Текст книги "Гений (СИ)"

Автор книги: Данил Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Глава 1

   В доме никто не заметил, как он приехал. Да и он не увидел, что это кто-либо заметил.

   Его звали Эдмунд Мечиславович Склянский, ему было шестьдесят лет, и он только что от-правился на пенсию. Его лицо было усеяно редкими морщинами, а лысину на макушке ок-ружали белые волосы.

   Он приехал в пятницу, девятого июня две тысячи семнадцатого года, в тихое время – ут-ром. Вернее, не приехал, а пришёл – в бежевой кофте, резиновых штанах и стоптанных кедах тридцать девятого размера, с чемоданчиком стального цвета в левой руке и выцветшей кеп-кой – в правой. Когда он заходил в подъезд, ему пришлось чуть-чуть нагнуться: его рост со-ставлял сто восемьдесят три сантиметра.

   Раньше Эдмунд Мечиславович был профессором и доктором физических и химических наук, да и сейчас был: учёные степени с него не сняли. Последнее время он преподавал в одном провинциальном университете, откуда его быстро отправили на пенсию в размере двадцати тысяч рублей. Он переехал в Красноярск и купил здесь однокомнатную квартиру на все свои предыдущие сбережения. Он мечтал заняться анонимными исследованиями и изобретательством, а раньше (примерно месяц назад) желал открыть сосисочную, но вскоре понял, что это нерационально.

   Так вот, Эдмунд Мечиславович появился в доме в пятницу. Просто возник, можно сказать, ниоткуда, но, как выяснилось, вначале попал в никуда. Просто зашёл в подъезд, поднялся по пяти ступенькам, открыл дверь квартиры номер один, зашёл, закрылся... и больше ничего не известно. Что он там делал в этот день. А вот на следующий...

   Ему принесли пенсию. Он её принял и потом пошёл проверять почту.

   Ящики, куда клали почту, были вывешены в подъезде из расчёта один ящик на двенадцать квартир, что причиняло людям некоторое неудобство. Но никто ничего не мог изменить.

   Итак, Эдмунд Мечиславович вышел из квартиры и направился к ящикам. Прошёл мимо квартиры номер два, как вдруг оттуда выскочил мальчик лет десяти. Склянский обернулся.

   – Здравствуйте, – вежливо сказал мальчик и спросил: – А это Вы поселились в первой квар-тире?

   – Ну, я, – ответил Склянский. – А что?

   – Просто спросил, – ответил мальчик и направился к выходу из подъезда.

   – Как тебя зовут? – спросил вдогонку Склянский.

   – Лёня... Лёня Шклярский... – ответил мальчик, выходя, не оборачиваясь.

   Эдмунд Мечиславович повернулся к ящику и достал оттуда три научных журнала, которые выписывал.

   В воскресенье всё повторилось, но Лёня на этот раз спросил, правда ли то, что Склянский вроде как «важная научная шишка». Эдмунд Мечиславович, вышедший, чтобы проверить по-казания электросчётчика, обнулённые после отъезда старых хозяев квартиры, ответил Лёне утвердительно. И, как в субботу, Лёня вышел из подъезда на пятнадцатой секунде диалога. Только после этого Склянский начал к нему присматриваться.

   Через неделю Лёня и Эдмунд Мечиславович уже подружились. Склянский обратил внима-ние на загоравшийся в парне стотридцатипятисантиметрового роста и неказистой комплек-ции интерес к делам профессора после того, как семнадцатого числа Лёня у него спросил: «А чем Вы занимаетесь?» Эдмунд Мечиславович не хотел афишировать свои исследования, поэтому тогда ответил, что занимается различными делами, научными и не очень. Лёня, как обычно, выслушал ответ и вышел на улицу.

   А девятнадцатого июня парень захотел прийти к Склянскому в гости. Тот в недоумении сопротивлялся, но в четверг, двадцать второго числа, всё-таки согласился. И даже решил по-казать Лёне прибор, который сам придумал, но пока ещё не доделал, хотя начал его соби-рать ещё в понедельник.

   И в пятницу, двадцать третьего июня, около четырёх часов дня Лёня позвонил в дверь квартиры Склянского. Тот открыл, а Лёня вошёл, вытер ноги и, посмотрев на Эдмунда Мечи-славовича, спросил:

   – А как Вас зовут?

