Текст книги "Основная операция"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

За рулем замызганной, не привлекающей внимания «Хонды» сидел «Саша», который тоже очень обрадовался консультанту. Машина рванула с места и около часа колесила по улочкам и переулкам, причем посерьезневший «Дима» очень внимательно смотрел по сторонам и назад. Наконец они въехали в какой-то двор, водитель остался на месте, а «Дима» увлек Сливина в дальний угол, где имелся пролом в кирпичном заборе. Через несколько минут, уже в четвертом или пятом дворе, он открыл обитую железом дверь, за которой открылись уходящие в глубину каменные ступени.

Обалдевший от беготни по проходнякам Сливин подумал, что они попадут в какое-то зловещее подземелье. Но, пройдя через несколько захламленных комнат, напоминающих подсобки продовольственного магазина или склада, они оказались в небольшом ресторанном зале со сводчатым потолком и развешанными на голых стенах мечами, щитами, кольчугами и другими атрибутами средневековья. Из шести столиков накрыт был только один, и за ним сидел единственный посетитель – солидного вида мужчина лет сорока пяти с густыми черными волосами, смуглым лицом, усиками-стрелочками и живыми черными глазами. Увидев гостя, он исполнил обязательный ритуал широкой улыбки и поднялся навстречу, протягивая по восточной манере сразу две руки, которыми почтительно сжал вялую ладонь Сливина.

– Очень рад с вами встретиться, Василий Семенович, – без каких-либо признаков акцента сказал он. – Меня зовут Ахмед. Просто Ахмед, отчества у нас не употребляются.

Отправляясь на встречу, Сливин знал, что на этот раз его собеседником будет ответственное лицо, а не второстепенные фигуры. Ахмед сразу дал понять, что не собирается выдавать себя за гражданина США или европейских стран, и тем дезавуировал туманные намеки «Димы». Вести себя по-другому было бы просто глупо. Ведь мало-мальски сообразительному человеку ясно, что официальным сотрудником специальной службы любого государства может быть лишь представитель коренной национальности, и здесь внешность служит демаскирующим фактором.

– Сейчас стало гораздо легче работать, – доверительно, как хорошему товарищу, сообщил Ахмед. – Раньше не могли выйти из посольства – сразу же начиналась слежка. И уйти от нее было трудно… Впрочем, везде так. У нас еще хуже…

Он рассмеялся и кивнул неподвижно стоящему «Диме». Тот разлил по рюмкам кристально прозрачный «Абсолют», а после второго кивка мгновенно исчез.

– У меня есть дополнительное условие, – сказал Сливин и устыдился своего неуверенного, подрагивающего голоса. Он откашлялся и упрямо повторил, стараясь придать тону необходимую твердость:

– Дополнительное условие, да.

– Мы выполним любые ваши пожелания, – улыбнулся Ахмед. – Но… на Востоке принято не сразу переходить к делам. Может, для начала выпьем за знакомство, покушаем… Рекомендую прекрасную осетрину, здесь она всегда свежая, да и готовят очень хорошо. Хотя, строго говоря, нам ее нельзя. Знаете, почему? В позвоночнике, около головы, есть крестообразный хрящик. И все. Истинно верующий мусульманин должен отказаться от такой пищи. Но…

Он развел руками и улыбнулся, надеясь на понимание.

– Мало кто соблюдает все запреты. Особенно далеко от дома. За знакомство?

Сливин не собирался пить, но поднял рюмку, чокнулся и проглотил холодную обжигающую жидкость. Ахмед умел расположить к себе и снять напряжение. Он с аппетитом ел отварную осетрину, которую обильно намазывал хреном. Сливину кусок не шел в горло. В конце концов его вербовали первый раз в жизни, и он хотел, чтобы все скорей завершилось. А Ахмед занимался вербовками всю свою жизнь и стремился сделать рутинную процедуру приятной. По крайней мере для себя.

– Я не голоден, к тому же спешу. За знакомство мы уже выпили и можем перейти к делу, – он понимал, что выглядит занудой, но ему было наплевать на произведенное впечатление. Покупателям нужны вовсе не его застольные манеры.

