружия с патронами. Самым популярным пистолетом оказался «тульский токарев», легенда советского оружия. Он же «ТТ-33». Любимая игрушка киллеров в 90-е годы, «токарева» было легко купить и трудно отследить. Простой как валенок, он оказался надежен и эффективен при стрельбе по ничего не ожидающей жертве. Нынче «туляк» был давно снят с вооружения и производства: не соответствовал современным стандартам, не говоря уже об отсутствии предохранителя, что делало пистолет опасным не только для противника, но и для владельца. Но в его случае отсутствие предохранителя было скорее плюсом – он просто боялся позабыть про этот самый предохранитель в момент икс. Было у него и еще одно требование к будущему оружию – глушитель. Но и тут Гугл не подкачал, предлагая кустарные варианты, адаптированные для того же «ТТ». Оказалось, что глушитель является аксессуаром еще более незаконным, чем пистолет: ведь даже в тех странах, где ношение короткоствольного оружия разрешено, глушители имеют право применять только представители вооруженных сил и полиции. Но и глушитель – спасибо тебе, Гугл! – он сумел найти без труда.

Списавшись с анонимным продавцом, он получил реквизиты анонимного же счета, на который следовало перевести 10 тысяч рублей. Сумма для него была смешная, деньги он перевел не задумываясь. Следующий мейл появился через три дня в почтовом ящике, созданном специально для этой цели. «ТТ» ждал его в тайнике в самом центре города, в районе Потаповского переулка. Один из особняков стоял на долгосрочном ремонте, и ему предлагали зайти во внутренний двор и, отсчитав третье справа полуподвальное окно, отыскать за фанерой свою покупку.

Он перечитал мейл несколько раз, а потом бросился ходить по квартире – из кухни в комнату и обратно. Ему было ясно: это подстава. Никакого пистолета во дворе особняка наверняка не было. Его просто ловили на живца. Удачный выбор – внутренний двор, где доверчивого покупателя так легко можно поймать, что твою мушку в банку. А потом – разбирательства, суд…

Но на следующее же утро он оказался на Покровке, прогуливаясь ровным шагом и цепко глядя по сторонам, пытаясь высчитать в каждом дворнике и щуплом клерке законспирированного представителя доблестных органов. Но клерки казались клерками, а дворники – дворниками. В особняке на Потаповском жарко кипела работа: что-то визжало, стучало, тарахтело. В лесах на гортанном южном наречии перекликались строители. Он выдохнул и как нырнул, пройдя под сводами классической арки во двор. Третье полуподвальное окно справа оказалось последним перед крыльцом. Он боялся оглядеться по сторонам – сел на корточки и, чуть отогнув фанеру, пошарил руками. Ничего. У него все опустилось внутри – ну конечно! Никакой полиции – да кому он нужен, он и еще тысячи обиженных и оскорбленных, ищущих на просторах Интернета себе опасную игрушку! Его просто накололи, ограбили на 10 тысяч. Нет никакого пистолета, и не было – просто картинка из Интернета. И куда он теперь пойдет жаловаться? Эту незамысловатую торговлю воздухом можно было проигрывать до бесконечности, какой же он ду… И тут его пальцы нащупали коробку. Он еще раз надавил на фанеру, высвободив верхний угол, и, ухватившись за невидимую картонку, почувствовал под пальцами крупинчатую строительную пыль. И наконец вытащил на свет божий страшноватую передачку – коробку из-под обуви «Села», двадцать на тридцать. Он вынул из плаща непрозрачный полиэтиленовый пакет и сунул туда свою добычу.

И только потом огляделся по сторонам. Ничего не изменилось: солнце, плотная взвесь пыли в воздухе, взвизги дрели и отбойного молотка. Он быстро вышел со двора, сел в троллейбус и потихоньку, сквозь густой кисель столичных пробок, доехал до дому, где вытащил наконец из коробки «ТТ», показавшийся ему в тишине его квартирки огромным, тяжелым и угрожающим. Он осторожно положил его в материн еще тайник – зазор между придвинутым к окну кухонным столом и низким подоконником. Теперь каждый раз, когда он накрывал себе немудреный ужин, он вспоминал о черном пистолете, притаившемся в темноте совсем рядом. И ему казалось, что оружие, как кольцо Саурона, начало уже жить своей жизнью.

Оно стучало черной кровью в висках и нашептывало в уши во время гулкого сна, превращая его сновидения в кошмары.

Будто напоминало, что начался отсчет и пора – убивать.