   Склянский назвался. Лёня спросил ещё раз:

   – А что сейчас?

   – Хмм... Э-э-э...

   «Да, действительно, а что сейчас? – лихорадочно думал Склянский. – Ладно, сначала напою его чаем, а потом покажу прибор. Хорошо, что я успел его доделать час назад.»

   – Э-э-э... Сейчас, друг мой... Хочешь чаю или газировки?

   – Газировки! – ответил Лёня.

   «Никогда не понимал: почему они так любят эту кислотную отраву?» – подумал профессор, доставая из холодильника непочатую пластиковую бутылку. Лёня уже сел за стол в малень-кой кухне, где, кроме холодильника, стояли также буфет, плита и чайник.

   – Стаканы в буфете, – сказал Склянский, ставя на стол бутылку с коричневой жидкостью и огромным количеством пузырьков. – За собой помоешь. Только не разбей. Бутылку поставишь в холодильник. А я пока подготовлю свой прибор к испытанию.

   У Лёни загорелись глаза, и он энергично закивал.

   Через три минуты он уже вошёл в комнату довольно скромных размеров, где профессор возился с... холодильником гигантского объёма, занимавшим примерно треть комнаты. Раз-меры стороны, на которой была дверь, лишь немного превосходили те, что имел обычный холодильник. Всё дело было в длине этого рефрижератора. Если обыкновенный имеет длину максимум полметра, то этот... метра четыре, если не больше.

   – Ну и махина! – восхищённо воскликнул Лёня.

   – Цыц! – сказал Склянский. – Это не «махина», как Вы, Леонид Арнольдович, изволили выра-зиться, а агрегат, способный совершить революцию в криохимии.

   – Что такое криохимия? – тут же спросил Лёня.

   – Это слово я сам придумал, добавив к «химии» корень «крио», обозначающий «холод» по-гречески.

   – Так это настоящий холодильник?

   – Не просто настоящий холодильник, а... суперхолодильник!

   – Круто!

   – И научно, – добавил Склянский.

   – А когда испытание?

   – Через три минуты. В крайнем случае – через пять.

   – Пойду ещё выпью газировки, – сказал Лёня, на время удаляясь.

   Через четыре минуты из комнаты послышалось:

   – Леонид Арнольдович! Вас долго ждать?

   – Иду! – крикнул в ответ Лёня, залпом допил третий стакан газировки, спрятал бутылку в холодильнике, сунул то, из чего пил, в раковину («Ничего, сам помоет») и поспешил на испы-тание.

   Склянский стоял перед дверью своего рефрижератора, облачённый в некое подобие ска-фандра.

   – А зачем... спецодежда? – спросил Лёня.

   – Мы отправимся внутрь холодильника.

   – Мы не замёрзнем?

   – Нет. Мы совершим научную революцию. Твой скафандр на диване.

   Лёня повернул взгляд на шестьдесят градусов вправо. На жёлто-зелёном полосатом диване лежал термокостюм в полтора раза меньше того, что был на Эдмунде Мечиславовиче.

   – Ну же, время идёт, – сказал Склянский.

   Лёня кивнул и стал надевать экзотический наряд. Через несколько минут удалось туда влезть, естественно, не без помощи Склянского.

   – Ну, начнём! – сказал Эдмунд Мечиславович и открыл дверь суперхолодильника...

   Внутри была сверкающая пустота, и белые ледышки свисали с потолка и со стен. В даль-нем конце было круглое окошечко. Лёня заметил, что внутренний размер помещения между дверью и окошечком поменьше, чем внешний – всего холодильника, и спросил об этом профессора. Тот ответил, что за окошечком и будет самое интересное.

   – А что будет? – полюбопытствовал Лёня.

   – Увидишь.

   Парочка крионавтов (тоже термин Склянского) подошла к стене с окошечком. Склянский открыл два экрана – слева и справа от отверстия, заделанного стеклом. Лёня стал смотреть на левый, а Склянский – на правый.

   – А что будет-то? – не унимался Лёня.

   Эдмунд Мечиславович не ответил и нажал в центр своего монитора. В окошечке было видно, как манипулятор поставил на белое возвышение прозрачную баночку.

