Текст книги "Спасти шпиона"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– А ведь и над головой тоже висит, – удивился Кулёк.

– Что висит? – не понял Архипыч, успевший выйти из контекста беседы. Пока Кулёк смотрел в небо, он аккуратно пропустил по пищеводу свои двести пятьдесят и бросил в рот горсть нечищеных семян.

– Говорю, не только под ногами валяется, – уточнил Кулёк, ткнув пальцем в Т-образный силуэт столба электролинии. – Металл, в смысле. Вон сколько проводов понавешено…

Архипыч посмотрел на его палец, мысленно выстроил замысловатую и идеологически выдержанную фразу, которую тут же и озвучил:

– Бурлачина ты, Куль. В тебе, я вижу, советское воспитание убило хозяина. Это ж электричество, оно в нашу деревню текёт.

– А нам какое дело? – усмехнулся Кулёк. – Раньше при лучине сидели, и ничего. Песни пели разные… народные. Никто не жаловался… Зато мы с тобой килограммов двести оттуда снимем, как с куста. – Он заговорщически подмигнул: – В Кукуеве-то, в баре этом твоем, как его… лампочки-то все равно гореть будут.

Архипыч покачал головой. В логических построениях его собеседника зияли явные пустоты.

– А телевизор, он раньше тоже от лучины работал? – спросил он.

– Так при чем здесь телевизор? – удивился Кулёк. – Так ведь не было раньше телевизоров, слышь…

– Зато сейчас – есть! – вдруг гаркнул Архипыч. – У меня дома стоит! «Аншлаг»! Саша Белый с «Бригадой»! Футбол! Послезавтра «Спартак» с «Валенсией» играют! Ты что, охренел совсем?

Кулёк, в котором советская власть убила хозяина, наморщил лоб.

– Верно, Архипыч, – сдался он под шквалом неопровержимых доводов. – Погорячился я. Это неправильно.

Стемнело, сеялся мелкий дождик, alkachi сдвинулись под остатки крыши и зажгли керосиновую лампу. В полном молчании Архипыч откупорил еще одну заморскую бутылку, наполненную «спиритус инферналисом» собственного производства; разливая его в пластиковый стакан, он покачнулся и остервенело выругался. Дрожащий свет спички, от которой Кулёк присмолил свою «примину», осветил величественную, как Колизей, руину старого мехдвора.

– То, что к нам текет, оно пусть себе и текет, – рассуждал Архипыч, любуясь игрой лунного света в мутной жидкости. – На это рот не разевай. Не наглей. Оберегай и пользуйся. А вот ежели текет мимо нас…

Он поднял голову и устремил взгляд вдоль шоссе Е30, по которому уносились в направлении Москвы размытые дождиком огни автомобильных фар.

– …То надобно сделать так, чтоб текло опять-таки в нашу сторону, – закончил он. – Первый закон Ломоносова. Вдоль трассы электричество куда идет? На Москву? А нам до нее какое дело?

– Так это ж высокое! – нахмурился Кулек. – Три тысячи вольт! В пепел сгорим! Не-а… Я не подпишусь!

– Сгорим, – согласился Архипыч. – Тут ты прав. Ну, да ладно, я еще кое-что знаю…

Он медленно поднялся, пробуя обескостевшие от самогона ноги, крякнул многозначительно.

– Вон там, под землей… – Жестом мессии он снова простер руку на северо-запад, параллельно сверкающей, словно усыпанной бриллиантами трассе Е30.– Там, в люках, кабеля толстенные. С мою руку будут. Какая с них польза?

– Так это ж «московская линия»! – ахнул Кулек. – Говорят, раньше вдоль нее часовые на мотоциклетках ездили…

– Так то раньше. Где теперь эти мотоциклы? Где часовые? То-то… Теперь она никому не нужна.

– Скажешь тоже, – уперся Кулек. – Правительственная связь не нужна?! Да за нее и расстрелять могут!

Архипыч высокомерно усмехнулся и махнул рукой.

– Сказал, как в лужу… Сейчас демократия, разоружение! Да и вообще – другое время, никого не расстреливают! Даже не сажают. Почти…

– Погодь, а сколько там напруги? – вновь озаботился Кулек. – Вдруг тоже тыща вольт…

Архипыч покачал головой и икнул.

