Текст книги "Гений (СИ)"

Автор книги: Данил Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

   А газ из электронов Склянский и Лёня нюхали из специальных резиновых груш с малень-ким отверстием, чтобы все атомы и молекулы воздуха тут же отрицательно не ионизирова-лись. Газ не имел определённого аромата, да и цвета со вкусом, но всё же его можно было почувствовать. После «электроароматерапии» обычный воздух казался в течении нескольких минут каким-то ненастоящим, нереальным и... пустым...

   – На этом испытание экспериментального прибора... э-э-э... «ЭП – 1» закончено, – провозгла-сил Склянский. – Тебе понравилось, Лёня?

   – А что означает «ЭП – 1»? – спросил тот вместо ответа.

   – «ЭлектроПовар» или что-то в этом роде. Так тебе понравилось или нет?

   – Очень! Ощущения, правда, несколько необычные, но...

   – Ну я понял, – сказал Склянский. – Иди домой.

   – Хорошо, – ответил Лёня, направляясь к выходу.

   Когда он пришёл домой, родители насели на него с расспросами. В конце концов, после пяти минут безуспешного упрямства пришлось сказать правду.

   – Электричество?! Тебя не ударило током? – всполошилась мама Лёни.

   – Нет, потому что мы пользовались специальной посудой, не проводящей ток, – отвечал парень.

   – А вдруг ты подхватил от него какую-нибудь старческую инфекцию? – озаботился папа Лёни.

   – Он выглядит здоровым...

   В результате Лёне удалось успокоить своих родителей. В дневник он занёс примерно сле-дующее:

   "Запись ?3, 5 июля 2017, среда.

   Сегодня у Эдмунда Мечиславовича мы делали самые необычные штуки в моей жизни!!!

   Он изготовил прибор, который может сделать электричество твёрдым, жидким и даже га-зообразным!!! Прибор называется «ЭП – 1», что означает, как профессор сам мне сказал (ци-тирую), «Электроповар» или что-то в этом роде.

   Вообще крутая штука! С её помощью можно почти из ничего делать мороженое, кефир или... электрогаз!!! Даровое питание из древнейших сил природы!!! Уму непостижимо, но это – правда!!! Ущипните меня...

   Теперь Эдмунду Мечиславовичу точно должны дать Нобелевскую премию, а не то я страшно обижусь!

   Дорогой дневник, я прощаюсь с тобой, ибо мне уже не о чем писать. Пока!"

  Глава 4

   Однажды тёмной-тёмной ночью Лёня сидел у раскрытого окна и смотрел на звёздное не-бо. Ночь действительно была тёмной, ведь по благоприятному совпадению тот район, где Лёня проживал, во время с десяти вечера до семи утра был невероятно спокойным, и го-родское освещение не мешало созерцать звёзды в сотнях световых лет от Земли. В общем, было здорово.

   И около часа ночи, после ста двадцати минут тайных визуальных астрономических наблю-дений Лёня вдруг захотел иметь сверхмощный телескоп. «Я мог бы видеть всю Вселенную; а если сделать мой телескоп многофункциональным, я бы мог даже фотографировать небо в радиоволнах, инфракрасном свете, ультрафиолете, гамма-лучах и даже рентгене. Эх, я бы стал самым знаменитым человеком в мире... – думал Лёня. – О! Сегодня (ведь я уже проскочил полночь) надо будет зайти к Эдмунду Мечиславовичу и подкинуть ему эту идею...»

   На Лёню сильно подействовал увиденный им вечером фильм о познании космоса, в кото-ром рассказывалось, как люди смотрят на звёзды и галактики, как исследуют глубины миро-здания, даже что они думают о мироздании в целом. Фильм был снят великолепно, особен-но если учесть, что девяносто процентов в нём составляла сверхкачественная компьютерная анимация, и очень понравился Лёне.

   Этот последний, вдоволь насмотревшись на звёзды и намечтавшись, свалился с подоконни-ка в заранее рассчитанную область на кровати, стоявшей прямо под окном, и быстро заснул. Ему снились звёзды... и супертелескоп...

   Теперь Лёне было с чем идти к Склянскому: супертелескоп пока ещё не изобретён, но все его имеющие место существовать элементы уже широко применяются астрономами; так что идея была замечательной... но появлялась одна маленькая проблема: где всё это достать?!

