Текст книги "Из мухи получится слон"

Автор книги: Дарья Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Мы дошли уже до милицейского поста возле служебного входа. Девица принялась опять настойчиво говорить что-то своему попутчику. При этом она энергично кивала на милиционера, беззаботно сидящего за своим столом и не подозревающего об угрозе, находившейся в непосредственной близости от него.

– Не может она громче говорить, что ли? – возмутилась Наташа, которая до сих пор смиренно вышагивала за ними без малейшего признака недовольства. – Дохлятина! Мне же не слышно.

– Они только о том и думают, как бы поменьше неудобств доставить Наташе, – только и смогла съязвить я, не сводя глаз с девицы.

Если судить по ее жестам, она собиралась спуститься в служебный гардероб, а мужику, следуя ее указаниям, надлежало обойти кругом и встретиться с ней уже на Невском. Неужели нам улыбнулась удача? И точно. Девица, задорно блеснув напоследок на мужика глазом, убежала одеваться. Мы тоже побежали за ней. Больше нам деваться было некуда. Пальто-то наши висели в гардеробе, а без пальто мы бы далеко не ушли.

Возле милицейского поста у нас произошла заминка. Наташкин пропуск был выдан до 16 часов, а сейчас любые часы показывали самое большее без десяти минут три. Бюрократически настроенный милиционер требовал от Наташи отбыть весь срок полностью или домогался отметки из отдела кадров, куда мы не потрудились зайти. Наташа упрямо отказывалась. Спор грозил затянуться. Выручил нас мальчишка, тащивший огромную зеленую сумку с книгами.

В библиотеке существовало и существует по сей день понятие «рейс». Означало оно следующее. Несколько раз в день затребованные читателями или находящиеся в обработке книги переносили из фондов, где они хранятся, в читальные залы или на абонемент. Вот такой рейс мы и повстречали. Книги сопровождались кучей документов, в которых указывалось их число, иногда названия, место назначения и все такое прочее. Милиционер закопался с головой в бумаги, сверяя их с книгами, и на время забыл о нас. Когда он вспомнил и вспомнил ли вообще, я не знаю. Мы к тому времени были уже далеко. По правде говоря, мы были далеко уже ровно через полминуты, если считать с того момента, когда он наклонил свою голову над бумагами.

Нам надо было успеть проделать массу действий. Выудить гардеробщицу, которая, как назло, исчезла из поля зрения, получить наши пальто, одеться, не попадаясь на глаза девице. Догнать ее нам удалось только на Невском. И кавалер ее был тут же. Это нас искренне порадовало. Они опять оживленно поболтали о своем и перешли на другую сторону проспекта. Когда они оказались на другой стороне, то их стало уже трое. Где-то на середине пути к ним присоединился светлоголовый парень. Как это у него получилось, понять я не смогла. Мы же ни на миг глаз от этой парочки не отводили.

– Ты видела? Как он умудрился? – спросила я у Наташи.

– Ты его узнала? – вопросом на вопрос ответила она.

– Нет. Но неужели это Амелин?

– Он, голубчик, – с глубоким удовлетворением в голосе произнесла Наташа и вся прямо осветилась зловещей ухмылочкой.

Я поняла, что Амелину от расправы не уйти. Наташка может потратить годы своей бесценной жизни, но негодяя достанет. И не скрыться ему от нее, не спрятаться. Бедняга. Тут я его могла даже немного пожалеть, потому что знала дьявольскую натуру Наташки, способную испортить жизнь кому угодно. Радости жизни ему больше не видать. Наташка умудрится полностью отравить ему существование. Так что он сам пойдет в милицию и покается во всех своих темных делишках, лишь бы от нее избавиться.

Тем временем этот бедняга, не подозревающий о несчастье, которое подстерегает его буквально за углом, обнял и поцеловал девицу в щечку, пожал руку мужику и они скрылись в дверях кафе-мороженого. Мы подобрались ко входу в подвальчик, где, собственно, и располагалось это кафе, и приступили к выработке новой стратегии.