   – А что там? – вопрошал Лёня.

   – Гелий, – ответил Эдмунд Мечиславович, будто не замечая приставаний Лёни.

   Тот замолчал, а Склянский сказал:

   – Сверху на дисплее ты увидишь температуру там, а ниже – состояние частиц газа в банке.

   – А какова температура здесь?

   – Сейчас – плюс пятнадцать градусов.

   – А зачем нам скафандры?

   – Мой прибор несовершенный, поэтому при сильном охлаждении того помещения про-изойдёт большой нагрев того, где мы сейчас, но, так как это герметичный отсек, температура в комнате, где стоит холодильник, не повысится.

   – А сколько градусов может быть здесь? – спросил Лёня.

   – Ну-у... по моим расчётам... где-то... плюс сто пятьдесят, – терпеливо ответил Склянский.

   – Ничего себе!

   – Итак, эксперимент начинается... – Склянский нажал в угол экрана. – Начинается... сейчас!

   На дисплеях стали видны температура и схема расположения атомов гелия в банке. Пока-зания электронного термометра быстро поползли вниз.

   Минус десять... тридцать... пятьдесят... восемьдесят... сто...

   Ничего не происходит.

   Минус сто двадцать... сто пятьдесят... сто восемьдесят... двести...

   Лёня почувствовал, что стало жарче.

   – Эдмунд Мечиславович, сколько сейчас градусов тепла? – шёпотом спросил он.

   – Плюс сто двадцать. Не касайся лицом стекла в шлеме, – так же тихо прозвучал ответ справа.

   Минус двести двадцать... двести тридцать... двести сорок...

   Температура скафандров едва заметно повышалась.

   Минус двести пятьдесят... двести шестьдесят... двести шестьдесят пять...

   – Сейчас гелий станет жидким, – сказал Склянский.

   Минус двести шестьдесят семь... двести шестьдесят восемь... Частицы сблизились, но оста-вались в таком же беспорядке... Минус двести шестьдесят девять градусов... Гелий стал жидким.

   – Есть, – чуть слышно прошептал Эдмунд Мечиславович, но Лёня услышал.

   – Что, уже всё получилось?

   – Нет, самое интересное ещё впереди. Гелий ведь не твердеет при нормальном давлении и абсолютном нуле.

   – Совсем не твердеет?

   – Совсем, – ответил Склянский. – Но я заставлю его это сделать.

   – Как?

   – Я изменю температуру абсолютного нуля, передвину ещё дальше этот предел холода.

   – Вы серьёзно, профессор?

   – Да, – в голосе Эдмунда Мечиславовича слышалась непоколебимая решительность.

   Минус двести семьдесят один... двести семьдесят два... двести семьдесят два с половиной... ну... двести семьдесят три...

   В скафандрах стало жарко.

   – Ничего, потерпим, – сказал Склянский.

   Минус двести семьдесят три целых одна десятая градуса... одиннадцать... тринадцать... че-тырнадцать сотых...

   – Сейчас будет точка абсолютного нуля там и плюс сто пятьдесят – здесь, – сказал Эдмунд Мечиславович.

   Есть... Поступательное движение молекул прекратилось. Стало очень жарко. Склянский и Лёня включили охладители скафандров на полную мощность. Эдмунд Мечиславович ещё сказал, очевидно, обращаясь к компьютеру холодильника:

   – Включить ультракриогенератор! Мощность сто десять процентов!

   Томительные секунды ожидания, долгие, как эоны... Прошла минута... а может быть, веч-ность...

   – Должно же работать... – сказал Склянский.

   И... получилось. Минус двести семьдесят три целых пятнадцать сотых и... одна миллиардная доля градуса! Две, три, четыре миллиардных!

   – Ура!!! – во весь голос выкрикнули Склянский и Лёня.

   – Но сейчас мы сделали только половину работы, – добавил Эдмунд Мечиславович уже нормальным голосом. – Мы пока только сжижили гелий и продвинулись ниже старой отметки предела холода, а осталось ещё сделать гелий твёрдым и добраться до новой отметки абсолютного нуля.

   Время очень медленно тянулось. Абсолютный нуль чуть быстрее продвигался вниз.

