Текст книги "Упрямая соседка"

Автор книги: Дарси Блейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

– Почему же? Мы беседуем о многих вещах, – возразил Джас. – О твоих цветах, например. О музыке…

– Это все не то! Я хочу говорить о жизни! – настаивала Блайт.

– Но я же описал тебе картину моего «счастливого» детства. – В его голосе послышалась горькая усмешка. – До тебя этого не слышал никто. Чего же тебе еще надо?

Твоей любви! – чуть не выкрикнула Блайт.

Иногда ей казалось, что Джас ее любит, хотя он ни разу не говорил ей об этом. Но ведь он вообще не многословен. Если даже он и любит ее, будет ли она счастлива с человеком, который терпеть не может детей?

В мире полным-полно счастливых бездетных пар. Блайт это прекрасно знала, только ей не хотелось пополнять их ряды. Тем более она была просто без ума от своих племянников. Она и представить не могла, как будет жить без своей шумной дружной семьи. Оторвать ее от родных – значило срубить молодое цветущее дерево, нарушить неписаные законы природы. Неужели Джас ждет от нее такой жертвы? Зачем он пытается изолировать ее от окружающих? Зачем хочет запереть навсегда в своем тесном мирке?

Ну и самомнение! – подумала Блайт. Как я могу быть уверена, что Джас хочет создать со мной семью, когда ему никогда не приходило в голову даже намекнуть о глубине своих чувств? Какое он имеет право обижать меня своим нежеланием возиться с детьми, которые дороги мне, но не ему?

Блайт не могла найти ответов на свои вопросы. Чего она хочет от Джаса? Ответа опять нет… Впрочем, она могла бы попросить у него всегда быть рядом, но он наверняка не выполнит просьбу.

Он притянул Блайт к себе и приподнял ее лицо, вглядываясь в тревожные глаза.

– В любом случае, – сказал он, – разговоры нам ни к чему. Могу предложить более интересное занятие.

Его поцелуй хоть и был нежным, все же имел привкус принуждения, но вскоре Блайт поймала себя на том, что отвечает со всей любовью и нежностью, на которые способна. Ласки Джаса постепенно отвлекли ее от неприятных подозрений, и Блайт стала целовать его так страстно, словно они находились в разлуке вечность.

Неохотно оторвавшись от ее ласковых губ, Джас глубоко и с облегчением вздохнул.

– Я так долго тебя не видел!

– А кто тебе мешал?

Блайт почувствовала, как он отдаляется, прежде чем Джас по-настоящему отпрянул. Она снова увидела отрешенное выражение его лица и мысленно прокляла себя за бестактность. Надо было действовать, и действовать немедленно.

– Ты боишься детей? – спросила она напрямую.

Он заморгал, делая вид, будто что-то попало ему в глаз.

– Так как же? – повторила Блайт.

– Почему ты решила, что я должен их бояться? – осторожно осведомился Джас.

– Не заметила, чтобы ты рвался с ними пообщаться. Они такие же люди, как я и ты. Ты должен радоваться, когда вокруг столько маленьких доверчивых существ.

– Радоваться?! – вскричал он. – Замолчи!

Блайт была в шоке. Задыхаясь от обиды, она нашла в себе силы ответить:

– Да как ты смеешь грубить мне?! Что я такого сказала?

– Прости, – опомнился он. – Это и впрямь было слишком грубо. Прости меня, пожалуйста.

– Да, очень грубо! Но я не понимаю, за что…

– Конечно, ты не понимаешь! – запальчиво перебил Джас и уже спокойнее продолжил: – Но ты и не можешь понять. Господи, посмотри на себя: ты же сама еще ребенок.

– Ага! Значит, я для тебя исключение. Меня, слава богу, ты еще в силах терпеть!

– Может, мне встать на колени, чтобы ты меня простила? – безнадежно спросил Джас, которому эта ссора начала действовать на нервы. – Прости еще раз. А теперь давай поговорим на другую тему?

Он взял ее за руку и повел к пляжу. Сердитая и недовольная, Блайт плелась за ним и обиженно молчала. Они дошли до каменистого выступа в конце пляжа. Вместо того чтобы повернуть назад, Блайт вырвала свою руку и вскарабкалась на камень, поверхность которого была сравнительно ровной и шершавой.