– Как следует поступить в данном случае? – глубокомысленно спросила меня Наташа и добавила: – Вот вопрос, стоящий перед нами.

Мне в голову лезла всякая чушь, вроде: «Почему они выбрали такое неподходящее место для обсуждения своих грязных махинаций?», «Как мне избавиться от своего «хвоста», «Не рассказать ли Наташе, что мы с ней тоже находимся под наблюдением?». Последняя мысль показалась мне своевременной.

– Степанов обещал выделить людей для своей операции, – как бы между прочим сказала я. – Операции, которую они назвали «ловля на живца». – И с непонятной мне самой гордостью добавила: – Живец – это я.

Наташа молчала, увлеченно разглядывая стекло витрины.

– Эти люди должны держаться поблизости от меня, если хотят что-нибудь узнать, – с невинным видом продолжила я. – Они и сейчас где-то рядом.

В последнем замечании необходимости не было. Наташа подняла на меня глаза, полные горького разочарования и муки, и спросила:

– Почему ты... до сих пор молчала?

Я почувствовала себя неловко под ее скорбным взглядом и поспешно попыталась оправдаться:

– Заметь, я и сейчас могла бы не говорить. – Но даже для меня самой эта фраза прозвучала как-то гнусно, а по лицу Наташи можно было легко заметить, что чувства, ее обуревавшие, далеки от всепрощения.

Она гневно глядела на меня. Такой взгляд последний раз я видела у одной дружелюбной собаки, у которой отобрали любимую косточку, сберегаемую ею для особо торжественного случая, и выбросили в мусоропровод, где этой кости и было место. Потом Наташа преисполнилась надеждой, что это всего лишь моя дружеская шутка. Я готова была язык себе вырвать, глядя на ее мучения. Меня останавливала мысль, что этим я Наташу не утешу.

– Видишь ли, – начала я, – возможно, они и не здесь. Вчера, когда мы встретились, в чем я была одета?

– При чем тут как ты была одета? – с досадой бросила она.

– Нет, ты ответь.

– В пальто и беретике.

– Правильно, а сегодня я надела совсем другое, старое пальто, чтобы не привлекать к себе ненужных взглядов. Когда-то оно было светло-терракотовое, но после многих лет носки я сама затрудняюсь определить его цвет. А вместо беретика я надела шарфик. Парика менты под шарфом не заметят, они же мужики. Вот и получается, что, вероятно, они меня возле дома караулят. Конечно, не очень порядочно с моей стороны, но я не предупредила Степанова и их, что замаскируюсь. И они могли просто не узнать меня.

– Глупо так рассуждать. Может, они здесь, а может, еще где-то. Это бесплодное переливание из пустого ведра в порожнее. Я поражена, что ты скрывала от меня, своей подруги, правду. Но все еще можно исправить.

– Поясни свою мысль.

– Пожалуйста, – охотно согласилась Наташа. – Мы постараемся выявить человека, который следит за нами, и потом оторвемся от него. Это несложно будет сделать. Во всех детективах и шпионских фильмах главный герой, заметив слежку, заходил в кафе, магазинчик или любое подобное заведение. Всем заведениям присуща одна общая особенность. Они должны иметь второй, запасный выход, желательно на другую улицу. Теперь ясно?

– Насчет выхода ясно, но наш «хвост» тоже узнал Амелина. И, плюнув на меня, будет следить за ним. Или за обоими. Если я пойду за Амелиным, то «хвосту» и голову ломать не придется, за кем идти.

– Они не знают, как он выглядит. То есть знают, что он высокий блондин с карими глазами и все такое неопределенное. Но составлять фоторобот я отказалась. Отмазалась тем, что темно было на лестнице, толком не разглядела. Значит, они не смогут опознать его при встрече, – уверенно закончила Наташа.

– Бред какой-то. У них есть его фотография из читательского билета, который мы нашли в его вещах. Верно?

– Нет.