   Наконец, при температуре минус 273,1546 градуса атомы гелия собрались в некое подобие кристаллической решётки и образовали что-то вроде бруска светлого материала.

   А охладить пространство ниже минус 273,1612 градуса не получилось: ультракриогенератор сломался.

   Склянский поспешно потыкал по экрану, видимо, возвращая прежнюю температуру обеим частям холодильника, и два человека в плавящихся уже скафандрах бросились наружу.

   Когда спецодежда охладилась и затвердела, они её стянули, и Лёня сказал:

   – Ну и приключение было!

   В этот день Лёня пришёл домой в половине шестого. Отыскал чистый блокнотик и напи-сал:

  "ЛИЧНЫЙ ДНЕВНИК

  ШКЛЯРСКОГО ЛЕОНИДА АРНОЛЬДОВИЧА,

  родившегося 20 июня 2006 года нашей эры.

   Запись ?1, 23 июня 2017, пятница.

   С 10 июня знаком с Эдмундом Мечиславовичем Склянским, профессором и доктором фи-зических и химических наук, приехавшим в квартиру ?1 по соседству с моей 9 июня.

   Сегодня мы делали гелий твёрдым и передвигали планку абсолютного нуля. Температура плавления гелия при нормальном давлении теперь -273,1546 градуса, а абсолютный нуль – -273,1612 градуса. Мы совершили революцию в науке и технике (вернее, это он всё совер-шил). Теперь я хочу, чтобы ему присудили Нобелевскую премию, и чтобы он ей со мной по-делился.

   Следующая запись будет, когда я снова попаду к нему в гости. До новых встреч, мой до-рогой дневник!"

  Глава 2

   – А он нормальный человек? – опасливо спросила мама Лёни, когда узнала о его знаком-стве с профессором.

   – Самый нормальный в мире, – уверенно ответил Лёня.

   – А мы, по-твоему, что, ненормальные? – сказал папа Лёни.

   – Нет, вы – вне конкуренции, но сразу за вами идёт он, – выпутался Леонид.

   – Понятно, – в один голос протянули родители.

   – Ладно, мы можем тебе позволить общаться с этим учёным. Но только возвращайся по-раньше, – сказал папа Лёни.

   – Спасибо! – радостно воскликнул парень. – Теперь я всегда буду съедать лук в супе!

   Родители переглянулись и засмеялись. Лёня их поддержал.

   Но в следующий раз попасть к Склянскому получилось у Лёни лишь в воскресенье, когда он, Лёня, сказал родителям, что идёт гулять, но из подъезда не вышел, а позвонил в квартиру профессора.

   Сейчас ритуал принимания гостя прошёл чуть более тепло, чем в прошлый раз, и Лёня успел выпить пять стаканов газировки, прежде чем спросил о делах научных. Профессор от-ветил, что с момента испытания рефрижератора он работает над новым изобретением, а хо-лодильник перетащил в пустой гараж неподалёку.

   – А чей это гараж? – спросил Лёня.

   – Мой. Я его купил вместе с квартирой, – ответил Эдмунд Мечиславович.

   – А-а, – сказал Лёня. – А что это за новый прибор, над которым Вы работаете?

   – Пойдём, покажу.

   Лёня быстро допил газировку, и приятели, сильно различающиеся по возрасту, проследова-ли в комнату.

   – Ну, и где он? – спросил Лёня, обшаривая глазами помещение.

   – Вот он, – ответил Склянский, показывая на то, что лежало на письменном столе у стены напротив входа.

   Они подошли ближе, и Лёня увидел этот прибор, окружённый отвёртками, винтиками, кус-ками резины и паяльником. Это был... браслет с полусферическим голубым стёклышком, ко-торое находилось примерно там же, где и циферблат у наручных часов, если надеть этот браслет. С одной стороны от стёклышка на белой металлической поверхности выделялась синяя кнопка, а с другой стороны – красная.

   – А как называется... это? – спросил Лёня.

   – Я ещё не придумал, так что расскажу пока о свойствах этого аппарата, – ответил Склян-ский. – Хотя... я в принципе уже знаю, как это должно называться: портативный суперкомпью-тер!

   – Вау! Ну и штуковина!

   – Это не просто штуковина, а универсальный справочник с поддержкой звука и голографи-ческого изображения!