– Хорошо, – накрахмаленной салфеткой Ахмед тщательно промокнул губы. Сейчас Сливин рассмотрел седину в густых волосах и глубокие складки на переносице. Видно, осуществлять вербовки тоже довольно нервное дело.

– Вы знаете, что нас интересует?

– Чертежи и расчеты. Технологические схемы. Что там еще?

Ахмед медленно покачал головой.

– Нам нужно готовое изделие. Мы заплатим полмиллиона долларов, предоставим убежище и выполним любые ваши пожелания.

– Изделие?! Это совершенно невозможно! – у Сливина даже лоб вспотел от напряжения. Пальцы потянулись к салфетке, но она была такой снежнобелой и твердой от крахмала, что он конфузливо отдернул руку и полез в карман за платком.

– Их всего несколько штук! И каждое у пользователей. Я не имею к ним никакого отношения, я даже не знаю, в каких частях они находятся!

– Местонахождение одного вы знаете совершенно точно, – уверенно сказал Ахмед.

– ?! – молчаливое изумление Сливина было неподдельным.

– Того, которое законсервировано на Семипалатинском полигоне, – буднично пояснил собеседник.

Сливин вздрогнул. В голову ударила горячая волна, желудок сжал спазм.

– Откуда вы знаете?

Ахмед усмехнулся.

– Вы же понимаете, что я не могу отвечать на подобные вопросы.

– Откуда?!

– Только для вас. Чтобы показать глубину доверия и дружеской расположенности. Мои коллеги опрашивали вашего друга Николая Соколова…

– Вот сволочь! – Как-то они вместе провели командировочный месяц в Арзамасе-16, коротая длинные вечера выпивкой и рассказами «за жизнь». Тогда случай на испытаниях казался просто курьезом.

– Не судите строго своего товарища, – доброжелательно сказал Ахмед. – Он не желал вам ничего плохого. Поймите и его: он же должен продемонстрировать лояльность своей новой родине. А скрыть что-либо при опросах довольно трудно. Скажем прямо – невозможно.

– Сволочь! – убежденно повторил Сливин. Как и многие сослуживцы, он скептически расценивал постоянные призывы первого отдела к бдительности. И, оказалось, зря…

– Хотите еще выпить? – дружелюбно спросил Ахмед, разливая водку.

– Нет, – мотнул головой конструктор. Больше всего сейчас он хотел оказаться как можно дальше от дьявола, имевшего, правда, вполне цивилизованный и даже респектабельный облик. Нечистый всегда старался принимать благообразный вид. Но его сути это не меняло. Продавать душу расхотелось. Но он понимал, что обратного хода нет. Его могут просто не выпустить отсюда. Задушат удавкой и бросят в канализационный люк. И все дела…

– Мне кажется, вы разволновались, – проницательно заметил Ахмед, ловко вставляя в расслабленные пальцы полную рюмку. – И совершенно напрасно. Ведь согласитесь, с формулами и чертежами много возни. Вы не все помните наизусть, пришлось бы копировать, проносить через зоны контроля, рисковать. А ведь изделие уже всеми забыто и никому не нужно, вряд ли его охраняют. Разве не так?

– Так… – Сливин второй раз выпил против своей воли. Он понемногу успокаивался. Парадокс идиотского бытия состоял в том, что боеспособный фугас действительно списан со всех учетов. По документам он израсходован на проведение испытания. В настоящее время полигон не охраняется. Самое большое препятствие – бетонная заглушка штольни. Но она растрескалась еще несколько лет назад, и точечные направленные взрывы без особого шума вскроют захоронение.

– Какие могут возникнуть препятствия?

– Я давно там не был. Но думаю – никаких. Разве что… – конструктор задумался.

– Что? – встрепенулся Ахмед, и Сливин понял: для него очень важен положительный результат, он тоже волнуется, хотя и умело это скрывает.

– Там кругом степь и сопки, группе чужих людей трудно пройти незамеченными… И потом – от старых выбросов остались несколько пятен с повышенным фоном. На них лучше не попадать – можно схватить дозу…

– И что тогда? – быстро спросил Ахмед. – Выход из строя, заболевание, смерть? Как скоро они наступят?