Охваченная нехорошим предчувствием, я повторила:

– Фотографию с читательского билета, из его сумки, которую ты должна была отдать как ценную улику в обмен на кое-какие сведения, интересные для нас.

– Я отдала сумку.

– Со всем содержимым? – продолжала допытываться я.

– Почти.

– Как клещами из тебя все вытаскивать приходится! Говори, несчастная, отдала ли ты читательский билет с фотографией или нет? Нет?

– Не отдала, – гордо вскинула голову эта ненормальная. – Не отдала, и, как видишь, правильно сделала.

– Сокрытие от следствия улик, способных помочь раскрытию преступления, как мне кажется, уголовно наказуемое деяние, – горестно заметила я.

– Если ты меня не выдашь, я ни капли не рискую. Никто, кроме нас с тобой, не знает, что именно было в сумке.

– А сам хозяин, у которого ты вырвала ее прямо из рук?

– Еще неизвестно, удастся ли поймать его с поличным. И потом, когда человека арестовывают, он не склонен требовать, чтобы ему вернули его читательский билет, – резонно заметила Наташа.

Я мысленно постаралась представить себе сцену, когда уже обритый наголо Амелин закатывает следователю грандиозный скандал из-за пропавшего читательского билета и отказывается принимать пищу и медицинскую помощь до тех пор, пока ему не пообещают найти его утерянное сокровище. И вот уже он лежит на узкой кровати с похолодевшими конечностями, ослабевший от голода, но по-прежнему непреклонный. А следователь – плотный дядька с усами в пол-лица и обширной лысиной – допрашивает своих подчиненных и упрекает их в безалаберности и безответственном отношении к уликам. Те отпираются и клянутся, что получили сумку уже без читательского билета.

«Разве мы бы позволили себе подобное халатное отношение к документам! Никогда! – кричали они хором в моих мыслях. – Это дело рук той сумасшедшей, которая принесла ее нам». «От нее всегда сплошные неприятности получаются», – заявлял наш знакомый капитан Степанов.

С последним я была совершенно согласна, но в целом картина в моей голове получалась неубедительная. И, вернувшись к действительности, я была склонна согласиться с утверждением Наташи. После моего торжественного обещания не выдавать ее секрета капитану мы вновь вернулись к дружескому взаимопониманию. Было решено немедленно перейти к проблеме выявления конкретного лица, приставленного следить за нами. Для этого я должна была побродить по ближайшим магазинам, чьи входы находились в поле видимости Наташи. В магазинах было приятно тепло, и я с удовольствием выполняла свою часть задачи.

– Никого не заметила, – с огорчением призналась Наташа, когда я, согревшаяся от ходьбы по магазинам, вернулась обратно. – Ты нашу троицу не упустила? Ты глазела на меня и по сторонам, определяя, кто у нас на хвосте, а не могли ли они слинять в это время?

– Не могли. Я стою так, что все время краем глаза вижу дверь кафе, а из нее вообще никто еще не выходил.

– В кафе ведь тоже бывает по два выхода? Или наше кафе-мороженое редкое исключение?

По изумленному виду Наташи я догадалась, что не исключение. Но мысль о возможном коварстве нашей тройки посетила нас с Наташей почти одновременно. Забыв обо всех наших правилах конспирации, мы вместе кинулись в кафе. И очень вовремя, надо сказать. Потому что мы успели заметить все те же блестящие брюки, принадлежавшие подружке Амелина, которые исчезали в дальнем от нас углу кафе, где располагался запасный выход. Не раздумывая долго, мы бросились следом.

– Ты подумай, вот хитрые негодяи! – восхищалась Наташа. – Почти как я.

– Смыться от нас хотели. Не получилось, голубчики, – злорадствовала я.

Пробегая в двери, в которых за несколько мгновений до этого исчезли блестящие штаны, я очень кстати сказала:

– Предлагаю взглянуть, был ли у нас преследователь. Они соображают быстрее нас, как-никак профессионалы, и должны в ближайшее время появиться у главного входа. Скажем так, если через 15 секунд никто не появится, то мы бежим следом за компанией Амелина и им самим.