   – Ну и ну! – изумился Лёня.

   – Но это пробный образец, так сказать, версия «ноль – один». Знает он меньше, чем... чем... речной планктон.

   – А разве планктон живёт в реке? – усомнился Лёня.

   – Да какая разница?! Главное, что объём содержащейся в памяти браслета информации составляет... э-э-э... всего несколько мегабайт...

   – А когда мы уже испытаем этот прибор? – спросил Лёня.

   – Давай сейчас, – ответил Склянский и сказал в направлении браслета, предварительно на-дев его на левое предплечье: – Вода! – и нажал на синюю кнопку.

   Стёклышко ещё сильнее налилось голубизной, а над ним появилось голографическое изо-бражение, и тут же заговорил не особенно приятный металлический голос:

   – Вода – H2O – жидкость без запаха, цвета и вкуса, имеет плотность один грамм на кубиче-ский сантиметр. При нуле градусов по Цельсию превращается в лёд, при ста градусах – в пар. Самое распространённое вещество в природе. Запасы воды на Земле – около одного миллиарда трёхсот шестидесяти миллионов кубических километров, из них: океаны – 1322000000 кубических километров, ледники – 29200000, грунтовые воды – более 8600000 ку-бических километров, реки и озёра – около двухсот тридцати тысяч, а водяные пары в атмо-сфере – тринадцать тысяч кубических километров. Гидросфера занимает 70,776 процента площади поверхности Земли. Воде принадлежит важнейшая роль в геологической истории планеты. Без воды невозможно существование живых организмов (около двух третей чело-веческого тела составляет вода). Это обязательный компонент практически всех технологиче-ских процессов как промышленного, так и сельскохозяйственного производства. Вода особой чистоты необходима в производстве продуктов питания и медицине, химическом анализе и новейших отраслях промышленности, таких как производство полупроводников и люминофо-ров, ядерная техника. Стремительный рост потребления воды и возросшие требования к ней определяют важность задач водоочистки, водоподготовки, борьбы с загрязнением и истоще-нием водоёмов.

   Последнее голографическое изображение исчезло вместе со звуком.

   Склянский стоял с написанным на лице желанием усовершенствовать изделие, а Лёня – с изумлением и восторгом, не отрывая глаз от браслета на руке профессора.

   – Это... это... – Лёня не мог подобрать слов, так что замолчал.

   – Ничего не говори, – сказал Эдмунд Мечиславович. – Это уже супервещь, просто в прими-тивной редакции.

   Через день, во вторник, Лёня опять попал к Склянскому. Тот сейчас работал над версией «ноль – два» своего браслета-суперкомпьютера.

   Теперь Лёня не останавливался на кухне, а зашёл прямо в комнату учёного. Тот сейчас паял очередную микросхему, сидя за столом спиной к Лёне, так что немного испугался звука шагов малолетнего рецензента его изобретений и чуть более резко, чем нужно, обернулся.

   – Здравствуйте, мой юный друг, – заговорил Эдмунд Мечиславович. – Вы заметили новый автоматический замок на входной двери квартиры?

   – Э-э-э... – Лёня вспомнил, что, когда он позвонил в дверь, глазок выдвинулся, внимательно вгляделся в Лёню, как видеокамера (а может, это она и была), и вернулся на место, а дверь открылась через две секунды. – Да, заметил.

   – Ну и славно. Извините, конечно, но «БСК – 1 – 0.2» ещё не готов.

   – А что означает «БСК – 1 – 0.2»? – тут же спросил Лёня.

   – «Браслет-СуперКомпьютер», модель первая, версия «ноль – два».

   – А-а, понятно. А когда будет готово?

   – В период от пяти минут до суток, – ответил Склянский, снова повернувшись к столу и вставляя законченную микросхему на место, тут же принимаясь за новую.

   Лёня пошёл на кухню и выпил больше половины бутылки лимонада. Потом направился в комнату, но Склянский ответил, что сам позовёт Лёню, когда всё будет готово. Лёня вздохнул и, снова оказавшись на кухне, допил бутылку и съел бутерброд, сделанный из подручных материалов. Только после этого он услышал из комнаты своё имя. И тут же помчался туда.