– Фон невысок, так что последствия могут проявиться через несколько лет.

– Ну, это не страшно, – разведчик с облегчением улыбнулся, и Сливин понял, что сам он не собирается идти к штольне.

– Теперь о транспортировке. Каковы размеры и вес?

– Представьте бочонок из-под пива. Высота шестьдесят сантиметров, диаметр в средней части сорок. Весит девятнадцать килограммов.

– Всего-то! Прекрасно! А какова толщина бетонной заглушки?

Он знал и про это. Впрочем, дьявол знал все, о чем был осведомлен Николай. Но тот был чистым теоретиком и на полигоне побывал раз в жизни.

– Чуть меньше двух метров.

Ахмед погладил усы.

– Неужели она выдерживает взрывную волну? – в вопросе прозвучал не профессиональный, а чисто человеческий интерес.

– Конечно. Во-первых, заряд несколько заглублен, во-вторых, в туннеле система волногасящих щитов, да и мощность не мегатонная…

Разговор продолжался около часа, наконец Ахмед прекратил расспросы и задумался. Складки на переносице обозначились резче.

– Я дам вам подробную схему местности и инструкцию по переводу изделия в эксплуатационное положение, – решил подвести итоги Сливин. – Остальное меня не касается.

– Да, да, – рассеянно отозвался Ахмед, выходя из задумчивости. – Мы еще вернемся к этому чуть позднее. Может быть, придется внести в наш план небольшие поправки. Вот ваш аванс.

Откуда-то из-под стола он извлек небольшую мужскую сумочку, именуемую в просторечии «пидоркой», расстегнул «молнию» и, сдвинув тарелки, вытряхнул на скатерть то, что находилось внутри. Десять пачек стодолларовых купюр.

Сливин оторопел. Самое большее, что он получал за свои консультации, это две тысячи долларов. Лежащая перед ним сумма казалась нереальной. Он вряд ли сумеет распорядиться такими деньгами!

– Что-то не так? У вас ведь предпочитают расчеты наличными? Я могу открыть счет в любом банке мира.

– Нормально, – выдавил из себя конструктор, складывая деньги обратно. Несчастный Бобренков видел такой куш конечным результатом длительной и сложной работы.

Дьявол как будто умел читать мысли.

– Еще вопрос… Где ваш сослуживец Бобренков? – черные глаза внимательно прищурились.

– Мы не закончили, – не очень вежливо перебил Сливин. – Здесь нет микрофонов?

Разведчик сдержал улыбку. Спохватился!

– Нет. Помещение заказано через третьих лиц, никто не знал, что я здесь буду. О вас не знали тем более.

Про чувствительный микрофон его собственного магнитофона Ахмед говорить не стал. Только полный профан мог предположить, что их разговор не записывается.

– У меня обязательное условие. Без него договоренность не состоится, – напряженно сказал конструктор и отодвинул сумочку.

– Пожалуйста. Мы все выполним, – разведчик привычно раздвинул губы, обнажив широкий оскал белых зубов.

– Я хочу, чтобы вы устранили одного человека. Физически устранили. Вместе с его автомобилем.

Искусственная улыбка исчезла. Если бы в подвал ворвались вооруженные чекисты, Ахмед был бы изумлен меньше.

– Фамилии его я не знаю, – продолжил Сливин. – Он ездит на двухдверном «БМВ» с закрывающимися фарами. Серебристого цвета. Автомобиль тоже должен быть уничтожен.

– А чем вам помешал автомобиль? – недоуменно спросил разведчик. – И вообще… Так не бывает! Если даже фамилию не знаете… Вы, наверное, шутите…

– Я не шучу. Это обязательное условие. Без него сделка не состоится.

Ахмед пожал плечами. Магнитофон зафиксировал не только измену родине, но и подстрекательство к убийству.

– Какой номер машины? – из кармана он достал трубку сотового телефона и принялся нажимать клавиши.

Сливин назвал цифры. Букв он не запомнил.

Разведчик поднес телефонную трубку ко рту и заговорил так, будто под языком у него перекатывались камни. Затем наступила пауза.