– Ох, уже не надо ждать. Вот он! – простонала Наташа, приникнув к щелке в двери. – Уносим ноги, пока он не догадался, где мы.

Мужчина, которого мы столь стремительно покинули, был не очень похож на телохранителя. Он был невысок, толстоват, среднего возраста. Одет скромно. Стрижка короткая, под бокс или вроде того. Черты лица немного вылинявшие. Должно быть, работа наложила свой отпечаток. Нелегко постоянно притворяться незаметным в толпе, сохраняя при этом индивидуальность.

– Мелкий он. Невысоко тебя Степанов ценит.

Мне стало обидно:

– Он, наверное, мастер спорта или метко стреляет. Нельзя судить о человеке по одному короткому взгляду. В нем может оказаться уйма внутренних достоинств.

– Тебе должно быть понятно, что внутренние его достоинства не уберегут тебя, Даша, в рукопашной схватке.

– Ты завидуешь!

– Чему?

– Тому, что меня охраняют.

– Было бы чему. Недомерка выделили.

– У тебя, между прочим, и такой охраны нет.

– У тебя теперь тоже.

Пока мы на ходу, спеша унести ноги, препирались с Наташей о качествах утерянной охраны, пожилой человек, вошедший за нами в кафе, повел себя нетипично для ищейки, потерявшей след. Он спокойно заказал порцию мороженого у стойки и принялся неторопливо его смаковать из красивой металлической вазочки. В оставленное нами кафе торопливо вошел второй мужчина, являвшийся волшебной противоположностью первого. Ростом и телосложением он напоминал молодого Шварца, который сел на легкую диету и немного отощал, но был в хорошей форме и на удивление бодр. Резво обежав кафе по периметру и заглянув под стойку, он наконец заметил запасный выход, и мимо изумленной буфетчицы, у которой никто не спрашивал разрешения воспользоваться запасной дверью, промелькнула шестая за последние две минуты фигура, которая тоже растаяла в проходе.

– Что за безобразие, – пожаловалась буфетчица пожилому мужчине с мороженым в руках и занялась своими привычными делами, выбросив из головы увиденное.

Однако молодому человеку, чей нос свидетельствовал о неоднократном участии его хозяина в боксерских поединках, не повезло. Его не выручил ни спортивный вид, ни атлетическое телосложение. Кого бы он ни надеялся встретить в проходе, ему ничего не обломилось – коридор был пуст. Все мы были уже далеко и энергично продирались сквозь потоки людей, плавно текущих в двух направлениях по главной улице города. С каждой минутой мы удалялись от кафе все дальше и дальше.

По непонятной нам с Наташей причине идущая впереди троица передвигалась зигзагом, и поэтому мы то и дело попадали во встречный поток, так как очень старались идти след в след с той троицей.

– Удивительно неудобный способ ходьбы, – сказала я, в очередной раз пересекая реку из человеческих тел.

Присмотревшись к Амелину, благо его белобрысая башка четко просматривалась, я увидела, что именно он является инициатором необычных перемещений. Мой брат тоже был счастливым обладателем такой же особенности, которая присуща и Амелину. Они оба не могли идти спокойно, чинно, а главное – рядом со своими спутниками. Такие люди всегда вырываются на шаг вперед друзей, и сначала их ведет влево, потом вправо. Они умудряются вынуждать своих друзей тоже мотаться по дороге из стороны в сторону, если те, конечно, не хотят постоянно спотыкаться об их ноги.

Диву даешься, до чего этот мерзавец, который Амелин, мне симпатичен. Он даже ходит, как мой драгоценный братик. О том, что Амелин перевернул и разгромил в моем доме практически все, я уже как-то забыла. Но Наташа не позволила мне расслабиться.

– За кражу национального достояния дадут срок больше, чем за простую кражу, – деловито заметила она.

– Какое национальное достояние?

– Книги в Публичке.