   Так что у Лёни, когда он шёл к Эдмунду Мечиславовичу, было весьма серьёзное и задум-чивое лицо, заинтересовавшее профессора.

   – Лёня, что с тобой? О чём ты думаешь, друг мой? Может, ты хочешь что-то сказать мне? – спросил Склянский через три минуты после того, как Лёня пришёл к нему в квартиру.

   Тот выложил профессору свою идею.

   – Это будет... грандиозно! – сказал Склянский. – А ведь это – только соединение уже изобре-тённых устройств в одно целое! Просто, как и всё гениальное!

   – Я даже почти придумал, как это всё будет устроено, – сказал Лёня. – Пусть все типы теле-скопов соберутся в один прибор, управляемый компьютером и оснащённый камерой. Надо только придумать, как всё это осуществить и уместить в одну трубу конического сечения. Вы ведь сможете? – Склянский почувствовал почти умоляющий взгляд на своём лице. Да уж, серьёзная задачка...

   – Ладно, Лёня, – сказал профессор. – Давай вместе сделаем твой супертелескоп.

   – Давайте, – Лёня лишь слабо улыбнулся, хотя в душе хотел от восторга прыгать до неба.

   – Сначала надо понять, что нам нужно, – сказал Склянский. – Так... Инфракрасная, ультрафио-летовая, рентгеновская, радио– и гамма-установки, обычный телескоп с большим увеличением, маленький компьютер и небольшая видеокамера... и всё это вместе... Нет... Я знаю!

   – Что? – оживился Лёня, заёрзав на диване.

   – Надо строить не составной прибор, а единый, но со всеми этими функциями!

   – А как?

   – Может, сделать его электронным?

   – А что, вполне может получиться, – почесал подбородок Лёня.

   – Когда за дело? – для виду спросил Склянский.

   – Ммм... сейчас, – просто ответил Лёня.

   – Сперва надо понять, что вообще за штуку мы делаем, – рассуждал Склянский. – Потом нарисовать чертежи и составить инструкцию по изготовлению; затем – сконструировать и ис-пытать в полевых, вернее, городских условиях.

   – А почему в городских? – не понял Лёня.

   – Освещение в городе мешает восприятию света далёких звёзд, и именно поэтому некото-рые старинные обсерватории – что-то вроде астрономических научно-исследовательских ин-ститутов – закрылись.

   – Но наш район вполне тёмный, – возразил Лёня. – Я проверял...

   – ...Ммм... Ладно, давай работать, – сказал Склянский.

   Было решено, что «Аппарат – 4» (так был назван проект, пока неизвестно окончательное наименование прибора) будет многорежимной камерой с невообразимым увеличением, ко-торая будет работать на сверхмощном аккумуляторе, умеющем заряжаться как от розетки, так и от солнечных батарей, которые будут находиться на нижней стороне некоторых пере-ворачивающихся кусков обшивки будущего телескопа.

   Подробные чертежи изобретения и всех его частей были приготовлены за несколько дней при участии как Склянского, так и Лёни, и во все ночи этого периода последнего нельзя бы-ло оторвать от оконного стекла: Лёню так заворожили звёзды!..

   План изготовления новейшего чуда техники составлялся парочкой изобретателей ещё не-делю, – иногда непонятно было, что вообще делать с деталями. Но всё же и эта часть алго-ритма Склянского была выполнена.

   А затем началось самое сложное – поиск деталей. Ни Лёня, ни Эдмунд Мечиславович не знали, где можно найти, например, гамма-излучатель или там суперкомпьютер размером с небольшой будильник. Но с суперкомпьютером трудностей не возникло: Склянский сделал нечто, напоминающее «БСК – 1», но адаптированное для обработки данных с мегакамеры, которая, пожалуй, была самой главной и сложной по устройству частью телескопа, ведь она-то и должна содержать в себе гамма-, ИК-, УФ-, радио– и рентгеновскую лампы.