– Надо подождать, – пояснил Ахмед. Пауза затянулась. Потом трубка ожила, и лицо разведчика закаменело.

– Сейчас мне перезвонят, – сказал он. – С этой машиной что-то нечисто…

Звонок последовал через полчаса. Ахмед внимательно слушал, и его лицо напрягалось еще больше. Он спрятал трубку и внимательно посмотрел на «заказчика».

– Это Лечи Эранбаев. Ближайший помощник Горца – руководителя чеченской диаспоры. Очень заметная и влиятельная фигура. Поднимется большой шум, возможны самые неожиданные последствия…

– Теперь я могу ответить на ваш вопрос, – тихо проговорил Сливин, чувствуя, как ненависть к недавнему гостю наполняет все его существо. – Лечи и увез куда-то Бобренкова. Я сам направил его к Игорю для консультаций. После этого он пропал.

Ахмед сильно дергал себя за ус, как будто собирался его оторвать.

– Это точно?

– Абсолютно. Думаю, теперь у вас появился и личный интерес выполнить мою просьбу.

– Не личный, а деловой… Но вы сказали, что не знаете того человека…

– Не знал его фамилии. Но знал, что он отъявленный негодяй.

– Сколько в Москве негодяев? Почему же вы выбрали одного?

– Это мое дело. Личное дело. Вас оно не касается.

Ахмед задумался. Впервые за время обеда он казался серьезно озабоченным.

– С учетом всех обстоятельств я сам не могу решить этот вопрос. Мне нужно провести консультации.

Подписание договора откладывалось. Сливин подвинул сумочку с деньгами поближе к дьяволу. Но тот покачал головой.

– Наши переговоры не прерываются, достигнутые договоренности остаются в силе. И прощаемся мы ненадолго.

Невесть откуда взявшийся «Дима» тем же путем вывел конструктора в проходные дворы.

– Не заблудитесь? – он фамильярно похлопал Сливина по плечу. – Вам туда, прямо за мусорные баки.

Обитая железом дверь захлопнулась, ржаво проскрежетал засов. Оставшись один в безлюдном незнакомом закоулке, конструктор ощутил прилив страха. Сумочка оттягивала руку. В сегодняшней России убить могут из-за трехсот долларов. Сто тысяч при себе – верный смертный приговор. Сливин побежал к мусорным бакам, оскальзываясь на чем-то мягком, обогнул их. Из-под ног шумно шарахнулись в стороны несколько кошек. Сердце провалилось в желудок, потом затрепыхалось в горле. Не разбирая дороги, он кинулся в пролом и пришел в себя, только вырвавшись на мощенную булыжником улицу.

Лечи отпустил Машу, когда стало смеркаться. За целый день он сделал не больше трех коротких перерывов. Около часа она пролежала грудью на столе в гостиной, потом он перекинул ее через плечо и отнес в спальню, бросив на кровать с не очень чистым бельем. Он обращался с ней, как с резиновой куклой для секса: поворачивал то так, то эдак, ставил на колени, и все это молча, лишь иногда отдавая короткие приказания, которые она немедленно исполняла. Ибо от него исходили столь сильные волны первобытной животной силы, что ее воля была полностью парализована: современная эмансипированная женщина, кандидат наук, старший научный сотрудник закрытого оборонного НИИ превратилась в обычную самку мезозойской эры, существующую только для того, чтобы безотказно выполнять все прихоти схватившего ее возбужденного самца.

Насытившись, он сослался на занятость и немедленно отправил ее прочь, даже не дав помыться. Когда она шла по покрытому ковролином коридору, ноги дрожали и подгибались в коленях, она пошатывалась, как пьяная, и с трудом сдерживала приступы рвоты: во рту ощущался запах, характерный для конечного участка пищеварительного тракта.

Возле лифта совсем молодой черноусый парень схватил ее за рукав дубленки:

– Слюшай, карасавица, подем к нам шампанскую пить! Мы тэбя не обыдим!

Вырвавшись, Маша впрыгнула в кабину, двери сомкнулись. Из затемненного зеркала на нее смотрела незнакомая женщина с запавшими глазами. В таком виде идти домой было нельзя.