– Ну, по правде сказать, книги, достойные такого названия, как, например, Остромирово Евангелие, хранятся в отдельной комнате под специальной охраной, и даже экскурсии туда не допускаются. А в большинстве хранящихся в библиотеке изданий нет ничего примечательного. Но если ты про ту комнату, на которую обратили внимание эти подозрительные личности, то там есть немало интересных вещей. А цена их может зависеть от многих факторов. Основная ценность библиотеки в том, что в ней должны быть все издания, которые только выпускались в нашей стране с 1821 года. По Высочайшему указу императора все издательства присылали туда по два обязательных экземпляра любой новой книги. И если разные брошюры, листовки, журналы, газеты и тому подобное давно сгорели в печах и кострах, может, уже через неделю после их выхода в свет, то в библиотеке они лежат и ждут, когда люди вспомнят о них и захотят прочесть. И люди приходят и читают в свое удовольствие. Уникальность Публички в этом.

На этом месте мне пришлось остановить свою лекцию, потому что троица нырнула в подземку, без помех прошла через контроль, дружно предъявив, как нам удалось подглядеть, студенческие карточки.

– Тоже мне студенты нашлись, – бурчала Наташа, покупая жетон. – Аферисты разнесчастные.

– А они в свободное от учебы время занимаются аферами. И их занятиям ущерба нет. Я имею в виду Амелина и девушку. Насчет мужика у меня большие сомнения. Староват он для студента.

В метро нам пришлось проявить всю свою изворотливость, чтобы не попасть лишний раз на глаза троице и в то же время не упустить их из виду. Из метро мы вышли на площади Ленина и быстро побежали к пригородным кассам. Они взяли билеты и устремились к поездам.

– Покупай и нам скорей. Видишь, как припустили. Должно быть, поезд уходит! – кричала я Наташке.

– Куда же брать? – в растерянности вопрошала Наташа.

– Во вторую зону бери. Помнишь билет в сумке Амелина? И поспеши, пожалуйста, если не хочешь остаться.

Забравшись чуть ли не с ногами в окошко кассы, Наташа уверяла кассиршу, что ей с подругой абсолютно все равно, до какой станции ехать. Лишь бы эта станция находилась во второй зоне. Женщина в кассе была изрядно утомлена многочисленными пассажирами и их претензиями и удовольствовалась этими скудными, но дающими широкое поле для фантазии сведениями, и выдала нам два долгожданных кусочка бумаги в зеленоватых разводах. Гордо размахивая ими, Наташа выбежала на перрон к поездам, где уже стояла я и торопила ее.

– Они сели на электричку, которая идет в Рощино, – сообщила я ей.

– Нам тоже тогда туда, но в какой вагон?

– У них тяга к одной и той же цифре.

– Неужели во второй? – смекнула Наташа.

– От конца.

Каким образом мы успели в вагон, до сих пор для меня остается загадкой. Электронные часы на здании вокзала не оставляли сомнения, что для нас случилось маленькое, но очень своевременное чудо. Поезд уходил в 16.20, а на часах было уже на шесть минут больше, то есть 16.26. Должно быть, небеса сжалились над двумя ненормальными и решили немного помочь им. Правда, тогда не понятно, зачем им это было нужно. Не просто же по доброте натуры. И почему они не остановили до сих пор Амелина в его преступлениях, если могут с легкостью задержать отправление электрички? Но здесь в голове началась давка противоречащих друг другу объяснений случившегося. Со мной всегда так.

– Я есть хочу, – подала голос Наташа, когда мы уже сидели в вагоне и могли позволить себе расслабиться. – Я не завтракала.

– А кто виноват? Надеюсь, ты не будешь упрекать меня, что не накормила тебя обещанным завтраком?

Тема еды была необычайно актуальна для нас обеих, и мы с удовольствием и особым смаком, появившимся от сосания под ложечкой, ее обсудили.

– Я сумасшедшая, – грустно призналась Наташа. – Еду куда-то в неизвестном направлении в зимнюю стужу. В погоне за всего лишь подозрительной троицей. Может, они ничего плохого сегодня обделывать не будут, а едут на шашлык к друзьям в гости. А друзья живут во второй зоне и уже замариновали мясо.