   Но Склянский с Лёней и тут нашли решение: на основании принципов работы нужных уст-ройств составили чертёж камеры, оказавшийся точнее предыдущего, и вдобавок снабдили его пространной пояснительной запиской, объясняющей, что это за камера, и что с ней надо делать. А чтобы её собрать, потребовалось купить и «прооперировать» горы дешёвой элек-троники, сделав из них сверхаппарат, не боящийся ничего, кроме физических повреждений и нехватки энергии. Денег пришлось затратить много, очень много, но Склянский совершенно не обратил внимания на то, что девяносто пять процентов его пенсии утекли. «Цель оправ-дывает денежные затраты», – думал он. Да, впрочем, так оно и было.

   Сборка телескопа продолжалась ещё две недели по причине того, что в суперкомпьютере, когда его подключали к камере, постоянно сбивался интерфейс и сгорали некоторые очень важные микросхемы. Но в конце концов два сверхсложных аппарата соединили и заключили в трубу на специальной стойке, которые были насквозь пронизаны проводами.

   Так идея, родившаяся в ночь на седьмое июля, была реализована и материализована во всех деталях лишь пятого августа две тысячи семнадцатого года, и об этом знали лишь двое людей, заинтересованных в этом.

   Для испытания выбрали ночь с шестого на седьмое августа: она, как сказали по телевизору синоптики, должна быть безоблачной. Но Склянский и Лёня приготовились ко всем погодным неожиданностям, но только морально, хотя их это устраивало.

   Тихонько зазвонил будильник. Лёня поспешно его выключил, чтобы не разбудить родите-лей. Полпервого ночи – идеальное время для астрономов. Именно между двенадцатью три-дцатью и часом ночи Склянский попросил Лёню прийти, а тот не хотел ослушаться.

   Итак, Лёня проснулся в половине первого, соорудил что-то на кровати, напоминающее его самого, бесшумно оделся, вышел из квартиры, аккуратнейшим образом закрыл входную дверь и позвонил в квартиру Эдмунда Мечиславовича. Вошёл.

   – Э-эй! – шёпотом сказал Лёня, вытирая ноги. – Профессор!

   Никто не отзывался.

   Лёня потоптался в прихожей, а потом прошёл в комнату. Склянский спал, облокотившись на трубу телескопа, по размерам напоминающего обычный, но с красной кнопкой на обшив-ке (чтобы фотографировать) и шнуром с вилкой (чтобы заряжать), а также с индикатором заряда и переключателями режимов и увеличения. Кстати, индикатор мигал, возмущённо на-поминая, что телескоп заряжен по полной. Лёня вытащил провод из розетки, и тут Склянский проснулся.

   – А, это ты, Лёня, – сказал он. – Ну что, будем испытывать?

   – Будем, – твёрдо сказал Лёня. – Кто первый к окуляру?

   – Давай лучше ты, – ответил Склянский. – Но сначала я настрою аппарат... ах да, я это сделал час назад... лучше объясню, как им пользоваться. В окуляр смотришь – раз. Два – если нажмёшь красную кнопку на левой части трубы, небо сфотографируется, и снимок вылезет из щели под кнопкой, куда я вставил пятьдесят листов фотобумаги. Справа от окуляра – ин-дикатор заряда (три) и переключатель режимов телескопа (четыре). Всё понятно?

   – Да.

   – Забыл: ещё увеличитель изображения – пять.

   – Понятно, – ответил Лёня, прильнул глазом к стёклышку и покрутил переключатель режимов, затем – вдавил до упора рычажок увеличения. Через полторы минуты он крикнул профессору: – Эдмунд Мечиславович! Там такое!..

   Профессор теперь сам стал смотреть в телескоп.

   – Ну ничего себе! Это надо сфотографировать в разных излучениях! – сказал он и понажи-мал на красную кнопку, каждый раз меняя режим. Фотографии вывалились из щели. – Эх, какая хорошая штука – поляроид. Ну почему он кажется людям устаревшим? Нет, и тебе надо сделать такие же, – добавил Склянский, обращаясь к Лёне, быстро снял то, что было на фотографиях первой партии, и вручил ещё шесть изображений Лёне.

   Там был... край Вселенной – просто радуга, но за которой ничего не было – сплошная чер-нота, совершенно непроглядная даже для супертелескопа «ТЭМ», что означало «Телескоп Электронный Многофункциональный».