Она поехала к Маринке. Там молча, не отвечая на вопросы подруги, долго чистила зубы, потом залезла в ванну, а когда расслабилась в горячей воде, с ней случилась истерика. Маринка напоила валерьянкой, выслушала сбивчивый рассказ о происшедшем, успокоила:

– Что делать, бывает. Одна моя знакомая пошла раз с негром за триста зеленых, так он ей сосок откусил. А этот хоть заплатил?

Помедлив, Маша покачала головой.

– Скотина! Так, как он изгалялся, – не меньше миллиона стоит. А может, и все полтора!

Маша всхлипнула.

– Ладно, хватит! – заключила Маринка. – Что получилось, то получилось. Хорошо, что целой осталась. А зад зарастет. Теперь надо мужа успокоить.

Она набрала номер.

– Соскучились за женой, Василий Семенович? Мы тут чай допиваем, сейчас буду провожать. А вы встречайте!

И, положив трубку, повернулась к Маше.

– Настроение вроде нормальное. Сейчас я тебе новые трусики дам, одевайся и дуй домой, замаливай грехи.

Сливин встретил супругу как ни в чем не бывало.

– Не замерзла? Там такой ветер – деревья в дугу гнутся.

– Да нет. Я же сразу в метро, потом у Маринки просидели… А ты ходил куда-нибудь?

– Куда мне идти в такую погоду… Телевизор смотрел, ружье почистил.

После ужина супруги Сливины долго пили чай на кухне и разговаривали. Здесь было тепло, уютно и безопасно. События прошедшего дня отодвинулись и расплылись. При желании можно было сделать вид, что ничего из ряда вон выходящего сегодня и не произошло. Только спрятанные каждым деньги являлись материальным подтверждением того, что имело место в действительности.

Когда Маша стала собирать посуду, Сливин, подчиняясь интуитивному импульсу, отодвинул занавеску и выглянул в окно. В тени у соседнего подъезда стояла какая-то машина. Хотя рассмотреть можно было только силуэт, у него тревожно заколотилось сердце. Похоже, что вернулись те, кто наблюдал за ним днем. А может, они и не прекращали слежки… Настроение испортилось, хотя в глубине души он надеялся, что его подозрения беспочвенны. Прикрыв занавеску, он приник к небольшой щели, напряженно всматриваясь в темноту.

«Это „жигуль“ или „Москвич“, – успокаивал он себя. – Мало ли в Москве машин!» Но вскоре во двор въехало такси и фары осветили неприметную серую «Волгу». Сливин испуганно отпрянул.

* * *

Серая «Волга» принадлежала оперативному отделу Службы внутреннего контроля. И конечно, находилась она у дома Сливина не случайно, а вследствие реализации разработанного генералом Верлиновым плана отработки института. Близким другом Николая Соколова являлся перспективный старший научный сотрудник Бобренков. Когда люди Верлинова пришли в первый отдел института, то оказалось, что Бобренков исчез.

– Все совпадает, – докладывал Межуев Верлинову. – Он действительно дружил с Соколовым, получал от него письма. Скорей всего он уже там. А вот и его фотография. На кого похож?

С черно-белого снимка смотрело вытянутое, от природы растерянное лицо в дурацких очках, съехавших с переносицы.

– Вылитый Паганель! – не дожидаясь реакции начальника, сам себе ответил майор. И продолжил доклад:

– Однако осмотр квартиры дал несколько странные результаты. Все вещи на местах. Нет только бритвы, зубной щетки, пасты, мыла. На месте даже старый «дипломат», с которым он ездил в командировки. Такое впечатление, что он пошел в гости с ночевкой и собирался вернуться.

– Или уехал налегке, – Верлинов внимательно рассматривал фотографию, как будто пытался по облику распознать логику поступков человека. Нередко это ему удавалось. – Ничего ценного у Паганеля быть не может, а зачем тащить через границу всякое старье?

Межуев кивнул.

– Ничего ценного, действительно. В смысле материальной ценности. Но есть семейная реликвия – Библия. Бобренкову она досталась, когда он еще был студентом, причем в очень плохом состоянии – отдельные растрепанные листы. Парень отдал ее в реставрацию, переплел, причем в те времена это дело не поощрялось, запросто могли вышибить из института. Он очень дорожил ею. И никогда бы не оставил. А она лежит на столе.