– Нет, она вроде вообще без электричества. В телефоне какая напруга? А это телефон и есть, мне мастер один рассказывал, еще при большевиках… Ладно, не в том суть, – оборвал он сам себя. – Главное, что к нам оттуда ничего не текет. И вообще, кабель этот, московский, никому не нужен, забросили его… Значит, можно смело вырезать, сколько надо… Хоть меди, хоть алюминия, хоть свинца – все сгодится…

Последние слова он произносил уже на ходу, устремляясь, словно броуновская частица, по сложной траектории в сторону шоссе. Одной рукой он зацепил сумку с инструментами, вторая оставалась в «ленинском» положении, указывая магистральное направление. Кулёк торопился следом, запихивая в карман початую бутылку.

Полчаса ушли у них на борьбу с центростремительными силами, вызванными вращением Земли. Наконец, выписав на карте родной Колпаковщины размашистый зигзаг, бизнесмены сели передохнуть на крышке одного из люков правительственной связи. На мелкую водяную мжичку они внимания не обращали. Поскольку стакан в спешке был оставлен на мехдворе, самогон пили из горлышка.

– А вдруг ее не забросили? – демонстрировал остатки здравомыслия основательно окосевший Кулёк. – Если по ней сейчас наш президент говорит с ихним? Этим… Как его? С Биллом Клинтоном!

Более трезвый и хозяйственный Архипыч ощупал рукой края горловины колодца.

– Точно забросили, даже замка нет, – проворчал он. – Берись-ка, отвали эту крышку, чтоб ее…

Кулек сноровисто расправился с тяжеленным чугунным диском и заглянул в черное нутро колодца.

– Погодь…

Архипыч некоторое время бросал в зловещую темноту зажженные спички и клочки горящей бумаги, пытаясь разглядеть, какие же сокровища находятся на дне таинственного бетонного стакана. Но так ничего и не рассмотрел.

– Ну, давай, ты первый, – наконец подвел итог он.

С трудом попадая нетвердыми ногами на невидимые железные скобы, они спустились в черную пасть люка, запалили газету. Здесь все было так, как и представлял Архипыч: семь толстых черных кабелей, будто откормившиеся за лето ужи, струились из темноты в темноту, суля ловкому и предприимчивому человеку ежедневный бизнес-ланч в баре с мигающими разноцветными лампочками и благосклонность кукуевских дам в черных колготках…

– Гля, это что за елдовина такая? – воскликнул Кулек, тыча куда-то пальцем. Архипыч поднес горящую газету поближе. В свете дрожащего желтого пламени он увидел надетую на кабель какую-то явно инородную штуковину. Две накладки сжимали черного ужа сверху и снизу, на концах их обхватывали два стальных хомута с блестящими болтами. На ощупь «штуковина» оказалась твердой и… живой: чувствовалось под рукой какое-то то ли пульсирование, то ли тепло, то ли хрен поймешь что. А может, это Архипычу только показалось. Но важно другое: и дураку ясно, что вещь ценная, увесистая…

– Давай, Куль, свети!

Архипыч передал напарнику импровизированный факел, молча достал из сумки отвертку, поковырял гладкую, словно окаменевший кисель, поверхность, затем нашел плоскогубцы и принялся крутить головку болта. Он поддавался на удивление легко. Через минуту стальная манжета, дзынькнув, раскрылась, половина штуковины отвисла, Архипыч испуганно подставил ладонь и с замиранием сердца ощутил приятную тяжесть драгоценных килограммов цветмета.

– Помогай, Куль, – сказал Архипыч негромко. – Это наш с тобой бизнес-ланч… По пятьсот «белой» и котлеты киевские на закусь. И бабы…

Он тут же решительно принялся раскручивать вторую манжету.

Кулёк возбужденно икнул.

– Я передачу смотрел по «России», – так же полушепотом сказал он. – Про этих, не помню, как называются. В Москве, под землей лазят, клады ищут. Черные такие, грязные, с фонарями. Догеры… Или нигеры…

– Кончай болтать, нигер, – приказал Архипыч, раскрывая вторую манжету. – Поддерживай!