   За час Склянский и Лёня сделали ещё тридцать снимков, поровну распределив их между собой. Испытание можно было прекратить и считать успешно проведённым только тогда, ко-гда Лёня захотел спать.

   Он вышел из первой квартиры, зашёл во вторую, помыл руки, разделся и лёг в кровать – досматривать свои счастливые сны, прерванные семьдесят пять минут назад звоном будиль-ника.

   На утро в Лёнином дневнике появилось вот что:

   "Запись ?4, 7 августа 2017, понедельник.

   Телескоп Эдмунда Мечиславовича превзошёл все мои ожидания. Это – супермашина. «ТЭМ» («Телескоп Электронный Многофункциональный») – вот то, что будет двигать прогресс астрономической техники.

   История создания:

   7 июля, 01:00 – моя идея.

   Тот же день, 14:30 – об этом узнаёт Эдмунд Мечиславович.

   Тот же день, 16:00 – готова идея устройства «ТЭМа».

   8 – 12 июля – чертежи.

   13 – 20 июля – инструкция по изготовлению.

   21 – 31 июля – поиск деталей.

   22 июля – 5 августа – сборка «ТЭМа».

   Сегодня, 00:35 – 01:45 – испытание...

   (Тут Лёня вклеил фотографии и подписал их.)

   ...Ну теперь Эдмунду Мечиславовичу дадут Нобелевскую премию?!"

  Глава 5

   После окончания работы над телескопом начался творческий кризис. Ни Склянскому, ни Лёне в голову не приходило ни одной идеи, что их сильно огорчало.

   А между тем время шло. Август ме-е-едленно тянулся, так что оба изобретателя заскучали. Лёня продолжал приходить к Склянскому, но теперь делал это в среднем раз в три дня. А в квартире номер один они оба часами сидели на диване, грустили и раз в полчаса горестно вздыхали. Им было скучно.

   Четыре великих изобретения пылились в гараже, и никому до них не было дела. А их создатели, похоже, про них забыли.

   Но однажды всё переменилось: у изобретателей появилась одна идея. Но вот какая?..

   Как-то раз Лёня опять зашёл к Склянскому, но газировки в холодильнике не обнаружил. Там стояла лишь бутылка апельсинового сока, так что Лёня, не задумываясь, вышел из кухни и направился прямо в комнату.

   Как обычно, Склянский с грустным видом сидел на диване и даже не повернул головы, когда Лёня вошёл и уселся рядом. Десять минут прошли в тоскливом молчании. Лёня думал о фруктах, Склянский – о личном кризисе. Вдруг Лёня сказал:

   – Я знаю, что мы можем сконструировать и испытать прямо сейчас.

   Склянский с минуту продолжал сидеть в прежней позе и с прежним выражением лица, но когда до него дошёл смысл сказанных Лёней слов, он повернул голову и сказал:

   – Повтори, пожалуйста. Я не расслышал...

   – Я знаю, что мы можем сконструировать и испытать прямо сейчас!

   – Да? И что же?

   – Я думаю, нам для весёлого времяпрепровождения нужно устройство, смешивающее соки, воду и лимонад в коктейли и ещё умеющее делать то же самое с целыми фруктами, разу-меется, свежими.

   – Что ж, идея неплохая, – сказал Склянский. – В другие моменты жизни я бы отказал, но сейчас, когда у нас настроение на нуле, нам нужен этот прибор. Я согласен. Что нам потре-буется?

   – Ну... – задумался Лёня. – Для начала – ёмкость, как в «ЭП – 1», но с перегородкой, в которой сделано отверстие, куда надо вставить сверхмелко режущую циркулярную пилу из не-ржавеющей стали, которая приводится в действие электричеством.

   – А что, вполне неплохо, – сказал профессор. – Думаю, часа за два изготовим. За дело?

   – Да.

   Быстро соорудили ёмкость, стойку для неё, перегородку, пилу (вернее, пилочку, ведь её диаметр составлял три сантиметра) и провода. Скрутили, свинтили, соединили. Через полтора часа уже было готово новое изобретение.

   – О! У меня как раз есть фрукты! – сказал Склянский, завинчивая последнюю гайку. – На них и испытаем.