– Смотри, там опасно! – прокричал снизу Джас.

Блайт, не ответив, подошла к самому краю, где перед ней раскинулась величественная бескрайняя водная стихия. Она молча наблюдала, как пенные волны с ревом разбиваются ее ног. Соленые брызги намочили лицо, волосы и темными пятнами разрисовали шорты и футболку.

Блайт почувствовала, как сильные руки обхватили ее за талию и потянули вниз, после чего услышала голос Джаса над самым ухом:

– Ты подошла слишком близко. Можешь упасть.

Поздно, с горечью подумала Блайт. Я уже шагнула в бездну и пропала в водовороте любви к человеку, который принес мне огорчений больше, чем радости.

Блайт расцепила его пальцы и освободилась. Не удостоив Джаса даже взглядом, она зашагала прочь с пляжа. В горле стоял ком, и несколько горьких слезинок уже смешались с солеными брызгами на ее лице. Она решительно смахнула слезы.

Джас догнал ее и остановил, опустив тяжелую руку ей на плечо.

– Что с тобой происходит?

Блайт отчеканила, стараясь не встречаться с ним взглядом:

– Все в порядке.

Но, когда Джас хотел войти следом за ней в коттедж, Блайт холодно проронила:

– Спокойной ночи.

– Хочешь меня наказать?

Слова Джаса ее шокировали, и Блайт удивленно вскинула на него глаза.

– Конечно же нет! Просто у меня была тяжелая неделя, хочу отдохнуть.

На самом деле, ей было нужно остаться одной, чтобы хорошенько все взвесить.

Он пристально разглядывал Блайт, словно пытаясь прочитать ее мысли:

– Хорошо, – сказал он наконец, – будь по-твоему.

Джас обнял ее и робко поцеловал в губы, как будто спрашивая разрешения на дальнейшие ласки. Но Блайт оставалась холодной, опасаясь, что эмоции снова могут взять верх над здравым смыслом.

Он отступил, огорченный и подавленный.

– Ладно, увидимся завтра…

10

На следующий день Блайт по делам уехала в город. Это позволило ей побыть вдали от Джаса и как следует поразмыслить над их отношениями. Вернувшись к вечеру, она загнала машину в гараж, глубоко вздохнула и зашагала по тропинке к соседнему коттеджу.

Джас был небрит и выглядел так, будто только что проснулся, встретив ее с покрасневшими глазами и приглаживая всклокоченные волосы.

– Входи, – пригласил он.

– Чем ты занимался?

– А что?

– Ужасно выглядишь, – заметила Блайт.

Но, когда она взглянула повнимательнее, то заметила в усталых глазах полудетскую радость.

– Этой ночью я не ложился, – объявил он, махнув рукой в сторону кабинета.

– Как? Ты всю ночь работал?!

– Поверь, игра стоила свеч, – радостно заморгал Джас, пытаясь окончательно стряхнуть остатки сна. – А сколько сейчас времени?

– Шестой час уже…

– Ого! – воскликнул он, потирая глаза. – Мне надо принять душ, подожди, пожалуйста.

Он ушел, а Блайт оглядела комнату, после чего подошла к роялю и взяла несколько нот.

Джас, чистый и свежий, с гладко выбритыми щеками и мокрыми волосами, вернулся довольно скоро. Блайт обернулась и импульсивно попросила:

– Поиграй для меня.

– Прямо сейчас?

– Ну, пожалуйста, прошу тебя, – взмолилась она.

Джас помедлил, но потом кивнул.

– Хорошо.

Он сел за рояль и заиграл. Блайт отошла к окну, впитывая музыку всем своим существом. Она смотрела на бухту, где бесились пенные волны, и чувствовала, как музыка пронизывает ее душу, как содрогается тело в такт могущественным аккордам. Наконец пальцы Джаса замерли, и он обернулся к Блайт.

– Спасибо, дорогой, – проронила она едва слышно. – Ты играл великолепно.

У человека, так эмоционально исполняющего Бетховена, просто не могло не быть настоящих, глубоких чувств. Но что, если Джас исключение?

Он склонил голову набок.

– Тебе спасибо.

– Так что же случилось сегодня ночью? Ты доказал свою теорему?