Верлинов рассеянно молчал, продолжая вглядываться в фотографию.

– Никогда нельзя давать агентам псевдонимы, основываясь на каких-то реальных признаках. Видно, «Восьмой» не очень искушен в нашем ремесле.

Межуев понял, что шеф мысленно нащупывает подходы к главной фигуре. Он всегда опережал события.

– Да, с Ежиком та же картина. Мы подняли личные дела сотрудников, которые общались с Бобренковым. На «ежиков» отдаленно похожи трое. Один уже месяц лежит со сломанной ногой, второй две недели как в отпуске. А третий – завлабораторией Сливин – довольно долго говорил с Бобренковым после работы, охрана видела, как они ходили вдоль забора. И в тот же день Бобренков исчез.

– Что ж, отрабатывайте этого Сливина, – распорядился генерал.

С того дня сводки наружного наблюдения и контроля телефона каждое утро ложились на стол Верлинова. Он читал их с красным фломастером в руке, но подчеркивать было нечего: ни одного двусмысленного слова, ни одного подозрительного поступка. Так было до последнего воскресенья.

В понедельник Верлинов, как обычно, знакомился со сводками. На этот раз их пресное однообразие было нарушено. В субботу какой-то мужчина назначил свидание Маше Сливиной. В воскресенье Маша на это свидание пришла, причем муж следил за ней и зафиксировал факт тайной встречи. Чуть позже в квартире Сливина раздался явно конспиративный телефонный звонок, и он, не очень умело проверяясь, приехал к «Националю», где встретился с молодым человеком, посадившим его в «Хонду», принадлежащую аспиранту института Дружбы народов Али Хамиду, гражданину Ирака. «Хонда» очень профессионально оторвалась от наблюдения. Домой Сливин вернулся через три часа, имея в руках сумочку"визитку", которой ранее у него не было.

Теперь документ был испещрен красными пометками, а в углу появилась резолюция: «Т. Межуеву. Продолжить активное наблюдение за Сливиным. Отработать Али Хамида и его спутника».

Едва Верлинов расписался под резолюцией, как раздался звонок «вертушки». Коржов срочно вызывал к себе.

* * *

Наталья Плотникова всегда очень тщательно готовилась к свиданиям. В этот раз она особенно старалась. Накрыв и красиво сервировав стол, она поставила на красные салфетки две свечи в бронзовых подсвечниках, застелила постель новым хрустящим, пахнущим свежестью бельем, приняла ванну, заправленную иранскими ароматическими солями. Когда она вытирала распаренное тело широким махровым полотенцем, от кожи шел пряный возбуждающий запах. Потом Наталья спрыснула дезодорантом подмышки и промежность, надела прозрачные кружевные трусики, чулки с резинками, примерила сильно открытый прозрачный бюстгальтер, но посчитала его лишним и забросила обратно в шкаф. Короткая узкая юбка, облегающая блузка и туфли на высоченной «шпильке» довершили наряд. Посмотревшись в зеркало, она осталась довольна собой. Теперь немного подкраситься – и будет полный порядок.

В это же время и Волк готовился к встрече. Он положил в карман два отрезка нейлонового шнура, откинув барабан, проверил боезапас «гауруса», сунул револьвер за пояс, но получилось ненадежно, и он переложил оружие за пазуху.

В дверь постучали. Обостренное чувство опасности заставило Волка прижаться к стене.

– Что надо? – устрашающим голосом спросил он.

– Открывай, свои, – по-чеченски ответил человек, стоящий в коридоре.

Волк щелкнул замком, и в номер вошел Дунда. Судя по мокрым волосам и выбритой физиономии, он пытался привести себя в порядок, но сквозь аромат дорогого одеколона все равно пробивался тяжелый дух подземелья.

– Поговорить надо! – Дунда был нетрезв и настроен довольно агрессивно. Волк знал, что рано или поздно этот момент настанет: земляки не склонны прощать обиды. Но место было неподходящим, да и время выбрано неудачно.