– Я предпочитаю из свинины.

– Шашлык? – осведомилась у меня Наташа.

– Да.

– И не надейся, на тебя не рассчитывали.

– Если в ближайшее время я не съем хотя бы хот-дог, то за себя не ручаюсь. Вцеплюсь в первого же встречного

За окном в неожиданно ранних сгустившихся сумерках проносились придорожные столбы, уныло тянулись линии электропередач, мелькали посеребренные зимой деревья. Засыпанные снегом прямоугольники колхозных полей быстро сменялись небольшими лесочками, радовавшими глаз зеленью хвойных деревьев. И вновь белые поля и темные деревья в лесу. Если прибавить пустые желудки, общую неопределенность нашего предприятия и то, что в вагоне не топили и по нему гулял ветер, то положение становилось удручающим.

Оставалась надежда, что на станции, где выйдут эти трое, будет продаваться какая-нибудь снедь, не требующая дополнительной термической обработки. В моем организме, ослабленном многочасовым голоданием и шатанием по холодным улицам, происходили досадные изменения. Началось с настроения. Оно быстро падало. Желудок издавал недвусмысленные звуки, требуя еды. Голова болела. Все тело замерзало. Наташа, похоже, испытывала сходные с моими ощущения.

В мозгу проносились страшные видения. Вот мы на заснеженной поляне в лесу пытаемся развести огонь, чтобы поджарить куски колбасы, купленной в случайном ларьке, и согреться. Газ в зажигалке заканчивается, а дрова упорно не желают разгораться. И мы с похолодевшими сердцами и замерзающими ногами отказываемся от борьбы с одной их четырех древних стихий, печально жуем обледенелую колбасу и плетемся из последних сил к железнодорожному полотну, которое вырисовывается за лесом. А вокруг сгущается темнота, и вьюга впивается в наши бледные лица.

– Возможно, они заметили слежку за собой и теперь заманивают нас подальше от города, чтобы разделаться без помех на природе, – поделилась своими соображениями Наташка.

– Ты прямо читаешь мои мысли.

– Но мы ведь не отступим?

Я вспомнила о шедеврах печатного слова, которые мирно хранились в недрах библиотеки и подвергались опасности быть украденными этими типами. И даже если я ошибаюсь относительно намерений, то все равно один из этой тройки взломал мой дом, перевернул все вверх дном, а двое других следили за мной с непонятными целями. Я была намерена получить объяснения их странным поступкам. И твердо решила докопаться до правды, чего бы мне это ни стоило.

– Не отступим, – подтвердила я вслух.

И мы утвердились в своих рискованных намерениях разоблачить преступную шайку, члены которой вламываются в квартиры к незнакомым девушкам, а когда их пытаются остановить, ввязываются в драки, подозрительно кружат по Эрмитажу и Публичной библиотеке, обманывают доверчивых особ, забирая их накопления и воруя предметы чужого наследства. Такие люди заслуживают всеобщего порицания, наказания и просто напрашиваются на то, чтобы их вывели на чистую воду.

– Мы уже долго едем, – сказала Наташка. – Вторая зона должна располагаться вблизи города. Может, они давно вышли?

– Подозреваемые все на месте. Не волнуйся.

Троица действительно великолепно просматривалась через стекла раздвижных дверей вагона.

– Они едут не во вторую зону, а за тридевять земель. А тот билет, из-за которого мы решили, что они ездят исключительно во вторую зону, был чистой случайностью. Скоро мы попадем в третью зону, а потом в четвертую. Потом придет контролер и потребует штраф, а так как денег у нас хватит только на покупку необходимого провианта, то штраф мы не заплатим и нас высадят где-нибудь в пустынном месте, где не каждая электричка делает остановку. Мне это только что пришло в голову, – тут же нашла новый повод для беспокойства Наташка.

Словно в ответ на ее трепыхания те трое поднялись и гуськом направились в тамбур.