Джас недоуменно уставился на нее, и слабый румянец захваченного врасплох воришки покрыл его щеки.

– Ах да! Я и забыл, что ты ясновидящая.

– Нет, просто по твоей игре очень легко догадаться, в каком ты настроении. Надо только прислушаться, что ты играешь и как.

– Черт побери! – пробормотал Джас. – Вообще-то ты права.

Он старался говорить спокойно и размеренно, как всегда, но Блайт не могла не заметить вспыхивающие огоньки в его глазах, нервные порывистые движения рук, загадочную улыбку, игравшую на губах.

– Скоро я поеду в Веллингтон. И, если коллеги согласятся с моими доводами, можно считать, я не напрасно приезжал в эту глушь!

– Это просто замечательно, Джас, – раздался глухой голос Блайт.

Он очнулся и подошел к ней. Джас положил руки ей на плечи и хотел притянуть к себе, но вдруг остановился и нахмурился, вглядываясь ей в лицо.

– Что случилось?

– Ничего, – только и смогла выдавить Блайт. Она не имела права омрачать его успех. Осталось совсем немножко, какое-то время можно еще притворяться. – Я так рада за тебя! Действительно рада, Джас. Ты, наверное, чувствуешь себя на седьмом небе от счастья.

Ей удалось широко улыбнуться. Желая подбодрить Джаса и усыпить его подозрения, она встала на цыпочки и поцеловала его. В то же мгновение его руки крепко обвили ее стройный стан, а губы с готовностью приникли к ее рту.

Блайт зажмурилась, изо всех сил сдерживая слезы, готовые в любую минуту хлынуть градом, и обняла Джаса за шею. Сердце ее изнывало от невыносимой боли. Даже когда он поднял ее на руки и понес в спальню, Блайт продолжала внушать себе, что один раз ничего не изменит и что она не должна портить ему настроение в такой счастливый день.

В этот день он покорил Блайт невиданной нежностью. Она почувствовала, что их интимные отношения приобрели какой-то налет новизны, стали обжигающе приятными и сладко умиротворяющими. И она отдалась Джасу так страстно, чтобы он навсегда запомнил эту последнюю их ночь.

Луна стояла высоко в небе, беспощадно заливая холодным серебристым светом свои ночные владения, когда Блайт выскользнула из объятий спящего Джаса и, подобрав с пола свою одежду, неслышно ушла.

Она даже не пыталась уснуть, проведя остаток ночи у окна, глядя на далекие звезды и молочную патину луны, и старалась убедить саму себя, что разбитое сердце вовсе не означает конец света.

Завтра ночью звезды опять появятся на небе, и луна, как ни в чем не бывало, выйдет, мерцая, из-за облаков, а, когда утром взойдет солнце, мои любимые подсолнухи дружно повернут свои головки ему навстречу и проследят его путь по небосклону от восхода до заката. А потом налетит очередной ураган и убьет все живое, философствовала Блайт.

Время разбрасывать камни, и время собирать камни. Есть время любви, но есть и время слез. Глаза Блайт были сухи, но внутри все разрывалось от горя.

Джас нашел ее на пляже сидящей на мягком холодном песке. Блайт знала, что он сел подле нее, но продолжала смотреть на темно-синие волны, набегавшие на берег. От нечего делать она стала их считать, пытаясь разобраться в кажущемся беспорядке их движения.

Блайт где-то вычитала, что любовь не что иное, как хаотичное движение человеческих эмоций. Таким образом, в их отношениях должна присутствовать какая-то логическая неизбежность, должна иметься какая-то модель поведения, которой они слепо следовали со дня встречи и до настоящего момента.

– Я проснулся, а тебя нет, – сказал Джас. – О чем думаешь?

– Я думаю о нас и… о теории вселенского хаоса. И о том, почему никому еще не удалось измерить глубину человеческих эмоций.

– И что дальше?

Блайт перевела дыхание и заговорила:

– Как-то ты сказал, что все наши увлечения скоротечны. Ты никогда не думал, что между нами может зародиться вполне серьезное чувство?

– Нет, – ответил он после секунды молчания, которая показалась ей вечностью, – нет, никогда.

Сама напросилась! – злорадно подумала Блайт, стиснув зубы, чтобы не закричать. До этого момента ей и в голову не приходило, как будет больно, если Джас не возразит, не пообещает, что никогда ее не оставит, не скажет, что любит.