   Лёня принёс яблоко, две груши, три мандарина и немного клубники, а ещё – во второй рейс до кухни – стаканы. Склянский загрузил в аппарат эти произведения растениеводства и нажал красную кнопку на боковой поверхности стеклянно-пластикового цилиндра, предвари-тельно воткнув вилку штепселя в розетку. Пилка заработала на полную мощность, превращая фрукты в смесь соков с мякотью. Скоро над перегородкой ничего не осталось, а под ней плескался оранжево-красный коктейль. Склянский снова нажал красную кнопку, и в под-ставленный им стакан потекло то, что получилось, а при ещё одном нажатии кнопки отвер-стие в ёмкости закрылось. Ещё два нажатия и стакан, – и уже Лёня получил и свою порцию жидкости.

   Выпили молча. Лёня, когда его стакан опустел, сказал:

   – Смесь соков из свежих фруктов называется «смузи», причём ягоды и овощи тоже можно использовать.

   – Отлично... Теперь у нас есть то, чем мы можем поднять себе настроение, – сказал Эдмунд Мечиславович. – Давай ещё!

   Они экспериментировали с разными наборами фруктов и ягод, а один раз Лёня к малине, чернике, мандаринам и груше вообще подсунул огурец! Ему вместе со Склянским было очень весело, но... всему есть предел. Когда за двенадцать попыток фрукты закончились, эй-фория изобретателей от найденного эликсира блаженства поугасла, хотя оставила свои сле-ды в их мозгах.

   – А всё же: как мы назовём наш новый аппарат? – спросил Лёня.

   – Допустим, «Смузиатор», – шутливо предложил Склянский.

   – Хорошо. До свидания. – Лёня пошёл к выходу.

   – Э-э... Э! Подожди, Лёня! – крикнул Склянский, бросаясь за ним. – Подожди! Прошу тебя, обещай мне одно...

   – Что? – спросил Лёня, держась за входную дверь квартиры.

   – Обещай мне приходить почаще.

   – Обещаю, – сказал Лёня и исчез.

   С Эдмундом Мечиславовичем они смузи пили и потом, но именно этот раз наиболее чёт-ко запечатлелся в голове у Лёни, который, придя домой, вот что начертал в своём блокноти-ке:

   "Запись ?5, 19 августа 2017, суббота.

   Новое изобретение нашего с Эдмундом Мечиславовичем гения – «Смузиатор» – успешно собрано и испытано на материале полукилограмма фруктов и ягод, одного огурца и двухсот миллилитров апельсинового сока. Вкусно было... эх!

   А ведь этот аппарат придумал я, и мы его собрали за полтора часа, а телескоп делали месяц! Вот что называется – хорошие идеи! И главное: они могут прийти в голову всем и каждому, но лишь некоторые могут их сформулировать и реализовать.

   Ну вот, до свидания, мой дорогой дневник, надеюсь, я ещё в тебе что-нибудь напишу, ко-гда мы с Эдмундом Мечиславовичем снова что-либо изобретём. Я всё ещё надеюсь, что ему дадут Нобелевскую премию, может, так и случится, но только потом, ведь он её заслужил. Пока!"

  Глава 6

   «Смузиатор» подкреплял настроение Лёни и Склянского в течение ещё двух долгих недель. Но вот Лёня пошёл в пятый класс школы, и теперь они со Склянским должны были видеться лишь по воскресеньям, ибо первую половину дня у Лёни занимали уроки, а вторую – музыкальная школа и домашние задания, и у него уже не оставалось времени и сил, чтобы ещё и видеться с изобретателем, поэтому Склянский впал в депрессию. «Смузиатор» уже не помогал. Нужно было что-то новое.

   Родители Лёни уже совсем не противились его дружбе с Эдмундом Мечиславовичем, и их насторожило, что их сын после начала учебного года перестал ходить к профессору. Они мягко допросили Лёню и поняли причину: он физически мог ходить к Склянскому лишь в воскресенье, но, так как думал, что одного дня в неделю мало, и что у профессора всё равно будет скверное настроение, не хотел ходить и в выходные. Родители посовещались между собой и развели руками: они бессильны что-то сделать. Оставалось лишь надеяться, что Лёня каким-то образом преодолеет им же сооружённый психологический барьер внутри се-бя. Однако вероятность подобного исхода была чрезвычайно низкой.