Они подхватили нижнюю половину тяжеленного цилиндра с желобообразным углублением для кабеля, едва не уронили и кое-как опустили на пол.

– …Так вот, теперь вижу, что не зря они корячатся, – довольно продолжил Кулёк, помогая Архипычу снять верхнюю половину цилиндра – такую же тяжелую и с точно таким углублением. – Мы тоже спустились под землю и сразу нашли ценность… Как думаешь, сколько эта елда стоит?

– Много, – буркнул Архипыч, который сложил половинки вместе и вновь закручивал хомуты. Собранный воедино цилиндр выглядел солидно и внушительно. – Рублей триста. А может, и все пятьсот…

На самом деле «патефон Кольбана», являвшийся предметом гордости технического отдела ЦРУ, обошелся американскому налогоплательщику в семьсот тысяч долларов, что в несколько раз превышало годовой бюджет всего Кукуевского района.

Кулек помолчал, посопел носом и кое-как сформулировал не дававшую ему покоя тщеславную мысль:

– Хорошо бы и про нас передачу сняли когда-нибудь?

Архипыч своего подельника слушал вполуха. И все-таки в последней фразе ему вдруг почудился какой-то неприятный, зловещий смысл. Словно чье-то строгое недреманное око на миг заглянуло в колодец полюбопытствовать, чем же занимаются здесь в темное время суток двое нетрезвых колпаковцев. Заглянуло и – исчезло. И неприятный осадок тоже постепенно исчез.

* * *

Еще шесть тысяч смертей и десять тысяч жизней вплелись в огромный сверкающий клубок, что плыл под панелями солнечных батарей «Лакросса». В 19.05 спутник вновь оказался над широтой подмосковной деревни Колпаково. Передатчик включился, мощный электромагнитный импульс атаковал бетонное кольцо на обочине шоссе Е30, чтобы выкачать оттуда привычную дозу информации, – но ответного импульса не последовало. Через полторы секунды на экране операторского компьютера в Центре управления в Лэнгли выскочило «окошко» с тревожной надписью: «Status: Disconnected» – «Связь отсутствует».

Оператор – молодой афроамериканец, имел неодобряемую обществом и начальством привычку выкуривать сигарету после каждого успешного сеанса связи, сейчас едва початая пачка «Мальборо» лежала рядом с клавиатурой, а из-за перегородки доносился запах свежеприготовленного кофе. Но парень уже понял, что в ближайшее время ему вряд ли удастся вкусить расслабляющий никотиновый дурман.

Черные пальцы набрали повторный код запроса, а когда отсутствие связи было подтверждено, запустили диагностику системы.

– У нас проблема, – передал оператор ответственному дежурному.

Через минуту перед главным компьютером собралась вся суточная смена космической разведки. Диагностика показала, что связь со спутником устойчивая, приемная и передающая системы «Лакросса» в порядке, – значит, неполадка возникла где-то в самом «патефоне». Кто-то уже позвонил Кольбану, и тот примчался из своей лаборатории, сверкая василькового цвета носками и прожженными кислотой дырами в рабочем халате.

– «Патефон» не мог забарахлить, – проскрипел Кольбан, едва бросив взгляд на мигающую надпись «Status: Disconnected». – Это исключено. Данные визуального наблюдения по этому сектору запрашивали?

Ответственный дежурный глянул на оператора, тот принялся лихорадочно распаковывать файлы с видеоматериалами, поступившими за последний час с орбиты. В Подмосковье уже давно стемнело, на инфракрасной съемке была видна еле различимая полоса шоссе, которая угадывалась по разогретым капотам автомобилей, – но больше ничего рассмотреть не удалось. Каких-то необычных скоплений техники и людей, выдающих проводимую в районе колодца с «патефоном» спецоперацию контрразведки, не наблюдалось. Правда, оператор указал на два подозрительных пятна около дороги, но они двигались настолько хаотично и бессистемно, что было ясно: это не люди – либо бродячие собаки, либо отбившиеся от стада животные: козы, овцы, телята…

…К 20.18 по Москве, когда «Лакросс» должен был сделать очередную попытку съема информации, в операторской собралась уже практически вся верхушка технического сектора, во главе с начальником Дэвидом Барнсом.