Но его ответ, пусть даже неприятный, все же решил одну из проблем. Теперь отпадает необходимость беспокоиться о его странном отношении к детям.

– Что ж, мне было очень… – она хотела сказать «приятно», но вовремя подобрала другое слово, – …весело.

– Весело, – эхом отозвался Джас. – Да, очень.

Блайт проглотила комок, подступивший к горлу.

– И когда же ты уезжаешь?

И снова прошло несколько секунд, прежде чем Джас ответил. Его ответ прозвучал грубо, как режущий ухо неприятный скрежет железа.

– Хочешь поскорее от меня избавиться?

Она гневно посмотрела ему в лицо, увидела выражение удивления и досады и, вскочив на ноги, отбежала на пару футов, а потом вернулась. Джас тоже поднялся и смотрел на нее в полном недоумении.

– Вот какие у тебя мысли! – закричала Блайт. – Конечно, я жду не дождусь того дня, когда ты уберешься отсюда! Не хочешь спросить почему? Да потому, что я просто люблю тебя!

Она выдала это на одном дыхании, хотя вовсе не собиралась говорить о своих чувствах. Блайт считала глупым признаваться в любви человеку, который никогда не воспринимал ее всерьез. Более того: даже не старался притвориться мало-мальски влюбленным, кроме тех моментов, когда в его зеленых глазах появлялись нежные искорки счастья, ласковые руки гладили ее податливое тело, а искусство любви доставляло ей неземное наслаждение. Но Джас ни разу не говорил, что любит ее.

Разозлившись на себя за несдержанность, Блайт отвернулась, торопливо пробормотав:

– А если ты думаешь, что можешь спать со мной до самого отъезда, я вынуждена тебя огорчить.

С этими словами она помчалась прочь, проклиная себя за то, что не смогла сохранить хоть подобие безразличия. Она придет в свой коттедж, закроет все окна и двери и больше никогда – никогда! – не выйдет на улицу. По крайней мере до тех пор, пока Джас Тразерн не покинет долину.

– Блайт!!! – закричал Джас.

Он схватил ее за руку. Блайт изо всех сил рванулась, мечтая только об одном: спрятать поглубже свою боль и разочарование. Но Джас сковал ее железным обручем своих объятий, твердя одно и то же:

– Блайт, послушай… Послушай меня! Послушай…

А Блайт в панике думала: сколько раз я готова была выслушать все, что угодно, но не могла вытянуть из тебя ни слова!

– Не надо!!! – завопила она, что есть мочи. – Черт бы тебя побрал!

Отбиваясь от Джаса, Блайт больно ушибла ногу о его острую коленку, и, не удержав равновесие, оба повалились на землю. Сначала Блайт оказалась наверху, но Джас моментально перевалился на нее и прижал своим весом к холодному песку. Она принялась молотить кулаками по его спине, но он очень быстро пресек попытки Блайт вырваться на волю, схватив за запястья и пригвоздив к земле.

Оба тяжело дышали. Щеки Блайт были мокрыми от слез, но теперь она перестала плакать и уставилась на своего мучителя испепеляющим взглядом. Джас же смотрел на нее пристально и тревожно, твердя:

– Поверь, я не хочу, чтобы тебе было больно.

– Тогда слезь с меня, – прошипела она сквозь зубы. – Ты слишком тяжелый!

– До сих пор тебя такая позиция устраивала. Повтори-ка, что ты сказала пару минут назад?!

– Я не собираюсь повторять по десять раз! – огрызнулась Блайт. – Ты уже слышал это, и не однажды!

– Да, помню, когда мы занимались любовью. Но я и поверить не смел, что ты это… серьезно.

– В таком случае, можешь и сейчас не верить, – мрачно промолвила она.

Если он не в состоянии ответить на ее любовь, зачем открывать перед ним свое кровоточащее сердце?

– Я просто думал…

– Что ты думал?!! – взвизгнула Блайт, когда Джас внезапно умолк.

Через секунду раздался его голос, тихий и низкий. Губы Джаса шевелились еле заметно.

– Что для тебя это ничего не значит… Что тебе безразлично, с кем заниматься любовью…

Блайт мгновенно охватила ослепляющая ярость. Ее сузившиеся от злости и презрения глаза метали громы и молнии, а губы тряслись от гнева и бессилия.