   Лёня сам понимал, что он поступает не слишком правильно: раньше он мог видеться со Склянским хоть каждый день, но теперь шесть из семи возможностей пропали, а Лёня отка-зался и от седьмой. Он хотел большего, чем имел, поэтому и был максималистом. Лёня по-считал себя обиженным школой и с середины сентября стал делать домашние задания спустя рукава. Его успеваемость поползла вниз. Родители встревожились: что случилось с их сыном, в начальной школе бывшим отличником по всем предметам? Что произошло? Они догадались, что Лёня тоскует по Эдмунду Мечиславовичу, и решили путём осторожного раз-говора сломать барьер между ним и квартирой Склянского.

   – Лёня, иди сюда! – раздался голос папы.

   Лёня, только что допивший свой чай, проследовал в комнату. Там на большом диване (ес-ли честно, на о-о-очень большом) сидели родители и пристально, но дружелюбно на него смотрели.

   – Что случилось? – спросил Лёня.

   – Мы знаем, что тебе не хватает общества твоего учёного, – проговорила мама. – Тебе с ним было интересно и весело, тебя тянуло в его квартиру. Так почему сейчас ты не жела-ешь идти туда?

   Лёня сел на диван между родителями и ответил:

   – У меня есть две причины: первая – у меня забрали восемьдесят пять процентов возмож-ностей и желания ходить к Эдмунду Мечиславовичу, а оставшиеся пятнадцать – слишком мелкая для меня валюта, чтобы ею пользоваться; вторая же – у нас нет идей для изобрете-ний. Я даже вывел уравнение привязанности к какому-нибудь человеку или месту: вычисля-ются дробные показатели возможностей и желания, и с ними делаются определённые опе-рации.

   – Какие? – спросил папа.

   – Всё зависит от желания: если оно меньше пятидесяти процентов, на него умножается (ведь когда умножаются числа меньше единицы, результат ещё меньше); если оно больше половины, оно прибавляется. Если половина... тоже прибавляется. Но возможность тоже име-ет значение. Если желание маленькое, и возможность – тоже, то умножается один раз. Если возможность большая, умножается дважды. Если же желание больше половины или равно ей, оно делится на возможность, если последняя маленькая, или прибавляется к ней, если та больше половины.

   – А в твоём случае – что? – поинтересовалась мама.

   – Возможность ходить и желание – одна седьмая, четырнадцать с лишним процентов. Если их перемножить, получится одна сорок девятая – где-то ноль целых две сотых – коэффициент привязанности.

   – Как интересно... – язвительно сказал папа, но замолчал после взгляда супруги, который, как лазер, мог при такой напряжённости проделать дырку в бетоне.

   – Лёня, мы знаем, что ты стал плохо учиться: десять троек за неделю – это никуда не го-дится, – сказала мама. – Я думаю, что ты намечтал себе, что школа тебя обидела. Пожалуйста, сними с себя этот негативный настрой и старайся учиться хорошо! Забудь свою мнимую обиду и ходи к изобретателю даже несмотря на то, что вам нечего делать! Ходи по воскре-сеньям, и всё будет хорошо!

   После этого выступления наступила звенящая тишина: папа удивлённо смотрел на жену – блистательного оратора, она глядела в окно, Лёня же смотрел вниз.

   – Ну? – спросил Лёню папа.

   – Я подумаю, – ответил тот и вышел из комнаты.

   – Ты куда? – крикнул папа.

   – Хочу ещё чаю! – донеслось с кухни.

   После этого разговора Лёня подтянул учёбу и снова стал отличником, обилием пятёрок компенсируя четвёрки и тройки, полученные в период замкнутости. У него появился шанс возродить свои пятёрки в четверти. Родители были довольны.

   Но о Склянском Лёня или не вспомнил, или из-за своего максимализма продолжал игно-рировать воскресенья, когда можно пойти к профессору. Но Лёня знал, что идей всё равно нет, и придумывать их – бесполезное занятие.