– Выходят, выходят! – громко шипела Наташа, порываясь кинуться в противоположный тамбур.

– Спокойней, прошу тебя! – шипела в ответ я. – Не привлекай их внимание. Если мы сразу сорвемся с места, то неминуемо обратим их внимание на нас, а это было бы нежелательно. Особенно если учесть, что нам с тобой придется их еще пасти на почти безлюдных пригородных улицах, где каждый человек виден за версту.

Обратившись к голосу разума, я поступила верно. Наташа успокоилась и перестала подпрыгивать на деревянной лавочке. Мы медленно подъезжали к станции. Название в темноте разобрать не удавалось, но общий ее вид порадовал. Она была большая и многолюдная. Стекла вокзала светились мягким электрическим светом, было много фосфоресцирующих рекламных щитов, которые тоже добавляли света. Светились также продуктовые ларьки и магазинчики, столь необходимые нам с Наташей для подкрепления угасающих сил.

– Мы потеряли их из вида! – в ужасе воскликнула Наташа, которая положительно впадала в истерику.

– Говори за себя, – посоветовала я ей. – Я отлично вижу голову Амелина.

– А, да-да, теперь и я ее вижу.

Мне некогда было болтать с ней, так как все мое внимание занимали две вещи. Во-первых, что я сейчас съем, и, во-вторых, как бы не упустить в сумерках ту троицу. Из этих двух плавно вытекал третий вопрос: как умудриться успеть наесться, если подозреваемые не сбавят темпа? Те неслись, словно скаковые лошади на финишной прямой, и даже на секунду нигде не останавливались.

– О-о-о! – дружно заголосили мы с Наташкой, когда эти мерзавцы не притормозили даже возле последнего на их пути ларечка, где продавали благоухающую чесноком, пряностями и политую кетчупом шаурму.

Увы, перспектива сытно перекусить исчезла вместе с вокзальным шумом, а мы, влекомые своими собственными глупостью и безрассудством, растворились в окружившем нас безмолвии и темноте. По вечерней улице деловитой трусцой передвигались пять теней. Три, которые вырвались несколько вперед, шли уверенно, чего нельзя было сказать о двух последних. Эти две тени явно старались слиться с окружающим пейзажем. Они держались все больше в тени деревьев. Когда же им попадался ярко залитый фонарным светом участок дороги, они его пробегали как можно быстрее. Потом вновь терялись из поля зрения возможного наблюдателя.

– Куда они нас заманивают? – раздраженно ныла я, ибо одной из осторожных теней была я.

– Предполагается, что они не знают о нашем присутствии, – заметила Наташа.

– Мы прошли уже пять улиц. И чего им неймется? Сколько славных домиков попадалось на пути, что за привередливость, – ворчала я. – Не понимаю, почему бы их знакомым не жить где-нибудь поближе к станции. А для нас с тобой было бы лучше...

Что было бы лучше для нас, мне не удалось довести до сведения Наташи. А потом уже никогда не удалось вспомнить, о чем я собиралась тогда поведать. Потому что наша таинственная троица свернула в жуткий темный проулочек, о существовании которого я самостоятельно ни в жизнь бы не догадалась. Так, тропинка, ответвляющаяся от основной дороги, тоже не особенно широкой, кстати говоря. Она была просто смехотворно узенькой. Недоумевая про себя, как людям удается переставлять здесь ноги, мы попытались пройти по ней. Первая попытка оказалась неудачной. Потеряв равновесие, мы дружно ухнули в высокие мягкие сугробы, среди которых и змеилась тропка. Я упала налево, а Наташа почему-то направо. Судя по звукам, доносившимся откуда-то спереди, у негодяев возникли те же проблемы. После первой неудачи я приноровилась, высоко поднимая ноги на манер цапли, ставить их цепочкой. Я поделилась открытием с Наташей и в следующий раз упала уже направо. Ну а Наташа – налево. Так что мое открытие не особо нам помогло. Снег забился в мои перчатки и ботинки и потихоньку принялся там таять, как и полагается всякому приличному снегу. Из перчаток мне удалось его вытряхнуть, но, чтобы разуться, пришлось бы балансировать в течение некоторого времени на одной ноге, а такое физическое упражнение было мне пока не под силу.