– Так, может, ты не веришь, что был у меня первым?!!

– Нет конечно, в это я верю! Единственное, в чем сомневаюсь, буду ли я последним? Мне не следовало допускать такого поворота событий. Если б я только знал, что ты девственница… Хотя, возможно, это бы меня не остановило, – признал он. – Я просто не мог более противиться соблазну! Ну, не могу же я противиться, например, восходу солнца… Но я и не подозревал, что ты меня полюбишь.

Блайт с досадой пробурчала:

– Ладно, не беспокойся. Как-нибудь переживу!

– Тебе везет. – Джас сразу погрустнел. – А вот я без тебя не проживу и дня, солнышко мое. Ты вновь наполнила мое жалкое существование теплом и яркими красками жизни. И, если нам не суждено быть вместе, я сохраню в памяти эти дни до самой смерти!

О, как мило! – с сарказмом подумала Блайт. Мистер Тразерн предпочитает жить воспоминаниями, вместо того чтобы наслаждаться счастьем с живой женщиной.

– Я впервые встречаю такую, как ты, – продолжал Джас. – Такую честную, открытую и яркую, словно цветок, распустивший лепестки навстречу солнечному дню. Милое совершенство… ты не сомневалась, что тебя нельзя не любить… И ты всегда возвращалась, даже когда я пытался держаться от тебя подальше, прогонял тебя… Тебя! Девочку с милой улыбкой и доверчивыми глазами, девочку с удивительно добрым взглядом, которым ты награждала меня всякий раз, когда мне удавалось открыть тебе что-то новое, чего ты не знала прежде…

Блайт поморщилась и обиженно пробормотала:

– Вроде докучливого молодого щенка.

– Вовсе нет! Я всегда хотел тебя видеть, честное слово! Когда ты была рядом, солнце светило ярче! – И Джас осыпал поцелуями ее прекрасное лицо, ловя губами соленые слезы.

– Прекрати! – сдавленно вскрикнула Блайт.

Джас что-то прошептал, быстро поднял голову и, тихонько вздохнув, поцеловал Блайт, сперва с захватывающей нежностью, а потом с яростной страстью. Освободив руки пленницы, он позволил ей обнять себя и прижался к ней так крепко, что Блайт почувствовала, насколько сильно он возбужден. Он целовал и целовал ее, пока не ощутил новые слезы на ее лице, и, оторвавшись от любимых губ, прошептал:

– Тсс, солнышко, не надо, не плачь. Пожалуйста…

– Я не хочу, чтобы ты меня жалел!

На этот раз, как только она его оттолкнула, Джас позволил ей вырваться и сесть рядом. Беспрестанно всхлипывая, Блайт повернулась к нему спиной и уставилась туда, где вода сливалось с горизонтом, образуя тонкую линию цвета индиго.

– Жалею я только об одном: что сделал тебе больно, – сказал Джас, – и… испортил то, что ты так долго берегла…

– Да… Ну что ж… Ты никогда не воспринимал меня всерьез, – все еще содрогаясь от недавно пережитого возбуждения, Блайт опустила голову и тупо уставилась в желтый песок, – так зачем же начинать?

– Ты не права, – горячо возразил Джас. – Я относился к тебе очень серьезно, но… всегда знал, что в один прекрасный день ты сбежишь от меня к более искусному любовнику…

– Да что с тобой, в самом деле?! – взорвалась Блайт. – Неужели ты считаешь меня такой дрянью?

– Нет…

– Может, я не в состоянии вникнуть во все твои математические формулы, но если кто-то из нас и скучал, то это ты. Разговаривал со мной и думал: какая же тупица!

– О, ты вовсе не тупица! – возмутился Джас. – Ты умна, у тебя есть сила и целеустремленность, а еще ты поразительно красива. – Не обращая внимания на ее возмущенное сопение, он продолжил: – И я поверить не смел, что ты всерьез заинтересуешься занудой-математиком вроде меня.

– А я тебя полюбила. Полюбила!

Джас нахмурился и, сцепив пальцы в замок, принялся бесцельно их разглядывать.