Точно в назначенное время поступил сигнал об активации сканера. В отфильтрованном кондиционерами воздухе повисла напряженная тишина. Зеленым жизнеутверждающим светом вдруг брызнуло в глаза:

«Работа в штатном режиме».

В штатном режиме! Связь есть! Похожий на огромного флегматичного пса Барнс неопределенно хмыкнул и победоносно выпятил грудь: так из-за чего, позвольте узнать, весь этот сыр-бор? Оператор с облегчением откинулся на спинку сиденья, рука сама собой потянулась к сигаретной пачке, лежавшей справа от клавиатуры. Кольбан, не обращая ни на кого внимания, продолжал сверлить глазами монитор. По экрану побежала светлая ломаная линия, графически отражающая содержание сигнала… И тут же пропала.

«Связь отсутствует».

Кто-то громко выругался, кажется, это был сам профессор Кольбан.

Спустя секунду, не сразу услышанный в гуле разочарования, поступил сигнал о сбое в работе дешифратора, который пытался распознать только что поступивший с орбиты обрывок сигнала.

– Что еще такое? – проворчал Барнс.

Сигнал был очень слабым и кратковременным, «пила» импульса имела вид странный и непривычный, аналитики-шифровальщики только развели руками:

– Это не кодированное сообщение. Не знаем… Скорее, нечто естественное. Электронный фон, атмосферные помехи, может, чье-то биополе…

– Если биополе, то не человеческое, – уточнил Кольбан, внимательно изучая «пилу». – Слишком простой алгоритм. Скорей, кошка или собака…

Барнс окинул скептическим взглядом инженеров, шифровальщиков, операторов, пожевал губами и направился к выходу, жестом пригласив Кольбана и ответственного дежурного следовать за ним.

– Вот что, коллеги, – сказал Барнс, заведя приглашенных в свой кабинет. – Ваша задача – восстановить связь со сканером, это раз! А вас, профессор, я прошу настроить аппаратуру спутника на фиксацию подземных пустот под Москвой. Тоннели, пещеры, выработки, линии метро. Это возможно?

Кольбан задумался и медленно кивнул.

– В мире вообще нет ничего невозможного, – философски заметил он. Его глаза заблестели странным, «сумасшедшим», как говорил Фоук, блеском.

Похоже, старичку-ветерану космической разведки «Лакроссу» было суждено получить новое задание.

* * *

Ранним утром два уроженца деревни Колпаково сели на первый автобус, следующий до райцентра Кукуево. Их озабоченные лица окутывал туман алкогольных испарений, в руках одного находилась потертая сумка с какой-то тяжелой поклажей, а ватная куртка другого была лишена пуговиц и застегивалась при помощи двух кусочков проволоки.

– Башня трещит, – пожаловался Кулёк, устраиваясь на сиденье.

– Пить надо меньше, – сурово буркнул Архипыч.

– Там еще крышку забрать можно… Тяжеленная…

– Пусть лежит! Лучше внимания не привлекать. Да и не дотащим ее.

На какое-то время собутыльники ограничились этими короткими, но емкими замечаниями, молча уставившись сквозь грязное окно на однообразный осенний пейзаж Подмосковья. Только через пару километров Кулек нарушил молчание:

– Слышь, Архипыч, а для чего эта елдовина?

– Не знаю. Хорошо, что она ненужная. Мусор! К московской линии вообще отношения не имеет: прикрутил кто-то сверху без всякой надобности… Поэтому с нас и спроса никакого нет… А чего ты интересуешься?

– Да так… Только на мусор не похоже. Ты это кино, как его… «Война миров»! – видел?

– Ну?

– Я вчера отрубился и головой лег на эту херовину, сплю себе, и тут словно ножиком по мозгам полоснуло… Словно кто-то там, в голове, ковыряется. И – звезды, звезды… Чё такое, думаю? Может, это марсиане мысли читают? Чтобы войну начать? Ну это, Землю захватить…

– У тебя нет мыслей, – уверенно констатировал Архипыч. – Так что не ссы, планета в безопасности.

Кулёк не стал спорить.

– Все равно башка болит, – сказал он.