   Аппарат «БСК – 1» (версия 0.2) ничем не отличался от предыдущего, по крайней мере, с виду. Склянский, как и в тот раз, надел его на руку и сказал:

   – Теперь я загрузил туда несколько гигабайт информации о тысяче разных вещей. Ну что, будем испытывать?

   – Будем, – ответил Лёня. – Только можно я загадаю слово?

   – Конечно, – сказал Эдмунд Мечиславович. – Но только я его включу... – Склянский нажал на красную кнопку, а потом – на синюю. – Говори, Лёня.

   – Э-э-э... ммм... Соль!

   Над стёклышком появилась голограмма, и тот же стальной голос, но уже более приятный, сказал:

   – Соль (поваренная) – NaCl – хлорид натрия, бесцветное кристаллическое вещество, при мел-ком дроблении – белое. Растворимость тридцать пять целых семь десятых грамма в ста граммах воды при двадцати градусах по Цельсию. В природе поваренная соль распростра-нена в виде каменной соли (минерал галит), содержится в морской воде. Важная пищевая приправа; идёт на получение гидроокиси натрия, хлора, соды. Если вы хотите узнать другие значения данного термина, выберите область науки, в которой употребляется данный термин: химия или музыка. У вас есть одна минута на выбор, в противном случае браслет самопро-извольно отключится. Если вы хотите сейчас выключить файл, нажмите синюю кнопку; если вы хотите отключить браслет, нажмите красную кнопку...

   Браслет замолк, ибо Склянский послушался последнего совета и отключил «БСК – 1 – 0.2».

   – Ну как?

   – Супер! – ответил Лёня.

   – Это ещё что! В конечном варианте здесь будут десятки терабайт информации практиче-ски обо всём на свете! Извини, но на сегодня представление окончено.

   – Тогда я лучше пойду домой, – сказал Лёня, уходя из комнаты и направляясь к выходу из квартиры.

   Лёня решил не писать в дневник о браслете-суперкомпьютере до того времени, когда Склянский закончит последнюю версию своего инновационного устройства, так что пока не доставал блокнотик.

   Родители пытались выведать у Лёни, что на этот раз задумал «этот старый учёный», как выразился папа Лёни, но парень не раскрыл секрет и отвязался тем, что пообещал расска-зать, когда Эдмунд Мечиславович осуществит в полной мере свою затею.

   Так протекли ещё три дня.

   Настала суббота. Именно в этот день Склянский посоветовал Лёне приходить к нему на этот раз. И Лёня еле дождался назначенных даты и времени. Его разрывало желание при-ходить к Эдмунду Мечиславовичу ежедневно, ежечасно, ежеминутно, ежесекундно, ежемо-ментно. Но, увы, надо было ждать субботы. И Лёня дождался.

   Ровно в три часа пополудни в субботу, первого июля, Лёня позвонил в дверь к Склянскому, и она так же великодушно его впустила в квартиру учёного.

   Но на двери комнаты, где Склянский обычно работал, была табличка «Не входить!». Лёня подумал: «Что он там делает?» – и постучал. Ответа не было. Постучал посильнее. Послыша-лось мягкое: «Кто там?»

   – Это я, Лёня!

   – Входи, но табличку не снимай!

   Лёня вошёл.

   Какой беспорядок он увидел! Всё перерыто и разбросано, а в центре комнаты лежит... раскуроченный «БСК – 1»!

   – П-профессор, что это? – испуганно спросил Лёня у Склянского, сидевшего за своим столом под зелёной тканью лицом к двери.

   – Я, когда делал версию «ноль – три», немного перестарался с информационной ёмкостью, и в результате вышла бесконечная память. И тут «БСК – 1» захотел захватить мир, выдавая мне голограммы важнейших битв древности и Средневековья. Мы с ним боролись, и я разбил его пополам, вытащил из него все платы и сейчас заново их паяю, чтобы версии «ноль – четыре» и «один – ноль» получились просто с большой, а не бесконечной памятью. Вот так.

   – А-а, – сказал Лёня.

   – Давай наведём тут порядок, и я начну делать «БСК – 1 – 0.4», – сказал профессор.