– Если я падаю, даже стоя на двух ногах, то и ежу понятно, чем закончится такая акробатика, – пробормотала я и отказалась от попыток избавиться от снега в ботинках.

Нашпигованные снегом по самые уши, мы с Наташей медленно, но неуклонно продвигались вперед. Мы то и дело натыкались на следы падения в снег кого-то из наших противников, шедших впереди. Мысль, что они страдают не меньше нас, утешила нас ненадолго. Мы живо смекнули, что обычные люди не склонны блуждать зимними вечерами по заснеженным пространствам, если у них нет конечной цели путешествия. Места, где их с нетерпением ждут. Где для этих подлецов уже подготовлен горячий чай и не менее горячий прием. Может быть, им даже дадут бутербродов.

Представив аппетитную гору из кусочков белого и черного хлеба, намазанных маслом и украшенных сыром, ветчиной, паштетом из гусиной печени, колбасой или фруктовым джемом, я, тихонько застонав, потеряла бдительность и сразу была наказана за это потерей равновесия в очередной раз. Молча выкарабкавшись с помощью Наташи из снега, я замерла, прислушиваясь. Скрипа шагов на тропинке больше не раздавалось. Зато впереди и слева раздавались три голоса, которые спорили так громко, что отдельные слова долетали и до нас. Из них мы смогли заключить, что у нашей троицы возникли разногласия по поводу их местонахождения, и они решили уточнить у людей в сером домишке, стоящем возле этой богом забытой тропки, туда ли они попали. Присутствие людей в доме подтверждал свет и чьи-то вопли, пробивавшиеся сквозь ставни. Наконец нашим знакомым ответили. Вопроса мы не расслышали, но ответ был нами услышан четко.

– Нет, рано свернули. Возвращайтесь обратно на дорогу, а потом на следующей тропинке свернете, – возвестил мужской бас, приведя нас своими указаниями в панику.

– Назад! Скорей, Наташенька, – шепотом взмолилась я. – Ведь увидят же нас.

Наташка, следовавшая до этого за мной по пятам, теперь оказалась номером первым на импровизированной спринтерской дистанции. Проявив ловкость, которой я за собой до этого не замечала, я повернулась на 180 градусов и, резво переставляя ноги, поспешила из последних сил вперед или, скорее, назад. Мы шли на удивление ровно, и, возможно, нам удалось бы ускользнуть от нагоняющих нас людей, но, увидев впереди освещенную фонарями полоску дороги, мы возликовали и совершили ошибку. От радости слишком стремительно кинулись вперед и немедленно свалились в снег. На этот раз, видимо для разнообразия, мы обе упали направо, но так неудачно и глубоко, что выбраться оттуда незаметно нам никак не удавалось.

Три голоса неумолимо приближались. Молча переглянувшись, мы одновременно скатились еще дальше от тропинки в благодатную тень высокого забора. Хочу заметить, что очень неприятно, когда рукава задираются и на обнажившиеся участки кожи попадает омерзительно холодный снег. Забившись под него как мыши, мы благополучно переждали, пока обладатели голосов вышли на большую дорогу, и только затем постарались выкарабкаться следом за ними. Снег был до отвращения прилипчивым и при каждом движении норовил пообщаться с нами потеснее. Холодные ручейки растаявшего снега пробирались до самых подмышек и свободно стекали по бокам вниз в ботинки. Спасала нас от полного обледенения лишь кипучая деятельность, развитая нами, чтобы выбраться на твердую почву.

– Никогда бы не подумала, до чего сложно влезть по склону, покрытому свежевыпавшим снегом, – пыхтя и отдуваясь, удивлялась Наташа.

Я молча согласилась с ней. Молча, потому что берегла силы.