На кукуевском вокзале они сделали остановку в буфете, где подлечились Архипычевым «спиритус инферналис», а оттуда двинулись в местный «Сити», где бился пульс деловой жизни райцентра. Перед воротами ангара с надписью «Лом цветного металла. Пункт приемки» они встретили живописную группу людей, нагруженных мотками проволоки и кабелей, обрезками труб, радиаторами, трансформаторами, металлической посудой и даже стреляными гильзами. Архипыч занял очередь за дородным, похожим на тюленя мужчиной с авоськой, в которой звенели оловянные миски.

– Надолго застрянем, – посетовал мужчина. – Шаромыжникам этим торопиться некуда, сидят себе в тепле, денежки считают… А что там у вас такое?

Он попытался заглянуть к Архипычу в сумку, но тот вежливо отстранился.

Не прошло и пяти минут, как – о, счастье! – на горизонте появился молодой человек в видавшей виды кожаной куртке, модных в Колпаково, но невообразимо грязных джинсах и таких же кроссовках. Завидев его, Архипыч замахал руками и заголосил:

– Петро! Петро! А вот он я!

Петро, как объяснил тут же Архипыч Кульку, это «тот самый, который ланчем угощал», – в общем, бизнес-партнер Архипыча. Человек бывалый, тертый, интеллигент в пятом поколении. Петро коротко взглянул на таинственную елдовину, мигнул глазом – пойдет. И тут же мимо всей очереди шустро отволок ее в вожделенную дверь, а через пять минут вернулся со ста пятьюдесятью рублями.

– Давали восемьдесят, сволочи, – возбужденно сказал он. – Но я цену металлу знаю, за хрип их взял: это вам не кусок свинца, не моток проводов – это готовая деталь, у нее своя цена! Они и заткнулись… Так что, если будет еще, двигайте через меня, иначе разведут! Ну и магарыч, конечно…

– О чем разговор, Петро! – Архипыч радостно спрятал деньги в карман спадающих штанов с обтрепанными обшлагами. Сто пятьдесят рублей для него и Кулька – это почти столь же нереальная сумма, как полученная очередным героем телепередачи «Криминальные вести» взятка в миллион долларов. Ибо покупать им практически нечего, так как потребность имеется только в одном продукте, в изобилии производимом самим Архипычем. А если уж совсем оторваться и шиковать по полной программе, то можно найти настоящую водку по пятнадцать рублей за бутылку. Не заводскую, конечно, но вполне питьевую: не ослепнешь и не отравишься насмерть…

Итак, в половине десятого утра, когда только-только наполнились сонными сотрудниками офисы кукуевских фирм, удачливые торговцы металлом Архипыч и Кулёк уже закончили свой бизнес и культурно отдыхали, обалдело глядя на мигание разноцветных лампочек в баре «Сияние».

– Ну что, здорово? – не скрывая превосходства, спросил Архипыч и ткнул приятеля локтем в бок.

– Здорово! – кивнул тот. – Завтра в этом люке все провода вырежем. А потом в следующем. Там их много-о-о… Ох и погуляем красиво…

На столе перед ними стоял графин с «беленькой», в тарелках обильно потели вчерашние разогретые пельмени, а через столик сидела и улыбалась в стакан крепкого пива очаровательная кукуевская барышня в черных колготках, точь-в-точь как из журнала «Плейбой», только двух зубов справа не хватало. Но такая мелочь никакого значения не имела.

Глава 3
«Двойная тяга»

22 октября 2002 года, Москва

Кафе «Погребок» было недорогим, но кормили там вкусно и сытно. Выбрал его Профессор, точнее, выбрал вроде как Ардон, но под ненавязчивым руководством бывшего преподавателя: «Даже не знаю, Марк Яковлевич, где лучше… Чтоб вас не утруждать, можно в скверике напротив вашего дома. Посидим на лавочке часик-другой… Хотя сейчас уже вроде бы и холодновато… Там, правда, за углом еще и кафе есть – „Погребок“, уютное такое, но, право, не знаю – будет ли вам удобно… Удобно? Ну, вот и чудненько, лучше ничего не придумаешь…»

Сейчас Профессор удовлетворенно наминал густо намазанный горчицей студень, а впереди его ждали украинский борщ с чесночными пампушками, овощной салат, котлета по-киевски и чай с эклером. Твердокаменный обществовед размяк, он лоснился и лучился счастьем. Румяный толстяк Ардон столь же азартно расправлялся с бараньим эскалопом, и только неисправимый сноб Американец ограничился блинчиками с медом и стаканом чая. И то больше для антуража, чем для утоления голода.