   Уборка прошла быстро: уже через десять минут комната сверкала чистотой, а остатки ми-литаризованного браслета были перенесены на стол и сложены в две аккуратные кучки: час-ти корпуса в одну, электронная начинка – в другую. И Склянский приступил к работе, а Лёня наблюдал.

   К шести часам где-то три четверти плат и микросхем были закончены и вставлены в соб-ранный заново корпус. Только тогда Лёня удосужился глянуть на часы, откланяться и уда-литься.

   Он устал, но был удовлетворён до глубины души.

   И второго июля Лёня пришёл к Эдмунду Мечиславовичу в то же время суток.

   Камера впустила Лёню, но он не увидел Склянского дома. Мальчик заметил несколько книг на столе профессора и незаконченный аппарат рядом с ними в таком же беспорядке окружающих его инструментов.

   Лёня подошёл к столу и перебрал книги. Они оказались энциклопедией по компьютерам и всему, что с ними было связано. И тут Лёне в голову пришла одна идея. Он взял все семь томов, сел на диван и углубился в чтение. Через час он уже знал почти всё об электронике, а через полтора – всё, о чём было написано в энциклопедии. Первый пункт Лёниного плана был выполнен. После этого новоявленный программист сел за стол и... стал сам паять микросхемы! Всё было готово через полчаса, но Склянский ещё не пришёл. И только тогда Лёня увидел записку на стене над столом: «Лёня, если ты придёшь ко мне, наверное, ты меня не найдёшь. Я отлучился по делам. Буду поздно вечером, так что не жди меня. Ничего не трогай на столе!!! Газировки, извини, нет. Э.М.»

   Лёня хмыкнул и пошёл домой. Он уже выполнил свою тайную миссию.

   Наступил понедельник.

   У Лёни было много дел, так что в этот раз он не смог пойти к Эдмунду Мечиславовичу и решил отправиться к нему во вторник, что он и сделал.

   Склянский встретил Лёню как-то натянуто, без обычного дружелюбия, и, когда они вошли в комнату, сказал ему:

   – Я оставлял записку над столом?

   – Да, – ответил Лёня, понимая, к чему Склянский клонит.

   – Там было написано: «Ничего не трогай на столе!»?

   – Да.

   – А ты всё же поработал над «БСК – 1 – 0.4»?

   – Да.

   – Поздравляю. Всё работает, – и Склянский, перестав скрывать свой восторг, пожал Лёне руку. – Итак, это уже версия не «ноль – четыре», а «один – ноль»! Ты сделал чудо!

   – Спасибо, – просто ответил Лёня.

   В этот день он написал в блокнотике:

   "Запись ?2, 4 июля 2017, вторник.

   Работа над новым изобретением Эдмунда Мечиславовича – браслетом-суперкомпьютером – успешно завершена.

   25 июня – «БСК – 1 – 0.1». «Вода».

   27 июня – «БСК – 1 – 0.2». «Соль».

   1 июля – «БСК – 1 – 0.3». Битва Склянского и техники.

   2 июля – «БСК – 1 – 0.4/1.0». Я сделал это!

   Теперь я думаю, что Эдмунду Мечиславовичу точно присудят Нобелевскую премию, и он её со мной поделится.

   Дорогой дневник, на этом я кончаю запись. До встречи!"

  Глава 3

   Лёня сообщил родителям о БСК лишь пятого числа, когда вновь собрался к Склянскому под видом прогулки.

   – И главное: я сам доделал ему прибор! – рассказывал Лёня, сияя от гордости вместе с ро-дителями.

   – Ладно, иди, – наконец сказал папа Лёни, не скрывая улыбку.

   «Интересно, что профессор делает сегодня?» – думал сам Лёня, преодолевая двухметровое расстояние между второй и первой квартирами.

   Эдмунд Мечиславович тогда очень шумно собирал новый аппарат в виде прозрачной ём-кости с крышкой, стоящей на единственной ножке, поставленной на квадратную металличе-скую поверхность небольшого размера и привинченной к ней. К ёмкости подводился элек-тропровод, подключённый к удлинителю, так как розетка находилась далеко от аппарата. Видимо, его надо было подключать к ней, чтобы что-то получить. Но Лёня пока не знал, что делает это устройство. И он не стал мешать Склянскому доделывать своё творение, отпра-вившись в привычный уже ему вояж за газировкой.