– Потом поговорим, мне надо уходить, – миролюбиво сказал Волк. – Вы что, уже закончили там, внизу?

– Закончили, сегодня уезжаем! – отрезал Дунда. – Сейчас говорить будем. Ты меня при всех оскорблял, а мне домой возвращаться!

Действительно, по обычаям гор он не мог вернуться с висящей на воротнике обидой. Сразу пойдут разговоры, что Дунда не мужчина. Когда офис Лекаря штурмовали, автомат бросил и на бабу залез. А потом с мертвой свое дело сделал. Позор на весь род. И хотя никто его так поступать не заставлял, ему надо найти виновного.

– Ты зачем бабу застрелил, когда я свое дело делал? И еще сыном шакала назвал, сказал, что из-за меня Бислана убили! За слова отвечать надо!

Он хотел сделать виновным Волка. Тот ощерился, но сдержал прилив злобы. Между кавказцами ссоры кончаются большой кровью. Поэтому до крайностей стараются не доходить.

– Кому Магомет поручил командовать? Вот я и командовал. Все под пули лезли, а ты на бабу. Я ее и пристрелил, чтоб ты отстал.

– Какой умный! А ты бы отстал, если уже начал дело делать? – Дунда подошел вплотную. – Из-за тебя все! Поставили командовать – вот и командуй, а ко мне не лезь! Тогда бы я не с мертвой, а с живой – и никакого позора!

Дунда не собирался ничего понимать и пер нахрапом. Скорей всего он и не слушал приводимых доводов – никакие аргументы его не интересовали, на логику он плевал. Он хотел, чтобы вышло «по его», и готов был разорвать на куски и съесть без соли всякого стоящего на пути. В данном случае Волка. Но тут могла выйти осечка – Волк сам был точно таким, как Дунда. На него не действовало скрежетание зубов, горящий взгляд, угрожающе-тяжелое дыхание и истерическая быстрая речь. Если бы они находились в подземелье без посторонних глаз, он просто-напросто прострелил бы этому придурку башку и закопал в ближайшей расщелине.

Но сейчас убивать Дунду было нельзя. Потому что избавиться от трупа самостоятельно он не сможет, а людям Магомета это не понравится. Да и другие ребята знают, к кому пошел этот идиот. Значит, дойдет до его родни, а те объявят месть… И тогда долго не погуляешь, даже в большой Москве не спрячешься. Да, убивать нельзя, но пугнуть надо, чтобы сбить с толку…

– Значит, я тебя на бабу затащил! – Волк страшно выкатил глаза и, в свою очередь, заскрежетал зубами. – Мы под пули подставлялись, а ты юбку задирал!

Он пустил пену изо рта и, будто не владея собой, выхватил тяжелый револьвер. На секунду ствол больно уперся Дунде в живот, но тут же Волк вроде одумался и опустил оружие.

– Давай у Магомета спросим, кто прав! Давай в Гудермес поедем, у стариков спросим! У отца и братьев Бислана спросим! Давай шариатский суд устроим! Ну, выбирай что хочешь!

Дунда машинально потер живот. Любой из перечисленных вариантов сулил приумножение его позора и обещал новых врагов из числа соплеменников. А со своими лучше не ссориться. Он глубоко вздохнул. Пыл прошел, теперь следовало найти достойный выход из положения.

– Ладно, будем говорить как братья, – тон стал примирительным. – Как домой ехать? Все станут языками болтать, на меня пальцами показывать. И родственники Бислана опять же…

– А ты говори, что баба была живая. Хорошая баба, потому другие и врут, что завидуют. А за Бислана ты не отвечаешь. Не повезло ему, что тут сделаешь! Такова воля Аллаха…

Дунда задумался, и, судя по выражению лица, мысли у него были невеселыми.

– Я один так скажу, а все по-другому. Кому поверят?

«Верно, – подумал Волк. – Поверят тем, кого больше. А Дунда начнет выкручиваться, на меня валить. А меня нет, слово сказать некому. Значит, он и прав. А я виноват, потому в Москве и остался, побоялся домой приехать…»

– Тогда оставайся здесь.