– А почему вас интересует именно «дедовщина», э-э, Иван Ильич? – Ардон вытер губы и бросил салфетку на пустую тарелку. – Честно говоря, я думал, ваша тема – разведка, агенты, шпионы, – он похлопал ладонью по солидной книжке И. Сперанского «Наблюдением установлено» с дарственной надписью автора. – И тут вдруг «дедовщина» Разве это как-то пересекается?

Небольшой, обшитый досками и меблированный «под избу» зал почти полон: судя по всему, здесь столовались сотрудники близлежащих учреждений, фирм, фирмочек и контор, а также студенты расположенного напротив автомобильного колледжа. Было жарко, шумно, отчетливо пахло сигаретным дымом.

– Конечно, – писатель Сперанский смотрел на собеседника свысока – не смотрел, а разглядывал. – Представьте секретный объект, скажем, ракетную часть на Кольском полуострове. Глухой район, замкнутая система, иерархия, как в древних сообществах типа японской империи периода Ямато. И – несколько выродков, терроризирующих молодых солдат…

Иван Ильич изящным жестом открыл правую ладонь, как будто оттуда должны были выскочить укрывавшиеся прежде выродки.

– Они их избивают, не дают спать, плюют в лицо, заставляют стирать свои носки и трусы… А солдаты, заметьте, несут боевое дежурство. Только они обслуживают теперь не баллистическую ракету, к которой приставлены, а – кого? Ненавистных пьяных «дембелей». И враг номер один для них – кто? Какой-то сказочный бука дядя Сэм, нарисованный на плакате? Да бросьте. Враги номер один – старослужащие Икс и Игрек. Явные, ощутимые, ежедневные враги. А кем тогда становится дядя Сэм? Добрым Санта-Клаусом. Вот так-то… Такие солдаты – легкая добыча для вербовщика, даже не самого искусного. К тому же они на грани нервного срыва и не делают различий между своими обидчиками и всем остальным человечеством. А когда сидишь у пульта запуска, то нервный срыв и мстительная мотивация крайне нежелательны, несмотря на все предохранительные системы…

– Ага. Вот как, – Марк Яковлевич Ардон вежливо удивился. – Я даже не задумывался о таком аспекте… Но солдат не допускают к пульту. В дежурной смене по штатному расписанию только офицеры.

– Я в курсе, – не моргнув глазом, подтвердил Сперанский. – Но писатель имеет право на вымысел…

Официантка в устаревшем белом кокошнике принесла Ардону керамический горшочек с чанахи. Тот с интересом оторвал запечатавшую горлышко лепешку, из-под которой вырвался густой пар, вдохнул аромат протомившегося мяса, картофеля и овощей, увлеченно запустил внутрь ложку, вынул, подул…

– Да, да, конечно… Только вы не обижайтесь, сейчас этого вымысла везде через край… Не разберешь, где вымысел, а где обычная некомпетентность!

Иван Ильич сухо улыбнулся собеседнику. Капитан первого ранга Ардон явно не благоговел перед известным писателем Сперанским и даже не скрывал этого. Но и Американцу не нужен был Ардон. Он – лишь первый шаг к настоящим фигурантам. А сегодняшняя беседа – всего-навсего отвлекающий маневр: пусть пойдет слух, что знаменитый Сперанский собирает материал для новой книги… А для Профессора эта встреча еще и удобный случай набить живот на халяву.

– Ракетный пульт только образ, символ, – пожал плечами Сперанский. – Есть много стратегических объектов, которые напрямую обслуживаются солдатами.

– Понимаю, понимаю, – сказал Ардон и отправил ложку в рот. – Подводная лодка тоже в своем роде империя периода… Как вы сказали?

– Ямато, – смачно повторил Сперанский. Он обожал рисовку.