   Через десять минут Лёня снова заглянул в комнату изобретателя. Тот отдыхал на диване, оставив в другом конце помещения свой аппарат, уже полностью готовый.

   – Здравствуйте, Эдмунд Мечиславович, – сказал Лёня. – А что это за новый прибор в даль-нем углу?

   – Здравствуй, мой юный друг, – устало ответил Склянский. – Это, возможно, самый необыч-ный аппарат из всех трёх, мною собранных!

   – А что он делает? – спросил Лёня. – Эту штуку же к розетке подключают, да?

   – Да, Лёня, да.

   – А что делает это устройство???

   – Переводит электричество в твёрдое, жидкое или газообразное состояние, часть его ис-пользуя для работы.

   – Что??? – Лёнины глаза раскрылись почти до полуметрового размера. – Вы хотите сказать...

   – Да, друг мой, да...

   – Вы уже пили электричество?

   – Пока нет.

   – А что, электричество – это вещество?

   – Нет.

   – А что тогда?

   – Поток отрицательно заряженных частиц – электронов, которые с большой скоростью плы-вут от отрицательного заряда к положительному.

   – И как Вы намерены сделать электроны... вещественными?

   – Они по проводу перетекут в ёмкость, а там я их и поймаю специальным устройством, а потом спрессую по своему желанию.

   – А когда это всё произойдёт? – спросил Лёня.

   – Да хоть сейчас, – с готовностью ответил Склянский.

   Он подключил свой прибор к розетке. Внутри ёмкости заплясали голубые молнии, и она сама стала наливаться голубым светом. Через какое-то время Эдмунд Мечиславович отклю-чил своё изобретение от электросети и сказал Лёне:

   – Хочешь мороженое, суп или духи из электричества?

   Лёню больше всего прельщало первое, и он высказал свои мысли Склянскому.

   – Отлично, – ответил тот, повернул стрелку на крышке ёмкости с электронами на отметку «твёрдое». Аппарат загудел, а незримое вещество начало преобразовываться в нечто белое. Когда процесс был завершён, Склянский нажал красную кнопку на крышке ёмкости, видимо, из какого-то прозрачного диэлектрика, не проводящего ток, и подставил под отверстие снизу сосуда тарелку. Туда вывалилась какая-то белая масса, по виду напоминающая... мороженое!

   – Ура! – быстро крикнул Лёня, в одну секунду добежал до кухни, взял там ложку, вернулся в комнату и остановился на прежнем месте, с надеждой поглядывая на Склянского. Тот сказал:

   – Надо бы тебе достать две тарелки и ещё одну ложку.

   Лёня всё принёс.

   Вдвоём они с Эдмундом Мечиславовичем накрыли стол и разделили поровну электриче-ское мороженое. Когда всё было готово, они посмотрели друг на друга, затем – в тарелки.

   Лёня сказал:

   – Может, Вы первый это попробуете?

   – Нет, давай ты, – ответил Склянский.

   – Нет, давайте Вы...

   – Я придумал: давай оба и одновременно, – предложил Склянский.

   – Давайте!

   Хорошо, что Склянский догадался, что нужно иметь приборы из диэлектриков, поэтому на всякий случай приготовил деревянные ложки и фарфоровые тарелки, тоже являющиеся ди-электрическими, а иначе... впрочем, Склянский об этом и думать не хотел.

   На вкус электромороженое оказалось похожим на обычное, но холод и сладость чувство-вались не так сильно, как у последнего. Вообще это и не было мороженым в истинном смысле слова, но вид, консистенция и вкус свидетельствовали об обратном. В общем, моро-женое из электричества понравилось обоим.

   – Так, твёрдая электроэнергия оказалась довольно вкусной, – сказал Склянский. – А жидкая?

   Процедура овеществления электричества повторилась, но уже с другим результатом. На этот раз вместо мороженого получилась белая жидкость чуть гуще, чем молоко, но жиже кефира. Её Склянский собрал в пластмассовые кружки подав после этого одну из них Лёне.

   Удивительно, но жидкое электричество оказалось со вкусом, средним между вкусами мо-лока и кефира, и плюс ко всему имело специфический привкус, придававший экзотическому напитку неповторимую прелесть.