– Да, ты полюбила. Прости, Блайт, я виноват перед тобой, – проронил он. – Никогда не думал, что мы зайдем так далеко. Я не имел права позволять тебе влюбиться.

– Да, вот именно! Не имел права, раз не мог ответить тем же!

Он поднял голову и посмотрел ей в глаза.

– Ты опять не поняла…

– Ну так объясни по-человечески! Или ты не в состоянии втолковать мне даже такую малость?

Он задрожал, как будто его продувал ледяной ветер, затем неуверенно начал:

– Я никогда не хотел играть на твоих чувствах. Поверь, это было бы нечестно… До тебя я не жил, а существовал, как одинокое, всеми забытое дерево в пустыне. Но, когда ты вошла в мою жизнь, я понял, что находился в кромешной тьме, и только теперь в мой мрачный мирок заглянуло солнце и наполнило его долгожданным светом. Кроме тебя только один человек на земле дарил мне это счастье…

– Жена?

Блайт знала точно: потеря этой женщины оставила неизгладимы след в душе Джаса. Как ей только в голову могло прийти, что он решится перечеркнуть прошлое и пустить в свое сердце другую?

– Нет. – Он вздохнул, помолчал и наконец с трудом вымолвил: – Моя дочь.

11

– Твоя… дочь? – ошеломленно переспросила Блайт.

– Ее звали Корой. – Голос Джаса огрубел и стал хриплым, но он продолжил: – Она была с Шелли, когда пьяный водитель, несшийся навстречу, пересек сплошную полосу и врезался прямо в их машину.

Блайт слушала, раскрыв рот, не в силах вымолвить ни слова.

– Шелли скончалась мгновенно, – сказал Джас и отвернулся, предоставив слушательнице наблюдать свой беспристрастный, словно высеченный из камня, профиль. – Кора умерла несколькими днями позже… у меня на руках. – Он замолчал, набрал в легкие побольше воздуха и уставился немигающим взглядом в океанские дали: – Некоторые пытались меня убедить, что это даже к лучшему.

– Из-за того, что она была сильно покалечена? – встряла Блайт.

– Нет. – Он выждал длинную паузу, затем продолжил. – Кора родилась с болезнью Дауна. Это нас, конечно, шокировало. Но когда я впервые взял ее на руки… этот маленький комочек… мою дочь, мою плоть и кровь, такую крошечную и беззащитную… с той минуты я полюбил ее беззаветно!

Тугое кольцо страха, все эти дни державшее Блайт в плену, начало постепенно ослаблять хватку. Она с облегчением ощутила, что дышит свободнее.

Джас провел ладонью по лицу, задержался на переносице и задумчиво потер ее указательным пальцем. Его голос звучал тихо и монотонно:

– Сначала Шелли не могла себя заставить даже смотреть на девочку, отказывалась кормить. Она все повторяла, что следует немедленно отдать ребенка в приют и попытаться родить нормальных детей, потому что врачи не обнаружили у нас никакой патологии. Но я… я не мог бросить нашу малышку.

– Должно быть, впоследствии твоя жена передумала?

– С нами поговорили, объяснили, какую помощь можно оказать больному ребенку, и я принял решение: мы забрали девочку домой.

– А что Шелли?

– Сначала злилась на себя… Злилась, потому что родила ненормального ребенка. Потом – на меня за то, что не дал ей забыть об этом кошмаре и не хотел других детей. Вообще-то я не собирался тебе об этом рассказывать…

Да мы просто никогда не были так близки, горестно подумала Блайт. Я была милым развлечением, слабой утехой в твоем горе, чем-то второстепенным после любимой работы. Не той, которой ты мог бы открыть свои самые потаенные секреты, не той, с которой можно разделить горечь утраты.

– Продолжай, пожалуйста, – мягко попросила она.

– Ты уверена, что хочешь?..

– Продолжай!

– Шелли стала творить с Корой чудеса, хотя ей пришлось изрядно повозиться. К шести годам девочка уже могла самостоятельно одеваться, следить за собой и от сверстников в умственном развитии отставала лишь на пару лет. Она была… – Он замолчал и откашлялся. – Она была счастливым любвеобильным ребенком с широкой улыбкой. И мы, конечно, любили нашу дочь.

И это еще сильнее сближало вас, подумала Блайт.