– Да, точно. Камикадзе, харакири… Ну, харакири-то – Бог миловал, а в камикадзе мы все побывали… Ну да ладно! Так вот, иерархия у нас на лодке присутствовала, – кивнул Марк Яковлевич. – Молодые чаще ходили в наряд на камбуз, ну или там трюмы чистить… Но издевательств или явных притеснений у нас, конечно, не было. Обстановка другая. Замкнутое пространство, все на виду, да и офицеры круглосуточно среди матросов. Тут и захочешь – не забалуешь!

– Кстати, вы должны помнить, Марк, – подал голос Носков. Он уже с аппетитом уплетал борщ. – Тот скандал в училище в шестьдесят девятом… Вот вам конкретный пример!

Ардон кивнул.

– Да, это был типичнейший случай советской «дедовщины»! Один дебил сделал салагу своим денщиком и прессовал его по полной программе…

– Курсант Забилло с пятого курса… – взмахнул вилкой Профессор. – Хе-хе, говорящая фамилия! Молодой стирал старшему белье, чистил сапоги, гладил одежду… Даже читал на ночь сказки, представляете?

– И деньги ему носил, – сдержанно добавил Ардон. – И еще много чего творил. Я знал. И другие курсанты знали. Но все делали вид, что ничего не происходит…

– А почему, Марик? – Доцент Носков даже положил вилку. Он недоумевал. – Ведь был же спаянный коллектив учебного взвода, были курсовые командиры, воспитатели? Было руководство института, партийная организация, наконец!

Он вытаращил выцветшие глаза, изображая искреннейшее непонимание и растерянность. Н у, артист!

При всем пренебрежении к Профессору Американец должен был признать, что тот работает виртуозно. Он умело «раскрывал» Ардона, давая напарнику возможность проникнуть сквозь его защиту. «Двойная тяга» – так называют профессиональные оперативники-агентуристы подобную спарку.

Ардон раздраженно махнул рукой.

– А то вы не в курсе! У этого Забилло папаша был какой-то шишкой в Главном Штабе… Такой же скот, как и сынок. Он приезжал тогда к нам в училище, раз пять приезжал. Это уже потом, когда первокурсник пустился в бега. Хорошо, автомат с собой не прихватил и не повесился. Пропал – и все! Под Рязанью только сняли с поезда…

– Разве? – удивился Носков. – Про папашу я не слышал!

– И никакого скандала не было, Иван Семенович. Вы это лучше меня знаете. Салагу тогда отчислили с позором, а сынку объявили устный выговор. А потом дали хорошее распределение…

Профессор развел руками:

– Ну, времена такие были, сами понимаете…

– А ведь салага этот вместо Рязани мог совсем в другую сторону рвануть, – задумчиво произнес Сперанский, разглядывая что-то за окном кафе. Потом повернулся к Ардону. – А на вашем курсе было что-то подобное? Я что-то слышал о пареньке, который погиб после распределения… И его вроде тоже прессовали…

– Это Пашка Дроздов жертва «дедовщины»? – переспросил Ардон. – Что за ерунда? Его током убило. Типичный несчастный случай – самоубийств таких и не бывает! И потом, надо знать Пашку: не такой он человек, чтобы руки на себя наложить. Да и кто мог прессовать офицера? К тому же друзья его там были: Сережа Мигунов, Семаго, Игорек Катранов. Я хорошо знаю этих ребят, они бы его никогда не дали в обиду! Так что, уважаемый Иван Ильич, это полная чушь!

– Чушь так чушь, – кивнул писатель. – А можно спросить, как вы после ракетного училища на подводной лодке оказались? Странно как-то! И почему вы про камикадзе сказали?

– Да не это странно. – Ардон доел чанахи, отодвинул горшочек и со вкусом закурил. – На лодке я не в штурманах ходил, не в реакторщиках, как раз ракетным комплексом и командовал, по специальности. Другое странно. Как из офицеров и матросов советского флота делали японских камикадзе!

– И как же? – заинтересовался писатель.

Профессор тоже насторожился, поднял голову, вслушался, даже оставил на миг свой эклер. Ардон был явно критично настроен к Вооруженным силам и общественному строю России, такие вещи следует обязательно отражать в отчетах.

– Я двенадцать лет прослужил смертником на «разовой» лодке. И экипаж был «разовый». Короче, все девяносто человек – камикадзе!