   Всё своё время он теперь отдавал учёбе. Перестал наслаждаться радостями жизни: не смотрел телевизор, не играл в свой смартфон, не ел конфеты и не пил лимонад. Лёня стал невероятно серьёзным, так же смотря на жизнь, как и на себя. Лишь к концу сентября ро-дители заметили это и встревожились, но пока ничего не предпринимали.

   А Лёня, когда у него были приступы излишней строгости к себе, письменно общался со своим блокнотом. Там с пугающей регулярностью стали появляться его пессимистичные за-писи:

   "Запись ?6, 24 сентября 2017, воскресенье.

   20 дней не был у Эдмунда Мечиславовича. Последний раз мы с ним виделись в позапо-запрошлое воскресенье. Идей для изобретений или дурачеств нет. Скучно.

   Подсчитал, что с Эдмундом Мечиславовичем мы виделись всего семьдесят три раза. В его квартиру я заходил шестьдесят один раз. Мы с ним в общей сложности сказали до этого момента друг другу около двенадцати тысяч слов – примерно поровну на каждого.

   Что выйдет из моего психобойкота, – узнаю позже...";

   "Запись ?7, 29 сентября 2017, пятница.

   На прошлой неделе учился неважно: пятёрки – тридцать процентов, четвёрки – сорок, тройки – тридцать. На этой неделе показатели улучшились: «отлично» – девяносто пять процентов, «хорошо» – пять процентов, «удовлетворительно» – ноль.

   Продолжаю игнорировать воскресенья.

   Сегодня узнал, что такое гравитационный радиус (это характеристика у космического тела; если оно сожмётся так сильно, что его радиус станет меньше гравитационного, оно станет чёрной дырой). Узнал, что у Солнца он – где-то три километра, а у Земли – около девяти миллиметров, и по аналогии решил рассчитать его у Луны. Получилось число, означающее: пятьдесят четыре с половиной микрона. Мелко, да? И как же уместить семьдесят три с по-ловиной квинтиллиона тонн в шарик объёмом меньше того, которым пишут ручки?! Это большая загадка...";

   "Запись ?8, 1 октября 2017, воскресенье.

   Очередной раз игнорирую выходной. Гуляю или занимаюсь ничем (то есть ничего не де-лаю)... Мне скучно. А идей нет..."

   Да, Лёне было скучно. Но он находил в себе силы говорить всем, что чем-то занимается, хотя и не знал – чем. Перед ним стояла дилемма: или продолжать бойкот, объявленный Склянскому, или пойти к профессору и всё уладить. Пока Лёня ничего не выбрал. Хотя, воз-можно, когда-нибудь и выберет...

   Определённые причины подсказывали Лёне выполнять и первое, и второе условие дилем-мы, но он сам затруднялся склониться к какому-либо из них. Его подсознание было за во-зобновление отношений с профессором, но сознание решительно против этого протестовало. Так что Лёня не знал, что ему делать, как жить дальше.

   Профессору тоже было несладко.

   Лёня не бывал у него уже целый месяц, и это сказалось на здоровье старика.

   Третьего октября, когда Склянский тихо праздновал печальную дату – месяц бойкота с при-ятелем на полвека моложе, депрессия обострилась. Профессор захандрил и лёг в кровать.

   Скоро его стало тошнить от голода. Склянский поел немного и снова лёг. К нему пришли мысли о Лёне, об их встречах, открытиях, радости... И вдруг всё это исчезло. На этой мысли профессору стало плохо.

   Вдруг... случилось то, чего он никак не ожидал...

   К дому подъехала «скорая», что было настолько редким явлением, что все жильцы первого яруса девятиэтажки (включая и Лёнину семью) высыпали на улицу.

   – Кто? Кто? – спрашивал Лёня у всех и каждого.

   – Не знаю. Какой-то старик... – ответил врач.

   – Из какой квартиры?

   – Из первой... Ты с ним знаком?

   – Да, – еле выдавил Лёня.

   – Удивляюсь, как он ещё успел нас вызвать, – сказал врач, пока вся необходимая группа высаживалась из машины белого цвета с красными полосками, крестом, номером «63» и мигалкой. – Ты можешь открыть дверь его квартиры?

   – Да, – сказал Лёня. – Пройдёмте.

   Протиснувшись сквозь толпу из нескольких десятков хомо сапиенс, врач, медсестра и фельдшер в синих комбинезонах проследовали за Лёней к квартире ?1.