– Нельзя. Велели в гостинице до вечера ждать, потом в поезд посадят.

– Я с Магометом договорюсь. Он меня уважает, – самодовольно произнес Волк.

Дунда задумался.

– Все уедут, а я останусь? Эти, здешние, хоть и земляки, а нас за людей не считают… Говорят, что мы в горах коз ебем… То на пули заставляют идти, то камни таскать… В подземелье сколько держали, как скотов…

– Со мной не пропадешь! Магомет и работу обещал, и деньги. А на этих внимания не обращай, они сами откуда здесь появились? С тех же гор, от тех же коз. Поживем тут немного и станем как все.

Быть «как все» – самое естественное состояние для горца. Дунда приободрился.

– Если так, бакшиш за мной, – он улыбнулся, и улыбка вышла немного заискивающей. Самую малость. Но Волк сумел это заметить и преисполнился гордостью: наконец-то Дунда признал его авторитет.

– Держись ближе ко мне, не пожалеешь! – чуть свысока, но в общем доброжелательно сказал он. И, чтобы закрепить произведенное впечатление, полез в карман, достал паспорт Плотниковой и показал фотографию.

– Нравится?

Дунда впился жадным похотливым взглядом.

– Хорошая сука! Вот ее я бы привязал к дереву!

– Зачем к дереву? – снисходительно усмехнулся Волк. – Привык коз к дереву вязать… К кровати привяжем!

– А когда? – встрепенулся Дунда. Подначку насчет коз он оставил без внимания, значит, окончательно принял старшинство Волка.

– Да прямо сейчас и пойдем! – зареготав. Волк хлопнул его по плечу. Дунда в восторге схватил тяжелую ладонь и крепко потряс.

Виталий Карпенко вторую половину дня провел с капитаном Королевым на центральном складе арттехвооружения Министерства обороны России. У них имелась надлежащим образом составленная заявка, украшенная всеми необходимыми резолюциями, но из кабинетов, где имелись лишь чиновники, бланки, ручки, чернила и печати, к складским помещениям, заполненным тем, что их интересовало, офицеры попали уже к концу работы – Стальная дверь секции специального стрелкового оружия оказалась запертой и приоткрылась только после мощных ударов карпенковского кулака.

– Давайте завтра с утреца, – благодушно сказал рыхлый старший лейтенант. Ему было за сорок, и столь явное несоответствие возраста и звания наглядно демонстрировало, что служит он не ради карьеры.

– До завтра, друг, многие не доживут, – поблатному усмехнулся Королев и ткнул ему под нос заполненную неряшливым почерком накладную, которую начальник секции принял с явной неохотой.

– Гранаты «РГН» – тридцать шесть штук, нож разведчика специальный – двенадцать штук, фугасный заряд радиоуправляемый – три штуки, – вслух прочел старлей, причем по мере того как читал, голос его становился все тише. – Автоматические пистолеты Стечкина – двенадцать штук, приборы беззвучной беспламенной стрельбы – двенадцать, лазерные целеуказатели – двенадцать, патроны пистолетные девятимиллиметровые – тысяча двести, автоматы «АКМ» – десять, подствольные гранатометы – десять, снайперская винтовка Драгунова – одна, ручной пулемет Калашникова – один…

Служебному долголетию старлея в немалой степени способствовало отлично развитое чутье. Подобные наборы получают не штабные канцелярские крысы, не мотострелки и не «вэвэшники», не морские пехотинцы и даже не бойцы десантно-штурмовых отрядов. Это типичное снаряжение для автономной диверсионной группы. А с головорезами из спецподразделений лучше не ссориться. Даже раздражать их не рекомендуется.

– Заходите, ребята, – засуетился он, распахивая дверь. – Мы тут просто обедать начали. Но раз надо… Миша, Иван!

Два прапорщика вскочили из-за стола и принялись сноровисто бегать по огромному помещению, привычно лавируя между длинными рядами загроможденных всякой смертоносной всячиной стеллажей и вытаскивая из известных им уголков тяжелые ящики, коробки, цинки. На складе пахло оружейной смазкой, вороненым металлом, твердым промасленным деревом, кожей кобур и ремней – пахло оружием.