– Мне казалось, успехи в воспитании больного ребенка давали Шелли какую-то компенсацию…

– Компенсацию в чем?

– В том, что она ошиблась в выборе мужа.

– Ошиблась? – У Блайт перехватило дыхание. – Будучи замужем за тобой Шелли еще выказывала недовольство?

Он изобразил на лице некое подобие улыбки.

– Возможно, прожив со мной несколько лет, ты тоже была бы сыта по горло моей одержимостью математикой, да и мной самим.

– Неужели у нее хватало наглости тебе об этом прямо говорить? – задохнулась Блайт.

– И не раз. Ты знаешь, я немногословен. Меня воспитали в доме, где детям не разрешалось иметь собственное мнение, а тем более высказывать его вслух. Поэтому я погрузился в мир чисел, а это интересует не очень многих.

– И ты ее любил! – с горечью воскликнула Блайт. Она не понимала, как Шелли могла быть такой жестокой.

Джас сидел неподвижно, словно не расслышав ее слов. Прошло несколько минут.

– Я обожал Шелли. Было невозможно ее не любить. До нашей встречи я не знал, что такое любовь… – Он рассеянно чертил пальцем ноги по песку. – Она была первой, кто признался мне в любви. До этого я не слышал подобных нежных слов ни от кого, даже от родной матери.

Естественно, он жаждал любви! Он был готов броситься к любому, кто ласково посмотрит на него!

– Многие мои однокурсники нашли высокооплачиваемую работу, и Шелли ждала от меня того же. Жизнь преподавателя – чтение лекций, занятия со студентами, проверка домашних заданий, кропотливая работа над каким-нибудь новым проектом – все это казалось моей Шелли смертельно скучным, а значит, скучным был и я… Она общалась с нашими однокурсниками, сделавшими более успешную карьеру, вращающимися в самых престижных кругах. Видит бог, она заслужила эту яркую жизнь, эту крупицу счастья, которая хоть на миг отвлекала ее от забот о Коре.

– А как жил ты?

– Я, как правило, оставался дома и присматривал за дочкой. Шелли не возражала, когда мы ходили куда-нибудь вместе или принимали гостей у себя, она просила меня не докучать окружающим разговорами о моей работе.

– Но ведь это вовсе не скучно! – взорвалась Блайт. – Мне с тобой ни минуты не было скучно!

Джас посмотрел на нее внимательно, и сардоническая усмешка исказила его губы.

– А прошлой ночью?

– Прошлой ночью?

– Да, когда я признался в своем успехе. Казалось, ты изо всех сил прикидываешься радостной и заинтересованной. Но потом мы поцеловались, и я усомнился в своих подозрениях. А утром ты меня бросила…

– О, Джас…

– Шелли частенько говорила, что работа для меня важнее, чем жена. И в каком-то смысле была права. Я действительно находил в науке больше радости… Я хотел любить и быть любимым… Я завидовал друзьям. В течение многих лет я наблюдал за счастливыми парами, семьями, пытался понять, что стоит за их любовью. Но мне казалось, что я просто не способен на настоящую любовь, что я могу утолить лишь сексуальный голод. А наши с Шелли отношения строились именно на сексе, но и эти радости вскоре приелись. Она находила утешение в объятиях других мужчин, но я никогда не вмешивался, не упрекал, не устраивал сцен. Я пытался любить ее, но не смог…

– Но Кору-то ты любил, – напомнила Блайт.

Его лицо заметно оживилось.

– Ради нее я был готов на все.

– Смог бы ты бросить свою работу?

– О, если бы это могло хоть как-то ей помочь, бросил бы, не раздумывая, – мгновенно ответил Джас. – Когда Шелли заявила, что хочет сделать блестящую карьеру, я предложил такой вариант: она работает, а я сижу дома с Корой. Но…

– И что же она ответила?

– Она решила, что я пытаюсь отлынивать от настоящей работы, сваливаю часть материальной ответственности за семью на нее, что хочу превратить ее в добытчицу, и так далее…

Блайт прерывисто вздохнула, не веря своим ушам. Джас снова погрустнел.

– Еще ей казалось, что я хочу отнять у нее дочь, взять на себя большую часть забот о Коре. Этого она не могла мне простить.