   Мальчик постоял у входа, пока камера в глазке его осматривала, и дверь открылась. Группа проследовала внутрь. И тут Лёня увидел Склянского...

   Старик лежал на диване в ближнем правом углу комнаты. Его сердце билось раз в не-сколько секунд. Он был без сознания, но дышал – вдох на один удар сердца, выдох – на следующий.

   – Уносим, – сказал врач, пока медсестра и фельдшер укладывали доктора наук на носилки. – Кстати, как его зовут, вообще, кто он? – спросил врач Лёню.

   Тот рассказал всё, что знал о профессоре.

   Врач хмыкнул.

   – А в какую больницу вы его повезёте? – спросил Лёня у удалявшейся группы.

   – В ближайшую... которая через два квартала... – услышал он в ответ.

   Пиканье электрокардиографа...

   Кто-то небольшой в белом халате у кровати...

   Глаза открываются...

   Лёня... Что?

   Эдмунд Мечиславович проморгался и сфокусировал взгляд на Лёне в халате на синей футболке цианистого оттенка, сидящего у постели учёного.

   – Где я? – спросил Склянский.

   – В больнице, – ответил Лёня.

   – Ты как здесь оказался?

   – Пришёл с родителями.

   – А где они?

   – В приёмном покое. Я не хочу пока Вас с ними знакомить. Когда поправитесь – обяза-тельно.

   – Спасибо, – сказал профессор и расслабился под белым одеялом. – Что со мной произош-ло?

   – Сердечный приступ из-за продолжительной депрессии, – ответил врач, появившийся в дверях палаты. – Извините, молодой человек, время посещения вышло, – обратился он к Лёне.

   Тот безропотно поднялся с низкого табурета.

   – До свидания, – сказал он и вышел.

   Склянский посмотрел ему вслед.

  Глава 7

   Через неделю профессора выписали, и он вернулся в дом. Лёня узнал об этом немедлен-но и зачитал профессору свою последнюю запись:

   "Запись ?9, 3 октября 2017, вторник.

   У Эдмунда Мечиславовича случился сердечный приступ. Во всём была виновата депрессия, начавшаяся, когда я стал игнорировать его общество. Хотя идей для изобретений всё ещё не появилось, я теперь стану к нему ходить.

   Сегодня навестил его в больнице. Он пришёл в себя. Думаю, он скоро поправится."

   – Спасибо, Лёня, – сказал Склянский, услышав эту запись.

   – Но это ещё не всё, – произнёс Лёня. – Можно ручку? Спасибо, – поблагодарил он и снова начал писать. Через три минуты он уже зачитывал свой новый опус:

   "Запись ?10, 10 октября 2017, вторник.

   Я всё же нашёл время и сделал все уроки пораньше, чтобы повидать профессора. Его вы-писали, и он вернулся.

   Теперь буду ходить к нему по меньшей мере два раза в неделю. Может, появятся идеи для изобретений..."

   – Спасибо, Лёня, – сказал профессор. – Ты самый лучший ассистент, с которым я когда-либо работал. Спасибо тебе. Ну что, давай придумывать идеи?

   Но в этот раз они ничего так и не придумали.

   А идея вскоре подвернулась.

   Однажды Лёня сидел дома и рассматривал всё подряд. Его глаза видели мелкую внеш-нюю структуру практически всего, что он рассматривал, и это его радовало.

   «Как хорошо, что природа наделила нас глазами, – думал Лёня. – Это небывалые камеры с разрешением в сотню мегапикселей, которые на свету видят и маленькие объекты, но всё же они не способны различить частицы пыли и всё то, что помельче них. Специально для этого человек изобрёл лупу и микроскоп. Но даже у последнего есть предел видимости. Оптический микроскоп бессилен, чтобы различить объекты меньше полумикрона, а электронный... у него предел – несколько десятков пикометров, но всё же он способен видеть атомы, но как бы издалека. А если сделать такой микроскоп, который способен разглядеть даже элементарные частицы или, если уж на то пошло, кварки, из которых состоят все частицы, кроме электрона и некоторых других? О! Это гениальная идея для изобретения! Надо срочно доложить профессору...»