– Что это значит, Марик? – доброжелательно спросил Носков, гипнотизируя каперанга изучающим взглядом.

– Да то и значит. Лодка «К-145», проекта «434», их называли «раскладушками». Потому что из легкого корпуса поднимались ракетные контейнеры – четыре с одного борта и четыре с другого. И запуск, естественно, только из надводного положения, время на подготовку – двадцать минут по нормативу. А на наше обнаружение и уничтожение по нормативу НАТО тоже двадцать минут… Успел дать залп, и тут же тебя накрыли. А может, и не успел, а тебя накрыли…

Ардон с маху погасил в пепельнице недокуренную сигарету – будто показал, как именно его лодку могла накрыть ракета НАТО. Брызнули искры.

– Ну ладно, это дело прошлое… Сейчас-то я в штабе флота обретаюсь: бумаги, телеграммы, общий контроль. Но «раскладушки» с российскими камикадзе еще плавают!

– Да, досталось вам, Марк Яковлевич! – ужаснулся Профессор. – Врагу такого не пожелаешь!

Он выпил чай, доел пирожное, довольно потер сухие ладошки.

– Славно пообедали, Марк Яковлевич! И поговорили интересно, я прямо молодость вспомнил! Даже помолодел…

Официантка принесла счет, и он поспешно полез в карман.

– Не беспокойтесь, Иван Семенович, я расплачусь, – сказал Ардон.

– Нет-нет, что вы, ни в коем случае! – Профессор вытащил кучу каких-то потертых бумажек, досадливо поморщился, спрятал обратно и сунул руку в другой карман. Однако и там он не находил то, что искал.

Тем временем Марк Яковлевич отсчитал четыре сотенные купюры, завернул их в счет и сунул под пепельницу.

– Рад был повидаться, Иван Семенович! – Он тепло пожал руку Носкову. – Я любил ваши лекции, вы так смело обо всем говорили. Даже про Солженицына… Просто удивительно!

Со Сперанским он попрощался сухо, как с чужим, неинтересным человеком. Такое отношение писателя покоробило, и он решил сорвать раздражение на сияющем, как коллекционный золотой червонец, напарнике.

– Что, Профессор, раз Ардон заплатил за всех, то деньги на оперативные расходы надо вернуть Евсееву?

Довольное выражение как губкой стерло с желтого, туго обтянутого кожей лица.

– Как вернуть?!

– Очень просто. Под расписку.

Их эмоции находились в противофазах. Чем хуже становилось настроение Профессора, тем лучше оно делалось у Американца. Пауза затянулась.

– Зачем возвращать? – наконец спросил Носков. – Поделим поровну, и все…

Тяжело вздохнув, он выудил из кармана несколько пятидесятирублевых купюр, пересчитал, разделил на две части и с траурным видом протянул половину Сперанскому. Тот нарочно замешкался. Дрожащая морщинистая рука с зажатыми синими бумажками повисла в воздухе.

– Что ж, можно и так, – усмехнулся, наконец, Сперанский и небрежно взял деньги.

Теперь он находился в отличном настроении. И не деньги являлись тому причиной.

* * *

Высшее командное училище ракетных войск стратегического назначения, по всеобщей моде последнего времени, превратилось в Академию РВСН.[2]2
  РВСН – ракетные войска стратегического назначения.


[Закрыть] Но, кроме вывески, во внешнем виде учебного заведения мало что изменилось.

– Все как прежде осталось, – умиленно произнес Носков, обводя рукой девятиэтажное здание из красного кирпича, асфальтовые дорожки, плац, березовую аллею. – А деревья эти, помню, курсантики на моей памяти сажали. Такие тоненькие прутики… Вон как вымахали!

– Да уж, – равнодушно сказал Сперанский, чтобы хоть как-то принять участие в разговоре.

– Левой! Левой! Ногу держать! – Молодой лейтенант вел по асфальтовой аллее свой взвод. Будущие ракетчики были без кителей – в одних рубашках цвета хаки, холодный ветер рвал форменные галстуки. Пацаны ежились, вид у них был далеко не героический.

– А сколько я таких желторотиков выпустил! – Носков проводил строй взглядом, поправил старый берет, пошевелил губами. – Тысяч, наверное, десять!