– Чего простить? Что ты не разрешил отдать девочку в приют? Но…

– Она чувствовала себя загнанной в ловушку. А ловушкой считала свою любовь и преданность Коре. Наш брак разваливался на глазах, но мы не могли расстаться, потому что не могли оставить нашего ребенка. И тогда…

И тогда случилось непоправимое. Блайт расчувствовалась, горючие слезы вновь хлынули из глаз. Она отчаянно хотела утешить Джаса, хотя знала, что не в силах вернуть ни погибшую дочь, ни рухнувший брак, не оправдавший его надежд.

– Если бы я могла хоть чем-то тебе помочь… – всхлипывала она.

– Ты уже помогла. – Джас ласково посмотрел на нее. – Помогла мне понять, что я способен на настоящую любовь. Не на страсть или вожделение, а на то, о чем поется в одной старинной песне…

– В какой песне? – спросила Блайт, совершенно сбитая с толку.

– В ней поется, что надо верить в любовь, что рано или поздно она придет и что даже на склоне лет не надо отчаиваться, что на руинах былого счастья можно построить новое… Старомодная сентиментальная песенка, – признал Джас с усмешкой, – но она как ничто другое находит отклик в моей душе. Ты внимательно слушала? Так знай, все это я посвящаю тебе, потому что лучше, чем поется в этой песне, я не скажу.

Блайт, напряженно вглядываясь в его черты, недоверчиво спросила:

– Джас… Ты хочешь сказать, что любишь меня?

– Ты для меня, как солнце. Когда ты есть – мне светло и хорошо, когда тебя нет – я проваливаюсь в бездну.

Блайт затаила дыхание, надеясь услышать продолжение признания. Внутри нее зарождалось незнакомое, согревающее душу чувство, словно распускался бутон в предчувствии долгожданной весны.

– И я поклялся себе, что не буду тебя удерживать.

– Но почему?

– Приручив тебя, я стал бы думать, что запер хрупкий молодой цветок в темной затхлой комнатушке.

– Джас, ты несешь какую-то чушь! Что натолкнуло тебя на подобные мысли?

– Знаешь, милая, у меня все же имеется кое-какой опыт по части семейной жизни. И, кроме того, я и понятия не имел, как надо обращаться с любимой женщиной, не знал, что могу сделать ее счастливой. Не хотел губить твой яркий темперамент.

– О, Джас!

– Я никогда не умел запросто общаться с людьми. Когда мы были едва знакомы, я огорчил тебя, заметив, что практически не общаюсь со сводными братьями. Ты понимала меня лучше, чем я сам. Я понимал, что ты умеешь глубоко сочувствовать и грустить, но тем не менее ты всегда оправдывала свое имя, оставаясь… солнечной, теплой, любящей. А я просто не имел права омрачать твою жизнь своей печалью, болью и гневом…

– Гневом? Но почему?

– О, меня захлестнула злость, когда я увидел в твоем доме детей. Я привык смотреть на малышей и думать: «Ну почему не они? За что Господь взял к себе именно Кору, а не одного из них?».

Блайт бесшумно шевелила бескровными губами. Она была в шоке от услышанного.

– Но я, разумеется, вовсе не горжусь этим, – поспешно добавил Джас.

– Я тебя не осуждаю, – успокоила его Блайт. – Поэтому ты не захотел видеться с моими племянниками?

Он отвернулся и сказал:

– Нет. Из-за этого я уже не переживаю.

Он плотно сомкнул губы, и Блайт снова почувствовала, как Джас постепенно отдаляется, погружаясь в свои невеселые мысли. Молитвенно сложив ладони, она мысленно попросила Бога, чтобы Джас вернулся на землю.

– Тогда в чем же дело?

Он передернул плечами.

– Ты решишь, что это глупо.

– Но мне надо знать, – настойчиво попросила Блайт. – Пожалуйста, расскажи.

– Помнишь тот вечер, когда мы поехали в Опуа обедать? Там, на пляже, была одна девочка…

– Помню, помню, – подхватила Блайт, – девочка с болезнью Дауна. Тебе, наверное, было тяжело на нее смотреть…

– Я завидовал ее родителям черной завистью! А теперь скажи, что я последний мерзавец…

Блайт успокаивающе положила руку ему на плечо.

– Джас, эти люди поняли бы тебя, будь они на твоем месте…